Сойка-говорун: старый новый мир

— На твоем месте, я бы не стала так сильно удивляться, — говорит мне Грейс, услышав мой рассказ о таинственной находке у реки. — Ты серьезно? — я скептически смотрю на Эллиот. Кажется, она еще не отошла ото сна и явно не до конца осознает, что я ей поведала. После прогулки я как ни и в чем не бывало вернулась в свой отсек, захватив с собой медальон. Маячок, который был с ним, я разбила. Когда я пришла, Эллиот еще спала, но едва основной свет выключился, означая отбой, как я ее разбудила и все ей рассказала. Я, еле сдерживая тревогу, упомянула и о розах, и показала медальон. Довольно спокойная реакция Двенадцатой кажется мне необычной. — Абсолютно серьезно, — говорит Грейс, протирая сонные глаза. — Ты же помнишь, что нам рассказал Плутарх про Тринадцатый и Капитолий. Мол, у них было соглашение не нападать и не светить друг другу в глаза ядерными боеголовками. И я думаю, что Капитолий в курсе, что дистрикт прячется под землей. Так что то, что ты нашла очередное предупреждение — это не удивительно. Вполне возможно, что что-то похожее валяется и для меня, и для остальных. — Этот медальон висел на переродке, которого вырастили из моего ДНК на 74-х Голодных играх. А в купе с розами… Я думаю это не просто очередное предупреждение, это сообщение. — И что оно по-твоему означает? — спрашивает Грейс, вертясь на неудобной жесткой кровати. — Пока не знаю, — отвечаю я. — Но оно явно было отправлено неспроста. — Ты будешь говорить Койн? — Еще чего: конечно, нет. — А вот это очень толковое решение, Дагер, — говорит Грейс с улыбкой. Она широко зевает, прикрывая рот рукой. — Ладно, давай уже спать. Завтра у нас после завтрака очередное собрание со всякими крутыми шишками… Странно, что с нами хотят еще что-то обсуждать после наших косяков. Интересно, что с нами сделают, может, переселять в тюрьму? Я готова жить где угодно, лишь бы рядом была хоть какая-нибудь тумбочка, а над головой не было этой полки. Я уже раза три точно ударялась об нее головой. Закончив возмущаться, Эллиот закрывает глаза и в мгновение ока отключается. Я, захватив с собой пижаму, иду в ванную. Пока чищу зубы, пытаюсь хоть примерно прикинуть значение этого странного послания. Черную розу впервые подарил мне Катон, и она же лежала вместе с письмом Луция Сноу. Красная роза всегда считалась символом Дистрикта-2, как и цветом Капитолия, делая нас побратимами. В голове крутится множество вариантов, один невероятнее другого. Так ничего и не придумав путного, я вешаю его себе на шею и возвращаюсь в комнату. Под мерное сопение Грейс я быстро засыпаю. На утро, после завтрака, мы всей группой победителей идем в штаб. С нами нет только Магнуса. Когда мы заходим в переговорную комнату, то обнаруживаем его в компании президента Койн и Плутарха. Все трое выглядят страшно довольными. — Дамы и господа, хорошие новости, — говорит Плутарх, потирая ладони. — Несмотря на пропаганду Капитолия, дистрикты Пять и Девять наши. Также, спасенные нами агенты-связные из «Черного волка», передали ценную информацию о Дистрикте-1. Это не может не радовать: он второй для нас по сложности. — В связи с этим, мисс Дагер, мисс Эллиот, мистер Бонедз, я хочу выразить вам свою благодарность, — говорит Койн. Я недоверчиво смотрю на президента, ожидая подвох и едких замечаний со стороны Грейс, кои не заставляют долго ждать: — А у агента, которая решила самоубиться наверняка были сведения о Дистрикте-12, да? Иначе, вы бы упомянули об этом в первую очередь. Ну так, для поддержания морального духа. Я права, госпожа президент? — с издевкой спрашивает Эллиот. Улыбка Койн становится шире. — У нее были сведения о Дистрикте-4, — Грейс закатывает глаза. — Что касается Двенадцатого, по нему тоже появилась информация. Наш агент все-таки вышел на связь и передал нам некоторые фотоматериалы. Посмотрите. Напротив нас, на доске, появляются кадры из Дистрикта-12. Мне они ни о чем не говорят, но Эллиот, подавшись вперед, с большим интересом вглядывается в каждую фотографию. Единственное за что цепляется мой взгляд, так это за огромных солдат в массивной броне: тех самых, что были в «Черном волке». — Судя по кадрам, в дистрикте введено военное положение. Людям разрешено ходить только на работу, вся остальная деятельность прекращена, — поясняет Койн. — Солдат там немного, но те, кто есть представляют большую угрозу. — Да, мы с ними уже встречались, — говорит Грейс. — Угроза скорее даже не для нас, а для жителей. Это настоящие каратели. И где их только Капитолий откопал… — Тут думать не надо: из Дистрикт-2, — говорит Магнус. — Ну это вряд ли, — усмехнувшись, говорю я. — Я помню, как выглядят наши миротворцы. Вот эти мутанты совсем на них не похожи. — Про мутантов вы правильно подметили, мисс Дагер, — подает голос Бити. — Это действительно генетически модифицированный организм. Мы вскрыли одно из тел, которые привез полковник Боггс. Наш анализ показал, что эти мутации схожи с тем, что мы видели на кадрах с горы Авентин. — Что? Какие еще кадры? Внутри горы расположена база миротворцев, но там не ставят экспериментов на людях! — моему возмущению нет предела. Я вижу, что Курт что-то пишет на листке бумаги и протягивает Магнусу. Тот пробегается по нему глазами и, повернувшись к Койн, говорит. — Давайте ей покажем. — Покажете что? — тут же встречаю я. — Те самые кадры, — поясняет Магнус. — Я тоже в свое время не поверил, но когда увидел… В общем, сейчас все поймешь. Президент Койн молча жмет на кнопку пульта. Фотографии Дистрикта-12 меняются на видео. Оно не самого лучшего качества, сразу видно, снималось не в открытую. Видео периодически обрывается, демонстрируя самое интересное. Сначала показывается, как какой-то человек забирается пешком на гору Авентин. Судя по тяжелому дыханию это мужчина. Он тяжело ступает по снегу, опираясь на лыжные палки. Он все время оглядывается, будто боится слежки или обнаружения. Судя по движению камеры, она зафиксирована у него на голове. Смена кадра и вот он уже идет по каким-то узким тоннелям. Впереди слышны голоса. Он подбирается к какой-то двери, отцепляет камеру и просовывает ее за дверь. Там стоят миротворцы и довольно грубо осматривают группу детей. Им от двенадцати до восемнадцати лет, на большинстве одета черная форма приюта, либо белая Академии трибутов. Часть же выглядит обычным детьми с окраинных деревень: маленькие, щуплые, совершенно не понимающие, что происходит. Миротворцы трогают детей за руки, за ноги, проверяют глаза, зубы, пальцы. Постепенно группу разделяют на две. Одну ведут в одно помещение, других оставляют, где сейчас. Снова все меняется. На сей раз съемка идет откуда-то сверху. Нам демонстрируются кадры большого спортивного комплекса, который больше похож на пыточную. Миротворцы хлещут детей, выбивают из них дух за любую допущенную ошибку. Смена кадра: больничное крыло. Врачи в белых халатах со скрытыми лицами вкалывают молодому парню большую дозу неизвестного вещества. Процедура повторяется несколько раз в разное время и видно, что тело парня становится все больше, но при этом он полностью облысел, у него выпали все зубы и держится он на последнем издыхании. Вместо слов, он издает непонятный рык. После десятой дозы, когда этого несчастного трудно назвать человеком — настолько он обезображен, — один из врачей стреляет ему в голову. На этом жуткий фильм заканчивается. У меня пересыхает в горле, я не в силах оторвать взгляда от мертвого тела. — Вот что происходит с теми, кто не проходит в Академию, либо проваливает Смотры, — тихо произносит Магнус. — Их же просто отпускают и… И они становятся строителями, каменщиками, шахтерами, — бубню я. — Моя подруга Дея, ее же тоже туда отправили, когда она не прошла в Академию, и она не стала… такой. — Видимо, ей повезло не пройти отбор и туда, — говорит Магнус. — Но вы же видели вчерашние кадры. Капитолий наверняка мог их подделать и отправить каким-то образом вам, — я предпринимаю последнюю попытку убедить себя в том, что все это вымысел. — Мы бы тоже могли так подумать, если бы не получили их от нашего агента из Дистрикта-2 лично. Это случилось больше шести лет назад, — говорит Койн. — Кто это был? — спрашиваю я. — Вы его знаете, мисс Дагер, — говорит Плутарх. — Вам посчастливилось вместе участвовать в Голодных играх, а мне — быть его ментором. Я часто моргаю, уставившись на Плутарха. — Анхель Росс? Так это поэтому его посадили? — Все так, мисс Дагер. И да, если вы хотите предъявить мне обвинение по поводу того, что я все знал и не сказал — это неправда. Я сам эти кадры увидел буквально вчера. — Так что думаю теперь всем понятно, почему нам так важно занять Дистрикт-2, — говорит Койн. — Но это пока несбыточная мечта. Насколько нам известно, вокруг его столицы стали выстраивать высокую стену и размещать войска ПВО. Там тоже введено военное положение, но при этом дистрикт продолжает функционировать, как обычно. Люди, живущие там, не ощущают угрозы. В этом плане наша неспешность на руку капитолийцам, а не жителям. Но не волнуйтесь: скоро революция достигнет и Второй дистрикта, но сначала мы заберем себе Двенадцатый. — И когда же? — нетерпеливо спрашивает Грейс. — Максимум через три недели. Нам нужен один точный удар, который позволит разом выбить противника. Иначе они пошлют за подкреплением. На наше счастье, дистрикт окружен союзниками, так что должно пройти все гладко. — Также говорили о «Черном волке», — бубнит Грейс. — Одновременно с этим мы будем продолжать свою агитацию, — чуть громче подхватывает Плутарх. — Мистер Стерлинг Шар, мисс Креста, вы отлично справляетесь, но надо побольше экспрессии и веры. Мисс Мейсон, без вашей помощи тоже не обойтись. Я слышал, как вы выражаетесь: очень емко и по делу, а нам этого как раз не хватает. — О, может нам тоже снятся в фильме? — спрашивает Грейс, скрестив руки на груди. Я думаю, что скоро она доведет Койн и та в лучшем случае попросит ее убраться, куда подальше. Плутарх Хевенсби и тут находит, что сказать: — От вас мисс Эллиот и мисс Дагер требуется не это, — с улыбкой говорит он. Затем, обращаясь к президенту, спрашивает. — Порадуем девушек сейчас или позже? — Сейчас. Останьтесь, пожалуйста, остальные возвращайтесь к работе. Мы недоуменно переглядываемся с Грейс. Все уходят, остаются только Койн и Плутарх. — Во-первых, мисс Дагер, мисс Эллиот, я хочу сказать, что глубоко ценю ваш вклад в наше дело. Вы сделали то, что от вас требовали и сделали так, как смогли, — говорит Койн, смотря на каждую из нас. Она говорит так, словно читает заученный текст. — Во-вторых, я прошу у вас прощения за свое поведение в отношении вас. Вчера мы долго общались с мистером Хевенсби и мистером Стерлингом Шаром, и они убедили меня в том, что я поступаю с вами не так, как вы это заслуживаете. Вы — победители, вы привыкли жить роскошно и свободно, ваши взгляды на жизнь отличаются от наших. Мы привыкли во всем экономить, отказывать себе в мелочах. Вы не такие и не должны такими быть. Моя ошибка в том, что я пыталась вас переделать, сделать жителями Дистрикта-13. Возможно поэтому, Капитолий успешно выставляет вас нашими заключенными, потому что до этого момент так оно и выглядело. Я хочу сказать вам, что больше такой ошибки мы не допустим. Вы вольны поступать так, как считаете нужным. Президент прерывается и делает глоток воды. Грейс смотрит на нее во весь свой глаз, а я теряю дар речи. Такого развития событий я не ожидала. — Скажу вам честно, — продолжает Койн на сей раз более искренней. — Я вас обеих презирала еще с Голодных игр. Я видела насколько вы расчетливы, жестоки и эгоцентричны. Однако сейчас я понимаю, что дело вовсе не в вас, а в том, что вас такими заставили быть. Вы были все лишь детьми, а сейчас вы взрослые. Жестокость, конечно же, никуда не ушла. — При этих словах уголки губ Койн немного приподнимаются. — Но именно это делает вас теми, кто вы есть. К чему это я все, во-первых, я приказала переселить вас на верхние уровни поближе к руководству. Жилой отсек там просторней и комфортабельней, вам должно понравится. Во-вторых, вы больше не являетесь частью отряда «Оса» и не подчиняетесь приказам полковника Боггса. Никаких званий, «солдат» и тому прочего. Вы можете вместе с отрядом ходить на задания, но отныне вы сами себе командиры, и поступаете так, как посчитаете нужным. Как я сказала, мы вас обеих переселяем в один жилой отсек, но мой приказ о том, что вы должны работать вместе отменяется. Да, я помню о наших уговорах. Дистрикт-12 будет освобожден, как ваш супруг, мисс Дагер. — Ну, то есть, вы мне скажете, когда будет атака на мой дом, так? — спрашивает Грейс. — Конечно. Грейс задумчиво покусывает нижнюю губу, внимательно наблюдая за Койн. Немного поразмыслив, она вперивается в меня взглядом. — Слушай Дагер, я вроде как к тебе уже привыкла. Может, продолжим вершить революцию вместе? — спрашивает она, с надеждой глядя на меня. — Я не против, — довольно быстро отвечаю я, прекрасно понимая, что нарассказывала ей слишком много, чтобы так просто разойтись. — Но ты пойдешь со мной в Дистрикт-2. — Это я с удовольствием, — с улыбкой говорит Грейс. — Рада, что вы не расстаетесь, — говорит Койн. — Единственное, что неизменно, это то, что все ваши поступки должны быть направлены во благо революции. Капитолий убеждает многих в обратном. Я прошу вас поверить в нашу революцию, тогда весь мир поверит вам. Добавить нечего. Мы сухо благодарим Койн и вместе с Плутархом идем к лифту. Он становится между нами и обнимает за плечи. — Пока мы мило беседовали, ваши вещи уже перенесли. Уверен, вам понравится на новом месте. Кроме того, мисс Дагер, вас ждет сюрприз. — Неужели? Последнее время все плюшки достаются Эллиот. — Не завидуй… — В этот раз все для вас, — с улыбкой говорит Плутарх. Мы спускаемся на лифте на три этажа ниже и выходим в просторный зал округлой формы. Вокруг растут карликовые деревья, а по стенам бежит плющ. Воздух намного свежее и не такой спертый. Плутарх подводит нас к двери с номером «четыре» и выдает каждой по ключу. Когда мы заходим, то одновременно произносим: — Цинна! — Тумбочка! Я бросаюсь на шею своему стилисту, а Грейс, пробегая мимо меня, опускается на колени перед простой тумбой с двумя ящиками. Я беру мужчину за плечи и осматриваю: он выглядит вполне здоровым. — Как ты здесь оказался? Тебя Плутарх вытащил? — Да, — Цинна берет меня за плечи. — И я не один. Вся моя команда тоже здесь. Нас поселили рядом с вами. — Но когда? — Где-то неделю назад. — Представляешь, какая Койн зараза, — подает голос Грейс. Она сидит на полу рядом с тумбой, опираясь на нее локтем и любовно поглаживая ручку. — Вот если бы мы не накосячили, она бы хрен нам, что сказала, ну или сказала в нужное ей время. — Девушка смотрит на Цинну как будто видит в первый раз. Она призывно улыбается и хищно облизывается. — О, а что это за мужчина? Как будто бы я вас где-то видела. — Это же Цинна, он… — Да, знаю, я шучу. Просто я на него обиделась и до сих пор не простила. Мне хочется пошутить в ее стиле, но Цинна меня опережает с пояснениями: — Мисс Эллиот до сих пор злится на то, что я не стал ее стилистом. — Это было очень неприятно, знаешь ли. — Зато теперь я с вами, — улыбается Цинна. — И готов вам помогать во всем. — Сделаешь мне в меру сексуальный костюм в стиле милитари, тогда я тебя прощу, — говорит Грейс. — Завтра сниму с тебя мерки. — Не говори ей таких слов, Цинна, она их не так поймет, — предупреждаю я стилиста, едва сдерживая смех. К моему облегчению, Двенадцатая занята осмотром своей драгоценной тумбы. Мы с Цинной садимся за стол. Стилист вкратце рассказывает о том, как он и его помощники сумели добраться до Дистрикта-13. Когда Игры прервались, Цинна, как и все остальные вступили на стороне Капитолия. Они тоже давали интервью, но больше локального характера. А через несколько дней, получили билеты на поезд, который шел до Дистрикта-12. Там же их встретил дружественный агент, который помог перебраться в Дистрикт-13. Именно они занимались нарядами и образами для Энни и Магнуса, причем, анонимно. — Кто ж там такой смелый нашелся? — спрашивает Грейс о тайном агенте Дистрикта-12. — Я думала, что после прошлого раза никто даже не подумает встать против Капитолия. — Не могу знать, у нее было скрыто лицо, — отвечает стилист. Мы болтаем с ним еще около двадцати минут. Потом он уходит, сославшись на плотный график, но обещает присоединиться к нам на ужине. Когда он уходит, я осматриваю наши новые апартаменты. Выглядят они действительно лучше. Комната по-прежнему общая, но она намного больше. Кровати широкие с мягкими матрасами, укрытые теплыми одеялами. Они также расположены напротив друг друга. Рядом с каждой по тумбе, о которой так сильно мечтала Грейс. Ванная комната тоже просторная, вместо душевой кабины полноценная ванна. Но самое приятное в новом доме, это окно между кроватями, которое, конечно, открывает не самый лучший вид, но с ним неприятное чувство клаустрофобии проходит. Из мебели широкий стол с двумя стульями и два шкафа, в одном из них обнаруживаются мои наряды, которые я носила во время тура победителей Виты. Наверняка Цинна каким-то образом сумел их привезти. Грейс, развалившись в одном нижнем белье по всей ширине кровати, крутит в руках медальон, висящий на ее шее. — Знаешь, Дагер, новая крыша над головой — это, конечно, хорошо, но… Что-то меня это особо не подкупает, а тебя? Я в очередной раз поражаюсь насколько Эллиот чувствует, куда ветер дует. Магнус прав: она действительно умнее, чем кажется. — Меня тоже. Меня купит только одна вещь, — я осматриваю одежду в шкафу и выбираю синий брючный костюм, который надевала в Дистрикте-3 во время тура победителей. — Догадываюсь, какая. Воу, ты что собираешься это носить? — Слишком нагло? — Да нет, как раз по мне, — говорит Грейс с улыбкой. Затем добавляет более серьезным тоном. — Кстати, спасибо. — Это за что? — За то, что согласилась продолжать со мной сотрудничество. Мне… мне правда приятно. Короче, — Грейс садится на кровати и серьезно на меня смотрит. — Если ты мне поможешь в дистрикте с одним делом, я обещаю, что спасу твоего дражайшего супруга. — Как ты себе это представляешь? — спрашиваю я, расстегивая казенную рубашку. — Ты меня недооцениваешь, Дагер, я очень много чего могу. В Капитолий уж как-нибудь прорвусь… Ты что при мне переодеваться решила? — Боги, Эллиот, прекрати. Ты меня иногда пугаешь, мне аж страшно с тобой в одной комнате спать. — Да ладно тебе, я же шучу. К твоему сожалению, ты не в моем вкусе, — говорит Грейс все в той же серьезной манере. Я благоразумно ничего ей на это не отвечаю. Синий костюм оказывается мне как раз. Я придирчиво себя осматриваю в зеркале. Раз уж нам позволили делать то, что мы хотим, то я решаю не носит эту серую неприятную на ощупь форму, которая навевают на меня воспоминания о приюте. Когда наступает время обеда, я, нисколько не смущаясь, иду в столовую в таком виде. Грейс тоже решает не отставать: она расстегивает рубашку на четыре пуговицы, что становится видно ее ожоги и укорачивает рукава до самых плеч. Теперь на нас пялятся с еще большим ужасом и это мне кажется очень забавным. Наступают скучные и однотипные дни. Я большей частью провожу время в спортивном зале, либо на стрельбище. Стреляю я уже на уровне профессиональных солдат. Однажды ко мне подходит молодая девушка-капрал и просит научить ее метать ножи. Я вспоминаю свои наставнические будни и рассказываю все, что знаю. На следующий день девушка приходит с подругой. Через пару дней у меня уже собирается целая группа. Во время занятий, я периодически вижу президента Койн. Глядя на меня, она одобрительно кивает. Что ж, если я таким образом показываю ей, что верю в революцию, пусть так и будет. С Грейс мы пересекаемся только вечером. Где она пропадает целыми днями, я не знаю, иногда она не приходит даже на ужин. Однажды вечером, ко мне в гости приходит Джоанна. — Неплохо вас устроили, очень неплохо, — говорит она, осматривая «квартиру». — А нас все держат в самых низах. — Вы просто не возмущаетесь, — замечаю я. Джоанна согласно кивает и садится рядом со мной. — Мне тут кое-кто шепнул на ушко: завтра у нашей одноглазой красотки День рождения. — Серьезно? — Ага. Ты ее хоть поздравь, раз уж вы вместе живете. Она весело подмигивает и покидает комнату, нагрузив меня по полной. День рождения — это праздник, а в Дистрикте-13 как будто не принято что-либо отмечать, да и вообще веселиться. Что я могу сделать всего за день? Я вспоминаю, что Магнус Стерлинг Шар и Берглинд Джонсдотир отмечали свои пятидесятилетние юбилеи с огромным размахом. Я тогда жила одна, на самой окраине, и то слышала их пение. Гуляли они до поздней ночи. Эбигейл Джексон любила праздновать в небольшом баре в компании Лайм Рэйб, Брут Квин, кажется, не праздновал вообще, как и Курт Бонедз, как и я, когда жила одна. Ни один из вариантов не подходит, придется придумывать что-то самой. Первым делом я иду к Цинне, которого застаю в комнате в компании Флавия, Вении и Октавии. С последними мы виделись буквально недавно, но реагируют они так, как будто давно меня не видели. Я рассказываю о завтрашнем дне, на что Цинна мне сообщает, что уже несколько дней трудится над нарядом для Грейс. — Я его почти закончил. Но я думаю, за сегодняшнюю ночь сделаю для мисс Эллиот платье. Ей понравится. Так, наряд есть. Следующий шаг предупредить Койн. Я нахожу президента в ее личном кабинете. Как и предполагалось, Койн не слишком радостно реагирует на предстоящее торжество, но все же дает разрешение на его проведение. Одновременно с этим, она выписывает документ, позволяющий получить две бутылки вина и заказать пару особых блюд. До самого вечера я бегаю по всем инстанциям, чтобы подготовить необходимое. На следующий день я рано просыпаюсь, но все равно не обнаруживаю Грейс на месте. Куда она все время девается? Ладно, главное, чтобы к вечеру пришла. В намеченный час раздается стук в дверь: это Цинна с командой. Стилист осторожно кладет на кровать Грейс черное платье. Оно в чехле и толком не удается его рассмотреть, но зная талант стилиста, я предполагаю, что платье восхитительное. Флавий, Вения и Октавия весело лопочут и хотят спрятаться в ванной, пока Эллиот не вернется. Я говорю, что это может быть спустя несколько часов, но бравых капитолийцев, привыкших к веселой жизни не переубедишь. Вения выходит из комнаты и встает на часы. Через час она забегает в ванную и кричит, что Грейс возвращается. Я, придирчиво осматриваю стол, который поставила в центре комнаты. Когда Грейс заходит, я встаю спиной к нему, пытаясь прикрыть содержимое. Эллиот недоуменно смотрит на меня. — Ты чего? — Хорошо хоть пришла, я думала, мне придется так и простоять до завтра, — отвечаю я. — Кстати, с Днем рождения. — Что?.. Тут из ванной выбегают визажисты. Они наперебой поздравляют Грейс с праздником. Та, явно этого не ожидавшая, тупо моргает и принимает поздравления. Я, воспользовавшись ее шоком, достаю платье из чехла и протягиваю ей. — Цинна сделал для тебя подарок. Не совсем то, что ты просила, но, думаю, тебе понравится. Грейс смотрит недоуменно на каждого в комнате. Она пытается что-то сказать, но вместо слов просто открывает рот. Я сую в руки ей платье и толкаю в ванную, визажисты следуют за ней. Когда они выходят, я открываю рот от восхищения: Грейс выглядит роскошно. Шрам через все лицо аккуратно замазан, как и царапины и ссадины на обнаженных плечах, волосы немного завиты и струятся по плечам и спине. Даже черная кожаная повязка на глазу выглядит к месту. Платье, которое казалось полностью черным, переливается словно звездное небо. Увидев мою реакцию, Грейс самодовольно усмехается. — Мирта, ты следующая, — весело говорит Флавий. — Да-да, пошли, — поддакивает Вения. — Я? Да ладно, мне не надо… — Давай иди, — командую Грейс, обретя вновь свою раскрепощенность. — А то мне как-то неловко затмевать тебя своей красотой. Делать нечего, приходится подчиниться. Октавия протягивает мне мое красное платье, которые было на мне в Дистрикте-1. Когда я выхожу, Грейс уже во всю пьет вино из бокала. — Ого… Дагер, ну это другой разговор. Капитолийцы уходят, пожелав нам веселого вечера. Грейс наливает мне бокал, но я отказываюсь. — Да ладно тебе, ну ради меня, хотя бы один, — просит Эллиот. — Нет, даже не проси. — Да ну тебя… Ну ладно, мне же больше достанется. Во время ужина мы перекидываемся парой фраз, но с каждым выпитым бокалом Грейс становится все веселей. — В этом подземелье теряешь счет времени: я и забыла, что День рождения у меня сегодня, — говорит Грейс, делая глоток. — А ты откуда узнала? — Джоанна сказала, — говорю я, закидывая дольку яблока себе в рот. Грейс скрещивает пальцы и опирается на них подбородком. — Так необычно… И удивительно: не думала, что меня кто-нибудь вообще будет поздравлять, особенно ты. — Думаешь, я упущу лишний раз нормально поесть? — с улыбкой спрашиваю я. — Кстати, а сколько тебе исполнилось? — Двадцать девять, — Грейс вздыхает. — Как же быстро идет время. Буквально вчера я стояла посреди арены, не зная, что делать среди таких же ошарашенных детей и вот… Теперь мне двадцать девять, а им так и осталось восемнадцать. — Да ладно тебе, давай не будем о грустном, — предлагаю я, подливая ей вина. — А для меня эта не такая уж грустная тема, — отзывается Грейс. — Нет, ну а что: было правда весело. Только долго. Мне кажется, я единственная, кто попал во все ловушки. Помню, я выбежала из сектора с кровавым дождем, долго плутала по джунглям и надеялась выйти к воде, как через несколько часов вода сама нашла меня: я чуть не утонула в большой волне, когда очухалась, сойки-говоруны уже напевали мне свои песенки. — Она весело смеется. — Я мало кого знаю, кто воспринимает Голодные игры, как нечто веселое. — А ты? — Ты что, для меня это было самым важным и волнительным событием за всю жизнь. Я столько лет к нему готовилась, что мне было не до веселья. — Намного волнительней, чем свадьба? — Грейс хихикает, осушая бокал залпом. — Я ее, кстати, видела. Мне понравилось: все было так по-простому и в тоже время красиво. Я даже тебе немного позавидовала. — Ты завидовала мне? Мисс Эллиот, вы ли это? — Подожди, это я еще не пьяная. Первая бутылка закончилась еще до основного блюда. Я с тоской смотрю на то, как Грейс медленно наливает вино, явно наслаждаясь тем, что дразнит меня. — Налей мне, — говорю я. — Только совсем чуть-чуть. «Чуть-чуть» заканчивается слишком быстро. Эллиот подливает еще, несмотря на мой протест. Мы болтаем о каких-то совершенно отстраненных вещах. В какой-то момент, Грейс начинает мне рассказывать о своем детстве, о том, какой она была в школе, как любила драться с братьями и другими девчонками. О том, как она с мальчишками бегала в бедные районы и дразнили местных ребят. Не со зла, так, просто в шутку. Я же ей рассказываю о себе, о времени, проведенном в приюте и Академии и о том, что было дальше. — Знаешь, мне бы хотелось оказаться на твоем месте, — говорит Грейс, когда я заканчиваю свою повесть. — А мне — на твоем, — говорю я. — Никогда бы не подумала, что скажу такое. Хорошо, что никто из победителей меня не слышит. — Я вижу, как улыбка сходит с лица Грейс. — Дагер… — Не говори ничего о ней, — отрезаю я и делаю глоток. — Я не хочу сейчас это обсуждать. — Ладно. Слушай, я не шутила по поводу Катона: я правда его спасу. — Это обещала сделать Койн, не отбирай ее работу. — Да когда это еще будет. Я клянусь: я это сделаю. Все-таки у меня же есть совесть и есть честь. Я хмуро смотрю в ее решительное лицо. — Ну хорошо. А я помогу тебе в Дистрикте-12. Что у тебя там за дело? — Скажу, когда будем на месте. Считай, ты мне сделаешь таким образом отменный подарок, — отвечает Грейс. — Давай сменим тему, — весело говорю я, когда пауза неприлично затягивается. — Помнишь, ты предлагала сыграть в «А перед сном задай вопрос»? Кстати, кто тогда победил: ты когда уснула? — Только утром, — отвечает Эллиот, с радостью переключившись. — Поэтому меня так срубило в планолете. А ты? — А я через пару часов, так что первый раунд за мной. Продолжим? — Давай, — весело отвечает Грейс. — На правах именинницы я первая. Так… — Только не спрашивай революция или Капитолий: знаешь, что я отвечу. — Не, я сейчас пойду по своей любимой теме. Сколько у тебя было мужчин? — Один. Грейс заливается смехом. — Ты мне обломала всю идею… Ладно, твоя очередь. — Почему ты меня все время зовешь по фамилии? — Она мне нравится, — говорит Грейс, пожимая плечами. — Такая хлесткая, острая как лезвие. А имя у тебя обычное и ведь даже не капитолийское. — У тебя тоже, — парирую я. — Это потому что, чем дальше от Капитолия, тем плебейски должно звучать твое имя, — говорит Грейс. — Ну ладно, если хочешь, я иногда буду звать тебя «Мирта». Капитолий или Дистрикт-2? Я имею в виду, где бы ты хотела жить? — Конечно, в Дистрикте-2. Это же родной дом, лучше него ничего нет. — Ты сейчас говоришь заготовленную фразу, да? — Одну из. Мы заливаемся смехом. Подошло время десерта. Грейс с большим удовольствием жует шоколадный кекс. — Подумать только, — говорит она, облизывая пальцы. — Мирта Дагер и Грейс Эллиот, из Дистрикта-2 и Дистрикта-12, сидят в мажорной комнате в Дистрикте-13, что воюет с Капитолием и празднуют День рождения последней. Сидим такие друг напротив друга, раздеваем глазами, я в черном платье, ты в красном, а между нами стол, усеянный… ну уже меньше, различными яствами, а-ля последний ужин перед Играми… — Как ты сказала? — Что сказала? Я уже забыла, — Грейс хихикает, уткнувшись в кулак. Черное платье и красное платье, две скрещенные розы тех же цветов. Опасный союз, который порождает страшную силу, как жуткого переродка. — Дагер, ой, то есть, Мирта, ты чего? — Да так, что-то подумала о… Да неважно. Мы вновь переключаемся на другие темы. Отбой уже давно начался, но мы воспользовались лампой и продолжает торжество. На часах около часу ночи. Когда я замечаю, что Грейс уже не в состоянии говорить внятно, я объявляю, что пора закругляться. Я помогаю ей добраться до ванной, а сама убираю со стола. Кое-как мне удается заставить ее раздеться и лечь в кровать. Раздеваясь, она как обычно делает мне недвусмысленные намеки, которые я пропускаю мимо ушей. Когда я сама возвращаюсь в комнату, она еще не спит, а что-то напевает себе под нос. — Что ты там воешь? — спрашиваю я, ныряя под одеяло. — Дерево висельника, знаешь такую? — Нет. — А зря… Это же можно сказать гимн нашей молодой, но развивающейся революции. Грейс вновь поет, хотя пением назвать это сложно. Она едва шевелит языком, слов почти не разобрать. — Грейс, можно еще вопрос? — вдруг говорю я, повернувшись к ней. — Давай. — Ты все время говорила, что жители Дистрикта-12 тебя ненавидят. Но тогда, в «Волке», когда ты узнала среди заключенных своих, ты пыталась их спасти. Почему? — Потому что я-то их не ненавижу, — сухо отвечает Грейс. — Я никогда этого не говорила. После своих Игр, когда я осталась одна, я поняла, что просто не смогу долго жить в одиночестве. Я тянулась к людям, а они меня отталкивали. Тогда собственно и началась история с наркотиками, алкоголем, беспорядочными половыми связями. Просто это подкупало людей. Я давала им деньги, а взамен получала неискреннюю любовь и обожание. Как же низко может пасть человек, ради корки хлеба… В молодости я этим упивалась, думала, что меня любят и так, но стоило не заплатить, как ненависть лезла наружу. А знаешь, что еще было ужасно? Мне все говорили, что я не она, что я в сто раз хуже, чем она. Понимаешь, о ком я? — Кажется, да. — Я первый год жалела, что вообще вернулась. Но потом, с возрастом, на все стало чихать. Но в минуты одиночества все равно хотелось к людям, даже если им надо за это заплатить. Где-то там осталось лишь двое человек, кто меня ценил по-настоящему, кто еще вселял надежду, что я хороший человек. Когда Вита мне это сказала, ведь это была почти цитата. Поразительно… Для меня нет никого важнее этих двоих. И если Койн их спасет, то я сделаю для этой чертовой революции, что угодно. Поздравляю, Дагер, ты вновь победила, я аж отрезвела. — Прости… — Да перестань ты извиняться, нашла за что, — повеселевшим голосом говорит Грейс. — Короче, готовься: я завтра ночью устрою тебе такой допрос, что ты спать не будешь неделю.

***

Он уже полчаса неотрывно смотрит на стрелку напольных деревянных часов. Подумать только, как медленно движется время, если за ним неустанно следить. Его кабинет слабо освещен камином, единственный нормальный источник света в виде лампы расположен на столе, который ломится от огромного количества бумаг и аппаратов связи. Наблюдать за временем становится слишком дорого. Луций Сноу отводит глаза от стрелки, которая только что указала полночь и вновь смотрит на бумаги. Беспорядок сводит его с ума, но больше угнетает то, что он сам его устроил. Не в силах во всем этом разбираться, он берет бокал, до неприличного наполненным виски и отходит к журнальному столику, расположенному напротив камина. Карточки и фигурки намного лучше отражают происходящее, чем куча отчетов. За ними остались только Первый, Четвертый и Двенадцатый дистрикты. Луций вертит в руках красную фигурку, но не ставит ее на карточку «два». Пока рано. Он уже тянется к фигурке на двенадцатой карточке, как вдруг со стороны стола раздается писк, и приятный женский голос извещает его о приходе министра внутренних дел госпожи Эгерии. Поздновато, однако, для визита. Буквально сразу дверь открывается и в комнату заходит сама министр, красивая пожилая женщина, которая явно не желала приходить. — Госпожа Эгерия, неожиданный сюрприз. Желаете выпить? — тут же предлагает Сноу, отходя к мини-бару. — Нет, спасибо, мистер Сноу, — отвечает Эгерия и садится на стул напротив резного стола. Луций неторопливо занимает свое место. — Прошу простить за поздний визит, но обстоятельства… — Я все понимаю, — перебивает ее Луций. Он делает глоток, не отрывая взгляда от напряженного лица министра. — Вас прислал мой отец. Это очевидно, но не очевидно зачем. Я все ему предоставляю каждую неделю, как он и просил. — Президент Сноу не имеет никакого отношения к моему визиту, Луций, — говорит Эгерия, пренебрегая приличиями, обращаясь к нему по имени. Впрочем, ей дозволено: она знает его всю жизнь. — Я пришла выяснить реальный расклад вещей, а не то, чем ты пичкаешь своего отца. — Госпожа Эгерия, кажется, вы меня пытаетесь в чем-то очернить. Я все докладываю нашему любимому президенту, нисколько не таясь, — с легкой улыбкой произносит Луций, делая еще глоток. — Наша страна на грани катастрофы, а ты нашел время показать отцу, как он ошибался на твой счет, — бросает Эгерия, на мгновение потеряв контроль. — Если мы потеряем Дистрикт-1 и Дистрикт-2 нам конец, ты понимаешь? — Да. Конечно, понимаю. Я ни в коем разе не хочу, чтобы мы проиграли, госпожа министр внутренних дел, — Луций немного склоняет голову. — Вы меня в чем-то подозреваете? — Я подозреваю, что ты вместо решительных действий, играешь в игры с этими бунтарями. Их надо уничтожить! — Мне казалось, что ты всегда была против излишнего кровопролития. В «Черном волке» все пошло наперекосяк, да? — мужчина странно улыбается, непонятно: то ли он издевается, то ли действительно сожалеет. — У меня все под контролем. Очень скоро враг будет повержен на его же поле. — Вот как? И как ты собираешься это провернуть? — Я — никак. Я лишь подтолкну нужных людей. Эгерия вздыхает и встает, направляясь к двери. Приоткрыв ее, она оборачивается. Луций смотрит на нее, все так же странно улыбаясь. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — с этими словами она выходит из кабинета. Луций отставляет бокал и возвращается к журнальному столику. Он берет карточку с цифрой «двенадцать» и вертит ее в руке. Кровопролития можно избежать, но Эгерия права: бунтарей надо уничтожить. Последний раз провернув карточку, Луций кидает ее в огонь, а следом отправляет красную и черную фигурки.