Сойка-говорун: старый новый мир

С тех пор, как успешно завершилась спасательная операция, Катон не отходит от меня ни на шаг. Мы все время проводим вместе, не расставаясь ни на минуту: жмемся по углам, воркуем, а каждая ночь не бывает спокойной. Вот и сейчас в столовой мы сидим в отдалении от других и мило шепчемся, держась под столом за руки словно влюбленные подростки. Койн оказалась права: с Катоном действительно что-то не так, но «не так» в лучшую сторону. Разговор с госпожой президентом состоялся на следующий день после операции. За завтраком ко мне подошел один из ее подручных, но я настолько погрузилась в милые разговоры с мужем, что не заметила его. Ему пришлось отвлечь нас кашлем. Когда я все же обратила на него внимание, он попросил проследовать за ним в кабинет президента. Катон порывался пойти со мной, но солдат сказал, что госпожа президент желает видеть меня одну. Как я и предполагала, мой разговор с Луцием Сноу не оставили без внимания: у меня не было никаких сомнений, что речь пойдет об этом. Когда я зашла в кабинет, то застала Койн просматривающую какие-то документы. Не поднимая глаз, она попросила меня сесть на свободный стул. Я молча повиновалась и стала ждать, когда она переключит на меня внимание. Пока она была занята, я осматривала ее кабинет. Я была здесь всего лишь раз и не заметила, что он достаточно просто обустроен. Вся мебель, за исключением кресла Койн сделана из твердого пластика, стены голые их почти не видно из-за стеллажей, заставленных различными книгами и папками. — Вы успели позавтракать, мисс Дагер? — спросила Койн, все также не отвлекаясь от бумаг. — Нет, — ответила я. Женщина нажала на одну из многочисленных кнопок пульта, расположенного на ее столе. — Будьте любезны принесите завтрак на двоих, — сказав это, она аккуратно сложила бумаги обратно в папку и отставила ее подальше. Я молча смотрела на нее, надеясь, что она наконец-то скажет, зачем вызвала меня к себе. Через пять минут в кабинет с легким стуком зашли две женщины. Каждая несла по одному подносу. Передо мной на столе оказалась тарелка овсяной каши с орехами, вареное яйцо и кружка с черным чаем и долькой лимона. Койн принесли все то же самое. Еда — хоть и простая — сильно отличалась от той, которой кормят в столовой. — Выглядит очень естественно, — сказала я. — Мы пытаемся что-то выращивать сами, хотя, в наших условиях это довольно затруднительно, — сказала Койн, затем с улыбкой добавила. — Когда мы победим и сможем дышать уличным свежим воздухом без использованиях фильтров, то все наверстаем, и подобным смогут питаться все жители Дистрикта-13. Завтрак мы провели молча. Я поглядывала на Койн, которая задумчиво помешивала сахар. — Вы, наверное, задаетесь вопросом, зачем я позвала вас к себе? — спросила она, переходя к теме. — Вчера я уже не стала вас терзать, однако, мне очень важно прояснить некоторые моменты. — Связанные с Луцием Сноу, я полагаю? Койн отпила немного чая. Она поморщилась из-за того, что обожгла губы. — О каком письме он говорил, и как это связано с вашим возвращением в Капитолий? — Письмо я нашла среди вещей, которые мне принесли в комнату. Они все принадлежали погибшим трибутам из Дистрикта-2 и там же было письмо от Луция, адресованное мне. — Что в нем было сказано? — Сноу написал, что я могу вернуться в Капитолий, — отвечаю я, решив ничего не утаивать. — Но он поставил условие: я не должна убивать лояльных Капитолию людей. Признаю, я пыталась так делать: в «Черном волке» я не пролила ни капли капитолийской крови. — Зато пролили нашу. Скажите, было только письмо или с ним было еще что-то? — Еще была черная роза, — вспомнив, ответила я. Койн на секунду поменялась в лице, но потом взяла себя в руки и продолжила допрос. — Вы действительно рассматривали его предложение? — спросила она без злости в голосе. — Вы же знаете, я не хотела участвовать в революции. Кроме того, в Капитолии был Катон и мне больше всего на свете хотелось быть рядом с ним. Так что да, я думала о возвращении и надеялась на прощение. — И почему же передумали? — Вы же слышали: я все-таки сорвалась, — с улыбкой сказала я. — В Дистрикте-12 я убила пару-тройку миротворцев и завалила гиганта. Луций педантично соблюдает правила, так что теперь путь в Капитолий мне открыт только в гробу. — Вы так легко говорите об убийствах, — заметила Койн. В ответ я пожала плечами. — Это моя работа и единственное, что я умею делать хорошо. — Вам нравится убивать? — Как это относится к теме нашей беседы, госпожа президент? — спросила я. Койн задумчиво потерла ложкой подбородок. — Никак, простите мое любопытство. Что ж, спасибо: вы на многое открыли мне глаза. — Госпожа президент, могу я задать вам встречный вопрос? — я решила воспользоваться случаем и узнать ее тайны. — Конечно. — Как-то на собрании вы отозвались о Луцие Сноу как о страшном и опасном человеке. И это дает мне право полагать, что вы с ним знакомы. Я поначалу думала, что вам о нем рассказал Плутарх, но он отзывается о сыне президента с почтением. Не припомню, чтобы он упоминал о его жестокости. — Верно, мисс Дагер, я знакома с мистером Луцием Сноу лично, — сказала Койн. Она перевела взгляд на рамку с фотографией. Разглядывая кабинет, я обратила на нее внимание: эта единственная вещь, сделанная из дерева. — Это случилось десять лет назад. Я получила сообщение по защищенному каналу, в котором Луций Сноу (он не скрывал своей личности) просил о встрече. Мне стало любопытно: до этого я его никогда не видела. Он был тогда совсем молодой, чуть больше двадцати лет, только закончил капитолийский университет. Когда я его увидела подумала, что за мальчишка… — Что он от вас хотел? — Он сказал, что знает о нашем договоре с Капитолием и знает, что мы не рассчитываем находиться под землей всю жизнь. Он сказал, что в его силах помочь нам: он может подорвать доверие к Капитолию, может помочь нам разжечь огонь революции. Мы думали об этом уже тогда, но не знали с чего начать. Его предложение звучало весьма заманчиво, но то, что он попросил взамен на свои услуги, повергло меня в шок. После нашей победы он собирался стать президентом, а нам будет позволено наконец-то выбраться на поверхность. Он сказал, что как только придет к власти вернет нам все привилегии, которые которые были до Темных Времен: обучение миротворцев, военная база, добыча графита, а в Дистрикте-2 останется лишь камень, да золото. Услышав это, я рассмеялась в ответ, — Койн взяла деревянную рамку в руки и с тоской посмотрела на фотографию. — И за это поплатилась. — Что он сделал? — затаив дыхание, спросила я. — Я сказала, что его предложение унизительно и нам совершенно не выгодно, а также посоветовала ему как можно скорее убираться обратно в свой Капитолий и там научиться вести дела с такими, как я. Пока я все это говорила, он молча слушал, но в конце его глаза стали такими же как вчера: холодными, почерневшими настолько, что не было видно зрачков. Он несколько секунд, не моргая, смотрел на меня, а потом сказал фразу, которая мне долго снилась в кошмарах. «Подземным крысам крысиная смерть». Вскоре весь дистрикт накрыла эпидемия оспы. Несмотря на наш образ жизни, у нас не было эпидемий, а тут сразу такая страшная болезнь. Позже наши ученые выяснили, что вирус был искусственный, но это было после того, как болезнь чуть не выкосила нас всех. Многие потеряли близких, а у меня погибли муж и дочь. Едва я их похоронила, как мне пришло письмо с красивой черной розой. Там была всего одна фраза: «Примите мои соболезнования». Койн убрала фотографию и посмотрела на меня поникшим взглядом. Я была не в состоянии отвести от нее глаз: такой ранимой я видела ее впервые. Я с ужасом прокручивала ее слова. Я всегда плохо разбиралась в людях, но то, что Луций Сноу оказался таким безжалостным человеком, у меня в голове не укладывалось. Тут я вспомнила Лестера Вильямса: такой же харизматичный и интеллигентный, а на деле жестокий маньяк. Они даже чем-то похожи. Как говорил Джерри: «Маньяки всегда друг друга чувствуют». — Если мы все же проиграем, мисс Дагер, то уж лучше Кориолан Сноу останется президентом, чем им станет этот бессердечный ублюдок, — сухо произнесла она. — Мы не проиграем, мисс Койн, — твердо ответила я. — Я рада, что вы так думаете, — она встала со своего кресла и села рядом со мной. — Есть еще кое-что, что меня сильно волнует, и я прошу вас, мисс Дагер, выслушать меня и отнестись к моим словам серьезно и непредвзято. Врачи сказали, что в крови мистера Джонсдотира обнаружены следы того самого вещества, которым обкалывали детей в горе Авентин. На руках множество следов от инъекций. Они попытаются с этим что-то сделать, но гарантий никаких. Возможно, вашего друга Берглинда Джонсдотира больше не существует и вместо него теперь опасное существо. Она замолчала, дав мне возможность переварить ее слова. — Когда я его увидела, то на мгновение подумала так же, — сказала я. — Но я думаю, что ваши врачи справятся. — Будем надеяться. Теперь касательно мистера Блейка… — Я видела его руки, на них ничего нет, он вообще выглядит здоровым и почти не изменился с нашей последней встречи. — Знаю, но меня не покидает ощущение, что мы самолично запустили в наш дом бомбу замедленного действия. Лейтенант Джексон сказала, что когда они возвращались в Дистрикт-13, то не встретили никакого сопротивления. Улетая, они заметили барьер, но скорость была настолько высокая, что они не успели бы затормозить. Но когда планолет приблизился, барьер исчез и тут же включился, когда они оказались за ним. Они подумали, что это сделали мы, но это не так. Луций Сноу в беседе с вами обмолвился о даре вам. Полагаю, он имел в виду вашего мужа. Зная Сноу, я ожидаю только худшего. — Мисс Койн, не думайте, что я защищаю Катона только потому что он мой муж, но он совершенно безвреден, — как можно убедительней сказала я. — Я имею в виду, его никто не контролирует. Да, он долгое время провел в Капитолии, наверняка наслушался ободряющих речей Луция, насмотрелся и наслушался различной агитации. Он так же, как и я не сторонник революции и придется долго ему внушать ее полезность, но это рабочий момент, и я попытаюсь сделать все необходимое, чтобы он встал на нашу сторону. — Я с вами бы согласилась, если бы не знала еще одного факта, — сказала Койн. — Кто по-вашему так изуродовал Грейс Эллиот? Я тупо смотрела на нее, не зная, что ответить. — Лейтенант Джексон сказала, что он набросился на мисс Эллиот едва ее увидев. Все происходило очень быстро: он вырвал кирку из ее рук и пробил ногу, выдирая протез. Затем также стремительно сломал ей руку, словно это сухая ветка. Мистер Бонедз еле-еле успел его оттащить, пока тот выдавливал ее единственный глаз. Для вас он может и не представляет угрозы, но что случится, если он увидит мисс Эллиот вновь? — У меня с ней тоже были не лучшие отношения и в нашу встречу после Игр, мы чуть не поубивали друг друга. Он ее не знает так, как я, поэтому реакция вполне понятна. Но будьте уверены: я не дам ему навредить Грейс. Если что-то случится, то ответственность целиком на мне. Вас устроит такой вариант? Койн улыбается одними уголками губ, давая понять, что ее все более чем устраивает. — Хорошо. Рада, что мы смогли с вами договориться, не смею больше вас задерживать. На этом мы с ней распрощались. Беседа с ней на короткое время зародила в моей душе сомнения, но все исчезло, когда Катон рассказал мне о том, что с ним было после срыва 85-х Голодных игр. Я спросила его об этом вечером, когда он стал делать мне недвусмысленные намеки. Поняв, что до тех пор, пока он мне все не расскажет, я буду неприступна, он сел на кровать и, с минуту подумав, начал свой рассказ. После того, как купол вокруг арены обрушился и нас бросились спасать революционеры, одновременно с этим была поднята тревога, и на арене стали появляться дежурившие миротворцы. Им удалось схватить только Катона: меня, Магнуса и Курта уже забрали на планолет люди из Дистрикта-13. Катон пришел в себя в небольшом помещении, без окон и дверей, а единственным источником света была настольная лампа. Описание помещения напомнило мне ту самую комнату, в которой пришла в себя я после убийства своего трибута Розали Митчел. Через какое-то время к Катону — так же, как и когда-то ко мне, — пришел Август Эмерсон. Только в случае с моим мужем, главный распорядитель был вне себя от ярости. Он довольно жестко вел допрос, но Катон мог только говорить: «Я не знаю» или «Я не понимаю, о чем вы». Эмерсона это жутко бесило, а когда Катон стал не менее дружелюбно отвечать ему на вопросы, распорядитель вызвал миротворцев и его увели в одиночную камеру. Там Катон провел пару дней, после чего его вновь забрали миротворцы. Они заковали его руки за спиной, посадили его в машину и надели на голову капюшон. Когда они его сняли, то Катон увидел, что находится в красивой, дорого обставленной комнате. Интерьер не был похож на капитолийский, более выдержанный, даже старомодный. Через минуту в комнату вошел Луций Сноу собственной персоны. Он молча снял с него наручники и сел в кресло напротив. Он сказал, что знает, где я нахожусь и знает, как меня вернуть, но взамен требовал полного повиновения. Луций убедил Катона в том, что я нахожусь в Дистрикте-13 не по своей воле и, что я вернусь, только если мне дать понять о том, что я буду в безопасности. Катон зацепился за его слова как за спасательный круг. Он сам понимал, что я по собственному желанию не стала бы поддерживать революцию и поэтому слушался Сноу во всем. Но все становилось только хуже: дистрикты сдавались один за другим, а я все чаще стала мелькать на экранах среди повстанцев. С каждым проигрышем в Капитолии все чаще велись разговоры о том, чтобы вступить с повстанцами в мирные переговоры. Тут как нельзя кстати вышло мое обращение к жителям Дистрикта-2. Луций сказал, что это идеальный шанс заполучить меня. Катон хотел присутствовать на переговорах лично, но Сноу запретил. Когда началась стрельба, Катон был неподалеку: он сбежал от охранников Сноу и бросился меня искать по городу. Не найдя меня, он вернулся ко Дворцу и когда увидел Треда, то у него сорвало крышу. Он считал, что именно он виноват в произошедшем. Всю дорогу до Капитолия Луций и Катон проспорили. Сноу понял, что Катон становится все более неконтролируем и принял решение отвезти его в Тренировочный центр. Зачем, объяснять не стал. Что случилось после того, как муж спустился в подвал, он не помнит. Выслушав рассказ Катона, я поняла, что он о многом не знает. Я рассказала ему подробности об уничтожении «Черного волка», сожжении Дистрикта-12. Он слушал меня, но я видела, что он как будто бы мне не верит. Тогда я быстро сбегала до Плутарха Хевенсби и попросила копию записи Анхеля о горе Авентин. Глядя на эти кадры, Катон поменялся в лице: он побледнел, его губы дрожали. Досмотрев видео до конца, он сказал, что Берглинд Джонсдотир почти все время проводил на военной базе внутри Авентина. Услышав это, я с сожалением поняла, что в какой-то момент Магнус Стерлинг Шар может лишится своего третьего ученика. Реакция Катона на видео убедила меня, что в психическом плане с ним все нормально. Я просила его на всякий случай пройти обследование у местных докторов еще раз, но он заткнул меня поцелуем. После мы этой теме не возвращались. Я вздрагиваю, когда Катон целует меня в шею, отвлекая меня от размышлений. — Прекрати, видят же все, — шепчу я. — Пусть видят, — весело отвечает он, обнимая меня за талию. Я закатываю глаза и шутливо бью его в мощное плечо. Я перевожу взгляд на стол, за которым сидят Эвердины и Грейс Эллиот. Последняя смотрит на меня с неприкрытым волнением, и я знаю почему. В строй она вернулась совсем недавно: ее перевязанная и плотно зафиксированная к телу рука еще полностью не зажила. Из-за нахлынувшей страсти, я совсем о ней забыла и не навещала в лазарете. Мне к ней удалось заглянуть к ней только однажды: мне как раз удалось выпроводить Катона на стрельбище и только после моих слов о том, что стреляю я лучше, чем он. Возмутившись, он сказал, что ему достаточно одного дня, чтобы превзойти меня. Когда он ушел, я пулей полетела в лазарет, но врачи сказали, что Грейс уже пару часов, как выписали. Я отправилась к Эвердинам, надеясь встретить Грейс там, но Клара сказала, что та пошла за вещами в наш жилой отсек. Совершив очередной забег и прокляв большие расстояния, я зашла в комнату. Грейс, которая сидела у своей кровати спиной ко входу, вскрикнула и резко обернулась. — Дагер! Черт тебя раздери, ты меня напугала! — А ты меня загоняла… — Ты одна? — испугано спросила Грейс. Я посмотрела на нее, как на дуру. — Ты не видишь? Кстати, куда собралась? — спросила я, заметив рядом с ней рюкзак. — Съезжаю, — ответила она, продолжая собираться. Я недоуменно наблюдала за ней. — Куда? — Спускаюсь обратно на дно, к Эвердинам. Не буду же я жить с вами, хотя… — она повернулась ко мне. На ее губах заиграла ее фирменная похабная улыбка. — Если вы не против втроем, то я с удовольствием останусь. — Будешь спать на полу, тут очень мало места, — серьезно сказала я. — Зато звукоизоляция роскошная, если ты понимаешь, о чем я. Смеясь, она закинула последние пакеты с травой и, подхватив рюкзак, пошла на выход. — Грейс, — окликнула я ее, когда она потянулась рукой к двери. — Спасибо. Она повернулась ко мне и смущенно заулыбалась, притупив взгляд. — Я же тебе обещала, — хрипло сказала она. — Это меньшее, что я могла сделать. Теперь я не чувствую себя такой виноватой. Я все же хороший человек. — Ты… Подожди, ты сделала это из-за Виты? — ошарашено спросила я. Улыбка Грейс стала еще шире. — Ну, не из-за тебя же, — она посмеялась. — И знаешь, я уже даже жалею об этом: твой благоверный чуть меня не убил. — Знаю. Я с ним поговорила: он тебя трогать не будет. — Я бы не была так уверена, Дагер. Это было страшно. Она собиралась сказать что-то еще, но тут в комнату зашел Катон. Наступила напряженная тишина. Грейс испуганно на него смотрела, когда как Катон сверлил ее недобрым взглядом, полным презрения и ненависти. Я не стала рисковать и сказала Грейс, чтобы она шла к себе. Схватив Катона за руку, я оттащила его от двери, и Эллиот поспешила ретироваться. Как только она ушла, его злоба тут же испарилась, а у меня вновь на душе заскребли кошки. — Не смотри на нее. Я медленно поворачиваю голову. Изогнув бровь, я смотрю на недовольное лицо мужа. — А то что? — довольно грубо спрашиваю я. Он явно не ожидал такой реакции. Недовольство проходит, он дружелюбно улыбается. — Ладно, прости. Может, я тебя ревную, — пытается отшутиться он, но я все еще недовольна. — Я с ней не вижусь с тех пор, как ты вернулся, потому что все время с тобой. — Я тебя не держу. Ты сама не прочь проводить со мной время, — он многозначительно подмигивает мне. — Между прочим, это она настаивала на твоем спасении. — Буду иметь это в виду, когда ее увижу, — бросает он. Я демонстративно перекидываю ноги через скамью, упираюсь спиной на стол и смотрю на Грейс. Она прячет свое лицо за длинными волосами, но я вижу, что она что-то говорит Прим, которая кивает каждому ее слову. Я чувствую, как Катон злится, но решаю не обращать на него внимания. Вдруг он встает с места. — Там Берглинд. Я подрываюсь с места и смотрю в сторону стола победителей. Берглинд, словно скала возвышается над Магнусом и Куртом. Вижу, что его глаза стали обычными, но он белый как полотно и его сильно трясет. Стоящий рядом с ним Курт, который сам высокого роста, сейчас достает ему едва до плеча. — Берглинд, слава Богам, ты пришел в себя, — говорю я. — Привет, Мирта, — говорит он. Его голос подрагивает, но выглядит он счастливым. Он крепко обнимает меня, его руки сильно дрожат. — Ну вот все и собрались, — с грустной улыбкой произносит Магнус. Он усаживает Берглинда за стол. Курт щелкает пальцами и быстрым шагом покидает столовую. — Ха, так и знал, что забудет с собой взять. — Говорит Магнус. Его голос вновь окреп, в нем чувствуется былая уверенность и зычность. Курт возвращается довольно быстро, неся на подносе пять стаканов, которые на треть заполнены водой. Когда он ставит его передо мной, мне в нос бьет жуткий запах спирта. — Мне же нельзя, — говорю я. — Сегодня можно, — отвечает Магнус. — В этот день погибли Уэйд Ранкин и Эбигейл Джексон. А на следующий Энобария Голдинг, а еще на следующий Брут Квин и Лайм Рэйб; на четвертый Вита Альтер. Нас было одиннадцать, а осталось пятеро. Я не особо надеюсь, но все же лелею надежду, что их тела предали земле… — Все так, — глухо говорит Катон. — Я и Берглинд были на церемонии прощания. Их похоронили в Дистрикте-2 со всеми почестями рядом с другими победителям. Всех шестерых. Пришел весь город, трансляцию вели только на наш дистрикт. — Вы видели Диану Эго? — спрашиваю я, вспомнив о подруге Виты. — Да, — отвечает Катон. — Она держалась достойно, но когда стали закрывать крышки гробов, разрыдалась как младенец. Я тяжело вздыхаю и хмуро смотрю в стакан, сжав его в руке. Все молчат, никто не знает, что сказать. Курт первым осушает стакан, остальные следуют его примеру. Я зажмуриваюсь и покорно выпиваю свою «рюмку». Отвратительней вещи я еще не пробовала. Катон склоняется над столом. — Нам нужно уходить отсюда, — говорит он. — Куда? — равнодушно спрашивает Магнус. — Домой. — Мы и так там будем, — встреваю я. — Койн уже спит и видит, как захватить Дистрикт-2. Уверена, она с радостью пригласит нас на шоу. — Почему вы тогда на ее стороне, если она так относится к вам? — спрашивает Катон. — А мы не с ней, а с людьми, — отвечает Магнус. — У Койн здравые мысли. Она, конечно, специфична, но зато люди за ней тянутся. — Они тянутся за нами, — отрезаю я. — А Койн… Да, она полезна. — А мы останемся полезны после ее победы? — спрашивает Катон. Я собираюсь ответить, но тут ко мне подходит Прим и, не глядя на меня выпаливает: — Мирта, тебя зовет Койн. Одну. — Что на этот раз ей нужно, — ворчу я, но покорно следую за девушкой. Но мы идем не в кабинет президента и не в штаб, а поднимаемся на лифте на улицу. Я пытаюсь выведать у Прим, что происходит, но она отмалчивается. На улице стоит легкая утренняя прохлада, моросит легкий дождь. В нескольких шагах от входа я вижу Грейс, которая пытается одной рукой натянуть куртку. Увидев меня, она довольно усмехается, потом переводит взгляд на Прим. — Без проблем же? — спрашивает она. — Ну, как видишь, — говорит Прим. — Ладно, оставлю вас. Когда Прим уходит, Грейс становится рядом со мной под навес. — И к чему это все? — спрашиваю я. — К тому, что я хочу наконец-то с тобой поговорить. Койн — идеальный довод, чтобы тебя вырвать из объятия горячо любимого мужа. Ты в курсе, что случилось в Тренировочном центре? — Ты о том, что Катон напал на тебя? Койн рассказала на следующий же день. Грейс кривит губы. — Знаешь, я тогда здорово испугалась. Мне было так страшно, что словами не передать. Я видела много жути, но такого ни разу. Его глаза были нечеловеческими, сила зверская. Ты помнишь, что я его за несколько минут одолела на Индивидуальных показах? Так вот, тогда я сражалась с человеком, а теперь он животное. — Так, давай не будем горячиться, — начинаю я, но Эллиот быстро подходит ко мне и вперивается безумным взглядом. — Горячиться? Он чуть не убил меня, Дагер. А как он отреагировал на меня в нашем жилом отсеке, помнишь? Ну ладно, я тогда подумала, что он просто меня недолюбливает, но потом я на днях столкнулась с ним в коридоре. Если бы не толпа людей, он бы меня разорвал на части. Я вновь видела эти глаза: они почти побелели, вены на лице проявились, а я вновь наложила в штаны. В общем, я хочу тебя предупредить: если мне будет угрожать опасность, я буду защищать себя. Я отступаю от нее на шаг и усмехаюсь. — Значит, если выясню, что мой муж внезапно умер, то мне винить тебя? — Да, именно так. Я заливаюсь смехом. — Очень благородно с твоей стороны, Эллиот, весьма… — Тебе все равно, да? — девушка скрещивает руки на груди и наклоняет голову набок. Она с презрением смотрит на меня. — Я тебе говорю о том, что Катон решил меня убить, но все, что ты слышишь, так это то, что я могу убить его, защищая себя? То есть, тебе плевать, что я могу умереть? — Я бы тебе посочувствовала, но ты вместо того, чтобы во всем разобраться, ты просто заявляешь, что убьешь его, если он на тебя случайно косо посмотрит. — А, то есть, мне пригласить его на чай и рассказать, как я была единственной, кто не дал тебе сойти с ума в этой норе? Кто тебя во всем поддерживал, спасал? Но ты, видимо, забыла об этом, едва твой муженек оказался в тебе? — Закрой рот! Я вплотную подхожу к ней, сжимая кулаки. Только из-за ее ранения я не накидываюсь на нее с кулаками. Впрочем, Эллиот не особо меня боится. Она смотрит на меня сверху вниз и усмехается прямо в лицо. — И не подумаю! — нараспев произносит она. — Посмотри-ка, как ты злишься, я явно задела тебя за живое. Вы в этом с супругом очень похожи. Может, это и есть твое истинное лицо? А я дура тебя еще подругой считала. — Как и я. Не зря ты победитель Голодных игр: играть на публику ты умеешь будь здоров. Я уже жалею, что доверилась тебе. — Ну тогда вали отсюда! И передай муженьку, чтобы не попадался мне на глаза, иначе шрамом на лице не отделается. Оттолкнув ее, я быстрым шагом спускаюсь по лестнице, перепрыгивая несколько ступенек. Злость и обида накрывают меня с головой и самое ужасное, что в глубине души я осознаю, что не до конца права. Эллиот безусловно имеет право защищать свою жизнь: любой на ее месте поступил бы также. Но ведь это мой муж: как она смеет заявлять мне такое в лицо то, что убьет его? Внутренний голос подсказывает ответ: она просто поступает со мной честно. Я вновь вспоминаю безумные глаза Берглинда, которые я увидела после его возвращения. Нас отделяли друг от друга дверь и вооруженные солдаты, но даже тогда я испугалась. Что говорить о Грейс, которая столкнулась с гневом Катона лицом к лицу. Запыхавшись, я замедляю шаг и неторопливо бреду по коридору. У Катона всегда был взрывной характер, но он никогда не был безумным, мало того, он никогда не посмел бы сделать мне больно, а если он убьет Грейс, то так и будет. Я замираю на месте. «Теперь я точно знаю твое больное место». Это были слова Луция Сноу, и он абсолютно прав. Катон и Грейс — вот единственные люди, на которых мне не наплевать. Смерть любого из них станет для меня фатальной и хуже всего, если один убьет другого. От одной мысли меня бросает в холодный пот. Луций вернул мне мужа — неимоверно нежного со мной и равнодушного к другим — такого, каким он был всегда и каким он не был на последних Играх; и Грейс, которая от обиды стала такой, как раньше. Я останавливаюсь возле стальных дверей, ведущих на стрельбище. Толкаю дверь и вижу толпу чего-то ждущих солдат. Один из них говорит, что сейчас проходит итоговый экзамен. Те, кто пройдут будут отправлены на штурм Капитолия. Надо же: уже все готовятся атаковать столицу, хотя Дистрикт-2 еще не взят. Я отыскиваю старшего офицера и прошу его дать мне возможность пройти последний этап экзамена — имитацию боевой ситуации. Но он мне отказывает, сославшись на правила, которые общие для всех. Делать нечего: придется сдавать и полосу препятствий, и письменный часть, и огневую подготовку. Переодевшись в форму, я иду к остальным солдатам и вижу среди них Курта, Прим и Катона. — Ты чего здесь забыл? — спрашиваю я мужа. — Экстерном сдаю экзамены, — с улыбкой говорит он. — Уверен, что будет легко. Я в конце концов в Капитолии тоже чему-то научился. Первые три этапа не вызывают никаких трудностей. Имитацию боевой ситуации каждый должен пройти в одиночку. Я оказываюсь последней, кого приглашают в Квартал — копию улиц Капитолия. Мое задание заключается в том, что мне нужно проникнуть в одно из зданий и убить вражеского офицера. Я украдкой пробираясь по улицам имитируемого Капитолия, стараясь не попадаться врагам на глаза, либо бесшумно их ликвидировать. Оказавшись внутри трехэтажного дома, я расслабленно вздыхаю. Все оказалось довольно просто. Поднявшись наверх, я вижу приоткрытую дверь в кабинет, где по данным разведки и затаилась моя цель. Я убираю пистолет в кобуру и достаю два ножа. Прижавшись к стене, я заглядываю в кабинет. Никого. Кончиками пальцев толкаю дверь. Никакой реакции. Значит, враг меня ожидает. Я решаю метнуть нож на удачу, может, это собьет противника с толку. Совершим задуманное, нужного эффекта я не достигаю. Может, я ошиблась дверью. Достав из ножен кинжал, я врываюсь в кабинет. Кое-как увернувшись и проскользив на коленях, я резко встаю на ноги. Катон крепко держит в руках меч и во все глаза смотрит на меня. — Ты как здесь оказалась? — Пришла убить вражеского офицера. — Я тоже. Мы не сводим друг с друга глаз. Мне через наушник поступает приказ срочно ликвидировать противника. Судя по выражению лица Катона, ему передали точно такое же сообщение. Но это безумие. Стреляя в миротворцев, которые по сути являются солдатами из Дистрикта-13, мы их просто парализуем. Никто никого не убивает по-настоящему, но у нас в руках холодное оружие, от которого даже ранения могут быть опасными. Меня передергивает от мысли, что я могла вот так по-тупому убить Катона ножом. Хорошо, что у меня с собой пистолет. Едва моя рука сжимает рукоятку, как Катон подлетает ко мне и выбивает его из рук. Лезвие меча свистит рядом с моим плечом. — Ты спятил?! Очередной замах, в этот раз мне пришлось парировать удар, который оказался настолько мощный, что выбивает кинжал из моей руки. Катон ухмыляется и готовится к очередной атаке. Если он решил поиграть со мной, то это оказалось плохой идеей. Но его удары не похожи на шуточные: он пытается не просто задеть меня мечом, он целенаправленно пытается меня убить. Я, вспомнив все уроки борьбы против универсалов, даю ему отпор, но с каждым промахом, он звереет. Он теряет самообладание и совершает ошибки. Я пользуюсь этим и стараюсь его не опасно ранить. В какой-то момент мне удается нанести ему удар в плечо: обычная царапина, такие оставляют каждому первому ученику в Академии, но Катон приходит от этого в бешенство. Его голубые глаза начинают белеть. От этого зрелища, я на мгновение отвлекаюсь, но этого достаточно, чтобы сбить меня с ног. Схватив меня за руки, он вытаскивает меня из кабинета и швыряет в стену. Я здорово прикладываюсь затылком от чего едва не теряю сознание. Что меня ждало бы дальше одним Богам известно, но вдруг откуда ни возьмись появляется Боггс и накидывается на Катона. Ему на помощь спешат еще трое солдат. Вместе им кое-как удается его повалить на пол и сковать руки за спиной. Все это время, Катон следит за мной, в его глазах читается ярость. Точно такой же взгляд был у Деи, когда она ни с того ни с сего пыталась меня прикончить. Один из солдат что-то вкалывает Катону в шею и тот через минуту отключается. — Он тебя ранил? — спрашивает меня Боггс, помогая встать. — Нет, не успел, — едва шевеля языком, говорю я. — Я не понимаю, что произошло, он просто набросился на меня… — Я видел. Прости, не успел подойти раньше: программа посчитала нас противниками и попыталась устранить. Надеюсь, ты понимаешь, что в целях безопасности я не могу позволить твоему мужу разгуливать по дистрикту? Если он совершил такое с тобой, что будет с остальными. — Да, но… — Мы просто поместим его в отдельную комнату и приставим охрану. Это не тюрьма, — продолжает убеждать меня Боггс. Я взволнованно смотрю на спящего мужа и наконец соглашаюсь, но прошу выполнить одну просьбу: не сообщать о произошедшем Койн. Боггс молча обдумывает мои слова, но в конце концов соглашается, однако, подмечает, что не один он имеет право сообщать что-либо президенту Койн. Понятно, он намекает на то, что мой бой с Катоном наблюдало несколько человек. Получив согласие хотя бы от полковника, я скрепя сердце, покидаю полигон. Завершающим штрихом являются слова старшего офицера о том, что экзамен я не прошла. Я довольно грубо протестую, сославшись на то, что это было неэтично выставлять против меня моего же мужа. Офицер игнорирует мои слова и говорит, что в этом и был смысл. Испытание Кварталом опирается как раз на слабые места испытуемых. Еще один знаток моих больных мест нашелся. Я стискиваю зубы, чтобы не сболтнуть лишнего, и ухожу к себе в жилой отсек. Уже давно наступил вечер. Щупаю затылок: там выросла довольно большая шишка. Ну хотя бы вмятины нет и нам том спасибо. Я сажусь за стол и тупо пялюсь в одну точку. Давно пора признать, что в этой игре я не профи. В этой игре на первом месте не умение убивать, а умение контролировать. Койн, Сноу в этом деле настоящие профессионалы. Но почему Луций настолько сильно зациклен на мне? Чем я отличаюсь от других победителей, зачем он терзает одну меня? Грейс как-то говорила, что он, возможно, мною увлечен, но его действия говорят об обратном. Разве можно так жестоко обращаться с предметом своего вожделения? Наивная дура, он же капитолиец, и если такие, как он видят развлечение в Голодных играх, то что уж говорить об этом. Терзаться нет смысла: надо как можно скорее с этим покончить, но перед этим сделать все возможное, чтобы Дистрикт-2 сдался добровольно. Я встаю на ноги и иду на нижние этажи, к Грейс Эллиот. Я топчусь возле двери, не решаясь зайти. Наконец, собравшись, я стучусь. Дверь мне открывает Клара Эвердин. За ней я вижу Грейс, которая рыдает в плечо своему бывшему ментору Хеймитчу Эбернети. Он поворачивает ко мне голову и несколько раз кивает головой. — Я помешала? — спрашиваю я. Грейс, услышав мой голос, резко вскидывает голову. Ее лицо распухло от слез, она старается придать себе равнодушный вид, но сбивчивое дыхание и всхлипы сдают ее с головой. Она что-то бубнит под нос, стирая слезы кулаком. — Нет-нет, вы как раз кстати, мисс Дагер, — отвечает Хеймитч, поднимаясь с кровати. — Клара, предлагаю оставить этих двоих. Кажется, им есть, что обсудить. Женщина согласно кивает и выходит из отсека. Хеймитч, поравнявшись со мной, оборачивается. — Эллиот, — зовет он и кидает ей подвеску с угольком, которую я когда-то дарила. — Кажется, мне теперь не надо от этого избавляться? — Иди в задницу! — рычит Грейс и кидает подвеску на противоположную кровать. Ее бывший наставник посмеивается и, обратившись ко мне, шепотом говорит: — Она, когда прорыдается намного сговорчивей, воспользуйтесь этим. С этими словами он закрывает за собой дверь. Грейс смотрит куда угодно, только не на меня. Я беру стул и ставлю напротив нее. Взяв в руки подвеску, я сажусь на стул и смотрю ей в лицо. Эллиот продолжает меня игнорировать. — Катон чуть не убил меня, — говорю я. Грейс тут же вперивается в меня взглядом, приоткрыв рот от удивления. — Прямо на экзамене, в Квартале. Знаешь же, что это? Девушка продолжает молчать. — Все как ты и описывала: он ни с того ни с сего бросился на меня с мечом, а когда его скрутили, то я увидела его побелевшие глаза. Мне тоже стало страшно, как и тебе, — я смеюсь. — Я не знаю, что теперь мне делать. — Он тебе что-то сделал? — хрипло спрашивает Эллиот. — Приложил меня к стене затылком. Больно до сих пор, но я боюсь представить, что бы он сделал еще, если бы не подоспели солдаты. — И что с ним сейчас? — Боггс сказал, что его запрут в отдельную комнату под охраной. Но это до тех пор, пока не узнает Койн. Что потом, одним Богам известно. — Да ладно тебе, не убьет же она его, — говорит Грейс. Я с сомнением смотрю на нее. — Ты уверена? Грейс, он держит меня в тисках. — Кто? — Луций Сноу. Когда ты была в Тренировочном центре, он сказал, что ему интересно, как так мы с тобой смогли сработаться, и намекнул, что выяснит обо всем у тебя. Я подумала, что он убьет тебя и стала ему угрожать, а он лишь сказал, что теперь знает мое больное место. И, черт возьми, как же он прав. Если ты или Катон погибните, я сойду с ума. Грейс, почему так? Почему он меня мучает, именно меня? Это не похоже на то, что ты предполагала и вот честно: уж лучше бы было так. Эллиот кивает на мои слова и задумчиво смотрит мне в глаза. — Да, видимо, тут я явно ошиблась, — говорит она. — Может ему это и нужно: сломить тебя? Наверное, он просто больной садист, который любит наслаждаться чужими страданиями. Я вспоминаю рассказ Койн об оспе и нахальной записке от Луция, которую он наверняка припас и для меня. — Я сказала, что уничтожу его, если он тебе что-то сделает — говорю я. Грейс на это слабо улыбается. — Ничего себе, вот это честь. — А что бы ты сделала, убей он Прим или миссис Эвердин? За друзей принято мстить, разве нет? Грейс часто моргает и медленно облизывает губы, осознавая сказанное. Я протягиваю ей подвеску. Она молча принимает ее и надевает на шею. — Мир? — спрашиваю я. — Хеймитч падла, — неожиданно говорит Грейс в привычной ей манере. Заметив мое непонимание, она объясняет. — Он сказал мне, что ты придешь и извинишься. А я ему ответила, что если так случится, то я не буду курить целую неделю. Давай ему ничего не скажем? Мы обе смеемся. Грейс тянет ко мне здоровую руку, и я сжимаю ее ладонь. Я спрашиваю ее, сколько ей осталось до полного выздоровления, на что она отвечает, что через пару дней придет в норму. Врачи заявляли, что это займет больше времени, но Грейс Эллиот отличается завидной регенерацией. — Может, после твоих Игр с тобой что-то сделали в Капитолии? — серьезно спрашиваю я. — Почему же тогда у меня не вырос глаз и не зарос шрам? Нет, это меня мать-природа одарила. Завидуешь? — Чему? У меня примерно такая же особенность. Мы болтаем с ней до самой ночи. Когда в комнату возвращаются Эвердины, я прощаюсь с Грейс и иду искать, куда поместили Катона. Уже давно наступил отбой, но мне плевать. Боггса я обнаруживаю в штабе. Он сообщает мне, что Катона держат в одном из жилых отсеков на нижних этажах. Сказав номер, он добавляет, что Койн в курсе произошедшего, но пока никаких дополнительных распоряжений не отдала. Я расслабленно вздыхаю и собираюсь уже уходить, как Боггс протягивает мне документ, который позволяет ходить по дистрикту даже после отбоя, а также разрешение на вход в жилой отсек Катона. Я искренне благодарю полковника, на что он просит меня покинуть штаб. Я без приключений добралась до цели и показываю охранникам разрешение. Внимательно с ним ознакомившись, они открывают дверь, и я оказываюсь внутри небольшой комнаты. Из освещения только настольная лампа. Катон сидит на полу в самом дальнем углу комнаты. Когда я его зову, он быстро встает на ноги. Я на всякий случай сжимаю спрятанный за спиной нож. Муж примирительно поднимает руки. — Мирта, мне все рассказали. Клянусь, я не хотел нападать на меня. Все было как тумане, я только помню приказ, а потом ничего. — Как тебя здорово накрыла амнезия, — стальным тоном произношу я. — Ты меня чуть не убил. — Я знаю, знаю. В какой-то момент я пришел в себя, а потом снова беспамятство. Ты мне не веришь? — Верю. Но еще я верю в то, что мне опасно находиться рядом с тобой. Что если это вновь повторится? Я не хочу рисковать, учитывая, что убьешь ты не только меня. Катон подходит ко мне, я внимательно слежу за ним, готовясь в любой момент сбежать. Я вижу, как он подавлен, он словно загнанный в ловушку зверь. Он говорит правду, в которую даже мне тяжело поверить. Самое легкое оправдание, притворится ничего не помнящим. — Голова раскалывается, — вдруг произносит он и хватается за голову. Меня словно громом поражает. — Катон, — я хватаю его за руки. — Вспомни, принимал ли ты в Капитолии какие-нибудь таблетки? — Да, когда шел процесс полного восстановления, мне давали какие-то. — Ты понимаешь, к чему я клоню? — спрашиваю я. Не дожидаясь ответа, я начинаю рассуждать вслух. — Несколько лет назад со мной произошел точно такой же случай. Помнишь, мне выписали препарат, который на деле менял мое сознание. Я тоже слетела с катушек и убила Розали Митчел, и я тоже заявляла, что ничего не помнила. Правда тогда у меня не белели глаза… Ну может капитолийские ученые прокачались за несколько лет и смогли усовершенствовать препарат. Получается, если сейчас ты остался без таблеток, то должен прийти в норму. У меня тоже дико болела голова. когда я перестала их принимать, а потом все прошло и приступов агрессии больше не было. — Значит, все обратимо? — спрашивает Катон с уверенностью в голосе. — Я думаю да. Завтра я обо всем расскажу Койн и надеюсь, что она тебя выпустит через пару дней. У меня будто камень с души свалился. Нужно немного подождать, и Катон перестанет быть опасным. Я снова смогу проводить время и с ним, и с Грейс. Наконец-то мне удалось побороть Луция Сноу. Катон улыбается и притягивает меня к себе. — Ты пришла ко мне с оружием? — спрашивает он, нащупав за спиной нож. — А ты как думал, я тебя кулаками забить не смогу. — Представляю, как удивится Виктор, когда я ему об этом расскажу. — Кто такой Виктор? — спрашиваю я, упираясь ему в плечи. — Наш сын. — С чего ты решил, что это будет мальчик? — Я каждый день молю об этом Богов, — с улыбкой отвечает муж. — Боюсь, что если это будет девочка, то я с вами обеими не выдержу. Я перебираюсь пуговицы его рубашки. — А я наоборот хочу девочку. Имя уже даже придумала. — И меня не спросила. — Ты меня тоже! Почему Виктор? В честь богини Виктории? — Конечно, — отвечает Катон. — Наша маленькая с тобой победа. А как ты хочешь назвать девочку? — Летиция. — Летиция, — повторяет Катон, смакуя каждый слог. — Означает «счастье» и «радость». Красиво звучит. — Откуда тебе известно значение? — В Капитолии начитался. У Луция Сноу богатая библиотека. В общем давай так: если родится мальчик, то точно будет Виктором, а если девочка — то Летиция. Идет? — Мы как будто союз друг другу предлагаем, — говорю я. — Конечно идет. С этими словами я крепко целую его в губы и обещаю зайти на следующий день. В приподнятом настроении я возвращаюсь к себе и заваливаюсь спать прямо в одежде.