***
То, что зачарован замок был магией древней, понял сын Нолдорана сразу же, как отворились двери комнаты его сами и также сами затворились, стоило ему зайти внутрь, но потом чудеса еще большие потрясли воображение принца младого, ибо под вечер появился на столе небольшом поднос с кушаньями в покоях принца, и были на нем фрукты запеченные в патоке да сахаре, дичь и хлеба свежие, вино пряное, и не знал Нолофинвэ как объяснить диво подобное, недоверчиво на яства глядя, будто подвох чувствуя. Но голод свое взял — сел трапезничать эльда, искоса на дверь закрытую взор бросая, ибо ожидал он явления мучителя своего, да так тот и не явился. Подходит Нолофинвэ к бадье своей, пыльной да старой, брезгливо губы скривив, и произносит: — Хотя бы грязь смыть с себя позволил, душегуб. И будто услышал его замок зачарованный — наполнилась бадья один раз, дабы пыль со дна и стенок смыть, а потом и во второй, дабы искупаться можно было. Наслаждается принц купанием, блаженно глаза прикрывая, да вдруг слышит дыхание сбивчивое рядом с ухом своим, и от неожиданности едва ли под воду с головой не ушел. — По нраву ли тебе трапеза пришлась? — Вопрошает чудовище, над бадьей в полный рост возвышаясь. — Весьма. — Отвечает принц, всем телом напрягаясь. — Только диву даюсь, как она попала сюда, ведь двери были заперты и никто не заходил ко мне. — Я здесь хозяин и я повелеваю замком. Твоим просьбам он не внемлет, можешь даже не силиться. — Стоило догадаться. Принц младой красив был, с руками крепкими и волосами смоляными, в талии узок, а ноги его сильные едва ли в бадье умещались; знал он о стати своей, дев ею прельщал, да вот не по нраву ему было то, как долго смотрело на него чудовище лютое, взглядом будто к месту пригвоздить пытаясь, а потому ведет Нолофинвэ плечами широкими нервически, вмиг ощутив, как краска к лицу прилила. — Могу ли я выходить отсюда? — С моего дозволения. — А как же мой конь? — Свободно гуляет он по двору и в еде нужды не знает. А вот ты же пленник мой и воли иметь не можешь. — Зачем я тебе? — Резко вопрошает Нолофинвэ. — Коли проклятье не снять мне, и против ты присутствия моего, так отпусти же! Рычит лишь в ответ чудовище, клыки в оскале оголив, и взгляд его острее кинжала, злее, чем клубок разъяренных змей. — Ты ступил во владения мои сам, но покинешь их лишь с моего дозволения! Луна растущая, что в небе ярко светила, озаряет вдруг лик зверя, через окно в покои проникая, и пугает образ чудовища принца младого, с трудом очи не отводившего дабы страха не выказать. Но понимает все замка владыка, кривится от осознания правды неприятной, и нависает он еще больше над бадьей старой, жаром дыхания щеку пленника опаляя. — Страшишься ты меня, храбрый витязь? С мечом ты пришел ко мне, в любви братской клясться был готов, а сам от лица моего глаза воротить жаждешь? — Пугает не лицо, а то, что в душе твоей сокрыто. — Сдавленно отвечает Нолофинвэ, глядя зверю в глаза смело. — Как бы не презирал родство наше Феанаро… — Нет более никакого Феанаро! — Рычит в лицо принцу чудовище, едва ли не замахнувшись лапой когтистой для удара смертельного. — Ты мой пленник, а не его, и коли хочешь ты заклятие снять, то меня должно твое сердце полюбить, не его! Уходит чудовище из покоев пленника своего, широкими прыжками длинные коридоры минуя, и стучит сердце в груди его, кровь гоняя по венам азартно. Близилась луна полная, рвался зверь на свободу, и все труднее было сдерживать его внутри себя. А вдруг воистину заклятие снять можно лишь любовью чистой? Два берега вместе слиться должны, так Мелькор сказал. Однако кто же сможет полюбить чудовище…Часть 2
31 октября 2021 г. в 19:40
Первые сутки миновали как мгновение ока, ибо не было и минуты, чтобы Нолофинвэ не корил себя за опрометчивый поступок и не размышлял, как быть ему дальше. Думал он и об отце своем, о матери, младшем брате, представляя, как велика будет их скорбь, коль не явится он живым в отчий дом, и все больше неприязнь разрасталась в сердце пылком к полубрату в зверя обращенного, а то был он вне всяких сомнений, только казалось, будто в подобном обличии еще меньше хороших качеств осталось в первенце Финвэ и все больше превращался он в чудовище, коему лишь одна судьба оправдано уготовлена — неминуемая гибель. Боль от удара о пол хладный разливалась по всему телу, когда встал по первости принц на ноги да выйти из покоев собирался. Тщетно дергал он двери, тщетно выбить пытался их. В покоях обнаружился некий будуар, где располагался нужник и бадья, пылью в несколько слоев покрытая, и лишь постель одна мягкой периной своей минуты покоя дарила, покуда вынашивал второй сын Нолдорана план, как же выбраться ему из своего заключения. Прыгнуть со второго этажа прямиком в злосчастные кусты терновника казалось как минимум глупой затеей, но ежели спускаться на чем-то, то можно было на парапет узкий ступить и по нему дойти до лестницы, ведущей во двор. Нолофинвэ принялся перевязывать друг с другом простыни да шторы, работая усердно и споро, а как закончил тотчас принялся план побега осуществлять, ловко минуя высоту и вскоре уже стоя на том самом спасительном парапете. Все еще держась за переплетенные куски материи, двигался храбрый принц вдоль него к ступеням, радуясь благожелательному настрою удачи по отношению к себе. Воистину достиг он двора без преград, где обнаружил скакуна своего верного, рядом с которым, стоило заметить, лежала вязанка сена, а рядом стояло ведро свежей воды. Но не притронулся конь ретивый к чужим кушаньям, хозяина ждал покорно, и, ласково потрепав любимца по шее мускулистой, вскочил в седло Нолофинвэ, послав коня в галоп. Но лишь достигли они изгороди колючей, как встало животное на дыбы, заржав и зафыркав от испуга, поскольку кустарник колючий живым оказался — иголки на беглецов навострил и еще плотнее сжался, не пропуская сквозь ветви свои даже слабый лунный свет.
— Должен же быть выход отсюда…
Несколько раз объехал принц владения чудовища, но так ничего и не нашел. Изгородь словно шла за ним по пятам, вырастая там, где ее только что еще не было, ибо был ей наказ за пленником следить и его без ведома хозяина не выпускать.
Вернулся принц в замок зверя, для коня стойло найдя, вздыхает измождено, устало прикрыв глаза и ступает внутрь владений зверя, точно приговоренный к смерти на вынесение приговора. Кругом пусто было, единой души не найдешь, а все покои открытыми оказались, будто сами войти приглашали. Пыльно было везде, сумрачно, и каждый шаг эхом отдавался по коридорам. Чудовище либо не слышало передвижений пленника, либо позволило насладиться некоторой свободой, хотя в последнее Нолофинвэ верил с трудом, вспомнив ту вспышку гнева, что охватила зверя в их первую встречу.
Он доходит до кухни, где было пусто да грязно, тщетно ищет что-нибудь дабы голод утолить, как вдруг слышит рык за спиной своей и резко поворачивается к источнику звука.
— Как смел ты покои свои покинуть без моего повеления?
— А ты жаждешь меня голодом морить? — Говорит Нолофинвэ, аккуратно двигаясь вокруг стола, что был единственной преградой между ним и владельцем замка. — Чего же не убил сразу, коль я столь тебе ненавистен?
— Это можно исправить.
Перепрыгивает зверь через стол, прижимает принца спиной к стене каменной, опасно зубами щелкнув у горла его, и замирает внезапно, будто перемена какая случилась в настроении его. Ведет он носом по шее мужской, вдыхая запах чужой глубоко да жадно, крепче прижимается к телу жаркому и еще сильнее смыкает когти на одежде богатой, глухой рык издав. Бешено стучит сердце принца в груди широкой, вот-вот готовое ребра сломать, и чувствует это чудовище лютое, в глаза небесно-голубые заглядывая, будто прочесть что там намереваясь.
Наконец отпускает зверь Нолофинвэ, дыша загнанно да рвано, и отходит от него, взор отвернув, будто устыдился сам действий своих.
— Ступай в покои свои да не смей выходить оттуда без моего дозволения. Я сам позабочусь об яствах для тебя.
Молча кивает сын Финвэ, губы пересохшие облизнув, и быстрыми шагами идет в темницу свою, покоями нареченную, специально тот путь избрав, где еще недавно уронил он меч верный — единственный шанс на защиту жизни своей. Но нет уж более там меча, лишь след на мраморе пыльном говорил о том, что произошло в тех стенах, и стискивает кулаки пленник, злость клокотавшую в груди с трудом заглушив, да покидает зал некогда пышный, ожидая скорой встречи с чудовищем.