В комиксном переплете

— Мой. Дорогой. Созда-а-атель, — тянет гласные Разумовский, не понимая, что сейчас чувствует. Какая-то мешанина эмоций запутывает его еще больше. Этот Артем, старающийся не выдавать свои настоящие чувства и страхи, кажется вполне обычным человеком, на вид ничем непримечательным и даже скучноватым. Сережа совсем по-другому его представлял. Каким-то гениальным. Таким же, как сам Разумовский, ведь как можно создать гения, не будучи гением самим? — Я так понимаю, Сергей Разумовский, — кивает тот в ответ с долей изнеможения во взгляде. — И как же ты выбрался из комикса… «Игра», я так понимаю? — С каждым подобным вопросом у меня возникает желание… м-м-м, ознакомиться с другими комиксами, в которых я участвую, — краешком губ улыбается Сережа с надеждой не выдавать своего истинного волнения. — Как ты выбрался из комикса? — просто повторяет Габрелянов. — Мне не нравится твой тон, — недовольно цокает Сережа и качает головой. — Так дела не делаются, дорогуша. Подойди-ка поближе. Артем чуть кривится, но нехотя слушается и огибает пару столов, чтобы сократить расстояние между ними. — Значит, ты написал все вот это? — Сережа машет комиксом с брезгливым выражением лица. — И можешь это переделать. — Не совсем, — тот качает головой, — но… Сереж, давай сойдемся на компромиссе… — Никаких компромиссов. — Разумовский чуть отталкивает от себя Романа и теперь держит на прицеле Артема. «И никто из них даже не пытается позвонить в полицию, все стоят, боятся меня…», то ли недоуменно, то ли обрадованно думает он, все еще следя краем глаза за толпой. — Ты пишешь счастливый финал для меня с Олегом и точка. — Хорошо, хорошо, — смиренно говорит тот, хотя его лицо выражает крайнюю степень изумления от такого приказа. — Только расскажи, как ты выбрался из комикса. — Просто взял и вышел, — Сережа неохотно жмет плечами, тряхнув книжкой, — почувствовал, что недоволен своей судьбой, решил все исправить… а может, это та странная девушка меня выпустила. — Какая? — вдруг подает голос Роман, присоединившийся к остальным художникам у стены и пристроившись рядом с Натальей. — Неужели Фобс?.. — Она не могла, — качает головой Габрелянов, — среди нас нет книгочеев… — Я тоже в этом уверен, но Настя как раз ушла на склад за «Игрой» и до сих пор не вернулась… — О Светлый Кутх, что происходит, — пищит Мари, пока Наталья пытается ее успокоить. — Девочки, минуту внимания! — напоминает о своем существовании Разумовский. — Эта ваша Настя, моя художница, успешно похоронена под шкафом комиксов, но это и не важно, так как мы разговариваем обо мне. И кстати… раз уж мы говорим том, как меня нарисовали, я считаю, что эта белая краска в данном моменте просто оскорбительна! Раскрыв комикс, Сережа недовольно демонстрирует ту самую страницу, на которой он стоит, широко раскрыв фантомные крылья ворона. — Она забракована, — замечает Роман, поправив очки и прищурившись, — это не белая краска, а брак… — Мог ли он выйти из комикса… из-за брака? — подает голос Девова и задумывается. — Не знаю, это ты у нас пишешь комикс о книгочеях и лучше в них разбираешься, — прилетает раздраженный ответ. — А ты этот комикс редактируешь! — Так, дорогие мои, — Сережа щелкает пальцами три раза, — возвращаемся к проблеме! То есть ко мне. Не имеет значения, как я выбрался из своей истории, которая вот-вот, как сказала Наталия, сойдет с ума и заразит все вокруг. Гораздо более важно — я и Олег. Можешь ли ты вытащить его из этого комикса вслед за мной? — обращается к Артему, передавая ему книгу. Тот, чуть помедлив, берет ее в свои руки и прижимает к груди. — Не могу. Это могут сделать только книгочеи. — Ой, да что вы все заладили со своими книгочеями! — закатывает глаза Сережа. — Не верю, что ты не можешь это провернуть! — Зачем тебе вообще сдался Олег? — откровенно недоумевает в это время Артем. — Почему из всех наемников ты выбрал его? — Потому что я люблю его, — нахмурившись и проговаривая это предложение так, будто это самая очевидная вещь на свете, отвечает Сережа. — А ты, — пистолет зловеще нажимает на щеку Габрелянова, — сделал так, что он умер от моей руки. На некоторое время в воздухе повисает тишина. — Понятно. Кажется, этот брак действительно что-то поменял в твоем мозгу, потому что любовь, да еще и к Олегу, никто из нас и не собирался прописывать, — проговаривает Артем. — Ну вообще-то… — протягивает Роман и не заканчивает фразу, потому что Габрелянов потрясенно поворачивается к нему. — Это еще в каком смысле? — А ты думал, фанаты видят то, чего не существует? — тихо поддакивает еще одна девушка с кулоном волка на шее. — А арты Фобс? Сопоставление Олега и Сережи как Юли и Грома на обложках? — Чушь какая, — упрямствует Артем, — а арты мы все-таки зря в том включили… Разумовскому почему-то становится крайне обидно от этих слов — наверное, сказывается старая обида на факт, что вся жизнь Сережи оказалась чей-то задумкой, сюжетом, историей. Потом в голове появляется иная мысль: если его чувства к Олегу не были прописаны, быть может, его любовь… их любовь изначально была сильнее всего на свете? Сережа чувствует прилив сил — это позволяет с большим вызовом посмотреть на Габрелянова. — Как странно. Вроде бы ты меня создал, но ничего обо мне не знаешь. И об Олеге тем более, — злобно цедит он, сверкнув глазами. — Угу, даже фикрайтеры видят их любовь, а Артем нет, — шепчет Мари так, что ее слышат все, поэтому Наталья горестно вздыхает: — Да когда же ты со своим сарказмом успокоишься?! — Так что неудивительно, что ты написал такую откровенную чушь, где я в припадке гнева убиваю Олега! — продолжает Сережа, наступая на Габрелянова так, что ему приходится потесниться. — Человек, ничего не смыслящий в героях, можешь написать только бред и не каплей больше! — Давайте будем оставаться спокойными, — очень нервно предлагает Артем, попятившись и чуть не споткнувшись о какой-то стол, — не переходить к насилию… — Спокойными? Предлагаешь мне просто смириться с тем, что ты со мной сделал? Схавать все, что дают? Или может, хочешь сказать, что я заслужил это?! — все больше распаляется Разумовский, приставив пистолет прямо ко лбу главы издательства. Пальцы мелко подрагивают — одно неосторожное движение, и он сорвется, нажмет на спусковой крючок, совершит что-то непоправимое. — Давай же, попробуй меня в этом обвинить! — Я никого ни в чем не обвиняю, бога ради, — пробует вразумить он Сережу даже в шаге от смерти, — но последнее, о чем хочется думать, когда пишешь сюжет, это о том, как его воспримут сами персонажи… «Как воспримут. Как, черт возьми, мы это воспримем», стучит в голове Разумовского, пока все остальные мысли заняты Олегом и той страшной картиной, где он лежит на полу в луже крови. «Нет, я не могу его убить. Если я убью этого ублюдка, Олег никогда не получит счастливого финала. Я тоже его не получу, но он особенно…» — Я заставлю тебя страдать, обязательно заставлю, но позже, — шипит он вслух, почти дрожа от гнева. — А пока… если ты не можешь вытащить Волкова из комикса, то звони своим книгочеям и пусть они сделают это. Артем испускает едва заметный вздох облегчения. Его пальцы медленно залезают в карман и все так же неторопливо достают мобильник. Сережа вспоминает, как Габрелянов переглядывался с Девовой, и новые подозрения одолевают его, поэтому он легонько двигает указательным пальцем, едва Артем подносит телефон к уху. — А-а! — цокает и почти вежливо улыбается. — Мне нужно убедиться, что ты звонишь не в полицию и что не собираешься призвать на помощь сотни тысяч этих книгочеев. Только, скажем, трех. Не больше. Понял? И включи громкую связь. Лицо Артема начинает выглядеть совсем беспомощно — он явно собирался все-таки что-то провернуть, но теперь Сережа не оставил ему шансов. Его голос дрожит, когда он монотонно и механически передает просьбу прислать трех книгочеев, в то время как на другом конце трубки почему-то отвечает довольно детский высокий голос. — «Рыжий гражданин», — морщится Сережа, с иронией глядя на поникнувшего Габрелянова. — Очень оригинально. — Чего ты еще хочешь? — спрашивает тот с безысходностью в голосе. — Пока мы ждем этих… м-м-м, книгочеев, я хочу, чтобы ты все-таки взялся за изменение канона и внес поправки в сюжет. — Разумовский вальяжно усаживается в кресло и закидывает ноги на стол, задевая графические планшеты, пока рука, держащая пистолет, уже начинает ныть от усталости. — Вдруг эти ваши друзья-волшебники не справятся? Мне нужна страховка на всякий случай. — Я… не могу просто взять и переписать ту же самую книгу, — чуть растерянно отзывается Артем. — Этот комикс уже несколько лет распродается и печатается снова, а потом вновь разлетается как горячие пирожки… — Ну напиши ты новую! — театрально-устало требует Сережа, не сдаваясь. — Прямо сейчас, давай, пиши! Бери бумагу и начинай! — Хорошо, но… — Габрелянов снова мнется и чуть топчется на месте, — это тебе несильно поможет. Ты, вероятно, просто не уживешься в новой истории, потому что без своей настоящей книги… — Правильно, — вставляет свои пять копеек Девова, — вне комикса ты проживешь очень недолго… — Бла-бла-бла! — закатывает глаза Разумовский. — Слишком много оправданий, дорогуша! Я тебе просто не верю! Всем вам не верю! Так что пиши, дорогой мой создатель, не стесняйся, я все потом хорошенько проверю! Артем оглядывается в поисках поддержки у других сценаристов, но те смирно и покорно стоят у стены, в то время как художницы чуть боязливо наблюдают за развитием ситуации. Лучше всех, наверное, держится Наталья, потому что ей приходится еще и поддерживать чуть истерично хихикающую Мари, но в ней Габрелянов особого вдохновения не находит, поэтому медленно и неохотно берет в руки пару листов со стола. Разумовский очень любезно движением ноги пододвигает к нему еще парочку листов своим лакированным сапогом, после чего происходит что-то странное. Комикс будто бы сам выпрыгивает из его рук и, зашипев, падает на пол. Все как по команде шарахаются от ожившей книги, однако в ту же секунду сбоку мелькает быстрая тень; у Сережи почему-то создается отчетливое ощущение, будто эта самая тень имела объемную шарообразную форму, а затем комикс вместе с этим странным, явно живым существом так же быстро убегает в сторону. Редакция приходит в движение — пока Разумовский, опешив, шепчет «что за херня?», а Девова облегченно выдыхает «получилось», Габрелянов пробует незаметно убежать, кто-то совершает рывок к телефону… Мгновенно взяв себя в руки, Сережа вскидывает пистолет… Раз! Один выстрел — падает мужчина в синей рубашке, не успев достигнуть выхода. Два — и девушка, сдавленно охнув, хватается за простреленное плечо, а телефон из ее руки падает на пол и разбивается. Разумовский, прищурившись, переводит пистолет на Мари — та послушно поднимает руки, как бы сдаваясь: — Я честно никому не звонила, всего лишь Твиттер хотела открыть! — Положи. Телефон. На пол, — чеканит Сережа без тени улыбки. — Вы все! Сложите мобильники на пол, иначе отправитесь на тот свет за слишком умными товарищами! А ты, товарищ Габрелянов, — машет пистолетом в сторону Артема, который, не успев спрятаться, возвращается на прежнее место, — начинай писать. Да побыстрее! Куда бы не делся тот дурацкий комикс… — Его утащила библиотень, — глотая слезы, шепчет Девова, стараясь не смотреть на новые тела в помещении, — она… она позаботится о том, чтобы комикс никого не заразил. — Прекрасно! — с сарказмом восклицает Сережа, ощущая новую волну раздражения. Еще ни один из его планов не смог исполниться, поэтому терпения и отчаяния с каждой секундой становится все больше и больше — к тому же, кажется, он действительно начинает ощущать нехватку чего-то книжного, родного, будто снова очутиться в комиксе ему нужно так же сильно, как дышать воздухом, однако Разумовский истолковывает это по-своему. «Когда Олег здесь появится, все будет хорошо. Мне его не хватает», оправдывает себя он, поведя плечами в надежде сбросить с себя это ощущение. — Понятия не имею, кто такие эти библиотени, но пусть вернут комикс обратно! — Этот комикс? — раздается совсем знакомый голос, заставляющий чуть повернуть голову в сторону и зыркнуть на Габрелянова, чтобы он продолжил писать. В двери, ведущей на склад, стоит запыхавшаяся художница, которую он видел на складе и которую, судя по форзацу «Игры», зовут Анастасия Ким. В ее руках мирно покоится та самая библиотень причудливой формы, сжимающая в крохотных лапках знакомый том.