***
Когда Норман очнулся, он был с головой погружён в чернила. Он не сразу понял, где верх, а где низ в этой густой и липкой тьме, так что путь на поверхность занял достаточно много времени. Хорошо, что монстру не нужно было дышать. И ещё хорошо, что его не утащили другие монстры. Киномеханик оказался в реке, той самой чернильной реке, один из рукавов которой выходил к деревне Потерянных. Увы, он находился в другом рукаве. А ещё его линза была заляпана чернилами, отчего Норман мог едва видеть. И то, что его руки были сделаны из тех же чернил, никак ему не помогало. Когда попытки вернуть себе зрение не увенчались особым успехом, монстр просто сел на землю, раздражённо шипя. Он устал и начал злиться. Как он вообще из простого коридора студии оказался в этой чёртовой реке?! И вообще, разве он не должен быть… Оу. Оу. Нужно найти Сэмми. Спотыкаясь почти на каждом шагу Норман обошёл маленький «берег» вдоль и поперёк. На радость киномеханика в углу этого маленького кусочка земли стояла такая же маленькая вёсельная лодка. Конечно, в его состоянии легко можно потеряться во всех этих переплетающихся меж собой тоннелях, но это лучше, чем оставаться тут.***
Потерянные встретили его. Сначала от него шарахнулись, словно от очередного Искателя или ещё какого безмозглого монстра. Но затем, пусть и боязливо, подошли к нему. Кто-то просто осторожно потрогал его, словно убеждаясь, что перед ними не призрак, кто-то помог вытереть чернила с проектора. Но в какой-то момент они разом медленно расступились и указали на небольшое строение по центру одной из стен. То место, где жил Сэмми. Точно. Сэмми. Как он? Должно быть, он злится на Нормана за его выходку… Интересно, как громко он накричит на него? Сделает ли выговор?.. Не важно, главное, что он снова увидит это милое безлицо и услышит столь приятный и знакомый голос. Размеренным шагом, он направился к домику, если это недоразумение можно так назвать, и остановился у входа. Немного помедлив, он вошёл. Пророка он увидел не сразу, тот стоял на коленях в самом дальнем от входа углу и что-то шептал. Норман едва мог разобрать слова, но, похоже, Сэмми молился и…извинялся? Может ли быть, что…так он оплакивает «смерть» киномеханика? Честно, Норман был польщён и как-то даже развеселился. Музыкант явно не заметил гостя и никак не отреагировал на его присутствие. А потому киномеханик тихо постучал по стене. Это привлекло внимание Сэмми и он обернулся. Повисла долгая пауза. Эмоции музыканта было сложно прочитать из-за маски, но у Нормана было стойкое чувство, которое бывает перед началом бури. Пророк поднялся и медленно, как-то неестественно плавно подошёл к нему, осторожно протянув руку к проектору и касаясь его бока. Будто не замечая слепящий свет, музыкант долго рассматривал киномеханика, словно пытаясь понять, реально ли происходящее. Норман всё это время не двигался. Он был готов к скандалу. Был готов к тому, что сейчас его начнут отчитывать, как нашкодившего ребёнка. Боже, даже к тому, что ему влепят пощёчину или ударят под дых. К чему он не был готов, так это к тому, что ему положат руку на плечо и утянут в объятие. И вот он стоял, немного согнувшись и держа голову повыше, не смея класть её на плечо пророку, задаваясь вопросом насколько реальна жизнь. Он чувствовал, каким необычайно крепким, но в то же время нежным было это объятие. Даже будучи человеком Сэмми не делал ничего подобного. Но на этом сюрпризы не закончились. — Ты заставил меня волноваться, — Норман услышал интонацию, какую никогда от Сэмми не слышал. Музыкант говорил тихо, но эмоций в его голосе было гораздо больше, чем когда он повышал его. — Ты напугал меня. Нет, я был в ужасе. — Сэмми заговорил тише и глуше, словно стараясь сдержать слёзы. — Я надеюсь, ты доволен собой. Поэтому, пожалуйста…я прошу тебя…никогда так больше не делай. Норман ощутил, как объятие стало немного крепче. Почувствовал, как руки музыканта мелко затряслись, как пальцы немного впились в его спину, словно боясь его отпустить. На него накатила волна вины перед несчастным пророком, который, наверное, места себе не находил и корил себя за то, что не смог уберечь единственного друга. Норман наконец ответил на объятие, осторожно обвивая музыканта руками и кладя голову ему на плечо. Он обнял его так крепко, как только мог, но старался не переборщить и не навредить ему случайно. Это был его способ пообещать Сэмми, что он никогда больше не заставит его волноваться. И он надеялся, что музыкант это поймёт. И всё же, Норман не мог не чувствовать это тепло где-то у себя внутри. Он был важен для Сэмми. Возможно, настолько же важен, насколько Сэмми важен для него. Наверное, это будет наглостью, но Норман хотел верить, что Сэмми любит его. И ему не особо было важно, осознаёт ли это сам музыкант. Не важно было и какая была эта любовь, дружеская или…что-то большее. И пока он любим, любой риск, любая травма стоила этого.