Солнечный свет в моей голове

5 глава. Милосердие.

— Можно ведь никого не убивать, мы ведь только на половину волки, зачем всё это? — грустные голубые глазки смотрели на спину матери, что пыталась приготовить пойманного оленя на ужин. Беловолосая девушка глубоко вздыхает, будто устала объяснять простые истинны своему слишком доброму сыну. — Затем что это вкусно и сильным ты без этого не станешь — шутливый щелбан прилетает по голове с чёрными кудряшками и маленький волчонок, пыхтя трёт атакованное место — Природа так устроена что, если мы не будем на них охотиться, они расплодятся и заполонят всё. — Но они же живые! Они не рождены для того, чтобы потом умереть! Я хочу, чтобы людей что убили хоть раз, не существовало. Ручки мальчонки сжимаются в кулачки, а лицо краснеет. — В твои годы я не задавала таких сложных вопросов…— устало пробубнила мать, пытаясь успокоить злобного волчонка лёгкими поглаживаниями. Тяжелая деревянная дверь щелкает и скрипит, а на пороге маленькой скромной кухни, появляется отец семейства, строго смотря на Манселя. — И что же ты предпримешь чтобы такие люди исчезли? Мани закусил нижнюю губу, уши ещё больше опустились к лицу, палец начал ковырять деревянный стол. — Я буду сильным и … — мальчик затих, тихо прибывая в раздумьях. Отец не стал ждать пока тот что-либо скажет, сел на колени около своего сына, пытаясь заглянуть тому в лицо. — Даже если ты убьёшь всех убийц, то в конечном счёте единственным убийцей останешься ты. — Адан, прекрати ты напугаешь его ещё больше. — вмешалась в разговор девушка — Не нужно было это от него требовать, он ещё слишком мал, пусть будет помогать нам через год другой. Это была плохая затея. — Мне просто… Не нравится убивать их… Я не хочу делать им больно, пап. Малыш насупился, держа слёзы в себе и только иногда позволяя себе глубоко вздыхать. Отец встал, взъерошил кудрявые чёрные волосы, нежно смотря на свою жену. — Мани, это хорошо, что в тебе нет зла, но ты слишком добр ко всему. Когда мы убиваем, мы делаем это от нужды, их тела послужат для чего-то большего и принесут пользу… Это жизнь. Даже когда кто-то умирает, мир не меняется. — Адан подходит к жене приобнимая её — Но есть такие люди что убивают ради удовольствия, ради пустоты в своём сердце… Вот это по-настоящему страшно, Мансель. Свет из непонятно, где расположенного окна врезается в слипшиеся глаза, оповещая что сейчас день. Серые стены вокруг, путают и так потерявшееся сознание. Сразу подкатывает слабость, хочется уйти назад в сон, там, где можно было почувствовать себя хоть чуточку лучше. — Эй, ты как? Я зашил рану на твоей спине и перебинтовал самое сложное, плюс дал тебе специальную настойку, возможно, что из-за неё ты будешь чувствовать себя странно и будет тошнить, но для тебя же будет лучше если она останется в тебе. — ещё немного подумав добавил, — Это обезболивающее, так что не суетись сильно. Ещё не понимая, где стоит человек, пытаясь вновь и вновь открыть глаза проходясь по помещению взглядом. Наконец, видя своего собеседника, завёрнутого в странную махровую большую тёмно-зелёную одежду, хотелось о стольком спросить, но язык явно не намерен следовать появившемуся интересу. Человек пах лекарствами и травами, горькими настойками и дымом. Странный запах, который выбивался из обычной жизни. Волчонок принял решение, что ему он нравится. Можно было зацепиться о него и разнюхивать и узнавать что-то новое, забыть обо всём остальном хоть ненадолго, не обращать внимание на тупую боль на спине, руках и ногах. — Хм… Что совсем плохо? — замолчав на пару секунд ожидая ответа, которого, конечно, не последовало — Ты очень худой, я принесу тебе тарелку овощного бульона, пока это всё что тебе можно, потом может что-то посущественнее будешь есть… Сколько тебе лет? Смотря в полуоткрыты глаза, допытывался странный человек. У него тоже были белые волосы, заплетённые в небольшую косу и серые тёплые глаза. Это поражало он ведь белый волк, но вроде… Относится к нему в раз сто лучше, чем те немногие кого он видел. — Ты-ы… Кто? — сумел выдавить из себя Мансель, облизывая сухие обветренные губы, чувствуя горький привкус какой-то травяной настойки, от которого сразу затошнило, но пришлось быстро отринуть этот порыв. — А? Я-то? — почесал щёку мужчина, явно не ожидав внезапного вопроса — Врачеватель, мне приказали посмотреть на нового… Слугу господина. Я удивлён что такой слабый Альфа смог выжить один в зимнем лесу, по тебе видно было что скитался уже на грани. Уж не знаю, как тебя несли ещё ноги, да и потом потрепали тебя знатно. Сколько ты так шёл? Слова что возвращали его на несколько дней назад, разжигали тихий гнев, но то, что он худ и слаб, он знал и так. Попробуй выживать пол месяца без еды и воды, не таким будешь, повезло что хоть иногда попадалось что-то уже либо мёртвое, либо медленное и больное. — А ты у нас не любитель поговорить, да? Хах, можешь не отвечать. — пододвинув на деревянную тумбочку миску с каким-то варевом, всунул ложку в обессиленную руку, заставляя съесть эту странную жижу. — Почему ты… Так говоришь со мной? Ты же ведь…— немного поперхнувшись первой ложкой овощного бульона, который казался на удивление вкусным и горячим, из-за чего в тело будто вливали силы с каждой маленькой тёплой ложкой. — Вау, с голодухи и не такое съешь, правда? — спокойно с улыбкой смотрел на поедание жидкости, врачеватель — Я понял тебя, ты имеешь ввиду, почему из меня не бьёт фонтан ненависти к таким как ты, да? Волчонок только кивнул, собирая с боков тарелки остатки своего обеда, и более спокойно слушал мужчину напротив, успевая рассматривать его более детально. Тот казался лет пятидесяти с уже кое-где появившимися морщинками и утончённым лицом, даже его взгляд отличался от тех жестоких что он встречал ранее в этом каменном замке, был более добродушный и в то же время отстранённым. — Я – врач, и этим всё сказано. — усмехнулся он, убирая с моих рук уже почти вылизанную до блеска посудину — Я помогаю всем, так как все мы живые, и во всех нас бежит кровь под давлением сердца. Будь ты хоть свиньёй, если мне прикажут, я сделаю всё что от меня требуется. Мне необязательно кого-то глупо ненавидеть… Да и ты мне пока что ничего плохого не сделал и не сделаешь, я надеюсь. Вопросительно смотря на своего пациента, дожидаясь хоть какой-то реакции. — Я тоже… Надеюсь. — Серьёзно смотря своими голубыми глазами в лицо напротив — Но, спасибо за… Всё. Целитель хмыкнул, собираясь уже уходить, остановился около ещё закрытой двери оглядывая худую фигурку. — Ты не плох, думаю из тебя получится хороший человек, надеюсь ты выдержишь всё что тебя ждёт здесь, будь сильным и быстрее поправляйся. Через час за тобой зайдёт слуга, тебе нужно будет обмыть своё тело, что в твоём положении будет немного мучительно, но не разговаривай пока ни с кем, если не хочешь нарваться на кого-нибудь, тебе повезло лишь со мной, другие не столь… Дружелюбны, поверь. — немного потоптавшись и вздохнув, продолжил — Я буду наведываться время от времени, а пока набирайся сил и не делай глупостей. Тяжелая массивная дверь закрылась, в ней щелкнул ключ, запирая пленника в его довольно неплохой комнате, если сравнивать с той, где он проснулся в прошлый раз. «Закрывают дверь, будто я смогу куда-то убежать…» Запах лекарств и трав всё ещё парил в пространстве, а светлая от дневного освещения комната, была довольно приятна на вид, но также сера и однотонна, как и многое в этом замке. От супа действительно стало лучше, что позволило немного осмотреть себя и свою собственную кровать, что представляла из себя совершенно обычную койку с тем отличием что вместо мягкого шкуристого овечьего матраца, что был у него дома, было сено, которое покрыли обычным льняным покрывалом, которое кое-где было в пятнышках крови. В общем, лежать было тепло, но колко, и это было прекрасно по сравнению с земляными обледеневшими норами. «Тогда мне не казалось, что я умирал… Я бы смог выжить, я бы добрался до…» Поток мыслей остановился. «Куда бы я добрался…?» Даже самые несчастные, жестокие и необычные дни кажутся обыденными, когда повторяются. Заснеженный ад казался бесконечным путём к чему-то, казалось, что в конце его ждёт та самая жизненная цель, надежда, что он обретёт смысл, что он сможет либо умереть попытавшись, либо выжить. «А сейчас что? Что мне делать?» Сознание так и подкидывало вопросы, будто штурмуя и так бедную голову, заставляя переосмысливать всё и сразу. «Если б я не был так слаб, я бы смог победить этого ублюдка или бы убежать от всего этого…» Немного дернувшись, послышался металлический звук под ухом, парень уже догадался что так гремит... Конечно же, он был прикован к стене довольно крепкой на вид цепью, пытаясь приподняться и хоть как-то пошатнуть колышек в стене, цепь на шее нещадно начинала стягивать горло, не позволяя куда-либо двинуться, а тупая боль у лопатки быстро перестаёт быть терпимой и резко выбивает из тела все силы на любое движение. — Ч-черт…— рычит мальчишка перестав бороться и откинувшись обратно на подушку просто смотрит в окно, где с его ракурса виднеется лишь серая полоска неба через толстое стекло. Дома у них не было таких окон, когда становилось холоднее отец самолично забивал все летние окна деревянными досками, а внутри заполнял плотной травой и почвой. Он рассказывал, что иногда в богатых убранствах можно встретить прозрачный толстый камень через которое и зимой и летом можно рассматривать улицу и небо, независимо от погоды и температуры, а в доме от этого всегда светло и без свечей и лучинок, что так быстро сгорали, превращаясь в пепел. Детскому воображению только и оставалось что фантазировать о таких вещах, но встретив этот прозрачный дорогой камень сейчас, он не вызывал в душе ничего кроме злости и того понимания что эти белоснежные люди очень богаты, раз у них такие новшества. Он всегда делился с рассказами отца с Шоной, а та внимательно слушала его перебирая кудрявые волосы и щекоча ушки, которые он не давал трогать почти никому, но Шоне он делал поблажку, и из-за этого она явно гордилась собой, иногда будто специально придавала им разные формы и говорила что они очень мягкие и пушистые. Шона была красивой и тёплой словно маленькое карманное солнышко, за ней бегали несколько мальчишек, но она всегда отвергала их и предпочитая компанию одинокого Манселя, а те дразнили их, обзывая странной парочкой или пугали тем что настанет день и проклятое чёрное существо съест её, на что Шона смеялась и всегда обнимала погрустневшего мальчишку крепче, чувствую как его обижают их слова. Щелчок дверной щеколды был неприятен и дарил чувство неизвестности. Скрипучая дверь открылась, за ней вышел мужичок, явно не принадлежавший к белой касте, от чего на душе у юноши было спокойнее, но тот со скрытой злостью бросил в лежачего какие-то тряпки, отстёгивая цепь от стены и крепко беря её в свою руку, только цыкнув сказал вставать и поторапливаться. От него уже не пахло как от того лекаря, пахло затхлостью, пылью и подгоревшей едой. Подниматься с постели было явно не очень хорошей идеей. Наложенные швы что ранее не так чувствовались, теперь же натянулись и болели, ноги ныли, руки боролись сами с собой и с некоторым упорством в третий раз получилось набросить на себя ткань правильно и что бы та не спадала. Слуга незаметно с ненавистью осматривал тело брюнета, пока тот пытался накинуть ткань правильно, Мансель хоть и видел, что взгляд слуги блуждает по тощему телу, совсем не смущался быть голым в присутствии кого-либо, по крайней мере сейчас, привычное головокружение опять вернулось, а тошнота подошла прямо к горлу. Оставалось только сглатывать и смотреть под ноги что бы не упасть и не свести о каменный холодный пол кости на коленях. И опять те же бесцветные похожие друг на друга коридоры, однообразность затягивала, запутывая мозги ещё больше. Только звук цепи и шагов отражался от стен, иногда будто вдали слышались голоса и шорохи тел, но непонятно, где именно их местонахождение, не было видно даже силуэтов этих людей. Войдя в душное влажное помещение, его провожатый указал на странную кабинку с небольшой лейкой вверху и на коричневую банку, как оказалось с мылом. Как и обещал доктор это была пытка. Бинты, которые быстро намокли, снялись и сползали с ран, вода была далеко нетеплой, но спасибо, что не такой холодной как обычная речная вода зимой. Мыло разъедало раны попадая и нещадно щипля и будто раздирая из внутри каждую маленькую ранку, а что касаемо спины, только почувствовав, как мыло попало и туда в пору было завыть. Хоть юноша и старался всё делать осторожно мыло всё равно было везде, но голова и тело было чисто, на этом плюсы заканчивались. Тело начало трясти от холодна и боли, зажавшись и терпя, волны слабости, юноша заметил, что слуга принёс чистые бинты и чёрную одежду, приказал замотать все раны. Трясущимися руками и без должной сноровки сделать это было сложно, но Мансель выдавил все свои силы и кое-как справился с этим поручением. Одеться было уже легче, организм стал успокаиваться и только иногда непослушные конечности выдавали его мандраж. Кажется, он израсходовал весь лимит, накопленных за недолгий сон, сил. Опять тело хотело отключиться, хотя бы на той соломенной кровати, что бы вновь он остался один и его никто не трогал. — Что застыл, животное? Шевели ногами, будешь выделываться, попрощаешься и с теми благами, которые у тебя есть. — фыркнул слуга, плюнув куда-то, взял цепь и сильно дёрнул на себя. Только чудом Мансель устоял на ногах, иначе бы очередного ушиба не избежать. Мокрые ноги скользили по каменной кладке и постепенно замерзали. Мужичок опять натянул цепь и потащил тело по многочисленным коридорам. Иногда брюнет замечал висящие картины или шкафы, вазы с белоснежными цветами, такими же дорогими окнами, но людей всё же будто не было. Слуга перестал тащить цепь и чувствуя облегчение, глаза упёрлись к входной двери в какие-то царские покои. Только переступив через порог ноги очутились в густом ворсе ковра. Приятное чувство доселе неизведанное так захватило, что ноги автоматически закопались в мягкий ковёр сильнее, даже боль всего тела отъехала на задний план или организм более-менее пришёл в себя после той пытки душем. «На такой штуке я бы уснул. Может это большая кровать?» Ощущения были сравнимы лишь с мягкой молодой травушкой летом, которая только-только поднимает свои стебли к солнцу. В комнате стоял приятный будоражащий странный запах, который так же хотелось разложить на составные части, но получалось плохо. Что-то похожее на лайм и мёд. Странное сочетание резкости и мягкости вбивалось в нос и не хотело выходить. Он очнулся лишь тогда, когда послышался глухой удар со стороны. — Почему он не обут? — Зло прошипел белоснежный Альфа, подняв за грудки почти плачущего слугу. — Я говорил, чтобы его подобающе одели, и вы приводите ко мне эту грязную псину в мою чистую комнату. Ты хоть понимаешь, что тебя ждёт? Слуга умолял стоя на коленях и тихо плача. Стоило белоснежному господину щелкнуть пальцами в комнату ворвались два стражника и уже взяли того за руки. — На распорку его, в первый раз, я так и быть буду снисходителен, двадцать ударов плетью думаю он выдержит. — Юный господин, прислать вам ещё одного слугу для безопасности? Тот только усмехнулся, глядя в голубые глаза, где было столько непонимания и растерянности, что хотелось смеяться. — Нет, не стоит, здесь я разберусь сам, пришли слугу через минут пятнадцать что бы он забрал моего питомца. Всхлипы мужчины уже отдалялись, а тяжелая массивная дверь закрылась, будто сама живее всех живых и прислуживает этому тирану. Как и при первой встрече в голове вертелись самые различные вопросы. — Начнём с начала, почему ты здесь? — медленно спрашивал аристократ. — Я думал мы истребили почти всех в близи этих земель, не поведаешь мне свою историю? Было явно понятно, что у него просто выпытывают информацию о всех остальных, однако никого не осталось, некого выдавать, даже если бы хотелось жаловаться этому идиоту на жизнь. Брюнет только отвернулся, показывая, что не хочет начинать никаких разговоров. — Ты понимаешь свою ситуацию? Мог бы давно помереть, хотя у тебя ещё есть огромные шансы сделать это в ближайшие несколько дней, но не так просто, как это бы было тогда. Мы их всё равно найдём. Твоих родителей, твоё племя и землю откуда бы ты ни был. А Шона? Она ведь успела убежать от этого нападения? Её дом находился немного дальше нашего, но… Они ведь успели убежать от карателей? Кулаки непроизвольно сжались, а уши встали дыбом, рана на спине откликнулась ноющей болью. — Искать устанешь. — Плюнул юноша, пошатнувшись на таком мягком ковре и сделав шаг вперёд решая броситься или нет, прекрасно понимая, что за такое высказывание, его названный хозяин, как минимум, по головке не погладит. Странный запах становился гуще, оседая на языке и лёгких, туманя голову, заставляя подчиняться более сильному. — М-да, кажется, тварь осталась тварью как её ты не корми, придётся заняться твоей дрессировкой. Удар в лёгкие был внезапным и быстрым, от него замутило, а последующий удар в голову выбил весь дух и телу оставалось просто послушно упасть назад в мягкий плен пола. Ещё несколько ударов в бок, а из горла выходят только всхлипы, спина опять кровоточит и болит, хотя этого почти не ощущается под натиском ударов, которые прекращаются как раз тогда, когда, тело не выдержало бы и откинулось в бессознательное состояние. — Ну нет, в этот раз так легко от меня не сбежишь. — откидывая белоснежные пряди назад, прекращает свои избиение Альфа. — Не хочешь всё-таки поделиться хотя бы частью информации? Ботинок почти нежно проходит по лицу и выше, жестко прижимая к полу пушистое ухо. В комнате слышится скулёж боли от скукожившегося чёрного мальчишки. Ботинок отпускает пульсирующее ухо приходя к другому. — Ты даже не можешь обращаться полностью в человека, что за дерма кусок…— смотря на сморщенное от боли лицо спокойно размышляет парень. — Скучно, похоже придётся вызывать ещё одну группу карателей на ближайшие территории… Из-за него могут пострадать другие, возможно, такие же как и он, такие же как его родители, они умрут из-за такого же тёмного голубоглазого проклятого существа, что не хочет выдавать информацию о том, что ему снится каждую ночь в кошмарах, о голосах что пропитали его реальность и не оставляют его ни на минуту. — Они… Их больше нет. Только я остался. Смог убежать. — тихо сквозь зубы и зажмуренные глаза сказал брюнет. Сапог остановился в воздухе и вернулся на своё место около другой ноги. — А-а, делов-то, и ты так ломался? — спокойно опустился парень к избитому мальчику и поддёргивая за болеющее ухо продолжал спрашивать — Что за земля? Кому она принадлежит? — Я-я не знаю, я не учился, мне ничего не говорили. Я просто шёл, думал, что смогу…— слеза всё-таки появилась и скатилось по горячей щеке. Белый Альфа только хмыкнул. — Дак ты ещё и неграмотный…Фу, не подобает Альфам плакать, — задумавшись он явно развеселился — Но, конечно, к тебе это ни разу не относится, тварь. Дышать было тяжело, воздух был настолько плотный что даже думалось через раз. В голове всё мелькали картинки того самого дня, приоткрыв глаза пытаясь сфокусировать своё зрение на мучителе выходило плохо. — Сколько тебе лет от роду? Надеюсь, мне не нужно тебя бить что бы ты и на это ответил, м? Усиленно вспоминая и осмысливая вопрос, язык пытался не ворочаться во рту и говорить понятно, но выходило как-то не очень. — Четырнад-дцать…— Сдавленно вышло из рта юноши. —Ох, неужели на тебя действует мой феромон? Удобно, однако, кажется, в прошлом бою даже твоё тело признало меня выше по иерархии, разве не забавно? — холодная улыбка полоснула лежащее и чуть дрожащее тело. — Думаю с тобой мы поступим немного иначе чем я планировал до этого… Будешь моим верным псом, если, конечно, сможешь выжить… Тихий смешок разнёсся по комнате, сознание утопало от атмосферы и запаха, еле-еле оставаясь на плаву. — Знаешь, не так уж плохо, что родители ушли раньше тебя. Им хотя бы не нужно никого оплакивать. Мертвых мне иногда не так жалко, как тех, кто остался в живых. Хотя мне на чувства таких как ты, действительно, наплевать, о чём думали твои родители, рожая тебя на этот свет, вряд ли о твоём счастье… Дверь скрипнула, белоснежный Альфа приказал забрать бесполезную тихо дышавшую тушу обратно в комнату.