Отсчитай время на этот раз правильно

Птица смотрит на него лукаво, сверкая золотом глаз. — Кто-то обещал мне награду? — Ну, ты ее заслужил, — улыбнулся Сережа, подходя к нему и обнимая. Птица фыркнул в чужую макушку, обнимая его в ответ. — И это всё? — О нет, — улыбнулся Сережа, а его ладони скользнули на спину крылатого, перебирая перья и лаская кожу между крыльями, пока не касаясь их самих. Птица подался назад к прикосновению, тихо мурлыча. Разумовский хитро прищурился и притянул слегка отодвинувшегося Птицу ближе, одновременно целуя, но не отрывая рук от поглаживания чувствительного места. Птица ответил на поцелуй, чуть прикусив нижнюю губу Серёжи. Тот поощряюще застонал, затем вместе с крылатым двинулся в сторону кровати. Когда воздуха хватать перестало — с сожалением разорвал поцелуй, с нежностью глядя на Птицу. — Что ж, — Птица облизнулся. — Ты и правда звучишь, как хорошая награда. Сережа спрятал неожиданно вспыхнувшие от смущения щеки за растрепанными волосами. — Ну, больше мне вроде и предложить нечего, — пальцы нервно дёрнули пуговицу на рубашке, когда Разумовский начал расстёгивать ее. — А больше мне и не нужно, — заметил Птица, осторожно, но твёрдо убирая руки Серёжи от его же рубашки. Руки с убранными до нормальных размеров когтями довольно ловко расстёгивали пуговицу за пуговицей. Птица, не удержавшись, оставил поцелуй чуть ниже оголившейся ключицы. Сережа медленно расслабился, и закусив губу, наблюдал за действиями Птицы, который и правда выглядел, как будто раскрывает самый лучший подарок. Следующий поцелуй пришёлся чуть ниже груди, ещё один — в районе пупка. Птица отстранился, помогая Серёже скинуть расстёгнутую теперь рубашку, и, протянув руку, чуть погладил его шею. Тот выгнулся и тихо охнул, чувствуя как по спине побежали мурашки. Птица снова сделал тоже самое, паралельно поцеловав Разумовского. Тот откликнулся, со все большим жаром отвечая на поцелуй и осторожно сжал пальцы на основаниях черных прекрасных крыльев, лаская маленькие пёрышки. Птица вздрогнул всем телом, простонав в поцелуй. Сережа на миг отстранился от него. Птица недоумевающе посмотрел на него, разочаровано вздохнув. Разумовский виновато улыбнулся, махнув рукой на свои брюки. Птица осторожно толкнул его на кровать и, с нажимом погладив возбуждение, помог стянуть брюки. Сережа подался навстречу прикосновению, облегчённо выдохнул и рвано простонал, когда белье отправилось вслед за брюками. Он потянул крылатого на себя, укладывая сверху. Птица потянулся к нему, коротко соприкоснулся губами с его, после чего сосредоточил свое внимание на шее. Сережа стонал от каждого касания, откинув голову, давая больший доступ, но и сам не забывал отвечать, поглаживая плечи и постепенно переходя вновь к крыльям. Птица от неожиданного прикосновения к крыльям прикусил кожу на шее Разумовского сильнее, чем планировал. — Прости, позже залечу, — выдохнул он, но затем резко передумал — свои следы на Птенце он оставить всегда успеет, а вот попробовать кое-что… Почти обжигающие пальцы коснулись места укуса, забирая боль и залечивая, но исчезать не стали, продвигаясь к другим участкам шеи. Горячее, почти обжигающее прикосновение заставило Разумовского выгнуться, издав протяжный стон. Он и не знал, что может быть так, но очень хотел ещё. А Птица словно чувствуя настрой Серёжи, продолжил двигать пальцами, касаясь шеи. Вторая рука же нашла сосок и слегка сжала его. Наградой крылатому был уже откровенный всхлип, а рука Серёжи, почти отпустившая крыло, резко сжалась. Крылья вздрогнули, Птица издал несдержанный стон. Рука с шеи, став менее горячей плавно перетекла к возбуждённому члену Разумовского, по пути задев сосок. Серёжу подкинуло на постели, он на миг зажмурился от силы удовольствия, потом потемневшие от возбуждения голубые глаза с мольбой посмотрели на Птицу. — Что такое, Птенчик? — Птица нарочито медленно провёл по его члену, размазывая естественную смазку по всей длинне. Бедра вновь рванулись навстречу ласке, а вот говорить Сережа не мог — дыхания едва хватало на сбивчивые стоны. Птица, сделав ещё пару медленных движений, остановил свою руку и лукаво, с явным наслаждением во взгляде, посмотрел на Разумовского. На этот раз стон был почти возмущенным, а рука Серёжи потянулась к ладони Птицы, в явном призыве продолжать. — Слова, Птенчик, — усмехнулся Птица, не давая чужой руке подобных вольностей. Разумовский укоризненно посмотрел на Птицу, краснея от понимания — что тот от него ждёт. Птица клыкасто ему улыбнулся, крайне медленно размазав кончик выступившей предсеменной жидкости по кончику члена Серёжи, но чего-то большего делать явно не планировал. Тот всхлипнул от ощущений, дернулся, но понял, что так просто не отделается. Несмотря на это он все равно попробовал, как только воздух вновь стал более-менее нормально поступать в легкие: — Птица… Птица смотрел внимательно, склонив голову набок. Улыбался, любуясь видом раскрасневшегося, столь отчаянного в своём желании получить удовольствия Серёжи. — Да? — Пожалуйста, — пользуясь краткой передышкой смог выговорить Разумовский. — Пожалуйста, что? — лениво уточнил Птица, едва сместив руку. Сережа как раз хотел ответить что-то возмущенное, но сбился на стон. Птица разочарованно вздохнул. — Какой же ты упрямый, Птенчик, — фыркнул он, начиная двигать рукой, медленно, но всё же. — Быстрее, — тихо попросил наконец Сережа — возбуждение наконец побороло остатки смущения. Птица дёрнул уголком губ, но задвигал рукой чуточку быстрее. Разумовский попытался ускорить его, двигаясь сам. Птица прижал свободной рукой его бедра к кровати. — Лежи смирно или свяжу, — спокойно предупредил его он. На последнем слове Птицы, Сережа сглотнул, невольно представив это и застонал тихо и умоляюще — ну не мог он сдерживаться, когда удовольствие — вот оно совсем близко, но слишком мало. — И почему мне кажется, что ты только «за»? — фыркнул Птица с мягкой насмешкой. Сережа хотел бы ответить, но лишь спрятал лицо, румянец с которого уже расползался и на шею. — Ты такой красивый, — мурлыкнул Птица, отстраняясь и вставая с кровати. Он едва мог оторвать взгляд от Разумовского, пытаясь мысленно вспомнить, куда тот мог запихнуть свой халат, чтобы позаимствовать оттуда пояс. Сережа убрал руку с лица, пытаясь понять, почему его оставили. Мелькнула мысль — может он сделал что-то не так? Но она быстро пропала от слов Птицы. Птица с сожалением отвернулся, чтобы взглядом найти искомый предмет. Халат нашёлся висящим на спинке стула, и Птица с хитрой усмешкой добыл оттуда пояс, чтобы вернуться обратно и оседлать бёдра Разумовского. — Руки вверх. Сережа, поняв — что задумал крылатый, сначала широко распахнул глаза, голубую радужку в которых уже почти не было видно из-за расширенных зрачков. — Ты…? — хрипло выдохнул он с непонятной смесью эмоций в голосе. Во взгляде золотистых глаз мелькнула неуверенность — действительно, наверное зря. Следовало обговорить сперва. Для этого определённый уровень доверия нужен. — Если ты боишься, мы можем не делать этого, — мягко произнёс Птица. Брови Серёжи медленно приподнялись — он не сразу понял, чего ему бояться, его же не бить собрались? Только потом до почти отключенного мозга дошло и Разумовский, хитро сверкнув глазами, улыбнулся, поднимая руки над головой и демонстративно потягиваясь. — Глупо бояться того, кого любишь, тебе не кажется? Птица вздрогнул и потянулся, чтобы поцеловать Серёжу. После короткого поцелуя, он отстранился и довольно шустро связал руки Разумовского между собой и привязал их к спинке кровати. Проверил, чтобы не жало слишком сильно. — Удобно? Если натрёт кожу, я подлечу. Сережа только и мог кивнуть, его ужасно смущала ситуация, но и возбуждала в равной степени. Он пожалел, что теперь не может скрыть алые щеки. — Я люблю тебя, — мягко произнёс Птица. — Если что-то начнёт слишком беспокоить, говори, хорошо? Сережа вновь кивнул, уже увереннее, добавив: — Люблю тебя, мой личный ангел. Птица искренне улыбнулся, сползая чуть ниже и возвращаясь к прерванному занятию. Он обхватил член Разумовского рукой и медленно провёл от основания до головки, и, хулигански усмехнувшись, лизнул головку. Сережа откинул голову, вскрикнув, а потом сразу же вернул взгляд на это невозможно прекрасное зрелище. Бедра дернулись, как и сам член, но сдвинуться мешал вес Птицы. Тот подул на влажную головку и вобрал член в рот полностью, втянув щёки и хаотично двигая языком. Стоны, всхлипы и беспомощные вскрики Серёжи разносились по комнате. Сил держать глаза открытыми почти не осталось, но Разумовский упорно смотрел, впитывая все происходящее. И когда казалось, что всего было слишком много, не хватало лишь чуть-чуть, Птица отстранился, облизываясь. Разочарованно простонав, Сережа дернулся, не сразу вспомнив, что руки связаны. Лишь ощутив давление на запястьях он действительно осознал, что находится в полной власти Птицы. Одной этой мысли хватало, чтобы по телу прошла волна жара. Птица дразняще погладил внутреннюю сторону бёдер Разумовского и поднял на него хищный взгляд жёлтых глаз. — Ты вкусный, — поделился он. — Но слишком быстро заканчивать я не хочу. Мурашки прошли от касания к чувствительной коже, а слова и взгляд заставили Серёжу сглотнуть и облизать пересохшие губы. — Я кстати всё ещё жду от тебя слов, Птенец, — напомнил Птица. — Чего ты хочешь? — Тебя… — отозвался Сережа. Жаркая волна прошла по позвоночнику, хотя это не совсем та формулировка, которую он хотел услышать от Разумовского — тот слишком очаровательно смущался, и Птица не мог ничего поделать с собой, ему слишком это нравилось. Птица потянулся за смазкой, открыл тюбик, согрел небольшое количество смазки на пальцах и, отвлекая Разумовского минетом, начал неторопливо растягивать его. Сережа чувствовал себя так, словно по венам течет жидкий огонь, а каждое прикосновение Птицы бьёт током. Птица усмехнулся, когда он нашёл пальцами необходимую точку внутри Разумовского, из-за чего того подкинуло. Он несколько раз ритмично нажал на неё, внимательно следя за Серёжей. — По… пожа-а-алуйста, — сбиваясь на стоны, уже начал умолять тот. Но и в этот раз, когда Разумовский был близко, Птица отступил. — Потрясающе, — проговорил он, потянувшись, чтобы погладить Разумовского по щеке. Живот Птицы едва касался члена Серёжи. Тот прильнул к его руке и выгнулся, пытаясь хотя бы потереться изнывающим членом. — Не хулигань, — фыркнул Птица, чуть царапнув его шею. — Или ноги тоже свяжу. Или всего тебя. Думаю, тебе пойдёт. — Отомщу, — попробовал поугрожать Сережа, и сразу за этим раздался его тихий всхлип, что явно портило впечатление от угрозы. — Буду ждать с нетерпением, — фыркнул Птица. — А теперь лежи смирно, и я подумаю над тем, чтобы прекратить тебя мучать. Птица отстранился, вернулся к его члену, пару раз погладил, но, передумав, снова потянулся за смазкой — ему и самому уже было невтерпёж. Смазав член смазкой, он осторожно толкнулся, давая Серёже возможность привыкнуть. Дискомфорт от вторжения немного поубавил градус возбуждения, но именно, что немного. Когда Птица замер, Сережа попытался двигаться сам. — Шшш, да чего же ты такой непослушный, — прошипел Птица от нахлынувших ощущений. Он удержал Серёжу за бёдра, но тот успел сдвинуться довольно прилично. Понимая, что уже не навредит точно, он толкнулся уже теперь сам, стараясь понять, с каким углом это делать лучше всего. Толкнулся и снова замер. Толчки были довольно сильными и в какой-то миг даже становятся удачными, попадая в простату, но каждый раз Птица, словно издеваясь, делал большие паузы между толчками. У Серёжи итак мало терпения, а уж когда остатки неудобства смыло волной удовольствия, он попробовал вновь двинуться сам, но поняв, что все равно все зависит от Птицы, постарался попросить. — Быстрее… Птица довольно усмехнулся и окончательно отпустил самоконтроль, ускоряясь и вбиваясь в тело Разумовского, сильно, но так, чтобы не навредить по случайности. — Какой же ты узкий, — пробормотал Птица. — Жаркий. Отзывчивый… чувствительный… Мой. Он укусил шею Серёжи, тут же зализывая место укуса. Слишком уж соблазнительна была идея оставить на нём свою метку. Сережа от каждого слова все больше распалялся, каждое движение словно толкало за край, не хватало самой малости, а укус… Сережа зажмурился, сжался вокруг Птицы, выгибаясь, насколько мог, чувствуя, как оргазм накрывает с головой. Птица ещё несколько раз успел машинально толкнуться прежде, чем издав гортанный стон, кончить. Он вышел из Серёжи, откатившись в сторону и укрыв всё ещё дрожащего Разумовского крылом. Приходил в себя рыжий не очень долго, но желания двигаться не было абсолютно, а уж мягкое одеяло в виде черного крыла и вовсе будило желание пролежать так ещё как минимум вечность. Птица уткнулся в чужую макушку, к нему постепенно возвращалась возможность рационально мыслить. — Завтра тебе придётся помогать мне крыло отмывать, — заметил он. — А я буду ворчать. — Почему завтра? Мы можем сходить в душ… — Сережа задумался. — через часик. Птица рассмеялся совершенно счастливо, прижимая Разумовского ещё ближе. — Через часик, да.