Отсчитай время на этот раз правильно

Птица выдернул свою руку и сжал исколото-исчёсанную руку Разумовского, обдавая жаром при лечении. — У тебя слишком нежная кожа, — хмыкнул он, отпуская руку и забираясь на подоконник кухни. — Да уж, постараюсь быть осторожнее, спасибо, — улыбнулся Сережа и быстро зажёг конфорку, после чего устроился рядом с Птицей, привычно прижимаясь ближе. Птица тяжко вздохнул и уткнулся лбом в его спину. — Ты с ним нежничаешь, — проворчал Птица. — Не ревнуй, Птичка моя, — мягко улыбнулся Разумовский, повернувшись, обнял его и поцеловал в рыжую макушку. Птица фыркнул, но перестал угрожающе усмехаться. — Ну, не дуйся, ты конечно милый, когда выглядишь нахохлившимся вороном, но мне больше нравится, когда ты улыбаешься, — тихо, на ухо Птице прошептал Сережа. — Кто-то слишком осмелел? — с паузой фыркнул Птица, погладив чужую шею. Если Серёжа и увидел едва заметный румянец на скулах, то ему показалось. Да Разумовскому сейчас было и не до чужого смущения — унять бы свое, появившееся вместе со стоном, который он чудом сдержал. Он укоряюще посмотрел на довольного Птицу. Тот пожал плечами, мол, «что я? я ничего», даже не скрывая торжествующей улыбки. — Что-то не так, Птенчик? — Ты же понимаешь, что я тебе отомщу, Птичка? — с улыбкой Разумовский погладил крыло, чуть потянув за перья. Птица вздрогнул, издав стон и едва-едва оцарапав чужую шею — рук-то убрать не успел. Это испортило момент чужого торжества. Тихий стон прервал попытавшегося сказать что-то ещё Разумовского, и он отодвинулся от крылатого на пару сантиметров, в ответ сжав пальцы на кончике крыла — аккуратно, но чувствительно. Птица вздрогнул и рыкнул, спрыгивая с подоконника и прижимая Серёжу к стене. Угрожающе клацает зубами у шеи, едва задевая ту губами. — Сейчас доиграешься, и дверь на кухню «случайно» заклинит. И будешь объяснять потом своему Волче, что это были не стоны и нет, тебе не плохо, а ему просто показалось. — Угрожаешь или соблазняешь? — откинув голову, давая больший доступ к шее, отозвался Сережа. Сам он в этот момент обнимает Птицу и запускает пальцы пёрышки прямо около основания крыльев. Птица вскрикнул, мстительно всё-таки кусая чужую шею и тут же зализывая место укуса. — Всего понемногу. А ты, как я вижу, не против, — фыркнул Птица. — Не боишься, что Волче застукает нас? Стон Сережа все же заглушает, закусывая губу и выгибаясь, вжимаясь в Птицу всем телом. — Ну ты же сказал, что заклинишь дверь… — пробормотал он. Птица торжествующе усмехается и с сожалением оторвавшись от Серёжи, всё-таки подходит к двери, закрывая ту так, чтобы открыть Волков её точно не смог. Возвращается медленно, хищно рассматривая раскрасневшегося Разумовского. Сережа конечно пытается напомнить себе, что Волков и правда может их застукать, но от одного жадного взгляда Птицы все мысли об осторожности вылетают из рыжей головы, а по спине бегут мурашки, заставляя сглотнуть и облизнуть губы. Разумовского подхватили под бёдра, сажая на подоконник и страстно целуя. И отвечал он на поцелуй с не меньшим жаром, плавясь под прикосновениями и чувствуя, как возбуждение горячими волнами распространяется по телу. Птица залез рукой под его футболку, с нажимом провёл по боку снизу вверх, добрался до груди, погладил и тут же сжал чуть затвердевшие соски. Сережа заглушил стон ладонью, на миг зажмурившись от удовольствия. Другая рука в это время легла на край крыла Птицы, поглаживая перья. Птица издал мурлычащие звуки, крылья инстиктивно ластились к ласковым рукам. Он лизнул чужую шею и начал изрисовывать ту языком влажными узорами, уже двумя пробравшимися под футболку руками терзая чужие соски. — Тише, Птенчик, — хрипло пробормотал Птица, особенно удачно прикусывая кожу Разумовского между плечом и шеей, и уже слыша чужие шаги. — Ты же не хочешь, чтобы тебя услышали? — Серый? — ручка двери опустилась и поднялась, так и не открыв двери. — Дверь заперта. Сережа слышал голос Олега, как сквозь вату, больше занятый тем, чтобы не дать ни одному звуку прорваться наружу, вот только укус заставил Разумовского тихо вскрикнуть. А на руке итак скоро мог остаться след от зубов — так он прижимал запястье к губам, глуша звуки. — Серёж? У тебя всё в порядке? Дверь не открывается. — Скажи ему, что не знаешь, почему, — прошептал Птица. — Наверное стоит даже подёргать ручку для приличия. Только вместо того, чтобы дёрнуть ручку, он показал это наглядно, успев пролезть за пояс домашних штанов Серёжи. — Все… нормально… — все же выдавил из себя Сережа, между выдохами, на большее выдержки не хватало, он лишь прижался к Птице, на грани слышимости шепча что-то умоляющее — то ли прекратить, то ли сильнее, быстрее, больше… Птица на миг прекратил свои действия и отстранился. Всё-таки подошёл к двери, дернул пару раз за ручку, чтобы создать видимость, что Серёжа тоже пытался открыть ту. — Скажи, что её заклинило, — насмешливо посоветовал Птица, снова подходя ближе. — Пока способен на разговоры, Птенчик. — Дверь иногда клинит, не дергай, я сам… — послушно выдохнул Сережа, пытаясь отдышаться и скрыть хриплость голоса. — Птица, ты садист, — тихое ворчание в сторону оставившего его в такой ситуации крылатого. — Сам виноват, — фыркнул Птица, коротко целуя его. Понимая, что времени не так много, он сдвинулся, вцепившись в его шею поцелуями и укусами, вернул одну свою руку на член Разумовского. Вторую же он поднёс к его рту, позволяя глушить стоны и периодически кусать — нечего себя калечить. — Волче упускает такую картину. Красивый, словно ты с картин Боттичелли твоего сошёл. Сережа зажмуривается до звёзд перед глазами, но старается все же не кусаться — маленькие пёрышки, пухом чувствуются на коже губ и он боится навредить. Мысль о том, что их мог бы увидеть Олег отдается жаром смущения и стыда во всем теле, опаляя щеки и кажется даже спускаясь ниже. — Ну что там, Серый? Чайник засвистел, но едва ли Разумовскому и Птице было до этого дело. Птица ускорил, усилил движения, шепча: — Кажется, он заждался, — хриплый смешок. — Да и ты уже близко. Ну же, давай, Птенчик, кончи для меня. Это оказалось спусковым крючком, щелкнувшим, зажигающим искрой порох. Сережа кончил, все же сжав зубы на подставленной руке, пусть и не сильно, и чувствуя, как тело наливается тяжестью, и дрожит от пережитого только что вала удовольствия. Птица выдохнул хрипло и довольно от чужого укуса и сыто посмотрел на Разумовского, облизав свою руку. — Тебе повезло, что у тебя футболка свободная, прикроешься, — рассмеялся Птица, а затем с тихим вздохом потёрся о его щёку своей. — Ты такой красивый. Бесит, что он увидит тебя таким. Разумовский, мозг которого наконец начал работать, вздохнул и на нетвердых ногах добрался до холодильника, достав сметану, заодно и от Птицы скрыл слишком смущенное выражение лица — ну не привык он к таким словам. Птица с интересом на него посмотрел. — А кто-то всё-таки умеет хитрить, — усмехнулся он. — Горжусь, Птенчик. Сережа мимоходом, словно случайно задел крыло, проведя по самому краю. Запачкать футболку было делом двух секунд, хоть ее и было жалко. Птица коротко простонал, крылья неосознанно последовали за уходящей рукой. Чтобы не слишком акцентировать на этом внимание, Птица подошёл ближе к двери и взлохматил его рыжие волосы. — Открывать или у тебя ещё какая подготовка? — Открывай, — тихо отозвался Сережа, довольно улыбнувшись реакции Птицы. Дверь перестала клинить, и Разумовский смог открыть её. Волков, одетый лишь в брюки и накинутое на плечи полотенце, обеспокоенно-облегченно на него посмотрел, увидев, что в целом друг в порядке. Чайник по-прежнему свистел, выдавая из себя пар. На кухне было довольно душно. — Надо что-то делать с дверью, — хмыкнул он. — А то возьмёшь и застрянешь надолго. Ещё сознание от духоты потеряешь, хоть бы чайник отключил. Весь красный, как помидор, — Олег коснулся ладонью его лба. Птица зашипел ещё громче чайника. Сережа, на миг задержался взглядом на полуголой груди Олега и потом покраснел, отведя взгляд: — А, да, надо… Птица наклонился и прошептал Разумовскому на ухо: — Будто бы ты мог отвлечься на чайник. Тот лишь отмахнулся постаравшись как можно быстрее проскользнуть мимо Олега в ванную, мимоходом протараторив в ответ на его взгляд: — Все в порядке, я просто запачкался, вот сейчас переоденусь и вернусь! Волков проводил его немного тревожащимся, но мягким, любящим взглядом. Птица оскалился и задел Волче плечом, проходя мимо, следом за Разумовским в ванную, Олег передёрнул плечами.