Отсчитай время на этот раз правильно

Птица в кои-то веке повиновался. Разумовский щедро облил водкой руки и нож, после чего, осторожно нащупав пулю пальцами, и стараясь не реагировать на тихое, явно сдерживаемое болезненное шипение Птицы, с помощью ножа достал сплющенный кусок металла, и зажал рану, не зная, что делать дальше — вряд-ли он сумеет зашить рану, да и ничего из инструментов для этого у него в доме точно нет. Кровь на черных перьях, просачивающаяся из-под прижатых к ране пальцев медленно подтачивала самоконтроль и губы уже начинали дрожать. — Эй, я не умираю, Птенчик. Все хорошо, у тебя прекрасно получается, — тихо произнес Птица. — Молодец. Теперь моя регенерация возьмется за дело. Волков смотрел и не мог понять, как они вообще докатились до такой ситуации. Он откровенно прибывал в шоке и от того, насколько беспокоится о Птице Серёжа, словно ему было жизненно важно, чтобы с его… с тем было всё в порядке, и от того, что Разумовский так ловко и знающе действует с пулевым ранением, будто бы делал это уже когда-то, и от того, каким внезапно мягким и утешающим по отношению к Серому предстал Птица. Всё было слишком сюрреалистичным. Сережа не думал о том, что это может показаться странным, что у него сейчас не должно быть таких знаний и навыков… Сейчас он даже не помнил о присутствии Олега, полностью сосредоточившись на Птице. — Регенерация? И насколько она быстрая? — с сомнением в голосе уточнил Сережа. Птица неожиданно стушевался. — Технически, такая рана займёт пару дней… если бы я её не расцарапал. Разумовский вздохнул — если его не подводит память — аптечки у него нет, а пойти в аптеку хотя бы за элементарными пластырями и перекисью он не мог — Птица пойдет за ним или просто скроется в теле, а ни один из этих вариантов ему не нравился. — И нафига ты тогда когтями полез? — насмешливо уточнил Волков. Птица вскинулся было ответить ему что-то резкое, но рука Серёжи, нежно коснувшаяся крыла, остановила его. — Олежа… — Разумовский с мольбой посмотрел на Олега. — Аптечка у тебя, я так полагаю, не водится? — он тяжко вздохнул. — Сейчас сгоняю в аптеку. К окнам не подходить. Присмотри за Серым, зараза. Разумовский благодарно и несколько виновато улыбнулся Волкову. Тот не говоря ничего больше, отправился в аптеку, благо, переодеться с улицы ещё не успел. Пользуясь тем, что они остались одни, Птица коснулся рукой скулы Серёжи. — Ты невероятен, — с чувством произнёс Птица. — Но я и думать не хочу, при каких обстоятельствах у тебя появились подобные навыки, Птенчик. Разумовский смутился от его слов, и невесело усмехнулся: — В жизни бывало всякое… Он потерся щекой о ладонь Птицы, потом повернул лицо и оставил на его пальцах лёгкий поцелуй: — У нас все будет хорошо, не думай об этом — было и прошло, зато сейчас я хотя бы знал, что нужно делать. — В тебя стреляли, — заметил Птица. — Нужно разобраться, какого вообще происходит. А не тратить время на игры в доктора. — Это подождёт, а вот твоя рана — нет! — не согласился Сережа. — Пожалуйста, Птичка, я уже потерял тебя один раз, если это случится сейчас — думаешь, долго я выдержу? Птица ласково погладил Разумовского по шее. — Я не настолько слаб, чтобы от пули помереть, Птенец, — хотел бы, чтобы получилось возмущённо, да только больше успокаивающе. — Не потеряешь. — Но это не значит, что тебе не больно, да и сам ты сказал, что когтями зря… — Сережа прикрыл глаза, чувствуя теплую волну от прикосновения к шее. — Береги себя, пожалуйста… — Я буду более осторожным, — пообещал Птица. — Но не в случае, когда тебе угрожает опасность. Разумовский только и мог осторожно поцеловать Птицу, стараясь мягкими касаниями губ показать — насколько он волнуется, любит и боится потерять. А у Птицы что-то внутри обрывается от чужой нежности. Словно понимание приходит с какой-то уверенностью, что его точно не обменяют на Волче. Впрочем, их уединение довольно скоро прерывает вернувшийся Волков, с пакетом из аптеки наперевес. — Вот, — говорит он, кидая пакет поблизости к Разумовскому. Сережа подхватил пакет, доставая оттуда купленные лекарства. — Спасибо, Олежа! — он благодарно улыбнулся Волкову. Разумовский отвернулся и не видел, как скривился Олег — ему по сердцу ножом была забота друга об этой… хтони чёртовой, особенно, когда он понял, какого рода отношения их связывают. Птице также было не до его эмоций — он зажмурился и сжал зубы, когда перекись на ватке, прижатой к ране, защипала. — Тише, потерпи, чудо мое, — дуя больное место, утешающе бормотал Разумовский. — Я не хрустальный, — проворчал Птица. Не то, чтобы столь незначительную боль было сложно сдержать, скорее перекись его раздражала. — Нет, конечно, — Сережа все же улыбнулся, глядя на него. — Ты сильный, мой смелый хранитель! Волков предпочёл свалить в соседнюю комнату, и Птица выдохнул с неким облегчением, чувствующий себя как-то неловко после реплик Разумовского. — Заканчивай свои игры в доктора побыстрее, Птенчик. — Уже, — приклеивая последний уголок пластыря, Сережа погладил неповрежденную кожу рядом с ним. — Вот и все. — Спасибо за заботу, Птенчик, — фыркнул Птица, дёрнув уголками губ. — Знаешь, — покраснев от его слов, Разумовский решил сменить тему и на миг отвлекся, в задумчивости поглаживая оказавшееся прямо под пальцами крыло. — Ммм? — мурлыкнув, уточнил Птица, крылья тянулись вслед прикосновениям. — Я не помню ничего похожего, ну в прошлом… — тщательно перепроверил все воспоминания, медленно проговорил Сережа, продолжая машинально перебирать пёрышки. — Добавь конкретики, Птенец, — настроение у Птицы чуть ухудшилось, как и всегда, когда Серёжа упоминает будущее, которое теперь никогда не случится. Ему не нравится понимать, насколько он мог — и когда-то должен был — облажаться настолько, чтобы это стало настоящей катастрофой для Сергея. — Похожего на что именно? — Покушение… Это ведь было именно оно? Птица мрачно кивнул. — Хотел бы я сказать, что нет, но так оно и есть. Как-то ты слишком часто начал попадать в опасные ситуации, Птенчик. То гопник с битой, то стрельба… — Да, я тогда подумал, что это просто кто-то ограбить хотел… — вздохнул Сережа. — Я тоже, — отозвался Птица. — Но теперь нельзя исключать и того, что это было чем-то большим. Надо бы сразу за этим ублюдком уйти, вызнать, кто его нанял… — Но я одного не могу понять — зачем кому-то моя смерть? Птица смотрит на него задумчиво и внимательно. — А там… — Птица не договаривает, надеясь, что Разумовский поймёт, о каких именно событиях он говорит. — У тебя вообще врагов не было? До того… как я всё испортил? Сережа задумался — недовольные были всегда, но он тогда был слишком занят, чтобы замечать их слова, хотя долетавшие до него иногда недовольства ранили, несмотря на несостоятельность каких-либо претензий. — Я не знаю… — честно отозвался он. — Зато я знаю, у кого мы можем попросить помощи в полиции… Птица скептично смотрит на него. — Стоит, конечно, заявление написать, да и могли быть свидетели того, что в тебя стреляли, хотя было довольно тихо, могли не понять, — он нахмурился. — Но сомневаюсь, что полиция сильно поможет. И у кого ты о помощи попросить предлагаешь? — Есть тут один такой — майор Гром, человек часто резкий и крайне упрямый, но честный и дело свое знает… Казалось бы, Разумовский должен ненавидеть Грома, после того, как тот арестовал его и упрятал в психушку, но эти воспоминания были лишь смутными образами, доставшимися от Птицы, а вот момент, когда майор одним броском стакана остановил пытавшегося пробить ему голову бандита… — Он хороший, понимаешь, Птица? Он мне жизнь спас… — Тот самый, который по твоему рассказу засадил тебя в психушку, и который стал моей личной Немезидой? — уточнил Птица в ответ. — Безумная идея просить у него помощи. Тем более, что он вряд ли сейчас уже майор, наверное. До момента вашего знакомства сколько было бы ещё лет? — Главное — он уже сейчас работает в органах, — не вдаваясь в подробности ещё не случившегося, припомнил досье на Грома Разумовский. — Если оставишь заявление, не факт, что его поставят на это дело, — фыркнул Птица. — Да и есть ли какой-то смысл? Думаешь, Гром найдёт концы быстрее? — Кроме него нам вообще вряд-ли кто поверит, да и разбираться не будут… — В тебя стреляли на улице. Случайные свидетели или камеры там должны были быть, другое дело, что первые скорее всего вряд ли что-то поняли… Единственное, там же пули не осталось. Будет трудно объяснить, куда она собственно говоря делась… — Ты просто не хочешь с ним связываться? — Сережа поднял глаза на Птицу. — Может быть? — не совсем уверенно прокаркал Птица. — Мы могли бы и сами с этим разобраться. К тому же… что такого в этом Громе, что нас так сдвинуло на нём… там? Впрочем, это Птица решил помешаться на Громе, а не Серёжа, если он правильно понял по рассказу Разумовского. Но всё равно как-то тревожно было. — Не знаю… — отозвался Сережа. — Пока он не знал, что в тех поджогах виноват я, ну точнее… — он смутился. — Я, — мрачно отозвался Птица. — Я помню, что ты говорил о своём сне-не-сне. — Ну, пока я законопослушный человек, он поможет, — вспоминая решительного майора, защищавшего его от бандитов, постарался сменить ход мыслей крылатого Сережа. — Хочешь привлечь его — привлекай, — цокнул Птица и недовольно добавил. — Опять скрываться придётся. — Прости, — не задумывавшийся ранее об этом Разумовский осторожно обнял его, заглянув в глаза, — может тогда и правда сами попробуем? Птица укрыл его крылом. — Переживу, — произнёс он. — Если хочешь, чтобы Гром тоже поучаствовал — пусть участвует. Но, спорим, я поймаю того, кто тебе угрожает, первым?