Отсчитай время на этот раз правильно

А жизнь меж тем не стояла на месте и вот настал тот день, когда башня Вместе была полностью обустроена и пора было переезжать. Сережа учел все прошлые недочёты, поэтому теперь на одном из самых верхних этажей был не только кабинет, но и спальня, кухня и гостиная с большим раскладывающимся диваном — «для гостей», как сказал тогда Разумовский, почему-то представив Игоря с Олегом. Переезд дело муторное, но особо перевозить им было нечего, поэтому они справились довольно быстро. — Это кабинет, а это твоя комната, — показывая Птице их новое жилье, комментаровал Сережа. — Я не знал, что ты захочешь, поэтому оставляю это на твоё усмотрение. Птица с задумчивой улыбкой на него посмотрел. На самом деле, ему особо-то и не нужно было что-то такое, но то, что Разумовский задумался о нём и его уюте дорогого стоило. — Спасибо. — Пожалуйста! — улыбнулся Сережа, затем наполовину серьезно добавил: — Я поставлю сюда все, что захочешь, кроме кровати. — Хм, а почему это? — лукаво уточнил Птица. — Потому что в нашей, — Разумовский интонацией выделил последнее слово, — спальне неприлично большая кровать. Птица фыркнул и коснулся губами макушки Серёжи. — Как будто бы я собирался спать где-то, где нет тебя. Даже, если бы там была неприлично узкая кровать. Но теперь мне даже интересно взглянуть и… опробовать. Разумовский довольно зажмурился, откинувшись на грудь Птицы и наигранно недоуменно спросил: — Что, вот прямо сейчас, средь бела дня?! — А тебе что-то не нравится в этой идее? — промурлыкал Птица. — Что ж, тогда дождёмся ночи. А лучше полнолуния, чтобы мы могли вовсе не включать свет, чтобы тебя не смущать. Сережа не выдержал и рассмеялся, чувствуя, как по телу прошла волна предвкушения. — Ну зачем же, если меня так соблазняют, то разве я могу быть против? — Так соблазняют? — протянул Птица. — Ты меня явно недооцениваешь, Птенчик. Он демонстративно облизался, оглядывая фигуру Разумовского с ног до головы хищным взглядом. Его рука скользнула к шее Серёжи, но так и не дотронулась до неё, зависнув неподалёку. Под этим откровенным взглядом, Сережа замер, машинально облизнув губы и прикусив нижнюю. Дыхание сбилось, а сердце застучало сильнее, выдавая нарастающее возбуждение. Чужая рука так близко к уязвимому месту ощущалась даже до касания, но этого было невероятно мало, и Разумовский, не выдержав, качнулся навстречу прикосновению. Птица довольно улыбнулся и погладил его шею, с радостью ощущая ответную дрожь. — Ты такой красивый, — заметил он. — Тебе идёт румянец, Птенчик. Сережа прогнул спину, зажмурившись от приятных ощущений, после чего уже сам буквально повис на Птице, обняв его за шею и целуя, нетерпеливо, жадно, слегка покусывая губы и прижимаясь всем телом. Птица отвечал, продолжая поглаживать такую чувствительную кожу его шеи, второй же рукой он вынул рубашку из его брюк и залез под неё, сперва коснувшись живота и отправившись выше, к груди. Каждое касание вызывало тихие вздохи и полустоны, которые тонули в поцелуе. А затем Птица поднял Разумовского на руки и прижал спиной к стене, отрываясь от губ и выцеловывая узоры на шее. Охнув от неожиданной смены положения, Сережа инстинктивно скрестил ноги у него на пояснице, крепко, почти до боли вцепляясь в плечи. Но ласки на чувствительном месте быстро заставили расслабиться и ослабить хватку. Разумовский откинул голову, ойкнув, когда затылок слишком резко встретился со стеной, и полностью доверился Птице. — Осторожнее, — мурлыкнул тот, с удовольствием терзая шею Разумовского. Тот так естественно ощущался в его руках, а доверие Птенца слишком пьянило. Какая там осторожность, да и кому она нужна? Сережа вряд ли мог думать о чем-то, кроме своего темнокрылого хранителя, который его сводил с ума. Всё ещё удерживая Серёжу в воздухе, пользуясь тем, что тот обхватил его ногами и руками, Птица поддерживал его лишь одной рукой для подстраховки, второй же сжал сосок. В ответ он получил вскрик и полный жажды затуманенный взгляд. Сережа пытался потереться об него, что получалось с трудом — он и так был прижат к Птице вплотную. Птица расплылся в хищной улыбке, похоже, не его одного заводило подобное расположение, Серёжа тоже реагировал ярче. Он когтём оторвал пуговицы достаточно помятой рубашки, окончательно испортив ту, и развёл ткань, чтобы получить больше доступа. Оставив чёткий след на шее Разумовского, чуть повыше ключиц, он продолжил перекатывать сосок одной рукой, пока второй пролез за пояс его брюк и сжал возбуждённый член. Сверху послышался всхлип, и хриплое «Да! Пожалуйста!». Сережа дернулся, пытаясь двигаться в хватке чужих пальцев, усилить контакт, ускориться… И Птица в этот раз не стал его дразнить слишком сильно. Одновременно с тем, что его губы и зубы оставляли следы на коже Разумовского, он быстро двигал рукой, крепко сжимая чужое возбуждение, почти идеально надавливая на головку. Сережа усилием воли заставил себя открыть глаза, не отрываясь глядя на крылатого, он часто дышал, закусив губу, но даже так сбивчивые стоны разносились по комнате. Казалось, ещё чуть-чуть и он придет к финалу. Птице не очень нравилось то, что Разумовский пытался сдерживаться, поэтому он сменил свою тактику. Заметив, что тот подошёл к краю, он замер, сжимая основание члена. Сережа, остановленный почти на самом пике, сначала замер, неловко двинув бедрами в попытке достичь оргазма самостоятельно, а потом непонимающе-жалобно посмотрел на Птицу. — Что такое, Птенчик? — мурлыкнул Птица, медленно проводя по его члену. — Пти… ца! — наполовину просяще, наполовину возмущенно вскинулся Сережа. — Ммм? Поняв, чего от него хочет Птица, Сережа попробовал выровнять дыхание и проигнорировать смущение и яростно горящие щеки. — Продолжай. Птица двинул на пробу рукой, дразняще медленно. — Сильнее, — вновь дернувшись, но окончательно поняв, что в таком положении он полностью зависит от воли Птицы, выдавил Разумовский. И Птица послушался, старательно двигая рукой, ускоряясь. Он прижался своим возбуждением к обтянутым тканью брюк бёдрам Разумовского и сам издал тихий стон, взмахивая крыльями. — Хочу тебя, — тихий смущённый голос Разумовского сорвался на стон. Птица и сам хотел до невозможности, но… — Смазки тут явно нет, — хрипло хмыкнул Птица. Разумовский, пользуясь мгновением передышки, хотел уже сказать, что и так можно, а потом судорожно зашарил одной рукой по карманам так и не снятых брюк, второй сильнее вцепившись в плечо Птицы. — Птенец? — мурлыкнул тот с лёгким недоумением. То, как Серёжа цеплялся за него, было до безумия приятным и горячим. Пальцы наконец нащупали острый запечатанный край, захватили его, и Сережа с торжествующим видом извлёк маленький пакетик смазки. — Для кого-то, кто так смущается, ты слишком предусмотрительный, — жарким шёпотом произнёс Птица ему на ухо, забирая тот из рук Серёжи. Разумовский боднул его головой, спрятав лицо за волосами. Он и сам не знал, как не сгорел со стыда, заказывая в интернете набор вот таких вот одноразовых пакетиков, но не смог удержаться, зная, что это ему точно пригодится. И ведь угадал. Птица лизнул чужое ухо прежде, чем чуть отклонить голову назад. Он помог Серёже почти полностью стянуть брюки и плавки, и, зубами оторвав линию срыва на пакете, он смазанными пальцами нащупал вход. Положение было почти подвешенным, но Серёжу это только ещё больше заводило, он лишь крепче сжимал ногами его талию, поглаживая пёрышки на плечах Птицы. Птица растягивал его осторожно, но быстро в этот раз, больше не дразня, а скорее разрабатывая проход, Они оба вздохнули с явным облегчением, когда процесс подготовки был окончен и Птица толкнулся внутрь. Разумовский выгнулся, как мог в его положении, сжал пальцы на оперении Птицы и издал долгий довольный стон. Птица отразил его стон, чувствуя, как жар скручивается внутри от происходящего и прикосновения к крыльям. Следующее его движение заставило Серёжу вскрикнуть, невольно дернув рукой, которая привычно оказалась на крыле. Птица вскрикнул, сбиваясь с ритма, но толкаясь особенно сильно внутрь Разумовского. Край одного из крыла ласково погладил Серёжу по лицу. И зря — Разумовский поймал крыло губами, кусая резко, но все же в последний момент сдержал порыв сжать зубы сильнее, почувствовав маленькие пёрышки. — Ещё, — выдохнул, то ли попросив, то ли приказав, Птица, которого дрожь пробила от этого. Его толчки стали ещё более неритмичными, но зато более глубокими. — Сильнее. Не бойся, не навредишь. Больше Разумовского просить не надо было и следующий укус пришелся чуть правее и теперь Сережа и правда почувствовал себя голодным зверем, поймавшим крылатую добычу. Птица издал полувскрик-полурык, буквально вбиваясь в Серёжу. Тот вскрикнул, выпустив чужую пернатую конечность изо рта, а затем вцепляясь в не успевшее, или не собирающееся отодвигаться крыло снова, на этот раз чувствуя, как волна тяжёлого возбуждения достигает пика. Сжавшись, он кончил, едва не упав от мигом накатившей слабости, но повис, удерживаемый сильными руками Птицы. Птица и сам едва контроль удержал, чтобы они оба не рухнули — слишком уж ярким был финал. — Ты невероятен, — едва шевеля языком, выдохнул Сережа. Птица гордо распушился, опуская Разумовского на пол, и и располагаясь вместе с ним. — А до этого ты сомневался, Птенчик? — Нет, — расслабленно и счастливо рассмеялся Сережа, поглаживая покусанное крыло, — не болит? — все же с долей беспокойства спросил он. Птица издал мурлычащие звуки. — Не болит, — хмыкнул он. — Мне понравилось. И если ты продолжишь крылья трогать, я не гарантирую, что передышка надолго. Сережа сделал умирающий вид, раскинувшись больше на Птице, чем на полу, но его рука меж тем продолжила бережно приглаживать перышки. Птица вздохнул тяжко и мстительно лизнул его шею прежде, чем сдаться его рукам. Разумовский немного отодвинулся, удобнее устраиваясь, и явно никуда не собираясь в ближайшее время.