9. Не имею права ревновать
28 ноября 2021 г. в 18:18
Его буквально колотит от ревности.
Да, Мью ему ничего не обещал, и условия, на которых они видятся, весьма прозрачные: секс без отношений. Это значит, что и без обязательств?
Или как?
Потому что он не может видеть, как на его мужчину буквально вешаются эти девушки из офиса при любой удобной (и не очень) возможности. Да, Галф и раньше такое видел, и раньше это сильно выводило его из равновесия, но теперь-то у них все по-другому!
Правда же?
Теперь он — хороший мальчик Мью, поэтому… Да, поэтому он имеет право ненавидеть эту блондинку, что стоит такая красивая и длинноногая рядом с его мужчиной! Имеет право злиться, что ее рука так вольготно лежит на широком плече, которого он еще совсем недавно касался, в которое впивался в порыве страсти пальцами, оставляя следы, что сейчас так надежно скрывает строгий деловой костюм.
Именно поэтому Галф сейчас отворачивается, чтобы не видеть, как ослепительно Мью улыбается этой девушке — после такого невербального сообщения о взаимности та буквально расцветает и флиртует еще отчаяннее, еще явнее. Рука сама невольно ускоряется, чтобы с грохотом поставить чашку с уже остывшим чаем на стол, обратив внимание на себя всех, кто находится в это время на кухне.
— Простите, рука дрогнула, — ему и правда стыдно за такое поведение перед коллегами, поэтому он спешит извиниться и удалиться из комнаты, чтобы не видеть эти любопытные и осуждающие взгляды — и особенно от одного человека.
Но тот перехватывает его уже в их кабинете:
— Галф, все в порядке? Ты как-то странно себя ведешь.
— В порядке, — он бурчит, не глядя на собеседника, садится за свое рабочее место и утыкается в экран монитора, делая вид, что очень занят.
Мью не ведется на это представление, поэтому присаживается рядом на стол и берет рукой за подбородок, поворачивая голову парня к себе:
— Галф, я сейчас спрашиваю не как коллега или наставник, а как твой Дом: все в порядке? Если есть какая-то проблема, и я могу ее решить…
— Нет никакой проблемы! — Галф неожиданно для себя взрывается и яростно откидывает в сторону руку, что держала его лицо так аккуратно и бережно. — Ты можешь дальше обжиматься с девушками, не смею тебя отвлекать своими проблемами.
Он тут же понимает, что погорячился и наломал дров, потому что Мью тут же испуганно оглядывается: не услышал ли парня кто-то. И затем кладет руку ему на плечо, пытаясь успокоить:
— Галф, ты что — ревнуешь?
Ревнует.
Так, что сходит с ума. До трясущихся рук и подкашивающихся ног.
И что такого? Разве это запрещено?
Но, конечно же, отвечает:
— Нет, просто устал. Настроение плохое.
Врет как дышит.
Но так будет лучше для них обоих.
Правда же?
— Гаааалф…
Нет, он не будет смотреть в эти все понимающие глаза, не будет. Потому что просто позорно расплачется от злости и стыда, что тот все уловил и сразу раскусил его обман. Нет, это не слезы — просто в глазах какая-то странная пленка, что затуманивает зрение, поэтому он так старательно моргает. А не для того, чтобы сдержать водяной поток.
— Давай выйдем.
Галф даже не понимает, что его как-то поднимают с рабочего места и тащат за руку в какое-то подсобное помещение, где нет ничего кроме хозинвентаря и их с Мью.
— А теперь, когда нас никто не видит, ты мне расскажешь, что тебя так расстроило?
Молчит.
Потому что просто не может говорить.
Лишь смотрит куда-то в область плеча собеседника, где еще несколько минут назад лежала изящная женская ладонь.
А тот снова, блять, все понимает, потому что ладони ложатся в успокаивающем жесте на его плечи:
— Галф, это ничего не значит — поверь.
— Да, конечно, я понимаю, — и сам не верит своим словам, потому что голос предательски дрожит, как и все его тело, что точно чувствует Суппасит.
— Гаааалф.
— Что.
— Посмотри, пожалуйста, на меня.
Смотрит.
Но только на упрямо поджатые губы, прямо в глаза — не может, потому что слишком больно.
Руки, что лежали на его плечах, поднимаются и теперь обхватывают его лицо — никаких шансов избежать взгляда глаза в глаза, поэтому Мью теперь точно видит боль, что плещется в самой глубине.
— Галф, тут не к чему ревновать — поверь мне. Все эти девушки ничего не значат для меня. Сейчас меня интересуешь только ты.
— Сейчас? А раньше? Раньше они тебя интересовали? — вопросы как будто сами срываются с его губ, он не в силах это контролировать.
Галф видит, как мужчина мнется, прежде чем ответить:
— Я не буду тебе врать: да, у меня были и девушки, и парни, но…
Черт, как же больно, когда подозрения подтверждаются. Когда ты понимаешь, что твой возлюбленный может переключиться на кого-то другого, если посчитает тебя не особо интересным.
— … сейчас только ты важен для меня. Поверь, пожалуйста.
Он поднимает глаза, все еще не веря в эти слова:
— А как же наша договоренность?
— Мы договаривались о сексе без отношений, а не о свободных отношениях. Это моя вина, что я сразу не пояснил тебе все — прости.
— Не о свободных… — Галф растерян, потому что рушится его теория.
— Да, и если я с тобой в постели, то больше никого там не будет — я не стану тебя обманывать и скрывать еще кого-то. Я только с тобой, Галф, — рука нежно гладит его щеку.
А он задыхается от облегчения и нежности, что его опасения не подтвердились, но не может не спросить:
— Тогда эти девушки…
— Ничего не значат — как я и сказал. Это невинный флирт, к которому привыкли все в офисе: они на меня вешаются, я им подыгрываю.
— Но зачем? Зачем тебе все это?
— Это сложно объяснить…
— А ты попытайся! — не в его привычке быть таким настойчивым и даже занудным, но сейчас ему надо понять и разобраться.
Мью устало выдыхает и смотрит куда-то в сторону, пока признается:
— Это своего рода прикрытие.
— Прикрытие?
— Да. Помнишь, ты как-то говорил, что ты думаешь, что я играю роль?
— Помню.
— Так вот: ты не ошибся, и этот флирт — часть этой роли, чтобы люди вокруг считали меня легкомысленным ловеласом и не лезли ближе.
Галф открывает рот, чтобы спросить, зачем тот это делает, но так и не произносит ни слова, потому что осознает: у него нет прав задавать такие личные вопросы — как бы больно ни было это осознавать. Но Мью словно читает эти мысли:
— Ты, наверное, задаешься вопросом, зачем мне это все.
Кивает.
Но все еще не осмеливается спросить вслух.
— Когда ты ведешь себя таким образом, то с тебя и спрос меньше. Понимаешь? Никто не будет глубоко копать, когда снаружи с виду пустышка.
— Это твоя защита? — теперь вопрос срывается с его губ.
— Что-то вроде того, — Мью горько улыбается. — Чем больше людей будет в это верить, тем меньше из них залезут в душу с ногами и там будут топтаться. Понимаешь? Не хочется пускать туда посторонних.
Понимает, на самом деле понимает, но не может не спросить:
— Но почему ты тогда мне это рассказываешь?
И почему ты меня пускаешь?
Но этот вопрос так и не решается озвучить.
— Наверное, потому что ты такой же, как и я: прячущийся от мира за маской. Поэтому ты меня поймешь.
Галф замирает, потому что такая мысль к нему в голову не приходила:
— Такой же, как и ты?
Мью кивает:
— Это сложно объяснить, но я почему-то чувствую, что под оболочкой хорошего мальчика скрывается что-то большее. Что-то более сильное и глубокое, что ты пока боишься показать — может даже самому себе в первую очередь.
Он неверяще качает головой:
— Я не уверен…
Но его перебивают:
— Конечно, ты не обязан со мной соглашаться — это просто мои мысли вслух и ответ на вопрос, почему я тебе это все рассказываю. И почему я выбрал тебя.
Галф еле заметно победно улыбается, но в душе ликует: Мью все-таки его выбрал, а не этих девиц. Но его радость немного приглушается словами, что возвращают его в реальность:
— Поэтому подумай: нужны ли тебе такие отношения. С человеком, который будет продолжать изображать вот это, — рука указывает в направлении кухни, — перед остальными. С человеком, который не вступает в серьезные отношения, поэтому тебе придется все время притворяться, что мы просто коллеги, друзья — это максимум.
Галф сглатывает, потому что осознание реальности — это всегда больно. А мужчина тем временем продолжает:
— Завтра — пятница, я буду тебя ждать к восьми у себя. Если ты решишь прийти — я пойму, что ты согласен быть со мной на таких условиях. Если ты передумаешь — я тоже пойму, ты не услышишь от меня ни слова упрека за свое решение.
Он замирает, глядя в эти отчаянные черные глаза, которые сейчас умоляют сказать “да”, и говорит абсолютно искреннее:
— Я подумаю.
Ему и правда надо разобраться в себе, чтобы понять, сможет ли его наивное глупое сердечко выдержать эту боль невзаимной любви к тому, кто с ним столь жестоко честен.