Blacker than midnight / Темнее полночи

      — И что ты планируешь делать дальше?              — Не знаю, правда не знаю…              Галф опускает лицо в ладони в отчаянии, потому что ситуация — хуже некуда. Он, с похмелья, проснулся у своего лучшего друга, а ничего само собой не решилось. Вчера он признался в своих чувствах и получил гнетущее молчание в ответ — вот и все дела, вот и вся жизнь пошла под откос, а он не знает, как это все исправить.              — Ну давай попробуем подумать логически, — Майлд ставит перед ним стакан апельсинового сока и кладет таблетку аспирина.              — Логически? — горький смешок срывается с его губ после того, как лекарство попало внутрь. — Какая к черту логика, когда я так запутался в своих чувствах, что для разумного места не осталось!              — Тогда я побуду твоим голосом разума, — этого парня ничем не смутить. — Вопрос первый: он тебе правда так сильно нравится?              — Да, — Галф понуро опускает голову. — Очень. Иначе бы я не согласился на все это.              — Фигасе мужик силен в постели, раз тебе так крышу сорвало!              — Эй, замолчи! — Галф швыряет в друга одну из диванных подушек, чтобы заставить того замолчать. — Я не собираюсь это обсуждать! Не с тобой — так точно.              — А мне вот любопытно, что же такое с тобой сделал, что у тебя отключился мозг и ты вывалил на него свое признание.              Галф краснеет до ушей, но молчит, потому что скорее умрет, чем расскажет о том, что Мью с ним творил, как заставлял извиваться от наслаждения на простынях и умолять. Майлд, видимо, это понимает, потому что похабно ему подмигивает, а потом снова становится серьезным:              — Ты планируешь это все продолжать? Ну, встречаться с ним.              — Не знаю! — он впивается ногтями в собственные руки в попытке успокоиться.              — Бро, вам надо поговорить.              — И о чем? Как ты себе это представляешь?              — Да о всей ситуации в целом! Чтобы ты не только в одиночестве накручивал себя, но и услышал его точку зрения.              — А я и так ее знаю, — Галф прикусывает губы, чтобы не начать плакать. — Секс без обязательств — вот, чего хочет Мью.              — Но еще он хочет тебя — это как минимум. И вопрос в том, на что он готов, чтобы тебя не потерять.              — Да ему только стоит пальцами щелкнуть — у него толпа желающих будет под дверью стоять, — он от злости с размаха опускает стакан с соком, из которого пытался сделать еще один глоток.              — Ревнуешь? — Майлд проницательно отмечает.              — Ревную, — Галф понуро наклоняет голову, признавая. — Когда он с кем-то другим, то мне жизнь не мила.              — А часто он так?              — Бывает, — он пожимает плечами, — когда в офисе флиртует с сотрудницами или на той вечеринке.              — То есть ему можно, а тебе нельзя?              — Я просто не хочу ни с кем общаться! — Галф в отчаянии вскидывается. — Мне не интересен никто, кроме Мью.              — Это я уже понял, бро, что твой диагноз — это “Мью Суппасит головного мозга”. Но, может, если ты заставишь его ревновать…              — Нет, — он качает головой, — этого я делать не буду. Неужели ты не понимаешь, что этот его страх перед отношениями может быть как раз из-за того, что его раньше предавали? Делали больно? А я не хочу быть одним из таких людей.              — У тебя там спина случаем не чешется? В районе лопаток.              — А? Что? — Галф недоуменно пытается посмотреть назад.              — Крылья, говорю, не выросли, ангел ты наш? Совсем в святые заделался со своей болезнью по одному конкретному товарищу.              — Да какой из меня святой, — насмешливо фыркает, но это ирония над самим собой, — я просто хочу…              — … себе этого мужика целиком и полностью, со всеми потрохами, — заканчивает за него фразу Майлд.              А у Галфа нет сил отрицать, поэтому шепчет:              — Да, но он-то меня не хочет.              — Слушай, я сейчас озвучиваю очевидные вещи, но может так до тебя дойдет, мой любимый “жираф”: если бы он тебя не хотел, то ты бы не оказался в его постели. Понимаешь? Этот индивид только строит из себя крутого мачо, а на деле — такой же человек из плоти и крови, правда, со своими тараканами, которых надо подружить с твоими. Тогда будет мир, дружба, жвачка. И какой из этого всего вывод?              — Какой?              — Да все тот же: вам надо поговорить! Желательно словами через рот, а не “я сам себе придумал — сам себе рыдаю на плече у друга”. Я знаю, что это пиздецки сложно и страшно, но не спросишь — не узнаешь.              Галф кивает головой, потому что мозгом понимает, что его приятель прав. Но сердце его предательски колотится от страха, когда он сидит на скамейке в парке и сжимает свои влажные от волнения руки в кулаки, пока ждет Мью.       И свой приговор.              — Привет, — тот подходит совсем тихо и кажется каким-то… подавленным что ли.              Но Галф ни в коем случае не осмелится это брать на свой счет:              — Привет. Прости, что вот так тебя выдернул в выходной.              — Ничего страшного, — Мью садится рядом на лавочку, но почему-то не смотрит на него.              А в груди болит все сильнее, пока он пытается собраться с мыслями — и с чувствами:              — Я хотел с тобой поговорить…              — Это я уже понял.              — … о том, что случилось вчера. И что с этим дальше делать.              Мью молчит.       Смотрит куда-то перед собой и молчит.              А из Галфа рвется вопрос, ответ на который многое решит:              — Ты же вчера слышал? Что я… — замолкает, потому что не в силах продолжать.              — Слышал.              Последняя микроскопическая надежда хрусталем разбивается о булыжник реальности. Галф почти слышит этот звон, но он сильный, он не заплачет.       А красные обкусанные губы никто и не заметит.              — Тогда я должен тебе сказать, что я больше не могу встречаться с тобой. Быть с тобой, — его голос напоминает карканье.              — Но почему? — Мью впервые смотрит прямо на него за весь их разговор. — Тебе было со мной плохо?              — Ты же сам знаешь, что это не так, — он находит в себе силы улыбнуться, вспоминая, как хорошо было на самом деле. — Но я не могу быть с тобой на тех условиях, которые ты мне предложил — и ты об этом знаешь. Уже знаешь.              Теперь черед мужчины нервно прикусывать губы и пронзительно на него смотреть. А Галф с трудом выдавливает из себя:              — Возможно, тебе нужен кто-то другой в партнеры, потому что я не могу… так. Без чувств, просто спать вместе.              — Галф…              Но он перебивает, растягивая губы в натужной улыбке:              — Я уверен, что желающих будет очень много — тебе стоит только поманить.              — Но я хочу с тобой! Я хочу тебя! — Мью берет его руку и удерживает так деликатно, что от этого хочется плакать.              — Тогда ты можешь ответить на мои чувства? — Галф смотрит с отчаянием.              Мью молчит.       Смотрит и молчит.       И разбивает этим его сердце.              — Понимаю, — он шепчет, отводит взгляд и освобождает свою ладонь из этого сладкого плена. — Я все понимаю, поэтому…              — Галф, я правда не могу тебе это сказать! То, что ты хочешь услышать. Я… Блять, как все это сложно! — Мью неожиданно матерится и зарывается руками в волосы с отчаянием на лице.              — Я понимаю, Мью, правда понимаю, — Галф все еще пытается улыбаться, хотя истекает кровью изнутри. — Не надо себя ломать.              — Но я…              — Думаю, что мне лучше уволиться, чтобы нам обоим было проще.              — Что? — мужчина дергается как от пощечины. — Зачем?              — Ты же понимаешь, что нам сложно будет работать рядом друг с другом после… всего.              — Не смей, — тот сурово хмурит брови. — Я сам уйду из отдела.              — Но…              — Не смей увольняться, Галф.              Снова эти нотки Дома в голосе, которым так хочется подчиниться, и он позволяет себе эту маленькую слабость, подчиняясь.       В последний раз.              — Хорошо. Тогда, — Галф встает и протягивает руку для рукопожатия, — прощай, Мью?              Ему физически больно от этого взгляда.       И от мягкости руки, что пожимает его собственную чуть дольше, чем того требует простая вежливость, словно пытается удержать. Оставить рядом с собой.              Но он как-то умудряется улыбнуться на прощание и развернуться, чтобы сделать первый шаг в свое будущее без Мью.              Он не оглядывается на фантомные призывы, которые содержат его имя, чтобы никто (Мью) не видел его слез.