Blacker than midnight / Темнее полночи

      Что-то не так.              Это не его ласковый и нежный Мью, который заботится о его безопасности и комфорте. Тот словно с цепи сорвался: зажимает его руки над головой, не дает коснуться и… терзает его губы своими жадно, жестко, голодно.              Это… сессия?              С осознанием этого факта у Галфа появляются новые силы, и он благодаря им как-то отстраняется и шепчет хрипло:              — Мью, погоди…              Любимые губы снова затыкают его рот в агрессивном поцелуе, которому так легко сдаться и поплыть… Но Галф понимает, что не может сейчас себе это позволить:              — Мью, пожалуйста, остановись! Мне больно!              Мужчина на долю секунды замирает, но затем снова тянется к нему. А Галф еле успевает прохрипеть заветное:              — Красный!              Ужас осознания постепенно разливается в глазах напротив, его руки освобождаются из жесткой хватки, и он невольно поглаживает наливающиеся синяки на запястьях, ожидая, пока Мью окончательно придет в себя. Тот и правда начинает понимать, что натворил, потому что на лице — сильная боль, как и в голосе:              — Галф, прости, я… Я сам не понимаю, что случилось…              Предательская слеза готова вот-вот скатиться, поэтому Галф прикусывает губы, чтобы не дать этому свершиться. Ему физически больно смотреть на такого разбитого Мью — и это куда хуже его собственной физической боли.              Добивает его то, что вдруг Мью падает перед ним на колени, обнимает его за бедра и утыкается в них лицом:              — Прости, пожалуйста, прости…              Ткань его шортов намокает, хотя от мужчины не слышно ни звука, ни всхлипа — и это сильнее многих слов. Поэтому рука тянется сама к пышной шевелюре его “мучителя”, чтобы погладить нежно и осторожно:              — Не плачь, пожалуйста.              Ведь это разбивает мое сердце.       В очередной раз.              Но слова имеют обратный эффект: Мью начинает содрогаться в рыданиях, все еще не в силах остановиться. Поэтому Галф не может не обнимать и не поглаживать эти дрожащие плечи и утешающе шептать:              — Все хорошо, я рядом. Мью, я с тобой.              — Как ты можешь мне говорить такое после того, что я с тобой сделал? — тот поднимает заплаканное, но все еще до боли красивое лицо. — Как?!              Потому что я люблю тебя.              Но отвечает совсем другое:              — Потому что я думаю, что с тобой что-то случилось — иначе бы ты так не сорвался. Я прав?              Молчит.       И угрюмо опускает голову.       Значит, он прав.              Поэтому Галф хватается за его локоть, помогая подняться с колен:              — Давай ты сначала успокоишься, а потом расскажешь мне все, что тебя беспокоит? Если захочешь, конечно.              Мью все еще молчит, но повинуется, поднимаясь и медленно идя в сторону дивана, на который фактически падает и тянет руки к Галфу:              — Пожалуйста…              Он все понимает без пояснений, поэтому тут же падает в эти теплые объятия, в которых нуждается не меньше, а может и больше, чем Мью. Теперь, когда они оба согреты друг другом, слова уже не режут больно горло:              — У тебя что-то случилось?              Мужчина морщится в ответ:              — Ничего нового, к сожалению.              — Отец? — Галф понимающе кивает, потому что раньше мельком уже слышал недовольство Мью их отношениями, но тот всегда старался не углубляться в эту тему.              — Угу, решил в очередной раз напомнить, какое я ничтожество, которое не в состоянии взять на себя ответственность за семейную компанию. Поэтому я прожигаю жизнь в отделе статистики и анализа вместо того, чтобы заниматься более важными делами и обрастать деловыми связями.              Он внимательно слушает, чтобы потом высказать предположение, которое уже давно в нем зреет:              — Ты никогда не думал о том, что это могло повлиять на твое увлечение БДСМ?              — О чем ты? — Мью поднимает голову, и Галфу так хочется смахнуть кончиками пальцев росинки слез с этих длинных ресниц.              — Помнишь, я говорил тебе, что я комфортно чувствовал себя Сабом, потому что это позволяло мне отпустить контроль над ситуацией и довериться тебе?              — Помню, но как это связано…              — Может у тебя то же самое, но с обратной стороны? — он пытливо смотрит на лицо, что так близко сейчас к его собственному. — Ты как будто пытаешься компенсировать ответственность, которую не берешь на себя в реальности, тем, что делаешь со мной.              — Я… никогда не думал об этом в таком ключе, — Мью явно растерян.              — Подумай об этом: ты отказываешься брать ответственность за компанию, которую тебе всячески навязывают. Но при этом ты делаешь это добровольно для меня.              — Добровольно… — тот может только повторять за ним.              — Да, подумай сам: когда ты связывал меня, то брал ее на себя, когда я давал разрешение на ограничение. То есть то, от чего мы бежим в жизни, мы словно проигрываем в сессиях, но наоборот. И это получается сделать, потому что мы доверяем… то есть доверяли друг другу.              — Ты правда так думаешь? А как же тот случай, когда ты плакал? Когда я ударил тебя, чтобы наказать?              — Тут сложнее, — Галф задумчиво наклоняет голову. — На самом деле я много об этом думал. Поэтому я хочу задать тебе один вопрос. Ответишь на него честно?              — Постараюсь, — Мью явно насторожен.              — Ты ревновал меня к Буму, к Као?              — Это же очевидно, — тот смущенно отворачивается, но Галф тянется рукой к лицу, чтобы повернуть его к себе и посмотреть прямо в глаза.              — Нет, не отворачивайся! Скажи мне.              — Ты же знаешь, что да, — еле слышно бурчит под нос, все еще отводя глаза.              — Тогда моя теория подтверждается, — он удовлетворенно кивает. — Ты снова пытаешься взять под контроль то, что контролировать не получается. Ты не можешь заставить себя перестать что-то чувствовать — в данном случае это боль ревности, поэтому трансформируешь ее таким образом.              — А ты? Как же ты? — Мью хватается за его ладонь своей. — Тебе же было плохо в процессе. Я так за тебя испугался тогда, когда ты почти потерял сознание и плакал.              — Я тоже над этим думал, — Галф кивает. — Если бы я сам попросил тебя об этом, то это бы значило, что я за что-то себя наказываю. Но так как это случилось в первый раз, то полагаю, что это позволило мне прожить боль из прошлого и отпустить ситуацию, которая стала ее причиной.              — То, что тебя били родители в детстве, — кивает и тянется, чтобы снова обнять. — Прости меня, пожалуйста. Я так виноват перед тобой, что сначала не оговорил все, не спросил тебя.              — Да, я не думал, что это где-то сидит внутри меня и болит. Пока это все не случилось, — он удобно укладывает голову на грудь и вдыхает успокаивающий родной аромат. — Ну били родители ребенка — что в этом такого, правда? Оказалось, что я помню об этом, и мне от этого так плохо. От того, что это не должно происходить: не нормально, когда бьют того, кто не может защититься, того, кто зависит от тебя. Я уже потом прочитал, что многие у себя в голове нормализуют подобное, чтобы дать психике способ справиться: мол, со всеми это происходит — и ничего.              — Мой хороший, — Мью еще сильнее прижимает его к себе и словно баюкает в своих руках. — Мне так жаль, что тебе через это пришлось пройти, а потом еще и я это усугубил своей дурной ревностью и желанием тебя наказать.              — На самом деле ты мне даже помог, — он как-то находит в себе силы улыбнуться, зарываясь руками в темные волосы склонившейся к нему головы. — Потом ты успокоил меня, утешил и дал понять, что я в безопасности.              — Это же aftercare, — тот смущенно бурчит.              — Нет, это то, что ты делаешь для меня: заботишься, оберегаешь, греешь — даже вне сессии.              — Галф, я… — Мью смотрит на него как-то странно тоскливо.              — Да? — он поощряюще поглаживает ладонями эти широкие плечи.              — Ты останешься рядом со мной, если…              — Если?..              — Если все изменится?              Галф нервно прикусывает губы и осторожно уточняет:              — Что именно?              — Знаешь, все не так, как они думают…              — Кто — они?              — Все, все люди вокруг. Я — не тот человек, которым они меня видят. И я хочу, чтобы ты видел меня настоящего, слабого и нерешительного. И боюсь, что ты этого испугаешься, потому что я — не тот яркий и уверенный в себе. И если… — Мью взволнованно сглатывает.              — Если?              — Если я окончательно поругаюсь с отцом, ты останешься рядом?              — Я уже рядом, Мью, — он обвивает руками шею, утыкаясь носом в висок и потираясь им. — И буду, даже если от тебя откажутся все.              — Но почему? У меня уже не будет ни богатства, ни влияния…              Подозрение холодной змеей сжимает его сердце:              — Поэтому ты так боишься отношений?              — Это так очевидно, да? — горько усмехается. — Я никому не нужен без денег и связей моей семьи.              — Глупости не говори! — Галф от возмущения аж поперхнулся. — Ты удивительный: добрый, нежный и очень… теплый.              — Теплый? — Мью поднимает одну бровь и усмехается. — Намекаешь, что я еще живой?              — Намекаю, что мне с тобой хорошо, дурак! — Галф укоризненно смотрит на него и тычет пальцем в грудь. — Не переиначивай мои слова!              — И мне с тобой хорошо, правда. Но это так…              — …страшно?              — Да, я боюсь, что снова будет больно.              Как я могу тебе сделать больно, когда так люблю?              Но Галф лишь улыбается в ответ и сжимает в объятиях, шепча:              — Не будет, я с тобой.              — И обязуешься вытирать мои сопли, когда я приползу к тебе после очередного скандала с родней?              — Ради такого дела куплю целую коробку салфеток, — улыбается, радуясь, что Мью снова начинает шутить. — Только для тебя.              — Ловлю тебя на слове, — тот улыбается в ответ. — Только есть одна проблема.              — Какая?              — Я приду к тебе не как друг.              — А как кто? — слова застревают у него в горле от волнения.              — Не знаю, — ладонь Мью ложится на его щеку, ласково поглаживая скулу. — Это ты мне скажи, в качестве кого ты хочешь меня видеть.              Сердце пропускает удар.