Иногда хочется посмотреть ему в глаза, но там всегда занято. © Полина Санаева
Раньше я думал, что после поцелуя пара негласно начинает встречаться. Это необязательно обговаривать, потому что оба и так понимают, что с того самого момента жить друг без друга они больше не могут. По крайней мере, так происходило во всех романтических фильмах, которые частенько смотрела моя мама. Ну и я, из чистого любопытства, с ней. Ян, похоже, смотрел какие-то другие фильмы. Герои которых после поцелуев резко начинают имитировать амнезию. За четыре дня после лучшего вечера в моей жизни он ни разу ко мне не подошёл, ни разу не заговорил первым и даже ни разу не посмотрел в мою сторону, а я... я стал чем-то вроде привидения, которое почему-то видно. Злым немым духом, не смирившимся со своей безвременной кончиной. Он ведь назвал меня своим парнем, это должно было что-то значить, а всё будто бы потеряло всякий смысл и откатилось к заводским настройкам. Мы тренировались, и только. Даже в раздевалке не пересекались, потому что на треке теперь перманентно тусовался весь состав нашей бравой дружины, включая женскую черлидерскую часть, и на неприкаянную душу в моём лице элементарно перестало хвататать места. Перерывы Ангел с какой-то радости стал проводить за разговорами с Механиком и переркурами с Маршалом. Просто поразительное единение душ произошло за время моего отсутствия, чтоб его. На пятый день такой жизни я не выдержал и попытался приобнять свою новоиспечённую вторую половину во время тренировки. У Ангела разве что приступ не случился, а ненароком заметивший его реакцию Сфинкс мне потом ещё несколько часов по ушам ездил. — Скажи мне, мой пернатый друг, какое слово в предложении «Не трогай Яна до конкурса» тебе непонятно? — кипятится Никита, заходя на второй круг. — Он первый начал, — по-детсадовски оправдываюсь я и не вру ни в едином слове. Мы закуриваем, он в сердцах пихает меня в плечо. Только начатая сигарета летит на землю и гаснет у облупленной ножки моего костыля, но Сфинкс этого даже не замечает. — Заканчивай. Хотя бы на сегодня. Виктор Аркадьевич будет через полчаса, и он едет посмотреть на классное шоу, а не на «Давай поженимся». — По мне, так «Давай поженимся» всем шоу шоу. И вообще, тебе какой-то спонсор важнее друга? — шутливо обижаюсь я, заранее зная всё, что он скажет в ответ на этот выпад. Никита идёт по привычному сценарию и с готовностью закатывает глаза. — Не важнее. Но с другом я договаривался, что его проблемы личной жизни мы будем решать после судьбоносных в нашей общей карьере событий. — Мы? — Мы. Хочешь не хочешь, а первый поцелуй вам добрый дядя Никита намутил, так что на свадьбе планирую быть свидетелем, не меньше. Я представляю Ангела в белоснежном подвенечном платье и Сфинкса в розовом рюшчатом сарафане подружки невесты. Упоительная картина. — Ладно, добрый дядя Никита, не буду я трогать твоего Яна. — Моего Яна? — он ехидно щурит глаза и примирительно протягивает мне свою сигарету. Я затягиваюсь с его рук и с наслаждением выпускаю в воздух пару дымовых колец. — Ну, моим он быть, похоже, не собирается. — А мне казалось, у вас наладилось. На днях он звонил, спрашивал твой адрес. — Ключевое слово «казалось». Он ждёт, но продолжения не следует. Понимающе жмёт плечами, провожает задумчивым взглядом взлетевший с трамплина белый мотоцикл, делает несколько затяжек и снова прислоняет сигаретный фильтр к моим губам. — Если всё сложится с контрактом, отметим это дело? — Не «если», а «когда», — улыбаюсь я, обрадованный неожиданной сменой темы, — Можешь уже назначать дату тусовки.***
Общение со спонсорами никогда не было приятным занятием, а потому эта ноша всегда была повешена на Сфинкса. Ему хорошо давались светские беседы с людьми в бетонно-серых костюмах, которые смотрят на тебя как Ленин на буржуазию и никогда не вылезают из своих комфортабельных ортопедических кресел. У него отменно получалось натягивать на лицо дежурную улыбку и вворачивать вежливые, правильные фразы в разговоре с теми, от кого тянуло только блевать. И, по понятным причинам, меня до спонсоров никогда не допускали. Сегодня из «никогда» выпадало: главный переговорщик блистал в седле и физически не мог выполнять свои прямые обязанности. Да и наш нынешний благотворитель не походил на среднестатистического делового дядьку. Небывало живой, эмоциональный и с ходу переходящий на «ты». На трек потащился сам, хотя обычно визиты нам наносят только помощники и секретари смертельно занятых господ, ещё и в цветастом бомбере, уляпанном нашивками, приехал. Само очарование. — Тебе что, совсем неинтересно? — удивлённо спросил он, насилу оторвавшись от разглядывания трёх застывших у дорожки для разгона мотоциклистов. Парни что-то активно обсуждали. Кажется, Никита раздавал последние указания. — Зритель из меня никудышный. Хоть раз побываешь по ту сторону, и навсегда расхочешь занимать место на трибунах, — объяснил я, скучающе откинувшись на спинку полинялого пластикового стула. Сказал правду, точнее, лучшую её половину. Часть похуже заключалась в том, что один ангельски очаровательный пидорас, на которого мы оба сейчас добрых 20 минут будем любоваться, как дементор, всю радость жизни из меня вытягивает. И конца-краю этому хождению по мукам нет. Признавать, что я по уши втрескался в дебила, не хотелось, но логика в поступках Яна отсутствовала наглухо, и это сильно бросалось в глаза. Даже слепые от влюблённости. Сначала он вроде бы меня сторонится, затем даёт зелёный свет, и как только я начинаю привыкать к мысли, что тоже ему нравлюсь, вдруг ни с того ни с сего принимается размахивать красным восьмиугольником с надписью STOP посередине. Потом затевает разговоры по душам, притаскивается ко мне, весь такой, сука, разволновавшийся, целует, обнимает, рассказывает, как скучал сильно, а теперь сам бегает от меня, как выпускник от военкомата. Чем не признаки умственной отсталости? Или диссоциативного расстройства, на худой конец. Никакой он не Ангел. Двуликий Янус, вот отличная, просто идеальная кличка, но я, очарованный его проклятой внешностью, впервые дал маху с прозвищем, настолько не разглядев человека перед самым своим носом. Старею, что ли. А ведь Никита предупреждал, что ничего хорошего из этого не выйдет? Предупреждал. Так какого икса я его не послушал, спрашивается? Пора бы уже начать внимать хрипловатому голосу разума, точно. Пока в голове роились в целом безрадостные мысли, парни успели закончить приготовления и завести двигатели. Клокочущий шум моторов вывел меня из минутного оцепенения. Всё-таки решили без музыки выступать. Чтобы мои комментарии были хорошо слышны человеку, попавшему на трек впервые. Здравое зерно в этой идее имелось, хоть она и была предложена диджеем, внаглую пытавшимся выбить себе лишний выходной. — Сфинкс в бежевом, Маршал в зелёном, Ангел в белом, — отрапортовал я, вернув на землю витавшую в облаках голову. Сотню раз видел, как Никита ведёт дела, как разжёвывает и поясняет даже самые очевидные вещи, и не придумал ничего лучше, чем просто скопировать его манеру поведения. Виктора Аркадьевича это, правда, впечатлило мало. — Знаю, не первое ваше выступление смотрю. Ты мне лучше объясни, по какому принципу выбираются клички. Никита Исаев стал Сфинксом, потому что бритоголовый? — Отчасти. На самом деле, кошки этой породы постоянно голодные и едят в огромных количествах — чем не наш главный? Маршал у нас человек армейский, служил в мотострелковых войсках. Каково же было его удивление, когда оказалось, что мотоциклами там и не пахнет. Ангел... — я запнулся, пытаясь сбросить с себя внезапно накатившую волну злости и раздражения, — Ангел уже пять лет в мотофристайле и ещё ни разу серёзные травмы не получал, хотя падал изрядно. Отделывается вывихами, царапинами и ссадинами, даже перелома ни разу не было. А ещё у него паршиво получаются трюки с сальто. Видимо, крылья мешают. Яну эта шутка нравилась, и я по привычке вставлял её к месту и не к месту тоже. Спонсор моё остроумие оценил и довольно улыбнулся. — А ты, Феникс? В чём твоя особенность? — А я вот как раз постоянно ломаюсь, как видите, — взгляд мужчины скользнул по моему тёмному от надписей и рисунков гипсу, — и обычно очень сильно, но, к счастью, быстро восстанавливаюсь и возвращаюсь в строй. — Да, Влад каждый раз так падает — думаем, всё, померла старушка, а потом посидит месяц-другой, раны позализывает, и снова в седле. Как новенький, — вклинился в диалог Руслан. Я обернулся. Парень стоял прямо за нашими спинами, привалившись плечом к двери гаража. Оказывается, уже достаточно давно, просто мы его заметили не сразу. — Влад нас всех и окрестил, а мы в ответ коллективным разумом сколотили кличку ему. Меня, кажется, ещё, не успели представить. Механик на треке, в жизни — Руслан. Он подался вперёд и, улыбаясь, протянул руку моему визави. Тот энергично её пожал. — Очень приятно, Виктор. Сказал бы, что о тебе наслышан, да не хочется начинать общение с наглой лжи. — О, я тёмная лошадка, — ничуть не обиделся Руслан, — отвечаю за работоспособность мото-техники и целость сопутствующего оборудования, начиная с трамплинов и кофеваркой заканчивая. Мужчина деловито заметил, что если Механик и лошадь, то, как минимум, тяжеловоз, на котором держится вся упряжка. Руслан, явно поскромничав, ответил, что перед нашим лидером временами стоят куда более сложные задачи, и у них завязался незамысловатый разговор. Я же сосредоточил внимание на рампе. Макс перескочил с одного трамплина на другой, в прыжке резко вильнув мотоциклом. Ян повторил его трюк, вылетев с другой стороны, и дал парню «пять», когда байки оказались на одном уровне. При мне такого не репетировали. Я обмер, представив, как они сейчас рухнут, что ни костей, ни гаек не соберёшь, но парни спокойно разошлись в воздухе и приземлились по разным краям площадки. Можно было выдохнуть. К тому моменту Сфинкс уже заходил на сальто. Взмыв с трамплина, он потянул байк на себя, тот как-то нехотя поддался, плавно переходя в вертикальное положение. Парень поднажал, мотоцикл накренился больше. На пике Никита соскочил с сиденья и отточенным движением выбросил ноги вперёд. В седло он вернулся, когда его Yamaha уже почти полностью прокрутилась вокруг своей оси, спокойно вывел её в горизонт и приземлился рядом с Ангелом. Тот тут же сорвался с места. В этот раз он провернул свой любимый трюк: завис в свободном падении, на несколько секунд отпустив байк. За ним сразу сиганул Никита с «Цунами»*. Получился зрелищный, но неполный каскад, потому что Макс всё ещё оставался у противоположного трамплина и, ожидая парней, развлекался как мог: разъезжал на заднем колесе, вставал на переднее, крутился волчком на обоих. Уйму мелких, непрограммных трюков он умудрился в полторы минуты впихнуть. Выпендрёжническая импровизация, именуемая Маршалом мастерством, а всеми остальными традиционно характеризуемая как шило в заднице, окончательно вывела Виктора Аркадьевича из душевного равновесия. Задыхаясь от восторга, мужчина вскочил со стула и остервенело зааплодировал. Руслан поддержал его порыв редкими патетическими хлопками. Убедившись, что голова Никиты повёрнута в нашу сторону, я выкинул вверх руку с оттопыренным большим пальцем. Судя по весьма бурной реакции на начало, к концу выступления 1/3 зрительного зала оглохнет, а оставшиеся 2/3 вусмерть отобьют себе ладони. Ему следовало об этом знать. * «Цунами» — трюк в мотофристайле; стойка на руках перпендикулярно мотоциклу в полёте.