Токсин желаний

Артур быстро сник, его реплика осталась без ответа, ведь Брюс не собирался вступать с ним в новые баталии, видя от Флека лишь его тень, густо приправленную медикаментами. Исхудавшее тело снова поглотила нечитаемая сущность, договариваться с которой, Брюс, увы не умел. Герой наконец почувствовал усталость, навалившуюся на него, словно груда камней. Он лёг рядом с влажным клоуном, небрежно подвинув длинные, холодные ноги. Флек выглядел спящим, но Уэйн, наученный горьким опытом, знал, что псих всегда настороже, и даже царство Морфея тому не помеха. Однако совладать с собственным искалеченным телом, с человеческой физиологией — не мог, вопреки собственным переживаниям за ещё одного юного члена их «команды», все-таки сдался природе. Веки тяжёлые закрылись, оставляя миллиардера беспомощным мясом, рядом с людоедом. Очередная аналогия их сосуществования. Один из них непременно будет сожран, остатки мяса его небрежно обглодают голодные коршуны, кости высохнут под палящим солнцем, или, может наоборот, сгниют на дне Готэмской реки, тщательно обчищенные ее обитателями. Переменные не важны. Важен исход, который они оба слепо пророчат. Сон оказался чрезвычайно коротким, и Брюс резко распахнул глаза, чувствуя давление на горле. Шут, покрытый испариной, внимательно изучал богатейское лицо, поглаживая открытую для удара шею, откуда-то взявшимся ножом. — Артур? — Уэйн нахмурился, прочистив сиплое горло, гадая, все это очередная игра, проверка его на прочность, или реальный приступ, грозящий ему новыми сюрпризами. — Хочется открыть, узнать, что внутри, — зелёные глаза, обрамлённые воспалённой склерой, метнулись к губам, заскользили по кадыку и остановились наконец на встречных, холодных, синих, — Ты как чертов подарок на Рождество, Уэйн, но не разочаруюсь ли я, м? — Определенно разочаруешься, или надеешься, что вместо крови из меня хлынет серпантин? — герой устало вздохнул, перехватив запястье с ножом, но то не шелохнулось, титанической плитой прижимаясь к горлу, — Даже не хочу знать откуда ты его вытащил. Клоун шутку не оценил, закинув обнаженное бедро на ногу героя, сильнее сжал побелевшие пальцы вокруг рукояти. Полотенце давно потерялось где-то в широтах кровати, и шут, полностью оголенный, дрожал. Что-то вязкое, темное, плясало в широких зрачках. Артур криво усмехнулся, вдруг расслабляя хватку. — Эй, Брюс, как тебе живётся? Такой холёный мальчик, наверняка скрывает в себе что-то ценное, — клоун снова бредил, или возможно, вновь умело отыгрывал свою роль, и Бэтмен, теряясь, отпустил его руку. Он перевернулся на бок, лицом к Джокеру, внимательно осмотрев его. Чужой, взвинченный, потерянный человек. Влажные вьющиеся волосы липли к вискам и лбу, тонкие морщины вокруг глаз были особенно видны из-за кривой усмешки, а на щеке краснел след от смятой мокрой наволочки. Брюс подавил в себе зарождающуюся жалость. Какую именно роль шут отыгрывал на этот раз? Что пытался вызвать в герое? Рука с ножом прижалась к темному затылку, нежно огладив его рукоятью. Брюс ощутил неуместный жар, волной окативший его, завязывающий в низу живота тугой узел. — Прекрати, Артур, ты не убьешь меня, — Уэйн перешёл на шёпот, сам того не заметив, во рту пересохло и он неловко сглотнул, — Убери нож, я помогу тебе. Оружие и правда исчезло, его сменила жестокая пятерня, вплетенная в короткие темные волосы, сильнее распаляя огонь в подтянутом геройском теле. Бэтмен закрыл глаза, шумно выдыхая, привычно теряя контроль рядом с диким зверем, ведомый лишь его и своими инстинктами. Натяжение волос ослабло, и он почувствовал как дрожащие пальцы осторожно гладят его, спускаются на крепкую шею, забираются за край одежды, размазывают выступивший, от жара чужого тела, пот. Пачкают идеальное тело невидимой слизью, ядовитым веществом, отравляют его через кожу, подобно самому сильному токсину. — Артур… — тихо позвал он, увлечённый собственными ощущениями. Джокер не ответил, лишь обжег пересохшие губы сибарита, дыханием. Острое колено скользнуло по больной ноге, заставляя напрячься, огладило ее, почти невесомо, сильнее нагоняя морок сознания. Ещё одна манипуляция, предупреждение, намёк на слабость Тёмного рыцаря. Но он не мог пошевелиться, не открывая глаз, осторожно коснулся влажной пылающей кожи на чужой груди, почти обжегся, но руки не отдёрнул. Его приняли, не отстранили, и он уже смелее провел кончиками пальцев по грудной выемке, обласкал ключицы, вскользь дотронулся до сосков, получая великолепную реакцию — шумный выдох, вновь опаляющий его губы. Дрожь передалась и ему, реальная, человеческая, совсем не похожая на чужую. Та была вызвана заболевшим рассудком и передозировкой, диким напряжением жил и непонятным хаосом в голове. Оставалось лишь гадать, когда Артур вернётся к своей, так называемой, нормальности, притупив приступ. Джокер вжался лбом в лоб напротив, смешивая уже общую испарину. Рука вольно прошлась по напряженному стану спины, очертила каждый позвонок через тонкую ткань одежды и забралась глубже, наконец касаясь голой кожи. Привкус меди во рту никак не отступал, отрезвляя, держа его на самом краю перед вечной пропастью безумия. Он сменил нож на пальцы, лаской разрезая больше упругой плоти, чем мог бы лезвием. Бэтмен был поглощён, но ещё не переварен. Он с готовностью откликался на каждое касание, был ведомым, послушным, живым. Его это жутко раздражало. Хотелось вовсе не этого. Он жаждал сражения, чужой злости, ударов, возвращающих к жизни очередной порцией боли, извечных споров о морали и чести, успевших до тошноты надоесть. Джокер хотел слишком многого, имея в распоряжении уже с запасом. Клоун огладил выступающую фактуру пресса, очерчивая каждый кубик, прямые мышцы живота, неглубокую впадину пупка, чувствуя как невозможно хорош человек рядом с ним. Готэм такого не заслуживает, определенно нет. Ловкие пальцы поднялись до грудных мышц, проверили их, снова вернулись к прессу, а затем оттянули край домашних штанов вместе с бельём, высвобождая уже влажную плоть из пут ткани. Бэтмен одарил его облегчённым вздохом, не сдержавшись, подался бёдрами на встречу, словно перевозбужденный подросток, но прекрасного тепла чужой ладони не встретил, вместо этого, навершием упираясь в чужой, полутвёрдый член. Он открыл глаза, в надежде насладиться видом прекрасного соприкосновения, но злая шутовская рука, легла поверх обоих органов, спрятав виды. Клоун насмехался над ним даже сейчас. Губа с вертикальным шрамом подрагивала в злом оскале, а почерневший зрачок, казалось, смотрел сквозь героя. Клоун снова выпал из реальности. — Не смей дразнить меня, Артур, и не смей отвлекаться, — вопреки воли, голос оказался хрип, с потрохами выдавая заведённого Уэйна, — Пытаешься ставить на мне эксперименты? Темный рыцарь миновал десятки раз переломанные ребра, пробираясь под лопатки, прижал жилистое тело ближе к себе, в надежде привлечь внимание. Кислотный взгляд теперь и правда принадлежал ему, шут сжалился, помиловал его, такого простого и недалекого. — Какие эксперименты? — он сменил оскал на вялую улыбку, медленно проводя пальцами по сочащемуся концу героя, размазал естественный лубрикант по уздечке, снова сжалился. — Хочешь.. проверить мою выдержку? — Брюс тихо выдохнул, сжав зубы, — Хочешь попробовать снова сломать меня? — Мне никогда не надоест, Брюс, — движения руки ускорились, теперь пленя лишь набухший член сибарита, — Сдайся, покажи свою тёмную сторону, дай мне наконец повод убить тебя. — Думаю.. У тебя и так.. Достаточно поводов.. — миллиардер перевалился на чужое тело, пытаясь занять привычную для него, доминирующую позицию. Вновь желал вольности, чувствуя, что ему снова ее не позволяют. Тело под ним напряглось, перекатились мышцы, заскрипели жилы, кажется он услышал собственный скрип зубов. Усмехнулся, встретившись взглядом с зеленью. — В чем дело, Артур? Начал бой, не готовый к поражению? — Знаешь, в чем твоя проблема, мышка? — клоун изобразил фарисейскую улыбку, насторожился, ища в себе необходимую долю эмпатии, — Мир не крутится вокруг тебя. Для них всех ты лишь ещё один урод в маске, жалкий фрик, прикрывающий их спины. Умрешь, и лишь пара глаз окропят землю над твоим гниющим телом. Они не понимают, Брюс.. Они ничего не понимают.. — Я тоже, — честно признался он, — Я не понимаю тебя, Артур. Ты эгоистичен до мозга костей, не позволяешь помочь тебе, во всем ищешь подвохи. — Думаешь, мне требуется помощь? — клоун издевательски усмехнулся, разжимая пальцы на чужом органе, перехватывая его у основания, — Ты прямо Мессия, да, Брюс? Но, как оказалось, именно ты здесь нуждаешься в помощи. Уэйн нахмурился, прикрыв глаза. Ласка раздражающе отвлекала его от новых попыток исследования чужой, грязной души. С ним играли не объяснив правил, не озвучив приз за победу. Он был брошен в пожар, словно слепой щенок, способный ориентироваться лишь на нюх, чтобы найти выход из задымлённого здания. — Ох, не делай такое лицо, дорогая. Мы оба знаем, что я прав, — клоун сильнее сдавил кольцо собственных пальцев, привлекая к себе внимание, — Я здесь только ради тебя, мне не нужны оправдания и выдуманные причины. Я не бегу от своей сути, в отличии от тебя. — Мы ходим по кругу из раза в раз, Артур, — Брюс грубо отнял чужую руку от своей плоти, пленив ее возле изголовья кровати, — Ты принял мои условия, я доверился, но в итоге мы снова стоим в начале, словно не сделали и пары шагов. Тебе нужно лишь быть честным со мной, вместо этого ты продолжаешь свои глупые игры, делаешь все по своему. Что сейчас с тобой происходит? — Это совсем не важно, — шут бегло облизнулся, — Куда важнее, чтобы ты наконец осознал себя. Что же там внутри твоей накаченной туши скрывается? Может осталась лишь гниль сожаления и боли, или ещё есть шанс отыскать там прежнего Бэтмена, м? Брюс ошибался. Исследователем был вовсе не он. Это его пытались разложить на элементы, его препарировали на холодном медицинском столе, словно лягушку в школьном кабинете, складывая органы по отдельным банкам. Чтобы в последствии безжалостный коллекционер внимательно изучал их с надменной усмешкой, объясняя недалеким, глупым ученикам, какой за что орган в действительности отвечает. — Я все тот же, — неуверенно соврал он, зная заранее, что ему не поверят, — Мои принципы, это единственное, что ещё сохраняет во мне человека, не смей посягать на них. Артур злобно, подобно дикой твари, прищурился. Ответ явно пришёлся клоуну не по душе. Он знал как сломать уже сломанное, знал где лучше надавить, уничтожив свою летучую мышь. Конечно знал. Особенно сейчас, во время приступа, когда его внутренности превращались в месиво скверны, полностью затмевая в нем крупицы человечности. Когда он был подвластен своим желанием куда сильнее, чем в обычные дни. Но все равно продолжал с ними бороться, и ради чего? Ради блядского, глупого Брюса Уэйна. Ради героя, чья значимость сейчас практически равнялась нулю. Но не для него, конечно нет. — Хватит, — неожиданно даже для себя сорвался на крик Артур, сразу же пожалев об этом, разозлился, пытаясь высвободить запястья, — Хватит, Бэтс. Ты просто идиот. Куча сломанного хлама, бесполезный кусок дерьма. — Неужели? — непонятно чему улыбнулся Брюс, — Мне казалось ты боготворишь меня. — Ты должен стать прежним, — Артур повторил попытку освобождения, но она провалилась, поэтому он изогнулся, приподнимая бедра, обтираясь пахом о чужое междуножье, — Помнишь как все устроено, м? Я или ты, Брюс. Только один должен победить. Уэйн снова напрягся, окунаясь в тепло неподвластного ему чужого тела. Пазл медленно складывался в голове, Джокер страшился того же, чего и он. Исхода. — Ты сам придумал эти правила, Артур, есть и другой путь, — герой сильнее сжал запястья клоуна, рефлекторно ответив на его трения, толчком, вызывающим новую волну дрожи у обоих. Естественная смазка грязно размазалась по чужому навершию и лобку, упрощая скольжение и полутвёрдый орган Флека наконец полностью налился кровью, каменея. — Ты знаешь, что этого не будет, Уэйн, — клоун рвано выдохнул, отзеркалив чужие движения бёдрами, — Ты ведь до смерти желаешь успехов в дрессуре, разве я могу тебе это позволить? — Ты уже позволяешь, — Брюс самодовольно оскалился, склонившись ниже, к запретным губам. Обвёл вновь кровоточащую рану на верхней, языком, повторил то же с нижней. Наконец почувствовал вольность и проник в темноту рта, сливая их губы во властном поцелуе. Артур поддался, но лишь на мгновение, не желая уступать, вновь вступил в противостояние, умело обхватывая чужой язык губами, втянул в себя, в грязной пародии на минет. Запрещённый приём, способный распалить богатея за одну сотую долю секунды. Брюс высвободил язык, пропитавшийся вкусом меди, чтобы вернуться к изучению чужого рта, кромки острых зубов, ребристому небу и раненому языку. Одна из рук, пленивших запястья, опустилась на торчащую, тазобедренную кость, вжимая тело в кровать со зверским ожесточением, невольно стремясь оставить следы пальцев, синяки, царапины. Он хотел пометить его, сделать своим не смотря ни на что, не боясь будущего и прошлого, хотел так многого, зная, что клоун никогда не будет ему полностью подвластен. Разорвал поцелуй, отстранившись лишь на пару дюймов, чтобы заглянуть в чужое зеркало души. В ответ, с вызовом горела зелёная радужка опьяненных глаз, Брюсу снова было не понятно, в каком мире сейчас находиться Артур, рядом с ним, или, возможно, разум его вновь покинул пределы реальности. На долгое изучение, выдержки у героя не хватило, он с тихим рыком впился в услужливо подставленную ему оголенную шею, не сдерживая животных порывов, стремясь разукрасить как можно больше кожи в цвета поцелуев, укусов, синяков. Джокер громко дышал, дрожа, и, кажется, снова беззвучно смеялся. Но Уэйн не обратил на это внимания, устав прислушиваться и откликаться на каждый Джокеровский жест, словно все его существование было завязано лишь на этом сломанном человеке. Он широко мазнул языком по костлявой груди, очертив покрасневшие ореолы сосков, намеренно задел один из них зубами, стараясь вызвать в клоуне если не стон удовольствия, то хотя бы боли. Но тот лишь крупно вздрогнул, дёрнув, должно быть, затёкшими руками, пленёнными над головой. Брюс злился, злился на него и на себя, снова смешав все чувства в мерзкую, непонятную даже ему самому, жижу. Он мутно моргнул, осмотрев следы своих творений: худое, искалеченное тело смотрелось теперь куда прекраснее с яркими красными отметинами, следами зубов с сочащейся сукровицей и кровоподтеками. — Ну как, Бэтс, полегчало, м? — чертов клоун самодовольно усмехнулся, вновь поймав героя за потерей самоконтроля, — А говорил, что летучие мыши не пьют кровь. Артур насмехался, но, не смотря на гадкую улыбку на его губах, глаза оставались холодными, настороженными, как у хищника на охоте, затаившегося в высокой сухой траве. Волна ярости захлестнула вспыльчивого миллиардера, и он рывком, на ощупь, дернулся к тумбочке за любым подобием лубриканта. Артуру хватило этого, чтобы сменить позиции. Хищник выпрыгнул из своего укрытия, ведь жертва снова его недооценила. Клоун оседлал бедра героя, перенося основной вес на свои колени, заботливо стараясь не повредить и так искалеченную ногу Готэмского защитника. Видимо литий неплохо справлялся со своей задачей, но Артур этому факту не обрадовался. Снизу вверх на него хмуро смотрел проигравший Бэтмен. Джокер вздёрнул подбородок, выудив из недр кровати гель, видимо позаимствованный в медицинском отсеке, обильно вылил его на чужой орган. Холодный лубрикант вызвал в Уэйне табун мурашек, и он сильнее нахмурился, вновь оказавшись ведомым, а не ведущим. — Просто решись наконец, — Артур собственнические прошёлся шершавой ладонью по скользкому навершию, растянул гель по всей длине, а затем намеренно, без подготовки, ввёл его в себя, медленно опустившись на член до конца. Убийственная узость сорвала с губ героя сдавленный полустон. Он сильнее нахмурился, сжав зубы, впившись пальцами в худощавые бёдра. — Черт.. О чем ты вообще.. — Я говорю, о последнем сражении, — шут прогнулся в спине, замерев, — Ты или я, Бэтс, м? Брюс остервенело толкнулся бёдрами вверх, не позволяя ни одному из них привыкнуть к ощущениям. Жар чужого тела, его внутренняя пульсация, и дикая узость, которой невозможно было насладиться ни с одной женщиной, сносили крышу. Артур не сдержал хриплого стона, мазохистки наслаждаясь пронзающей болью, так приятно отрезвляющей его. Он был жаден до неё, жаден, потому что лишь его Темный рыцарь мог даровать подобные чувства искалеченному рассудку. — Этого не будет, Артур, я не стану выбирать такой конец, — герой ускорил темп, заставляя клоуна содрогнуться в судороге, на всю длину вбиваясь в уже до сантиметра знакомое тело. — Черт.. А ты ждал счастливого окончания? Мм.. Тут не такой массажный салон.. — Пошлятина, — Брюс злобно усмехнулся, притянув психа к себе. Не прекращая толчков, впился в его губы, не скрывая жадности и удовольствия. Видимо он тоже был тем ещё психом, ведь подобные эмоциональные качели всегда заводили его в их, пусть и словесных, сражениях. Теперь он четко видел черту, перейти которую было никак нельзя, но всегда очень хотелось. Его манила, скрываемая за ней, бездна, потому из раза в раз он ходил по краю, заглядывая за него, пытаясь рассмотреть, что же там, внизу, на самом дне джокеровской души. Флек отстранился, откинувшись назад, склонив голову в сторону, изучая. Прищурился, предупреждающе коснувшись раненой геройской ноги. Брюс замер, притормозив на середине толчка, уже захлебывался воздухом, перевозбудившись от очередной потери контроля. Артур качнулся из стороны в сторону, ища удобное для себя положение, сидя на чужом органе, а затем, найдя нужный угол, наконец стал двигаться сам. Теперь при каждом толчке, навершие скользило по той самой точке, комку нервов, даря не только боль от проникновения, но и удовольствие, смешивая эти чувства воедино. Враги задышали в унисон, поддаваясь навязанному клоуном ритму. Брюс с трепетом наблюдал, как оседлав его, Артур двигался, как вместе с ним ритмично двигался его идеальный, покрасневший член, капая на безупречный торс Бэтмена естественной смазкой. — Джокер.. Погрузившись в сладкую истому, клоун резко вынырнул из неё, сжался, сфокусировав пьяный взгляд на Уэйне. — Я не хочу, чтобы все закончилось так.. Движений Артур не прекратил, но Брюс почувствовал, как внутри стало тесно, как ядовит стал взгляд, направленный на него. Шут снова злился. Помрачнел, обернулся второй своей сущностью, даже находясь на краю оргазма. Но лишь сильнее набрал темп, напрочь сбивая мысли героя, и почти достигнув пика для обоих, соскользнул, отстранился, и склонившись, обильно кончил на чужую мускулистую грудь, испачкав влажную одежду. Брюс, ловя секунды прекрасного, открытого действа, играемого лишь для него одного, довёл себя сам, скромно излившись в кулак, сам не понимая, почему вдруг почувствовав себя виноватым. Жестокий шут, не подняв на него взгляда, ещё несколько раз провел по собственному органу, выжимая остатки семени на услужливо подставленное тело, а затем рухнул обратно на кровать. Все-таки переборщил. — Артур? Черт, Артур?!