Токсин желаний

«— Чертовы бюрократы», — успело остаться в мыслях легкой дымкой, прежде, чем Артур пришёл в себя. Открыть глаза было второстепенно. Вернуться в реальность оказалось куда сложнее. Болела каждая клетка тела, сводило желудок, гудела голова. Дробовик, направленный прямиком в рот, оказался бы лучшим решением. Но увы, его не было. Свет мешал зрению: зачем он здесь? Ломота конечностей, болел даже член. Да где он черт возьми?  В мысленном списке ещё были пустые клетки без галочки, впереди ещё столько дел, а он лежал.. снова в психушке? Рядом капельница, контейнеры, пластиковые мешки, инструменты. Вечно преследующий запах хлорки и медикаментов. Какая часть мозга умерла в этот раз? Очередная русская рулетка. Ему нужен грим. Нужен костюм. Но вопреки желаниям он наг, обездвижен собственным телом, беспомощен.  Костлявые пальцы дотянулись до металлического стола (по ощущениям напоминая скорее сухие ветки), спрятав в иллюзорном рукаве использованный шприц. Игла - бесполезный инструмент для убийства, но могла выколоть глаз врагу, когда он объявится, если объявится.  Джокер тоже оказался погружён в делирий, однако был он куда глубже, реалистичней, весомей.  Последние воспоминания? Их не было. Он помнил лишь сладкий сон, охваченный лихорадкой. Чем же закончилось то ограбление? Во рту скопился привкус крови и горечи. Из него торчало множество трубок, делая из тела глупую пародию на жертву эксперимента черно-белых фильмов про зомби. Из теней, тихо, словно кошка, подкрадываясь, приближалась паническая атака. Он не страдал ими с самого детства, почти забыл это отвратное чувство тошноты, чувство загнанности в угол, страх от самого себя. Нет. Конечно не забыл. Все они были его вечными спутниками. Пытаясь отвлечься от нарастающего пульса, попробовал пошевелить пальцами ног, с трудом удалось. Кости, суставы, даже жилы, заржавели. Кровь медленно наращивала скорость, стремясь вернуть хозяину его тело, которым он так давно не пользовался. А, к слову, сколько? Год? Месяц? Неделю? Или безликие санитары как в прошлый раз переборщили с током и он отключился на пару часов? Ну нет, тогда ему в член и в глотку не вставляли бы никакие трубки. Дышать стало трудно, он почувствовал твёрдый силикон проходящий через трахею и болезненно хрипло выдохнул. Что-то на фоне тихо пищало, было безумно холодно, тонкая простыня, укрывавшая его ноги по самый лобок, едва спасала. Артур медленно пошевелил ладонью, несколько раз сжал пальцы свободной руки, возвращая им чувствительность, а затем, резко, не церемонясь с самим собой, наконец выдернул изо рта трубку с кислородом. Глотку обожгло, он закашлялся, но отойдя от боли, наконец смог вдохнуть полной грудью.  В дали послышались голоса, затем шаги, странные, не смелые? Нет, идущий был или глубоко стар, или был ранен. Так даже лучше, старика может убить и игла. Но вопреки тягучему ожиданию чужого появления, в комнату вошел вовсе не умирающий от ранения или старости. Вошёл.. Брюс Уэйн? Любому другому узнать его было бы не просто, но Артур знал сына Томаса слишком хорошо, поэтому за исхудалостью и неаккуратной щетиной сразу признал вражину. В прочем сейчас это едва ли было важно. Что их могло связывать? Разве что жадюга Шарп продал его миллиардеру в качестве экспоната, в вечной погоне за выгодой. Вполне реалистичная версия. Но казалось, что он что-то упускал. Что-то важное, забытое?  Тем временем звезда заголовков газет замер в проходе, округлив глаза. «Думал, я так и останусь овощем, гребанный толстосум?». Джокер невольно осклабился, поджав в непослушных пальцах использованный шприц.  — Артур?  Готэмский кошелёк почти ронял челюсть на пол, состроив такую мину, словно его матушку вновь грохнули при нем, или пустили по кругу, что тоже было весьма вероятно в Готэмских переулках и тупиках. Джокер не мог спасовать.  — Ну что же вы, мистер Уэйн, проходите! Хоть я и не ждал гостей, уверен, такому как вы отказывать в визите нельзя, — слова наждачкой прошлись по горлу, оказавшиеся совсем сухими, тихими и совсем жалкими. Клоун закусил щеку изнутри, сдерживая хищную улыбку и дрожь предвкушения. Он заскучал по запаху крови, а чертов носитель фамилии, что некогда его так оскорбила, стал бы отличным донором.  Брюс, в начале не смело, но затем куда бодрее, заковылял к «пациенту», и Артур только сейчас заметил трость, видимо не сумев скрыть это в своём взгляде. Филантроп почему-то притормозил, уже подойдя почти к самой кушетке. — Я не обижу.. Обещаю.  Клоун диковато усмехнулся, и переоценив возможности организма, замахнулся на «золотого» мальчика, абсолютно противореча своим словам. Игла совершила в воздухе нелепый пируэт, и выскользнув, из одеревеневших пальцев, упала на пол с характерным глухим отзвуком. Артур недовольно цокнул языком, оценив свою грацию (и увы не оценив шансов), и лишь услышав нервозные хрипы, вновь обратил внимание на Уэйна. Черт, да он смеялся. Это гребанное лицо с обложки сейчас насмехалось над ним, не боясь, не скрывая этого, чертов Брюс Уэйн просто смеялся.  — Ох, ну конечно, дорогуша, я понял в чем дело. Ты просто не знаешь кто я.. Артур закатил глаза, облизнув пересохшие губы. В глазах богача он был всего лишь поломанным хламом, подключённым к мотору, глупец ведь не знал, что перед ним великий Джокер, верхушка всей Готэмской мафии, легенда.  — Артур, — отсмеявшись Брюс прокашлялся в кулак, — Прошу скажи, что это просто очередное выступление?  Джокер непонимающе нахмурился, а затем его осенило. Неужели Уэйн был на его выступлениях в стендапе? Но едва ли Томас мог ему такое позволить в то непростое время. Хотя кто вообще может понять этих богатых ублюдков.  — Ну конечно, Брюси, вот только я давно не даю концертов, у меня, знаешь ли, теперь бизнес, — на фоне тихо капала вода из не до конца закрытого крана, и Артур начал теряться, отвлекаясь, — Поэтому будь добр, притащи мне пару вещичек, а лучше дай трубку, попрошу своих парней привезти.  Брюс нахмурился, но он этого не заметил, вдруг снова прицепившись усталым взглядом к трости. Как это «лицо» Готэма смог так серьезно поранится? И как Джокер смог это пропустить?  Брюс не сдержал истеричного смешка, обхватив себя за отросшие темные волосы, он чувствовал что его вот-вот одолеет истерика, самая настоящая. Он слепо смотрел на клоуна перед собой, не замечая, как смеётся. — Нет, нет.. Так нельзя, Джокер, это совсем не смешно! Ублюдок.. Ты, блять, мне здесь нужен! Или возвращайся, или сдохни наконец!  Уэйн заметил как вытянулось бледное лицо перед ним, и это слегка отрезвило героя. Он скривил губы, выглядя совсем уж по-дикому из-за отросшей щетины, и развернувшись, вышел из медицинского отсека, сдерживая сразу десятки порывов.  Реальность вдруг жестоко настигла его, давая хлесткую пощечину, буквально крича, что пора наконец очнуться.  Многодневная западня. Бездействие Крейна. Ловушка.  Герой замер возле двери, которую только что нервно захлопнул. Спину прошиб крупный пот. Брюс моментально пришёл в себя, ощутив неприятную, острую горечь разочарования. Ему было так комфортно в своём временном инфантилизме, как в убежище. Он вторя наивности ребёнка, которого приручил, вдруг стал надеяться на что-то, совсем забывая, что в их суровой реальности, чудо было сродни второму приходу. Теперь Джокер стал реальной обузой.  Захотелось враз избавится от мерзкой гнили, плесени, что окутывала его так долго. Он вдруг осознал, что снова стоит в том тупике, маленький, беспомощный, через призму слез, смотрящий в дуло убийцы. Он всегда был в ловушке, добровольно заключив себя вовсе не в особняке. Готэм — самая настоящая ловушка. Капкан, зажавший его ногу так сильно, что вскрылась свежая мякоть плоти, а металлические зубцы впились в белоснежную кость. И даже если ему однажды удастся выбраться из него, рубцы никогда не заживут, оставят после себя уродливый шрам и борозды на идеально гладкой когда-то поверхности кости.  И требовалось принять решение. В последний раз стать Бэтменом, чтобы наконец, стать свободным.  Брюс снова распахнул дверь, уверенно, смело вновь шагнул в медицинский отсек, словно зная, что сказать, словно готов был вновь посмотреть в глаза, лежащего там незнакомца.  *** Над Готэмом теперь висела угроза уровнем куда выше, чем изначально. Проделки Джонатана Крейна были без сомнения пагубны, но пока оставались в пределах одного острова, контролировались непобедимой географией и физикой. Теперь же, то, что затевалось, тянуло скорее на смертную казнь, однако не только повинного, но и всей его рати. В скором времени самокоронованный король Готэма должен был лишиться всего, что поставила на кон его вторая, безумная, не такая расчётливая, личина. Однако расплату за содеянное одним, должны были понести все. И глупый рыцарь и придворный шут, и даже стая королевских борзых, в лице оставшихся в душной коробке города, бывших верхушек, успевших укрыться от смертоносного яда в прокуренных подвалах и поднебесных клубах.  Пугало погубил серость Готэма, превратив его в пылающие руины, свёл с ума его нерасторопных, озлобленных обитателей, но все ещё можно было исправить, изничтожив зачинщика. Изловив его. Предав суду, если не людскому, то хотя бы небесному. Вот только времени, как всегда, оставалось мало. Геройские руки успели позабыть хруст ломающихся костей, но узнали новое для себя: робкий уход, касания манящие к неживому, но слишком горячему, интимные ритуалы, не предназначенные ни для кого. И это стало роковой ошибкой для всех. Рыцарь преклонил колено, но не перед королем. Рыцарь не обнажил меч, не сверг его с трона, но зачем-то приручил дракона. И сдерживаемая ранее сущность теперь стремилась из вне, чтобы все поглотить. Та липкая скверна, прежде не так осязаемая, таящаяся лишь где-то на задворках души, теперь обрела тело, и мощь ее была столь велика, что даже благородный Рыцарь или жалкий Король, не смогли бы ей помешать.  Альфред потёр сухие, морщинистые руки друг о друга, вглядываясь в темень за окном. Он хорошо держался, не позволяя плечам упасть, нарушив идеальную осанку даже наедине с собой. Переживания за хозяина не давали ему есть и спать, кажется он сильнее постарел, по сто раз на дню представляя как лишается единственного своего друга, почти что сына. Если бы не его упёртый характер, если бы не его жажда к познанию и самоедству, Бэтмен, черт бы его подрал, давно бы изжил себя. Но Пенниуорт, конечно, винил в этом себя. За то что поддержал тогда, не отвратил, не смог стать ему Томасом и Мартой в одном лице.. Но как он мог, лишить единственного, что делало из Брюса человека, а не ходячую механическую куклу с безжизненными серыми глазами. Однако, возможно он был бы жив, хоть и не счастлив. Старик строго себя одернул. Он жив, его мальчик справится, как и всегда. Выкарабкается, вернётся в этот новый, поганый город, и они заживут как и прежде. Может его подопечный даже решит наконец обзавестись настоящей семьей и Альфреду на старость лет перепадёт счастье понянчить его детей.  Старик не терял драгоценного времени, связался с верхушкой нового города, то и дело отсвечивая в СМИ и на закрытых мероприятиях, фамилией Уэйна. Здесь она имела меньший вес, но некогда добрый миллиардер отстегнул местному мэру нехилую сумму зелёных банкнот, и в прочем совсем не важно, что ему просто требовалось прикрытие перед публикой. Такая фамилия не должна гаснуть, все время напоминая о себе в разных частях Америки. И Брюс тогда не прогадал, поддавшись нравоучениям Альфреда. Теперь дворецкий имел здесь хоть какое-то влияние, и шанс осуществить задуманное переставал быть туманным.  *** Смелость и норов быстро испарились, сбитые обезличенным шутом, вновь впавшим в сон. Выглядел он, однако, куда лучше. Жизнь понемногу возвращалась к нему, но, как Бэтмен и предполагал, кома не могла пройти бесследно. Как был тяжек для познания его мозг, как запутан. Может его болезнь, сумасшествие, дикость, глумливая гордость, были вызваны опухолью? Может, всему виной рак, и вырезав его, этому человеку снова можно было подарить надежду?  Брюс почувствовал себя больным и уставшим. Он опустил плечи, свёл к переносице брови, образуя кожаную треугольную складку, подошёл к ложе, где его не-ждал, Джокер. Самопознания давались ему с трудом, казалось легче разгадать, раскрыть клоуна. Распластать его на глади холодной плитки, вскрыть череп, словно по нему хоть что-то можно прочитать, словно он опытный хирург. Копаться в тёплой мякоти разума, зарывая пальцы все глубже, пока не найдёт там отгадку, нужный тумблер, который смог бы все починить. Это было бы слишком легко, от того не интересно. Вызывал бы Артур в нем столько интереса, желания и злобы, окажись он здоров? А здоров ли сам Брюс?  Что-то наверху загремело, глухо упало. Бэтмен почувствовал натяжение собственной спины, распознавая его как шестое чувство. К ним вломились. Сработала клоунская растяжка.  Им нечего бояться, они внизу. Летучие мыши позволили им спрятаться в своей тёмной сырой пещере, отсрочив смерти.  На долго ли?  В главном зале послышался сигнал бэт-компьютера, в след за ним крики мальчишки.  — Брюс! Брюс, скорее!  Уэйн скрипнул зубами, осознавая, как все карты вновь легли против него, ему снова выпал бесполезный «дурак», насмешливое лицо перевёрнутое вверх ногами.  Медлить нельзя. Он бросился к компьютеру, напоследок несмело коснувшись клоунского плеча, почти интимно, боясь, что это в последний раз.  Тонни в панике бегал вокруг непонятного устройства, ожидая взрослого, способного все разъяснить. Сигнал эхом отбивался о стены пещеры, мыши под сводами шуршали кожаными крыльями, перенимая общую панику.  Брюс принял вызов, открыв вкладку на мониторе. Голос Фокса, весьма обеспокоенный, тем не менее, придал Уэйну уверенности, успокоил его, убаюкал.  — Мист.. Уэ.. Крыло..  — Люциус! На особняк напали, оставь его в роще, мы выйдем туда через вход в пещеру.  — Сколько.. Вас?  Брюс сильнее сжал зубы.  — Трое. Трое, Люциус! — повторил он громче, боясь, что его не услышат.  — В кабине… тол.. Два места.. Мистер Уэ.. Брюс похолодел. Снова выбор. Как чертов клоун умудрялся влиять на его жизнь даже находясь без сознания? Такого исхода этот нечеловек, недруг, нелюбовник хотел?  — Я понял. Сколько у нас времени?  Сигнал почти пропал, голос Фокса стал совсем хриплым и металлическим.  — Ч.. Всего час.  Брюс отключился, на мгновение впав в ступор. Он не заметил, как злобно, подобно псу, улыбался.  — О, Артур. Тебе бы эта шутка точно понравилась…