ТОГДА
— Ещё немного, и будешь как новенький, — оптимистично заявила Ада, сидя на краю кровати, напротив Шанталя. Между ними лежал открытый чемоданчик-аптечка, полный самых разнообразных таблеток, мазей, сиропов, бинтов и шприцев. Благодаря всему этому добру, Ада обрабатывала раны Шанталя, очень аккуратно сначала очищая их, а затем втирая мазь. Эффект лекарства оказывали потрясающий. Вчера в больничном крыле доктор обследовала Шанталя, а уже сегодня он выглядел раза в два лучше. Припухлости почти полностью сошли, за исключением переносицы, рассечения затягивались, больше не кровоточа, и разве только синяки увеличились в размерах, но Ада назвала это добрым знаком, ведь скоро и те должны исчезнуть. Больше всего пострадало лицо Шанталя. Приличное рассечение на лбу, макушке, скуле и губах, разбитый нос, счёсанный подбородок, сине-багровые пятна на коже, царапины и опухшее левое веко, немного прикрывающее глаз. Синяки проступили по всему телу, а руки, особенно костяшки пальцев, были поцарапанными и красными, почти багровыми. За всё время обучения в академии Шанталя впервые настолько изувечили. Он сидел смирно и покорно дожидался, пока Ада закончит с медициной. Несмотря на то, что всё тело у него болезненно ныло, Шанталь не мог пропустить ночную встречу с ней, потому наглотавшись обезболивающих, как только выдалось свободное время, подался к любимой принцессе, второй день не способной от нервов найти себе место. Ада очень переживала за Шанталя, постоянно искала с ним встреч, и спрашивала, как он себя чувствует и что ей сделать, чтобы Шанталю стало лучше. Вот только физическая боль не задевала его настолько, насколько задевал стыд. Слова МакКуина не выходили из головы Шанталя. И как он сам не замечал, что недостаточно много тренируется? Придя домой после того самого занятия, Шанталь первым делом взялся за свой график. Он не переоделся, не смыл кровь и не отправился в больничное крыло, а сел вносить изменения в график. Пару часов он убил на то, чтобы проанализировать старую версию и внести в неё необходимые изменения. Пока Шанталь шёл до своего жилья сразу после драки, ему казалось, что каждый, кто находился в тот момент в академии, тыкал в него пальцем и насмехался над его слабостями, хотя на деле о нём говорили как раз обратное. Многие косились в сторону Шанталя с опаской, некоторые даже с восхищением, но Шанталю всё это казалось фальшивым. Он испытывал стыд и думал, что окружающие чувствуют то же самое, считая, что Шанталь… опозорился и выставил себя слабаком. Он решил возобновить и приумножить тренировки, как только станет чувствовать себя лучше, и раны затянутся полностью, благо, лекарствами его наделили самыми лучшими, значит, процесс этот займёт не так много времени. — Я уже побывал у стоматолога, и мне пообещали вернуть зубы в прежнюю форму. — Шанталь старался соответствовать оптимизму Ады. Всё-таки на ошибках учатся, он сделал выводы, и теперь будет заниматься ещё упорнее, а к тренировкам подходить грамотнее. Главное на данный момент полностью восстановиться. — На трёх обнаружили трещины, два рассыпались, а ещё с двух обломились кусочки. Рассыпавшиеся зубы мне нарастили первыми, как заявил врач, чтобы сквозняка не было, — сказал Шанталь и заулыбался, отчего его губы натянулись — ранки заживали. — А остальные восстановят в течение нескольких дней. Врач пообещал, что я смогу перегрызать ими металл. Ада тихо засмеялась, бережно водя пальчиками по лицу Шанталя, завершая сеанс врачевания. — Жаль нельзя загрызть Стокли, — мечтательно вздохнула она. — Какой же он всё-таки кретин. Заставить тебя биться с целой толпой очень жестоко! Никто не позволяет себе творить подобное… — Он готовит нас к экзаменам, — спокойно ответил Шанталь. — Я думаю, что все эти испытания неспроста. Стокли даёт понять, что нам ещё не поздно сбежать. — Думаешь, на экзаменах мы будем биться между собой? По-настоящему? — Ада перешла на шёпот, как будто боялась одной мысли об этом. Её глаза испуганно округлились, и она приблизилась к Шанталю, как будто ожидала, что тот тоже ответит шёпотом, по секрету. — МакКуин что-то говорил тебе об этом? — Нет. Я ничего не знаю, но, предполагаю, нам не понравится то, что нас ждёт, иначе никто не скрывал бы так старательно эти задания. Академия заставляет всех знающих подписывать документы о неразглашении и, что самое интересное, это соблюдается даже в семьях. Почему всё настолько серьёзно? Что такого от нас скрывают? — Шанталя заботила эта тема, но он не интересовался ею активно, как Ада, и не был помешан на ней, как Татум. — Какими бы ни были эти задания, ничего сверхъестественного нас не ждёт. Нельзя прыгнуть выше головы. Будет всё то, чему нас обучают, а значит, те, кто получает хорошие оценки, экзамены сдадут. — То есть, велика вероятность, что экзаменами станут реальная драка и полоса препятствий? — Наверное. — Шанталь задумался и засмотрелся на размытую точку в пространстве. — Иначе зачем уделять этим тренировкам столько времени? — Только это не повод избивать учеников, — с нескрываемой обидой сказала Ада, откладывая в чемоданчик заживляющую мазь. Она аккуратно закрыла его, защёлкнула замочки, и опустила на пол, устало взглянув на Шанталя. На лице Ады Паркер отражалась такая боль, словно это она сейчас сидела в ранениях, а не её возлюбленный. И почему он был так спокоен? Кажется, Шанталя случившееся ничуть не разозлило, даже больше, Аде показалось, что Шанталь стыдится… Сама же Ада металась между «Да, чтобы этот МакКуин сдох!» и «Какой же Шанталь всё-таки герой, победил восьмерых!». С одной стороны она гордилась тем, что Шанталь утёр нос Стокли и доказал, что способен выстоять даже в настолько неравном бою. С другой стороны, она не представляла, что МакКуин выкинет в следующий раз. Ада заметила, что он почему-то возымел на Шанталя зуб, ведь почти на каждом занятии он гонял его и ещё нескольких ребят больше, чем обычно. Разве он имел право издеваться над своими учениками, пусть даже ради новых знаний? Мало того, что он подставил Шанталя с дракой, так ещё и ворошил его прошлое, откровенно насмехаясь. Как Шанталь смог выдержать подобные слова и не врезать Стокли, Ада не знала. — МакКуин прав. Он просто показал то, что нас ждёт. — Пожал плечами Шанталь, грустно взирая на Аду. — Хотим мы того, или нет, но за стенами академии придётся сражаться не с макетами или голограммами. Если бы нас так хорошо готовили на первом этапе, то профи всегда побеждали бы на Голодных играх, но этого не происходит. Как какие-то швеи или фермеры могут одержать верх над профессионально обученными бойцами? — Брось, Шанталь, эти затурканные бедняжки побеждают лишь тогда, когда Капитолий так решит. Ему нужно давать надежду остальным округам, внушая, что те действительно способны победить. Это всего лишь подачка от старика Сноу, чтобы округи заткнулись. — Не всегда. Академия очень лояльна к нам на первом этапе. На втором всё изменится. Экзамены — это пропуск на второй этап, который смогут получить не все и кто знает, возможно, выбывшим как раз и повезёт больше. После этих слов Шанталя Ада насторожилась. — К чему ты клонишь? — осторожно поинтересовалась она, догадываясь, каким будет ответ. — Ты уверена, что хочешь идти дальше? — спросил Шанталь, глядя на Аду как-то совсем уж обречённо. Паркер насторожилась ещё больше — неужели драка повлияла на Шанталя сильнее, чем она могла себе представить? Что, если после неё он засомневался в том, стоит ли учиться дальше? И о ком он думал — о себе или об Аде? — Разумеется. А ты ведь не передумал? — Она нервно заёрзала на месте. — Я не передумал, но тебе… стоило бы задуматься, — шёпотом проговорил Шанталь, не сводя с неё взгляда. Ада, доселе пребывавшая в добром расположении духа и с улыбкой на лице, на глазах помрачнела. Откуда у него такие мысли? — Я хочу учиться дальше, — уверенно заявила она. — Шанталь, эта академия отчасти моя и… — В том-то и дело, — перебил её Дилони, бережно взяв за руки. — Не желание руководит тобой в первую очередь, а обязанность, но ты всегда имеешь возможность поступить так, как хочется. — О чём с тобой говорил МакКуин? Ты что-то знаешь? Он промыл тебе мозги? — испугалась Ада, на что Шанталь лишь отрицательно качал головой. Значит, таковы его собственные домыслы… И тут Ада поняла, в чём дело. — Шанталь, что бы ни случилось, я останусь собой, — тепло улыбнулась она, крепко сжимая любимые руки. — С нами всё будет хорошо. — В следующий раз МакКуин может заставить выйти против восьмерых тебя, принцесса, — всё так же шёпотом проговорил Шанталь. — Значит, я буду к этому готова! — оптимистично заявила Паркер, взмахнув волосами, после чего поднялась со своей кровати, подхватила около зеркала небольшую коробочку, и вместе с ней присела обратно. — Я знаю, на что иду. Шанталь опять зациклил взгляд на одной точке, на сей раз уже не озвучивая свои мысли. Он так задумался, что и не заметил, как к его лицу вновь что-то прикасалось. Когда Шанталь вырвался из пелены раздумий, он понял, что Ада водит по его лицу какой-то щёточкой, в то время, как в её второй руке расположилась открытая небольшая коробочка с пудрой разных оттенков. — Что ты делаешь? — Улыбнулся он. — Таким я тебе не нравлюсь? Ада же завзято скрывала ранки Шанталя под слоем пудры, водя кистью по его лицу, точно истинный художник, определённо получая от этого наслаждение. — Ах, Шанталь, шрамы красят мужчину! Ты сохранил честь в том бою, а МакКуин показал себя уродом. Он заслуживает как минимум увольнения за то, что совершил. Мне… больно видеть твою боль, — печально проговорила Ада, мягко прикасаясь к коже Шанталя. — Ты же из Капитолия! Неужели тебе не нравится? — не то насмехалась, не то говорила всерьёз она. — Не все в Капитолии любят пудру, — улыбаясь, ответил Шанталь, аккуратно изворачиваясь от хрупких ручонок Ады, которые всё равно умудрялись к нему дотянуться и шлёпнуть очередной мазок пудры. — Папа никогда не пользовался всем этим, да и мама тоже. Она была слишком красивой, чтобы портить себя такими процедурами. Ада замерла, глядя на Шанталя немного растерянно. Она до сих пор не понимала, как вести себя с темой семьи Дилони так, чтобы не задеть Шанталя. Делать вид, что всё в порядке? Сострадать ему? Разузнать, что же тогда случилось? Нет, ворошить прошлое Ада не хотела, зная, что лишь сделает ему больнее, а после выходок МакКуина тем более не стоило поднимать эту тему. Паркер сожалела насчёт случившегося и могла себе только представлять, что пережил Шанталь, но… не могла об этом говорить. Даже когда тема касалась счастливых воспоминаний… — Наверное, ты похож на них, — предположила Ада, не придумав более уместных слов, но Шанталь, похоже, был рад их услышать, так как заметно просиял. — Похож. Жаль, что ты не знала мою семью. Уверен, они бы тебе понравились. Мои родители очень любили конструировать всякое, и редко у них получались типичные вещи. — Ада вспомнила, как удивительно красиво обставлена комната Шанталя и улыбнулась. Наверняка родители с самого детства вместе с ним занимались всякими поделками да конструированием, потому Шанталь и перенял их талант. Может быть, это помогает ему быть ближе к семье, чувствовать, что они до сих пор где-то рядом… Эта мысль заставила Аду настолько расчувствоваться, что на её глазах выступили слёзы. Она отложила кисточку в сторону, подвинулась к Шанталю почти впритык и обняла, нежно поглаживая руками его спину. — Ты же останешься сегодня у меня? — шёпотом спросила Ада, просто не оставляя Шанталю выбора. — А ты позволишь мне уйти? — так же шёпотом ответил он, чувствуя, как Ада стала обнимать его ещё крепче, как бы отвечая «не отпущу». Она отползла к изголовью кровати, и залезла под одеяло, натянув его по самый нос так, что одни глаза поблёскивали. — Мне опасно здесь находиться. Опасно в первую очередь для тебя, — осуждающе проговорил Шанталь, чем вызвал у Ады лишь разочарованный стон. — Дверь заперта, так что тебя здесь не найдут, Шанталь Дилони. Ну же, полезай ко мне! Я жутко устала и хочу спать, — почти в приказном тоне произнесла Ада, вытащив голову из-под одеяла, чтобы Шанталь смог разглядеть решимость на её лице. Он улыбнулся и, смущаясь, юркнул под одеяло. Ада тут же прильнула к нему и, судя по выражению её лица, чувствовала себя более чем комфортно, чего не скажешь о Шантале. Уже довольно долгое время он проникал в комнату Ады, но никак не мог к ней привыкнуть. Несмотря на то, что комната принадлежала близкому для него человеку, и оформлена была очень красиво, Шанталь чувствовал себя здесь неуютно. Слишком воздушные подушки, слишком мягкая кровать, слишком приятные женские парфюмы витали в воздухе, слишком тёплое освещение… Всего было слишком. Хотя он посещал это место почти каждый день, родным для него оно всё ещё не стало, несмотря на то, что поначалу Шанталю очень нравилась комната Ады. Со временем он только сильнее чувствовал себя лишним, словно не заслуживал находиться здесь… Понятно, почему и Ада не восторгалась таким дизайном — наверное, чувствовала то же самое. Шанталь приобнял Аду и постарался расслабиться. Он не чужой для Ады, а значит, со временем привыкнет ко всему, что её сопровождает, ведь эта комнатка — лишь часть шлейфа, что повсюду следует за фамилией Паркер.***
Не успевал Шанталь залечить одни раны, как на их месте тут же появлялись новые. МакКуин просто с цепи сорвался, и теперь каждое занятие по моделированию превращалось в избиения. Конечно, не до такой степени, как в тот раз, когда Шанталя и его противников чуть ли не на носилках пришлось волочить из зала, но тем не менее. После того показательного поединка моделирования стали опасаться даже самые отважные и безбашенные. Ещё бы, ведь нынче драться приходилось всем, и мало кто оставался доволен, потому что это… больно. До сих пор профи тренировались, в основном, на макетах и голограммах, а боль хоть и имела место быть, обычно являлась, скорее, символической, чтобы профи знали, что случается, когда удар пропускаешь. Сейчас же боль стала реальной, как никогда прежде. Больничное крыло посещал практически весь курс Шанталя, поставку лекарств увеличили в несколько раз, пополняя запасы новейшими препаратами, которые позволяли максимально быстро снимать боль, воспаление и восстанавливать организм. Шанталю по-прежнему доставалось чуть ли не больше всех. Стокли гонял его до упаду, а когда Шанталь уже был не способен тренироваться, МакКуин снова заставлял его работать на износ. Со временем это превратилось для профи почти в рутину. Ученики медленно приспосабливались к нововведению, оттого неожиданно воспылали любовью к теоретическим предметам, на которых можно расслабиться после занятий с МакКуином. Вот и сегодняшний день стал манной небесной, ведь предметов, которые он вёл, не было в расписании, оттого настроение профи никто не омрачил. Как и всегда по графику, они проследовали в тир для занятий стрельбой с Карлой Рокфеллер, выстроились, и дожидались её, тихо между собой переговариваясь. Карла появилась почти сразу, как только стрелки на часах показали время начала занятия. Она буквально вплыла в зал, как всегда на высоких каблуках и в приталенном платье, полностью скрывающем шею и плечи, на которых раскинулись переплетённые между собой серебристые цепочки. В основном Рокфеллер носила серый цвет, который поразительно хорошо на ней смотрелся. Она была смуглой, но не слишком — в ней смешалась кровь и южан, и северян, как в далёком прошлом их характеризовали. Строгая и немногословная, Карла хорошо стреляла и относилась к ученикам прохладно. Шанталю казалось, что для неё не имело значения, кто перед ней: человек или стена, отношение и к первому, и ко второму у неё проявлялось одинаково. Иногда женщина выходила из себя и превращалась в смутное подобие Стокли, но, в остальное время ни с кем не ссорилась. Сегодня она начала занятие с тех же слов и действий, что и всегда. Поначалу это забавляло учеников, после наскучило, а в итоге они просто перестали это замечать. Шанталь наблюдал за тем, как она входит в зал с левой ноги, как делает привычные десять шагов и останавливается напротив учеников, как произносит всё те же слова приветствия, смотрит на ребят в том же порядке, толкает пафосную вступительную речь, и отправляется показывать то, чему намерена научить профи. Он всегда восхищался тем, как тренер стреляет, ведь более холодной стрельбы в своей жизни он не видел. Карла Рокфеллер могла стрелять в любом положении, при любой ситуации, и при этом всегда попадать. Ада очень любила её занятия, к тому же Рокфеллер ей явно благоволила. Шанталь тоже симпатизировал преподавательнице, которую, к тому же, звали так же, как его мать… Снова те же слова, те же шаги, как вдруг… дверь распахнулась. Профи в строю замерли — впервые за очень долгое время занятие прекратило быть временной петлёй. Шанталь напрягся, переведя взгляд с Карлы на дверной проём, в котором показался Стокли МакКуин. Он уверенно перешагнул через порог и направился в зал, громко хлопнув за собой дверью. Карла даже не обернулась в его сторону, по-прежнему, точно робот, глядя перед собой. МакКуин подошёл к ней, стал рядом, и даже это не заставило Карлу как-либо отреагировать на него. Шанталь задумался, что, может быть, она слишком туго затянула хвост на макушке, отчего он стянул ей кожу настолько, что на мимические ухищрения женщина оказалась неспособна. Он едва заметно взмахнул головой, прогоняя странные мысли — недосыпания делали своё дело. — Ну, что, мисс Рокфеллер, эти недоноски ещё не успели вывести вас из себя? — Почти оптимистично спросил Стокли, не глядя на Карлу. Шанталю даже на мгновение показалось, что тот улыбнулся, и вообще у него было хорошее настроение… Дилони искоса взглянул на стоявшую сбоку Татум, выглядевшую совсем уж сбитой с толку — значит, не показалось… Он напрягся, понимая, что хорошее настроение Стокли МакКуина прямо пропорционально чему-то не очень приятному для остальных. — Думаю, что они дожидались вас, мистер МакКуин. — Карла в ответ тоже не смотрела на Стокли, отлично держась на публике. Ни одна мышца на её лице не дрогнула — абсолютное равновесие. Натянутая как струна с идеальной осанкой и длинным ровным хвостом, Карла выглядела, скорее, как компьютерная модель, нежели человек. Стокли улыбнулся. — Что же, тогда добро пожаловать на первый экзамен, господа и дамы. Что? Шанталь даже немного пошатнулся от услышанного. Что значит, «первый экзамен»? Сейчас? Он не мог состояться сегодня, ведь в расписании ничего такого не было! Негодование Шанталя высказал вслух кто-то другой, Дилони даже не расслышал, кто это произнёс, настолько его шокировало заявление Стокли. — А кто сказал, что об экзаменах нужно предупреждать? — отмахнулся тот. — Экзамен — это способ проверить ваши знания, а не умения вызубрить десятки книжонок за ночь. Боюсь, судьба не сообщит вам заранее день вашей смерти и её способ, тогда почему академия обязана так делать? — Но, сэр, хотя бы моральная подготовка к экзамену нам нужна. — Шанталь узнал голос Ады, стоявшей где-то в конце строя, и прикусил губу. Она снова перечила Стокли. Шанталь напрягся ещё больше, надеясь, что если у МакКуина хорошее настроение, то, может быть, ей не сильно достанется за свои комментарии. — Вам нужна моральная подготовка, Паркер? — неожиданно высоким голосом проговорил МакКуин, немедля вернувшись к привычному громыханию. — Тогда готовься, потому что у тебя есть минута, пока я разъясню, что к чему. Шанталь облегчённо вздохнул. Стокли не набросился на Аду. Видимо, у него и впрямь сегодня хорошее настроение. — Сэр, а сколько всего будет экзаменов? — в миллионный раз спросила Татум, неуклюже вскинув руку вверх. — Чем чаще ты об этом спрашиваешь, Дэдлок, тем больше их становится, — отрезал МакКуин. — Работаем попарно. Мисс Рокфеллер сейчас зачитает составленный нами список пар, — договорив это, он направился к центральному пульту, расположенному за спинами профи напротив разделённого на секторы тира. Мгновение — и в секторах зажегся яркий свет, полностью их осветив. Шанталь не видел, что за его спиной делал Стокли, зато заметил, что освещение стало ярче, а позже зашумели отползающие в стороны двери всех секторов. А ведь он думал, что на экзамене будет что-то близкое к полосе препятствий или моделированию, а не стрельба! Пока мисс Рокфеллер зачитывала фамилии тех пар, которые должны работать вместе, Шанталь строил предположения насчёт того, какие задания по стрельбе его ожидали, из какого оружия нужно будет стрелять и за какое время справляться… Из раздумий его выдернуло объявление Татум и Лайтли в качестве дуэта, точнее, то, как принялась фырчать Дэдлок, ёжась и недовольно сопя. Шанталь попытался взять её за руку, чтобы успокоить, но подруга его оттолкнула, что совсем не удивляло. Она терпеть не могла Лайтли, Лайтли терпеть не могла Татум, а Рокфеллер хватило ума поставить их в пару. Шанталю стало жаль обеих, особенно Лайтли, ведь Татум наверняка будет всячески на неё давить. Для каждой это был наихудший расклад, но всё что мог сделать Шанталь, лишь сопереживать… — Дю Пон — Кларксон, Резеда — Ганн, Сент-Кроу — Гиллис, Паркер — Дилони. Услышав свою фамилию рядом с Адой, Шанталь улыбнулся. Какой удачный поворот! Все ученики разделялись попарно, потому, как только Рокфеллер назвала Аду по фамилии, она тут же возникла перед Шанталем, улыбающаяся и довольная собой. Шанталь видел по её глазам, как много всего она хотела ему сказать, но не решалась, так как рядом сновало слишком много свободных ушей. — А чему вы радуетесь? — Из-за спины Шанталя вышел Стокли и направился к Рокфеллер, остановившись около неё. Карла продолжала зачитывать фамилии, несмотря на то, что параллельно с ней заговорил Стокли. Все притихли и померкли. Даже Ада скрыла улыбку, видимо, решив, что это спровоцирует Стокли на грубость. — В каждом из секторов вас ждут все необходимые орудия пыток. Набор гаджетов подключён к главному пульту, которым будем управлять мы с мисс Рокфеллер. Гаджеты активируются, как только начнётся испытание. С предназначением каждого из них вы ознакомитесь уже в своих секторах. — Орудия пыток, сэр? — переспросил Шанталь, даже слегка приоткрыв рот от удивления. — Что может быть непонятного в этих словах, Дилони? Да, ваш первый экзамен — пытки. Сердце Шанталя пропустило пару ударов. Он опустил взгляд в пол, пытаясь переварить услышанное, и борясь с приступом тошноты. Пытки, значит… Неужели, он выбрал для него в напарницы Аду, чтобы… — Условия экзамена очень просты. Мы разбили вас по парам не шуток ради. Одному человеку из пары мы сообщим секретную информацию, которую этот человек должен не выдать второму, чьим заданием будет добыча той самой информации. Один из вас будет пытать, а второй станет тем, кто подвергается пыткам. Кто какую роль сыграет, решать вам. Экзамен засчитается тому, кто победит, — пояснял Стокли, практически не скрывая улыбку на своём лице. Шанталь видел, с каким наслаждением МакКуин объявлял условия, как он предвкушал все те сложности, которые ожидали его учеников. В голове не укладывалось, что академия прописала своим воспитанникам такие экзамены. Шанталь взглянул на остолбеневшую Аду, и ему сделалось совсем уж неловко и горько. Только один из них сдаст экзамен. Одному придётся мучить другого. Шанталь сомкнул веки, прогоняя от себя все дурные мысли и тревогу, но… всё по-настоящему, ему не послышалось. — Но тогда получается, что экзамен получит только половина учеников, сэр, — с опаской предположил Кэссиди, запинаясь почти на каждом слове. — Спасибо, мистер Ганн, за демонстрацию собственных познаний в области арифметики. Полагаю, ваши сокурсники не смогли бы жить дальше без столь важных уточнений. Да, экзамен получит только половина из вас. Вы удивлены? Там, за этими стенами, есть только жизнь и смерть. Защита и нападение. Пограничных состояний не бывает. Почему тогда это правило не должно работать с экзаменом? Те, кто достаточно хорошо подготовлен, сдадут его. Те, кто провалят… попросту недостойны представляться учениками нашей славной академии. — МакКуин сделал паузу, внимательно всех осматривая. Шанталь был уверен, что тот упивался волнением и страхом, отразившимся на лицах учеников… Пока МакКуин держал речь, мисс Рокфеллер переходила от одного ученика к другому, что-то вкалывая всем в левую руку, немного выше предплечья. — Мисс Рокфеллер сейчас вводит вам датчики, которые синхронизируются с гаджетами в секторах и нашим главным пультом, а это значит, что пытки настоящие. Датчики заставят вас чувствовать боль тогда, когда пытающий будет вам её причинять. Мы и прежде работали с моделированием боли, но процент чувствительности чаще всего не превышал отметку в двенадцать процентов, хотя порой мы работали с тридцатипроцентным уровнем симуляции боли. Сегодня датчики настроены на максимум. Вы будете ощущать синтетическую боль на уровне реальной. Моделирование ожогов, ударов током и побоев будут ощущаться вами как настоящие, а имитированные порезы способны скопировать реальную боль и самочувствие в полном соответствии с законами анатомии. Вы сможете ощущать температурные скачки, кровопотерю и прочее. Пытки с полным болевым спектром… Ни к чему подобному профи не готовили. Они изучали методы воздействия на человека как психологические, так и физические, но в реальности ничего такого ещё не применяли, хотя дело даже не в этом. Задание состояло не столько в том, чтобы показать свои возможности в плане воздействия на объект, а в том, чтобы издеваться над человеком, которого ты знаешь. Мучить его, зная, что он испытает настоящую боль. А что, если пытка окажется настолько эффективной, что по всем физиологическим параметрам жертве будет грозить смерть? Человек на полном серьёзе почувствует, как он умирает? Мысли одна за другой пластами накладывались в сознании Шанталя, заставляя его чувствовать тревогу. И куда только подевалось его утреннее хорошее настроение?.. Теперь стало понятно, почему Татум и Лайтли в паре. Стокли, зная обо всех конфликтах, антипатиях и соперничестве на их курсе, распределил учеников так, чтобы вдвойне усложнить им задачу. Именно поэтому хрупкая фигурка принцессы Ады Паркер стояла сейчас рядом с Шанталем. МакКуин сделал это нарочно. Он провоцировал их. Использовал слабости. — Простите, сэр, а можно поменяться парами? — Ада попыталась придать своему голосу максимально непринуждённый тон. Шанталь аккуратно взял её за руку, легонько сжал, и тут же отпустил. Ада, не поворачиваясь, покосилась в его сторону, и тяжело вздохнула, поняв намёк Шанталя. Не стоило этого говорить МакКуину… Она прикусила язык, коря себя за опрометчивость, но не успела Ада представить себе, что сейчас наговорит ей Стокли, как его голос зазвучал уже не в её голове, а в реальности. — У вас какие-то проблемы, мисс Паркер? — спросил Стокли и направился прямиком к Аде и Шанталю. Он остановился в шаге от них, внимательно вглядываясь в лицо то одного, то другого. — Вас не устраивает компания мистера Дилони? Любопытно узнать, по какой причине… Что же, поведайте всем нам, в чём дело. Ада плотно сжала губы, показательно глядя в пол, по чему Шанталь понял — она в бешенстве и едва сдерживается. Стокли не просто провоцировал. Он был в шаге от того, чтобы раскрыть их отношения всему курсу. Пока что об этом знали единицы из преподавателей, Татум и Лайтли. Если же об этом узнали бы все остальные, то шпионов и доносчиков старшим Паркерам стало бы в разы больше. Многие до сих пор злились за то, что Ада им отказывала, потому если все эти люди узнают правду, то, наверняка объявят войну Аде и, особенно, Шанталю, скооперируются с её родными, и тогда беды не миновать. МакКуина следовало остановить во что бы то ни стало. — У нас всё в порядке, сэр. Мы готовы к выполнению задания, — отчеканил Шанталь, на что Стокли одобрительно улыбнулся. — Видишь, у Дилони нет никаких проблем, Паркер, бери с него пример, — посоветовал он и направился дальше, к остальным ученикам. Как только МакКуин удалился, Ада облегчённо вздохнула и, проведя его полным отвращения и ненависти взглядом, виновато улыбнулась Шанталю, спасшему ситуацию в последний момент. Ещё немного и их бы раскрыли, ещё и кто-кто, Стокли МакКуин, который закатил бы по этой теме целый концерт. — Я открываю секторы. У вас есть десять минут для того, чтобы распределить роли, ознакомиться с гаджетами, продумать план действий, и получить от нас с мисс Рокфеллер секретную информацию. Время пошло. Стоило МакКуину объявить это, как весь курс рассыпался по парам, которые принялись занимать свободные секторы. Шанталь и Ада заняли первый попавшийся, который располагался практически ближе всех к пульту, за которым стояли Карла и Стокли. Шанталь не хотел заходить в настолько близкий к ним сектор, но с другой стороны, возможно, теперь МакКуин не станет уделять им столько внимания, больше наблюдая за учениками в дальних секторах… Как только Шанталь и Ада вошли в свой зал, дверь тотчас за ними закрылась, а белое, бьющее по глазам освещение, стало алым, почти сразу побелев обратно. Отсчёт времени начался. — Будешь пытать меня, принцесса, — заговорил Шанталь. — Не бойся пользоваться всем, что здесь есть, и не вздумай меня жалеть. — Я не хочу тебя пытать и не стану этого делать, — запротестовала Ада, сложив руки на груди. — Шанталь, прости, но я так не могу. — А я могу? — едва заметно пожал плечами он, растерянно глядя на Аду. — Я не буду издеваться над тобой, это исключено. — Шанталь, всё ведь не по-настоящему, — взмолилась Паркер. — На самом деле ты не причинишь мне вреда. Ты же слышал МакКуина? Боль будет синтетической. Никто никого на самом деле мучить не станет, боль будет нам всего лишь мерещиться. Я умею терпеть и смогу продержаться. — Исключено. Прости, Ада, но нет. Боль будет полноценной, хоть и не совсем настоящей. Я тебя не трону. Ада возмущённо вздохнула, откинув голову назад. — Если я буду тебя пытать, ты поддашься и провалишь экзамен! Думаешь, я не понимаю, почему ты так рвёшься на это место? Если я завалю экзамен, меня не исключат, потому что я отчасти владелица академии, но тебя… тебя выгонят с треском. Академия — твой шанс и я не позволю тебе его так глупо потерять. — Ада выглядела на удивление серьёзной и даже строгой. От такой пламенной речи, сказанной громко и практически в приказном тоне, Шанталь даже почувствовал себя неловко. И куда только подевалась его милая принцесса? Всё-таки порой в ней просыпался Стокли, что Шанталь заметил ещё тогда, в самом начале, когда она учила его танцам. — Ты что, улыбаешься? — возмутилась пуще прежнего она, отчего Шанталю пришлось поджать губы, дабы скрыть рвущуюся наружу улыбку. — Прости, кажется, это паника, — ответил Шанталь, вновь став серьёзным. — Хочешь ты того или нет, но объектом пыток буду я, Ада. Девушка не должна принимать удар на себя. Я тоже не боюсь боли, потому прошу тебя, действуй беспощадно. — Он положил руки на плечи Аде, а затем ласково провёл ладонями по её плечам, но быстро убрал, косясь в сторону увлечённых пультом МакКуина и Рокфеллер. — Обещай, что не станешь поддаваться, — потребовала Ада. Выражение её лица вдруг стало таким жалостливым, обиженным и тревожным, что у Шанталя ёкнуло сердце. Умом он понимал, что если поддастся, то Ада получит экзамен и точно пройдёт дальше, но… преподаватели заметят уловку и вряд ли простят её. — Шанталь, ты же помнишь, что случилось при нашем знакомстве, когда ты поддался мне? Шанталь как раз об этом и подумал. В тот день, когда он хотел выручить Аду, он лишь накликал на неё беду. Если МакКуин поступил так на обычной тренировке, то, что он сделает, если Шанталь поддастся Аде на экзамене? МакКуин сделает всё, чтобы её исключили. Слишком много рычагов давления ему подвластно. Выходит… Ада должна одержать победу заслуженно. — Мы будем играть честно. Если мы этого не сделаем, МакКуин нас уничтожит, потому постарайся победить, принцесса. Ада прищурилась, вглядываясь в лицо Шанталя так, словно заметила на нём что-то странное. — Ты что, сдаёшься? Вот так просто? Ты же готовился к этим экзаменам, как никто другой, тренировался всё свободное время, развивался… и всё для чего? Чтобы сейчас сдаться? Даже не смей ставить на себе крест, иначе поддаваться тебе буду я. Пусть исключают нас обоих, если на то пошло, коль в этом мире нет никакой справедливости. Слушай меня, Шанталь Дилони. Сейчас мы будем стараться на равных. Стокли мог солгать насчёт того, что результаты получит только половина. Подумай сам, этими словами он тут же вычислит тех, кто сдастся… Борись честно, иначе будешь иметь дело со мной. Шанталь снова заулыбался, хотя Ада говорила донельзя серьёзно. — Время вышло. Те, кого будут пытать, на выход за получениями заданий, — прогремел голос МакКуина и из секторов повалили ученики. Сразу прослеживалось, что шли те, кому сейчас предстояло терпеть боль — все серьёзные, грустные и унылые. Шанталь оказался четвёртым в очереди, потому надеялся недолго простоять в этой толпе, окутанных негативом людей, среди которых он заметил и Лайтли (значит, Татум таки вынудила её быть жертвой), Кэмерона, Кэссиди и многих других, кого он и ожидал увидеть. Тех, кто не раз демонстрировал благородство и взаимопомощь. Никто не представлял себе, что именно сейчас будет происходить, в какой форме, и чем закончится. Пока Шанталь размышлял о не самых приятных вещах, подошла его очередь, а он и не заметил. Стокли прикрикнул на Шанталя, отчего всё внутри него встрепенулось. Дилони подошёл впритык к МакКуину и тот повернул к нему экран своего планшета, на котором было написано всего одно слово, которое и следовало запомнить. «Смерть». Увидев это слово, Шанталь сглотнул комок нервов, подступивший к горлу, и взглянул на МакКуина. — Запомнил? Это твоё задание. Планшет ещё секунду назад светившийся перед глазами Шанталя, исчез. Он получил своё задание, потому следовало отойти, чтобы не задерживать очередь, но Шанталя мучил вопрос, не задать который он просто не мог. — Простите, сэр, но что будет, если из-за пыток у ученика начнутся проблемы с сердцем или другими органами? Остальные притихли — видимо, вопрос беспокоил всех. Стокли поначалу открывший рот, чтобы накричать, что Шанталь понял по пульсировавшей жилке на его шее, на полпути передумал, и решил дать нормальный ответ, заметив степень заинтересованности остальных. — Мы следим за всеми вашими показателями. Если появится реальная угроза жизни, мы, возможно, прекратим задание. Если сочтём необходимым. Но учитывайте, что в таком случае экзамен автоматически вам не засчитывается. Первое правило профи — вы должны следить за своим здоровьем. Если этого не происходит, то вы хреновый профи, потому в академии вам не место. Надеюсь, ты доволен ответом, Дилони? Изволь уступить место остальным, не одному тебе нужно получить задание и сдать экзамен. Некоторые ученики переглянулись, а Шанталь как можно быстрее выбрался из толпы и направился в свой сектор, где его, нервничая, дожидалась Ада. Интересно, какие слова достались другим ребятам, и почему Шанталю выпала именно «смерть»? Он успокаивал себя тем, что наверняка это наобум выбранное слово, и МакКуин пытался запугать его, а может, и остальных, ведь Шанталь не знал, какие задания достались другим ученикам… Тогда почему «смерть» досталась именно Шанталю? До получения кодового слова благодаря Аде у него сохранялся неплохой настрой, сейчас же боевой дух испарился, и место его заняла тревога. Вдруг ученики могут умереть на экзаменах? Что, если академия не боится такого исхода, ведь… такие случаи уже бывали. Ученики умирали, правда, неизвестно, на экзаменах это случалось, учениях или тренировках. О травмах же и говорить не стоило… — Ты получил информацию? — спросила Ада, как только Шанталь вернулся в свой сектор. — Нет! Погоди! Ничего не говори. Я не должна ничего знать, — запричитала она, отворачиваясь от Шанталя, как будто ожидала, что он на пальцах примется показывать ей значение шифра. — Получил, — задумчиво ответил Шанталь, зациклившись на одной точке в пустоте. — Он что-то ещё сказал тебе? Что-то серьёзное? — Ада подошла к Шанталю так близко, будто хотела взять его за руки, но в последний момент одумалась. Дилони начинало казаться, что слово выбрано неспроста, и, может быть, МакКуин нарочно написал именно его, чтобы перед выполнением экзамена Шанталь вновь начал вспоминать те страшные события, которые он пережил в прошлом. Чтобы выбить Шанталя из колеи, нарушить его душевное равновесие, спокойствие, расшатать эмоциональное состояние, что прямо могло сказаться на результатах. Ученики довольно быстро расхватали свои тайные сведения, сразу после чего МакКуин вновь толкнул речь, зазвучавшую из громкоговорителей во всех секторах. — На выполнение задания у вас есть пятнадцать минут. Если за это время вы не справитесь, то экзамен вам не засчитывается. Вы много лет просиживали штаны в академии, пришла пора показать, что в вас не понапрасну вкладывались деньги и усилия. Старт испытания через три, два, один. Активация секторов! — прокричал последнее МакКуин, и в зале трижды прогремел воющий металлический звук. Свет в секторе Ады и Шанталя полностью погас, а затем плавно начал загораться алым цветом. Лампы накалились лишь частично, так и оставив сектор при плохом освещении. Нет, Шанталь видел всё, но как будто при свете ночника, а не полноценной лампы. Абсолютно белый зал пропитался кроваво-красным цветом, застывшим на потолках, полах и стенах. Даже стекло, отделявшее учеников от МакКуина, превратилось в красное, отражая силуэты Ады и Шанталя, а учителей оставив за пределами их видимости. Какое-то мгновение они стояли неподвижно, не зная, что предпринимать и говорить. Стремительно изменившийся антураж сектора заставил обоих почувствовать себя в капкане, а не на занятиях. У Шанталя даже возникло чувство, что стены давят на него, сжимают так, что он даже не мог сделать вдох, не сотрясая воздух. Откуда-то справа донёсся чей-то крик. Кричал парень, да так, что Аде пришлось заткнуть уши. Даже у Шанталя от этого крика пробежали мурашки по коже. Видимо, кто-то не терял времени зря… Вслед за первым криком в унисон раздались ещё два, среди которых один был девчачий. Услышав его, Ада бросилась к стене и принялась колотить по ней кулаками. — Лайтли? Татум отпусти её! Прекрати! Ты слышишь меня? — громко кричала Ада. Шанталю ничего не оставалось кроме как подойти к ней и напомнить о том, где они находились и что должны сделать. Возможно, это прозвучало немного холодно с его стороны, зато разумно. Ада ничем не могла помочь Лайтли, равно как и Шанталь не мог повлиять на Татум. Сегодня наступил тот день, когда все должны бороться только за себя. Попытки кому-либо помочь отправили бы ко дну всех. Вот только Лайтли кричала всё громче, и даже на фоне орущих парней её голос выделялся сильнее, особенно когда перешёл в визг. — Что она с ней делает? Она что, пытается убить её? Лайтли борись! Татум, оставь её в покое! Я знаю, что ты ненавидишь Лайтли, но сейчас не время вымещать свою ненависть, слышишь? — орала Ада, вытирая с лица слёзы. Криков становилось всё больше. Звонкие, грубые, рычащие, сиплые, писклявые. Постепенно они начали превращаться в настоящий хор, нескладно образующий мелодию боли. — Ада… Ада, нам пора начинать, — осторожно напомнил Шанталь, и Ада повернулась к нему лицом. Они так и стояли друг напротив друга, не зная, что предпринимать в то время, как количество кричащих голосов продолжало разрастаться. — Я… я не знаю, что нужно делать, — прошептала она как раз в тот момент, когда голоса притихли, после чего взорвались с новой силой, заставив Аду встрепенуться. Ещё несколько минут назад она была настроена решительнее, но как только начался отсчёт, погас свет, и зазвучали крики, Ада растеряла всю свою решимость. Шанталь тоже растерялся, но медлить и дальше они не могли, потому первым делом он осмотрел реквизит. Всё это время позади него стояло железное кресло с ремнями, а в стороне такой же железный стол, на котором и расположились те гаджеты, с работой которых они так и не успели ознакомиться в подготовительное время… Не придумав ничего лучше, Шанталь сел в это кресло и принялся одной рукой привязывать к нему вторую. — Помоги мне. Наверняка эта штуковина здесь не просто так. Свяжи меня так крепко, чтобы я не мог вырваться, — спокойно говорил Шанталь, видя, какой несобранной стала Ада. От неё так и разило неуверенностью. Она делала неуверенные шаги, дышала рвано, то и дело оборачиваясь к стенам, когда слышала страдания остальных. — Секторы предназначены для стрельбы, потому тут должна работать шумоизоляция, но её, видимо, отключили нарочно, чтобы мы слышали всё, что происходит. Ада молча подошла к Шанталю и принялась совсем уж неспешно привязывать его вторую руку к креслу. Ремень она практически не затянула, но принялась его застёгивать. — Ада, затягивай потуже. — Но… — Потуже и быстрее. Мы тратим драгоценные минуты. Шанталь слышал, как дрожало её дыхание, а когда слева какой-то парень закричал, Ада содрогнулась всем телом. — Да что с ними там делают? — воскликнула она, нехотя затягивая ремень на руке Шанталя. Он внимательно следил за её действиями и не мог понять, как она будет пытать его, если даже затянуть потуже ремень никак не осмелится… Может, и впрямь стоило меняться местами? От одной мысли об этом у Шанталя закружилась голова. Что, если из-за его решения проиграют они оба? — Постарайся не обращать внимания на остальных. Они проходят испытания, только и всего, — уверенно заявил Шанталь. Ада тем временем опустилась на пол, застёгивая ремни на его ногах, как будто нарочно оттягивая время до непосредственного действа. Шанталь переживал не меньше Ады. Слышать страдающие голоса, которые отчасти уже срывались в плач, невыносимо, но ему следовало сохранять лицо, чтобы Ада не расстроилась и не сдалась. — Быстрее, принцесса. Она поднялась с пола и замялась. Настал момент применять оружие, но вместо того, чтобы взяться за какой-то гаджет, она просто стояла напротив, словно парализованная. — Действуй. Возьми любой из гаджетов. Не бойся. Ты сама говорила, что боль синтетическая, помнишь? — А ты говорил, что она реальная. — Я из-за паники наговорил лишнего. — О, да, я слышу по всем этим крикам, какая боль ненастоящая. Прости, Шанталь, но я не могу. — Ада, так ты не поможешь ни себе, ни мне. Убить меня этими игрушками ты не сможешь, нанести вред организму тоже, потому что реальных источников боли не существует. Если ты не хочешь, чтобы нас обоих исключили, действуй, прошу тебя, — проговорил Шанталь, не то приказывая, не то упрашивая. — Хочешь, чтобы я начал говорить тебе гадости, чтобы разозлить? — Ах, Шанталь, ты не умеешь говорить гадости, — простонала Ада. — Я слишком много времени провожу с Татум, чтобы не знать, как это делается. Если ты сейчас не начнёшь действовать, то мне придётся произнести кодовую информацию, и тогда МакКуин меня просто убьёт. Ты хочешь этого? — Нет. — Тогда делай что-нибудь, — повысил голос Шанталь. Ада схватила первый попавшийся гаджет, которым оказался длинный прямоугольный пульт без кнопок и вообще каких-либо отметин. Она с опаской потянулась этим пультом к Шанталю и, с трудом переступая через себя, прижала пульт к его руке, отчего Шанталя тут же схватила судорога и он захрипел. Испугавшись, Ада отпрянула, сообразив, что у неё в руках оказался шокер. — Как ты? — заботливо спросила она. — Прости, принцесса, но я думаю, что МакКуин сейчас заливисто хохочет, глядя на такие пытки. Я в порядке. Шокер неплохо так… освежает и прочищает сознание. Продолжай. — Тебе больно? — Ада Паркер, соберись. Сделай мне больно сейчас, чтобы потом это не делал МакКуин с нами обоими. Смелее. Со мной ничего не случится, я обещаю. — Шанталь, как и всегда, пытался сохранять спокойствие, надеясь, что Ада последует его примеру и начнёт, наконец-таки, выполнять свою задачу. Половину времени они и так потеряли впустую… Ада сделала глубокий вдох, затем выдох и снова вдох, после чего прижала к Шанталю шокер плотнее и на сей раз не отпускала. Мнимый ток пробегал по его телу, сковывал и сжигал одновременно все мышцы, но Шанталь терпел. Всё-таки электричество — не худшее, что могло быть. Ада оторвала от него шокер, впервые за всё испытание задав правильный вопрос. — Какую кодовую информацию тебе сообщили? — Я ничего не знаю, — ответил Шанталь, стараясь ей подыгрывать. Он понимал, что за этим последует новая порция боли, но страдания нынче стали единственным способом выжить. — Не хочешь говорить сам, значит, придётся заставить тебя, — грубо бросила она и приставила шокер к виску Шанталя. Очередная порция электричества прокатилась по его организму, наполняя клетки такой мощной энергией, которую выдержать он был не способен, но Шанталь заставлял себя терпеть. Тело стало будто каменное, и на какое-то мгновение Шанталь вообще перестал ощущать его, как и самого себя. Живым. Когда жжение прекратилось, Шанталь откинул голову назад, чувствуя себя обмякшим и неспособным не то, что сопротивляться, а даже говорить. Преподаватели не лукавили, говоря, что экзамены не требуют подготовки, потому что к этому заданию невозможно подготовиться, ведь оно — квинтэссенция всего того, чему профи должны научиться за годы, проведённые в стенах академии. Это испытание необходимо не для проверки изобретательности учеников в плане пыток, а для того, чтобы профи показали, способны ли они в реальности пытать человека. Пытать знакомого или даже любимого человека, если это потребуется. Сегодняшний экзамен проверяет не физическую силу, а силу психики. Одному ученику нужно мучить другого и пытаться справиться со всеми внутренними барьерами. Другому следует показать, что он умеет хранить тайны, не раскалываться и противостоять врагу, кем бы тот ни был. Задание сложное для обеих сторон, но в этом и есть его суть — проверка убеждений. Пока Шанталь приходил в себя, Ада взялась за второй гаджет, похожий на рукоятку. Вспомнив, что МакКуин говорил о порезах, она решила для себя, что, видимо, это имитатор ножа, не имеющий лезвия. Пользоваться им ещё страшнее, чем шокером, но МакКуин подобного от них и желал, значит, собрав всю свою волю в кулак, она обязана это сделать. Мысленно выпрашивая у Шанталя прощение, Ада ткнула рукояткой ему в руку и впервые за сегодня услышала его крик. Он настолько испугал Аду, что она тут же выдернула воображаемый нож и попятилась назад. — Нет-нет, ты должна продолжать. Не слушай меня и не обращай ни на что внимания, слышишь? Продолжай Ада, время на исходе! Ада помнила, что боль хоть и искусственная, но она накапливалась у Шанталя до конца испытания, то есть, даже если она выдернула нож, он всё равно продолжал чувствовать боль… Выходит, единственный способ прервать поток мучений — как можно скорее завершить экзамен. Ада сжала рукоять так крепко, словно отыскала в ней единственную на данный момент поддержку. С выступившими на глазах слезами она подошла к Шанталю, и принялась водить рукояткой по его коже, рисуя на ней незримые порезы, которые ему приходилось терпеть. По щекам Ады покатились слёзы, когда она вонзила нож в плечо Шанталя. Он плотно сжал губы, стараясь не издать ни звука, потому что каждый его стон или крик приближал Аду к провалу, а Шанталь не мог этого допустить. Ада нерешительно направила рукоять в живот Шанталя. Паркер прекрасно знала анатомию и понимала, что если она промахнётся, то может нанести ему смертельную рану, а значит, Шанталь проиграет и не сообщит код. — Прости, — прошептала она всего одно слово, потерявшееся среди десятков голосов кричащих от боли профи, и ударила рукоятью в ту точку, которая принесла бы Шанталю боль, но не убила. — Сообщи мне секретную информацию. С каким же трудом Аде дались эти слова. Как сложно произнести свою реплику в игре, настолько напоминающую реальность. Шанталь закряхтел, стараясь не издавать лишних звуков, чтобы не смущать Аду, что та с лёгкостью уловила, а если она смогла, то МакКуин и подавно сможет. Это тупик. Как выбраться из такой ситуации? Как угодить всем и в то же время спастись? Рукоять выпала из ладоней Ады и она на нервах пнула её ногой, после чего закрыла лицо руками. Все эти порезы и шокер… Как же всё глупо! Шанталь не скажет ей кодовую информацию только потому, что она ткнула в него ножом и ударила током, а если и скажет, то тогда ему достанется от МакКуина, который знал о способностях Шанталя чуть ли не лучше всех в академии. Выходит, Ада должна пытать Шанталя как-то иначе, но… как? Что ей нужно сделать, чтобы он не поддался? Она была почти уверена, что ещё пара порезов, и Шанталь сдастся, но это станет его провалом в глазах Стокли, который всё моментально поймёт. Голова Ады взрывалась от мыслей. Что делать? Как ей поступить? Шанталь не собирался побеждать. Он намерен поддаться Аде ближе к концу, но это уничтожит его. Как его спасти? Переубеждения тут не помогут, а показать достойные познания в издевательствах она не могла. Слёзы лили ручьём, а алый свет в купе с непрекращающимся криком, воем и руганью накаляли обстановку настолько, что Аде казалось, будто она вот-вот взорвётся. Она подалась к Шанталю и начала поспешно отстёгивать ремни с его ног и рук. — Что ты делаешь? — немного заторможено проговорил Шанталь. — Остановись, Ада. Верни, как было. — Кажется, мы обсуждали с тобой то, что поддаваться не станем, — порывисто заявила она, освобождая Шанталя в десятки раз быстрее, чем пленила его. — Я вижу, что ты творишь, и не позволю тебе сидеть в этом кресле безвольной тряпкой. Не имеет значения, любишь ты меня или нет, потому что сейчас ты встанешь и, несмотря на боль и кровопотерю, будешь со мной биться так, как делал это в тот день, когда будучи на самом деле избитым, победил восьмерых. Нельзя показывать подобные результаты, а потом проигрывать девушке, мы оба знаем это. Точно так же, как и то, что в полевых условиях ты победил бы меня. Я не позволю тебе сидеть, сложа руки. Поднимайся и сохрани честь. — Что ты задумала? — спросил Шанталь, вставая. — Ничего такого, на что ты не способен. Я не могу убивать пленённого и безоружного человека. Бейся со мной, если ты не хочешь, чтобы я сошла с ума от того, что творю. Он жаждет видеть шоу, значит, придётся плясать под его дудку, — сказала Ада и, шмыгая носом, бросилась на Шанталя первой, больше не в силах терпеть это безумие. — До конца испытания осталось две минуты! — просигналил в динамиках голос Карлы Рокфеллер, отчего Ада запаниковала. Времени слишком мало для того, чтобы показать МакКуину то, что он хотел видеть… Ада всего на мгновение задумалась об этом, как вдруг пропустила удар от Шанталя и едва смогла устоять на ногах. — Прости, пожалуйста, — моментально прозвучало извинение от него. — Нужно больше таких ударов, Шанталь, — ответила Ада и дважды атаковала, но оба раза Шанталь блокировал её удары. — И бей сильнее. Это наш шанс. Шанталь чувствовал боль, а ещё то, как растрачиваются его силы. Рана на животе мешала ему, но если Ада требовала драки, то необходимо ей подыграть. Дилони и сам прекрасно понимал, что за его попытки поддаться, влетит обоим, но с другой стороны он просто не мог иначе, потому, может быть, реальная драка действительно их последний шанс. Ада старалась нападать, а Шанталь то и дело отбивал её атаки, хотя и растерял половину сил, но так даже лучше, ведь теперь он сравнялся с Адой. Она была быстрой и увёртливой, хорошо держалась на ногах и уходила от его ударов, но уже второй умудрилась пропустить. В такие моменты Шанталь терялся, но Ада, видя это, вновь бросалась на него, чтобы не дать ему расслабиться и почувствовать вину. Каждый последующий выпад становился жёстче, и, чтобы нагнать интригу, Стокли вывел на стену изображение часов, которые начали отсчёт последней минуты. Увидев часы, Ада принялась атаковать резче. Шанталь активно отбивался, а иногда и ударял в ответ, но когда Ада попала ему в ту точку, которую пронзил её нож, боль усилилась в несколько раз, и Шанталь упал на колени, чем Ада воспользовалась, перебросив его через себя. Она немного не рассчитала, чему сама жутко испугалась, потому как Шанталь грохнулся о железный стол. Ада подошла к нему, чтобы помочь подняться, а Шанталь одним нехитрым движением сбил её с ног. Упав на пол, она увидела, что до конца испытания осталось всего тридцать секунд, а Шанталь ещё оставался на ногах, значит… он мог сейчас её вырубить и победить. Это было бы справедливо. — Моя кодовая информация это всего одно слово «с… Услышав это, Ада извернулась и бросилась на Шанталя, чтобы не дать ему договорить. Шанталь ведь не проиграл! Зачем тогда говорить это слово, если он мог победить по-честному? Но он не собирался выигрывать. Кажется, он с самого начала всё для себя решил, и единственное, что сейчас могла сделать Ада, это прикрыть его, и не дать прыгнуть в пропасть. Пусть это будет проигрыш, а не провал. Она подалась к креслу и со всей силы выдернула острый штырь с ремня, подорвав сразу два ногтя, из-под которых стала сочиться кровь. — Не говори кодовое слово, — выпалила она, приставив к своей шее стальной штырь. Рука дрожала, по ладони с пальцев стекала кровь, но решимость Ады оставалась непоколебима. — Скажешь, и я что-то сделаю с собой. — Ада, успокойся. Ты знаешь, что в твоих руках? Это стальной штырь, а не гаджет, он причинит тебе вред. — Шанталь говорил, выставив перед собой руки, как будто намеревался выдернуть у Ады железку, выжидал момент. — Ты честно победил, так прими эту победу. Просто подожди ещё несколько секунд. — Я не стану этого делать, прости. И выбрось штырь. — Извини, но ты не оставляешь мне выбора. Всё должно быть по-настоящему. — Ада крепче сжала штырёк и только собралась его вонзить себе в шею, как Шанталь напал на неё, схватил её за руку и так, чтобы ничего не было заметно, резанул штырьком себя по шее, тихо проговорив всего одно слово. «Смерть». Таймер просигналил три секунды, две, одну — и свет в секторе снова погас, а когда включился, стал таким ярким, что Шанталь с Адой сразу же прищурились, ощущая, как освещение выедает глаза. Двери секторов зашумели и открылись. Когда глаза привыкли к освещению, Шанталь осмотрелся. Ремень на кресле разорван, стол стоял боком, а гаджеты рассыпались на полу. Под ногами Шанталя виднелись маленькие капельки крови. Он прижал руку к шее — сейчас эта рана казалась блаженством, после всех тех болезненных искусственных увечий, которые он перенёс во время испытания. Ада стояла рядом с ним уставшая, с глазами на мокром месте, растрёпанная с расцарапанным подбородком на котором выступила кровь. Испытание закончилось, экзамен завершился, и стоило этому радоваться, но у Шанталя остался очень неприятный осадок. Он уже успел смириться с тем, что экзамен провалит, потому о нём не переживал, а вот об Аде… Испытание продолжалось всего пятнадцать минут, а Шанталю казалось, что прошла маленькая вечность. Один за другим к преподавателям подтягивались ученики, выглядевшие после испытания иначе, нежели всегда. Шанталь узнал чувство, застывшее на их лицах — тревога. Он и сам ощущал её там, в зале, и даже сейчас по окончанию задания она никуда не делась. Время как будто притормозило. Воздух словно загустел, став слишком затхлым, звуки напротив слишком острыми. Что-то изменилось, и Шанталю это не нравилось. МакКуин гордо стоял около пульта и молча взирал на учеников, растягивая интригу, пока ему самому не наскучило. — Какое безобразие, — наконец, вымолвил он. — Вы отвратительно выполнили задание. Я думал, что хуже Пеликана на полосе препятствий ничего быть не может, но вы способны удивлять. Мы с мисс Рокфеллер делали кое-какие заметки, в которых следует детально разобраться, потому результаты вы узнаете в течение недели. Каждого из вас пригласят на персональную беседу, где вам расскажут о плюсах и минусах проделанной вами работы… если, конечно, плюсы у вас найдутся. — МакКуин вдруг нахмурился. — Почему твоя физиономия улыбается, Ганн? Ты сдался, значит, на хорошую отметку можешь не рассчитывать. Пересмотр отметок касается в первую очередь победителей. Если вы считаете, что победив оппонента, получите хороший балл за экзамен, вы ошибаетесь. Всё рассматривается в индивидуальном порядке. Услышав это, Шанталь ещё больше померк. Выходит, если Ада победила, то она всё равно может завалить экзамен… Он закрыл глаза и устало выдохнул. Почему нельзя устроить обычные соревнования или написать доклады? Зачем всё так усложнять? — Дожидайтесь результатов, а теперь проваливайте с таким же успехом, с каким вы прошли испытание. Вон. Изнурённые экзаменом профи направились к выходу. Сегодня у дверей даже не создалось столпотворение. Ученики двигались медленно, многие выглядели задумчивыми и никуда не спешили. Такого удручённого настроения на всём курсе сразу не было ещё никогда. Шанталь шёл рядом с Адой, искоса поглядывая на неё, но она его, кажется, совсем не замечала, глядя прямо перед собой в одну точку. Что же, МакКуин добился своего — испортил отношения между всеми учениками… — Отойдём на минутку, — прошептал ей на ухо Шанталь, и как только они вышли из зала, он аккуратно взял Аду за руку и повёл за собой, но почти сразу отпустил, дабы не привлекать внимания. Вместе они прошли до конца коридора, где свернули в сторону мужского туалета. Увидев, что там пусто, Шанталь вошёл внутрь, зазывая за собой и Аду. В это время все чахли на занятиях, потому некому было их заметить, ведь сокурсники разошлись кто куда. — Прости меня за всё, что там случилось. Стокли поставил нас в безвыходное положение, — начал Шанталь бережно приобняв Аду за плечи. — Ты должен был победить. Вместо этого ты стал изображать героя и завалил экзамен, хотя обещал бороться по-честному, — обиженно заявила Ада, нарочно не глядя на Шанталя. — Со мной ничего бы не случилось, а вот ты… Что я буду делать, если останусь здесь сама? Что ты будешь делать, если тебя исключат? Это очень глупый поступок. Джентльменский, но глупый. — Я не мог позволить своей девушке проиграть. — В итоге проиграли мы оба. Признай: мы провалили экзамен из-за манер и благородства… если МакКуин будет пересматривать видеозаписи… — Ада вздохнула. Наконец-то она взглянула на Шанталя и неуверенно прикоснулась к его ране на шее. Чувство вины в ней пересиливало любые возмущения. Она не хотела делать ему больно. Он не хотел делать больно ей. В итоге пострадали оба. — Прости и ты меня. Я не могла причинить тебе вред. Я вообще ничего подобного не хотела и… — По щекам Ады покатились слёзы. Не выдержав такой накал, Шанталь приобнял её и стал размеренно гладить по голове, нашёптывая на ухо слова утешения. Простое, на первый взгляд, задание им не покорилось, а напротив, подкосило обоих, потому в этот момент и Шанталь, и Ада особенно нуждались в тепле и нежности. Только это способно помочь в моменты отчаяния. Остаток того дня они провели вместе, залечивая друг другу как телесные раны, так и душевные, но это жуткое задание ещё долго оставалось в их головах и пугало перед каждым занятием со Стокли — мало ли что ещё могло взбрести ему в голову?***
— Да, брось, Шанталь, тебя каждый год отпускают. Зачем лишний раз переживать? — Татум сидела на диване, спиной прислонившись к стене. Одна нога заброшена на другую. Весенне-летний вариант сапог стабильно не снимался даже во время сидения на диване. — Прежде отпускали сразу же. Выдавали документ в тот же день, когда я об этом просил, а сейчас я уже вторую неделю прошу, но всё тщетно, — обеспокоенно проговорил он, сидя на краешке дивана и глядя в пол. Его лицо выражало крайнюю обеспокоенность, а сердце волнительно трепетало. Неужели, на этот раз что-то пошло не так? — А тебе всё подавай моментально! — возмутилась Татум, всплеснув руками. — Ещё ни разу ты не получал отказ. Угомонись. Весь на нервах после того дебильного экзамена. Ну, провалил, с кем ни бывает! Его сдали всего десять человек. Шанталь и правда стал волноваться из-за всего подряд, зато Татум прямо-таки излучала равновесие и уверенность в себе. Экзамен она сдала и получила высший балл, так как справилась с Лайтли всего за восемь минут. Стокли остался ею доволен, хотя хвалить не стал. Шанталю порой казалось, что ему и вовсе противно ставить Татум хорошие оценки, словно это вгоняло его в скуку. — Они не дадут мне разрешение. Это месть Стокли за экзамен. Он повлиял на руководство и теперь они не позволят мне отправиться в Капитолий, — продолжил Шанталь, как будто и не слышал слов Татум. Тревога в его сердце росла, оттого он то и дело заламывал пальцы и кусал губы. Глаза его лихорадочно бегали по комнате, отражая внутреннюю панику. Шанталь поверил в то, что произнёс. Это всё проделки Стокли. — Не будь параноиком! Всё нормально. Не в первый раз, — лениво протянула Татум. — Это был наш первый экзамен, и я его завалил. Месть неизбежна. — Сколько пафосной трагичности в твоих словах, — фыркнула подруга. — Ты чрезмерно драматизируешь. Хотя знаешь… что тебе мешало победить? Я всегда говорила: в задницу чувства. Смотри на меня. Мне пофиг на Пеликана. И что мне это дало? Победу. Теперь я могу смотреть на всех свысока, потому что заслужила. А ты что? Носишься со своей Паркер и никакого толку. В академии из-за неё проблемы, вне её стен тоже проблемы, а уж если старые Паркеры вас застукают… Если бы ты начистил ей мордаху, то спокойно уехал бы в Капитолий. Прости, Шанталь, но, боюсь, не получится из тебя стратег. Ты слишком мягок для этого. — МакКуин мог отомстить как угодно, но выбрал именно это. То, что мне наиболее необходимо. То, что для меня важнее всего. — Шанталь схватился за голову, чувствуя, как по кончикам пальцев прокатилась дрожь. — Мне нужно получить разрешение. Татум, что мне сделать, чтобы его получить? В отчаянии Шанталь обернулся к подруге, всем сердцем надеясь, что у неё есть в запасе хорошая идея насчёт того, как это можно провернуть, но Татум не излучала ничего кроме скептицизма, скорчив такое выражение лица, как будто ей стало жаль Шанталя. — Ты можешь провести этот день дома и почтить их память здесь. Я могу прийти, если, конечно, ты захочешь видеть кого-то ещё помимо Паркер. — Ада не знает про этот день, — удручённо проговорил Шанталь. — Не хочу обременять её своими… проблемами. — Вот так уровень доверия! — Татум, — тихо попросил Шанталь, отчего его подруга тут же притихла. Улыбка сошла с её лица, и Татум приблизилась к нему, тяжело вздыхая. — Не расстраивайся, — непривычно тихо проговорила она, как бы невзначай касаясь рук Шанталя. — Главное, что ты их помнишь и любишь. Они простят тебя за то, что МакКуин ублюдок. Твоей вины здесь нет. В следующий раз обязательно всё получится. — Ты не понимаешь, — прошептал Шанталь, отдёргивая руки. Он не мог взглянуть на Татум, потому всё это время смотрел лишь в пол и по сторонам, как будто что-то на него заметно давило. Татум задумалась. Шанталь в этот день, спустя столько лет, превращался в того мальчика, которым она увидела его впервые в стенах академии… Даже по меркам Татум не отпустить его раз в год в Капитолий на могилы родителей считалось верхом жестокости, которую не имел права себе позволять никто, в том числе и МакКуин. Шанталь так рвался к ним, так страдал от того, что пропустит эту дату и не побывает на могилах родителей, что… Татум вдруг закралась в голову мысль, не лукавит ли он? Почтить память родных можно и дома, да, это не идеальный вариант, но не повод так убиваться. — Шанталь? — осторожно спросила она, с нескрываемым подозрением косясь на друга. Видимо, он услышал в голосе Татум тревожные нотки, потому как тотчас взглянул на неё, чуть ли не впервые за вечер. — Ты же так рвёшься в Капитолий, чтобы навестить могилы родителей, да? — Да, — незамедлительно ответил Шанталь. — Нет, — удивлённо не то ответила, не то спросила Татум, не отрывая от друга взгляд. — Дело не только в этом. Ты так рвёшься в столицу… Чёрт бы тебя побрал, Шанталь, ты же не… Ты ищешь его? — От восторга Татум даже подсела поближе к другу, беспардонно рассматривая его впритык, как будто на лице Шанталя мелким шрифтом написаны все ответы. — Не понимаю, о чём ты, — отмахнулся он. — Каждый год ты на один день отправляешься в Капитолий на могилы родителей, но ты же не торчишь там весь день! Тогда где ты пропадаешь до ночи? Пожалуйста, скажи, что ты не пытаешься его искать. Мы обсуждали это с тобой уже не раз. Тот тип давно поплатился за то, что сделал, и сдох. — Лишь в твоих домыслах, дорогая Татум, — ответил Шанталь, снова глядя в никуда. — Как бы ужасно это ни звучало — жизнь идёт дальше. Всё закончилось. — Ничего не закончилось. Он на свободе. Ты же знаешь, что его так и не поймали. — Шанталь, прошли годы. Никто за тобой не явился. — Татум начинала нервничать. Ей совсем не нравилось, к чему клонил Шанталь, потому она не на шутку встревожилась. — В академии ты в безопасности. Если этот тип действительно хотел бы тебя найти, он сделал бы это уже давно, но за столько лет ничего не случилось и уже не случится. Я понимаю, что вся эта история тебя не отпускает, но это не значит, что нужно постоянно ждать подвох. Поверь мне, тот отморозок давно сдох. Он же был невменяем, а миротворцы таких устраняют без суда и следствия. Я уверена, что он давно за что-то попался и его грохнули. — Ты просто не понимаешь. Он жив и бродит где-то среди людей. Услышав это, Татум вспылила и вскочила с дивана, нависнув над Шанталем, сердито скрестив руки на груди. — Так вот зачем тебе в Капитолий? В следопыта решил поиграть? И как давно ты этим занимаешься? — Я езжу в столицу к родителям, но я не могу смотреть на каменные изваяния и представлять себе их лица, потому что это всего лишь камни, — сказал Шанталь совсем тихо, закрыв глаза. — Памятники никогда не заменят живых людей и не воскресят их. Жалкая карикатура жизни. Арлингтон не более чем пристанище для того, что осталось от них. Как я могу смотреть на эти камни и не чувствовать вины, зная, что пока моя семья превращается в прах, их убийца бродит где-то по улицам Капитолия и, возможно, ищет себе новых жертв? Или меня, — добавил в конце Шанталь то, что хотел сказать всё это время, но не решался. — И поэтому ты сам пытаешься его найти? — Татум сменила гнев на милость и постаралась говорить спокойнее, прекрасно понимая, что с такой темой необходимо быть предельно осторожной. — А кто ещё это сделает, если не я? — обречённо произнёс Шанталь, пожав плечами. — Капитолию это не нужно. Миротворцы уже давно перестали искать убийцу. Я должен найти его раньше, чем он доберётся до меня. — С чего ты взял, что он ищет тебя? — спросила Татум, основательно запутавшись в том, что происходит. Она присела на кровать рядом с Шанталем, мысленно подмечая для себя то, как он побледнел и до чего встревоженным стал. Может быть, этот день так влиял на него? — Просто знаю, что однажды он явится, — безразлично ответил Шанталь. — Ты не можешь этого знать, — запротестовала Татум, но вдруг осеклась. — Погоди… ты что-то недоговариваешь? Тебе известно что-то, о чём ты мне не рассказал? — Просто. Знаю, — ответил Шанталь, выделяя каждое слово. Его взгляд то гулял по сторонам, то застревал на какой-то одной точке, как будто он был где-то далеко отсюда и вообще не слушал Татум. Она поняла это по его ответам. Шанталь не услышал ничего из того, что она ему говорила, хоть и отвечал. Кажется, он заблудился в кольце своих мыслей. — Мне часто снится один и тот же сон. Я стою на самом краю пропасти. Она буквально под моими ногами. Стоит сделать шаг — и я провалюсь во мрак, потому что пропасть настолько глубокая, что темна, как ночь. Под моими ногами беспросветная темень, от которой веет холодом, которая затягивает меня. Ещё ни разу я не видел этот сон до конца, но почему-то, когда просыпаюсь, точно знаю, что в конце я рухну вниз. — Шанталь, ты серьёзно? — простонала Татум. — Это просто дурацкий сон. Тренируйся побольше и не такая ерундень приснится. Как ты при таком графике ещё глюки не ловишь, я поражаюсь. Вот только сам Шанталь воспринимал этот сон очень серьёзно. Сны были нечастыми гостями в его голове, но когда являлись, Шанталь потом долго не мог от них отделаться. Иногда во снах он видел кровь, иногда не видел ничего, но отчётливо слышал предсмертные крики, а чаще всего видел пропасть, точнее не просто видел, он чувствовал её даже после того, как просыпался, как будто она была абсолютно реальным местом и могла настигнуть его где угодно и когда угодно. — Дилони, я прошу тебя, выбрось из головы свои поиски и не думай о глупых снах. Я приду к тебе завтра утром. — Татум встала с дивана, отряхнула платье и, взлохматив волосы друга, направилась к выходу. — Татум, вовсе не обязательно… — В семь утра я буду здесь наблюдать за тем, чтобы ты не выкинул какой-то номер. — Ты зря волнуешься за меня. Всё в порядке. — Шанталь попытался придать себе невозмутимый вид, но Татум ни на секунду ему не поверила, лишь скептически кивнув перед тем, как покинуть обитель своего друга. Как только она вышла, Шанталь тяжело вздохнул. Он не хотел, чтобы Татум узнала о том, чем он занимается в Капитолии в этот день, и до сих пор долгое время ему удавалось скрывать это… Теперь Татум не оставит его в покое, хотя что такого запретного он сделал? На его месте любой поступил бы так же. Шанталь залез на диван и прислонился спиной к стенке так, как это делала Татум. В его голове роились мысли о Стокли, об Арлингтоне, о Татум, об экзаменах, Аде, родителях и убийце. Он взглянул на часы, машинально посчитав, сколько времени осталось до полуночи. Ещё немного и настанет этот день. Снова. День, который хотелось забыть, но часть Шанталя яро противилась забвению, потому что это был его последний день, проведённый с семьёй, день, когда у него ещё были дом, уют и родные люди. Шанталь не мог позволить себе забыть такой момент, потому что эти воспоминания, только они, могли помочь ему отыскать виновного. Ради этого желания Шанталь постоянно проживал одну и ту же трагедию каждый раз, когда чувствовал, что какие-то её детали стираются из памяти. Что бы он сделал, если бы нашёл убийцу? Убил бы его? Сдал властям? Шанталь не знал, равно как и то, что бы он почувствовал в случае успеха. Он так долго шёл к этому, что понятия не имел, чем всё закончится. Шанталь снова взглянул на время. Ещё час и наступит полночь. Куда подевался остаток дня? Ведь только-только ушла Татум, а прошло уже несколько часов… Шанталь просидел их в одном положении, блуждая в своих мыслях, и даже не заметил этого. Стрелка тикала слишком громко, настолько, что у Шанталя даже разболелась от неё голова. Или не из-за неё? Он решил, что хватит себя истязать, потому улёгся спать. Вот так просто в том, в чём был одет. Даже не прикрылся одеялом… Диван стал слишком жёстким, оттого Шанталь постоянно ворочался. Подушка превратилась в твёрдую и неудобную, хотя ещё вчера всё было в порядке. Что же с этой стрелкой не так? Механизм даёт сбои? Шанталь перевернулся на другой бок, не открывая глаз, хотя уже не спал. Или ещё спал? Какое-то пограничное состояние… Он снова заснул, правда, сквозь дрёму продолжал слышать тикающие часы. Почему так неудобно лежать? Шанталя всё настолько изводило, что в какой-то момент в его сонной голове блеснула мысль, что он совсем не хочет спать. Он перевернулся на спину, открыл глаза и хотел уже откинуть одеяло в сторону, как вдруг нащупал на руке что-то мокрое, стекающее от локтя к запястью. Он взглянул на руку и точно ошпаренный подскочил на кровати так, что ударился затылком о стену. В слабом свете ночника Шанталь увидел, как с обеих его рук стекала кровь. Его дыхание сбилось так, что он едва не задохнулся. Он вскочил с кровати, подбежал к выключателю, хлопнул по нему рукой, и комната озарилась ярким светом. Шанталь присмотрелся к рукам и нахмурился. Только что на них были дорожки из крови, а теперь ничего… Шанталь подошёл к зеркалу, где увидел своё бледное лицо и тёмные круги под глазами. Он дышал тяжело, то и дело поглядывая на руки, но никакой крови действительно не было. Шанталь решил, что это привиделось ему спросонья. Не хватало ещё страдать от бессонницы. Он столько трудился каждый день, что сон для него стал блаженным спасением, но сегодня даже он подводил его. Отражение в зеркале походило на Шанталя, только на какого-то слишком уставшего и грустного, отчего его чёрные глаза на фоне общей бледности казались ещё темнее, как… пропасть из сна. Он присмотрелся к отражению, вглядываясь в свои глаза, и ощутил то же странное чувство, что и во сне. Тьма затягивала его. Шанталь увидел её в собственных глазах. Пропасть всегда была при нём. Ладони била слабая дрожь, постепенно поднимаясь к запястьям, а от них к локтям… Почему Шанталь не мог перестать смотреть в зеркало? Взиравшие на него глаза пропасти пугали, пока он не увидел в них и кое-что другое, иные глаза, немного светлее с карим оттенком. Шанталь не видел их уже почти пять лет. Его рука сама потянулась к зеркалу. Дилони даже не осознавал того, что пытается прикоснуться к глазам матери, но как только он тронул зеркало, то сорвалось со стены, упало на самодельный рукомойник и раскололось на несколько частей, каждая из которых с разных ракурсов отражала Шанталя. Происходило что-то странное. Он собрал осколки и, выбросив их в мусор, обнаружил, что порезал руку. Кровь на внутренней стороне ладони выступила моментально, отчего Шанталя затошнило, хотя у него не было прежде подобной реакции на кровь. Слабость во всём теле, дрожь, тошнота и жар навалились с новой силой, потому, не зная, что делать, Шанталь склонился над тазиком с чистой водой, зачерпнул из него руками несколько раз, и умыл лицо, шею и макушку холодной водой, прогоняя из головы странные видения, волнение и плохое самочувствие. Впору подумать, что его одолела болезнь, но Шанталь чувствовал, что это что-то другое. Ему сделалось так плохо, что он даже не стал идти к дивану, а просто опустился на пол прямо около того злосчастного тазика, тяжело дыша. Часы тикали громче, чем прежде. Картинка перед глазами становилась чёрно-белой, затем цветной, снова чёрно-белой и снова цветной. Шанталь прижал руки к вискам, плавно массажируя кожу, как будто это могло спасти его от грандиозного марша громыхающих часов. Во всём виноват МакКуин. Он уже давно добивался этого, давно хотел вытащить наружу старую рану, чтобы использовать её для развития. Стокли хотел простимулировать Шанталя страхом, который он похоронил давным-давно; он делал всё, чтобы вернуть Шанталя в тот страшный период и вот, накануне дня-когда-всё-случилось, Дилони начал сходить с ума. Точнее, его детский страх возрождался. Шанталь надеялся, что его настигло не сумасшествие, ведь иначе он бы это не осознавал. Шанталь и прежде тяжело переживал этот день и, возможно, поиски виновного облегчали его страдания от страшных картин прошлого, но в нынешнем году Стокли отнял у него и это, заставил Шанталя мучить Аду, драться в неравных боях, чувствовать ужасную боль, и создавать в себе страх на основании пережитого. За что он так его ненавидел? Как легко МакКуин манипулирует людьми и заставляет их чувствовать себя плохо… Шанталь нехотя взглянул на часы, которые показывали 2:46 ночи и ему в голову пришла ужасная мысль, что, возможно, сейчас ему действительно нельзя оставаться одному. Шанталь заставил себя подняться с пола, накинуть куртку и натянуть на ноги заношенную обувь, готовясь выйти на улицу в столь поздний час. Татум оказалась права, но собирался Дилони отнюдь не к ней, а к той, кто ничего не знала о том ужасном дне. Ему нужна Ада, её улыбка, оптимизм и поддержка, а не сострадательный взгляд Татум, посвящённой в этот ужас и делившей его с Шанталем. Шанталь вышел из комнаты, настолько торопясь к Аде, что даже позабыл запереть дверь. Он не был уверен, что Ада откроет ему, ведь на дворе уже едва ли не утро, и она наверняка спала… но сейчас Шанталь нуждался в ней так, как ещё никогда прежде. Тьма поглощала его, уничтожала, расщепляла, и что-то подсказывало Шанталю, что только Ада способна остановить это безумие. На улице оказалось холоднее, чем Дилони мог себе представить, потому он моментально замёрз, но обратно не повернул. Шанталь чуть ли не каждый день бродил по темноте, чтобы увидеться с Адой, и лишь сегодня впервые почувствовал себя обеспокоенным, идя по улице. Он то и дело оглядывался, борясь с мурашками, табунами бегавшими по коже, а прохладный ветер настолько остудил его пыл, что Шанталь даже застучал зубами от холода. Тошнота сменилась безмерной слабостью, из-за которой Шанталь с трудом переставлял ноги. Перед глазами всплывали картины тех самых событий, осколки воспоминаний, которые Шанталь старался держать под замком, но сегодня они рьяно вырывались наружу, заставляя его организм кровоточить от душевных ран не менее, чем это происходило от физических. Он плёлся к Аде домой, не имея понятия что ей говорить, потому как и сам не знал, что с ним происходит. Шанталь ещё несколько лет назад попытался скрыть те самые эмоции где-то глубоко в себе, и не давать им воли, но… стоило ему пережить стресс, косвенно связанный с этой историей, как она вернулась за ним. Возможно, в другой день всё произошло бы иначе. МакКуин отнял у него спокойствие. Он добился того, чего хотел. Шанталь аккуратно постучал Аде в окно, чтобы разбудить её, не испугав, и не привлечь этим внимание кого-нибудь другого. Она появилась у окна быстрее, чем тот предполагал, и уже спустя несколько секунд Дилони карабкался внутрь комнаты. — Здравствуй, принцесса, — первым делом сказал он, обняв сбитую с толку Аду, когда она закрыла за ним окно. В комнатке Ады царил полумрак, разбавляемый матовым свечением от лампы, стоявшей на прикроватной тумбочке. — Боже мой, Шанталь, у тебя что-то случилось? — дрожащим голосом задала вопрос Ада. Выглядела она сонной и напуганной. Её глаза округлились, лицо в удивлении вытянулось, отчего казалось, что девушка вот-вот заплачет. Заметив это, Шанталь обнял её крепче, отчаянно не желая, чтобы его внутренняя паника передалась ещё и Аде, но она прекрасно различала настроения Шанталя, чтобы не понять, что у него что-то случилось. Ада прибавила свет в лампе. — С тобой всё в порядке? Ты очень бледный… Шанталь, скажи что-нибудь! — прикрикнула последнюю фразу она. Чувствуя просто титаническую слабость в ногах, Шанталь сел на кровать Ады, да так грузно, словно просто свалился на неё, что отчасти являлось правдой. — В порядке, — пролепетал он, понимая, что речь давалась ему с трудом, и даже мысленно выстраивать предложения воедино стало вдруг слишком трудно. Точно так же, как и тогда. — Нет. Наверное, всё же нет. — Шанталь, на часах уже, скорее, утро, нежели ночь. Ты никогда не приходил так поздно, — аккуратно проговорила Ада и присела напротив него. Её тёплые ладони тотчас отыскали его руки. — Ты дрожишь. У тебя лихорадка? Давай я вызову доктора? Может, тебе что-нибудь принести? — Ада, — выдохнул он. — Мне не нужны никакие врачи. Они мне не помогут. Можно я сегодня останусь у тебя? — спросил Шанталь. Просьба буквально читалась в его глазах, что напугало Аду окончательно. — Разумеется, можно! Но… раньше ты не хотел оставаться. Расскажи, что у тебя случилось, иначе я сейчас с ума сойду! — К волнению в голосе Ады примешались нотки истерики. Она чувствовала, как в её груди распаляется неуёмный жар, из-за которого тяжело дышалось. — Я тоже сойду, — невнятно пробормотал он, снова глядя в одну точку. Шанталь это даже не контролировал, его глаза застывали сами по себе, фокус размывался и взгляд становился стеклянным. — Со мной что-то происходит. Я вижу всякое. То, чего нет и быть не может. Кажется, мой организм пытается меня обманывать. Я пришёл к тебе, потому что дома мне стало просто невыносимо. Я больше не смог оставаться там. У меня звенит в ушах, какие-то посторонние шумы этот звон перебивают… Ада замерла, очень внимательно слушая его слова. Шанталь даже заволновался — а стоило ли ей говорить всё в таких подробностях? Вдруг Ада теперь сочтёт его ненормальным и испугается? Страх на её лице читался очень выразительно, но отторжения Дилони пока не заметил… — А что ты видишь? Часто это у тебя случается? — осторожно поинтересовалась она. Шанталь покачал головой. Такое с ним не случалось прежде. Даже тогда, когда его семья… не было никаких видений. — Шанталь, послушай, я давно хотела тебе это сказать. Ты слишком себя нагружаешь. У тебя переутомление. Нельзя постоянно существовать как белка в колесе, и надеяться, что обойдётся без последствий. Ты слишком много всего пытаешься совместить, и это вымотало тебя. Учёба в академии, дополнительные тренировки, уход за домом и… я. Это отнимает всё твоё время. Ты почти не спишь, питаешься хуже, чем должен, совсем не отдыхаешь. Нельзя в жизни успеть абсолютно всё. Тебе необходим отдых. Шанталь слышал всё то, что говорила Ада, но её речь как будто пронеслась мимо, утонула в тумане, растворилась и дошла до него лишь частично. Он понимал, что в словах Ады есть смысл, и, скорее всего, то, что с ним происходит, прежде всего, вина переутомления, но, возможно, этот момент не наступил бы, если бы не садистский экзамен и отказ в поездке домой. — Сегодня годовщина их смерти. Ада только собралась продолжить свою речь, как Шанталь внезапно прервал её совершенно неожиданными для Паркер фактами. Она тяжело вздохнула, прикрывая рот рукой. Ада не знала о том, когда случилась та трагедия, и что вообще произошло, но теперь мозаика в её голове сложилась. Переутомление, провал экзамена, годовщина смерти родителей. Слишком много всего одновременно свалилось на Шанталя, больше, чем он способен вынести, сохраняя непоколебимость. — Каждый год мне выдавали разрешение на дополнительный выходной в этот день, чтобы я мог отправиться в Капитолий и почтить их память. На этот раз меня не отпустили, — глухо говорил Шанталь, отчего Аде становилось не по себе. Она подалась к Шанталю, и нежно его обняла, ощущая, как на глазах появляются слёзы. — Мне очень жаль, Шанталь, — шмыгая носом, проговорила Ада, чувствуя, как он прижимает её крепче к себе. Вот почему он к ней пришёл среди ночи. Ему нужна поддержка, простая человеческая поддержка и утешение, и что самое главное — Шанталь не боялся о ней просить. Из-за этого Аду мучили угрызения совести, ведь ей очень хотелось знать, что же случилось с семьёй Дилони и, наверное, стоило аккуратно расспросить Шанталя на этот счёт, но она всё не решалась. Вдруг он не хочет об этом говорить, и Ада лишь заставит кровоточить его старые раны? В любом случае момент сейчас не самый подходящий. Это что же такое должно было случиться в тот день, что Шанталя это настолько сильно подкосило? Аде он представлялся чуть ли не гранитным. Шанталя невозможно вывести из состояния равновесия, невозможно расшатать его нервы. И тут Аде на ум вновь пришла академия. Стокли! В последнее время он постоянно ворошил старые раны Шанталя, чуть ли не выставляя его посмешищем в глазах остальных, которые и понятия не имели о том, что он пережил. И пережил ли? — Как академия могла так поступить? — дрожащим голоском, практически шепча, спросила Ада. Шанталь отстранился. Он тяжело дышал, но, как ей казалось, понемногу успокаивался. Возможно, потому, что рядом с Адой ему было не так… страшно? Аде с трудом представлялось, чего Шанталь вообще может бояться. Организм способен давать сбои, а у Шанталя всё сложилось как раз наилучшим образом для этого. — Академия ничем мне не обязана, как и Капитолий. Они так и не нашли убийцу. Даже не пытались искать. — Но ведь Капитолий своих не бросает… — Ты удивишься, принцесса, но этот кукольный город весь прогнил настолько, что даже местные не считаются «своими». Они делали вид, что ищут злоумышленника, но имея в своём распоряжении столько ресурсов, так и не смогли ничего добиться. Либо не захотели. Капитолий — город мечты. Так вам всем говорят? Пёстрая картинка, за которой пытаются скрыть собственную слабость и несостоятельность, — тихо говорил Шанталь, грустно глядя на Аду. Ещё никогда она не видела эти глаза такими пустыми и отстранёнными, ведь они всегда притягивали как магнит, очаровывали, пылали каким-то непостижимым внутренним огнём… — Убийца не наказан. — Поэтому ты оказался в академии? — догадалась Ада. А ведь всё было так очевидно, но она почему-то не думала об этом прежде. — Ты хочешь научиться защищаться. — Я хочу его найти, — уверенно заявил Шанталь. — Хочу, чтобы он взглянул в мои глаза и увидел в них всё то, что мне пришлось пережить в детстве. Хочу, чтобы он ощутил себя жертвой, а не охотником. Я уверен, что он узнает мои глаза, вспомнит. И пусть они будут последним, что он видит в своей жизни. У меня ушло много времени на то, чтобы научиться спокойно засыпать, чтобы перестать оглядываться, потому что он мог вернуться за мной. Меня до сих пор не покидает чувство, что он ищет меня. Наверняка так и есть. — Шанталь, прошло много лет… — Я помню всё так, словно это произошло вчера. Думаю, он тоже. — И что бы ты сделал, отыскав его? Ты смог бы его убить? — Я не знаю, но я точно хочу, чтобы его не стало, — прошептал Шанталь. — Мои родители были прекрасными людьми, а он просто уничтожил их, словно скот на бойне. В нём не нашлось ни капли жалости, ни крохи хоть каких-либо чувств. Он не просто убил, он изувечил их на моих глазах, как будто одной смерти оказалось мало, и нужно было поиздеваться над ними, словно это какое-то шоу. Никогда бы не подумал, что человек способен на подобную жестокость. — Шанталь замолчал, внезапно осознав, что после всего сказанного ему стало немного легче. — Иногда мне хочется к ним. Неожиданная фраза прозвучала из уст Шанталя настолько обречённо, что сердце Ады едва не разорвалось. — Что если я так и не выбрался оттуда? Я годами учился жить с грузом прошлого, но сегодня я снова блуждаю меж деревьев, а перед глазами у меня только кровь. Ада сжала руки Шанталя крепче. У неё отняло дар речи от его слов. Он так ничего и не рассказал, но речь Шанталя била точно в сердце, и Аде показалось, что в данный момент она чувствовала всё то, что и он, настолько искренне звучали его слова. Шанталь отвёл взгляд от Ады, и она заметила, как из его глаз покатились слёзы. Его ладони больше не дрожали. Ада всем своим нутром чувствовала, как ему плохо в данный момент. Какая-то глупая бумажка стала последней каплей для того, чтобы Шанталь выпал из настоящего, и снова пережил всё то, что с ним случилось в прошлом. Его взгляд погас, словно время для Шанталя прекратило существование. Эта поездка необходима для него и все об этом знали, в итоге как будто нарочно запретив её. А может… Аде пришла в голову ужасная мысль, что, возможно, всё это концепция МакКуина, ведь это он в последнее время всячески задевал Шанталя на тему прошлого. Если это и правда так, то чего он добивался? Хотел его морально уничтожить? — Что, если я освобожусь только тогда, когда поймаю убийцу? — прошептал Шанталь, едва шевеля губами. Он, не моргая, смотрел в одну точку, а на его глазах блестели слёзы. Дрожь стихала, трансформируясь в иное чувство, во внутренний хаос, в котором смешалось прошлое и настоящее, плохое и хорошее, а ориентиры терялись. Шанталь надеялся, что ему просто нужно пережить чёрную дату, и всё закончится, но что, если нет? В прошлый раз он убеждал себя, что всему плохому приходит конец, и вот он снова с разбитой душой. Выходит, его путь во мраке и не заканчивался… Он тяжело сглотнул, стараясь абстрагироваться от боли, заглушить крик мамы и прекратить видеть стеклянные глаза отца. Почему он не мог заставить себя помнить другие моменты с ними так же отчётливо? Почему при мысли о матери он в первую очередь слышал её предсмертный крик, а не сказки перед сном? Почему при мысли об отце он сразу вспоминал его пустые глаза, а не моменты, когда они вместе собирали механизмы? Почему память Шанталя о них навсегда изувечила смерть, как будто ничего хорошего прежде и не существовало? Сквозь плотную пелену мыслей прорывались слова Ады, которые Шанталь слышал как будто издалека. Он и не заметил, что Ада снова обняла его, и шмыгала носом, уткнувшись в плечо, бормоча слова утешения. От её объятий исходили такие тепло и свет, словно она была тем самым ярким лучиком, способным не дать ему свалиться в пропасть. Возможно, если бы Шанталь был совсем одинок, он уже давно сошёл бы с дистанции, но у него есть Татум и Ада, которые словно якорь не отпускают его в тот закрытый ото всех мир, в котором он однажды потерялся. Больше этого произойти не должно. Шанталь сделал глубокий вдох, и Ада немного от него отстранилась. Хрупкая ручонка скользила по его лицу, чтобы Шанталь ощутил, что он не один на один со своим горем. В голове Шанталя проскользнула мысль, что Ада напрасно связалась с ним, потому как он и сам не мог в себе разобраться, так зачем вываливать всё это ещё и на Аду? Почему она не выбрала себе кого-то, у кого не будет тёмного прошлого за спиной, у кого нет стольких проблем и перипетий в голове? Возможно, если Шанталю всё же удастся поступить дальше и обучаться на стратега, он сможет разложить по полочкам всё, что случилось в его жизни, отбросить лишнее, помнить и чувствовать только то, что нужно и важно. Правда, после провала экзамена всё это под большим вопросом. — Тебе нужно спать, принцесса. Прости, что я свалил на тебя всё это, — натянуто улыбнулся Шанталь, поглаживая Аду по голове почти невесомым жестом. — Нет-нет, что ты! Я в порядке. — Уже совсем поздно. — Я лягу спать, если ты сделаешь то же самое, — мягко ответила она, на что Шанталь замялся, ведь скоро утро и ему надо бы идти домой, но… он не мог. Не хотел. Вдруг, если он окажется наедине с самим собой, то снова начнёт видеть то, чего нет? Ада разгадала его мысли, потому сама ответила на вопрос, который только формировался в голове Шанталя. — Отправимся в академию вместе после того, как мои родители уйдут. Я выведу тебя через чёрный ход, если ты боишься, что тебя заметят. Шанталь? — сделала паузу она, внимательно глядя на него. — Может быть, всё-таки стоит что-нибудь… — Нет. Просто помоги мне пережить этот день и всё будет как раньше. — Тогда я буду рядом, — слабо улыбнулась она и постучала по кровати. — Полезай в постель, иначе будешь спать на занятиях. Шанталь кивнул, стянул свою обувь, верхнюю одежду, и лёг, чувствуя сбоку тепло, исходящее от Ады. Она приткнулась к нему, ласково обнимая, отчего Шанталю стало гораздо спокойнее. Он и не сомневался, что только эта милая принцесса способна принести в его мир свет.***
СЕЙЧАС
Повезло, что мы оказались в камере с лавкой. Я сидела рядом с Натаниэлем и пялилась в пространство перед собой, уже не в силах рассматривать решётки и неровный цементный пол покрытый плесенью. Вообще плесени в этом месте накопилось больше чем нужно — она затянула собой и пол, и стены, и потолок, оттого дышалось в камере очень тяжело. Воздух казался густым и слишком сырым, чтобы вдыхать его в свои лёгкие, но приходилось, потому что выпускать нас никто не собирался. По пути в это подземелье нам зачитали наши права, занявшие пару реплик, и обвинения, занявшие минут десять цитирования патриотической фигни. Нат, в чём и сомневаться не следовало, оказывал сопротивление при задержании, за что получил парочку ударов по печени — миротворцы не рисковали портить его медийную морду. Я же шла спокойно — мне не впервой торчать в подземельях, это уже стало доброй традицией, только напарники меняются… — На этот раз у меня компания получше, — сказала я, умиротворённо сидя на голой железной лавке, встроенной в стену. Я уже напсиховалась достаточно для того, чтобы заткнуться и достичь гармонии. — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Нат, поворачиваясь ко мне лицом. — Нет, — простонал он. — Это было давно и в шутку! — Ты посадил меня в тюрьму, — без эмоций сказала я. Воспоминания и правда уже не вызывали у меня даже негодования. — Линкор в подвал. Дилони в пещеру, а теперь и в тюрьму. До чего однообразное у вас чувство юмора. — Не ставь меня в один ряд с этими ублюдками, — тут же возмутился Натаниэль. — Я просто прикололся. — Дилони тоже прикалывается. Не пойму: то, что мы сидим за решёткой, означает, что мы выполнили задание или не выполнили задание? — поинтересовалась я, задавая вопрос, скорее, самой себе, чем Нату. — По ходу выполнили, только вот что делать дальше? Как, сидя в тюряжке, проходить новые уровни? Да мы даже не узнаем о них, потому что у нас отняли коммуникатор! — Нат недовольно всплеснул руками и снова принялся туда-сюда расхаживать, видимо, надеясь, что при ходьбе думается эффективнее или решётки магическим образом открываются. — Может, это и есть следующее задание? Побег? — Если мы сбежим, то нас поймают и в тюрьму уже не посадят, а расстреляют нафиг. К тому же оглянись, ты видишь хоть где-то хоть что-то, с помощью чего мы могли бы вырыть тоннель или распилить решётки? — Нат, осматриваясь, развёл руками в стороны. — Ничего нет, даже туалета! Даже ржавого ведра, его имитирующего! В этом плане он был прав. Нас действительно поселили в абсолютно пустую камеру, где кроме вшитой лавки не имелось вообще ничего. Только три стены и решётка из толстенных прутьев, с которыми никак не совладать. Повезло, что в коридоре точно напротив нас горел свет, который падал в камеру, ведь провести освещение в неё никто не додумался. Нат потоптался по каземату и снова уселся, так как все его попытки согнуть решётки руками и пробить стены ногами не увенчались успехами. — Полный отстой, — сказал он, плюхнувшись рядом со мной. — И воняет тут полным отстоем, — подтвердила я. Разочарованный жизнью Натаниэль опустил свою голову на моё плечо, едва не согнувшись в три погибели, а я так и продолжала смотреть в никуда и ждать… чего ждать? Непонятно, как долго нас тут продержат и выпустят ли вообще. После таких слов, сказанных на всю страну, с нами могли поступить как угодно. Может, нас вообще прилюдно казнят, чтобы неповадно было другим или повесят на нас смерти на шоу Луизы? А может, подержат тут и отпустят, мы же всё-таки знаменитости, хотя этот факт, скорее играет против нас, нежели за. — Как думаешь, что нам будет за этот трёп на шоу? — Ничего. Первый раз, что ли, гоним балбеса? — Но сажают нас за это впервые. — Я думаю, что так нас хотят запугать. Делают вид, что всё серьёзно, а на деле считают, что мы это сказали для рейтингов студии, — с тоном эксперта ответил Натаниэль. — Думаю, наши реплики крутят сейчас по всем каналам, а шоу Марлин обрело офигенную популярность, которой не было никогда прежде. Эта бомжатня озолотится на нас! Не удивлюсь, если они же нас освободят и заставят сказать какую-нибудь ещё более отбитую хрень, чтобы подзаработать. Может, на нормального гримёра накопят? — Это не смешно, Нат. Мы сидим тут уже несколько часов, а к нам даже никто не приходит, — сказала я, наконец-то выразив вслух ту тревогу, что не давала мне покоя как минимум последний час. С тех пор как нас привели в камеру, в коридоре не появилось ни единой души. Больше того в соседних камерах не слышно ни одного заключённого. Всё выглядело так, будто нас упрятали в самую забитую задницу тюрьмы с глаз долой и забыли. А что, если о нас на самом деле забудут? Что, если здесь мы и останемся, пока сами не найдём способ выбраться? Я снова пробежала по комнатушке глазами. Да, туалета сильно не хватало, от одной мысли о нём мне автоматически приспичило, как, впрочем, и Натаниэлю, уже несколько раз возникавшем о том, что в камере нет туалета. Да даже если бы и был, едва ли его отгородили бы какой-то перегородкой или ширмой… Я поёжилась, прогоняя из головы дурацкие мысли. Чем меньше об этом думаешь, тем меньше хочется. За многие часы, проведённые нами в этом каземате, наконец-то впервые послышались шаги. Неужели о нас вспомнили? Неужели нам таки приволокут туалет или хотя бы что-нибудь съедобное? Нат даже не отреагировал на звуки, хотя всё это время мы просидели в гробовой тишине. Зато окажись тут еда, уверена, он вёл бы себя иначе. Акустика помещения создавала такой звук, словно по коридору плёлся целый слон, но когда из-за угла показался силуэт в чёрном, я напряглась. Сначала я увидела новёхонькие лакированные туфли, затем смольного цвета брюки с вкраплениями явно дорогой с виду кожи, после этого в глаза мне бросился лёгкий чёрный плащ с укороченными рукавами, такой, будто толщиной не превосходил косынку, и в довершение всего — столь въевшееся в память лицо, обрамлённое слегка вьющимися чёрными волосами. Если бы у меня в руках что-то было, оно незамедлительно выпало бы и разбилось на мелкие кусочки. Этого просто не могло быть! Невозможно! Он никогда ещё не покидал свою конуру, чтобы явиться нам… вот так просто! Натаниэль вскочил с лавки и заторможенными шагами подошёл к решётке, не сводя глаз с Шанталя Дилони. Да, это, несомненно, был он. Из плоти и крови. Несколько секунд Нат просто смотрел на него отсутствующим взглядом, словно сквозь Дилони, затем отвернулся и согнулся почти пополам, как будто ему дали по дых, или он увидел призрака, и у него случился припадок. Впрочем, мы оба увидели призрака, поскольку Дилони был последним, кого мы ожидали увидеть в этой тюрьме сегодня. Когда Нат отдышался и смог вольно взглянуть перед собой, он всё ещё выглядел каким-то другим, опешившим, а может даже, напуганным, что было странно, ведь прежде осознанного страха со стороны Лафлауэра по отношению к Дилони не проявлялось. Нат медленно подошёл впритык к решёткам и крепко схватился руками за два толстенных прута, вглядываясь в лицо человека, который принёс нам столько проблем, сколько мы не видывали прежде. Сам же Дилони, когда стал напротив нашей камеры, опустил на пол стул, который приволок с собой. Ножки обыкновенного деревянного стула, взятого, видимо, на этаже выше, шумно грохнулись о цементный пол, а Шанталь подошёл к решётке с абсолютным спокойствием и внутренней гармонией, как будто ничего вообще не ощутив от нашей первой встречи с ним лоб в лоб. Он умудрялся идеально сохранять самообладание и не выражать ни капли эмоций. Глядя на это лицо, не демонстрировавшее ровным счётом ничего, невозможно понять, о чём Дилони думал. Он просто смотрел на меня и Ната так, будто мы ничем не отличались от предметов мебели в его комнате. В какой-то момент запала мёртвая тишина. Никто не издавал ни звука, не шевелился, как будто время застыло, а затем бомба взорвалась. Нат немного отклонился назад, после чего шумно харкнул Дилони в лицо, который, разумеется, отклонился в сторону, и попытка Ната унизить его провалилась, вот только самому Натаниэлю уже было всё равно — он завёлся так, что, кажется, даже стены завибрировали. — В случае повышенного слюновыделения следует колоть в околоушные слюнные железы инъекцию ботулинического токсина, мистер Лафлауэр, — спокойным голосом проговорил Дилони и глазом не моргнув, когда Натаниэль стал колотить по решётке руками и ногами, поливать его проклятьями и всякого рода бранью, кричать так сильно, что голос охрип. По другую же сторону решётки царила абсолютная идиллия. Я и сама не заметила, когда вскочила с лавки и оказалась рядом с Натаниэлем. Всё происходило по инерции. Шок постепенно сползал, освобождая сознание, потому наружу вырвалась чистая злость. За все подставы, за коллажи, мёртвых псов, мать Ната и похищение его отца, Линкора, Дейла, за дурацкие задания, и то, что мы оказались здесь, в тюрьме. Я схватилась за решётку и принялась кричать во весь голос, изо всех сил дёргая её и колотя по ней ногами. — На помощь! Кто-нибудь! Бегите скорее сюда! Здесь преступник! Он жив! Ваш чёртов Шанталь Дилони жив! Это стратег из Первого, который инсценировал свою смерть в академии и ушёл в подполье! Он расстрелял людей на шоу Луизы Данн! Вы слышите меня? Миротворцы! Кто-нибудь! Хватайте его скорее, он убил ваших людей! — орала изо всех сил я, стараясь шуметь как можно сильнее, чтобы привлечь хоть чьё-то внимание, но… но… почему-то никто не реагировал. — Подлая мразь! Ты ответишь за всё, ублюдок! Я убью тебя, слышишь? Самым жестоким способом, который придумаю! Ты не жилец, ты труп, Дилони! Я размажу твою физиономию по стенке, вышибу тебе мозги, сердце вырву и порежу на мелкие кусочки, которые тебе же потом и скормлю! Долбанная тварь, чтоб ты сдох, урод! — кричал Нат, изо всех сил стараясь согнуть прутья, сломать их, чтобы выбраться, но металл не поддавался. Натаниэль просовывал руку меж прутьев, стараясь дотянуться до Дилони, который нарочно стоял почти впритык к вытянутой руке Ната, но достать его не мог. Он нарочно стоял так близко, чтобы Нат бесился ещё больше, ведь ему не хватало совсем чуть-чуть, немножко… Дилони же сохранял неприступность, чем выводил из себя ещё больше. Казалось, его ничем не сдвинуть с места, не прикоснуться к нему, и вообще, что, возможно, он в этом же месте, но в параллельном мире, невероятно близко и далеко одновременно. Я видела, как ладони Ната покраснели. Он с такой силой дёргал прутья, что практически сразу разодрал кожу. Сколько ругани вылилось на Дилони, сколько новых слов, видимо, на ходу придуманных Натом, чтобы выплеснуть все эмоции от пережитого на виновника наших бед. Лафлауэр с такой ненавистью плевался словами в лицо Дилони, что самого Ната начало колотить. Окровавленные руки дрожали, ноги подкашивались, а лицо заметно побледнело, как будто его вот-вот стошнит. У меня разболелось горло от криков, но я продолжала вопить вместе с Натом, пока не возникло чувство, что я наелась стекла, которое искромсало мне всё горло. Я сломала о прутья пару ногтей. Из-под обоих сочилась кровь, а на подушечках пальцев образовались мозоли. Дилони же покорно выслушивал все наши вопли, ничего не предпринимая. Он просто стоял и наблюдал за тем, как мы бесимся в клетке и ничего не можем ему сделать. Эти решётки не сломать. Стены не разбить. Замок без ключа не открыть. Миротворцы не придут. Мы могли лишь выплёскивать эмоции и ничего больше. Всё бесполезно. Я отошла на пару шагов в сторону и, обессилев, прислонилась к стене. Оказывается крики и нервы способны отнимать в десятки раз больше сил, чем прочие неприятности физического толка. Тело словно опустело. Меня одолела слабость, оттого вот так просто стоять, упираясь в покрытую плесенью цементную стену, казалось облегчением. Откуда у Ната оставались силы орать, я не знала. — Ты всех убил, да? Наверху. Почему никто не идёт? — тихо спросила я, отчего даже Натаниэль замолчал, обернувшись ко мне. — Вовсе не обязательно всех убивать, чтобы добиться молчания, моя дорогая мисс Мейсон, — проворковал Дилони, вызвав у меня приступ тошноты. Снова этот приторный голос. Так звучат соблазнители, а не убийцы. Притворщик. Скольких людей он погубил этим голосом? Скольких обманул им, прежде чем убил? Нат, недовольный ситуацией, отошёл назад, в самый конец камеры, и, повернувшись спиной к Дилони, принялся колотить кулаком по стене. Ещё бы. Стоять на расстоянии вытянутой руки к своему врагу и не иметь возможности дать ему отпор, наверное, худшее, что можно сделать с Натаниэлем. Дилони не в первый раз демонстрирует Нату то, насколько он может быть беспомощным при всех своих талантах и умениях. Он дразнил его, выводил из себя, издевался, ничего для этого не предпринимая. Дилони просто стоял напротив. Минимум усилий — максимальный эффект. Только ради этого стоило явиться к нам лично. Я слышала, как тяжело дышал Нат, продолжая теперь уже не кулаком, а ладонью бить по стене, оставляя на ней кровавые следы. Когда его запал иссяк, Нат согнулся пополам, опустив руки на колени, и попытался отдышаться. Я подошла к нему и приобняла, надеясь, что он ощутит мою руку на своём плече и хоть немного успокоится. Да, Дилони стоял совсем рядом, но решётка между нами разделяла пространство, а значит, пытаться что-либо предпринять бесполезно, но у нас появились другие возможности. Например, что-то у него выведать. Конечно, шансов маловато, что стратег может проговориться, но он ведь в первую очередь человек, а эти создания несовершенны, и обломаться могут даже самые крутые из них. — Справились со своими эмоциями, или мне стоит ещё немного подождать? — скучающим тоном спросил Дилони, делая вид, что рассматривает потолок от тоски. — Где все люди? — начала я, повернувшись лицом к нему. — Почему нас никто не услышал? Все уже мертвы, или здесь тоже есть звукоизоляция? Дилони перевёл взгляд с потолка на меня. Выражение его лица плавно перестало изображать скуку. Он обошёл принесенный им же стул, повернул его спинкой к нам и уселся, расставив ноги по бокам от сиденья. Обе руки он опустил на спинку, а подбородком уткнулся в руки. — Возможно, я попросил их сюда не спускаться. — С чего бы им тебя слушать? — выпалила я, догадываясь, каким будет ответ. — Возможно, я совсем немножко спонсирую это заведение, — ответил Дилони, изображая на лице неуверенность, как будто сам не знал, спонсирует или нет. Только когда он улыбнулся, мне стало совершенно точно ясно, что меня чуть не надули. Ну, конечно, он спонсирует это место, дура! — Вам повезло оказаться в очень древней тюрьме, которая принимала в своих камерах преступников родом из старого мира ещё до того, как Капитолий стал зваться Капитолием. Каждый кирпичик этого помещения — достояние истории, пропитанный духом прошлого. — Низкий тебе поклон, ублюдочья морда, за то, что запихал нас не просто в вонючую дыру, а в исторически важную вонючую дыру. Спасибо за удобства! — рявкнул Натаниэль, снова подавшись к решёткам, только теперь он не пытался их высадить. Стоило мне об этом подумать, как его руки вновь схватились за решётки и принялись их трепать. Бесполезно, конечно, ведь решётки не то, что не поддавались, они вообще не ощущали на себе никакого стороннего влияния. — Ах, Натаниэль, неужели ты считаешь, что справишься с решётками? — проговорил Дилони таким тоном, словно общался с маленьким глупеньким ребёнком, для которого нужно выделять каждое слово, наблюдая за тем, понимает он суть сказанного или нет. — Вынужден тебя расстроить, но они установлены здесь не просто так. Сотни лет прутья держали взаперти людей, и никто с ними не справился. Боюсь, твои попытки выбраться тщетны. — Как же мы продолжим выполнять твои задания? — тут же задала вопрос я, переключив внимание Дилони на себя. — Наконец-то кто-то начал задавать правильные вопросы. Не удивительно, что это не ты, Натаниэль. Такая концентрация эмоций просто не способна на трезвое мышление. Пока ты колотишь решётку, которую невозможно сломать руками, твоя юная леди спрашивает о том, что действительно важно. — У тебя есть ключ, — продолжала я, подходя к решётке. — Правильнее сказать — для меня не существует закрытых дверей, — спокойно пояснил Дилони, лукаво мне улыбаясь, после чего взглянул на Лафлауэра с заметным холодком. — И открываю я их не грубой силой. Печально, что после первого задания вы оказались за решёткой, — разочарованно выдал Шанталь. — Ты свои каляки-то читал? То, что нас не расстреляли после твоих текстиков, грёбанное чудо, — пробормотал Нат. — Мы выполнили первое задание, как ты и хотел, — спокойно сказала я, не сводя с Дилони глаз. Зрительный контакт очень важен. Он хочет, чтобы ему подыгрывали, значит, пусть получает то, чего хочет. — В чём суть второго задания? Выбраться из тюрьмы? — Я уже выслал вам детали второго задания на тот архаичный гаджет. — Класс! Только нам до него не добраться, потому что мы, если ты не заметил, сидим в тюряжке. Может, изволишь поднять зад, и принести нам «тот архаичный гаджет»? — съязвил Нат, но подобные плевки яда не вызвали у Дилони ничего кроме улыбки. — Боюсь, он хоть и устаревший, но наполнен всякими неприятными дополнениями, которые могут, скажем, повредить мой плащ, чего мне бы не хотелось. Позволить себе новый я, разумеется, могу, но только представьте каково перемещаться по столице в неподобающем виде. Что может быть хуже? — Ты не оставишь нас здесь, — уверенно заявила я. — Если ты хочешь, чтобы мы продолжали представление, тебе придётся нас отсюда вытащить. — Как приятно говорить с человеком, который не брюзжит эмоциями. То, что ты выгорела изнутри, Джоанна Мейсон, очень пошло тебе на пользу, — растягивая слова, сказал Дилони, выпрямляясь. Он по-прежнему сидел на стуле, но при этом выглядел так напыщенно, словно взирал на нас с Олимпа. — А ты, значит, тоже выгоревший? — спросила я, наблюдая за его реакцией. — Ещё бы, ведь семью убили на твоих глазах. Наверное, жуткое вышло зрелище. Как ты пережил это, будучи ребёнком? Очень больно было? Или, быть может, ты сам поспособствовал тому, что их убили? До сих пор на лице Шанталя Дилони не прослеживалось ничего, кроме равнодушия и фальшивых эмоций, которым он даже не старался придать реалистичности. Я думала, что если заговорю о его семье, то увижу в его лице какие-то перемены, что-то такое, чего раньше не замечала. Смятение, раздражение, боль, злость, что угодно! Но его лицо, подобное фарфоровой кукле, так и осталось подобием фарфоровой куклы. Ничего кроме пустоты в нём нет. Неужели увиденная им в юном возрасте смерть семьи никак его не задевала? Или он хорошо притворялся, чтобы никто не отыскал в нём слабости? Он часто выдавал фальшивые эмоции, но наверняка умел отыгрывать и правдоподобно. Этакий непробиваемый стратег, которого ничем не взять, у которого нет слабых мест… Так ли это? Бывают ли люди без изъянов? Он явно к этому стремился, но едва ли смог достичь. Наконец, лицо Дилони сподобилось на какую-то эмоцию. Он улыбнулся. Бедолага, наверное, продумал в голове сотни вариантов того, что нужно мне ответить, и как скорчить физиономию, чтобы мы с Натом ничего не заподозрили и не уличили его в слабости. Дилони пришёл к выводу, что за улыбкой можно прятаться. Ну, конечно, ведь это противоположная эмоция той, которую я ждала. Он хотел показать, насколько ему всё равно? Наверное, у него ушли годы на то, чтобы научиться улыбаться в ответ на подобные слова. Или всё намного проще и он лишь отморозок, которому и правда пофиг на случившееся. — Это и всё, что ты можешь сказать? — не унималась я. — Красноречиво. — Всё же лучше эмоциональных взрывов, не находишь? — Ваши светские беседы уже подзадолбали, — вступил Нат, раздражительно размахивая руками. — Что нужно сделать, чтобы ты нас освободил? — Дай-ка подумать, — протянул Дилони, мечтательно уставившись в потолок. — Может быть, заставить вас танцевать степ? Или декламировать стихотворения? Попрыгать на одной ноге? Побиться головой о стену? Какой огромный выбор, я теряюсь! — Он драматично всплеснул руками и вальяжно поднялся со стула, после чего плавной походкой направился к решёткам. — Сколько ты будешь с нами играть? Сколько это будет продолжаться? — выпалила я. — Когда мы выполним твои задания, что ты будешь делать? Придумаешь новые? Что будет потом? Очередная игра? Почему мы должны верить в то, что ты отдашь нам пленников? — Потому что я человек чести. Если я сказал, что в случае победы вы получите обратно своих людей, то так оно и будет. — В тебе нет ни грамма чести, чокнутый убийца. — Натаниэль, не моргая, смотрел на Шанталя Дилони почти впритык. Ни один, ни другой не моргали. Абсолютно одинаковый холодный взгляд, лишённый страха, у обоих. Не представляю, что бы сейчас происходило, если бы нас не разделял барьер… — А ты, разумеется, считаешь себя посланником добра, верно, Лафлауэр? — прошептал Дилони, выжигая Натаниэля взглядом чёрных как дно пропасти глаз. — Ты и дражайшая мисс Мейсон едва ли отличаетесь от меня. Неужели вы позабыли о моём коллаже? Я так старался, вложил в него всю душу, применил все свои творческие способности… Вы можете сколько угодно считать себя лучшими версиями меня, но для кого-то, для всех тех людей, которым близки личности, изображённые на коллаже, вы такие же, как я для вас. Вы не единожды убивали. Вы не спасали людей тогда, когда имели возможность это сделать. Вы убивали на заказ. Вы пленили невиновных ради того, чтобы спасти свою шкуру. Вы громили город, преследуя свои цели, даже не задумываясь о том, сколько людей попутно пострадали, сколько по вашей вине случилось аварий, скольким людям пришлось отстраивать свои дома и рабочие места. Из-за вас рушились аптеки, пиротехнические корпорации, больницы, электростанции и это лишь вершина айсберга. Что случится, если все пострадавшие от ваших рук люди восстанут против вас? — А ты возомнил себя вершителем справедливости? — с явной насмешкой в голосе спросил Натаниэль. — Это не мы расстреляли тех людей на шоу. Ты убил своих. Таких же капитолийцев, как ты сам. — Может быть, это сделал и я, — пожал плечами Дилони, будто говорил о чём-то рутинном. — Вот только вы тоже там были. Случилось то, чего вы желали, чего ты лично желал, Натаниэль. Будь осторожен со своими желаниями. Они могут сбываться. — А какое желание у тебя? — спросила я, тоже подойдя к решёткам, чтобы лучше его видеть, чтобы смотреть в его глаза. — Как мы перешли тебе дорогу? Дилони повернулся ко мне, игриво склонив голову набок. — Нехорошо красть деньги у старших. Натаниэль прыснул, отвернулся и отошёл назад, возмущённо покачивая головой, попутно бормоча себе что-то под нос. Затем снова уставился на Дилони и принялся тыкать в него пальцем, причитая. — О, только не говори, что весь этот выпендрёж из-за того, что мы увели с твоего счёта деньги! Кажется, это у тебя дома стоят стулья ценой как весь дровосечий округ! От того, что мы спёрли у тебя пару монеток, не обеднеешь, фуфлыжник. Это не причина, чтобы так гнобить людей. — Вдруг у меня принцип? — улыбаясь, спросил Дилони, скрестив руки на груди. Мне сразу бросились в глаза браслеты на его запястьях и часы, судя по виду, неприлично дорогие. — Хочешь знать, какой у меня принцип? — мгновенно выдал Нат, снова подойдя впритык к Дилони и схватившись обеими руками за решётку. Он даже попытался протиснуться лицом меж двух прутьев, отчего я всерьёз забеспокоилась, не застрянет ли его щекастая морда. — Если я за что-то берусь, то я добиваюсь своего. Дилони приблизился ещё на шаг. Возможно, если бы Нат постарался, то смог бы схватить его, но, вероятнее всего, Шанталь рассчитал расстояние так, что Нату не хватило бы буквально крох, чтобы дотянуться до самоуверенного ублюдка. — Ты труп, Дилони. — Натаниэль перешёл на шёпот, больше того заговорил нетипично спокойно и уверенно, как будто копировал манеру речи этого Шанталя. Надо сказать, звучало зловеще, особенно в купе с беспощадным уничтожающим взглядом, который Лафлауэр тоже умело демонстрировал. — Рано или поздно я найду тебя, и тогда ты пожалеешь о том, что существуешь в одном мире со мной. Я не постыжусь испачкать руки в крови, чтобы убить тебя. — Я уже мёртв, — прошептал в ответ Дилони, ничуть не пошатнувшись в своей уверенности. — Ты немного припозднился. Натаниэль выше Шанталя, но при этом тот умудрялся смотреть на Лафлауэра настолько свысока, словно для него Нат маленький ребёнок. Он ничуть не боялся нас, даже не переживал насчёт того, что мы способны что-либо с ним сделать. Дилони не воспринимал нас как противников, считая эту войну заведомо выигранной. Нат же ему не уступал, глядя в ответ настолько же нагло и холодно. В какой-то момент обстановка накалилась настолько, что когда мигнула лампочка, я сразу подумала о том, что напряжение скакало из-за градуса взаимной ненависти, пускавшей искры между Натом и Дилони. Два разных мира, которые не должны соприкасаться, но по каким-то причинам подступили слишком близко друг к другу, и мне было страшно из-за грядущего столкновения. Напряжение достигло пика, отчего казалось, что если один из них просто прикоснётся к другому, то эта тюрьма взлетит на воздух, превратив камень, из которого она построена, в пыль. — Как хорошо, что тебе хватило мозгов воскреснуть. Значит, мне всё-таки посчастливится отправить тебя туда, где таким как ты, самое место, — сказал Нат, выделяя каждое слово. Они выглядели комками грязи, но Дилони это, само собой ничуть не тронуло. — Охотно понаблюдаю за этим. Chacun est entraîné par sa passion. (фр. «Каждого влечет своя страсть».) Какое-то время они продолжали смотреть друг на друга так, будто предпринимали попытки убийства при помощи мысли, а затем Дилони просто развернулся на пятках и отправился прочь из подземелья. Такого Нат, видимо, не ожидал, потому как снова принялся колотить по решёткам, но этот хмырь и не думал возвращаться. Явился как тень и смылся как тень. Стоило ему уйти, как с меня будто груда металлолома свалилась. Я снова дышала, точнее, только теперь ощутила всю прелесть того, как же приятно дышать, когда тебя не сдавливают в тиски. Я не могла сказать, что испугалась его, но близкое присутствие этого Дилони сковывало как парализующее средство. И я, и Нат меньше всего на свете надеялись увидеть его здесь сегодня. Как он позволил себе явиться в тюрьму в своём обычном виде? Неужели его никто не узнал? Неужели его совсем не заботил тот факт, что его могут узнать? Зачем он вообще пришёл? Чтобы полностью нас дезориентировать? Он ведь так и не сообщил, каким будет второе задание… — Вот срань, — злился Нат. — Так и не выпустил нас! Даже не сказал, какую фигню придумал для второго квеста, скотина. Натаниэль повернулся ко мне лицом и нахмурился. — Ты что, сдрейфила что ли? Выглядишь так, будто эта жертва косметологии тебя напугала, — фыркнул Нат. — Я его не боюсь, — отрезала я, но Натаниэль, кажется, не очень мне поверил. Он подошёл и обнял так, словно хотел этим утешить, хотя я не нуждалась в утешениях. Этот тип не испугал меня, а, скорее, озадачил. Мы по-прежнему не знали, что ему нужно, и что он собирался предпринимать в дальнейшем. — Не нужно со мной панькаться, — проворчала я, слегка отталкивая Ната. — Я струсила так же, как и ты, герой. Нат открыл рот, чтобы ляпнуть наверняка что-то острое в мой адрес, но когда услышал шаги, доносящиеся из коридора, то обо всём забыл, и подался к решётке, как и я. Мы оба решили, что Дилони вернулся, но на деле к нам явился один из тех миротворцев, которые и приволокли нас в тюрьму. Миротворец молча открыл клетку и стал в сторонке, тупо пялясь на нас. — Вы свободны, — сказал он примерно через полминуты после того, как открыл дверь. Нат тоже продолжал стоять на месте, косо поглядывая на миротворца, а я решила не тратить время и валить отсюда, но Нат меня не пустил, схватив за руку. — С какого фига вы нас освобождаете? — с подозрением спросил он. — Произошла ошибка, — отчеканил миротворец, явно не желая вдаваться в подробности, хотя, скорее всего, он просто не был в курсе дел. — Какая ошибка? Куда подевался тот тип в чёрном плаще? — Тип в чёрном плаще? — не понял миротворец. — Тот, который оставил здесь этот стул, — ткнул пальцем Нат, но миротворец даже не взглянул туда, куда показывал Нат. — Понятия не имею о чём вы. Произошла ошибка. Вы свободны. Или хотите остаться здесь? Стоило миротворцу сказать про «остаться», как Нат тут же метнулся к выходу, таща меня за собой. — Ваш коммуникатор. — Миротворец протянул в руке реликвию, которую Нат чуть не выдернул у него вместе с рукой, протёр о свою одежду и вручил мне. — Приносим извинения за неудобства. Выход найдёте самостоятельно или вас проводить? Мы с Натом переглянулись настороженными взглядами и молча поспешили вон, но, само собой, одних нас не отпустили. Неестественно вежливый миротворец провёл через все посты, открыл перед нами все двери, и никто из прочих миротворцев, возникших у нас на пути, ничего не спросил и даже не удивился тому, что заключённых уводят. Получается… этот тип не вывел меня с Натом незаконно? На наше освобождение дали разрешение? Лишь когда ворота тюрьмы за нами захлопнулись, мы с Натом поверили в то, что свободны. Без суда, побоев, пыток и хотя бы криков или возмущений. Сомнений не оставалось — Дилони сделал так, чтобы нас отпустили. Это каким же должно быть его влияние, чтобы даже в тюрьме миротворцы выполняли его приказы? Только ради этого фарса он и приходил. Ему не нужно даже появляться здесь, чтобы освободить нас, ведь это и так бы произошло. Он пришел, чтобы показать с насколько влиятельным человеком мы имели дело. Что же, и не таких на место сажали. Скоро придёт и его черёд.***
ТОГДА
Шанталю удалось пережить этот день. Ада по возможности не оставляла его практически ни на минуту, и даже попросилась к нему домой с ночёвкой, убедив родных, что она отправляется к Лайтли. Разумеется, они неоднократно проверяли действительно ли Ада у Лайтли дома, но подруга Ады отличалась смекалкой, потому старшие Паркеры ничего не заподозрили и узнали только то, что им стоило знать. Оставшиеся несколько часов сна Шанталь много ворочался из-за тревожных снов, в которых ему снилась какая-то агрессивная абстракция, оставившая неприятный осадок даже после пробуждения. Учебный день в академии прошёл спокойно. Возможно, потому, что в расписании не было занятий с МакКуином, чему Шанталь безгранично радовался. Стокли — последний человек, которого ему хотелось видеть сегодня. В перерывах между занятиями Ада постоянно находила Шанталя, чем только раздражала Татум, которой Шанталь ничего не рассказал о своих ночных похождениях. Всё прошло мирно. Шанталь старался не выделяться и не требовать от себя больше, чем следовало, а ещё пропустил все свои тренировки. Ада видела, как сложно ему давалось сохранять самообладание и выглядеть так же, как и всегда, вопреки тому, что он знал — день не был обычным. Вечером Ада всячески пыталась отвлекать Шанталя от плохих мыслей, и то и дело искала ему и себе такие занятия, во время которых можно расслабиться. Шанталь же не перечил ей, прекрасно понимая, что это именно то, что ему сейчас необходимо. Шанталю по-прежнему было плохо, а на душе оставался осадок, с которым он никак не мог справиться… По крайней мере, ему больше ничего не мерещилось, и не дрожали руки. Возможно, в этом проявлялось влияние не только Ады, но и других людей и самой академии. Удивительно, но когда Шанталь работал над какими-то задачами и взаимодействовал с другими учениками, ему становилось гораздо лучше. Со временем всё наладилось. Тягостное чувство утраты постепенно впадало в спячку, позволяя Шанталю жить, не оборачиваясь, не страшась взглянуть в зеркало и закрывать глаза по ночам. Он работал над собой, над своими мыслями и чувствами, переделал расписание дополнительных тренировок, стал больше спать, а встречи с Адой немного укоротились, но оба сочли это рациональным, к тому же в скором времени должен наступить летний перерыв, и времени на встречи с Адой появилось бы предостаточно. И всё, казалось бы, налаживалось, осталась только проблема с экзаменом. Шанталь до сих пор не мог понять есть ли у него шанс поступить на стратега или нет, ведь преподаватели упрямо молчали на этот счёт. К чему такая секретность неясно, но в сердце Шанталя теплилась надежда, что если он будет продолжать отлично учиться, то его не исключат, и позволят перейти на второй этап обучения. Шанталь направлялся в зал для стрельбы вместе со всей толпой своего курса. Где-то впереди шумно переговаривались парни, громко хохоча, за ними следовали девчонки, тоже яро о чём-то рассуждая, Шанталь, Ада, Лайтли и Татум шли в самом конце и молчали. Лайтли и Татум всё ещё ненавидели друг друга, а Ада и Шанталь неловко себя чувствовали, ведь девчонки были их подругами, и из-за связи Ады с Шанталем им приходилось часто находиться рядом. Как разрешить эту ситуацию Ада с Шанталем ещё не придумали, хотя и пытались как-то на них повлиять и помирить. К счастью, до зала идти недолго, потому уже совсем скоро все ученики стали в строй спинами к секторам, которые у большинства теперь вызывали мурашки. Для Шанталя за этим местом закрепилось звание автоматического разрушителя настроения, ведь здесь ему и Аде приходилось несладко на экзамене… — Почему занятие с МакКуином проводится в зале Рокфеллер? — спросил Шанталь, скорее, сам у себя, нежели обращаясь к кому-то. — В прошлый раз здесь состоялся экзамен… — Эй, слышали? Сейчас будет экзамен! — громко закричала Татум, из-за чего тотчас прекратились все разговоры и профи бросились выпытывать у Татум, что ещё она знает, какой экзамен, и паниковать насчёт того, что их снова не предупредили. На этот раз ученики реагировали куда более бурно, чем в прошлый, ведь для большинства экзамен получился провальным, а многие до сих пор отходили от того, что им пришлось пережить. — Я просто предположил. Зачем ты им сказала? — тихо спросил Шанталь, укоризненно глядя на Татум. — Ты сеешь панику. — Отвянь. Гляди, как все переполошились, — хихикала она. — Гиллис точно уже в штаны наделал. Интересно, если я скажу, что всех проваливших экзамены будут отстреливать, он… — Вот бы вы учились с тем же энтузиазмом, с которым орёте на всю академию! — В зал ворвался МакКуин, так шумно хлопнув дверью, что Татум даже встрепенулась, и забыла о чём вообще хотела сказать. Увидев Стокли, Шанталь нахмурился. После прошлого экзамена и случая с документами он ещё больше невзлюбил его, но не выставлял напоказ. Очевидно же, что он провокатор и манипулятор, однако Шанталь решил не идти на поводу у МакКуина, потому старался быть собранным на его занятиях, что бы ни случилось. И, казалось бы, сегодня всё было так же, как и всегда, но… уж больно МакКуин выглядел довольным. В прошлый раз это ничем хорошим не закончилось. — Сегодня у вас второй экзамен, — громогласно объявил он, наслаждаясь реакцией учеников, чьи лица моментально побледнели. Шанталь и сам не пришёл в восторг от этого, но он догадывался, чем всё обернётся, когда узнал, в каком зале будет проводиться занятие. — А сколько их будет всего, сэр? Три? — выпалила Татум. В который раз её заботило количество экзаменов, а не сами экзамены. МакКуина её настырность тоже утомила. Он закатил глаза вверх и тяжело вздохнул. — Два. Боюсь, по истечению трёх экзаменов среди вас не останется ни одного ученика, который бы всё сдал. — Стокли подошёл к пульту, около которого провёл прошлый экзамен. — Готовы к встрече с нашими гостями из Десятого округа? Шанталь даже приоткрыл рот от удивления. Ради экзамена в Первом академия привезла людей из Десятого? Стокли провёл пальцами по сенсорной панели и ширмы, скрывающие стекло на каждом секторе, поднялись вверх, представив публике… свиней. Увидев животных, тычущих пятачком в стекло, профи залились смехом. — Не сомневался, что все жители Десятого выглядят именно так! — выпалил Лурд Гиллис и зашёлся таким хохотом вместе со своими друзьями, что стоявшим рядом Камиле и Линде пришлось заткнуть уши. — Простите, сэр, но что на экзамене делает этот обед? — Татум не смогла умолчать. Все вокруг смеялись, Пейшнс так и вовсе пытался корчить рожицы свиньям… Шанталь лишь вздохнул, глядя на это безобразие. Кажется, некоторые люди были большими свиньями, чем сами свиньи. Во всех секторах расхаживало по одной свинье, значит, это и было их экзаменом. Что смешного находили остальные, Шанталь не понимал. Возможно, они впервые увидели живую свинью, но неужели им не понятно, что сейчас должно произойти? — Дэдлок, а ты на удивление проницательна, — заговорил МакКуин, вслед за чем утихли и смех, и посторонние разговоры. — Вот так действительно выглядит ваш обед до того, как попадает к вам на тарелки. Обычно в академию транспортируются уже разделанные туши, но порой жители Десятого по непонятным причинам не успевают обрабатывать достаточное количество мяса, и кулинарам из нашей столовой приходится выполнять их работу. Вот настолько мы, жители Первого, благородны, ведь нашу работу никто иной не выполняет. Академия решила, почему бы не совместить экзамен с общественными работами, потому ваша задача на сегодня очень простая — добыча пищи. МакКуин замолчал, присматриваясь к лицам учеников, большинство из которых пребывали в замешательстве. — Нам что, отбивные нужно приготовить? — До Шанталя донёсся шёпот откуда-то слева. — Вы должны убить животное, — пояснил МакКуин. — В Десятом этим промышляют даже малые дети, потому я считаю зазорным неспособность справиться с подобным заданием. Вы — будущие профессионалы. Академия учит вас не только драться, стрелять и постигать полезную теорию, но и выживать. В вашей жизни может случиться какая угодно передряга, в которой не помогут ни пистолеты, ни дубинки. Иногда для спасения необходима просто еда, а так как вы изнеженные любимчики своих родителей, только академия способна научить вас добывать еду. Позади меня находятся не просто животные, а пища, которую вы употребляете в стенах нашего учебного заведения. Тот, кто завалит экзамен, остаётся без возможности посещать столовую и все кафе, которые расположены вблизи академии. Если вы, кретины, не в состоянии раздобыть себе еду, то голодайте, как эти выхухоли из дальних округов. Задание выполняется на скорость, но с учётом качества. На оценку влияет время, за которое вы справитесь с животным, способ убийства, наличие у вас травм, полученных в процессе выполнения задания, а так же чистота проделанной работы. Всё ясно? — Простите, сэр, но как мне быть, если я веган? — подняв руку, осторожно поинтересовалась своим писклявым голосом Камила. — Попробуй убиться об стену, Сент-Кроу. Говорят, это может излечить таких как ты. Камила тотчас нахмурилась и надула губки, бросая агрессивные взгляды на рядом стоящих улыбающихся парней. — Стоит переговорить с поварами и поработать над рационом Сент-Кроу, пока твой мозг окончательно не атрофировался, — пробормотал МакКуин. — И последнее. Учитывайте при убийстве, что вам потом это жрать. А теперь разбредайтесь по секторам, двери откроются через минуту, испытание начнётся через две. — Круто, — бросила напоследок Татум и абсолютно спокойно направилась к ближайшему сектору. Остальные тоже выглядели довольно оживлённо, видимо, посчитав экзамен простым. Лурд потирал ладони от нетерпения, Пейшнс мечтал вслух о том, какое блюдо из этой свиньи съест, когда убьёт её, а Камила озадачено смотрела на остальных, то и дело спрашивая, что ей делать. Ада оказалась далеко от Шанталя, как и Лайтли, но даже со своего места он хорошо видел, как обе заламывали пальцы от волнения, а Ада то и дело ёжилась. Шанталь не сомневался, что для неё это задание станет настоящим испытанием и надеялся, что Лайтли, которая выглядела увереннее Ады, утешит её и настроит на боевой лад. Это не самое худшее, что могло быть. На этот раз у всех есть возможность справиться. Шанталь смотрел через стекло на свинью, которая медленно расхаживала по его сектору. Как и в прошлый раз, сектор укоротили оставив только место, откуда ученики обычно стреляют, само же стрельбище закрыли, ведь для испытания нужна маленькая комнатушка со звукоизоляцией. — Фу, взгляните, что эта свинья наделала в моём секторе! — воскликнул Тэнди. — А можно мне в другой сектор? — А она кусается? — Нам позволят сходить в душ после экзамена? Я слышала, что эти твари жутко воняют. Со всех сторон доносились голоса, треплющиеся о том, о чём Шанталь даже и не задумывался. В этот момент он, наверное, впервые осознал, насколько жители Первого пытаются походить на капитолийцев. Он и сам родом из Капитолия, но животные не вызывали у него подобную реакцию. Когда-то у Шанталя были две больших собаки и кот, жившие, вопреки всеобщим стереотипам, на удивление мирно. После той трагедии животные куда-то исчезли, и Шанталь очень по ним скучал. Он помнил, что родителей не беспокоило то, что в доме постоянно приходилось собирать шерсть, что собаки грызли мебель, а кот её царапал — к этому относились спокойно. Отец и вовсе в таких случаях предлагал купить новую мебель, но никак не избавиться от животных, что другие столичные жители практиковали часто, когда внезапно оказывалось, что собака — это не только игрушка, но ещё и ответственность. Шанталь наблюдал за свиньёй, понимая, что ему жаль причинять ей вред. Что плохого она ему сделала? Ничего. Она просто существует, чтобы угодить человеку своей смертью. Шанталь взглянул на остальных профи, чьё настроение заметно улучшилось после объявления задания. Почти никто из них не испытывал жалость к животному… Даже они заслуживали смерти больше, чем это безобидное существо, которому повезло оказаться не на вершине пищевой цепочки. — Ну, как ты, малыш? — спросил Шанталь, приложив руку к стеклу, когда к нему подошла свинья. Она водила по барьеру пятачком и издавала звуки, которые из-за шумоизоляции Шанталь не слышал, но всё равно улыбался. — Ещё поцелуйся с ней, — выпалил кто-то издалека, выглядывая в сторону Шанталя. Дилони и не сомневался, что Лурд мог сказать что-то подобное. Тем не менее, многие посчитали это действительно смешным, так как принялись откровенно пялиться на Шанталя больше, чем на дивных свиней до этого. Сам же Шанталь проигнорировал их взгляды, лишь вздохнув. Ада и Татум практически одновременно велели Лурду заткнуться, которого такая синхронность сильнее раззадорила, хотя рот он больше не открывал. — Татум, всё нормально, — тихо сказал Шанталь, предотвращая скандал, который Татум так не терпелось начать. — Как хочешь, — фыркнула она, не глядя на Шанталя. Ему льстило то, что девчонки за него заступались, но… это явно лишнее и неуместное. Шанталь вполне мог и сам за себя постоять, когда необходимо. — Внимание, двери открываются! — объявил МакКуин, вслед за чем двери всех секторов зашипели и отъехали в стороны. — У вас есть пара минут, чтобы составить план действий, после чего включится таймер. Задание на скорость, потому извольте поторапливать свои ленивые и медлительные задницы. Время пошло! Профи мгновенно позабыли о времени и плане действий, когда из секторов на них нахлынул тяжёлый запах животных. Большинство тут же начали воротить носом, недовольно фырчать и причитать на тему того, что можно было выбрать более благородное животное. Особо чувствительных и вовсе едва не стошнило. — Чего разнылись? Вы это жрёте, между прочим! — не сдержала язвительный комментарий Татум. — Вонючая свинья куда привлекательней блюющей Эркерт, разве нет, Кэссиди? — Заткнись уже, Дэдлок, — протянул МакКуин. — И всё же она права. Так выглядит ваша еда до того, как попадает к вам на тарелки, невероятно, правда? Справедливости ради стоит отметить, что после тренировок от вас воняет гораздо хуже. Запах показался Шанталю странным и даже тяжёлым, но не настолько ужасным, чтобы кривиться и имитировать рвотные позывы, как это делали некоторые ученики, потому он спокойно вошёл внутрь. Дверь тут же за ним закрылась. — Я замочу эту тварь только за то, как она воняет! — воскликнул Тэнди, чей сектор был не так уж далеко от Шанталя, потому он всё прекрасно слышал. Само собой звукоизоляцию сняли, видимо, ради того же эффекта, что и в прошлый раз. — Больше не буду есть мясо, — прокричал кто-то ещё из ребят. Кто это был, Шанталь не различил, так как засмотрелся на стену, где на подставках висел острый, напоминающий, скорее, кол, нож и верёвка. Больше ничего из орудий убийства не было, значит, нужно справляться с тем, что есть. Увидев Шанталя, животное подошло к нему и принялось тыкать пятачком в ногу, обнюхивая. Свинья совсем его не боялась. Она наверняка привыкла к людям и не осознавала, какую опасность для неё те представляли. Кто-то из девчонок запищал — видимо, не к одному Шанталю свинки вздумали приставать, только он в отличие от девчонок не боялся этих животных. Да что они могли ему сделать? Человек куда опаснее любого животного. Вместо того чтобы отогнать от себя свинью, Шанталь нагнулся и принялся гладить её по голове, при этом теребя здоровенные висячие ушки. Ей это явно понравилось, так как она стала задирать голову вверх и открывать рот. Шанталь решил, что она, наверное, голодна и думает, что в руках у него есть что-то вкусное… В этот момент ему снова стало плохо на душе. С одной стороны выпало не такое уж и сложное задание. Гораздо проще и лояльнее первого. Наверное, руководство решило, что перегнуло палку, потому в качестве второго экзамена и выбрало вот такое, общественно полезное. С другой же… Шанталю стало жаль этого белого лопоухого толстяка, который определённо не заслуживал быть учебным пособием для богатых недоумков. Дилони и подумать не мог, что поймёт однажды питающуюся травой и семенами Камилу. Уж кто-кто, а Шанталь лучше всех знал ценность пище, но одно дело видеть её на тарелке, а совсем другое… Тем не менее, первый экзамен Шанталь провалил и если провалит второй, то дорога на специализацию ему закрыта. Хотел он того или нет, ему придётся убить животное, так как на кону стояло его будущее. Он бы засомневался, если бы сдал первый экзамен, но… Прямо сейчас его пропуск на второй этап смотрел ему в глаза и обнюхивал его руку. Шанталь ещё раз взглянул на нож с верёвкой, и в его голове блеснул план действий. Просто и быстро, если всё пойдёт как надо. С виду свинья весила примерно в два раза больше его, а значит, её сложно удержать, особенно когда животное поймёт, что ему грозит опасность. С остальным же проблем не должно быть, так как Шанталь неплохо помнил зоологию. Хотя и не думал, что это может ему пригодиться. Осталось решить, какой способ выбрать. Он ещё раз взглянул на верёвку, затем на несколько стальных крюков в стене и… Время подготовки закончилось. Включился таймер и во всех секторах одновременно начался сумбур. Топот, визг свиней, писк девчонок, раздражённые крики парней, суматоха, и всё это под самодовольный смех Стокли МакКуина, который покинул свой пульт и принялся расхаживать перед дверями секторов, наблюдая за отчаянными попытками профи убить свиней. То, что всем казалось лёгким заданием, на деле породило кучу проблем. МакКуин остановился около прозрачных дверей в сектор кучерявого парня по имени Эмберли, который бился в восьмёрке против Шанталя, и басовито засмеялся. Эмберли досталась очень шустрая свинья, которая, несмотря на внушительный вес, наматывала круги по комнате так быстро, что парень просто стоял в центре, кружился на месте с вытянутыми руками и, вытаращив глаза, смотрел на неуёмную свинку. Лишь пару раз он успел схватить её за закрученный хвостик, но то ли от того, что брезговал, то ли от того, что боялся, не мог её удержать. — Придурок, для чего тебе нож и верёвка? — смеялся Стокли, чем поверг Эмберли в ещё большее замешательство. Он схватил со стены верёвку и бросился вместе с ней за визжащей свиньёй, определённо уступая ей в мастерстве выживания. — Как я рад, что этот ваш позор записывается на видео, и я смогу вместе с коллегами посмаковать ваши уникальные выступления. В Десятом даже малые дети справляются с этим, а вы, профессионально обученные вояки из элитной академии — нет. Как легко выявить ваши слабости. Достаточно вывести из зоны комфорта, как вы моментально теряетесь, забываете всё, чему учились, и показываете свои трусливые натуры. Эмберли Рассел-Войт, прикончи, наконец, несчастную скотину, пока у неё не случился эпилептический припадок от созерцания твоего бесполезного мельтешения! Не в силах больше наблюдать за сражением Эмберли со свиньёй, МакКуин направился дальше и остановился около сектора, где оседлал свинью Леонард — ещё один парень из восьмёрки. Стокли нахмурился и скривился. — Какого дьявола ты творишь, Дэфлуар? Леонард ничего не ответил, более того, он даже не услышал слова МакКуина, настолько увлёкшись охотой на свинью. Он оседлал её, обхватил за голову и попытался перерезать ей горло, но животное так отчаянно желало жить, что бегало по кругу изо всех сил, пытаясь сбросить Леонарда со своей спины, а когда его нож полоснул плоть свиньи, в ней как будто открылось второе дыхание. Она начала беситься, извиваться, из-за чего Леонард вместе с ножом свалился на пол. Хлынула кровь, но так как парень лишь начал перерезать ей глотку, свинья не ослабела, а напротив превратилась в остервенелое создание. Дэфлуар бросился за ней, чтобы завершить начатое, но кровь отпугивала его, хоть он и отчаянно это скрывал, делая вид, что чувствует себя хорошо. Возможно, так и было, пока кровью не перепачкалась вся его одежда, лицо, волосы, стены и пол… Подобная проблема случилась и у Кэмерона, который пошёл дальше своего друга и перерезал горло животному полностью, но кто бы мог подумать, что в этой небольшой с виду туше так много крови. Она неустанно лилась из умирающей свиньи, чем припугнула Кэмерона, которому тоже явно стало не по себе от такого количества крови. Другие, как отметил Стокли, особо талантливые ученики умудрились нанести удары ножом свинье в живот и голову, видимо, полагая, что если с человеком это работало, то и со свиньёй тоже. Камила и вовсе исполосовала свинье ноги, надеясь этим остановить её, или хотя бы ослабить, чтобы выполнить задание, что тоже вызвало у Стокли приступ смеха. А ведь он акцентировал внимание на том, что поварам нужны не испорченные туши. И всё же пятая часть учеников умудрилась здорово изувечить тела животных… МакКуин направился в обратную сторону, по пути засмотревшись на борьбу Татум со свиньёй. Его лицо посерьёзнело, что неудивительно, потому как в отличие от многих даже парней Татум выглядела весьма уверенно. Она разрезала верёвку на несколько частей и бросилась на свинью, не брезгуя прижиматься к ней, и не страшась, что та даст отпор. Дэдлок сделала узел и быстро поймала в него сначала одну ножку свиньи, затем другую и, хорошенько их затянув, подалась к крюкам, на которых закрутила верёвку, медленно подтягивая животное к стене. Татум действовала быстро и уверенно, точно зная, что делать и как. Она знала, что значительно уступает свинье в весе, потому использовала крюк и верёвку как подобие рычага. Её руки шустро плели узлы и набрасывали их на ноги свиньи. За счёт своей скорости Татум удалось сковать движения животного, чтобы открыть его грудную клетку, и тогда она навалилась на свинью всем своим телом, занесла руку и вонзила в неё нож. Визг в секторах стоял ужасный. Такой, от которого взрывалась голова, настолько он был громким и нестерпимым. Только свинья Татум практически не издала ни звука. Стокли недовольно щурился, наблюдая за происходящим. В соседнем секторе почти то же самое пытался провернуть Шанталь. Когда Стокли заглянул к нему, Шанталь уже практически был у финиша. Он не знал, что делал почти то же самое, что и Татум, разве только верёвку резать не стал. Справляться с таким большим животным, которое напугано, потому будет делать всё, чтобы выжить, задача не из простых. Шанталь знал, что одному человеку не удержать свинью, но он уже попадал в безвыходную ситуацию, когда бился с восьмерыми сразу, так что и с этим мог справиться, тем более, что в его распоряжении оставались крюки и верёвка. Шанталь обвязал конечности свиньи верёвками так же, как и Татум, натянул их, чтобы приподнять свинью и… не решался сделать необходимое. Убегали драгоценные секунды, потому он не мог медлить, но и слышать этот визг тоже не хотел. Шанталь убеждал себя, что это необходимость, что это лишь животное, которое он видит впервые, что лучше такое задание, чем пытка Ады, однако глубоко в душе ему было больно даже думать о том, что он собирался сделать. Да, это всего лишь свинья, такие ежедневно отправляются на забой, но легче от этого не становилось. Шанталь медлил. — Прости, дружище. Прости, но иначе нельзя, — тихо проговорил он и, выгадав выгодное положение, всадил нож в плоть. Что-то пошло не так. Свинья вела себя слишком активно, как для умирающей. Шанталь нахмурился — видимо, он не попал в сердце, хотя был уверен, что точку вычислил верно. Недолго думая, Шанталь сделал глубокий вдох, и уже чувствуя к себе отвращение, нанёс свинье второй удар, который тоже пришёлся мимо. — Да что же такое… — не понимал Шанталь. Когда он собрался наносить третий удар, то заметил, что его руку бьёт мелкая дрожь. Тельце животного заливалось кровью, сочившейся из первых двух ран. Эта же кровь окропила и руки Шанталя, который зациклился на ней на какое-то мгновение, перестав слышать крик, стон и хрип. Шанталь этого не хотел. Он решил убить свинью максимально быстро и безболезненно для неё. Правильно было бы подвесить её за ноги и перерезать глотку, чтобы из организма вышла вся кровь, так как мясо должно быть чистым, но он посчитал этот способ слишком жестоким, хоть и знал, что именно им и пользуются на бойнях. Потому Шанталь решил для себя, что нанесёт ей удар в сердце, тогда свинья не будет мучиться и быстро умрёт. Он понимал, что за это ему могут снять баллы, ведь при таком раскладе из организма выйдет меньше крови и мясо будет не настолько хорошим, но смотреть на кровавый потоп даже ради будущей специализации Шанталь не готов. Вместо задуманного Шанталь дважды промахнулся, не попал в сердце, отчего животное страдало. Своими промахами он заставлял свинью мучиться. Звуки умирающего на его глазах живого существа делали больно. Третий удар пришёлся куда надо, но ляпы с первыми двумя всё испортили. Шанталь отошёл от свиньи и выкинул нож в сторону, стараясь не слушать всё то нагромождение звуков, что его окружало. Постепенно все они слились в бесформенную кашу, став глухим жужжанием, давящим на сознание так, что Шанталю вновь сделалось тошно. Его руки дрогнули. Мозг дал команду убить, но тело отказалось выполнять. Необходимость и жалость спорили внутри Шанталя, вот только в итоге проиграли обе. Снова. Шанталь не сразу заметил, что двери сектора открылись. Вышел наружу он машинально — ноги сами несли его куда надо. Руки в крови, на одежде кровь, а сырой стальной и невероятно тяжёлый привкус алой жидкости всё ещё оставался у него на языке. Стокли о чём-то говорил, но туман в голове Шанталя мешал ему услышать, о чём именно твердил учитель. Дилони закрыл глаза, словно мантру повторяя про себя, что это была необходимость, что без этого убийства он потерял бы всё, что у него есть, что это всего лишь животное, то самое, мясо которого он часто употреблял в пищу, чтобы выживать. Наверное, если постоянно повторять себе это, могло стать легче. Глубокий вдох. Выдох. Ещё один вдох. Выдох. Кровь на руках Шанталя напомнила ему про-тот-самый день. Он так же смотрел тогда на свои руки, запачканные кровью. Только в прошлый раз руки были детскими, и кровь на них принадлежала совсем не животному. — Ты убила свинью с одного удара, — рявкнул Стокли на рядом стоявшую Татум. Она улыбалась, переминаясь с ноги на ногу, но не из-за нервов, а из-за нетерпения, видимо, предвкушая похвалу. — Так точно, сэр, как вы и сказали. — Твоя свинья сдохла первой. Она даже не успела выкачать кровь. — Зато она мертва, как вы и велели. Я справилась с заданием, сэр. Стокли нахмурился. — Мне нужно осмотреть её тушу. — Он вместе с Татум вошёл в её сектор и присмотрелся к безжизненной свинье. — Абсолютно дохлая, — констатировала Татум, пнув свинью ногой в живот. Стокли прокашлялся, очевидно выискивая недостатки в её работе. — Как бы прискорбно мне ни было это признавать, но Дэдлок, к сожалению, справилась с заданием. — Спасибо, сэр. Я горжусь вашей похвалой, сэр. — Широко улыбалась Татум, видимо, решив вывести МакКуина из себя. — Пошла вон с глаз моих, — прорычал он и обернулся к Шанталю, уныло смотрящему себе под ноги. — Как оцените задание, мистер Дилони? — ненавязчиво, на первый взгляд, поинтересовался МакКуин. — Сложнее, чем может показаться, — тихо ответил Шанталь, по-прежнему глядя в пол. — Второй экзамен посвящён теме выживания — родной стихии для тебя, ведь этим ты обычно и занимаешься, выживаешь, не так ли? — На сей раз Шанталь взглянул на Стокли, не моргая, не отводя взгляд, настолько уверенно, насколько твёрдо, насколько вообще умел. МакКуин в который раз пытался провоцировать, но сегодня он не показал свою слабость, выполнив задание и сохранив достоинство. Держать себя в руках очень сложно, но после недавнего случая он стал особенно кропотливо над этим работать. — Твоё животное до сих пор умирает. Знаешь почему? Ты промахнулся и не попал в сердце, заставив тем самым свинью страдать. Умирать медленно и мучительно, чувствовать боль, чувствовать, как жизнь покидает тело… Не очень профессионально получилось, однако гораздо лучше, чем у других. Шанталь и сам прекрасно понял свою ошибку, но старался не погружаться в раздумья на эту тему. Дело сделано, задание выполнено, экзамены сданы. Он свободен. Это воодушевляло и успокаивало. Остальные ещё долго справлялись со своими животными, потому Шанталю с Татум пришлось дожидаться их, слушая ужасные навевающие жуть звуки смерти. Татум всё было ни по чём, она не обращала никакого внимания на то, что творилось вокруг, её не заботили вопли животных и нервничающих профи, а от запаха крови ничуть не тошнило. Удивительно, но после выполнения задания никто уже не заикался о вони, никто не шутил на тему еды, и не шутил в принципе. Большинство учеников заляпались в крови по самые уши, и несло от них куда хуже, чем от самих свиней. Если первое задание большинству показалось жестоким, и после него общее настроение было удручённым, то после второго экзамена настрой полнился отвращением. Лишь когда задание выполнили все, с разной степенью успешности, Стокли объявил, что результаты сообщат уже завтра, причём, не только за второй экзамен, а за всю итоговую аттестацию в целом. Лайтли справилась с заданием в первых рядах, а вот Ада металась, но и у неё всё получилось. Теперь предстояло переживать насчёт результатов, чем Шанталь и занялся. Дома он не находил себе места. Метался по комнате, не зная чем себя занять, в итоге посвятил остаток дня рутинной работе, чтобы притупить волнение. Какой в нём смысл, если всё уже сделано? Ничего не изменишь, осталось принять вердикт. Этой ночью Шанталь лёг спать пораньше, чтобы новый день наступил скорее. Надежда подпитывала его, потому на занятия он направлялся в хорошем настроении. Первой его встретила Ада, нарядившаяся в розовое платье, накрутившая волосы… Выглядела она, как и всегда, чудесно, отчего Шанталю даже стало обидно, что он не мог её обнять. Рядом околачивалось слишком много людей. Ада буквально светилась от счастья. Экзамены сданы, всё самое сложное позади, а её результаты явно не могли быть плохими. — Волнуешься, принцесса? — загадочно спросил Шанталь, остановившись в нескольких шагах от неё. Он нарочно не смотрел на Аду, но она прекрасно понимала, что обращался Шанталь именно к ней. — Невероятно. А ты? — выпалила Паркер, тоже глядя куда-то в сторону. — Тоже. Мы сделали всё, что смогли. — Не переживай, Шанталь, тебя не исключат. В тебе видят потенциал. Таких не отпускают. — Ада повернулась к Шанталю лицом, подмигнула и направилась к двери в аудиторию для теоретических занятий. МакКуин уже открыл дверь и впускал внутрь одного ученика за другим. Когда все оказались внутри, вошёл и он. Никто не шумел, не смеялся, все ждали новостей. МакКуин окинул суровым взглядом всех профи и нахмурился. — Расфуфырились так, словно пришли на праздник, — сказал он, и градус хорошего настроения у ребят начал стремительно снижаться. — Готовы узнать результаты? Тогда оставляйте свои вещи здесь и отправляйтесь за мной. МакКуин не церемонился, потому быстрым шагом покинул аудиторию. Встревоженные профи толпой поспешили за ним. Шанталь напрягся — ещё немного и он узнает, пропустят его на второй этап или нет. Пока голос разума твердил ему, что всё будет хорошо. Второй экзамен должен перекрыть провал первого, а значит, он сможет пройти дальше… но что если нет? Что, если экзамены оценивались не так, как обычные занятия? К чему эти пересмотры видеозаписей и совещания? Разве не сразу понятно, выполнил ученик задание или нет? Выходит, МакКуин и его напарники обращали внимание и на другие факторы. Что-то подсказывало Шанталю, что результаты могли получиться слишком уж непредсказуемыми… Стокли привёл профи в тот самый зал, с которого всё началось, что было очень символично. Теперь у Шанталя, да и не только, он будет ассоциироваться исключительно с не самыми приятными воспоминаниями… Внутри их поджидали пятеро преподавателей, в том числе Рокфеллер, и Сент-Кроу. Выходит, именно этот состав оценивал учеников? Когда МакКуин присоединился к своим коллегам, все профи замерли, выстроившись напротив учителей, чьи лица выражали крайнюю серьёзность и сосредоточенность, как будто они решали не как оценить профи, а жить им или умереть. Такая серьёзность настораживала, хотя Шанталь продолжал убеждать себя в том, что шансы у него есть. Пару минут все стояли в молчании, вызывающем неловкость. МакКуин внимательно осмотрел каждого, после чего обернулся к пульту, а затем снова к ученикам. Ширмы на секторах, расположенных за спинами преподавателей, начали подниматься вверх. Ни один учитель не обернулся. Все сохраняли безразличие, не позволяя ни одной мышце на своём лице дрогнуть. Когда ширмы полностью поднялись, профи замешкались. Сердце Шанталя тревожно забилось. — Перед вами результат вашего многолетнего обучения. То, что подводит итоги аттестации и первого этапа учёбы в целом, — заговорил МакКуин. — Самая важная ступенька вашей карьеры. Сегодня вы оставляете позади прошлое и делаете шаг в будущее. Это и есть ваш шаг. — Стокли указал рукой на секторы. — Ваши знания ничего не стоят, пока вы не используете их на практике, пока не ощутите настоящий вкус крови. Шанталь сжался от напряжения — к чему это он ведёт? Дилони уже понял, что МакКуин собирается сказать дальше, но отчаянно не хотел в это верить. Нет, он ведь не настолько сумасшедший. Академия не может позволить такое. — Сегодня вас ждёт финальный аккорд. Очень простой. Вы должны казнить этих людей.***
СЕЙЧАС
— И что это типа должно значить? — фыркнул Нат, глядя то в коммуникатор, то на дом, под которым мы сейчас стояли. — Фуфлыжник втирал про то, что выслал нам задание, а сам нихрена не отправил кроме какого-то адреса. — Ну, что ты тупишь? Нужно явиться по этому адресу. Там и узнаем задание, — проворчала я в ответ, выдернув из рук Натаниэля коммуникатор, чтобы ещё раз удостовериться — мы приехали в нужное место. Осталось всего лишь войти в эту многоэтажку, отыскать квартиру и понять, что на сей раз мы должны сделать. — Я чувствую себя некомфортно от того, что не в теме. — Нат угрожающе прищурился и осмотрелся. — Ты посмотри, вокруг одни многоэтажки. Не похоже, чтобы тут были телестудии… Неужели этот Дилони усмирил свой пыл и больше не хочет нас позорить? Стрёмно как-то. — До сих пор не могу поверить, что он показался нам. Вот так просто пришёл и… Зачем? Что это ему дало? Он пытался нас запугать? — Чего? — взвыл Нат. — Запугать? Он был таким героем только потому, что нас с ним разделяла решётка. Посмотрел бы я на его выпендрёж, если бы мы с тобой тоже стояли по ту сторону клетки. — Надо же, оказывается, есть кто-то ещё выпендристее тебя! — улыбаясь, сказала я. — Как ты докатился до такой жизни, Лафлауэр? Нужно чаще козлить, чтобы совсем не потерять хватку. — Оборжаться, как смешно. Это не я, кстати, наделал в штаны, когда увидел ублюдка. — Я его не боюсь, — запротестовала я. — Мне даже начинает казаться, что… с ним можно договориться. Мне, по крайней мере, можно, знать бы только, что ему стоит предлагать… — Место на Арлингтоне. Хотя зарывать такой скот на кладбище вроде вандализм. Правда, там полно других сгнивших ублюдков. Пошли, чем быстрее узнаем суть задания, тем быстрее его выполним. — Нат направился быстрым шагом к многоэтажке. Предчувствуя недоброе, я поспешила за ним. Не помню, чтобы бывала в этом районе прежде. Слишком уж он был тихим и спокойным. Судя по количеству многоэтажек, здесь и вовсе не было никаких производств или развлекательных центров. Одни лишь дома. И это настораживало. Улицы пустовали. Изредка проскакивали куда-то торопящиеся люди. Видимо, спешили на гулянки… Мы с Натом на удивление свободно направлялись к своей цели. Никаких журналистов, миротворцев, назойливых поклонников — никаких преград. Сами дома не впечатляли. С виду все они выглядели одинаковыми и отличались разве что номерами, по которым мы и ориентировались. Точнее, ориентировался Нат, дважды заведя нас в тупик, и один раз к чьему-то огромному гаражу, на тему чего я просто не могла не съязвить, хоть и понимала, что сама заблудилась бы в этой чаще высоток уже с десяток раз. Наконец-то, когда нужный дом был найден, и мы увидели заветную дверь, Натаниэль воодушевился. На самую малость мне даже стало интересно, куда Дилони решил привести нас на этот раз, но я быстро отбросила эту мысль, напомнив себе, что всё это не игра ради забавы. От нас зависела судьба трёх самых завидных панемских преступников, которым ни в коем случае нельзя оказаться у миротворцев… — Я же говорил, что с лёгкостью найду хибару, — гордо произнёс Нат, вытаскивая из кармана коммуникатор. Он направил его на сенсорную панель, на которой следовало ввести код, чтобы войти, набрал какую-то комбинацию, и дверь тут же открылась. — Тоже мне преграда. Сплошное разочарование. Надеюсь, квесты в аттракционе Дилони посложнее. — Тебя только что вытащили из каталашки. Не советую недооценивать его, — напомнила я, входя внутрь, пока Нат с хамовитым джентельменским выражением лица придерживал для меня дверь. — Всё шло по плану. Я знал, что он нас вытащит, ведь шоу должно продолжаться. — Если бы он нас не вытащил, и мы отсидели бы за решёткой лет десять, ты всё равно сказал бы, что у тебя всё по плану, — проворчала я. Вид дома изнутри впечатлял ещё меньше, чем снаружи. Как только дверь закрылась, мы оказались в кромешной тьме, рассеиваемой только фонариком коммуникатора, который Натаниэль включил как только понял, что в этом долбанном доме даже лампочки нет! Коридор оказался очень маленьким, потому практически сразу после дверей мы угодили на лестницу. Она вела вверх, затем поворачивала вниз, а оттуда куда-то в сторону, где мы обнаружили коридор. Я ступала тихо и аккуратно, не очень понимая, куда мы вообще угодили, и почему здесь нет ни света, ни людей. Странное место навевало такую жуть, что крохи азарта, появившиеся во мне, тотчас исчезли. Почему именно этот дом указан в адресе? Нат в отличие от меня шёл, как всегда, шаркая ногами, что в полной тишине невероятно раздражало, особенно, если окажется, что за углом топчутся переродки, которые услышат нас, набросятся и сожрут. К счастью, вместо переродков нам удалось отыскать лифт, конечно же, неработающий. Нат раз пять ткнул пальцем в погасшую кнопку, прежде чем принял то, что на лифте нам не подняться, хотя я понимала его желание. Мне тоже не очень-то хотелось пилить пешком на семнадцатый этаж… Тем не менее, пришлось. Этажа с четвёртого Натаниэль начал ворчать о том, что «Дилони козёл», «где чёртова электрика», «без меня Пятый не пашет», «какой придурок придумал лестницы» и всё в таком духе. Я же не спеша поднималась вверх, стараясь не тратить силы на негодование и болтовню. Когда мы поднялись на нужный этаж, Нат привалился к стенке, по которой сполз на пол, наслаждаясь тем, что, наконец-то, мог отдышаться. Лицо его раскраснелось как свекла, а волосы, теперь частично чёрные, прилипли ко лбу и щекам. — Это всё из-за того, что ты отожрался после той болячки, — хитро улыбнулась я, стукнув Ната по лбу пальцами. Он заторможено склонил голову, видимо, ожидая повтор, и заправил за уши прилипающие прядки. — Я просто выше и сильнее тебя. На меня гравитация действует иначе, — оправдался он, скорчив такую гримасу, словно я была последней идиоткой, не понимающей элементарных вещей. — И долго ты теперь будешь ходить вот таким? — Каким? — переспросил Нат, чуть ли не застонав, хотя прекрасно понял, что я имела в виду. — С такими волосами. Ты похож на… — Я пыталась подобрать максимально точное сравнение, но ничего толкового в голову не приходило, а самодовольная рожа Лафлауэра уже предвкушала от меня тупые эпитеты. — Похож на дорожную разметку. Мой ответ возымел эффект и Нат заржал в голос, откинув голову назад, тут же стукнувшись о стенку. — А ты шаришь в сюрреализме, дровосек. Целоваться с железкой в губах привыкла, и к чёрным патлам привыкнешь, — отмахнулся Лафлауэр, опустил голову и помахал ею так, чтобы все волосы упали ему на лицо, после чего, довольствуясь собой улыбнулся. Чёрная краска легла на его шевелюру агрессивными выкриками, отчего в глазах рябило, как от калейдоскопа. — Да не дрейфь ты, эта фуфловая мазня смоется за пару купаний. Так… — торжественно объявил Нат, поднимаясь с пола, поправляя одежду. — По ходу я реанимировался, пора заходить. Нат достал коммуникатор и приставил его к двери. — Эй, погоди! — выпалила я, отдёргивая его. — Может просто позвонить в дверь? Нат смотрел на меня, я смотрела на него, и в итоге он молча убрал коммуникатор в карман, ткнув пальцем в звонок. Тишина. Никто нам не открывал, и никакого шума по ту сторону дверей я не услышала. Натаниэль уже потянулся за коммуникатором, как вдруг послышались частые шажочки, щелчок, за ним ещё пара щелчков, и дверь открылась. Наружу выглянула женщина лет тридцати пяти, а, может, и старше, вся такая расфуфыренная, как типичная капитолийка, но, что самое удивительное, улыбающаяся на все тридцать два, если не больше, зуба. Чёрт поймёт эту столичную моду… — Ну, наконец-то! Я уже заждалась вас! — радостно воскликнула она, с ног до головы рассматривая нас с Натом. Женщина широко открыла дверь, как бы приглашая нас войти, что мы с Натом и сделали, смутно понимая какого хрена вообще творится… Как только она захлопнула за нами дверь, то сразу же представилась. — Меня зовут Эвридика. Чувствуйте себя как дома. Эта Эвридика буквально светилась от счастья, или же её пудра создавала подобный эффект… Я была в шоке от того, сколько косметики она вывалила на себя, наштукатурив физиономию. Всё лицо покрывал плотный слой белой пудры, из-за которой морда казалась мраморной, скульптурной и только румяна да розовая помада, сердечком осевшая на губах, не делали её точной копией статуи. Кудрявый массивный парик на голове, угрожающе пошатывался из стороны в сторону, как башня, построенная на хреновом фундаменте, а то и вообще без него. В довершение образа первоклассной капитолийской дебилки она надела короткое платье с пушистым низом и крепко затянутым корсетом, причём сшито платье из лоскутов самых ярких цветов, отчего у меня стало рябить в глазах похлеще, чем от волос Ната. — Ваш секретарь обещал, что вы приедете раньше, но ничего, оно того стоит! — с нескрываемым восторгом заявила Эвридика, чьи горящие глаза начинали меня пугать… — Секретарь? — переспросил Нат, хмурясь. Я за разглядыванием внешнего вида этой курицы даже не обратила внимания на её слова. — Какой такой секретарь? — О, милые мои, вы никогда не выходите из образа! — Женщина радостно похлопала в ладоши, подошла к Нату и, взлохматив ему волосы, приобняла, утыкаясь в его грудь, как будто… пыталась его понюхать? — Эй, Эвридика, ты берега попутала, что ли? — спросила я, отталкивая её от шокированного Ната. Тётка ничуть не обиделась, наоборот понимающе закивала и пригласила нас в гостиную. Мы с Натом, не разуваясь, прошли за хозяйкой квартиры дальше, настороженно осматриваясь. Свет в комнате не горел, но было довольно-таки светло из-за того, что чуть ли не на всех горизонтальных поверхностях горели свечи, в том числе ароматические, судя по запаху. Комнатка маленькая и уютная. Окна зашторены, диван по центру, а напротив, на маленьком столике, три бокала, бутылка вина и канделябр с горящими свечами. Увидев всё это, я попятилась, хватая Ната за руку, который, кажется, не догонял к чему вся эта копоть со свечками… — Простите, а что вам сказал наш секретарь? — как бы невзначай поинтересовалась я, пока Эвридика бегала от одной полки с сувенирами к другой, что-то поправляя и сдувая несуществующую пыль. — Вам не удалось с ним поговорить до отъезда? — спросила она, бросив свои дела со шкафчиками, и направившись к нам. Я так же резко отступила назад, врезавшись в какую-то скульптуру. — Мы оговорили сумму, я перевела деньги, он ознакомил меня с правами пользования и перечнем услуг… ничего необычного, все, как и всегда! Правда… вы знаменитости, а мне ещё не доводилось сталкиваться с такого рода ребятами, — замялась Эвридика, но это быстро прошло, и она бросилась к нам, отчего я даже встрепенулась, а Нат тупо таращился на неё, растеряв всё своё красноречие. — Вам плохо? — Н... нет, нам просто нужно подготовиться, — закивала я, делая вид, что не растерялась, и вообще всё идёт по плану. Теперь я поняла, зачем на самом деле нужна фраза «всё идёт по плану». — О, понимаю. — Эвридика немного притихла, соглашаясь. — Может быть, провести вас в уборную? — Да! Это то, что нам нужно, — сказала я, крепко хватая Ната за руку, и волоча его за собой. Эвридика открыла двери, куда мы и прошмыгнули. Я схватилась за ручку, чтобы закрыть её, но женщина поспешила влезть следом. — Это платье вам не очень нравится? — часто хлопая ресницами, спросила она, кружась перед нами, словно перед зеркалом в магазине. — Выбрать что-нибудь другое? — Если честно… да, хорошо бы что-нибудь попроще, поизысканее, менее наляпистое, более стильное и современное. Ты понимаешь, да? — Я сама не понимала, что ляпаю, но мне следовало отшить эту курицу куда подальше, потому пусть выбирает другие шмотки. Может, тогда мы освободимся от неё на пару часов… — Как сложно! Но вы не переживайте, я сейчас подберу что-нибудь прекрасное! — выпалила Эвридика и свалила из ванной, захлопнув за собой дверь. Как только это случилось, я замкнула её изнутри и обернулась к Натаниэлю. Тот весь побледнел и, видимо, от шока уселся на закрытый унитаз как на стул, глядя на меня обезумевшими глазами. — Что это за хрень?! — сквозь зубы протянул он, чуть ли не задыхаясь от бешенства и негодования. — Только не говори, что ещё не понял в чём суть задания! Тебя продали в пользование этой швали! — Грёбанный Дилони. Найду и убью мразоту! — злился Нат, сжимая кулаки так, что казалось, будто его пальцы сейчас треснут. — Никому не позволю меня лапать! — Я тоже никому не позволю тебя лапать. Нужно придумать, как убраться отсюда… Может, вылезешь через окно? — предложила я. — Если мы не выполним задания, фуфлыжник сдаст папу и компашку. Нельзя отсюда линять, но и терпеть нежности этой бабы тоже. Может, просто грохнуть её, чтобы наверняка, и сказать, что так и было? Типа подохла от счастья. — Очень смешно! — рявкнула я, туда-сюда расхаживая по тесной ванной, которой хватало лишь на пару шагов в одну сторону и пару шагов обратно. — Ищи выход! Ты же у нас мастер на все руки и великий гений. Отмазывайся! Потому что если ты собираешься с ней тут тискаться, то, знай, что я тебя урою! — Не собираюсь я с ней тискаться, — запротестовал Нат. — Ты эту бабень вообще видела? Страхолюдина, каких поискать. — То есть если бы она была бы какой-нибудь красоткой, ты бы задумался? — Всегда знал, что твоя черепушка предназначена для ношения волос, а не мозгов, дровосек! Не собираюсь я обжиматься ни с кем кроме тебя! И то я должен подумать, заслуживает ли такой тормоз, как ты, мои любящие бесценные объятия! — Затухни, ладно? — Махнула на него рукой я. — Что нам теперь делать? Дилони нас продал этой придурочной. Это и есть второе задание? Если так, то почему бы нам не соврать, что мы его выполнили? Как он узнает правду? Неужели он установил в её доме камеры или жучки? Он же не настолько извращенец, чтобы наблюдать за… всем этим? — Он же кретин! Ты сомневаешься в этом? Дилони приставал к тебе. — Одно дело корчить из себя героя-любовника, а другое смотреть в прямом эфире всякую… похабщину! Не думаю, что он настолько долбанутый. — Тогда как, по-твоему, он узнает о том, выполнили мы задание или нет? — недовольно всплеснул руками Нат. — Спросит у неё. Лафлауэр заржал своим самым противным ржачем. — Что? — возмутилась я. — Если бы всё было так просто, мы могли бы попросить эту чувиху сказать, что задание выполнено, вся фигня… Ну, или заставить, если та упрётся рогом. — Нат, ты забываешь, что мы имеем дело со стратегом, который, к тому же, прекрасно нас знает, и что ещё хуже, в курсе того, как мы думаем. Он спросит у этой Эвридики как всё прошло, и по её ответу поймет, говорит она правду или лжёт. Если мы её попросим или вынудим сказать, то, что нам нужно, Дилони раскусит обман. Его учили этому в академии. Нет здесь никаких камер. Он и без них узнает необходимое. Этот тип слишком… возвышенный для такого. — Мне показалось, или ты сказала это с восхищением? — Прищурился Нат, не сводя с меня глаз. — Какой ты лох, — фыркнула я, закатив глаза. — Я пытаюсь понять, с чем мы имеем дело, понять, как он думает, как действует и кто он вообще такой. Идти на него тупо в лоб не вариант, и ты сам это прекрасно знаешь. — Ты посмотри-ка! — выпалил Нат, показывая мне коммуникатор, экран которого засветился из-за входящего вызова. Лафлауэр поднял трубку. — Это и есть твоё второе задание? — Ах, ты уже узнал. Не сомневался, что оценишь, — послышался довольный голос из динамиков. — Согласись, очень простые испытания. То, что стоит на кону, достойно большего, но не могу же я измываться над детьми… — Как благородно с твоей стороны бросить меня на растерзание какой-то бабе! — Тебя? Право дело, ты всё неверно понял. Я имел в виду тебя и твою очаровательную спутницу. Прости, дорогая Джоанна, но если хочешь получить суперприз, то ты должна пойти на определённые жертвы. Я выхватила из рук Ната коммуникатор, приложила его к уху и отвернулась от Лафлауэра, чувствуя, как у меня задёргался глаз. — Какого хрена ты несёшь? Она женщина! — Я знаю, — с абсолютным спокойствием и упоением в голосе ответил Дилони. Я прямо-таки чувствовала, как он улыбался, и это погрузило меня в ступор. — В смысле? Ты что, хочешь, чтобы… — Да. Иначе задание не засчитается, и прощай папочка Норман с двумя такими важными для вас террористами… Не хочется, чтобы это случилось. Я всей душой за вас болею. Искренне. Пока я продолжала пялиться в одну точку, осознавая суть предлагаемого задания, Нат забрал у меня коммуникатор и продолжил собачиться с Дилони, видимо, надеясь, что этот Шанталь смягчится, и позволит хотя бы меня не вмешивать в подобное дерьмо. Я пропустила мимо ушей весь их разговор, не представляя, как теперь нам выпутываться, и услышала гневное бубнение Ната уже тогда, когда Дилони отключился. — Всё верно. Эта бабища с самого начала дала понять, что купила нас обоих, — констатировала я. — Охереть расклад. Что будем делать? Нат стоял рядом, от нервов грызя ногти. Его глаза бегали по комнатке, как будто наспех перелистывали страницы с идеями, подбирая подходящую. — Я был прав насчёт стёба. Дилони пофиг на результат, он просто хочет поржать над процессом. Его дебильные задания даже хуже чем я думал! — Он хочет, чтобы я приставала к сорокалетней тётке! Серьёзно? — Что? Недостаточно возвышено, да? — съязвил Нат, криво усмехнувшись. Он пальцем поманил меня к себе и принялся активно нашёптывать на ухо свои мысли. Чем быстрее он говорил, тем более щекотно становилось от его дыхания. — Если мы обманем бабень, он сразу это поймёт, значит, надо сделать так, чтобы Эвридика думала, что всё прошло как надо. Придётся, скрипя зубами, создать видимость всей этой романтической шняги и напоить её так, чтобы не напиться самим. Пусть она вырубится, а когда проснётся, мы должны быть рядом, чтобы она сама себе дофантазировала то, что… что там тётки типа неё фантазируют! — А что значит «быть рядом»? — То и значит. Ляжешь на край кровати и потерпишь, пока она не проснётся. А потом мы слиняем. Чувиха будет думать, что всё в шоколаде, и дело сделано. Не подкопаешься. Я вздохнула. Да, пожалуй, этот план лучший из всех возможных, но всё равно сам факт того, что мы с Натом должны пресмыкаться перед какой-то столичной тупицей, бесил. Какая мерзкая ситуация! Я вообще не представляла, как должна себя вести и что делать, а главное, как не заблевать тут всё из-за отвращения. Натаниэль, судя по его бледному с зеленоватым оттенком лицу, придерживался того же мнения, не пребывая в восторге от того, что нам нужно соблазнить Эвридику. И хоть этот план должен реализоваться с минимальным ущербом для нас, легче от этого не стало. — Ну, что, идём? — спросила я, хватаясь за ручку двери. Нат стоял сбоку и не очень-то торопился выходить, только покусывал губы да грыз ногти. Увидев это, я шлёпнула его по рукам, потому что иначе от этой паршивой привычки не отучить. Сам же Нат даже не заметил рукоприкладства с моей стороны, настолько о чём-то задумался. — Чего тупишь? — Раздумываю, как к ней вообще клеиться… — Представь, что клеишься ко мне, — пожала плечами я, отчего Нат только ещё больше нахмурился. — Охереть, как упростила задачу! Что, если после этого я буду смотреть на тебя и видеть её рожу? — Послушай, Лафлауэр, это твой дебильный план, который мы оба утвердили. Дрейфишь? Давай просто сделаем это и уберёмся отсюда. Нат недовольно закатил глаза, но послушно стал возле меня, дожидаясь момента, когда я открою дверь. Я сделала глубокий вдох, открыла дверь, и гордо вернулась в комнату, где как раз копошилась Эвридика, колдуя над какой-то замысловатой хреновиной, транслирующей музыку. Писклявый женский голос воспевал рассветы и закаты, завывая так, что становилось тошно, зато Эвридика пребывала в восторге, размеренно качая головой под эту медленную музыку, словно ничего прекраснее в жизни не слышала. Увидев нас, женщина оставила в покое свою хреновину, и обернулась, таращась во все глаза. Этот взгляд пугал до чёртиков. Она выглядела как не жравший неделю пёс. Я уж решила, что Эвридика прямо с места набросится на нас и начнёт творить свои страшные дела, но она просто стала крутиться перед нами, демонстрируя своё новое платье, которое отличалось от предыдущего только цветом. Такой же шмот, разве что однотонный и болотно-зелёного цвета. — Совсем другое дело! — нервно выпалил Нат. — Тебе нравится? — восхищённо спросила женщина. — Нат остолбенел от великолепия твоего наряда, — ответила вместо него я, стоя посреди комнаты и переминаясь с ноги на ногу. Ладно. Допустим, мы знаем, чего нам надо добиться, но с чего начать? С чего в таких случаях вообще начинают? С комплиментов? Или стоять посреди комнаты и сыпать похвалой не совсем то, что нужно? Может, сразу тискаться надо? Чёрт. Почему мы с Натом конкретно не обсудили, что и когда делать? Я вспомнила про то, как находилась в плену у Дилони. Он бы в два счёта охмурил эту лохушку… Пока я стояла и тупила, Натаниэль решить взять всё в свои руки и направился к Эвридике. Мне хотелось схватить его за руку, остановить, закричать, и попросить не подходить к ней слишком близко, но я просто молча смотрела на него со стороны, ничего не предпринимая. Может, у Ната уже возник более конкретный план обольщения? — Знаешь, Дика, я думаю, это музло нам не катит. Под такой саундтрек только выпиливаться можно. — Нат говорил оптимистично и ненавязчиво, но я сразу уловила в его голосе натянутые нотки. Сдрейфил малец. Столичные бабени это не какие-то поехавшие стратеги. Лафлауэр подошёл к громоздкой фигурной хрени и начал водить пальцами по панели управления. После каждого его движения сменялась песня на, как правило, ещё более занудную, пока он, наконец-то, не добрался до довольно весёлой, даже легкомысленной песни, построенной на звуках, похожих на колокольчики. Пока он копался с проигрывателем, Эвридика рассматривала его с головы до ног, как будто прежде не видела собственными глазами парней, потому я не удивилась бы, ткни она в Ната пальцем, чтобы проверить, из чего он сделан. Стоило этой мысли пронестись в моей голове, как Эвридика коснулась Ната указательным пальцем в бок, отчего он отпрянул и замер, не зная, что делать. Эвридика хихикнула, и принялась тыкать в него пальцем куда попало, пока тот машинально не шлёпнул её по руке. Энтузиазм Эвридики испарился, она тотчас нахмурилась, а Нат поспешил исправить ситуацию, потому взялся целовать её руку. — Присоединяйся к нам! — оптимистично заявила капитолийка, зазывая меня свободной рукой, пока Нат еле-еле касался губами её ладони, и с каждым недопоцелуем бледнел всё больше. Кажется, он боялся отравиться её кремом… Или уже травился, хрен его пойми. Я медленно пошла к довольной Эвридике, растягивая каждый шаг на маленькую вечность, но миг нашего столкновения произошёл слишком быстро. Я пришла в себя уже тогда, когда мои волосы откровенно лапали и накручивали на палец. Точнее, это были не совсем мои волосы, но висели на мне, отчего становилось неловко, и всё-таки я терпела, как и Нат то целующий её ладонь, то поглаживающий своими лапищами. И стояли мы как два идиота, прислуживая ещё большей идиотке. — А давайте потанцуем! — предложила Эвридика и, словно радуясь собственной затее, захлопала в ладоши, чуть ли не подпрыгивая на месте. Эйфория так завладела ею, что она схватила меня за руки, и вприпрыжку уволокла в центр комнаты. Я стояла бревном, оттого женщина буквально волочила меня за собой, пока я притворялась мёртвой. Затем она начала со мной танцевать. Одна её рука легла на мою талию. Точнее, не легла, а мерзко за неё схватилась! Мои руки моментально сжались в кулаки, но один пришлось разжать, поскольку Эвридика повела меня в танце. Такой чёртов стыд я испытала в своей жизни впервые. Когда женщина повернулась спиной к опешившему Нату, а я лицом, тот одними губами пытался сказать мне что-то вроде «Может, просто вырубим её?». Эвридика закружила меня. Я боялась вдохнуть и выдохнуть. Всю жизнь мечтала станцевать со столичной бабой, которая при этом облапает всю мою талию! Да, мразь, это талия, поэтому щупай ее, пока есть возможность, потому что у себя ты её никогда не найдёшь! Меня буквально разрывало от злости и, казалось, ещё секунда, и я обругаю тупую бабу такими словами, после которых она в своей жизни никогда больше не заговорит, а потом найду шутника Дилони и распилю его бензопилой. Когда я снова повернулась лицом к Нату, он уже не смотрел на меня напугано, а лыбился так противно, как только умел. Вот падла. — Дика, а что это мы Ната оставили скучать? Пусть, он потанцует вместе с нами! — отчеканила я, не сводя с него глаз. Ах, как приятно видеть, как улыбка сползала с этой самодовольной морды, решившей, что огребать буду только я. Хрен тебе, мальчик, впахивать будем вместе! — Я придумала лучше! — восторженно выдала Эвридика, отпустив меня и переключившись на Ната. — Пусть он для нас станцует! Так, как он умеет! Как тогда, на фестивале. Персонально для нас обеих. От такой просьбы лицо Ната перекосилось, а я, пользуясь тем, что Дика не смотрит, быстро отряхнула одежду в тех местах, где скользили её руки. — Вообще-то танец — отдельная платная услуга, которую ты не заказала у нашего секретаря, так что… к сожалению, не выйдет, — ответил Натаниэль с деланно грустным лицом. — Тогда я просто с тобой потанцую. Так можно! — Не унывала женщина, потому схватилась за Ната и принялась точно так же кружиться теперь уже с ним. Настал мой черёд наблюдать, вот только смотреть на то, как она танцует с Натом, не намного приятнее того, чтобы танцевать с капитолийкой самостоятельно. Она то и дело, как бы невзначай, щупала Ната то за плечо, то за шею, то по груди гладила, то по спине, то и вовсе прижималась к нему, будто он ей принадлежал. Да он же младше её лет на пятнадцать, а то и больше! Нат против неё ребёнок, хоть и здоровый как горилла. Когда руки Дики стали опускаться к его пояснице, я не выдержала, подбежала к ней и, аккуратно её приобняв, оттащила от Ната, пока он не потерял сознание. — Дика, а давай выпьем? Что же ты нас не угощаешь? — Разумеется! Я достала лучшее вино! Стоит целое состояние! — Спохватилась она, подавшись к столику с бокалами. Бутылка была открыта, потому женщина просто налила три бокала багровой жидкости, и уже хотела вручить их нам, как Нат вдруг закричал. — А чего так мало? Не жмоться и налей полные бокалы! Эвридика послушно долила стаканы до краёв, вручила их нам, пригласив сесть вместе с ней на диван, и чокнулась сначала со мной, а затем и с Натом. К моему счастью, Дика засмотрелась на него, потому у меня появилось немного времени, чтобы куда-то вылить вино, но… куда? Я огляделась в поисках какого-нибудь комнатного растения, но, вот дела, возле дивана предсказуемо не стояло ни одной кочерышки. Зато по углам дивана валялись милейшие подушечки. Я подняла одну из них и вылила всё вино прямо в диван. Жидкость впиталась мгновенно ещё до того, как я прикрыла пятно подушечкой. Если она в состоянии покупать себе дорогое вино, то и на новый диван деньги найдёт. Идеальное преступление. — У тебя уже пустой стакан? — Эвридика удивлённо ахнула, повернувшись ко мне. Я никак не успела среагировать, потому просто сделала вид, что пыталась отдышаться после вина. — О, Дика. Ты бы знала, как эти дровосеки бухают! — тотчас с интонацией знатока впрягся Нат, устало подпирая голову рукой. — Алкашат и не пьянеют, прикинь? Говорят, у настоящих дровосеков по венам вместо крови… бухло течёт! — Правда? — Эвридика шокировано прислушивалась к каждому слову Ната, который такую пургу гнал, что я вообще с трудом понимала, что он пытается ей втереть. — А ты думаешь, откуда взялись легенды про вампиров? — фыркнул Нат, задирая подбородок. — Оттуда же, откуда и эта легенда о дровосеках. Ты никогда не думала, зачем вампирам кровь сосать? Какой прикол жрать эту пресно-солёную жижу? Вот ты пила когда-то кровь? — Эвридика отрицательно покачала головой. — Вот именно. Тогда с чего бы вампиру её пить? Туфта всё это. То ли дело ром, какой-нибудь… Пока Нат молол фиг знает что, мне пришла в голову отличная идея… — А я могу научить тебя пить и не пьянеть, — сказала я, чем моментально привлекла внимание капитолийки. Её лицо удивлённо вытянулось, и я поняла, что та заинтересовалась. Благодаря трёпу Ната, Эвридика посчитала меня специалистом в области пьянства… Так почему бы этим не воспользоваться? — Правда? Бесплатно? — Для тебя сделаю исключение — совершенно бесплатно. — А ты… действительно обладаешь этим талантом? — Глянь на неё! — выкрикнул Нат. — Выжрала стакан — и ни в одном глазу! Пока Эвридика внимательно меня рассматривала, видимо, пытаясь отыскать на моём лице следы опьянения, Нат воспользовался моей идеей и опустошил свой стакан, вылив его содержимое прямо в свой уголок дивана, точно так же прикрыв мокрое пятно подушечкой. Стоило женщине обернуться к нему, как та ахнула, всплеснув руками. — Ты тоже этому научился! — обрадовалась Дика. — Джоанна, научи и меня! Капитолийка, предвкушая занятный урок, сжала свой стакан крепче и показала его мне, словно надеялась, что я его каким-то волшебным образом заколдую или хрен знает что ещё сделаю, после чего всё спиртное перестанет её вырубать. — Представь, что выпивка это… вода. — На ходу взялась импровизировать я. — А теперь выпей весь стакан залпом, проговаривая в голове слова… Чистый разум… чист изнутри. Сидящий в сторонке Нат, услышав это, почти заржал, оттого сделал вид, что закашлялся, таращась на меня, как на дуру. А что я должна придумать так быстро? В голову не приходило ничего вменяемого, но тупые куры из Капитолия и на подобную хрень велись, так зачем тогда напрягаться? Эвридика сделала настолько умный вид, словно нашла ответы на вопросы о смысле жизни, зажмурилась, и за один присест осушила стакан. Открыв глаза, она стала осматриваться так, будто впервые видела эту комнату. Едва ли пойло вскружило ей голову, как только она попробовала его на вкус… Скорее, сработало самовнушение. Эвридика решила, что увидит мир по-новому, и она увидела его по-новому. Только не совсем так, как мы с Натом надеялись. Сначала досталось ему. Женщина как сидела с блаженным видом глядя на стены, так внезапно набросилась на Ната и начала его целовать. Я уже замахнулась, чтобы врезать ей или хотя бы отбросить от Лафлауэра в сторону, но… но… Мы ведь это и должны делать! Изображать для неё романтику и прочую лабуду, а ведь так хотелось врезать! Я не знала, что со стороны поцелуи могут быть такими мерзкими. Слюнявыми, скользкими, чавкающими. От одних звуков хотелось проблеваться, но я пыталась сдерживать рвотные позывы. По крайней мере, этот компрессор не меня засосал… Успокаивать себя подобным глупо, особенно учитывая то, как себя сейчас чувствовал Нат… Интересно, как давно его целовал кто-то кроме меня? Часто ли такое вообще происходило? Как его вообще мог целовать кто-то кроме меня? Тем временем Эвридика вновь схватилась за бутылку и принялась разливать вино по бокалам. Буквально на глазах она становилась всё краснее и веселее, оттого то и дело то обнимала нас, то щипала, то просто сюсюкалась, причём определённо не знала, кому уделять больше внимания. Со вторыми бокалами мы с Натом расправились точно так же, как и с первыми. Оставалось надеяться, что диван толстый и впитает в себя всё вино, не пролив его на пол. Эвридика же и второй стакан осушила до дна залпом, да с таким энтузиазмом, что любой бывалый мужик обзавидуется. После второго захода и началось всё то, чего я так опасалась. Капитолийка пошла в наступление. То рукой по бедру погладит, то за талию потискает, то с поцелуями полезет… Каждое её действие сопровождалось моим желанием ей врезать, но нужно терпеть. Терпеть изо всех сил. Это всего лишь имитация. Имитация. Натаниэль, видимо, понял насколько мне не по себе от этого, потому как, скрипя зубами, принял огонь на себя. Нат пытался держаться максимально естественно, но ему и со мной-то изображать нежности сложно, а с неизвестной тёткой подавно. Тем не менее, флирт неплохо ему удавался. Какими-то чудесами Нат заставлял себя улыбаться, стрелять глазами и обнимать довольную Эвридику, попутно снова и снова подливая ей вина. После третьего бокала её начало шатать, а ведь она просто сидела на диване! Что было бы, вздумай она подняться на ноги? Только я об этом подумала, как та схватила меня за руку и поднялась. Казалось, всё её тело растекалось как плохо застывшее желе. Она с трудом стояла на двух ногах, постоянно подворачивая то одну, то другую, расставляя их вширь, чтобы не упасть. Глаза Эвридики так блестели, что я не сомневалась — она меня толком не видит. Радости мне это особой не принесло, потому как та сочла необходимым «смотреть» на меня руками. Снова все эти поглаживания по спине, шее, даже до лица моего, тварь, добралась. — Ты такая… красивая? — Интонация капитолийки извивалась столь странно, что я не поняла, спрашивала она меня или утверждала. Её ручонка скользила по моей щеке, отчего по коже забегали мурашки. Я догадывалась, чего она хочет, потому красноречиво взглянула на Ната, без слов давая ему понять, что пациент готов. Дика уже ни черта не понимала, и не различала… Верно истолковав мой взгляд, Нат кивнул, и сразу после этого стянул с себя футболку, окликнув Эвридику. Та обернулась к нему, и хоть едва ли что-то могла увидеть, радостно запищала. Для пущего эффекта Нат запустил в неё своей футболкой, которую она тут же принялась обнимать, что-то бормоча себе под нос. Лафлауэр ломающейся походкой подошёл к ней, приобнял и, подхватив меня второй рукой, потащил нас обеих в сторону спальни. Эвридика неустанно тарахтела так, что я не могла разобрать ни слова. Её трезвую речь понять непросто, а что уж говорить про неё в дупель пьяную? Женщина то и дело липла к Нату, точно кошка, гладила его своими когтистыми лапами, и обнимала меня за талию, отчего нервы конкретно сдавали. Наконец, в спальне Дика меня отпустила, а всё потому, что Нат подхватил её на руки, и отнёс на кровать. На меня словно вывалили ведро грязи и измазывали ею, наслаждаясь процессом. Эвридика развалилась на кровати, предвкушая веселье, и зазывая нас с Натом к себе. Лафлауэр сел на краешек постели, наклонился к Дике и, что-то тихо ей шепча… принялся её душить. Просто зажал ей нос и прикрыл рот. Капитолийка даже не сопротивлялась! Сомкнула веки и отрубилась. — Ты что, душишь её? — яростно прошептала я. — Ты хотела задушить её первой? — прошептал в ответ Нат. — Не фортануло, она уже в отрубях. Я подошла к кровати и склонилась над Эвридикой. Разумеется, Нат её не задушил, но она вырубилась. Женщина и без его помощи вот-вот отключилась бы от пойла, но так действительно быстрее. Я внимательно осмотрела её лицо, прислушалась к дыханию и даже ткнула пару раз пальцем. Дрыхнет без задних ног. — И не страшно тебе? Вдруг она бы сдохла? — Мейсон, я знаю, как душить, чтобы вырубить, и как, чтобы убить, — возмутился Нат, свысока взирая на жалкую картину. — Лады. Она отключилась, причём на хорошей ноте, значит, после пробуждения вспомнит все наши нежности. Осталось дело за малым — помочь её башке самой дорисовать нужную картинку. Раздевай её. — Какого хрена я должна её раздевать? Сам раздевай! — всё так же шёпотом фыркнула я. — Ты же девка, ты и раздевай! — А ты вообще-то парень. Когда парень раздевает бабу, то это как-то… не знаю… естественнее! — Да неужели? — выпалил Нат. — Зато тебе проще! Ничего тебя не удивит! — А тебя удивит? — машинально спросила я и замерла. Нат со злобной моськой тупо пялился на меня, как и я на него. — Что? — Что? Мы смотрели друг на друга, и уступать никто не хотел, равно, как и прикасаться к Эвридике. Я скрестила руки на груди, и отвернулась, давая понять, что с меня на сегодня хватит. Мне и без того придётся сдирать с себя кожу мочалкой, чтобы отмыться от грязных ручонок этой бабени. — А с трупа ты одежду сняла бы? — Не унимался Нат. — Труп — это другое дело. — Значит, представь, что она труп! Глянь на неё — полный нокаут. — Я сказала НЕТ, Лафлауэр. Будь мужиком, и сделай всё сам, — сказала, как можно грубее я, чтобы Нат от меня отвалил, и, надо же, сработало. Недовольный Нат зарычав от злости, надул щёки, но повернулся лицом к жертве, снял очки и протянул их мне. — Нахрена? — Моё зрение как никогда к месту. Не желаю лицезреть это дерьмо из первого ряда, — пробормотал он. — А ты будешь должна, ясно? Нат наклонился к Эвридике, но стоять согнутым в три погибели ему было не особо удобно, потому он опустился на колени на пол, небрежно перевернув Дику на бок. Какое-то время он колупался со шнурками её корсета, да так неумело, что я уже хотела ему помочь, к счастью, в итоге Нат справился, и стянул с женщины корсет, показательно недовольно при этом сопя. Под внешним корсетом платья оказался ещё один, видимо, чтобы откорректировать фигуру рыхлого желе до уровня какой-нибудь Луизы Данн, но Нат не стал сразу браться за него, а отвернувшись, принялся стягивать с Эвридики короткую объёмную юбку. — Каждый раз, когда я думаю, что большего дерьмища в моей жизни случиться не может, находится какой-нибудь Дилони, который выплёскивает мне в морду тонну удобрений, — ворчал он, медленно таща трещащую юбку на себя. — Сейчас порвёшь! — Иди сюда, и сделай лучше, специалист! Как будто я каждый день юбки снимаю! Да как она вообще, блин, в неё влезла? — Нат, не глядя, рывком потащил юбку на себя, что-то треснуло и, наконец, ажурная тряпка оказалась у него в руках. Я тоже предпочитала не смотреть на это действо, отводя взгляд в сторону, потому увидела лишь то, как юбка улетела на тумбочку с косметикой. — Думаю, хватит. — На ней же ещё куча шмоток! — Откуда ты знаешь, если не смотришь? — Нат! Лафлауэр недовольно простонал и, всё так же, не поворачиваясь, схватился за носочки колготок нашей жертвы и стал стягивать их, попутно причитая всякой бранью. Я лишь боковым зрением наблюдала за тем, как он растянул колготки чуть не до противоположной стены, прежде чем стянул их с Эвридики, причём чуть не стянул с кровати и её вместе с колготками. После этого, ворча ещё усерднее, он перевернул её на живот, замотал в одеяло, и наощупь стащил второй корсет. Я поглядывала искоса в его сторону, с трудом сдерживая смех. Вот уж где компромата хватит на всю жизнь! У меня даже возникло желание заснять всё это действо на камеру коммуникатора. Жаль, что это слишком опасно, ведь тогда Дилони мог бы отследить видео, и понять, что задание-то мы не выполнили, а сжульничали. Наконец, раздетая Эвридика лежала под одеялом, а Нат со вспотевшим от перенапряжения лбом стал рядом со мной, взирая на проделанную работу. — Ты за это ещё ответишь, — сказал он мне, дав лёгкий подзатыльник. Я машинально отвесила ему такой же, только врезала немного сильнее, после чего вернула очки. Надев их, Нат простонал. — Охеренно. Ну, почему нельзя дать нам задание с убийством? — И что теперь? — Раздевайся теперь ты. — Нат повернулся ко мне, хитро ухмыляясь. — Или и тебя мне придётся раздевать самому? Я толкнула его рукой и отвернулась, в миллионный раз проклиная эту дебильную ситуацию, дебильного Дилони, дебильный Капитолий… — А ты что? — не оборачиваясь, спросила я. — А что я? Неужели у тебя возникло желание помочь? Надо было помогать, когда я корчился в муках над этим пёстрым трупом, а не теперь, — пробормотал он. Судя по тому, как дёргался его голос, Нат тоже раздевался. Я кое-как стянула с себя сначала штаны, сложив их на уголке кровати, а затем и топ поверх них. — Ты что, мать твою, творишь? — взъерепенился Натаниэль. Я обернулась к нему с хмурым лицом, стараясь не обращать внимания на то, что он уже стоял без штанов. — Мейсон, ты всегда в моменты соблазнения складываешь одежду в стопочку по фэн-шую? — Он схватил мои шмотки и взметнул их в воздух так, чтобы они разлетелись по комнате и упали как попало. — Ещё бы, блин, отутюжила. — Закрой рот, умник, — огрызнулась я, ёжась. В комнате было тепло, но я почему-то замёрзла. — Так и будешь стоять, или залезешь, наконец, под одеяло? — с неприкрытой издёвкой, спросил Нат, кутаясь в одеяло слева от Эвридики. Уже по привычке прокляв эту дебильную ситуацию, я забралась на кровать справа от капитолийки, как можно дальше от неё. Улеглась буквально на самом краю, чтобы наверняка. Пару минут мы оба молчали, но долго я не выдержала. — Что делать, если она пристанет ко мне? — Наслаждайся, — коротко ответил Нат, подавив смешок. — Придурок, — пробормотала я, прислушиваясь к тому, шевелится Эвридика или нет. Вроде дрыхла… — Пусть к тебе пристаёт. — Ты ей больше понравилась, — продолжал издеваться Нат, заставляя меня ёжиться и чуть ли не краснеть. — Она с твоего голого торса глаз не сводила. — Потому что из нас двоих только у меня он был голым, дровосек. Спи, давай. — Спать? — Удивилась я настолько, что даже приподнялась с кровати. — Да как тут можно заснуть? — Забей и спи. Она выпила столько, что дрыхнуть будет вечность. Ты же не собираешься ждать её пробуждение? Учитывай, что потом времени на сон не будет, так что… пользуйся пока можно, — сказал Нат как-то на удивление расслабленно, будто уже засыпал. Неудивительно, но спустя пару минут уже послышалось тихое сопение с его стороны. Зато я не могла сомкнуть глаз. Я прислушивалась к каждому звуку, выжидала. Мне вообще спать не хотелось, несмотря на усталость. Я просто лежала и думала, думала, думала… Наверное, за всё это время через мою голову прошли все возможные мысли. Я чувствовала, как текут часы один за другим, но даже пошевелиться не рисковала — вдруг моё шевеление разбудит Эвридику, и она накинется на беззащитных нас с Натом? Нахер надо. Я продолжала караулить до тех самых пор, пока не истекло много часов, прежде чем Дика зашевелилась, и сквозь сон начала что-то молоть. Первым делом она обратилась к Натаниэлю, который, судя по совершенно невнятному бубнежу, спал лицом в подушку, а затем и ко мне, рукой коснувшись моего плеча. Я содрогнулась. — Кажется, нам пора, Нат, — выпалила я, быстро выползая из кровати и несостоявшихся объятий Эвридики. За несколько секунд я натянула на себя штаны, топ и даже обулась, пока Нат, еле ворочая после сна языком, пытался втирать Дике про то, как прекрасно мы провели с ней время. Хотелось то ли смеяться во весь голос, то ли блевать, то ли плакать. Как Лафлауэр и предполагал, Эвридика навыдумывала себе всякой фигни, и свято в неё поверила. Яркие эмоции от нашей компании и вино в сумме создали в её голове иллюзию — то чего не было, но мозг мастерски додумал всё сам, стоило его хозяйке протереть глаза после пробуждения. Нат лишь подкреплял её фантазии, подливая масло в огонь россказнями о том, какая Дика нежная, как незабываемы её поцелуи, и как я бы с радостью провела с этой мымрой ещё пару часов вечером. Хрень хренью, но Дику всё это настолько воодушевило, что она ни на секунду не засомневалась, что всё ею выдуманное — правда. Ну, и пусть тупая курица считает, что это правда. Выкуси, стратег. Кое-как дав понять Дике, что проплаченное ею время иссякло, и нам пора, мы пулей смылись из её уютного извращенского логова, облегчённо вздохнув, когда за нами захлопнулась дверь, и щёлкнул замок. Несколько этажей мы молча спускались вниз, торопясь как можно быстрее свалить куда подальше от этого места, но потом, когда ноги начали уставать, а мы оказались на совершенно пустой лестничной площадке… Натаниэль набросился на меня и сгрёб в охапку, запрыгав вместе со мной на месте и яростно крича шёпотом. Действительно, хотелось кричать, но в то же время нельзя привлекать внимание. Твою мать, мы сделали это! Мы свободны! Воодушевлённый победой Нат прижал меня к себе так плотно и крепко, что я едва не задохнулась, а уж когда он принялся меня целовать, воздуха, чтобы дышать, и вовсе не осталось. Я аккуратно оттолкнула его, увиливая от нежностей. — Я так не могу. Сначала нужно смыть с себя всё это дерьмо, а уже потом… — Мейсон, я умыл лицо, мои губки чисты, как и помыслы, — весело заявил Нат, опять пытаясь тянуться ко мне. — А мои нет. Я хочу отмыться. Пожалуйста, — на полном серьёзе попросила я и Нат немного разочарованно отстал. — У тебя психологическая травма нарисовалась? — не то в шутку, не то всерьёз спросил он, стукнув меня мизинцем по кончику носа. — Мейсон, забей, ничего конкретно ужасного не случилось, и вообще всё уже позади. — Неприятно, — коротко сказала я, вкладывая в это слово всё то, что чувствовала по отношению к этой ситуации. Вроде бы действительно всё уже позади, и надо бы вздохнуть с облегчением и расслабиться, но… осадок остался. — Лады, сейчас будет приятно. Валим в кафе? Жрать так хочется. Заодно и физиономию умоешь, чтобы с чистой совестью нажраться, — весело предложил Нат, ненавязчиво пытаясь поднять мне настроение. Я вздохнула, в общем-то, будучи не против такой затеи, хоть особого энтузиазма и не высказала. Нат же нарочно улыбался мне самой милой улыбкой, поглаживая при этом рукой по щеке. Наконец-то, ко мне прикасалась та самая рука, с тем привычным теплом, сопровождаемая единственно важной улыбкой, обрамлённой задорными чёрными прядками волос. — Не кисни, малая, — прошептал мне в ухо он, обнимая за плечи. И захочешь раскиснуть — не получится. — Выберем сейчас самую калорийную жрачку, что есть. — Куда тебе ещё? — скупо улыбнулась я, глядя на довольного Натаниэля, такого свободного ото всяких осадков… — Настоящую красоту калориями не испортить!***
Уже очень и очень давно Шанталь перестал просыпаться в лучах солнца. Когда-то, когда он жил в Капитолии с родителями, его постоянно будил солнечный свет, что порой даже было неприятным, но после того-самого-дня видеть солнце по утрам Шанталь перестал. Сначала этому мешала академия и то жуткое место, в котором его поселили, а теперь этому мешал он сам, обустроившись в там, где увидеть солнце через окно он не мог. Шанталь не думал о том, хотел ли он теперь ощущать на себе тёплые лучи, пробуждаясь, или нет. Когда у него зарождалось какое-либо желание, он сам его исполнял. Отчасти это обесценивало весь смысл желаний… Шанталь мог спать столько, сколько его душе было угодно, если, конечно, составленный им график это позволял, а обычно так оно и случалось. Чаще всего Шанталь просыпался в промежутке от шести до семи утра, прекрасно себя чувствуя после этого. Если день и ночь выдавались слишком насыщенными, он мог спать до восьми утра, считая это уже дурным тоном. Как можно просыпать утро? Он не любил нежиться в постели. Если будильник объявил подъём, значит, нужно вставать немедля, иначе сбивался распорядок дня, график приёма пищи и вообще можно не успеть выполнить всё задуманное. Маленькая коробчонка на прикроватной тумбочке просигналила о том, что семь утра уже наступило. Обыкновенный звонок слишком скучен, потому каждый день Шанталя Дилони начинался с классической музыки. Будильник выдавал плавные мелодии скрипки, тяжеловесные звуки контрабаса, чарующие нотки виолончели и прочих инструментов в самой разнообразной подаче. Вот так с лёгкой руки творчества пробуждения для Шанталя стали приятными. Шанталь предпочитал спать в одежде, потому одеяла в его комнате не водились — он обходился мягкими покрывалами да простынями. Когда-то его кровать застилал шёлк, но эта роскошь оказалась не слишком уж практичной и приятной на ощупь, потому Шанталь от неё быстро избавился, отдавая предпочтение тканям попроще. Да, не настолько красиво, зато всегда успокаивало и помогало расслабиться. Застилал свою постель Шанталь самостоятельно. Больше того, прибирался в комнате тоже он сам, чем жутко довольствовался его дворецкий Аскольд со знанием дела поясняющий Шанталю, что пыль нужно сметать со статуэток справа налево, а не слева направо, как это делал Дилони. Разумеется, подобного правила уборки в кодексе уборки не существовало, потому Шанталь сам удивлялся, почему его дворецкий до сих пор жив, да ещё и болтает. Порой Аскольд превращался в надоедливое старое радио, которое включалось когда не нужно, трепалось, когда не нужно, да и ещё лезло не в свои дела. Иногда он бывал в комнате Шанталя и полировал его мебель без разрешения, а когда Шанталь, пребывая в смятении, намеревался сделать ему выговор, Аскольд его опережал и твердил о том, что Шанталь… грязнуля. Это настолько ввергало его в шок, что рука никак не поднималась прикончить нерадивого дворецкого. Как только будильник доиграл свою мелодию, Шанталь сполз с кровати и по густому светлому ковру направился в другой конец комнаты, миновав зеркало и стеллаж с самыми разнообразными статуэтками из разных эпох. Собственно, это и было почти всем, что стояло в его самой личной комнате. Шанталь изначально не планировал её перегружать, для того, чтобы здесь легче думалось. И это работало. Люди говорят, что красный раздражает зрение, провоцирует агрессию, и это последний цвет, в который следует окрашивать свои комнаты, но Шанталь в это не верил. Он оформил спальню в красный и серебристый. Кровать из красного дерева с серебряным постельным бельём. Красное кресло напротив серебряного журнального столика. Потолки из многослойного стекла с множеством умышленных рубцов и неровностей отливали серебристым, а хаотично крепящиеся к нему разных размеров лампы светили из красных плафонов. Спальня казалась одновременно пустой и слишком заполненной, горячей и холодной, агрессивной и спокойной, ультрасовременной и антикварной. Шанталь проследовал к гардеробу, где сменил одежду для сна на обычную, домашнюю, в которой он по утрам тренировался после посещения ванной. Ванную комнату Шанталь также оформил в серебро, именуемое им благородным металлом. Комната отличалась слишком большими размерами для одного человека, впрочем, как и весь дом, из-за чего Шанталю и понадобилась помощь других. Поначалу он сам чистил ванную, мыл полы, боролся с пылью и готовил. Ему прекрасно известно, как это делается, но объём работы увеличился в десятки раз в сравнении с тем, периодом, когда Шанталь ухаживал за своей конурой в академии. Из ванны он направился на нижний этаж, где располагался его собственный тренажёрный зал со всем необходимым оборудованием. Единственное, чего ему пока не хватало, так это зала с возможностью моделировать ситуации, но он находился в процессе создания. — Элери, как обстоят дела залом-317? — спросил Шанталь глядя в потолок. Он прикрепил к уху гарнитуру, а сам отправился на беговую дорожку. Разве можно начинать день без пробежки? Бег — залог здоровья, сохранения формы и хорошего настроения. — На данный момент программа готова на шестьдесят семь процентов, сэр, — ответил женский голос, звучащий как будто отовсюду сразу. — Нужно внести коррективы в состав персонажей моделирования и увеличить их количество до двух с половиной тысяч. Возьми образы из папки с визуалом. — Уже делаю, сэр. Что-то ещё желаете? — В зале сегодня душно. Будь добра, освежи. — Выполняю, сэр. Шанталь улыбнулся. Стоило ему попросить об этом Элери, как в зал моментально влился поток свежего воздуха, и бежать стало гораздо приятнее. Чистый воздух и пробежка заряжали отличным настроением на весь день, потому Шанталь всегда начинал своё утро именно с них. Конечно, беговая дорожка отличалась от бега по улице, но такую роскошь Шанталь мог себе позволить не всегда, к тому же иногда подводила погода, а Дилони хватило и в академии тренировок под дождём и снегом. — Элери, музыку, пожалуйста, и световые эффекты в синих тонах, — попросил Шанталь, устанавливая скорость. — Выполняю, — ответила Элери и по залу начали летать пучки света от светло-голубого до тёмно-синего, сопровождаемые вспышками и массивным грохотом музыки из стереосистемы, встроенной в стены по всему периметру зала, который своими размерами ничуть не отличался от залов в академии. Шанталь с улыбкой на лице начал бежать. Ему всегда удавалось это очень легко, словно он и не касался дорожки, а по его виду не читалась усталость, скорее, наоборот, счастье и удовлетворение. Прядки волос содрогались в такт бегу, а благодаря потокам свежего воздуха можно представлять, что в лицо бьётся ветер. При этом Шанталь ещё и умудрялся кивать под музыку, когда у него совсем уж хорошее настроение, либо музыка настолько будоражила сознание. После получасовой пробежки он отправлялся в душ, где наслаждался тёплой водой насыщенной самыми разными ароматами, а затем завтракал. Такой распорядок дня давно стал рутинным, но Шанталь заставлял себя думать о том, что это не есть рутина, это стабильность и спокойствие. Пока всё идёт своим чередом, всё в порядке, а волнения излишни. Правда, завтракать в столовой Шанталь не любил, как и обедать или ужинать, потому Аскольд приносил Шанталю пищу прямиком в его рабочий кабинет, где Шанталь пропадал большую часть своего времени. Вот и сегодня Дилони по истоптанной дороге после пробежки и душа, подсушив волосы, направился в свой кабинет, чтобы немного поработать перед полноценной тренировкой. Натянув на себя самую что ни на есть обычную серую футболку и такого же цвета штаны, Шанталь вошёл в кабинет и вздохнул. Завтрак на горизонте не появился, хотя Дилони вернулся из душа точно по времени, и завтрак уже должен стоять на столе… Сделав вид, что это его ничуть не смутило, Шанталь сел в своё излюбленное кресло и включил голографический экран, сразу же принявшись открывать какие-то папки, копировать файлы и проверять работу программ. — Элери, куда запропастился Аскольд? — не выдержал Шанталь, когда спустя десять минут дворецкий по-прежнему не порадовал его завтраком. — Дворецкий готовит ваш завтрак, сэр. — Женский голос снова как будто звучал отовсюду. — А чем дворецкий занимался раньше? — Отсутствовал, сэр, — отчеканила Элери. Шанталь лишь слабо покачал головой, не отрываясь от экрана. — Как жаль, что ты не можешь быть дворецким, милая. — Люди несовершенны в плане выполнения работы. Я несовершенна, поскольку являюсь просто интеллектом. Любая система имеет изъян, сэр. — Приятно поговорить с кем-то разумным. — Шанталь улыбнулся, открывая одну из скопированных видеозаписей. — Вы создали меня такой, сэр. — Будь добра, поторопи Аскольда, иначе я сломаю весь свой график, — тихо попросил он, откинувшись на спинку кресла. Весь обзор Шанталя заняла недавняя видеозапись крушения им офиса. Он нарочно замедлил видео, чтобы внимательнее рассмотреть всё происходящее, но стоило записи включиться, как после символического стука в дверь, не дожидаясь ответа, в комнату с важным видом вошёл Аскольд, неся на подносе долгожданный завтрак. — Завтрак, сэр, — объявил он, на ходу поднимая крышку блюда. — А я подумал, что уже обед, — холодно ответил Шанталь, не отрывая взгляд от экрана, словно боялся пропустить даже секунду видео. Он наощупь нашёл на подносе одно сырое яйцо в подставке, которое выпил залпом словно рюмку алкоголя, после чего принялся за кусочки отварной курицы, пережёвывая медленно, всё своё внимание уделяя происходящему на экране. Шанталь выполнил задачу и теперь, как и следовало, анализировал качество исполнения и проводил работу над ошибками. Некоторые места на видео он перематывал несколько раз, оценивая тот или иной удар, выстрел и даже позу. Аскольд всё это время стоял в стороне и дожидался, когда Шанталь позавтракает, чтобы забрать с его стола поднос. Стоять рядом во время приёма пищи, в обязанности дворецкого не входило, но Шанталь не прогонял его, хотя мог, даже, был обязан. — Кажется, я слишком медлил, — прошептал Шанталь самому себе, снова отмотав видео на несколько секунд назад, чтобы убедиться в своих предположениях окончательно. — Вы прекрасно выполнили работу, сэр, — безэмоциональным голосом выдал Аскольд, смотря запись. — За лесть тебе не доплачивают, Аскольд. Я знаю, что ты опоздал из-за того, что отсутствовал. — Полагаю, вас уведомила Элери, сэр? — От её зоркого глаза сложно скрыться, — сказал Шанталь, поднимая с подноса полный стакан апельсинового сока. Стоило Шанталю сделать глоток, как на его лице тут же возникла улыбка. — Так-так-так. Дражайший Аскольд не приготовил мне свежий сок. — Сок свеж, сэр, — поспешил оправдаться мужчина, ни один мускул на лице которого ни дрогнул и даже не попытался изобразить стыд, удивление или смятение. — Этот сок вчерашний. Ему не меньше пяти часов. — Шанталь сделал ещё пару глотков. — Не меньше восьми. Ах, Аскольд, не пытайся водить меня за нос, лучше попроси леди Джейн приготовить новый, если самостоятельно справиться с этим не можешь. — Леди Сьюзи, сэр, — поправил дворецкий Шанталя. — Куда подевалась леди Джейн? — Вы застрелили её восемь месяцев назад, — всё так же безразлично ответил Аскольд, стоя с отведенной за спину рукой. — Вот как? Тогда попроси леди Сьюзи. — А её вы убили шесть недель назад. Она пыталась украсть ваши продукты. — Низость и дурной тон, — протянул Шанталь, снова перематывая видеозапись на несколько секунд назад. — Так кто теперь у нас кухарка? — Приходится быть мне, сэр. — Правда? — Шанталь впервые за всё время просмотра оторвался от экрана и удивлённо взглянул на Аскольда. — Надо бы повысить тебе зарплату. — Надо бы, сэр. Шанталь, вернувшийся к просмотру видео, снова взглянул на Аскольда, лукаво щурясь. Наверное, любой другой на месте Аскольда уже был бы мёртв. Этот почтенного возраста мужчина вёл себя слишком уж вызывающе, кое-кого смутно напоминая… — И если уж вы мне за лесть не доплачиваете… — начал он и тут же замолчал, чем заинтересовал Шанталя, который расслабленно откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди, и улыбнулся, как бы намекая на то, что готов выслушать дворецкого. Заметив это, Аскольд выпятил подбородок и, глядя перед собой в пустоту, решился продолжить. — Вы отработали красиво и качественно, сэр, но… слишком помпезно. — Ах, помпезно? — Лицо Шанталя окончательно расплылось в улыбке, хоть он и взирал на подчинённого со скепсисом. — Да, сэр. Безусловно, вы создали красивое и захватывающее зрелище, но в нём слишком отчётливо читается ваш почерк. — А вот это уже заинтересовало Шанталя по-настоящему. Улыбка сошла с его лица, и он притих, внимательно наблюдая за тем, как Аскольд бесстрашно продолжал делиться своим мнением. — Работа на шоу и в офисе схожа в своём исполнении. Оба события произошли в один период, а если ещё и вспомнить аналогичную помпезную работу в больнице… — Больница висит на мистере Андерсене, дражайший Аскольд. — Вереница подобных зачисток способна натолкнуть на мысли о том, что больница — дело рук не нашего гостя. — Или же напротив, что шоу и офис тоже его рук дело, — парировал Шанталь, на что Аскольд только хмыкнул и замолчал. — Говори, что хотел сказать. Критикуй меня изо всех сил. — Вы заигрались, сэр, — коротко сказал Аскольд, горделиво вздёрнув подбородком. Шанталь, не сдержавшись, засмеялся вслух, но дворецкий не почуяв настроение опасности, продолжал его критиковать. — Ваши навыки и умения растут с каждым днём. Очевидно, в целях тренировки вы и убили людей в офисе, прежде чем взорвали его, так как могли изначально попросту взорвать здание. Забрать документы можно заранее, право дело, в воровском искусстве вы также достигли определённых высот. Смею полагать, что тренировка на реальных мишенях познавательна и увлекательна, но едва ли настолько необходима. — Ты знаешь, кем были эти люди. Капитолий потерял не лучших своих представителей. К тому же широкая общественность едва ли узнает о том, что случилось в офисе во всех подробностях. — Об этом могут узнать те, кому не стоит об этом знать, сэр. — Это пойдёт им на пользу. — Шанталь, — сказал Аскольд, отчего Дилони тут же почувствовал себя неловко, как и всегда, когда дворецкий смел называть его по имени. Такое случалось нечасто, но когда Аскольд так делал, Шанталь чувствовал себя неуютно, не понимая злится он, доволен или сконфужен. — Нужно залечь на дно, сэр. — Много ты понимаешь, — выдавил улыбку Шанталь, взял с подноса стакан со вчерашним соком, и отпил практически половину. — Вы же обучались планированию. Вы и скажите мне, как правильно поступить. Шанталь лукаво прищурился, глядя сначала на Аскольда, затем на экран и снова на мужчину. — Ты слишком грамотный как для дворецкого, мой седовласый друг. Жаль, что технология приготовления апельсинового сока тебе пока не даётся. — Нет предела совершенству, сэр, — ответил тот, в чём Шанталь уличил ответ отнюдь не на свою фразу. Он снова включил продолжение записи. Как бы там ни было, а её следовало пересмотреть несколько раз, чтобы учесть свои ошибки, и отметить моменты, над которыми следовало поработать. Слова Аскольда заставили его задуматься, поскольку Шанталь и сам понимал — упрощать что-либо для понимания других себе дороже. Он проделал колоссальную работу, но она действительно привлекала внимание и если в этом деле перебрать, то можно быстро сдать позиции и обзавестись проблемами, в которых Шанталь нуждался в последнюю очередь. Он и впрямь слегка увлёкся. Шанталь не знал, что и думать насчёт того, что это подметил именно Аскольд. С одной стороны его радовало, что на него работают смышлёные люди. С другой стороны — если даже Аскольд отметил это, значит, Шанталь оказался в шаге от серьёзной ошибки… — Почта ещё не прибыла? — спросил он, чтобы разрядить обстановку. — Прибыла, сэр. — Тогда почему она до сих пор не здесь? — Слабо улыбнулся Шанталь, разведя руками в стороны. — Минуту, сэр, — сказал Аскольд и удалился из кабинета. Как только дворецкий вышел, с души Шанталя словно камень свалился. Казалось бы, ничего не произошло, да и в словах Аскольда не прослеживалось ни крохи разочарования, а настроение Шанталя омрачилось стыдом. Вся его жизнь была сплошным графиком с анализами, тренировками и саморазвитием. Несомненно, Дилони хорош в этом деле, но, как оказалось, не достигшим идеала в своих стремлениях… Когда около его стола вновь возник Аскольд с новым подносом, Шанталь выключил запись, отметив в текстовом файле на экране несколько пунктов, которым ещё следовало уделить внимание. Аскольд поднял крышку. Под ней лежала пачка писем разных размеров, из разной бумаги, подписанных разных почерком и печатным шрифтом. Шанталь отложил поднос с едой в сторону и, подхватив одной рукой с блюда ароматный блинчик, перемазанный мёдом, второй взял с подноса письмо. Он ловко открыл конверт, вытащив оттуда клочок бумаги. Шанталю хватило нескольких секунд, чтобы пробежаться по нему глазами и понять о чём речь. — Вздор, — констатировал он, и отбросил письмо в сторону, сразу же потянувшись за следующим. — Только посмотрите, кто-то не поделил наследство и пожелал смерти своему родственнику! Тоже чушь. — Шанталь вытащил ещё одно письмо. — Карточный долг… Как любопытно, люди до сих пор позволяют себе подобную вульгарность. — Очередное письмо улетело в сторону, а за ним последовало ещё одно. — «Любезный ангел мести, я подозреваю, что мой муж мне изменил. Я не могу жить с этим бременем, потому желаю, чтобы вы лишили его жизни». Поразительно, жить с бременем не может она, а убить нужно его, — сказал Шанталь, драматично вздохнув. — Подскажи Аскольд, что это за цифры вот здесь? Номер дома? Дворецкий едва заметно склонился над письмом. — Это гонорар, сэр, — невозмутимо ответил он. На сей раз Шанталь удивился уже без притворства. — За такие деньги пусть убивает своего мужа самостоятельно, — тихо проговорил Шанталь, выбросив и это письмо. Доев второй блинчик, Шанталь принялся за следующее письмо, условия которого показались ему не такими уж и плохими. — Ограбление банка. Как интересно. Знакомое название, — прошептал Шанталь, но Аскольд, само собой, всё услышал. — Прекрасный вариант, сэр, — оценил он, всё это время так и простояв истуканом рядом. — Неужели мой дворецкий рекомендует? — Шанталь слегка склонил голову набок. — Настоятельно, сэр, — ответил Аскольд, по привычке глядя мимо хозяина. — Очаровательно, а теперь вон с глаз моих. Мне нужно работать над планом дела, а тебе над изготовлением не восьмичасового апельсинового сока. — Сок свеж, сэр. — Вон, — повысил голос Шанталь, после чего Аскольд, слегка кивнув, покинул комнату под пристальным взглядом улыбающегося работодателя.***
Шанталь сидел в подвале уже который час. Точнее, подвалом помещение называлось по факту, на деле же это был огромный зал, являющийся мастерской, где Дилони частенько проводил время перед тренировками. Содержать такой дом непросто. Какими бы качественными ни были приобретения Шанталя, то и дело что-то приходило в негодность, ломалось, работало не так, как нужно… Кроме этого следовало постоянно приводить в порядок оружие, чистить его, смазывать, чтобы во время тренировок не возникало сюрпризов. Ну, и конечно, Шанталь всегда мастерил что-то новое. Создавал своё собственное оружие, средства слежки, химические смеси, в том числе яды и снотворное, а ещё компьютерные программы и гаджеты. В общем, работы всегда хватало. В конце прошлой недели Шанталь закончил обновление Элери — компьютерной технологии в стиле умного дома. Предыдущая версия искусственного интеллекта начала давать сбои, Шанталю не нравился интерфейс, да и в голову пришло несколько новых полезных функций, без которых теперь Элери казалась неполноценной. Шанталь полностью убрал её визуальное отображение в виде вороны, оставив только тихий женский голос, в котором не чувствовалось ничего машинного и нечеловеческого. Разобравшись с Элери, Шанталь взялся за работу над новой партией передатчиков, которую у него заказали ещё месяц назад. Подобные вещи Капитолий заказывал, в основном, в Третьем, так как именно там сосредотачивалось производство, но порой столица нуждалась в качественной ручной работе, которая почти всегда превосходила заводские аналоги. В столице знали о мастерах, трудящихся на дому, потому анонимно заказывали у анонимов всяческие примочки для миротворцев, охраны и академий. Шанталь сидел в самом конце огромного зала, разделённого на секторы. В одном секторе располагались застеклённые стеллажи с огнестрельным оружием, в другом — с холодным. В стороне от них раскинулся сектор с химикатами — единственный закрытый сектор; за ним сектор с самыми разнообразными принадлежностями в виде молотков, тесаков, дрелей, тисков, мини-пресса, пил и прочего. У Шанталя имелся даже сектор со спецодеждой на любой вкус и цвет, в котором можно отыскать разного покроя бронежилеты, костюмы, предназначенные для слишком холодной либо жаркой поры, костюмы для плавания, костюмы, защищающие от радиации или биологических заражений, костюмы отталкивающие огонь… Кажется, в этом ангаре хранилось абсолютно всё, что могло понадобиться человеку, и даже больше. У Шанталя даже имелось собственное больничное крыло, заполненное медикаментами чуть ли не от всех существующих болезней, а Элери следила за их сроком годности, и отправляла на утилизацию товары у которых он истёк. Сделать своими руками сотню новых передатчиков не так уж просто, но Шанталь по этому поводу не переживал. Напротив, такой труд успокаивал его и расслаблял. Ему всегда нравилось заниматься чем-то спокойным, как сказали бы другие, скучным, рутинным, чем-то, что требует огромную дозу терпения. Он мог сидеть вот так часами, не отрываясь от мелких деталей, собирая их по крупицам, проверяя каждую на качество, рассматривая под лупой, паяя микросхемы. Сами детали и материал для них Шанталь закупал в Третьем, вот только в заводских партиях всегда попадалось достаточно брака, который Шанталь по возможности исправлял, либо же попросту избавлялся от некачественных изделий, выбирая только лучшие. В этом и таилась беда Третьих. Они никогда не проверяли детали, и изготавливали свою продукцию из того что, поступило, не важно, бракованная деталь или нет. В конце зала у Шанталя стоял обыкновенный высокий деревянный стол, на котором светила лампа, а рядом с ней лежали увеличительные стёкла, паяльники, отвёртки, кусачки и прочие необходимые для работы вещи. Несмотря на то, что рядом со столом располагалось неизменное кресло, сидеть в нём Шанталь не любил, предпочитая ему сидение на уголке стола, если работа позволяла. Вот и сейчас он сидел на столе, вкручивая последний необходимый шуруп в маленькую чёрную коробочку. Закончив, Шанталь ещё раз покрутил коробочку в руках, проверяя, ничего ли он не забыл. Выглядела коробчонка ровно так, как в его понимании и должна, потому, чтобы не тратить время, Шанталь сполз со стола и сел в кресло, подъехав к экрану компьютера. Он притянул к себе один из шнуров, к которому присоединил передатчик, тут же замигавший красным. — Элери, будь добра, активируй диагностику. — Выполняю, сэр, — мгновенно отозвался женский голос, вслед за чем загорелся экран компьютера, включились какие-то программы и возникла мигающая шкала с процентами. Шанталь всегда проверял свои изделия и ещё ни разу не продал что-то, что не работало, оттого его заказчики всегда были уверены в результате и платили любые деньги за то, в чём нуждались. Диагностика завершилась очень быстро. Лампочка в передатчике замигала зелёным, отчего Шанталь улыбнулся сам себе, и аккуратно положил готовый передатчик в специально приготовленную для них плетеную корзину. За первым передатчиком дело не стало. Шанталь взялся за второй, и ему тут же попались бракованные микросхемы, которые следовало перепаять. Он наклонил лампу пониже, вооружился паяльником и принялся бережно доводить до ума то, что испортили машины на заводе. Его руки ни капли не дрожали, потому пайка ложилась идеально, именно так, как и должна выглядеть для последующей долгосрочной работы. Зрение Шанталя не подводило, он прекрасно видел каждую кроху на микросхеме. Немного мешали спадающие волосы, отчасти затеняя собой освещение, потому Шанталь то и дело заправлял прядки за уши, но те всё равно спадали, что он старался просто игнорировать. Так Шанталь просидел около пяти часов, вручную собирая передатчики. Со временем пальцы стали немного неметь, шея от напряжения деревенеть, а изображение в глазах расплываться, потому Дилони отложил работу, так как нуждался в смене деятельности. Он поднялся с кресла, размялся и отправился наверх, дабы переодеться для тренировки. Шанталь стянул с себя чёрную кофту, заменив её такой же чёрной футболкой, и надел удобные для тренировки штаны. После этого намотал на руки кумпур, более известный, как боксёрский бинт, необходимый для фиксации суставов и защиты костяшек пальцев, ведь несмотря на то, что бился Шанталь с голограммой, удары об неё оставались более чем реальными. Тем не менее, Шанталь наматывал бинт лишь в один слой, чтобы не сковывать себя в движении, но при этом всё же защищать руки. Бинтами он запасался исключительно эластичными и чёрного цвета, поскольку такими можно пользоваться многократно и визуально они не темнели, не желтели и не превращались в заношенную тряпку. Как и всегда, без обуви он отправился в тренажёрный зал, где после небольшой разминки и растяжки активировал голограммы, с которыми стал тренироваться в рукопашном бою. Выставив необходимые настройки, Шанталь принялся драться с виртуальными врагами, значительно увеличив частоту их ударов, чтобы самому немного уступать. Именно так следовало повышать свой уровень и обучаться новому — давать себе трудновыполнимые задачи. После спокойной и рутинной работы погружаться в скоростную драку непросто, но это здорово освежало и поддерживало тонус. Шанталь резко изворачивался то вправо, то влево, отступал назад и в сторону, чтобы сделать захват врага со спины, когда тот бросится на него. Прописывая умения голограмм, Шанталь занёс в базу данных как можно больше разных вариантов для компьютерной импровизации, чтобы голограмма использовала самые неожиданные комбинации. Хотя это и приближало максимально к условиям реального боя, в жизни всё было иначе. Человек устроен так, что может выкинуть что угодно и порой предсказать это нереально. И всё же Шанталь пытался. Он прекрасно помнил, что предугадывая шаги противника, его можно победить, оттого даже при такой скорости движений голограммы, Дилони умудрялся её опережать. Иногда он нарочно не пользовался преимуществами, а ввязывался в изнурительную драку. Он не думал над ударами, ведь, в основном, тело действовало самостоятельно, используя давно изученные приёмы. Шанталь блокировал один удар, другой, третий, а затем сам нанёс очередь из мощных ударов в челюсть, подбородок, в висок и по печени. — Элери, нужен мигающий свет, — попросил он, и тут же идеальное освещение заметно потускнело, а затем и вовсе стало мигать. Свет полностью потухал, а затем так же резко загорался, отчего в глазах постоянно возникали звёздочки — не успевал Шанталь приспособиться к темноте, как следовало приспосабливаться к яркому свету, и так по кругу. Он дрался с голограммой при помощи и рук, и ног, несмотря на то, что оставался босым, а затем и вовсе перевёл программу в режим перестрелки. Зал превратился в голографическое подобие улицы с заборами, стенами домов, автомобилями и прочими помехами для реалистичности. Пользовался Шанталь специальным пистолетом, который реальные выстрелы не давал, лишь магнитные волны поражающие электронного врага. Перестрелка длилась уже минут десять. Шанталь спрятался за мусорным баком и периодически отстреливался, на слух ориентируясь, где в данный момент находился его противник. Когда тот подобрался совсем уж близко, Шанталю следовало покинуть своё убежище, потому он начал отстреливаться, дабы заставить противника не высовываться, пока сам Шанталь сделал лёгкий кувырок вперёд и оказался за обломком стены левее от своего прошлого укрытия. Из этой точки он был даже лучшей мишенью, нежели за мусорными баками, но и его враг тоже оказался открытым, потому как только Шанталь кувыркнулся, он тут же выставил перед собой пистолет и дважды выстрелил, успев поразить цель ещё до того, как она попыталась прицелиться. Меткость тоже входила список его тренировок, потому после более активной фазы, Дилони перешёл к относительно спокойной — он отправился в собственный тир. Установил цели и расстояние, надел специальные наушники, подготовил оружие, на сей раз с настоящими патронами, и принялся смотреть в прицел. Первый выстрел — репетиция. Далее стрельба на меткость, а после ещё и на скорость с минимальной потерей в меткости. Гулкие выстрелы гремели на весь зал. У Шанталя не дрогнула рука, и он ни разу не моргнул от хлопка, хотя в своё время в академии этим грешили многие, не в состоянии отучить свой организм от рефлекса. Закончил свою тренировку Шанталь гимнастикой. Он снова вспомнил, как во времена учёбы парни ныли из-за того, что их заставляли заниматься гимнастикой, считая это девчачьим делом. Масло в огонь подливали и девушки, нередко подкалывая сильный пол на эту тему. Шанталь же к гимнастике относился ровно, осознавая её необходимость. Ты можешь сколько угодно быть хорошим стрелком или иметь крепчайший кулак, но тот, кто более гибок, всё равно тебя убьёт. Гибкость невероятно важна. Благодаря ей легко устоять на ногах даже в самые трудные моменты, легко изворачиваться от ударов, ничего не растянув, легко карабкаться, ползать, перелезать через что-либо. Она дарует подвижность, а это огромный плюс для профессионала. Именно поэтому Шанталь никогда не мечтал нарастить как можно больше мышечной массы, в отличие от многих сокурсников, наивно полагающих, что если ты здоровенный шкаф, то будешь убивать с одного удара. Да, это может работать, но есть и обратная сторона медали. Слишком большой вес. С ним приходит недостаточная подвижность, неповоротливость, меньшая гибкость. С подобной комплекцией ползать по вентиляционным шахтам затруднительно. Гимнастике Шанталь уделял не так много времени, поскольку давалась она ему с лёгкостью, и являлась больше отдыхом, чем нагрузкой. Заканчивал гимнастические упражнения он несколькими видами шпагата. С поперечным никогда не было проблем, в то время, как многих девушек он заставлял понервничать, так как мужскому телу физиологически проще давался шпагат с разведением ног в стороны. Продольный тоже получался отлично, как и разные его подвиды. Больше всего усилий требовал шпагат на руках, который в своё время Шанталь научился выполнять далеко не сразу, а сейчас… сейчас всё это превратилось в банальную разминку. Прежде чем покинуть зал, Шанталь подался к канатам развлечения ради и, сначала перемещался цепляясь руками за канатную сеть, а после просто вылез по отдельному канату к потолку, обвил им одну ногу, обвил самого себя вокруг талии и отпустил обе руки. Канат раскручивался, попутно раскручивая и Шанталя аки винт, и за несколько метров до земли Дилони повис в воздухе, держась за канат исключительно благодаря узлу вокруг ноги. Он потянулся к нему, согнувшись пополам, схватился за канат и снова вскарабкался, после чего освободился от пут и благополучно спустился вниз. Аскольд называл это трюкачеством и насмешкой над воздушными гимнастами, недостойной истинного джентльмена. Шанталь игнорировал дворецкого, понимая, что для его рода деятельности нужно учиться абсолютно всему, так как неизвестно, что понадобится завтра. После тренировки Шанталь в прекрасном самочувствии отправился в душ, а оттуда, снова переодевшись, в свой кабинет, где как раз прибирался Аскольд. Мужчина не прилагал особых усилий, вытирая пыль или полируя мебель, всегда при этом сохраняя осанку, сохраняя в идеальном виде свой фрак и вообще внешний вид. Аскольд всегда выглядел так, словно вот-вот должен отправиться на светский раут, но при этом в доме куда-то девалась пыль и грязь. Как дворецкий разбирался с ней безо всяких усилий, Шанталь понятия не имел, да и это его не интересовало. Когда-то у него трудился полноценный штат. Домработница занималась чисткой пыли, водитель привозил продукты, кухарка готовила из них изысканные блюда, служанка подавала эти самые блюда, а бесполезный дворецкий лишь контролировал процесс. Теперь же ему хватало одного Аскольда, который занимался всеми делами сразу и при этом находил время на лень. Аскольд — худший его работник, но при этом справлялся с работой лучше всех, как бы парадоксально это ни звучало. Шанталь спокойно занял своё кресло, краем глаза поглядывая на дворецкого. Монитор его компьютера загорелся от одного лишь прикосновения. Сразу после душа Шанталь нацепил гарнитуру на ухо, потому пока дошёл до своего кабинета, Элери уже включила компьютер. — Элери, есть что-то интересное по нашей детворе? — спросил Шанталь, водя то по сенсорной панели, то по экрану, открывая необходимые программы и графики. — Пока нет, сэр. Объекты не отклоняются от сценария, — мигом ответил искусственный интеллект. — Что у нас со СМИ? — Средства массовой информации активно эксплуатируют образы Джоанны Мейсон и Натаниэля Лафлауэра практически по всем каналам. Я подготовила суточный отчёт, в котором собрала всю самую актуальную информацию. — Спасибо, дорогая, и что бы я без тебя делал? — едва заметно улыбнулся Шанталь и открыл свежий дайджест Элери, пробегая глазами по заголовкам, цифрам, по диагонали читая информацию, из которой выбирал для себя самое важное, периодически что-то выписывая в ежедневник с массивной кожаной обложкой. Шанталь смотрел на экран и писал, почти не глядя на бумагу, при этом не съехав ни с одной строки. Его почерк оставался аккуратным и разборчивым. Закончив с конспектированием, он пролистнул ежедневник на несколько страниц назад и задумался, слегка покусывая карандаш, точнее, вскользь касаясь губ его тупым концом. — Проблемы с расписанием, сэр? — спросил Аскольд, стоя к Шанталю спиной во время мытья дверей. — Боюсь, работа над моим расписанием не входит в обязанности дворецкого. — Как и приготовление апельсинового сока, сэр. — Точно, — согласился Шанталь, слегка покачиваясь в кресле. — Нужно нанять кухарку. Столько дел… — Он принялся вписывать в расписание ещё и поиск нового кулинара. Взглянув на список всего того, что ему необходимо сделать, Шанталь вздохнул. Когда-то он мечтал обрести профессию и изменить свою жизнь. Думал, что если тогда потрудится изо всех сил, то сейчас будет легче, вот только ничего не изменилось, и ему снова и снова не хватало времени. — Нужно готовить перезагрузку аттракциона, а меня покинуло вдохновение. Не хочу работать над ним чисто технически, ведь это всегда был очень душевный проект. Шанталь говорил спокойно и расслабленно, потому когда компьютер трижды просигналил, Дилони тут же сбросил с себя безмятежность и открыл новый файл, найденный Элери несколько секунд назад. Лицо Шанталя сковало маской серьёзности, пока он читал о случившемся. — Снова, — только лишь прошептал он, дочитав новость. Она смутила его, встревожила и вынудила покинуть зону комфорта как душевную, как и физическую. Шанталь поднялся с кресла, закрыл свой ежедневник, выключил компьютер и направился к выходу из кабинета. — Вовсе не обязательно искать кухарку прямо сейчас, сэр, — не глядя на Шанталя, выдал Аскольд с по-джентельменски отведённой за спину одной рукой, то ли прибираясь, то ли просто делая вид. — Я отправляюсь не на поиски кухарки. Возникла небольшая проблема, которую необходимо решить, пока не поздно. Приготовь мой плащ, чтобы я напрасно не терял время ещё и на его поиски. Сегодняшний ужин переносится на час или полтора, учитывай это, чтобы вновь не подавать горячее холодным. — Вы всё-таки решили это сделать? — Аскольд выпрямился рядом с Шанталем, глядя мимо него с абсолютным безразличием. — Вынужден. — Помните про дно, сэр? — С тобой разве позабудешь? — задал встречный вопрос Шанталь, улыбаясь. — Я знаю, что делаю, ты напрасно беспокоишься, мой друг. — Какой плащ предпочтёте сегодня, сэр? Шанталь задумался, но ответ дал довольно быстро. — Пожалуй, обойдусь без плаща, — тихо проговорил Шанталь, глядя куда-то в сторону, словно уже был далеко отсюда. — Занимайся уборкой и готовь ужин. — Он легонько хлопнул Аскольда рукой по плечу и покинул кабинет.***
Шанталь направлялся по коридору спокойно, никого не замечая. Он шёл один, несмотря на то, что по правилам его должны сопровождать. Впрочем, согласно правилам его даже впускать нельзя. К счастью, договариваться он умел. Это совсем не сложно, когда знаешь, как люди мыслят, особенно, если в сравнении с тобой они вообще не мыслят… Тем не менее пропуск ему не выдали, да и не было в нём нужды. Если бы здешний персонал не выполнил свою обязанность, Шанталь вошёл бы самостоятельно. Двери давно перестали являть собой для него преграду. Дилони не обращал на окружающих никакого внимания, зато они пристально его рассматривали, словно прежде людей не видывали. Да, он выглядел не совсем как капитолиец, не эпатажно, но что-то таилось в Шантале необычное, запоминающееся, словно шлейфом следующее за ним, заставляя людей наблюдать до тех самых пор, пока он не пропадал из их поля зрения. Сегодня на нём не было привычного плаща, придающего уверенности и весомости. Просто нет нужды. Он надел просторную кремовую рубаху, будто родом из Средневековья, с завязочками у шеи и свисающими от локтя шнурками с наружной стороны рукавов. Брюки из плотной чёрной ткани на свету переливались синим цветом, плавно переходя в такого же типа туфли. На руке, как и всегда, часы, выполняющие гораздо больше функций, чем им положено. На другой — лишь кольцо с алым камнем на указательном пальце. Никаких излишеств, но ни у кого не возникало сомнений, что Дилони неприлично богат, настолько от него разило изысками. Ничуть не меньше, чем кружащим голову дорогущим парфюмом, лёгким как дымка, нежным как морская гладь в штиль, и неуловимым, как тёплое дуновение весеннего ветра. Шанталь поднялся на нужный этаж пешком, свернул в конце коридора, затем ещё раз, пока не добрался до искомой двери. На мгновение он остановился и опустил голову, как будто сомневался, входить ли. Он приложил руку к сенсорной панели, и тотчас щёлкнуло несколько замков. Дверь отомкнули специально для него. Шанталь потянулся к ручке, легонько крутнул её в сторону, и та открылась. Стоило ему переступить через порог, как из комнаты раздался вздох. Не то негодование, не то ужас, не то такой была реакция на неожиданность. Комната светлая благодаря большому окну, а бледно-оранжевые стены создавали мнимую атмосферу тепла. На первый взгляд, всё в порядке, если бы не человек, прикованный к койке. Девушка. Увидев Шанталя, она ахнула, не веря своим глазам и нашёптывая что-то о галлюцинациях. Обе её руки скованны ремнями. На животе тоже ремень, а вот дальше… Всё, что ниже пояса, скрывалось под тонким светлым одеяльцем. Девушка словно позабыла обо всех препятствиях, настолько уверенно пытаясь подняться, чтобы рассмотреть гостя. Ей с трудом верилось, что он мог быть настоящим. — Шанталь? — растерянно спросила она, не сводя с него преисполненных надеждой глаз. Дилони не ответил, а только медленно подошёл к койке и принялся отстёгивать ремни сначала с одной руки, затем с другой, а после и с живота. Девушка всё ещё пребывала в шоке, потому не подумала о том, что следовало помочь ему или о чём-то спросить. Шанталь же так спокойно и уверенно снимал ремни, словно распутывать их проще простого, а когда освободил девушку, то, наконец, поднял голову, присел на краешек её койки, и, скупо улыбаясь, прошептал: — Привет, Лайтли. Она изменилась, что, конечно, не могло скрыться от его глаз. Шанталь отлично помнил, какой была Лайтли в академии — милой во всех смыслах этого слова. Сейчас же от её тёплой душевности практически ничего не осталось. Лайтли сильно похудела, осунулась, глаза красные и припухшие от слёз, а под ними круги, кожа бледная и сухая, волосы отрасли ниже плеч, только выглядели так будто их мыли реже чем следовало… Шанталь наблюдал её метаморфозы и раньше, но вживую впервые, отчего он с трудом опознал в этой девушке в прошлом лучшую подругу Ады Паркер. Лайтли озарила вспышка необъятной радости, потому она потянулась к нему и молча крепко обняла. Да, Шанталь и правда был здесь и сейчас. Настоящий. Она чувствовала его тепло, его запах, его самого. Сердце колотилось как прокажённое, отчего Лайтли стала задыхаться, и чтобы не потерять сознание, не решалась заговорить. Её пальцы с криво подрезанными ногтями скользили по спине Шанталя, как будто проверяя, что он живой человек, а не призрак. — Это правда ты? — прошептала она со слезами на глазах, как будто боялась, что может разрушить своим голосом хрупкую идиллию, в которую верилось с трудом. — Не похож? — с лукавой улыбкой спросил Шанталь, отстраняясь, на что Лайтли лишь засмеялась. Из её глаз покатились слёзы, которые она поспешно вытирала, словно стыдилась их. — Я не видела тебя столько лет, но… для тебя как будто этого времени и не существовало, — заикаясь от волнения, вымолвила Лайтли. Ей хотелось кричать от счастья и благодарности, но голосовые связки сковало, будто назло. Изменился ли он? Кажется, ничуть. Такой же спокойный, с такой же скромной улыбкой и гипнотизирующими глазами, точно видящими твою душу насквозь. — Разве что… — добавила она, легонько ткнув пальцем в его волосы и тут же отдёрнув руку, словно обожглась. — Да, немного отрасли, — мягко поддакнул Шанталь. — Как и твои, кстати. Тебе очень к лицу. Лайтли отвела взгляд в сторону, кусая губы, чтобы не засмеяться вслух, попутно поправляя волосы, явно выглядевшие не так хорошо, дабы получать за это комплименты… — Спасибо, — с трудом найдя в себе силы, прошептала она, искоса поглядывая на Шанталя, боясь смотреть на него вот так прямо, впритык. Всё же кое-что в нём изменилось, что она не сразу отметила для себя. Шанталь всегда выглядел очень аккуратным, благодаря чему мог носить одно и то же годами, и эта одежда не превращалась в хлам. Сейчас на нём не было потускневших футболок или потёртых штанов. Всё новое, красивое, с виду очень дорогое, а кольцо на пальце определённо не фальшивка. Причём оно не на том пальце, на котором могло быть… Лайтли стало неловко от её мыслей. Видимо, Шанталь многого добился за это время, потому и не приходил — был занят. — Стесняешься? Уже отвыкла от меня, правда? — Шанталь тотчас подметил неловкие взгляды с её стороны и, само собой, расшифровал их верно. Он нарочно будто отражение в зеркале, отворачивался так же, как и Лайтли, словно хотел догнать её взгляд, отчего засмеялся сам и заставил смеяться Лайтли. В последнее время в жизни Лайтли не находилось поводов для смеха и улыбок, потому она уже успела отвыкнуть от веселья и чувствовала себя неловко ещё и из-за этого. От Шанталя никогда не получалось что-то скрыть. Лайтли, да и другие, наверное, тоже всегда были открытыми книгами для него. Он смотрел Лайтли в глаза и видел в них всё, по крайней мере, так это представлялось ей. — Ты давно не приходил, — тихо сказала она, от нервов хватаясь за простыню, как за спасательный круг. — Не могу поверить, что ты здесь. У меня редко кто бывает… Иногда мне становится страшно, что я разучусь говорить. — Разве местный персонал не говорит с тобой? — спросил Шанталь всё с той же теплотой, но как-то настороженно, от чего Лайтли только сильнее напряглась. А не сказала ли она лишнее? Вдруг если она пожалуется на здешние условия, к ней станут относиться ещё хуже? — Нет-нет, они говорят со мной и ухаживают, — поспешила исправить ситуацию она, но… кажется, это не сработало. Шанталь всё ещё выглядел очень настороженным. Ведь причины на то были. Он не мог не заметить, что следить за собой Лайтли не очень помогают. Девчонке заниматься этим самостоятельно в её положении сложно, а учитывая тот факт, что у Лайтли возникли психологические проблемы и нежелание жить… посторонняя помощь ей необходима. Палата выглядела чистой, но ремонт в ней проводили давно, что заметно по потёртостям на полу и пожелтевшему окну, которому положено быть белым. Комната пустовала. Ничего кроме окна и койки в ней не было — неужели так должна выглядеть палата человека, которому пытаются привить любовь к жизни? Никаких личных вещей, ничего, чем можно было бы заниматься в свободное время, и это учитывая тот факт, что для Лайтли всё время здесь являлось свободным! Неужели доктора всерьёз считают, что для выздоровления достаточно одних только таблеток? Даже самый здоровый человек на свете, запертый в пустой комнате, сошёл бы с ума. Что бы Лайтли ни говорила, Шанталь поверить этому не мог. — Вот как, — задумчиво проговорил он. — И кормят, видимо, не очень хорошо? — Нет, всё вкусно, — улыбнулась Лайтли, на что Шанталь лишь кивнул. Несомненно вкусно, потому милая Лайтли исхудала настолько, что вскоре её придётся лечить от анорексии… А бледность кожи говорила о том, что и на солнце её не выводят. Витамины, определённо, тоже не дают, а значит, после лечения в такого рода больнице она заболеет ещё больше. Разумеется, ведь защитить её некому. Брата нет в живых, родители не в состоянии даже навещать, к тому же они остались в Первом. Академия за свой счёт отравила Лайтли в столичную больницу, чтобы продемонстрировать, как заботится об учениках даже в случаях, когда те становятся профнепригодны. Фарс да и только. Картинка для других, за которой не скрывается ничего. Про Лайтли МакКинли просто забыли. — Очень благородно с твоей стороны прикрывать недобросовестность этих людей, — осторожно сказал Шанталь, понимая, что любые резкие выражения могли встревожить Лайтли. — Я не… — попыталась отнекиваться она, но осеклась, поскольку сама не верила в свою ложь, и тем более не могла убедить в ней Шанталя. — Нелл часто ссорился с врачами в этой больнице и в прошлой. Это ни к чему не привело. Ты… знаешь, что случилось с Неллом? На глазах Лайтли заблестели слёзы, губы задрожали, а взгляд застыл, устремившись в никуда. Она словно выпала из времени и пространства, оказавшись далеко за пределами настоящего, где-то там, в своём мире. Слёзы покатились из её глаз, оставив за собой на щеках лишь две мокрые дорожки. Лайтли не моргала, и, кажется, даже не ощущала этих слёз. Шанталь потянулся к её лицу, и аккуратно лёгкими прикосновениями вытер пальцами слёзы, отчего Лайтли пришла в себя. Её глаза вновь забегали, заморгали, как будто она вырвалась из плена молчания и пустоты, в который провалилась на минуту. Прежде от него освобождал брат, а теперь вытаскивать Лайтли оттуда некому. — Мне жаль, что с твоим братом всё обернулось вот так, — тихо проговорил Шанталь, наблюдая за тем, как Лайтли размякала, как от недавних улыбок на её лице не осталось и следа, как сильно она нуждалась в ком-то, кто не позволил бы ей рухнуть в пропасть. Шанталь придвинулся к ней ближе и обнял. Осторожно, невесомо. А Лайтли просто плакала. Сколько времени ей приходилось плакать в подушку? Шанталь знал, что плакать в одиночестве и плакать, уткнувшись в чьё-то плечо — разные вещи. В первом случае слёзы лишь погружали в печаль сильнее, а во втором освобождали от негатива. Когда Лайтли успокоилась, Шанталь заметил, что ей действительно полегчало, по крайней мере, она стала выглядеть так, будто с неё рухнула тяжёлая ноша. — Знаешь, Нелл был единственным, кто постоянно меня навещал, — начала Лайтли. Шанталь уже понял, к чему она клонит. — Ты тоже приходил ко мне после случившегося, но… почему с тобой нет Ады? Лайтли отстранилась, теперь уже не стесняясь смотреть в его глаза. У Дилони не возникало сомнений — это именно тот вопрос, который не давал ей покоя годами, и что самое неприятное, Шанталь не знал, как и какими словами ответить Лайтли. Он вздохнул, и теперь пришёл черёд Лайтли наблюдать за ним, строя догадки. — Когда она придёт ко мне? — прямо спросила девушка, не сводя с Шанталя глаз. — Прости, Лайтли, но Ада не придёт, — постарался как можно мягче ответить он. Его голос звучал как музыка, как тихий шелест осени. Кажется, что бы он ни сказал, сердце Лайтли не разбилось бы, просто потому, что этот голос не способен делать больно, какие бы слова им не произносились. — Почему? Она ненавидит меня? — Нет. Это сложно объяснить. У Ады настали не лучшие времена. — Столько лет прошло… Она ведь продолжила учиться в академии. Почему же тогда ни разу не заглянула ко мне? Каждый раз, когда открывается дверь, я надеюсь, что войдёт Ада, но этого не происходит. Я никогда не винила её ни в чём, и не понимаю, почему она не хочет меня видеть. Ты можешь попросить её прийти? Для меня это очень важно. — Я не могу этого сделать, извини, — коротко ответил Шанталь. Почему-то Лайтли насторожилась. — У вас всё в порядке? — Мы уже давно не вместе, Лайтли. Слова Шанталя ощутились для неё чем-то сродни удару под дых. Почему-то стало невыносимо больно и тоскливо, как будто всё хорошее, во что она ещё пыталась верить, вдруг рассыпалось. — Как же так? Быть того не может. Вы же… У вас… Вы были примерной парой. Идеальной. Вы доказательство того, что любовь существует. Этого просто не может быть. — Не настолько идеальной, видимо. — Мне так жаль, — едва не заскулила Лайтли, жалостливыми глазами глядя на Шанталя, и не понимая, что творится у него на душе. Она не понимала даже то, с горечью он говорит, с облегчением, или же ему всё равно. Чувства Шанталя будто размазаны, расплывчаты и ухватиться за них Лайтли не могла, оттого не знала, какие подобрать слова, чтобы не сказать что-нибудь не то. Вдруг её настигла простая как вспышка мысль. Ада ни разу её не навестила. Шанталь не говорит прямо по какой причине. Они расстались. Эта информация, словно мозаика, собралась в единую картину, отчего у Лайтли перехватило дыхание. — Это всё из-за меня, — не веря собственным домыслам, прошептала она, бегая глазами по комнате. — Ада обо всём догадалась, и за это возненавидела меня. Вот в чём причина… Но я ничего такого не хотела и… — Лайтли, о чём ты? — аккуратно поинтересовался Шанталь, чем вогнал собеседницу в ступор. Она смотрела на него и не могла понять, это риторический вопрос или Шанталь действительно ничего не знал? Кажется, он на самом деле не был в курсе. Вот только это невозможно, если Шанталь и Ада поссорились из-за Лайтли. Выходит, причина в другом, а Лайтли МакКинли просто себя… выдала. — Ада ничего не знала, — вдруг ответил Шанталь, как будто прочёл её мысли. Лайтли стало жутко не по себе, она заёрзала на месте, сжимая пальцами простыни так крепко, что могла их порвать. Она таращилась на Шанталя постепенно, с ужасом осознавая — Шанталь понял, что она хотела сказать. Хуже того, он ответил ей так, словно Ада не знала, а он знал. Стыд навалился на Лайтли, захлестнув с головой. Девушка чувствовала как её лицо краснеет, точно созревающий помидор, а к глазам подкрадываются предательские слёзы. Она тут же спрятала своё лицо за ладонями, не в силах не то что смотреть на Шанталя, а вообще на что-либо смотреть без паники. Ну, надо же так глупо себя выдать! — Послушай, Лайтли, всё в порядке. Ничего преступного в этом нет. Симпатия — хорошее чувство в отличие от ненависти. — Она слышала голос Шанталя размыто, словно он не мог прорваться через ширму её смущения. Когда Лайтли убрала руки с лица, неловко косясь на Шанталя, тот взял её за иссушенные ладони, и слегка поглаживая их большим пальцем продолжил. — Ада, правда, ни о чём не знала, потому твоей вины во всём этом нет. Так сложилось. — А ты про всё знаешь? — спросила Лайтли, всё ещё надеясь услышать «нет», но Шанталь кивнул. — Давно? — Давно. Пожалуй, даже дольше тебя. — Улыбнулся он. — От тебя ничего не скроешь, — задумчиво проговорила Лайтли, шмыгая носом. — Извини. Я… не нарочно. — Тебе не за что извиняться. Это нормально, когда люди друг другу нравятся. — Но не тогда, когда это парни твоей лучшей подруги. Я ничего такого не хотела! Никогда. И я ни за что не стала бы вам мешать. Вы всегда были моим примером для подражания. Как же неловко. Лайтли замялась ещё пуще прежнего. Этот день вышел слишком странным. Месяцами Лайтли грустила в одиночестве и видела одних лишь докторов. В её жизни ничего не происходило, ничего не менялось, как внезапно к ней явился друг из прошлого, с которым она говорила о своей симпатии к нему. Какой стыд. Тем не менее, сам Шанталь вёл себя так же спокойно, как и раньше. Его не смущали слова и поведение Лайтли, не смущало то, что она чуть ли не в лоб сказала ему, что он ей нравился, не смущал даже её внешний вид. Обычно при виде Лайтли люди испытывали либо отвращение, либо жалость. Она знала, что выглядит скверно, из-за чего ещё больше удивилась тому, насколько огромное должно быть сердце у человека, который относится к ней так, словно они на равных… — У Ады было много подруг, но ни одна из них не стоила тебя. Ты всегда оставалась самым верным и любящим человеком из них. В тебе невозможно сомневаться, и даже если бы Ада что-то заподозрила, то это никак бы не повлияло на ваши отношения. — Если дело не во мне, тогда я вообще перестала что-либо понимать… Какими могут быть причины того, чтобы ни разу не навестить свою лучшую подругу? — Полагаю, что её мучило чувство вины за то, что ты оказалась на её месте. — А за то, что она бросила меня, чувство вины её не мучило? — тотчас выпалила Лайтли и притихла. Обида сама вырывалась из её уст, хотя все эти годы Лайтли старалась не винить Аду и не обижаться, надеясь, что однажды она всё же придёт. Когда-нибудь. Шанталь тоже заметил, что в девушке заговорила обида. То, что Ада её игнорировала, делало Лайтли больно, хоть она этого и не показывала. В этом и проблема. Молчание и попытки справиться самостоятельно и приводят людей к пропасти. Когда пытаешься что-то спрятать в себе, когда надеешься, что всё пройдёт само, ты лишь накапливаешь негатив, словно снежный ком. Он становится больше и больше, тяжёлым грузом взваливаясь на плечи, и когда бремя становится непосильным, человек оказывается загнанным в угол и способен на самые непредсказуемые поступки. Например, попытки покончить с собой. Если бы Ада Паркер не покинула свою подругу, а была рядом, оказалась бы Лайтли в психиатрической лечебнице? — Прости, Лайтли, но у меня нет ответов, — увильнул от объяснений Шанталь. — Вы с ней совсем не видитесь? — Мы расстались ещё четыре года назад. — Грустно, — сказала Лайтли, но на какое-то мгновение по её лицу скользнула тень горькой улыбки. — Она и тебя бросила… — Это я её оставил, — тихо проговорил Шанталь, глядя на свои и на руки Лайтли. Она не поверила своим ушам. Так это Шанталь бросил Аду? — Знаешь, пора мне выбираться из этой больницы и возвращаться к вам, а то без меня вы совсем распоясались! — не то в шутку, не то всерьёз сказала Лайтли, но её энтузиазм быстро притих. — Наверное, я лезу не в свои дела… но как же так могло произойти? Ты кого-то встретил? — А если и так? — печально улыбнулся Шанталь. — Я не поверю тебе. Ты, кажется, не из тех, кто обращает внимание на каждую девушку. — Поёжилась Лайтли, словно ей стало неуютно от собственных домыслов. — Наверное, тебе просто кажется. — Не старайся, хитрый стратег, — заулыбалась в ответ Лайтли, хлопнув Шанталя ладонью по груди, чтобы он прекратил издеваться. — А если я скажу, что стал профессиональным убийцей и пополнил кладбище Арлингтон сотнями свежих трупов? Ты поверишь? — Шанталь склонил голову в сторону, лукавым взглядом рассматривая Лайтли так, что ей стало неловко от подобной близости с его глазами. — Ну, если ты работаешь где-нибудь на крематории, где приходится сжигать трупы… — Задумалась Лайтли, глядя в потолок. — Солдаты редко имеют дело с выпечкой кондитерских изделий или вышивкой, правда? Хотя ты… только не говори, что ты занимаешься какой-нибудь вышивкой на заказ! Шанталь засмеялся вслух, потирая лоб двумя пальцами, отчего на нём проступили красные полосы. — Я думал, тебе нравилось моё рукоделие! — Только не те вышитые фартучки, — хохотала Лайтли, мысленно поражаясь тому, как сегодня прыгало её настроение. — Это было всего раз. Кухарка из академии очень хотела брендовый фартучек с моей вышивкой. Я не мог ей отказать, потому что она меня подкармливала. Лучше вышивать кухаркам фартуки, чем сидеть голодным. — Старушечье творчество. — Сытое творчество, — поправил Лайтли Шанталь, ощущая, как заметно разрядилась обстановка в палате. — Уж лучше убивай людей. Это хотя бы солиднее, — не могла прекратить смеяться Лайтли, вспоминая те жуткие фартуки, расшитые здоровенными цветами и пчёлками. Внезапно в дверь постучали. Шанталь тут же поднялся, и направился к двери, лишь подморгнув Лайтли, заставив её заинтригованно наблюдать за собой. Он открыл дверь и вышел. В коридоре его ожидал взъерошенный парень с относительно узкой, но длинной коробкой в руках. — Как вы и хотели, сэр, — отчитался он. Шанталь достал из заднего кармана своих штанов смятую пачку денег и вручил их курьеру. — Это вам за работу, молодой человек, — сказал Шанталь, затем вытащил ещё одну пачку. — А вот это за молчание. Небольшое поощрение. — О, спасибо, сэр. — Глаза курьера загорелись так, словно ему впервые в жизни заплатили настоящие деньги. — Теперь уходи и не привлекай к себе внимание. Контингент в этом трактире не самый приятный. — Стоило Шанталю это сказать, как паренька и след простыл, а сам Шанталь вместе с коробкой вернулся в палату Лайтли, косящуюся на свёрток примерно так же, как курьер на деньги. — Что это? — спросила она, но вместо ответа получила лишь короткую улыбку от Шанталя. Дилони положил коробку на подоконник и принялся её распечатывать. Лёгкими движениями он стащил сначала внешнюю упаковку, затем внутреннюю и целлофановое покрытие, после чего Лайтли уже могла видеть этот странный предмет, который Шанталь принёс ей на кровать. Эта штуковина тоже смахивала на коробку. Прямоугольная, широкая, толщиной как плотный фолиант, оформлена в серый пластиковый корпус… — Ты ведь любишь рисовать? — поинтересовался Шанталь, прекрасно зная ответ. — Это твой холст. Лайтли не на шутку заинтересовалась, глядя на странную штуковину, которую Шанталь опустил прямо на её кровать. Он придавил где-то сбоку холста, и внешнее покрытие разъехалось в стороны, как будто дверь, сложившись в углах. Перед глазами Лайтли предстал матовый экран, имитирующий белый бумажный лист, только в верхнем левом углу засветилось электронное окошко с настройками. — Ничего себе… — Выдохнула Лайтли. — Но эта вещь, наверное, стоит целое состояние… Я не могу принять её. — Милая Лайтли, не сочти меня невеждой, но… тебя не спрашивают, — улыбнулся Шанталь, глядя на неё. — Мой подарок тебе на память. Таблетка для хорошего настроения. — Сколько стоит этот холст? — спросила она, с прищуром взирая на Шанталя. Он лишь пожал плечами. — Сколько бы он ни стоил, в цене до твоего таланта ему далеко. Лайтли смутилась. Ну, конечно, он ничего не скажет. Глупо даже пытаться узнать. Воспитание Шанталя никогда не позволит ему вести подобные разговоры. Лайтли снова задумалась насчёт его внешнего вида, насчёт этого кольца и определённо дорогущего холста. Видимо, Шанталь уже давно перестал быть мальчиком из подсобки. — Спасибо большое. Мне никогда не дарили подобных подарков. Я даже… не представляю, как им пользоваться! — Лайтли с неподдельным интересом рассматривала холст и ощупывала его. — Сейчас разберёмся. Напрасно я, что ли, на стратега учился? — Так вот чему вас там обучают? Электронные холсты настраивать. — Вроде того. Ты не против? — спросил Шанталь указывая на место рядом с Лайтли. Она покачала головой и немного отползла в сторону, ближе к краю койки. Шанталь же поднял холст и сел на его место рядом с Лайтли, опустив экран себе на ноги. Его пальцы ловко нащупали ещё один отсек сбоку, открыв крышечку которого, Шанталь достал кисть. Длинную пластиковую кисть с заострением на конце и небольшим бархатным мешочком, крепящимся к ней. Шанталь передал её Лайтли, а сам дальше принялся копаться в самом холсте. Вдохновлённая необыкновенной игрушкой, Лайтли стянула мешочек с кисти, раскрыла его и высыпала наружу не меньше десяти пластмассовых колпачков. — Смотри, это же насадки для кисти! — воскликнула она, тыча Шанталю жменю. — Острый карандаш, маркер… А на другом конце кисти есть ластик! — Здорово, правда? — согласился Шанталь. — Никогда не видела такие штуковины. Тем временем Дилони копался в настройках, быстро водя пальцами по экрану, где одна за другой выскакивали команды на панели управления. Лайтли с интересом наблюдала за его действиями. Он очень быстро читал и переключался, внимательно и со всей серьёзностью глядя на монитор. Постепенно он настроил яркость, убрал шероховатости с изображения, настроил восприимчивость экрана к кисти, чтобы не пришлось слишком сильно давить или напротив рисовать, почти не касаясь полотна… Шанталь выглядел настолько увлечённым, как будто сам был бы не прочь получить такую игрушку. Лайтли помнила, как в прошлом с таким же энтузиазмом он чинил всё, что ломалось, настраивал планшеты, когда возникали проблемы с системой. Его лицо в такие моменты всегда выражало крайнюю сосредоточенность, чем нельзя не восхищаться. Даже если бы Лайтли его не знала, то по этому взгляду разгадала бы весь его характер… Ей тоже было интересно возиться с неожиданным подарком, потому Лайтли то и дело щупала боковушки холста, находя под крышечками разноцветные кнопки и гнёзда. Процесс настолько её увлёк, что она стала смелее открывать крышечки до тех пор, пока одна из них не отвалилась. Испугавшаяся Лайтли подняла руки вверх и замерла, побледнев, кажется, ещё больше. — Я его сломала… — тихо проговорила она чуть ли не со слезами на глазах. — Спокойно, — коротко ответил Шанталь и, заправив мешающую прядку волос за ухо, потянулся к краю холста. Пара незамысловатых движений — и крышечка уже стояла на месте. — Этот холст не сломать, даже если избивать им людей. — Откуда ты знаешь? — настороженно спросила Лайтли, глядя на Шанталя, спокойно продолжившего работать с настройками. — Я проверял. На мгновение повисла неловкая пауза. Лайтли продолжала удивлённо смотреть на Шанталя, а тот, подметив странное молчание с её стороны, оторвался от холста, и тоже удивлённо на неё посмотрел. Несколько секунд они так смотрели друг на друга, пока Шанталь не потревожил тишину. — Шучу, — сказал он, отчего оба взорвались смехом. — Как не умел шутить, так и не научился, — отозвалась Лайтли. — Кажется, готово. Можешь испытать, — объявил Шанталь, передавая холст Лайтли. Она взяла его в руки и… осознала, что понятия не имеет, что с ним делать. Лайтли держала кисть в руке, смотрела на белое полотно, но ничего не происходило. Голова пустовала. Что рисовать? Как рисовать? Она не занималась этим годами и не то что навыки, она и фантазию свою растеряла… Мир давно перестал содержать краски для неё и стал чёрно-белым, а как можно рисовать картины, не различая цветов? — Я разучилась рисовать, — горько осознала она, уныло глядя на полотно. — Раньше я смотрела на белый лист, но всегда видела на нём уйму всего. Сейчас я смотрю на него и вижу просто пустой белый лист. Что уже говорить о навыках. Я их полностью растеряла. — Лайтли, творчество всегда идёт от сердца, — тихо начал Шанталь, практически нашёптывая. — Это навык, который невозможно потерять. Твои руки могут огрубеть, бумага может стать слишком тонкой, а краски размытыми, но ты всё равно сможешь творить, если сердце твоё не стало каменным, а оно не стало. Ты могла отвыкнуть от кисти, но творец в тебе никуда не подевался. Ему нужно лишь вспомнить каково это, видеть больше чем другие. Лайтли слушала его очень внимательно, не представляя, откуда в Шантале столько веры в неё, но, как и прежде, она беспрекословно ему доверяла, словно пребывала под гипнозом. Его голос успокаивал, его интонация заставляла чувствовать себя расслабленно, а искренность вынуждала верить, что, да, Лайтли ещё что-то может. Она сделала глубокий вдох, затем выдох. Как же страшно прикасаться к полотну! Дыхание начало давать сбои, как будто Лайтли пробежала километры, а пальцы дрожали. У художника не должны дрожать пальцы. Это всего лишь чистый лист, просто попытка что-то нарисовать, отчего же тогда Лайтли стало так страшно? Когда-то она рисовала много, рисовала на чём попало, и где угодно. Что же сейчас изменилось? Лайтли украдкой покосилась на Шанталя. Он выжидал, когда подруга начнёт рисовать. Девушка паниковала. Кажется, аромат духов Шанталя останется на ней даже после его ухода. — Я не могу так. — Занервничала она. — Как? — Не могу рисовать, когда ты смотришь, — возмутилась Лайтли, чем только насмешила Шанталя. — Мне закрыть глаза или отвернуться? — игриво спросил он, как будто нарочно издевался, не понимая, как морально сложно рисовать при нём! — Ты не понимаешь! Я просто не могу. Нет. Это глупая затея, — тараторила Лайтли, раскрасневшись от негодования. — Просто начни. Просто начни… Как просто о таком говорить! — Ты до сих пор не коснулась кистью холста, — нараспев проговорил Шанталь, отчего Лайтли покраснела буквально до корней волос. Она действительно никак не могла прикоснуться к полотну, хоть и натужно пыталась. Почему это задание вдруг стало таким ответственным и сложным? Какая-то непосильная ноша… Вдруг рука Шанталя взялась за её руку и, прижав к полотну, повела по нему вверх, а затем в сторону, рисуя причудливый узор. Лайтли ощущала скользкое полотно, ощущала, как пальцы плавно перестают дрожать, а кисть она уже не сдавливает, как тисками, а держит легко и даже почти уверенно! Шанталь буквально водил её за руку, но рисовала-то она! С его подачи, но она, своей рукой! И ничего страшного не произошло. Лайтли не ударило током, она не обожглась, и её пальцы не свело судорогой. Напротив, ей стало так хорошо, словно с неё сползает весь накопленный годами негатив… Лайтли и не заметила, как Шанталь убрал свою руку и она начала рисовать сама, постепенно вспоминая тот полузабытый вкус творчества, приносивший наслаждение и спокойствие. Тяжело возвращаться к прошлому, но сколько эмоций порой оно способно подарить! Очень быстро перед глазами Лайтли возник массивный витиеватый цветок с раскинувшимися лепестками, которые разве что ещё не излучали цветочный аромат. Глядя на проделанную работу, Лайтли хмурилась. Цветы были, пожалуй, самым примитивным, что она рисовала, оттого Лайтли вроде и гордилась собой, а вроде умирала со стыда, в особенности перед Шанталем, который едва ли восхищался подобным детским творчеством. — Вот об этом я и говорил. Творческую жилку растерять невозможно, — улыбался он. Неожиданно для Лайтли, Шанталь вытащил из её руки кисть и сам принялся водить ею по полотну. Это выходило у него настолько изящно, что Лайтли тотчас заподозрила неладное. — Ты очень уверенно держишь кисть, как будто для тебя это привычное дело… — Я иногда работаю над всякими чертежами, набросками… — Значит, у тебя тоже есть такой холст? — Не совсем такой. Я пользуюсь им только при необходимости. Предпочитаю обычную бумагу. — Как и раньше, — улыбнулась Лайтли. — У тебя всегда было много блокнотов. За разговором время пролетело быстро, а может, просто Шанталь рисовал очень шустро, потому что Лайтли уже отчётливо видела нарисованную рядом с её цветком розочку с закрытым бутоном. Рисунок Шанталя сильно отличался от её. Он был значительно меньше, более утончённым, с интересным наложением штрихов и бликами. А ещё ей бросилось в глаза то, что рисовал он левой рукой… Когда Шанталь закончил, он подписал снизу, что этот цветок для Лайтли. — Можешь сохранить рисунок. Здесь есть такая опция. Потом будешь пересматривать старые работы, — подмигнул ей Шанталь и вернул кисть. Его внимание привлёк какой-то блик на собственных часах, и он вздохнул. — Извини, но, кажется, мне пора. — Уже? — выпалила Лайтли. — К сожалению. — Шанталь сполз с её койки и просто стал рядом. От его глаз не скрылось то, как Лайтли помрачнела, услышав о том, что ему следует уйти. — Жаль, — только и сказала она, отводя взгляд в сторону, пряча подступающие слёзы. — Я не хочу уходить, зная, что оставляю на твоих глазах грусть, — тихо проговорил Шанталь, легко прикасаясь к щеке Лайтли. — Тогда не уходи. Я здесь совсем одна. Мне приходится говорить со стенами… — Вот об этом я и хочу тебя попросить, — аккуратно проговорил Шанталь, вновь присев на краешек койки. — Больше не делай ошибок. Из глаз Лайтли покатились слёзы. — Ты за этим пришёл? Просить меня не умирать? — с толикой обиды поинтересовалась она. Тень сомнения закралась в её голову ещё с самого начала. К чему всё это было? Почему именно сейчас? Ответ у Лайтли был, но он совсем ей не нравился. — Похоже на то? — задал встречный вопрос Шанталь, уверенно глядя ей в глаза. Лайтли смотрела на него в ответ и пыталась понять, весь этот сеанс дружбы был этакой просьбой жить или оставался обычным сеансом искренней дружбы? Лайтли вглядывалась в его лицо, чувствовала, как Шанталь, успокаивающе поглаживал её руки и… — Нет. — Пришла к выводу она. Шанталь здесь, потому что хотел этого, а не ради нравоучений и просьб. Лайтли не могла объяснить откуда знала это. Просто почувствовала. Она вдруг задумалась. А что, если… — Может быть, ты пришёл, потому что тебе больше не к кому пойти? Может, тебе тоже приходится говорить со стенами? Лайтли сказала это, хотя сама не до конца поняла, что имела в виду, о чём тут же пожалела. Она принялась тереть слёзы на лице, попутно извиняясь за глупость вопроса и свою глупость в целом. Даже если она была права, говорить такое вслух, да ещё и в лицо Шанталю точно не следовало. Тем не менее, он совсем не обиделся и не сказал ничего против. Возможно, из вежливости промолчал… — Я хочу, чтобы ты поняла одно: человеческая жизнь — бесценный дар. Если она дана тебе, то с какой-то целью. В тот день твоя история могла закончиться, но этого не случилось. Знаешь, почему? Потому что ты нужна. Возможно, пока что тебе нельзя знать для чего именно, но поверь, однажды ты узнаешь и поймёшь, что всё в мире происходит не просто так. Ты жива, потому что так должно быть и ничто не смеет вынудить тебя думать, что в твоей жизни нет смысла. Он есть, просто его только предстоит растолковать. Лайтли задумалась. Шанталь говорил плавно и уверенно, так, будто знал, о чём говорит не понаслышке. Его голос звучал целебным бальзамом, мягко окутывая сознание, заставляя ему верить. И хоть Лайтли понимала, что он пытался до неё донести, в её голове грохотала только одна мысль. Пусть он останется ещё хоть ненадолго. Она не могла больше страдать в одиночестве. — Не уходи, — прошептала она, глядя на него умоляющим взглядом. Лайтли настолько отчаялась, что, даже не заметив того, схватилась за его руки. Зато Шанталь замечал всё, и понимал, что оставлять её в таком состоянии нельзя. Он притих, склонил голову, лишь поглаживая её руки в ответ. — Лайтли, если бы я мог, то не оставил бы тебя одну, — тихо проговорил он, но в голове Лайтли его слова раздавались гулко, точно колокольный звон. Она запаниковала от того, что этот неожиданный прекрасный миг должен был закончиться, оттого хваталась за его остатки в попытке как можно дольше удерживать, продлить прекрасный момент… — Не уходи, пожалуйста, прошу тебя, молю, не уходи. Я пропаду здесь одна. Останься хоть ненадолго, — лепетала Лайтли, хватая Шанталя за руки своими цепкими пальцами. Она не замечала того, что делает, так как не отрывала от него взгляда, словно зрительный контакт мог помочь ей переубедить друга. — Послушай, Лайтли, — привычным медитативным голосом начал Шанталь, отчего из глаз Лайтли лишь хлынула новая порция слёз, которые она смахнула ресницами и, не в силах больше сдерживаться, склонилась к Шанталю, уткнувшись в его плечо. Лайтли плакала тихо, изредка шмыгая носом и шепча что-то неразборчивое. Её слов Шанталь не разобрал, да и не имело это значение, ведь он ощущал то, что ощущала она. Он мягко обнял её и стал плавно поглаживать по голове, молча слушая звенящие истерикой слёзы Лайтли, позволяя ей выплакаться, выплеснуть весь негатив, который в ней накопился и для избавления от которого понадобится время. Он не говорил слова утешения, не просил её перестать плакать и не задавал вопросы. Шанталь безмолвно ждал, когда Лайтли выплеснет все свои эмоции, а когда это случилось, он немного отстранился, всё ещё обнимая подругу за плечи, и аккуратно костяшками пальцев вытер слёзы с её лица, пока она смотрела вниз, никак не реагируя. — К сожалению, остаться я не могу, но знаешь, что? Я всегда буду рядом благодаря вот этому. — Шанталь аккуратно постучал пальцем по подаренному им холсту. Лайтли покосилась на электронное полотно. — У холста есть много разных функций, в которых ты обязательно разберёшься. Одна из них — связь со мной. Он настроен так, что ты сможешь отправлять мне свои рисунки. Письма — ненадёжный способ передать информацию, ведь их может прочитать кто угодно, а вот рисунки… — Не понимаю, о чём ты, — замешкалась Лайтли, потирая красные от слёз глаза, из-за чего они становились ещё краснее. — Рисуй так, как ты чувствуешь, и всё, что ты нарисуешь за день, присылай мне. Нет лучшего шифра, чем рисунок, верно? Далеко не каждый человек способен чувствовать нарисованное, но мы с тобой это умеем. Оставляй все свои эмоции на холсте, и делись ими со мной. Я буду смотреть на твои рисунки, и знать, как ты себя чувствуешь. Лайтли смотрела на Шанталя и постепенно успокаивалась. Ей нравилась идея с рисунками, вот только… — А если я не смогу рисовать? — неуверенно спросила она. — Или рисунки не будут получаться? Что я могу нарисовать в этих ненавистных четырёх стенах? — О, Лайтли, — улыбнулся Шанталь, как бы невзначай проводя рукой по её лицу. — Я был бы рад видеть все твои работы вне зависимости от степени успеха. Если что-то не выходит, это тоже о многом говорит, а насчёт стен… Они всего лишь физическая преграда на твоём пути. Они могут стеснять тебя ровно до тех пор, пока ты не закроешь глаза, и не увидишь бескрайние просторы в своей голове. Там нет никаких стен. Ты можешь творить как твоей душе угодно, ведь твои мысли — бесконечное пространство для фантазии, в котором возможно всё. Однажды ты уже преодолела стену, потому я верю, что и сейчас тебе удастся. Просто доверься тому миру, что живёт внутри тебя. Позволь ему оставить отпечаток на своём холсте. Лайтли неотрывно наблюдала за тем, как Шанталь говорит, будто мысленно пыталась заучить его слова. Сколько в них хранилось смысла и силы, а уж как они касались струн сердца… Она с трудом сглотнула, вновь почувствовав прилив сил. Почему проведя столько времени в больнице в одиночестве, имея массу возможностей разобраться во множестве вопросов, Лайтли этого не сделала? Почему такие простые истины из уст друга казались невероятным открытием, словно раньше подобное решение никто не изобрёл? Слово Шанталя имело для неё огромный вес, потому Лайтли беспрекословно ему верила. Для настоящего творчества не существует преград, а значит, Лайтли запросто может закрыть глаза и вообразить родной Первый, не покидая этой комнаты. Ей по силам сломать стены одной только силой мысли. — Я постараюсь, — прошептала Лайтли, ласково поглаживая свой электронный холст. — Спасибо тебе за чудесный день. — Частица меня теперь всегда будет с тобой, — мягко проговорил Шанталь, переводя взгляд с полотна на Лайтли. — Помни, что ты не одинока, даже в те моменты, когда в голову приходят тёмные мысли. — Я обуза для всех, даже для врачей. Кому я такая нужна? — вырвалось из её уст. — Прости, болтаю лишнее. Тебе пора. — Лайтли, — предостерегающим тоном сказал Шанталь, укоризненно глядя на неё, чем не мог не вызывать стыд. Лайтли раскраснелась и неловко заёрзала на месте под давлением этого взгляда. — У тебя впереди долгая и счастливая жизнь. Такая, какую выберешь ты сама. Для этого тебе нужно преодолеть стены и снова полюбить себя. — Ты, правда, веришь, что это что-то изменит? Даже если себя такой полюблю я, другие этого не смогут. — Ты будешь удивлена, — подмигнул ей Шанталь. — А теперь, как бы мне ни хотелось остаться в вашей компании, дорогая мисс МакКинли, я вынужден вас покинуть, — вальяжно проговорил он, слезая с койки. Шанталь подался к Лайтли, обняв её напоследок и, когда она уже почти смирилась с мыслью, что ему нужно уходить, Шанталь вдруг замер, глядя на неё как-то… по-особенному. Лукаво, как будто прокрался в её мысли и беспардонно позволил их себе прочесть. Его руки прикасались к её ладоням, плечам и щекам. Лицо Шанталя оказалось так близко, что Лайтли едва не утонула в его глазах, из последних сил хватаясь за обломки здравого смысла, когда его губы мягко прикоснулись к её лбу, а затем и губам. Сначала так легко, будто ничего и не происходило, затем увереннее, постепенно вводя Лайтли в транс. Она и опомниться не успела, как обвила руками его шею, одурманенная близостью Шанталя. Целовать девушек у него выходило примерно так же, как говорить — это зачаровывало. И не осталось никаких сил, чтобы сопротивляться, даже наоборот, хотелось только больше. Лайтли не помнила, когда её в последний раз целовали. Многие годы назад. Вот так — ещё никогда прежде. Моментально все накопленные представления Лайтли о том, как должен выглядеть идеальный поцелуй, рассыпались. Даже она, творческая личность с богатой фантазией, не придумала поцелуй лучше того, который ей подарили сейчас в этой заплесневелой больнице. Она ощутила безграничный прилив тепла. С трудом верилось в то, что человеческая душа вообще способна излучать подобное. Голова тотчас опустела, сердце, первые секунды колотившееся о грудную клетку, притихло, как будто не желало своим стуком нарушить спокойствие сего момента. Ладонь Шанталя мягко скользила по щеке Лайтли, касаясь то её подбородка, то прядей волос. Его дыхание растекалось по её лицу, а волосы слегка касались скул Лайтли, приятно щекоча кожу. Она ни крохи не волновалась, не чувствовала разбегающиеся по телу импульсы или дикое влечение. Напротив, Шанталь гасил в ней все эти чувства, наполняя взамен умиротворением, необъятной нежностью и необъяснимой любовью, тлеющей где-то в груди. Странно то, что этот огонёк всегда жил вместе с Лайтли, но совсем не грел, а теперь у неё возникло чувство, словно внутри неё зажглось новое солнце… Лайтли не понимала, что она делает, зачем, и почему всё ещё его не оттолкнула. Хотя, чего уж там, ей просто нравилось это пугающее единение душ, нравилось прикасаться к нему и получать прикосновения в ответ, нравилось чувствовать так близко того, кто всегда был слишком далеко. Шанталь принадлежал Аде, и даже спустя четыре года разлуки всё равно продолжал принадлежать ей. По крайней мере, Лайтли хотелось так думать. Аде жутко повезло, что её целовали вот так каждый день, потому пытаться понять их расставание становилось всё сложнее. А он недурно натренировался на Аде! За эту мысль Лайтли захотелось огреть себя по голове чем-то тяжёлым, потому она отстранилась, тотчас потупив взор в пол. Всё это очаровательно, но как после такого смотреть человеку в глаза и что говорить? Почему неловкость вызывают не поцелуи, а то, что происходит после них? Лайтли чувствовала на себе его взгляд, оттого опустила голову ещё ниже, давя в себе рвущуюся наружу улыбку. Она точно знала, что Шанталь тоже улыбался, наверное, считая поведение Лайтли смешным. Сама же она не хотела на него смотреть, чтобы с до сих пор кружащейся головой вновь не поддаться соблазну. — Убегай, пока можешь, — сказала Лайтли больше не в силах смотреть в пол. Девушка подняла голову и, как и предполагала, столкнулась с лукавым взглядом поблёскивающих угольным цветом глаз. Шанталь вежливым жестом склонил голову, прощаясь, и медленно направился к выходу. — Ты только что сломал мне жизнь. — Улыбалась Лайтли. — Потому что теперь мне придётся всех сравнивать с тобой! — А это проблема… Для других, — ответил он и, подмигнув, собрался выходить, но уже в дверях Лайтли снова его окликнула. — Ты ещё придёшь? — с надеждой в голосе спросила она. — Лучше ты ко мне. — Это невозможно. — Вздохнула Лайтли. — Кто знает? — загадочно задал риторический вопрос Шанталь и, махнув рукой на прощание, удалился из палаты Лайтли МакКинли. Быстро покинув коридор, Шанталь спустился на необходимый этаж. Лакированная деревянная дверь, ручка с позолотой, а главное номер самого кабинета — всё соответствовало его данным. Он спокойно повернул ручку и вошёл, тихо закрыв за собой дверь. На замок. — Простите, но, что вы себе позволяете? — Тотчас взбудоражился мужчина в халате, сидящий за письменным столом. Шанталь медленно повернулся к нему лицом и, скрестив на груди руки, не спеша подошёл к рабочему месту доктора. Того подобная наглость взбудоражила не на шутку. Он нахмурился, покраснел, сжал кулаки и в итоге вскочил со своего места, готовый наброситься на Шанталя за невежество. — Вы должны кое-что сделать для меня, — уверенным холодным голосом проговорил Дилони, ни на йоту не встревожившись от вида грозного доктора, которого столь дерзкая просьба лишь ещё больше разозлила. — Послушайте, вы! Никто, никто не имеет права бессовестно врываться в мой кабинет, не постучав. Я могу посчитать вас пациентом и отправить на лечение за подобные выходки! У нас цивилизованное учреждение, молодой человек! Доктор изо всех сил пытался показать то, насколько он властный и пугающий, что Шанталя это… позабавило. Пытался демонстрировать дисциплину, пытался его запугать, но насколько жалкими выглядели эти попытки… Шанталь подошёл к доктору впритык. Тот отступил назад. Шанталь сделал ещё один шаг, и врачу вновь пришлось отступить. И куда подевалась его уверенность? Дилони глазами выжигал дыру на грузном теле доктора до тех пор, пока тот не бросил взгляд на кнопку вызова охраны, на что Шанталь отреагировал моментально, схватив доктора за шею и ударив его о стену. — Даже не пытайся, — стальным голосом предупредил он. — Насколько мне известно, ты курируешь пациентку Лайтли МикКинли. — Нет, не я. — Не пытайся мне лгать. Я проверил всю информацию ещё до визита к тебе. Вот как мы поступим. Ты в максимально кратчайшие сроки достанешь лучшие из возможных протезы и поставишь девушку на ноги. Ты обеспечишь ей физиологическую и психологическую реабилитацию на высочайшем уровне. Проследишь за тем, чтобы её кормили качественной пищей, чтобы за ней ухаживали, чтобы с ней вели беседы и не оставляли надолго в одиночестве. С сегодняшнего дня в вашем, с позволения сказать, заведении Лайтли МакКинли — самый важный пациент. — А вы, собственно, кем ей приходитесь? — Несмотря на то, что Шанталь сдавливал его глотку, доктор позволял себе смех. — Тебя это не касается. Я доступно объяснил, что от вас потребуется, господин доктор? — На содержание мисс МакКинли выделяется минимум средств, так что даже при огромном желании улучшить условия её содержания, я ничем не могу вам помочь, сэр, и пока я не запер вас в одной из палат, будьте добры покинуть учреждение. Свободной рукой Шанталь вытащил из кармана своих штанов карту и, небрежно держа её двумя пальцами, приставил к подбородку доктора, после чего наклонился к его уху. — Здесь достаточно средств для того, чтобы обеспечить девушку лучшими протезами и лучшим уходом, — зловеще прошептал Шанталь, аккуратно вложив карту в карман его халата, а из своего достал вторую, которой поводил прямо у него под носом. — А вот тут плата за твои старания. Сумма приличная. Окупит все твои неудобства. — Шанталь вложил и эту карту в карман доктора. — Последняя карта тоже для тебя. На ней в два раза больше, чем на прошлой. Тебе хватит её содержимого, чтобы выкупить эту больницу вместе с персоналом, но получишь её ты только после завершения работы и лишь в случае успеха. Я оплачиваю исключительно добросовестный труд, так что, постарайся меня не разочаровать. — Откуда мне знать, что на картах вообще есть деньги? — спросил врач, определённо заинтересовавшись. Шанталь отпустил его, позволив мужчине, наконец-то, свободно дышать, а сам взял со стола, лежавший там коммуникатор. Его пальцы ловко скользили по экрану, потому проделав несколько простых операций, Шанталь повернул потёртый коммуникатор к лицу доктора и выставил рядом третью карту. Номер совпадал. Данные тоже. Доктор всматривался, но не в информацию о карте, а в сумму, которая предлагалась. От увиденного у него перехватило дыхание. Ещё половина того, что хранилось на этой карте, лежала у него в кармане, и ещё больше — на самой первой карте. — Я знаю, о чём ты подумал, — холодно сказал Шанталь, склонив голову набок. От его застывшего чёрного взгляда становилось больно буквально физически, потому доктору стало ясно — с этим человеком шутки плохи. — Если хоть одна монетка с первой карты пойдёт не на нужды Лайтли МакКинли, я узнаю об этом, и сотру твои кости в муку. Шанталь замолчал, а врач и пошевелиться не смел, лишь с опаской глядя на таинственного незнакомца. — В твоих интересах выполнить работу качественно и получить вторую часть гонорара. Это случится тогда, когда девушка окажется на ногах и начнёт жить полной жизнью. Я знаю, что ты не тот доктор, кто разбирается в изготовлении протезов, но это задание я поручаю именно тебе. Найди нужных людей, используй связи, оплати их труд. Первая карта с лихвой покроет все расходы. Отныне опека над мисс МакКинли возлагается лично на тебя. Вопросы есть? Какое-то время доктор просто молча смотрел на Шанталя, а в глазах его читалась лишь пустота собственных мыслей. В итоге он всё же нашёл что сказать. — Откуда у мисс МакКинли такие покровители? — удивлённо спросил мужчина, стараясь как можно незаметнее нащупать в кармане карты, словно это придало бы ему уверенности. — Относитесь к пациентам как к людям, и тогда покровители, вроде меня, не станут являться к вам в кошмарах, — безразличным тоном ответил Шанталь, нарочито небрежно швырнув коммуникатор доктора на стол. — А теперь я уйду, а ты не станешь вызывать охрану, наивно полагая, что она избавится от меня, а деньги останутся при тебе. Не исполнить мою просьбу ты тоже не можешь. Попытаешься сбежать с деньгами — и твоё тело будут собирать по частям. Единственный вариант для тебя — внимать мне и сделать всё, как я подробно рассказал. Выполнишь качественно работу в кратчайшие сроки — третья карта твоя. Я слов на ветер не бросаю. Почему-то доктор в этом не сомневался. Молодой человек говорил с такой уверенностью в своих словах, будто весь мир подчинялся ему, хотя кто знает, возможно, так и было. Мужчина настороженно смотрел на гостя, не понимая, каким образом тот прокрался в его мысли, ведь все эти идеи с охраной и кражей денег мимолётно блеснули в его голове… Шанталь еле заметно склонил голову, прощаясь, и направился к двери. Уже выходя из кабинета, он вновь обернулся к доктору. — Мисс МакКинли получила от меня подарок. Если кто-то осмелится прикоснуться к нему и, тем более, отнять, пеняйте на себя, — сказал Шанталь, лукаво улыбнувшись. — Au revoir. (фр. «До свидания».) Попрощавшись, он вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь. За ним не бросилась охрана, доктор также не покинул своё рабочее место. Шанталь вздохнул, довольствуясь тем, что к нему прислушались и не устроили очередные проблемы. Слегка побаливала голова, а в ногах скопилась усталость. Сейчас бы засесть за работу над передатчиками, но… ему сигналила Элери, а значит, ужинать теперь придётся в непонятное время.***
ТОГДА
По спине Шанталя пробежали мурашки. Стокли сказал… он сказал… убить? За спиной МакКуина в каждом из секторов сидели люди всех возрастов и типажей. Мужчины, женщины, старушки и старики, молодые парни и девушки, дети. Чумазые и ухоженные, скорчившиеся в углу и колотящие кулаками о стекло, грозно выкрикивая что-то, что подавлялось шумоизоляцией. Людей подобрали самых разных, вели они себя по-разному и были… живыми. Настоящими живыми людьми. — Но сэр, экзамены ведь закончились! Вы сказали, что их будет всего два! — выпалил кто-то из строя с таким отчаяньем в голосе, что Шанталь понял — он не одинок в своей тихой панике. Никто не хотел марать руки, а их тут заставляли буквально утонуть в крови… — Экзаменов действительно всего два. Испытание с животными было репетицией, подготовкой к самой важной части. Сегодня вы должны проявить себя и показать, готовы ли к будущему или останетесь в прошлом. Первый этап общеобразовательный. Второй будет совсем иным и это аннотация того, что ждёт вас дальше. Экзамены не только подведение итогов, это возможность показать, чего ожидать. Больше никто не будет расслабляться, никто не будет заниматься ерундой на занятиях. Второй этап — это жизнь. Настоящая боль и настоящая смерть. Не все способны перейти на него, но те, у кого получится, определённо добьются успеха в будущем. Стокли не шутил. Неужели это не розыгрыш? Неужели профи на самом деле придётся убить всех этих людей? Да кто вообще станет такое делать? Может быть, такова суть задания, возможно, так их проверят? Поймут, что профи готовы, и остановят задание до того, как в секторах прольётся человеческая кровь… — Все эти люди преступники, приговорённые к смертной казни. С вашей помощью или без неё они умрут. Вы — исполнители, не более. Соберите свою смелость в кулак и докажите, что в вас не понапрасну вкладывались деньги. Лимит выполнения задания — десять минут. Если вы не справитесь за десять минут, экзамен считается проваленным и ваше местонахождение в академии повиснет на волоске. Если вы не желаете справляться с заданием, уходите прямо сейчас и больше никогда не возвращайтесь. Академия не место для слабаков и идиотов. Мы будем только благодарны, если избавимся от лишних людей. — МакКуин замолчал. — Я говорю на полном серьёзе. Если вы не намерены выполнять задание — убирайтесь. Шанталь проглотил подкативший к горлу ком нервов. Может… уйти? Может быть, действительно стоит бросить всё пока не поздно? Хотя… нет. МакКуин проверяет их, испытывает. Никого они не исключат, всего лишь проверят в очередной раз, попытаются вычислить трусов. Дилони покосился на строй. Все стояли на месте. Вдруг послышался шорох. Шанталь тотчас выглянул в другой конец строя и увидел, как Кэссиди Ганн просто… ушёл. За ним отправилась и Линда Эркерт. Шанталю так и захотелось крикнуть им, попросить, чтобы не уходили, объяснить, что всё это фарс и не более, но он не стал этого делать. Эркерт и Ганн просто ушли. Никто не остановил их, не попытался вразумить, не сказал прощальных слов. Одно простое действие сделало их чужаками в академии. Больше никто не ушёл. Шанталя мучила мысль покинуть академию, но умом он понимал, что их ждёт очередное хитрое задание, совсем не такое, каким кажется на первый взгляд. Вполне возможно, что никого убивать не придётся, и Стокли использует очередную имитацию. Главное в этом задании не само убийство, и не способ убийства, а то, что человек на это пойдёт. Они хотят увидеть, что ученик способен убивать. Нужно всего лишь дать им то, чего они жаждут, показать, а делать это совсем не обязательно. На первом экзамене боль была искусственной, на первой половине второго экзамена профи заставили убивать животных, которые в итоге превратились в мясо для столовой. Оба задания казались слишком серьёзными и несерьёзными сразу. Каждый раз Стокли попросту пытался всех запугать. Сейчас происходило то же самое. Никому не нужна кровь этих людей, нужна лишь решимость профи. Экзамены демонстрировали не техническую сторону подготовки, а психологическую, потому как с технической можно разобраться и на обычных занятиях. — Паркер. Ты первая, — объявил МакКуин, и сердце Шанталя рухнуло в пятки. Почему Ада должна быть первой? Стокли сделал это из чувства личной неприязни? Сердце Шанталя сжалось, когда он увидел, как Ада неуверенным шагом вышла вперёд и стала около МакКуина, теребя подол своего платья. — Десять минут на выполнение задания. Твой сектор… пятый. Двери сектора №5 открылись, и Ада неспешно направилась к нему, не произнеся ни слова и не оглядываясь. Шанталю хотелось пойти за ней, окликнуть, но он знал, что лучше этого не делать, чтобы не навредить. Стокли слишком серьёзно относился к ней и Шанталю. Когда Ада оказалась в дверях она остановилась и, не оборачиваясь, спросила: — Патроны холостые, сэр? — Проверь, — тихо ответил Стокли, отчего у Ады пробежали мурашки по коже. «Проверь». Поэтому он и вызвал её первой. Теперь учебным пособием выступала Ада. В углу сектора Ады сидела старушка. Маленькая, хрупкая, со сморщенной кожей на лице. На ней были надеты какие-то серые, почти чёрные лохмотья, которые и одеждой-то не назовёшь, а ещё от неё разило вонью настолько, что Аде пришлось дышать ртом, а не носом, чтобы не чувствовать эти тошнотворные запахи. — Здравствуйте, — тихо сказала Паркер и содрогнулась, когда дверь за ней закрылась. Таймер на стене большими красными цифрами начал отсчёт и когда прошла первая минута, свет в секторе стал настолько красным, что в нём растворилась и старушка, и сама Ада. — Ты так и будешь стоять? — скучающим тоном спросил МакКуин. — Эта старуха — воровка. Она годами грабила других людей в целях наживы. Долгое время ей прощали все проступки, но рано или поздно беззаконию стоило положить конец. Ада стояла напротив старушки и не могла пошевелиться. Та просто сидела тихонько в углу и молча таращилась на девушку, явно не понимая, что вообще происходит. На стене Ада заметила прикованный к магнитам пистолет. Когда она потянулась к нему, защитная система сработала, мигнула красная лампочка, и Ада смогла взять его в руки. Видимо, такова мера предосторожности, чтобы пленники не украли оружие. Вес у оружия был привычный, как и вид в целом. Ада покрутила его в руках, осмотрела со всех сторон — выглядел как настоящий. Точнее, не так, это и есть настоящий пистолет, только с холостыми патронами. Ада сделала глубокий вдох, затем выдох, снова вдох, и наставила оружие на старушку. Когда та услышала щелчок от предохранителя, по щеке женщины потекла одинокая слеза. Она была напугана до ужаса, но не предпринимала никаких попыток сбежать или хотя бы подняться с места. Паркер понимала, что всё это одна большая постановка, призванная поиздеваться над нервами профи, потому хотела того Ада или нет, задание она должна выполнить. Обязана. Её семья спонсирует академию, потому Ада не имела права на проигрыш. Выхода нет, из сектора не сбежать, не выполнив задание. Разве это так сложно? Достаточно всего лишь нажать на курок. Пуля сама сделает своё дело. Всё не так страшно и не так сложно, как могло показаться. Просто один щелчок — и Ада свободна. Одно небольшое действие, не требующее усилий. Ада немного придавила курок, но нажать на него полностью не могла. Сколько раз уже мигнул красный свет? Её время истекало… Она закрыла глаза и нажала на курок. Послышался выстрел и Паркер встрепенулась, а когда открыла глаза, старушка перед ней сидела всё в том же положении, по-прежнему тараща на неё глаза. Дверь позади Ады открылась. Таймер остановился. Старушка продолжала, не моргая смотреть на Аду, у которой не получалось заставить себя сойти с места. Из уголка рта женщины потекла тонкая ленточка крови. — Неожиданно, — хмыкнул Стокли. — Паркер справилась с заданием, поздравляю. Все профи в зале замерли, молча глядя на то, как Ада, выбросив пистолет, бросилась к старухе, и принялась дёргать её за руки, трепать за плечи и упрашивать, чтобы та заговорила. Вот только женщина оставалась немой и неподвижной, как бы Ада ни пыталась её растормошить. В какой-то момент Паркер осознала содеянное, потому как отпрянула назад, и стала нервно топтаться на месте, что-то причитая, а когда МакКуин рявкнул насчёт того, что пора закрывать сектор, она выпорхнула из него и в горячке чуть не набросилась на Стокли. — Эта женщина мертва! — закричала Ада так, что почти охрипла. Шанталь видел, как дрожали её губы — она вот-вот расплачется. — Конечно, мертва. Ты её убила, молодец, — не то хвалил, не то издевался Стокли. — Вы заставили меня убить человека! Она мертва! Безоружная и безобидная старушка! — Хочешь оказаться на её месте? Я могу поменять тебя с кем-то местами, скажем, с жертвой Дилони, — выпалил МакКуин и Ада тотчас замолчала. По её щекам покатились слёзы, а на лице застыло выражение полнящееся отвращением. — Вы обманом заставили меня это сделать. — Обманом? — МакКуин подошёл к Аде впритык, пытаясь морально раздавить своим авторитетом, но Паркер не поддавалась. Она не отступила ни на шаг и продолжала смотреть прямо Стокли в глаза, вымещая на него взглядом весь свой гнев. — Постановка вопроса была конкретнее некуда. — Патроны не холостые… — Я не говорил, что патроны холостые. Я сказал, что все эти люди в секторах преступники, и ваша задача казнить их. — МакКуин обернулся к остальным профи. — Если вы думаете, что я здесь шутки шучу, то вы ещё большие тупые кретины, чем я думал. В строй, Паркер. Довольствуйся победой. Пеликан, ты следующая. Закрепим успех твоей подруги. Шанталь заметил, как нехотя Ада возвращалась в строй, как дрожали её ладони, а по лицу катились слёзы. Она так легко это сделала. Просто нажала на курок и выстрелила… С одной стороны Шанталь радовался тому, что Ада точно сдаст экзамены и пройдёт дальше, но с другой… У неё всё получилось легко. Выстрелила, веря, что патроны холостые и пуля не убьёт жертву. Но пуля её убила. Настоящая смерть. Ада убила человека. В голове Шанталя не укладывалась эта информация. Ада теперь… убийца? Она прервала чью-то жизнь. Каково это? Что она теперь будет делать? Плакать? Страдать? Не сможет спать по ночам? Либо постарается забыть как страшный сон? Она не сделала бы это, если бы её не заставили, нет, его принцесса не такая. Ада способна воспользоваться оружием только в крайних случаях, значит, это он и был. Значит, и Шанталю придётся так поступить, иначе всё напрасно. Все его силы и труды бесполезны. Тем временем Лайтли заперли во втором секторе и запустили отсчёт. Шанталь видел, как она обернулась к прозрачной двери и принялась колотить по ней кулаками, требуя её выпустить, чем вызывала лишь негодование МакКуина. Он кричал на неё, угрожал, но всё тщетно. Лайтли охватила паника, ведь она не собиралась убивать ту девушку. Да, подруге Ады досталась обычная девчонка примерно возраста профи, только напуганная и скромная. Поведение Лайтли её явно тревожило, но она не пыталась наброситься на неё или причинить вред, чтобы защититься. Девушка просто переминалась с ноги на ногу в своём коротком цветастом платье, висящем на ней, как на вешалке. Стокли нервничал. Прошло уже пять минут, а Лайтли никак не могла прийти в себя, продолжая выпрашивать МакКуина отпустить её и, надо же, внезапно двери сектора распахнулись. У Шанталя отлегло от сердца. Значит, сдаваться всё-таки разрешено. Возможно, ему и не придётся никого убивать… Как только двери сектора отъехали в стороны, Лайтли выбежала наружу, но у неё на пути мгновенно возник Стокли. — Стоять на месте. Лайтли замерла, не решаясь взглянуть на МакКуина, что ему, видимо, не понравилось. Он схватил её за подбородок и вздёрнул так, чтобы она смотрела прямо в его глаза. — Ты всегда была слабым ничтожеством, которое обучается в академии лишь благодаря тому, что твои нищеброды-родители выгребают последние копейки, чтобы заплатить за тебя. Академии не так уж и выгодно терять учеников, которые ей несут деньги, потому, уважаемый Пеликан, изволь не разочаровывать мамочку с папочкой и выполни задание, пока я щедр и даю тебе второй шанс. — Я не стану её убивать, — прохрипела Лайтли настолько уверенно, что получилось даже дерзко. — Тебя не спрашивают, это приказ. — Нет, — гнула свою линию Лайтли, чем даже удивила МакКуина, который подобного упрямства за этой девушкой прежде не замечал. В её глазах стояли слёзы, лицо покрылось красными пятнами, а волосы растрепались, отчего пара прядок прилипла к губам. Зато решимости Лайтли не отнимать, и Стокли это увидел. — Отпустите её, — подала голос Ада. Шанталь выглянул в её сторону и приоткрыл рот от удивления, когда понял, что она направилась на помощь подруге. Дилони понимал, что Ада этим лишь провоцирует МакКуина, а это грозит глобальными неприятностями, потому подался следом, но стоило Стокли увидеть масштабное своеволие, как по залу пронёсся его громоподобный голос. — Дилони, стать в строй немедленно! Паркер, то же самое. Шанталь отступил назад, то сжимая, то разжимая кулаки от нервов, потому как Ада не вернулась! Она стала около Лайтли, выражая поддержку подруге, и напрасно надеясь, что Стокли это впечатлит. — Что твоя зазноба творит? — шепнула Шанталю Татум, не скрывая улыбку на лице. Само собой, её веселила вся эта ситуация. — Сэр, разрешите Лайтли не выполнять задание, — выпалила Ада. — Я всем давал шанс уйти. Пеликан решила остаться, а значит, согласилась с условиями академии. — Но Лайтли не может… — Она не нуждается в дублёрах, мисс Паркер! Убирайтесь отсюда. Вы выполнили своё задание, так что извольте не мешать остальным. — Я не собираюсь убивать живого человека! — крикнула Лайтли. — Хочешь убить мёртвого? Паркер, пошла вон, Пеликан — в сектор. Только Ада собралась что-то возразить, как Стокли достал из-за спины пистолет и приставил дуло к её лбу. — Стоять, — рявкнул он, не глядя в сторону профи, откуда Шанталь сорвался к Аде. Увидев пистолет, Шанталь остановился. — В строй, Дилони, иначе пеняй на себя. Шанталь попятился, так как Стокли снял пистолет с предохранителя и снова направил на Аду. Она стояла впереди Лайтли и не двигалась, уверенно глядя на учителя, как будто это что-то могло ему доказать. Лайтли стояла позади, то и дело, касаясь рук подруги и нашёптывая ей нечто такое, отчего Ада засомневалась. Разумеется, Лайтли не хотела ей навредить… Не зная, что предпринять, Лайтли молча зашла обратно в сектор, чем вызвала недоумение подруги. Ада лишь пожала плечами и заплакала. Выбора не осталось. Если бы Ада продолжила выгораживать Лайтли, ей здорово могло бы достаться. — Возможно, самая интересная часть задания простимулирует тебя, Пеликан. Кажется, я упустил один любопытный факт. Если кому-то не хватит смелости прикончить ублюдка, то смертный приговор для него отменяется. Это означает, что вы, господа профессионалы, проиграли и освободили преступника. К слову среди них есть убийцы, поэтому… — МакКуин поднял руку и забросил пистолет прямо в сектор к ногам пленницы, тотчас подхватившей пистолет с пола. Лайтли обернулась и увидела, как ей в лицо уставилось дуло заряженного пистолета. Сзади прошипели закрывающиеся двери. Бежать некуда. — Либо она стреляет в тебя, либо ты в неё. Как тебе такой стимул, Пеликан? — довольный собой проговорил МакКуин, отчего Ада вспыхнула окончательно. — Вы не имеете права! Академия обещала нас защищать! Прекратите немедленно, вы не можете убивать учеников! Недовольства Ады Паркер настолько надоели МакКуину, что он замахнулся и ударил её тыльной стороной ладони по лицу так, что она не устояла на ногах и упала на пол, хватаясь за щеку. — Я сказал стоять на месте, Дилони, если не хочешь, чтобы я её прикончил! — рявкнул МакКуин, стоило Шанталю пошевелиться. Как он смог заметить это боковым зрением, Шанталь не представлял… — Умей отвечать за свои поступки, малолетняя выскочка, — процедил сквозь зубы Стокли, одарив Аду уничижительным взглядом. Она посмотрела на остальных тихо молчавших учителей. Никто из них не сказал МакКуину, что он не прав, что нельзя бить учеников и принижать их. Всеми это воспринялось как данность, не более. Впрочем, чего Ада ожидала? Никто кроме Шанталя не стал бы за неё заступаться. МакКуин считался местной звездой, его методы обучения поощрялись, потому ему давали такую власть, и именно поэтому остальные ничего не предприняли, видя, что Лайтли не способна на убийство. Видя, как МакКуин ударил Аду. Все они одинаковые. Сама же Лайтли оказалась в безвыходной ситуации. Шанталь видел, как она подняла руки, как будто сдавалась. Противница держала пистолет обеими руками, уверенно тыча им в Лайтли. Что-то подсказывало Шанталю, что с ней шутить нельзя. Девчонка способна выстрелить, как только приготовится, а значит, у Лайтли был всего лишь один способ выбраться живой — убить её, пока та не убила саму Лайтли. Шанталь ощутил, как раскалывается его голова. Больно смотреть на всё это осознавая, что скоро наступит и его черёд. Преступница дёрнулась в сторону Лайтли, отчего у Шанталя перехватило дыхание. Лайтли извернулась, позволив девушке ступить вперёд, схватила её за руку и вывернула, выбив из её руки пистолет, второй рукой поймав его на лету, и выстрелив. Лайтли не сразу осознала, что сделала это, поскольку на тренировках профи проделывали этот трюк множество раз, так часто, что он давно стал машинальным. Только на сей раз пули были настоящими, и человек погиб. Увидев результат своей работы, Лайтли закричала и, выронив пистолет, скрыла лицо руками, отвернувшись от трупа. Двери открылись, и МакКинли вышла в общий зал, заливаясь слезами. Кажется, она едва стояла на ногах, потому Ада её подхватила, не позволив подруге упасть. — Уведи Лайтли отсюда, — крикнул Шанталь, на что Ада лишь кивнула и, стараясь утешить словами, вывела её из зала. МакКуин же улыбался, о чём-то перекидываясь словами со своими коллегами. От вида этого жалкого зрелища Шанталя затошнило. Да что они за люди? Ширма скрыла за собой содержимое второго сектора и профи напряглись. Увиденного хватило для того, чтобы паниковать, потому каждый боялся услышать своё имя следующим. — Наши дамы хоть и выполнили задания, но трёпу развели больше, чем следовало. Потому дабы восстановить карму этого зала следующей отправится Дэдлок. Я надеюсь, хотя бы ты обойдёшься без драматических сцен и проклятий в мой адрес, — сказал МакКуин. Шанталь успел схватить Татум за руку и сжать, как бы желая ей сил и удачи, но она ничего не ответила, спокойно направившись к тренеру, не выражая никаких эмоций. Сам же Шанталь жутко за неё переживал. Он не мог сказать, что Ада и Лайтли справились со своими заданиями, так как выглядели они скверно, оттого Шанталю не терпелось увидеться с ними и утешить, но уйти следом он не мог, потому как его испытание впереди. Оставалось лишь переживать за Аду и Лайтли, переживать за Татум, а ещё за себя. — Сектор четырнадцать, — объявил Стокли. Татум спокойно проследовала к своему сектору, по которому метался нервного вида заросший парень. Одна его внешность заставила Шанталя напрячься. Парень был довольно высоким и крепким с виду, хорошо держался на ногах, одет не в обноски, как многие другие, лицо пытался скрывать капюшоном, но его бороду и длинные волнистые волосы всё равно легко можно заметить даже издалека. Парень то и дело метался по сектору, словно выискивал выход, а постоянно сжатые кулаки довершали картину, которую уже выстроил в своей голове Шанталь. Этот тип наверняка очень опасен. Либо бандит, либо наркоман, либо два в одном. Стокли нарочно выбрал такого против Татум, зная её характер и очень хорошую подготовку. Едва ли её психику можно пошатнуть убийством, потому-то МакКуин и дал ей противника с которым придётся побороться физически. — Ну, что, мразь, готов? — спросила Татум став за стеклом точно напротив странного типа. — Открываю двери, — громко уведомил Стокли. Дверь открывалась постепенно, но как только образовалась щель, Татум прошмыгнула в неё и набросилась на своего соперника врукопашную пытаясь отогнать его от магнита на стене. Удар, другой, третий — от всех парень смог извернуться в то же время проводя контратаки, которые Татум успешно отбила, несмотря на то, что в длинных чёрных платьях не так уж и удобно драться. Со стороны она походила на ворона, принявшего человеческий облик, даже двигалась так же вприпрыжку, что добавляло ей скорости. Первую минуту оба как будто присматривались друг к другу и оценивали, а уже со второй минуты пошли вразнос. Татум била своего противника по-мужски сначала хорошо врезав ему по челюсти, затем под дых, после чего обхватила его шею и зажала мёртвой хваткой. К лицу парня моментально прилила кровь, он покраснел, выступили жилки и он стал задыхаться, пытаясь колотить Татум руками в бок и по спине. Она практически отправила его в отключку, но парень всё же смог выкрутиться и бросился за пистолетом. Татум сорвала его со стены прежде, чем враг до него добрался. Расстояние до цели слишком мало, а урезанный сектор слишком короткий, потому позволить себе стрелять как попало Татум не могла, иначе пуля бы срикошетила, поэтому когда бородач на неё набросился, она схватила пистолет за дуло, и со всей силы ударила соперника рукоятью под низ подбородка один раз, а затем с разворота ещё один. Парень попятился назад, и Татум поняла — он падает. В одно мгновение ока она подбросила пистолет в воздух и схватила его уже за рукоять. Щелчок. Выстрел. Парень ещё не успел упасть, как Татум всадила ему пулю в лоб, поставила на предохранитель, и взметнула уже ненужный пистолет в воздух, словно он был фейерверком, а сама развернулась к двери с поднятыми вверх руками победоносно сжатыми в кулаки. — Баста, — сказала всего одно слово она, и как только стеклянные двери открылись, вышла, напрямую отправившись в строй, а не к Стокли. Преподаватели за спиной Татум едва заметно ей поаплодировали, само собой за исключением МакКуина. — Полторы минуты. Почему так долго, Дэдлок? — Шанталь не мог понять, Стокли разочарован или доволен? Или разочарован тем, что доволен… Татум показала просто фантастический результат, справившись с таким непростым заданием всего за полторы минуты. Некоторые поглядывали на неё не то с восхищением, не то с удивлением и Шанталь мог поклясться, что слышал, как Кэмерон сказал кому-то, что теперь просто обязан справиться за минуту… — Горячо вышло, — высказался кто-то из ребят, и Татум тут же выглянула, чтобы посмотреть, кто в строю осмелился что-то ляпнуть о ней, хотя прекрасно узнала этот голос. — А ты крутая, — прошептал Шанталь, восхищаясь Татум, но в то же время чувствуя мороз, пробегавший по коже. Ещё бы ведь как профи его подруга была очень хороша, но… как же просто она заставила человека расстаться с жизнью. В ответ Татум лишь хмыкнула, скорчив такую гримасу, как будто каждый день убивала по сотне людей разными способами, и один человек для неё обыкновенная разминка. — Совсем не жалко его было? — Этот мешок с дерьмом на меня набросился. Зачем его жалеть, — фыркнула Татум и резко выпрямилась, глядя перед собой. — …с кем говорю! Дилони! О чём ты там треплешься? — Голос МакКуина рухнул на Шанталя так внезапно, что он не сразу понял, что ему нужно делать, а когда до него дошло, он медленно направился к преподавателям. — Сектор одиннадцать. Ноги стали словно ватными. Шанталь шёл к одиннадцатому сектору, и только сейчас, в пути, понял, что от него хотят, и что он должен сделать. Осознание этого свалилось на Шанталя, совершенно сбив его с толку. Доселе это задание воспринималось как что-то далёкое, ненастоящее, как будто это обойдёт его стороной. Шанталь остановился напротив дверей, за которыми на полу сидел молодой паренёк. Одет он был в чёрные потёртые штаны и такую же рубаху, а поверх неё и куртку. Заношенная одежда, заношенная обувь, но при этом у паренька чистое лицо и руки, как будто его нарочно перед заданием вымыли. Карие глаза, короткие чёрные волосы, зачёсанные на бок. Либо у Шанталя паранойя, либо этот паренёк похож на него. Возраст, рост и вес с виду тоже примерно такие же… Дилони обернулся в сторону МакКуина, желая спросить, что всё это значит, но не осмелился. Он и сам всё понял. Выражение лица тренера лишь подтверждало его догадку. Этот парень… — Сирота. Столичный. Никто не хватится его искать, когда его не станет, — холодно проговорил МакКуин. Шанталь задумался — а не его самого ли имел в виду Стокли? Наверняка он самостоятельно выбрал для Шанталя этого паренька. Нужно постараться, чтобы найти подобного, да ещё и среди преступников, а значит… он вполне мог им не быть. Для таких как Стокли само по себе сиротство уже преступление. — Я открываю. Дверь отъехала в сторону, но Шанталь продолжал стоять на месте неподвижно, глядя на парня, который в свою очередь молча смотрел на Шанталя. Таймер на стене отсчитывал время, но Дилони не спешил. Он вообще не хотел входить в этот сектор и что-либо в нём делать. Зачем это всё? Кому от этого станет лучше? — Время идёт. Заходи в свой сектор, Дилони. — Кто этот человек? — выпалил Шанталь, не отрывая взгляда от сироты. — Преступник. — Что он совершил? — Не твоего ума дело. Входи, пока я не затолкал тебя внутрь насильно, — процедил сквозь зубы МакКуин. Шанталь ощутил, что переступил черту. МакКуин терял терпение, а значит, нужно следовать его указаниям, иначе всё могло закончиться плачевно. Стокли уже не раз дал понять Шанталю, что он наблюдает за ним и не позволит отступить. Дилони медленно вошёл в сектор. Дверь закрылась сразу же, как только Шанталь оказался внутри. Белые стены, потолок и пол очень давили на него, как будто это не паренёк напротив оказался в ловушке, а он сам. Шанталь обернулся. Преподавательская комиссия с каменными лицами наблюдали за его действиями. Ни капли сочувствия, сострадания, волнения, страха, хоть чего-нибудь! Неужели каждый год они собираются здесь и смотрят, как их ученики казнят людей, о которых ничего не знают? Неужели именно поэтому все профи подписывают документы о неразглашении? Экзамены каждый год одинаковые. Академия ежегодно убивает несколько десятков человек в якобы научных целях. Разрешено ли это? Знает ли Капитолий о том, как здесь обучают элиту общества? Что, если эти люди не преступники? Мысли одна за другой захлёстывали Шанталя, потому он не заметил, сколько раз освещение в секторе становилось красным. Таймер продолжал отсчитывать секунды, но Шанталь не мог разглядеть, что именно он показывал. Всё перед глазами расплывалось, таяло, словно сон, в который веришь годами, а затем в один прекрасный момент становится ясно — всё не так, как кажется. Шанталь всегда считал себя пленником обстоятельств и, вот, сегодня он в который раз стал им. — Предпринимай уже что-нибудь! Время истекает! — крикнул МакКуин, отчего у Шанталя перехватило дыхание. Он должен это сделать. У него нет выбора. Нельзя допустить собственное исключение из академии. Ему необходимо обучение, он потратил уйму сил и времени на то, чтобы стать профи и это задание не должно испортить его характеристику. Шанталь сделал глубокий вдох и взял со стены пистолет. Надо же, настоящий, неужели и пули настоящие? Разумеется, это так, но Шанталь не желал думать об этом. Пусть пули будут ненастоящими, как и выстрел. Дилони сделал шаг навстречу парню, затем ещё один. Тот ничего не предпринимал, лишь беспомощно глядя Шанталю в глаза. Его лицо не выражало волнение, страх или отвращение. Парень просто ждал. Он прекрасно понимал, что сейчас должно случиться и даже не пытался отстоять свою жизнь. Соперник Татум хотя бы боролся, она могла чувствовать опасность и оправдывать себя тем, что защищается, она могла действовать машинально… А этот юноша просто смотрел в глаза смерти, которая сегодня приняла обличье Шанталя. ОН должен отнять жизнь, он атакует, он виновен и смерть паренька будет на его совести. Неважно заставили его или нет. Шанталь медленно поднял руку с пистолетом и направил дуло на парня. Тот даже не шелохнулся, словно каждый день гулял под пулями. Дилони надеялся, что сирота вскочит с места, нападёт на Шанталя, попытается выбить из его рук оружие и тогда Шанталь, защищаясь, выстрелит. Так было бы легче. Вот только паренёк ничего не предпринимал. Плыл по течению, даже не пытаясь бороться за себя. Несчастный сиротка, марионетка в руках академии. Точно так же, как и Шанталь, только он сейчас находился по ту сторону баррикад. Нет, Стокли сделал это не просто так. Это не задание, а послание. Его противник уж больно похож на него самого, потому что это и есть он — вот на что намекает Стокли. Чтобы перейти на второй этап Шанталь должен уничтожить своё прошлое, убить того слабого и запуганного сиротку в себе. Вот чего он добивался всё это время. МакКуин знал, что Шанталь не победил свои страхи, а скрыл их глубоко в себе, запечатал навеки, чтобы научиться жить дальше, не оглядываясь в панике и не крича во сне. Шанталь пошёл самым простым путём — не стал решать проблему и бороться с ней, а просто спрятал её. Стокли хочет, чтобы Шанталь не поборол свои страхи, а принял их. Страх нужен как мотивация. Умом он всё это осознавал, но тело отказывалось слушаться. Рука дрожала, и даже юноша заметил это, переведя взгляд с лица Шанталя на его руку. Он должен это сделать. Должен! Ведь это совсем не сложно. Жертва не сопротивляется. Пистолет в руке Шанталя. Нужно всего лишь нажать на курок. Даже целиться нет необходимости, вот она цель, точно напротив. Лишь нажать на курок. Нажать. Нажать… Шанталь сделал глубокий вдох и медленно начал давить. Ещё мгновение, совсем чуть-чуть и пуля вырвется из дула. Один выстрел. Всего один. Шанталь ведь стрелял множество раз. Это так просто! Почему же сейчас не выходит? Он практически нажал, чувствуя, что ещё немного… чуть-чуть… — Нет, я не могу! — закричал он и обернулся к преподавателям, опустив руки. К собственному стыду Шанталь признал — из его глаз вот-вот покатятся слёзы. Он провёл рукой по волосам, откинул голову назад и постарался отдышаться. Поразительно, как порой сбивалось дыхание, когда просто стоишь на месте, бездействуя. Шанталь покрутился на месте, игнорируя выкрики Стокли. Неужели время заканчивалось? Может, оно и к лучшему… Шанталь мог подождать ещё немного, таймер просигналил бы конец испытания и всё, Шанталь бы освободился. Вот только это означало бы его исключение из академии, а такого он не мог допустить. Дилони должен продолжить обучение и никак иначе. Добиться этого можно только выстрелив в человека. Шанталь оказался в тупике. Выбора не осталось, кроме одного — выстрел. Собрав всю свою злость, панику и волнение, Шанталь резко обернулся к сироте, вытянул руку, на сей раз держа пистолет увереннее. Он дышал так, словно бежал кросс, температура заметно повысилась, наверное, Шанталь даже покраснел, а глаза стали влажными от подступивших слёз. Это самый неправильный момент в его жизни. То, чего никогда не должно было случиться, если бы судьба Шанталя не сломалась тогда. Сегодня она ломается во второй раз. — Прости меня, — прошептал одними губами он и нажал на курок. Прогремел выстрел. Шанталь поймал себя на мысли, что выстрелил с закрытыми глазами. В голове пронеслась надежда, что патроны холостые, что выстрел не убил человека, и сейчас, когда Шанталь откроет глаза, он увидит, что тот жив. Шанталь открыл глаза. Паренёк лежал на полу, не шевелясь. К горлу Шанталя снова подступила тошнота. Нет, это неправда. Он не мог убить человека… Из-под тела потекла алая жидкость. Её становилось всё больше и больше. Она накапливалась, пятно постепенно разрасталось. Шанталь смотрел на него, не отводя взгляда. Кровавая лента двигалась вперёд, как будто пыталась нагнать Шанталя. Плавно, размеренно она следовала за ним. Дилони попятился, неотрывно наблюдая за алой лентой крови, тянущейся за ним. Он отступал назад, чувствуя, что тело его предаёт. Рука Шанталя всё ещё была поднята вместе с пистолетом и слабость настолько одолела его, что оружие выпало, шумно грохнувшись на пол. Его руки в крови. В настоящей крови. Он взглянул на свои ладони и ужаснулся от того, что с них стекала кровь прямо на его обувь и пол. Шанталь снова попятился, врезался в дверь, запаниковал и выскочил через проход наружу. Кровь с его рук исчезла. Споткнувшись у порога, Шанталь побежал вперёд, не замечая ни профи, ни преподавателей. Он не видел даже дороги под своими ногами. Всё вокруг стало каким-то чужим и незнакомым. Шанталь не понимал, где он находится, и куда бежит. Ноги не слушались, голова раскалывалась, а жарко стало настолько, что Дилони по пути сбросил с себя куртку, оставшись в одной лишь чёрной футболке. Мир вокруг словно погас. Потемнел и растворился в тумане вместе с силой притяжения. Шанталь больше не ощущал себя прикованным к земле, он как будто… воспарил, но это чувство не было приятным. Наверное, вокруг бродили люди, но Шанталь их не видел и не слышал. Он из последних сил старался бежать, хотя у него едва получалось плестись вперёд. Хорошо, что он знал все коридоры и залы академии, как свои пять пальцев, иначе забрёл бы невесть куда. Шанталь навалился на дверь, ввалился в комнату, пробежал ещё немного, толкнул ещё одну дверь и упал на колени, склонившись над унитазом. Его тошнило так сильно, что он практически задыхался и корчился от боли в боках. Стоило закрыть глаза, как в памяти всплывали видения кровавой ленты на белом полу, следующей за Шанталем точно проклятье, отчего приливы тошноты повторялись раз за разом. Ему стало так плохо, что на мгновение показалось — он умирает. Может быть, это к лучшему? После смерти наверняка спокойнее, чем сейчас. Шанталь постарался прогнать от себя дурные мысли и сделать глубокий вдох. Он неуклюже спустил воду, стараясь отдышаться. Кажется, тошнота прекратилась, но надолго ли? Шанталь кое-как уселся на плитку сбоку унитаза, вытянув ноги вперёд, а головой прислонившись к стенке кабинки. Дверца осталась открытой, но Шанталь был не в силах её прикрыть. На него навалилась просто невероятная слабость, да и наружу выглядывали его ступни… Ужасающий жар сменился столь же резким холодом. По всему телу Шанталя прокатились ледяные мурашки, чем он даже наслаждался после того, как едва не закипел. На лбу выступили капельки пота с висков стекавшие вниз, к подбородку. Когда снаружи показалась Татум, Шанталь не обратил на неё никакого внимания, лишь случайно скользнув взглядом. Ему хотелось отдышаться, дождаться пока тошнота и слабость угаснут. — Тебе плохо? — задала очевидный вопрос Татум. — Что ты здесь делаешь? — слабым от бессилия голосом спросил Шанталь. Даже чтобы смотреть на Татум ему пришлось прилагать усилия. — Это мужской туалет. — Разве меня таким остановишь? — хмыкнула она, зашла в кабинку и принялась тащить Шанталя за руку, пытаясь поднять. — Не надо, — воспротивился он и сам поднялся с пола. После сеанса тошноты ему полегчало, в голове просветлело, но стоять на ногах удавалось с трудом. Шанталь вышел из кабинки и направился к рукомойнику. Он на полную открутил кран с холодной водой и, дождавшись, когда пойдёт ледяная, умыл ею лицо и голову в целом. С волос, носа и подбородка капала вода прямо в раковину, а сам Шанталь смотрел на своё отражение в зеркале, оставляющее желать лучшего. — Выглядишь как фиг-пойми-что, — пробормотала Татум, скрестив руки на груди. — Я благодарен тебе за то, что ты беспокоишься обо мне, милая Татум, — прохрипел Шанталь, буквально чувствуя спиной тревогу со стороны своей подруги. Ещё бы — экзамены меняют людей. Шанталь осунулся всего за несколько минут. Побледнел, под глазами обосновались тёмные круги, а щёки как будто впали. Ему было так же паршиво, как он выглядел. Не в силах больше смотреть на своё отражение, Шанталь опустил голову, уставившись в раковину. — Опять плохо? Может… — Всё хорошо. Я прихожу в себя. — Татум стояла рядом и мялась, что было непривычно для неё, ведь она всегда знала, что сказать, и не отличалась особой тактичностью. — Вали отсюда, — полушёпотом проговорила Татум, оглядываясь по сторонам. К счастью, в туалете никого кроме них не было. Шанталь удивлённо обернулся к подруге. — Что ты имеешь в виду? — пролепетал он. Татум подошла к нему почти впритык и заговорила на удивление серьёзно. — Больше всего на свете я бы хотела, чтобы ты остался здесь, со мной, но… тебе лучше уйти. Беги, пока не поздно. Прямо сейчас. Уходи из академии и забудь сюда дорогу. Это не твоё. — Она сделала многозначительную паузу, пропиливая Шанталя взглядом. — Уходи, пока никто не видит. — Это такая шутка? — удивился Шанталь, понимая, что Татум и не собиралась шутить, но в его голове не укладывалось то, что она могла дать ему такой совет. — Ты слышал Стокли. На втором этапе нас ждёт чёрти что. Как ты будешь справляться с этим? Каждый раз собираешься блевать в туалете? — Она махнула рукой в сторону кабинки, из которой недавно вышел Шанталь. — Уже поздно уходить, — шёпотом проговорил он, отворачиваясь от подруги. — Стоило уйти вместе с Линдой и Кэссиди. Они успели исчезнуть, не запятнав себя, но я себе такое позволить не мог и теперь я — убийца. Мои руки запятнаны кровью навечно. Я убил человека и никогда не смогу смыть это. — Шанталь, они все приговорённые к казни преступники! Быдлом больше, быдлом меньше! Капитолий только скажет нам спасибо за то, что мы его очищаем. — Ты ведь не веришь в то, что все эти люди — преступники? — Шанталь вновь склонился над раковиной и закрыл глаза, в которых изображение то и дело покрывалось кроваво-красными полосами. Он медленно повернулся к Татум лицом, тут же подметив, что она взирала на него настороженно. — Стокли мог сказать всё, что угодно. Никто не вручил нам личные дела этих людей. — Да какая разница? Если тебе сказали, что они злоумышленники, то и воспринимай их так. — Татум, как минимум половина узников не преступники, а может быть, и вовсе никто. Мы ничего о них не знаем, — стоял на своём Шанталь. Он ожидал от академии всякое, но и подумать не мог, что экзаменом станет убийство человека. — Это сделка с дьяволом. Академия выкупила наши души. Каждый, кто сделал выстрел и убил человека сегодня, здесь, испачкал руки в крови, которую никогда не смыть. Мы можем уйти и после этого, но ничего не изменится. Мы сохраним на себе клеймо убийц до самой смерти. Академия клеймила нас и выбора больше не осталось. Шанталь говорил всё тише, и звучало это настолько обречённо, словно в том злосчастном секторе оборвалась его собственная жизнь. Для Шанталя так оно и было. Он понимал, что дальнейшая учёба ему необходима, и поступить иначе он не мог, но кровь, впитавшаяся в его кожу, напоминала о прошлой жизни, о том кошмарном дне, когда Шанталь впервые увидел людей в крови. Своих родителей. И вот теперь, спустя столько лет, он снова погряз в ней с головой. Несколько минут назад он не просто убил человека, Шанталь уничтожил самого себя. Он чувствовал, как внутри него что-то сломалось, как чувство обречённости окутало его разум, и что сегодня он совершил самое страшное действие в своей жизни. — Кто-то убил моих родителей, а сегодня преступника убил уже я. Что отличает меня от того убийцы? Ничто. Убийства во имя добра не существует. Это замкнутый круг, в котором все друг друга убивают. Академия сделала нас своими пленниками, и теперь мы не сможем, как раньше существовать в обществе. Мы испорченные. — Шанталь замолчал. — Так уходи! — разнервничалась Татум. — Тебе здесь не место. Ты очень талантлив и умён, белоручка, но академия тебя испортит. — Я не могу уйти. Мне необходимо обучение. — Зачем? Чтобы найти того психа? Ради этого ты готов каждый день плеваться завтраком в унитаз? — Я хочу обрести навыки и стать сильнее, но понятия не имею, как мне с этим жить. Шанталь чувствовал себя абсолютно разбитым, и как справляться, понятия не имел. Татум чувствовала это, потому обняла его, и они так и стояли, кажется, целую вечность. Жаль только, что облегчения это не приносило. Оказывается, сломанная однажды жизнь никогда не срастётся, лишь продолжая ломаться впредь.***
СЕЙЧАС
Мы с Натаниэлем сидели в кафе уже третий час. За это время мы успели наесться до отвала пару раз, насмотреться на свои физиономии по телевидению и послать порядка десяти капитолийцев, подходивших к нам с разной степени безумия вопросами. Другие посетители кафе и персонал то и дело пялились на нас, но хватило их лишь на первый час, после которого мы им, видимо, просто надоели. Кафе оказалось не самым плохим. Столики стояли друг от друга далеко, сиденья на лавках мягкие и удобные, а стёкла на окнах снаружи отражались, потому мы свободно могли смотреть на улицу, а оттуда никто не видел нас. Дизайн самого помещения был не по-капитолийски скромным — ничего лишнего, никаких ярких красок — просто светлое кафе с расслабляющей тихо играющей музыкой на фоне. Нат выбрал для нас место у окна примерно в середине зала, где мы всё это время и торчали. Коммуникатор лежал меж тарелок с недоеденной едой и не подавал никаких признаков жизни. Я уже начала переживать, что наш план не проканал, иначе, почему Дилони до сих пор не позвонил? С другой стороны, он ведь не мог иметь прослушку повсюду одновременно и за всем следить? Квартира Эвридики наверняка чиста, тем более, что Нат включал Фонарь, а значит, Шанталь, скорее всего, не сразу узнал, когда мы её покинули, и если Дилони действительно задумал с ней встретиться, то… это должно занять время. Натаниэль нарочно заказал то, что мы с ним прежде не ели. Заказанное оказалось на удивление вкусным, хоть и осилить всё у нас не получилось. Нат до сих пор лениво колупал вилкой свой кусок вишнёвого торта, который в него уже не лез, а из жадности сожрать хотелось. Несмотря на наличие здесь посетителей, кафе мне понравилось. Почему-то тут я чувствовала себя свободной, и едва сдержалась, чтобы не улечься на лавку, чтобы поспать. Недостаток сна уже начал сказываться. Неожиданно коммуникатор задребезжал и мою дрёму как рукой сняло. Нат быстро схватил коммуникатор и приложил к уху. Я поднялась со своего места напротив и пересела к нему впритык, притуляясь к его уху, чтобы услышать разговор. — Как ваши дела, дорогие мои? — заговорил голос из динамиков коммуникатора. — Могли быть лучше, если бы ты не постарался, — удивительно спокойно ответил Натаниэль. — Вы справились со вторым заданием, неожиданно для меня. Как впечатления? — Честно говоря… — протянул Нат. — Я от тебя ждал большего. Ты же взрослый и серьёзный чувак, а задания придумал стёбные. Как-то даже не соответствует твоему имиджу. Это не задания, а какие-то тупые пранки для подростков. Я разочарован в тебе, стратег. Неужели Стокли не научил тебя чему-то покруче унылых пошутеек? Я вытаращила глаза, глядя на Ната. Так и хотелось закричать «Лафлауэр, ты совсем поехал, что ли? Хочешь, чтобы этот тип задал нам жару по полной программе?!». Зачем он его провоцировал? Зачем нарывался? Уж лучше выполнять стёбные унижающие задания, чем опасные и серьёзные проступки. Речь Ната напрягла не только меня, потому как Дилони подозрительно долго молчал в трубку, прежде чем снова заговорил. — Поразительно, как время, проведённое с женщиной, заставило тебя осмелеть. — Я просто зол, — как бы невзначай бросил Нат. — Ах, как мне страшно, — сказал Дилони и засмеялся. — А как себя чувствует наша очаровательная Джоанна? Понравилась компания Эвридики? — Охереваю от восторга, — буркнула в трубку я. — Негоже даме изъясняться подобными словами. Ты же не долговязый блондин недалёкого ума, — прошептал в трубку он, напуская на свои слова неуместную таинственность. — А ты не мой учитель, и твоего совета никто не спрашивает. — Какая дерзкая девчонка. Так и хочется тебя укротить. — Что же ты не укротил, когда была возможность? Если хочешь чего-то, делай, а не разбрасывайся пустыми угрозами. Я не интересую тебя, а потому ты не притронешься ко мне. Прежде это работало, потому что я тебя боялась, и не знала, чего ждать, а ты этим пользовался. — Ещё и умная. Люблю таких. — Приставай к кому-нибудь другому, Дилони. Меня этим не взять. Я способна играть в эту игру не хуже тебя. — А вы оба осмелели, как я погляжу, — удивился шелестящий голос по ту сторону трубки. — Что же, я рад, что мои задания идут вам на пользу. Осталось последнее. Выполните его, и пленники ваши. Накладно содержать трёх человек, кормить их… ну, вы понимаете. С радостью передам эти убытки цивилизации вам, но сначала третье задание. Если вы справились с первыми двумя, то третье и вовсе покажется вам сущим пустяком. — Что нужно сделать? — серьёзным тоном спросил Нат. — Сейчас на ваш устаревший гаджет придёт навигационное сообщение. Просто следуйте за указателем, и он доставит вас в нужное место. — Опять эти твои игры в поиск сокровищ, — пробормотал Натаниэль. — Desidero soltanto il meglio per entrambi. (ит. «Желаю вам всего самого наилучшего».) Нат только хотел что-то сказать в ответ, как вдруг убрал коммуникатор от уха. — Козлина. Сбросил! — недовольно выпалил Натаниэль. — А что это он сказал в конце? Ни слова не разобрала, будто он жевал и говорил одновременно. — Форсит на каком-то языке, — фыркнул Лафлауэр. — Наверняка говорил про нас какие-то гадости, иначе зачем ещё учить чужие языки? О! — Нат провёл по экрану коммуникатора, где как раз высветилась плашка с новым сообщением. Карта с ярко-красной бьющейся, словно сердце, точкой по центру. — Последнее задание, — нетерпеливо сказала я, встав с лавки. — Скорее начнём, скорее покончим с этим. Натаниэль, горящими глазами глядя в коммуникатор, вскочил следом за мной и поспешил к автомату, чтобы оплатить нашу еду, после чего мы вместе отправились на улицу к той самой красной точке.***
Изначально мы планировали идти пешком, чтобы не пропустить отметку, но она оказалась так далеко, что, в принципе, можно и проехаться, что мы и сделали. Пока Нат пялился в карту, я рассматривала город. Для меня это было странным, ведь прежде подобного желания не возникало, да и едва ли Капитолий можно назвать красивым, но… он и правда красив. По-своему. Иногда столица выглядела слишком пёстрой, наляпистой и яркой, но нередко походила и на обыкновенный город, такой, каким и должна была быть, если бы не уродская, невесть откуда взявшаяся мода. — Меня глючит или эта точка торчит где-то на вокзале? — спросил Натаниэль, когда мы вышли из машины, как раз неподалёку железнодорожного вокзала. Мы шли вперёд к отметке и когда, судя по карте, оказались практически на месте, перед нами не нашлось ничего странного или подозрительного. Просто двери вокзала. Недолго думая, Натаниэль вошёл внутрь, и стоило нам зайти в холл, как одна из напыщенных дамочек кассиров подозвала нас к себе. Я посмотрела на Ната, он на меня, и мы вместе направились к чудной мадам, размахивающей со своего рабочего места какими-то бумажками. — А вот и ваш заказ! Приятного путешествия! — коротко проговорила она, всучив Нату козырные столичные билеты, переливающиеся золотом. Он отошёл в сторону и принялся разглядывать билеты со всех сторон. Таких мы ещё не встречали. Бумага гладкая и очень плотная, шрифт невероятно красивый, отливающий серебром, а сам билет блестел точно золотом притрушенный. — Седьмой, — как будто не веря собственным словам, проговорил Нат. — Мы снова едем в Седьмой. Нахрена? — Может, это и есть его задание? Убрать нас как можно дальше из столицы, чтобы мы не мешались у него под ногами? — предположила я, теребя в руках свой именной билет. — Разберёмся на месте. Скоро отправление, пошли, — задумчиво сказал Нат. Найти свой поезд оказалось очень просто. Остальные, коих было всего два, выглядели как обычные поезда, но третий походил на машину из будущего. Маленький, узкий, низкий, белоснежный, сияющий так, словно его только минут десять назад сняли с конвейера. Около этого поезда стоял всего один человек, который, увидев нас, принялся с энтузиазмом махать руками, зазывая. — Он что, снял для нас персональный скоростной поезд? — протянул сквозь зубы Нат, скептически взирая на то, с каким размахом Дилони организовал нам поездку. — У него какой-то комплекс помпезности. Не удивлюсь, если внутри этого поезда есть бассейн и казино. И действительно, внутри поезд оказался ещё более роскошным, чем снаружи. Судя по всему, изготавливался он в качестве экскурсионного для капитолийцев, которые путешествовали по разным частям Панема, чтобы повидать арены прошлых лет или, если были экстремалами, то и округи. Изнутри поезд выглядел как дорогущий ресторан, только столиков в нём насчитывалось не так много, как в подобных заведениях. Диванчики, лампы самых разных форм, и просто уйма декора, которым всё свободное пространство заставили настолько, отчего мы словно оказались на товарняке, перевозившем этот самый декор. Других людей, естественно, не было. Наши золотые билеты оказались признаком того, что поезд отправляется в рейс исключительно ради нас. Перед отъездом сотрудники вокзала зачитали нам небольшую лекцию на тему того, как крут этот частный поезд, что в нём есть, и когда примерно мы окажемся в Седьмом. Слушать всё это скучно, потому я размышляла о своём, пропустив мимо ушей всё сказанное. Наконец, поезд тронулся. Первое время я пыталась рассматривать пейзажи за окном, но они настолько быстро сменялись, что уловить хоть какую-то чёткую картинку не получалось, и я просто улеглась на один из диванчиков, дожидаясь прибытия. Натаниэль сидел в позе лотоса тихонько копаясь в коммуникаторе. В какой-то момент мне показалось, что он зажужжал так, как бывает, когда звонит Дилони, но мне лишь померещилось, ведь Нат как ни в чём ни бывало продолжал в него пялиться. Тишина угнетала. Поезд работал бесшумно, ну, или внутри так казалось. Жёлтое освещение раздражало, потому я приглушила его до минимума — всё равно светло благодаря времени суток… Не успела я как следует обдумать случившееся и, что может случиться, как динамики просигналили о прибытии поезда на вокзал Седьмого. Лафлауэр удивился этому не меньше меня — всегда бы так быстро путешествовать! На улице ещё царил белый день, а мы уже прибыли из столицы! — И что дальше? — спросила я, косясь на Ната, когда мы с вокзала пошли домой. — Почему он не даёт новую наводку? Дилони ведь знает, что мы уже в Седьмом… — Понятия не имею… — протянул Натаниэль, не отрываясь от экрана коммуникатора, из-за чего уже пару раз споткнулся. — И что это ты там высматриваешь? — не выдержала я, резко выдернув у него из рук свой коммуникатор. Нат не ожидал этого выпада, потому забрать игрушку себе у меня получилось легко. — Что это за имена? Списки какие-то… — Ничего такого, — отмахнулся Натаниэль, и столь же дерзко забрал коммуникатор обратно. — Это, между прочим, подарок мне, — напомнила я, толкнув Ната в плечо, но он снова залип в экран, почти не реагируя на меня. — При первой же возможности сниму деньги и выплачу тебе аренду, дровосек, — безразлично ответил Лафлауэр, мысленно пребывая с этим дурацким списком, а не со мной. — Объясни, что ты делаешь. У тебя появились какие-то идеи? — Абсолютно никаких. — Не хочешь, ну, и не говори, сноб, — проворчала я, что Нат, кажется, не услышал вовсе. Он мог говорить, что угодно, но я знала, что все его «не знаю» ерунда. Возможно, Нат нашёл какую-то зацепку, просто не хочет говорить преждевременно, не проверив её. Либо боится, что здесь, в Седьмом, Дилони может как-то подслушать нас и узнать о планах Ната… Когда мы уже подходили к дому, Нат, всё ещё залипая в коммуникатор, свернул в сторону туалета, буркнув что-то себе под нос, что именно я не разобрала и спрашивать не стала, лишь позвала Нини, чтобы тот открыл дверь. Долго ждать не пришлось. Из комнаты послышался топот, затем щелчки, а после из-за двери выглянула белобрысая голова, метнувшаяся ко мне, едва не сбив с ног. Минуя все приветствия, Нини бросился меня обнимать, и так же внезапно отстранился. От него почему-то в глазах рябило больше, чем от пейзажей за окном поезда. Недолго думая, он затащил меня в дом, шёпотом заваливая вопросами так быстро, что я и осознать попросту их не успевала. Нини, как и всегда, сиял, на сей раз, видимо, радуясь тому, что мы с Натом, наконец, вернулись. Несколько раз я изловила из его словесного потока что-то связанное с Натом, но отвечать не спешила. Для начала просто хотелось немного отдохнуть на кухне. Я села за стол и в кои-то века расслабилась. Сумасшедшая гонка почти приблизилась к завершению, первые два задания выполнены, а третье всё не поступало. Я по привычке пошлёпала себя по ногам, надеясь найти коммуникатор, но вспомнила, что он остался у Ната. И где его черти носят? Из туалета напрямую в душ пошёл? Нини спокойно рассказывал мне о состоянии Ады, о найденной Натом информации, в которой тот копался, о том, какая я необыкновенно красивая, но всё это как будто пролетало мимо моих ушей. Я почти не слышала Нини, глядя в одну точку. Каким будет третье задание? Почему Дилони до сих пор нам его не выслал? Чем дольше я сидела без дела в компании Нини, тем сильнее это меня тревожило. Ещё и в туалет приспичило. — Я отойду ненадолго, — предупредила я Нини, прервав его мелодичный трёп. Пару секунд он удивлённо на меня смотрел, а затем широко улыбнулся и кивнул. — Гони братишку из туалета, а то у нас тут очередь уже! — весело проговорил он до того, как я вышла. — Лафлауэр, я, конечно, всё понимаю, но… — начала я, выйдя на улицу, вот только осеклась, не увидев там Натаниэля. Неужели столичная еда настолько хреновая, что он так долго торчит в туалете? — Нат, хватит там отсиживаться, не тебе одному надо! Тишина. Я замерла, присматриваясь к деревянной двери туалета. Стебётся, что ли? — Эй, Лафлауэр, хватит этих кретинских шуток. Если ты думаешь, что я не открою дверь, то ты очень ошибаешься. Снова тишина. — Ну, как хочешь, — фыркнула я, стараясь придушить нарастающую в сердце тревогу, и направилась к дверце туалета. Схватилась за ручку, потянула на себя, рывком открыла, но… внутри пусто. — Какого хрена… Нат! — крикнула ещё раз я, оглядываясь по сторонам, вот только никаким Натом и не пахло. Я сорвалась с места и на всех парах вбежала в дом, к компьютеру, за которым как раз сидел Нини. Младший брат Ната ещё не успел открыть рот, как я тут же вывалила всё на него. — Нат куда-то смылся. Я его звала, но он не отзывается. Нини, ты можешь через программы Ната и видеонаблюдение попробовать его найти? — протараторила я, теперь уже по полной программе разволновавшись. Нини, кажется, тотчас перенял моё настроение, поскольку заметно помрачнел, шустро перебирая пальцами, чтобы добраться куда надо. Он на удивление хорошо владел компьютером, как для человека, не сидящего за ним повсеместно вроде Натаниэля. — Почему он тебе не сказал, что уходит? — тихо поинтересовался Нини, не отрываясь от монитора. — Он постоянно пялился в коммуникатор, пока мы ехали домой. Может… он уже знает о том, что за третье задание приготовил Дилони? — прошептала я свои мысли вслух, и тут мне по-настоящему стало не по себе. Нат не просто знает суть третьего задания. Он ушёл его выполнять! Но что в нём такого, из-за чего Лафлауэр меня бортанул? — Третье задание? — не понял Нини. — Подключаюсь к камерам. Я видел, что вы снова были на шоу… — Длинная история. Если вкратце — делаем то, что нас заставляют, чтобы урвать куш. Два задания выполнили, осталось последнее как-то связанное с Седьмым, потому мы здесь, но саму суть задания я не знаю, а твой подлюга-брат, кажется, узнал, но мне не сказал. — Есть! — радостно выпалил Нини, выведя на экран съёмку с камер, где Нат уходит из дому, как только мы с Нини зашли. — Куда же ты упёр? — Секунду… — Нини переключился на следующую в цепочке камеру, но на ней Ната не было, затем на ещё одну, ещё и ещё, пока не выудил то направление, по которому он направился. Заметно как Нини слегка неловко чувствовал себя рядом с техникой, но справлялся хорошо. Немного практики — и у Натаниэля появится конкурент. — Он шёл не по главной дороге, — сразу поняла я. — Погляди, слоняется хамырями, там, где людей почти нет. Не хочет, чтобы его видели. Точно уже во что-то встрял… — Нет предположений, куда он может направляться этим путём? — спросил Нини, переезжая с камеры на камеру, что хоть и было быстро, но недостаточно. Я задумалась. Хрен его знает… Это не центральная ветка поселения, где стояли все госучреждения, не лесопилка… Куда он мог идти по этому направлению? — Джоанна, смотри, вот ещё. — Нини тыкнул пальцем в Натаниэля на экране, который ещё больше удалился от дома. — Куда ты, блин, собрался… В тех краях нет ничего такого. Это жилой сектор, там живут люди, там живёт Дерби… — продолжая размышлять вслух, сказала я и тут меня осенило. — Нини, ты можешь переключиться на камеры, которые стоят в самом конце вот этой улицы? — Я ткнула пальцем в карту на мониторе. — Последний дом перед перекрёстком. Нини поспешил найти нужную камеру, подключился к ней, открыл записанный материал и… — Надо же, — невесело улыбнулся он, взглянув на меня. — Ты угадала. Зачем такая секретность, если он пошёл к Дерби? — Не представляю, — протянула я, пытаясь понять, что вообще происходит, но… никаких мыслей в голове не возникало. Чёрт его знает. — Мне тоже надо туда. Запри дверь, и никому кроме нас не открывай. Спасибо тебе, малыш, ты не представляешь, как меня выручил! Я бросилась прочь из кухни, и уже вдогонку услышала весёлый голос: — Помогаю только за поцелуи! Не то шутил, не то говорил всерьёз… В любом случае размышлять об этом времени у меня не было, потому что все мои мысли занял Натаниэль. Дилони не задержался с заданием, просто Нат скрыл его от меня! Видимо, то самое жужжание не послышалось… Каким бы ни оказалось третье задание, с ним явно что-то нечисто, иначе зачем Лафлауэру от меня избавляться? Я выбежала на улицу и понеслась во всю прыть самым коротким путём к дому Дерби.***
— Какая неожиданность! Проходи, пожалуйста, — вежливо пригласил в свой дом гостя Дерби Кейнс. Он не так часто видел на пороге Натаниэля или Джоанну, но всегда был рад им, как и вообще всем, кто к нему приходил. От одной физиономии этого миротворца Натаниэлю стало тошно. Вечно улыбчивый. Вечно добродушный. Дурак какой-то. Благодаря его глупой улыбочке, настроение Ната покатилось по наклонной. Лафлауэр зашёл в коридор, а затем, следуя за хозяином, оказался в гостиной. Странное место. Первая мысль, которая возникла у Ната в тот момент — старушкин дом. Всё устаревшее, но аккуратное. Подобными предметами мебели и быта пользовалась ещё бабушка Ната, если даже не прабабушка, настолько древним казалось логово Дерби. В Пятом тоже использовали деревянные изделия, но не в таком изобилии. Дом Дерби битком набит всем деревянным, начиная от столиков и заканчивая деревянными… сервизами? Хорошо, что он хотя бы в деревянной униформе не ходит. Дерби любезно пригласил Натаниэля присесть в кресло, и тот послушно в него опустился, кривясь оттого, что табуретку почему-то назвали креслом, ведь, судя по степени мягкости, это была именно табуретка! Нат закрыл глаза и выдохнул. Нервы сейчас не лучший его помощник. — Куда-то собираешься? — как бы невзначай спросил Нат, незаметно для самого себя слегка постукивая левой ногой. — Скоро моя смена, — пояснил Дерби, вытягивая из шкафа аккуратно висевшую на вешалке униформу. — Ты один? — снова спросил Нат, внимательно наблюдая за действиями Дерби. Тот вытащил свою обувь, сумку… — Да. Нужна моя помощь? — поинтересовался миротворец, не оборачиваясь к Натаниэлю. — Можно и так сказать, — протянул Нат, и заставил себя подняться с кресла. Каждое действие давалось ему с трудом, поскольку в каждом Натаниэль отчаянно сомневался, хоть и пытался придушить в себе сомнения. Он медленно подошёл к Дерби, поймав себя на мысли, что его руки дрожат. Нат тихо выдохнул, чувствуя, как вместе с воздухом его покидает всякая уверенность в своих силах. Он выставил руку перед собой, потянулся к кобуре, и резким, грубым движением вырвал из неё пистолет. Опешивший Дерби обернулся к Нату и замер со стеклянным взглядом в глазах и натянутой улыбкой на лице. Он определённо не понимал, что происходит. Нату это было лишь на руку. Пистолет уже в его руках, осталось самое простое. Натаниэль делал так раньше. Ничего принципиального нового сейчас не происходило… Верно? Нат несмело держал пистолет. Глаза Лафлауэра бегали по всем углам комнаты, изредка цепляясь взглядом за самого Дерби, чтобы не утратить бдительность, лишившись тем самым пистолета. Секундное дело! Просто подними руку вверх, держи ствол увереннее и нажми на курок. Ничего нового. Ничего сложного. Отчего же тогда чем ближе Нат оказывался к своей цели, тем отчётливее понимал, что тело идёт на попятную, не слушая команды мозга? Как только Натаниэль ещё в поезде увидел последнее задание, он твёрдо решил для себя, что Джоанну вмешивать в это не станет. Мейсон не сможет выполнить такую задачу, и ей не стоит марать руки. Нат и сам не хотел, но… где-то там, в плену у Дилони, находился его отец. Если выбирать между отцом и чужаком, кого следовало выбрать? А если ещё и учесть тот факт, что помимо отца у Дилони ещё и Линкор с Андерсеном… Выбор очевиден. Сыграй в игру с Мефистофелем. Сыграй по его правилам. Позволь ему почувствовать себя властелином игры. Как можно обыграть автора игры в его же игре? Дать ему понять, что всё идёт по плану. Пусть он успокоится. Для этого придётся пойти на жертвы. Запятнать себя. Стать таким же, как он, но лишь для него. Смерть одного неприятного Натаниэлю человека против жизней его отца, оружия в борьбе с Ланой, и человека, чей разум хранит больше тайн, чем любой орден честных. Натаниэль знал, почему Шанталь выбрал именно такое соотношение. Это психологический тест на благородство. Дилони знает, что Дерби Нату неприятен, значит, его убийство выставит Ната жестоким эгоистом, управляемым собственными амбициями, равно как и спасение продемонстрирует всю степень благородства души Лафлауэра. Пожертвовать отцом ради неприятного парня, сохранив последнему жизнь — высшая степень благородства, а если ещё и учитывать, что ради его спасения Нат потеряет единственный козырь против Ланы… Какое великодушие! Но что на этот жест скажут его братья? Мать? Ада, которая боится потерять Дейла? Все те люди, которые в будущем пострадают из-за Ланы? Лафлауэр знал, что Дилони, не задумываясь, убил бы Дерби, потому что его жизнь не так ценна, как жизни этих людей. Знал, как поступил бы стратег. Смерть Дерби ни на что не влияет, а смерть Нормана, Дейла и Рэми изменили бы всё. Нат не был стратегом, но… сейчас он понимал их логику, ведь в ней… есть смысл. Ради спасения многих можно пожертвовать одним. Что это значило? Дилони просто так сделал это? Нет. Хотел заставить Ната оказаться в его шкуре? Для чего? Как бы то ни было, Нат ещё в поезде всё для себя решил. «Главное не струсить» — повторял он себе, но с каждым шагом, приближавшим Натаниэля к дому Дерби Кейнса, эта решимость таяла на глазах, и вот сейчас он стоял напротив и не мог заставить себя поднять руку на этого глуповатого паренька, который… ещё недавно Нату помогал. Он отбросил все мысли в сторону и, собрав остатки уверенности в кулак, направил дуло пистолета в голову Дерби. Нелепая улыбка тут же сползла с лица миротворца. — Он заряженный, ты знаешь? — не предчувствуя никакой опасности, спросил Дерби, но в ответ Нат лишь щелкнул предохранителем. Оружие готово к выстрелу. — Лучше не играть с такими вещами. Ты только что снял пистолет с предохранителя, а это значит, что он может выстрелить, Натаниэль. Это опасно. Кейнс попытался сделать шаг навстречу Нату, но тот мигом напрягся и выкрикнул: — Стой на месте. Взволнованность на лице Дерби плавно перерастала в удивление и смятение. В его взгляде исчезла привычная лёгкость, а обычно светящееся от позитивных эмоций лицо помрачнело. Несмотря на всю прямолинейность ситуации, Дерби всё ещё не понимал, что происходит. — Опусти пистолет, Нат, — шёпотом почти в поучительном тоне проговорил он. Натаниэль же остолбенел. На слова его сил не хватало, ибо все они уходили на то, чтобы заставить себя держать пистолет направленным на Дерби, который того, чёрт подери, не заслуживал! — Я не могу, прости, — коротко ответил Натаниэль, заставляя себя плавно давить на курок, но… пальцы не слушались. Всё внутри него как будто пыталось оттолкнуть Ната от этой ситуации. Отец или Дерби. Всё просто. Не выстрелишь в Дерби, значит, выстрелишь в отца. Нат мог убить собственного отца? Нет. Значит, нужно выстрелить в Дерби. Нат стрелял в своей жизни так много, что не сосчитать всех выпущенных им пуль. Что изменится от ещё одной? Натаниэль знал, что в итоге всё можно обставить как самоубийство — никто и не подкопается… Кроме Дилони, потому что у него будет компромат. Вернее, он сам создаёт его в данный момент. Лафлауэр резко покачал головой, почти крича от того, насколько мерзкими стали его мысли. Почему он вообще подумал об этом? Когда Дилони настолько заразил его мозг подобными идеями? Дерби что-то говорил. Нат его не слышал, но отлично видел, как встревоженно выглядел тот, причём… кажется, он тревожился не из-за себя, а из-за Натаниэля, спрашивая всё ли у него в порядке, как ему помочь… Лафлауэру захотелось долго и громко ругаться. Дерби вот-вот должен стать трупом, но даже в этот момент думал не про себя, а про Ната! Насколько нужно быть глупым, чтобы так делать? Или же… просто добрым? Нат постарался выбросить из головы всю эту чушь про доброту. — Нужно просто выстрелить, — шептал себе под нос Нат. — Жми на курок, жми. Вот только нажать никак не получалось… покуда входная дверь не грохнула. Натаниэль, ощутив прилив паники, понял, что-либо сейчас, либо никогда, и надавил пальцем на курок.***
Я бежала как угорелая, не замечая никого вокруг, не замечая усталость и напрочь позабыв о том, что мне вообще хотелось в тот злосчастный туалет. Сердце предчувствовало недоброе, потому я без стука и предупреждения в полный галоп ворвалась в дом Дерби, заглянула на кухню, оттуда в гостиную и увидела то, что больше всего боялась увидеть. Нат стоял напротив Дерби с вытянутой рукой, в которой держал пистолет. Это, блин, шутка такая дебильная или что? Я видела всё это лишь долю секунды, но мне казалось, что прошли часы. Натаниэль даже внимания на меня не обратил, выглядя так странно, будто всё вокруг для него прекратило существование, и его сознание сосредоточилось на дуле пистолета… Я видела, как подрагивает его рука, как на его лице застыла фальшивая уверенность в своих действиях, видела, как он старался незаметно хватать воздух ртом, будто рыба, выброшенная на сушу. Его грудь тяжело вздымалась, рука затряслась сильнее, и в какой-то момент Нат просто со всей силы вышвырнул пистолет в другой конец комнаты, а тот выстрелил, да так внезапно, что мы все втроём содрогнулись и застыли на местах, осознавая тот факт, что живы, и пуля никого из нас не убила. — Если вздумал швырять пистолет, так хотя бы поставь его на страховку! — закричала на Натаниэля я, на что он лишь отвернулся от Дерби и, всё так же игнорируя моё присутствие, подошёл к стене и уткнулся в неё лбом и руками. — Какого хрена тут происходит? Побледневший от шокирующих событий Дерби осел в одно из своих кресел, ничего не предпринимая, и не говоря. Кажется, он пребывал в таком шоке, что утратил способность действовать, хотя и был миротворцем. Я подошла к Натаниэлю и грубо повернула его к себе, отдёрнув за футболку так, что, думала, оторву от неё кусок. — Ну, же, давай, поведай мне о своей импровизации, сообразительная скотина! — продолжала кричать я, на что Нат включил отморозка, и с наглым непроницаемым видом просто откинул голову назад, надменно выпятив подбородок. — Что ты собирался сделать? Скажи! Давай, Лафлауэр! — требовала я, но Нат точно воды в рот набрал, и тогда мне пришлось дать ему хорошую пощёчину. Его щека покраснела, но он продолжал молчать, за что схлопотал ещё три пощёчины, последняя из которых вполне сошла бы за хороший удар. — Ты собирался убить Дерби! Человека, который твоего, кретин, брата охранял! Вот какое третье задание, да? — А что я, по-твоему, должен делать? — закричал в ответ Натаниэль, видимо, не выдержав бушующую внутри него бурю эмоций, настолько сильную, что он раскраснелся чуть ли не до корней волос. — Если будет жить Дерби, то умрёт папа. Прости, что выбрал отца, а не левого чувака! — Это не выход! Мы могли бы вместе что-то придумать, как в то… — Нет, не могли! Он хочет смерть. Либо Дерби, либо папа с компашкой, — злился Нат. — Разреши эту ситуацию, мудрый дровосек! Валяй! — Ты же у нас вечно ходишь с рожей «я тут самый умный, и ваш мир меня не достоин», так давай, реши эту проблему иным способом! — Его. Не. Существует! — выделяя каждое слово, прокричал Натаниэль, прислонился к стене, и сполз по ней на пол, косясь в сторону Дерби, по-прежнему, пассивно наблюдающего. — Если бы я мог сделать что-то иначе, я бы сделал, — тихо продолжил он, не то слишком выгорев для скандала, не то попросту успокаиваясь. — И, может быть, ты не заметила, но я его не грохнул, между прочим. — Грохнул бы, если бы я не прибежала вовремя. — Нет, — твёрдо ответил Нат, уставившись в пол так, что волосы полностью скрыли его лицо. — Я не смог. Теперь мы огребём за это, понимаешь? — Мы не станем убивать Дерби, — процедила сквозь зубы я, стоя над Натаниэлем. — В этом и проблема. — Поднял голову он. — Я не смог. И ты не сможешь. Да и сам он вряд ли застрелится. Нам каюк. — Лафлауэр растерянно развёл руками в стороны. Стоило ему сказать это, как в кармане зажужжал коммуникатор. В зловещей тишине эти звуки казались настолько громкими, что буквально резали по ушам. Дерби всё ещё молча смотрел на нас, видимо, ожидая, когда мы придём в себя. Нат не хотел брать трубку. — Ответь, — рявкнула я. — И что я ему скажу? — Отдай коммуникатор мне, дипломат хренов. — Валяй, — фыркнул Нат, вручая мне «устаревший гаджет». — Ты с ним неплохо ладишь, как я заметил. Вдруг он растает от твоего голоса. — Закрой рот и не мешай, ясно? — грубо бросила я и, наконец, подняла трубку. — Не терпится? — Джоанна, здравствуй, дорогая. Не ожидал услышать тебя первой, — чуть ли не пропел мелодичный голос из трубки. — Боюсь, ты довёл Ната до белого каления своими заданиями, так что говорить теперь будешь со мной. — А я и не против. — Никаких подкатов и иллюзий подкатов тоже. — Это моя повседневная интонация… — Зачем звонишь? — Жажду узнать, справились ли вы с заключительным заданием. — Нет, — после недолгой паузы ответила я, отчаянно прислушиваясь к тому, как отреагирует Дилони на мои слова. Какое-то время он тоже ничего не говорил, но в итоге нарушил молчание. — Жаль. Ты же понимаешь, что за этим последует? — Понимаю, поэтому и говорю с тобой. Позволь выполнить другое задание. Дай нам второй шанс. Мы ведь выполнили два первых, как ты и хотел. — Ах, милая Джоанна, ты же помнишь наш уговор? Вам известны условия. Если вы не готовы принять их, тогда я выполню свою часть сделки. — Чего тебе стоит изменить правила? Это же твоя игра. — Именно поэтому я остаюсь верен правилам. Вы проиграли, а значит, три моих пленника сегодня окажутся на публике. Это честная игра. Я не меньше вашего желал, чтобы вы их забрали, но вы сами хозяева своей судьбы. — Если ты так хочешь, просто отдай нам их! — повысила голос я, тотчас прикусив язык, сожалея о сказанном. Дилони молчал в трубку, но я слышала, как громко он дышит. — Для них всё закончится там, где началось, — после длительных, как для него, раздумий сказал Дилони ровным и осторожным тоном, как будто… на ходу подбирал слова. Неужели он не приготовил речь на случай нашего провала? Что за импровизация? Или… Это не простые слова. Кажется, он позволил нам переиграть. — Поторопись, может быть, ты ещё успеешь.