Призванная убивать

Солнечный свет согревал стены кухни и зимой, и летом. Три здоровенных окна впускали его внутрь в таких количествах, что в ясную погоду вся мебель отсвечивала золотом. Шанталь сидел за кухонным столом на высоком железном табурете с мягким сидением. Ещё недавно его ноги свободно свисали вниз, а теперь он дотягивался до пола носками своих тапочек. Слева от него располагалось приоткрытое окно, через которое в комнату проникали крохотные гранулы пыли, искрящиеся в воздухе под солнечными лучами. Шанталь наблюдал за ними, задумчиво касаясь пылинок кончиками пальцев. Конечно, они были невесомы, оттого почувствовать их мальчик не мог, но всё равно продолжал это делать. — Передай мне сахарную пудру, — тихо проговорила копошащаяся напротив женщина. Шанталь послушно сполз со своего табурета, подошёл к шкафчику с приправами, открыл дверцу и вытащил оттуда конусовидную баночку с пудрой. Он мог бы спутать её с двумя десятками других таких же баночек, но каждая из них у мамы подписана, чтобы не промахнуться с выбором, потому что даже она сама порой это делала. Карла Дилони настолько погрузилась в расставление круассанов на блюде, что даже не перепроверила ту ли баночку вручил ей сын. Вокруг мамы творился настоящий хаос. Она пыталась заниматься всем сразу, ни с чем не разобравшись до конца, но Шанталь знал, что сейчас весь этот сумбур каким-то образом превратится в чётко структурированную схему. Даже на работе мама сначала предпочитала полностью всё разрушать, устраивая большую свалку, а потом уже с нуля выстраивать новые объекты. Папа же никогда не валил всё без разбору — он спасал то, что ещё можно спасти, и использовал это, вдыхая новую жизнь в вещи, которые, казалось бы, давно себя исчерпали. На кухонном столе стояли две большие вязаные корзинки. В обе Карла постелила плотные салфетки, на которые складывала маленькие контейнеры с едой и походные принадлежности. Готовила она с четырёх утра, а всё потому, что хотела отправиться на пикник с максимально свежей едой, ведь большая часть пищи вкуснее всего как раз сразу после приготовления. В первой корзинке пристроились несколько видов бутербродов, свежевыжатый охлаждённый сок, салаты из сырых овощей и мясные рулеты. Вторую корзинку мама Шанталя наполнила всякими необходимыми принадлежностями вроде посуды, салфеток, спичек и подстилок. Шанталь вновь сел на свой табурет и опустил руки на стол. Посыпая круассаны сахарной пудрой, мама слегка притрусила сладким порошком его пальцы, а когда заметила, улыбаясь, протянула сыну одну влажную салфетку. — Тебе помочь? — предложил он, с интересом наблюдая за действиями матери, на что та лишь покачала головой. Карла всегда была немногословной, когда работала над чем-то. Она слышала всё, что ей говорили, но отвечала редко и скупо. Всё её внимание перетягивали на себя дела, которым она предавалась с головой. Даже если это выпечка. — Выглядят пересушенными, — заговорил бесшумно вошедший на кухню отец. Карла тотчас подняла голову и встревоженно взглянула на мужа так, словно он растоптал все плоды её стараний. — Я шучу, — улыбнулся он, подошёл к столу и подхватил с него пару свежих круассанов. Один из них вручил Шанталю, который без разрешения не решился бы взять, а второй надкусил сам. — Это для пикника, — напомнила Карла и, опустив голову, продолжила посыпать выпечку сахарной пудрой. Шанталь наблюдал за тем, как искусно маскировалась дрожь в её руках. Мама выглядела уставшей и встревоженной, хотя предстоящий отдых напротив должен был настраивать на беспечность… Папа тоже заметил это, потому отложил свой круассан на стол, подошёл к маме, и начал медленно собирать её распущенные волосы в косу. Он часто делал так, шёпотом приговаривая, что на кухне не место распущенным волосам, хотя мама их никогда и не собирала. Она не делала себе причёски, не носила парики, даже хвостом брезговала — волосы просто гладкой густой копной лежали на её плечах, скрывая овал лица. Шанталю досталась именно её копна, правда вилась та, как у отца. В остальном же от Адриана Дилони он практически ничего не взял. Кроме второго имени. Его светло-русые волосы под лучами солнца отсвечивали медью, а лицо казалось по-юношески светлым, из-за чего папа выглядел младше, чем есть, даже с учётом морщинок. Мама свои тоже не скрывала. Родители позволяли себе быть теми, кем они себя чувствуют и видят, хотя мир за пределами дома был совсем другим. Шанталь ими восхищался. Каждый день, когда мальчик ходил в школу, на его пути встречалось много странного, чего в доме Дилони никогда не бывало. Люди жили в переизбытке. Переизбытке ярких цветов, вычурных форм в одежде, переизбытке еды, переизбытке техники, электроники и всего того, чего обычно хочется людям. Переизбыток всего вокруг лишал людей счастья. Они могли себе позволить что угодно, позволяли, и в итоге теряли ценность этого, потому что пресыщались. Шанталь не учился в элитных школах с детьми архитекторов, инженеров и политиков. Он учился с детьми тех, кто на них работал, но даже здесь видел, как учеников привозят на самых дорогих машинах и как им арендуют отдельные столики в столовой, чтобы никто другой не смел приближаться. К счастью, мама ещё перед поступлением объяснила Шанталю, что мир вне их дома немного другой. Не плохой, и не хороший, просто другой, и Шанталю предстояло учиться в нём жить так, чтобы не потерять себя. В семь лет он не особо понимал значение этих слов, но с возрастом становился умнее, а самое главное — у него имелся достойный пример. Родители не были похожи на других столичных жителей, но при этом смогли мирно с ними сосуществовать, работать и даже дружить. Многие любили семью Дилони и научились понимать. На дни рождения папы и мамы друзья в смешных нарядах дарили им не золотые люстры или последние модели коммуникаторов, а приносили… цветы и молодые деревья в горшках. Однажды Шанталь назвал этих людей смешными при маме, и это очень задело её. Карла потратила полтора часа на объяснение сыну того, что странные одежды не делают людей хуже, и они вольны носить что захотят. Дилони ведь поступали так же. Мама Шанталя совсем не носила платьев, хотя практически все женщины, которых он встречал на своём пути, лишь в платьях и ходили. Она не скрывала лицо под маской макияжа, а когда её спрашивали, почему, Карла отвечала, что хочет чувствовать, как ветер бьётся об её кожу без преград. Она носила тусклые цвета, невероятно простые и устаревшие фасоны, и обувь без каблуков. Мама всегда оставалась самой собой, и со временем люди начали называть её стильной. Выходит, дело не в том, что на тебе, а как ты себя преподносишь… — Кажется, я закончила, — сказала Карла, делая вид, что не замечает того, как возится с её волосами муж. Он легко вплетал прядку за прядкой, а когда завершил, опустил ладони на плечи жены с улыбкой глядя на противень, полный аппетитных круассанов. — Прекрасная работа, госпожа Дилони, не терпится сполна отведать вашу выпечку, — мягко проговорил своим чистым, немного шелестящим голосом Адриан, и приобнял Карлу. — Укладывай их скорее, иначе такими темпами на озеро попадём к ночи. — А ты палатку собрал? — Давно. Шанталь, ты готов? Мальчик, помогающий маме укладывать круассаны в небольшой контейнер, улыбаясь, кивнул. Когда отец уже одной ногой переступил через порог, Шанталь решился высказать вслух то, о чём размышлял всё это время. — Пап, а можно… — Он запнулся, неловко заламывая пальцы. — Можно Элери пойдёт с нами? Она не будет мешать! Я возьму поводок, и мы привяжем её, если она вдруг попытается сбежать. Пожалуйста, — умоляющим тоном добавил Шанталь, заметив по лицу отца, что тот не в восторге от этой идеи. Карла внимательно наблюдала за обоими своими мужчинами, но не вмешивалась. — Шанталь, мы не можем взять Элери с собой так далеко. На озеро сложно добираться, к тому же далеко не все собаки любят транспорт. Элери никогда никуда не ездила, и это может доставить нам неудобства, а мы в последнее время не так часто выбираемся на отдых. — Адриан объяснял спокойно и доходчиво, так, чтобы и информацию донести, и не обидеть сына. Собственно, на большее Шанталь и не рассчитывал, но попытаться стоило. Его с Элери отпускали гулять только по своей улице, да и то недалеко. Он понимал, что родители просто заботятся о нём и о собаке, которую приобрели тоже для него, но всё же… Элери не была его домашним животным, она стала для него другом, с которым Шанталь говорил чаще, чем со своими друзьями-людьми. Не потому, что те были плохими или он с ними скучал, просто с животным у него находилось больше общего, чем с людьми. — Пусть Элери охраняет дом, пока мы отсутствуем. Она — надёжная защитница, и присмотрит за ним, как никто иной, — улыбался отец, стоя в дверях. Солнце светило ему прямо в лицо, но он даже не щурился, будто бы наслаждался этим навязчивым теплом. — Ну, вот и всё, — подытожила мама, укладывая последний контейнер в корзину. Теперь среди прочих вкусных запахов там поселился и аромат круассанов. — Можем отправляться. Шанталь ждал эту фразу уже несколько месяцев. В последнее время он не так часто виделся с родителями, хотя, в основном, они находились дома. Количество заказов увеличивалось, а бумага в комнатах заполонила чуть ли не все горизонтальные поверхности. Столько чертежей, сколько хранилось в доме Дилони, не было ни у кого. Папа и мама проектировали здания, строили их, чертили эскизы и их тоже продавали, занимались дизайном особняков министров и оформили парочку салонов красоты так, что люди посещали их не столько ради собственной красоты, сколько ради любования чужой. Уже второй месяц родители Шанталя занимались проектировкой новой высотки, которая должна была стать чем-то вроде маяка в Капитолии — огромной башней с залитой светом вершиной, отражающейся на всём, что располагалось под ней. Это дело отнимало много сил, потому отдыхать они практически перестали. Шанталь знал, что это не погоня за деньгами. Кажется, это слово в его семье произносилось реже всех остальных. У мамы и папы накопилась уйма идей, которые они отчаянно желали реализовать, потому брались за них с огромным энтузиазмом. Около месяца родители обещали Шанталю совместную вылазку на воздух, потому что понимали — развеяться нужно всем, и вот, наконец-то, он в шаге от того, чтобы выйти из дому и оказаться там, где нет никого, кроме тех, кого Шанталь отчаянно любит. Жаль только, что Элери придётся оставить одну. Машины у Дилони не было, потому перемещаться им приходилось либо на своих двоих, либо на такси. Берег озера, на который они изредка выбирались, располагался далеко от мирской суеты, но в этом и таился смысл подобных походов. Дилони уезжали из дому, ехали до самой окраины, а дальше пробирались сквозь лесонасаждение к берегу озера. Доехать до него на такси никак нельзя, потому они около часа шли пешком, попутно изучая деревья, кусты, траву и мхи. Шанталь научился ориентироваться на местности именно на таких пикниках. Папа хорошо разбирался в деревьях, а мама в траве и цветах. Прежде чем дойти до озера, они рассматривали всё, что окружало их, наслаждались тишиной и пением птиц, свежим воздухом и потрескиванием сухих палочек под ногами… Вспоминая прошлые походы, Шанталь всегда улыбался. Ещё ни разу пикник не обошёлся без новой информации для мальчика. Здесь он узнал больше чем на уроках ботаники, больше чем на уроках географии, и даже плавать тоже научился здесь. Будучи совсем малышом, Шанталь боялся утонуть, потому не подходил близко к воде, и даже на берегу играть страшился, но папа всего за пару уроков научил его плавать так, что страх исчез, и зародилось желание предаваться дикой воде чаще. Так Шанталь начал ходить на плавание. Свой первый домик для птиц он тоже построил здесь. Папа запасся материалом с инструментами, и они вместе на свежем воздухе колотили небольшие квартирки для пташек. Со временем в лесу их накопилось около десятка… Сегодня Дилони не собирались ни плавать, ни колотить домики, ни изучать растительность. Только свежий воздух, вкусная еда и долгожданный отдых. Шанталь вышел из светлой кухни в коридор, одна из стен которого была завешана чёрно-белыми картинами цветов, и проследовал до самого его конца в свою спальню. Она была не такой светлой, как кухня, но тоже днём наполнялась светом настолько хорошо, что до ночи не требовалось включать освещение. Рабочий столик Шанталя стоял прямо у окна. Все блокноты и книги на нём были аккуратно сложены в стопочки, ручки всех калибров торчали из подставки, а настольная лампа возвышалась на самом краю — Шанталь пользовался ею редко. Такой же порядок царил на каждой его полке в каждом шкафчике. Мама приучила Шанталя прибираться в своей комнате самостоятельно, чтобы облегчать её труд, и привила ему любовь к дисциплинированности и трудолюбию. Шанталь подошёл к книжной полке и задумался. Он любил читать на свежем воздухе, но далеко не всякая литература подходила для этого. Читать об исторических событиях лучше в четырёх стенах, зимой, когда на улице идёт снег, или осенью, когда за окном льёт как из ведра. Читать книги, посвящённые точным наукам, тоже не стоит на свежем воздухе, поскольку под них не расслабишься. Взгляд Шанталя всего на секунду зацепился за прогалину между книжками, а затем он увидел то, что подходило идеально. «Маленький принц». Шанталь улыбнулся, выхватил книжку с полки и быстро направился в коридор, а оттуда спустился вниз по лестнице. Он никогда не бегал по дому. В их семье это позволялось одной лишь Элери, да и та была настолько ленива, что предпочитала максимум бегать трусцой. Шанталь, теребя книжку в руках, миновал лестницу и спустился в гостиную, дожидаясь родителей. В доме было светло и тепло, а ещё пахло ванилью, причём не только в те моменты, когда мама занималась выпечкой. Каждая комната в доме казалась… сладкой. Да, именно так Шанталь и описал бы запах своего дома. Несмотря на то, что он был деревянным, каждый диванчик, каждая подушечка, цветок и штора пахли в нём одинаково — сладким, немного терпким и матовым ароматом ванили. Порой Шанталь бывал в домах других людей, потому всегда обращал внимание на то, насколько сильно различались в них запахи. Большинство людей любили запахи резины, пластика, древесины и моря. Такие простые, даже примитивные ароматы… Ваниль жила лишь в их доме. Ещё родители Шанталя очень не любили острые углы. Столы, тумбы, шкафы — все углы в их доме были округлёнными просто потому, что им так хотелось. Если им нравился какой-нибудь предмет мебели, но в чём-то обнаруживался изъян, они переделывали его. У старших Дилони имелось много принципов в творчестве, за что их ценили в столице и прощали любые странности. Шанталь по привычке провёл рукой по гладким перилам и взглянул наверх, туда, откуда должны спуститься родители, как вдруг что-то уткнулось в его ногу и он, улыбнувшись, опустил голову. — Не сегодня, Элери, — прошептал он, став на колени перед юным бежевым лабрадором, недовольно подвывающим. Собака толкала своим носом Шанталя в ногу и лениво махала хвостом, как будто упрекала его в том, что хозяин не смог выбить для неё прогулку у озера. — В следующий раз обязательно получится. Родители, одетые по-домашнему, с корзинками в руках спускались по лестнице, о чём-то тихо переговариваясь. Увидев их, Элери вырвалась из объятий Шанталя и убежала в соседнюю комнату, никак не реагируя на его просьбы вернуться. — Куда же ты? — Шанталь, оставь её в покое. У Элери тоже могут быть свои собачьи дела, — улыбаясь, проговорила мама, проходя мимо. — Пойдём. Или ты хочешь остаться с ней? — загадочно спросила она. — Пусть малышка меня прощает. — Шанталь мигом оказался у двери и открыл её, выскочив наружу первым. Его всегда поражало то, как отличался солнечный свет внутри дома и снаружи. Стоило выйти на улицу, как Шанталя накрывало белым свечением, от которого горели глаза, а всё вокруг казалось неестественно ярким. Ну, или Шанталь просто слишком привык к интерьеру всех оттенков заката. Коричневый, приглушенный оранжевый, наполовину обесцвеченный жёлтый — все эти цвета, смешиваясь с солнцем, будто заставляли мебель и стены в доме светиться изнутри. Дом был светлым, но в то же время свет этот не выглядел резким, а напротив, успокаивал и расслаблял. Неподалёку по улице, шумно переговариваясь, бродили люди, по дороге один за другим ездили автомобили, а в одном из соседних домов играла музыка. Щёлкнули замки. Шанталь обернулся — это мама заперла двери дома, пока папа, держа в руках обе корзинки, ненавязчиво её поторапливал. Элери осталась по ту сторону. Она не стала выть, или скрести дверь, как это делали собаки в других семьях. Наверное, пошла есть, потому и не заметила уход хозяев. Шанталь ещё раз взглянул на обложку «Маленького принца», где ничего кроме выбитого золотом названия на тёмно-зелёном фоне не виднелось, и медленно спустился по ступенькам вниз, дожидаясь, когда родители его догонят… Озёрная гладь излучала абсолютное спокойствие. Обычно по воде пробегала хотя бы мелкая рябь, но сегодня водная толща будто бы погрузилась в глубокий сон, как и сам лес, а всё потому, что не было ветра. Ни одна веточка, ни один листочек не шелохнулись, отчего у Шанталя возникло чувство, будто ему в уши напихали ваты. Он сидел на берегу у самой воды и задумчиво глядел вдаль. Сегодня птицы отказывались петь, озеро поскупилось на шелестящие всплески волн, а массивная крона деревьев не желала завывать. Природа словно застыла в ожидании чего-то, уступив первенство солнцу, отражавшемуся яркими бликами от воды, гуляющему сквозь ветви, и щекочущему незагорелую кожу Дилони, бывавших на улице не так часто, чтобы загореть. Шанталь закрыл глаза и прислушался. Это всегда помогало ему видеть большее. Он отчётливее ощутил плотный запах слегка застоявшейся воды, услышал, как трещат мелкие палочки под стопами его родителей, и даже почуял… аромат маминых круассанов. Природа сегодня показалась Шанталю какой-то отрешённой, потому он подался к родителям, чтобы помочь им с палаткой и обустройством пристанища. Вместе с отцом они установили палатку, уложили в неё все пожитки, а снаружи расстелили несколько покрывал, чтобы любоваться видом озера под тенью деревьев. Дилони никогда не начинали свой пикник с поедания пищи. Разве можно набивать желудок, не насладившись красотой окружающего мира? Так втроём они могли просидеть несколько часов, болтая о пустяках, обсуждая красивые переливающиеся оттенки водной глади или свежий и естественный запах земли, которого так не хватало замурованному бетоном Капитолию. Каждый из них ждал момента, чтобы оказаться здесь, потому что все они… уставали от столичной жизни. Как бы ни любили работать над чертежами и возводить с нуля здания, как бы ни любили свой дом. Все порой нуждаются в тишине, поэтому Дилони искали её здесь, у озера, на отшибе мира, где никогда никого не бывает. Вот только сегодняшняя тишина была какой-то… неправильной. Озеро будто бы не радовалось их приходу, а солнце хоть и щипало жаром кожу, светило как-то слишком холодно и отстранённо, вымученно. Шанталь смотрел на замершую воду и размышлял над тем, что если бы сейчас он оказался над ней, то, наверное, увидел бы огромное зеркало… — Я наберу немного хвороста — разведём костёр, — предложил отец, поднимаясь с покрывала. — И надо бы пообедать, ребята. Он расслабленной походкой направился вглубь леса, постепенно растворившись среди деревьев. Шанталь слышал удаляющиеся потрескивающие мелкими палочками шаги отца, чувствуя себя неуютно из-за такой гробовой тишины. Он так долго мечтал снова услышать звуки природы, а вместо этого столкнулся с её молчанием… Мама вытащила из палатки корзинку и принялась открывать один контейнер за другим, чтобы выложить каждому в тарелочку свою порцию пищи. В и без того насыщенном ароматами воздухе, теперь запахло ещё и выпечкой, да жаренным. Лишь запах салата терялся на фоне запахов растительности. Еда уже минут пятнадцать лежала на покрывале. Шанталь машинально сбрасывал с него насекомых, случайно забредавших на нетипичные для их территории ландшафты. Папа всё не возвращался. Видимо, отыскать сухой хворост оказалось не так просто, ведь несколько дней назад прошёл дождь. — Я помогу папе, — вызвался Шанталь. — Вдвоём мы быстрее найдём сухие ветки. — И прежде чем мама воспротивилась, он договорил. — Я знаю этот лес и не заблужусь, не переживай. Просто позову его. Карла нехотя кивнула. — Не уходи далеко. Если рядом его не увидишь, позови меня. Твой папа в поисках хвороста может забрести на другой берег и не заметить этого. — Улыбнулась она и вытащила из кармана своих штанов небольшой коммуникатор. — Я ему сейчас позвоню. Шанталь не стал дожидаться, когда мама позвонит, и поспешил в ту сторону, куда ушёл папа. Подошвы его обуви проседали в землю — здесь она всегда была очень мягкой, оттого и растительность появлялась охотнее. Шанталь брёл меж деревьев, нарочно касаясь кончиками пальцев каждого, мимо которого проходил. У одних был старый шершавый ствол, у других — тонкий и гладкий. Деревья пахли по-разному, выглядели по-разному и, Шанталь был уверен, души у них тоже были разными. Он шёл и шёл, но отца всё не было видно, и тогда мальчик позвал его. Громко, во весь голос, так, чтобы папа наверняка услышал. На голос Шанталя откликнулось лишь эхо. Солнечные лучи с трудом проступали сквозь плотно сплетённые кроны деревьев, воздух загустел, и мир вокруг окончательно замер. Мальчик осмотрелся и вновь закричал. Тишина. Папа ушёл так далеко? Шанталь смело направлялся вперёд, несмотря на предостережения мамы далеко не заходить, но ведь сейчас он ещё не далеко, верно? Он продолжал идти, взбираясь на холм, коих тут было достаточно много, из-за чего некоторые деревья росли криво, как вдруг услышал шорохи. Глуховатые шумы отчётливо прослеживались на фоне общей вакуумной тишины, потому Шанталь пошёл на звук. Наверное, папа просто его не услышал, хотя… Шанталь поднялся на холм и замер. Там, внизу, смешались в борьбе два тёмных пятна. Младший Дилони не сразу понял, что вообще видит. Он замер точно так же, как и весь мир вокруг него. Какой-то человек… напал на отца? Шанталь не был уверен, что это вообще человек… просто пятно. Папа с трудом стоял на ногах. Его кремовая кофта была перепачкана красным и чёрным. Грязью и… Воздух жгущим потоком ворвался в лёгкие Шанталя. Он сорвался с места и с криками помчался на помощь отцу, всё ещё не понимая, что он видит. Пятно действительно оказалось человеком. Неповоротливым верзилой, сцепившимся с папой. Шанталь кричал на бегу, скользил по траве и едва ли не падал, но спешил на помощь, ни на секунду не задумываясь над тем, чем он вообще может помочь. Неважно. Всё неважно, ему просто нужно к папе. На голове монстра был надет мешок. Обычный, коричневого цвета, с парой дырок для глаз. Шанталь с ужасом осознавал, что видит не только его силуэт, но и то, что так отчаянно пытался выбить из его рук отец. Нож. Разгорячённая кровь должна заводить сердце, но оно, почему-то, наоборот затухало. Тук… Тук… Тук… Всё медленнее и тише. Шанталь видел, что отец кричит, но почему-то он не слышал его. Слышал звуки потасовки, слышал собственные шаги, но папу не слышал. Верзиле удалось обхватить отца вокруг шеи, в руке его блеснул нож, яркой вспышкой, пронёсшийся перед лицом жертвы, а когда человек с мешком на голове вновь поднял нож вверх, Шанталь больше не видел блеска его лезвия. Блеск притупился алой жижей… Оцепенение не отступало. Шанталь просто стоял на месте и не мог пошевелиться. Закричать. Выдохнуть. Кажется, воздух в его теле закончился минут пять назад, а он всё ещё жив. Светлая одежда папы заалела, как будто его сверху поливали краской, а на шее проступила уродливая противоестественная лента. Отец обмяк и рухнул прямо на разбросанный вокруг хворост. Где-то на верхушках деревьев защебетали птицы. Звонко, но глухо. Задорно и ноюще. Здоровяк обратил свой взор на Шанталя и сделал шаг навстречу к нему. Ещё шаг. Ещё один. Шанталь не понимал, что тот не идёт к нему, а, сотрясая землю, бежит за ним. Птицы слетелись на немой крик мальчика. Они порхали высоко над головой Шанталя, напевая предательскую песню, которая звучала в его ушах как звон колоколов. Папа лежал неподвижно. Папа, всего мгновение назад истошно кричавший молчанием. Шанталь будто врос в землю. Он ослеп и оглох, но почему-то продолжал слышать и видеть то, чего случиться никак не могло. Он не позволял себе осознать и принять это, не впускал дурные мысли в свою голову, бежал от них, но на самом деле оставался на месте. Мама не знает. Человек с мешком на голове нёсся неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, словно весил целую тонну. Он неумолимо приближался, но как только Шанталь сорвался с места, начал отставать. Взбираться вверх куда сложнее, чем спускаться, хотя Шанталь даже не заметил разницы. Он бежал и бежал, надеясь, что человек не станет метать в него ножом, что было глупо, ведь тогда он лишился бы оружия… Всё тело дрожало. Шанталь забыл, как нужно переставлять ноги, как хвататься за воздух руками, как правильно дышать. Перед глазами стоял неподвижный отец и ничего кроме него Шанталь увидеть не мог. Нож взметнулся в воздух, опустился, и вновь поднялся уже окровавленный. По кругу. Снова и снова. Земля под ногами уплывала, мир покосился так, словно сила притяжения перестала работать. — Мама! — надрывно кричал Шанталь, не понимая, то ли он вопил так громко, что сорвал голос, то ли ему не хватало дыхания, и он хрипел себе что-то под нос. Мальчик не смел оборачиваться, боясь того, что может увидеть за спиной, как вдруг понял свою ошибку. Шанталь только что выдал человеку маму. Нет… нельзя его вести к матери, иначе он… Шанталь понял это слишком поздно, но постарался исправить ошибку, и круто свернул в сторону, уведя нападавшего от берега озера. Шанталь нарочно сбавил скорость, чтобы дать фору человеку, а когда понял, что тот проглотил крючок, постепенно начал разгоняться, увиливая между деревьями и перепрыгивая на бегу через пеньки и ветки. Обувь измазалась в грязь, между шнуровкой набилась мелкая зелёная трава, но Шанталь продолжал бежать не останавливаясь. Он знает этот лес, он сможет оторваться и увести человека подальше от мамы. Глаза горели огнём, как будто в них тыкали иглами. Изображение вокруг расплывалось, точно нарисованный красками рисунок, на который капнула вода. Шанталь понял, что по его щекам катятся слёзы. Медленно и мучительно лишая его последних сил. Стоило ему дать слабину, как позади послышался крик. Сердце Шанталя упало в пятки. Мама. Нет-нет-нет. Ей нельзя. Она не сможет сбежать от страшного человека, а у него есть шансы! Сердце Шанталя болезненно сжалось от осознания того, что мама откликнулась на его зов. Не нужно… пожалуйста… Шанталь продолжал бежать, слыша грузные шаги человека, как вдруг остановился и оглянулся. Шаги утихли. Человек повернул назад. Мама спешила навстречу ему с какой-то корявой палкой в руках. Она спотыкалась, падала, поднималась и продолжала мчаться прямо на человека с мешком на голове. Карла Дилони кричала своему сыну, чтобы тот убегал, чтобы спасался, не мешкая, чтобы не останавливался, пока не выберется из леса, но Шанталь не мог. Просто не мог. Слёзы градом катились из глаз, спускаясь к губам, а от них к подбородку. Шанталь нагнулся, схватил первое, что попалось под руку, и ринулся на помощь маме. Кажется, им не спастись. Молчание природы нарушилось лёгкими дуновениями ветра. Зашелестела листва на деревьях, точно перешёптываясь о чём-то, птицы защебетали громче обычного, пока не каркнул ворон, разогнав их всех одним своим присутствием. Мама кричала на сына, пока не охрипла, вот только Шанталь не собирался отступать. Если этот человек попытается их убить, то они должны приложить все силы для того, чтобы забрать его с собой. Человек сцепился с мамой. Он попытался ударить её ножом, но промахнулся, затем второй удар — снова промах. В руках у мамы виднелась крепкая корявая ветка, которой она старалась выбить из рук преступника нож, но человек оказался совершенно безумен. Он рычал, хрипел, сипел, отчего Шанталь засомневался, что оно вообще умеет говорить. Мальчик набросился на него сзади, хорошенько приложившись по спине своей палкой, но та сломалась напополам, не нанеся врагу никакого урона. Мужчина рывками бросался на маму, заставляя её отступать назад всё ближе к озеру. Шанталь понимал, что она ничего не сможет ему сделать в одиночку, потому набросился на человека без оружия и всякой защиты, просто подпрыгнув и обхватив за шею, изо всех сил оттягивая её назад и царапая ногтями. Острый нож, мечущийся перед лицом Карлы Дилони, теперь метался ещё и назад в попытке сбить Шанталя, который несмотря ни на что, продолжал мёртвой хваткой висеть на спине этого громилы. Неожиданно что-то стукнулось о его ребро. Зацепило. Чиркнуло. Шанталь не понял это чувство. Тупой удар, сопровождавшийся жжением. Никакой боли. Никакого страха. Мама вскрикнула и следом огрела мужчину по голове так, что тот едва устоял на ногах. Шанталь потянул его как можно сильнее назад, осталось совсем немного и он упадёт, как вдруг руку младшего Дилони пронзила уже настоящая боль. Обжигающая. Тупая. Слёзы на глазах Шанталя, кажется, закипели от такой боли. Рука мгновенно стала мокрой, ослабла, и Шанталь упал на спину, выбив из лёгких воздух так резко, что где-то в горле словно захлопнулся клапан, перекрыв дыхание. Крона высоких деревьев поплыла перед глазами, но Шанталь всё равно изо всех сил заставлял себя подняться. Мама сцепилась с человеком. Шанталь слышал её хрипы, и они подстёгивали как ничто иное. Он перекатился на бок, поднялся на локтях, будто бы не замечая, что рука в крови, схватил остатки своей палки и принялся бить врага острыми концами по ногам, но… Палка матери выпала из рук. Мужчина схватил её за горло и, душа, стал толкать к озеру. Она сопротивлялась, пыталась бить его ногами, руками, царапаться, но психопат с ножом тараном сунул её вперёд. Шанталь задыхался, хватал воздух ртом, чувствуя себя так, будто вдыхал осколки битого стекла. Он заставил себя встать и броситься на помощь маме, но человек схватил её за блузу и взмахнул ножом вправо и влево точно перед её лицом. Резко, словно рубил что-то. Из-за его спины Шанталь не рассмотрел, что именно тот сделал, а когда оказался достаточно близко, человек с силой оттолкнул маму вперёд. Она спиной, с раскинутыми в стороны руками, ударилась о воду, всколыхнув волну на озёрной глади. Время во сто крат замедлило свой ход. Шанталь видел, как вода подхватила маму, как под её телом расплывались алые витиеватые узоры, окрашивая воду неестественным пламенем. Он видел её открытые глаза, застывшие и пустые. Стеклянные. Видел, как веером расплылись её волосы, томно колышущиеся в воде. Но хуже всего эти уродливые отметины на шее. Две ровных диагональных полосы, образующих что-то вроде креста. Порезы, из которых сочилась кровь. Шанталь выпал из времени, чувствуя себя совершенно разбитым. В его сердце больше не осталось места для боли, потому что Шанталь сам чувствовал себя ею, болью. Каждая клетка его тела умирала, превращая его в ничто. Мгновение длилось вечность. Он застрял в пустоте и сам не понимал, откуда в нём взялись силы не стоять на месте, а бежать. Разум Шанталя остался там, на берегу озера, а тело уносило его в лес. Куда? Он не знал. Все деревья вокруг стали одинаковыми, лес обратился замкнутым кругом, потому неважно куда бежать, ему всё равно не отыскать дорогу. Шанталь перестал слышать шаги за своей спиной и вообще какой-либо шум. Голова раскалывалась. Всё происходило как будто не по-настоящему, не с ним, но… как тогда он оказался в этой чаще леса? В боку болезненно закололо и бежать дальше он не смог. Рука кровоточила, где-то в области ударенного ребра тоже что-то сочилось, но всё это было пустым в сравнении с тем, что Шанталь видел перед своими глазами после того, как отправился за отцом. Ноги отказывались тащить мальчишку дальше, и он упал на колени, продавливая ими рыхлую почву, смешанную с сухой и зелёной травой. Шанталь осмотрелся. Человека нигде не было видно. Это пугало. Кое-как он подполз к ближайшему дереву с огромным массивным склонённым набок стволом и прислонился к нему у самих корней так, чтобы спрятаться. Нужно перевести дух. Нужно… нужно… Шанталь закрыл глаза и часто-часто задышал, буквально вжимаясь в дерево. Нет, он не мог перевести дух. Не мог думать. Он ничего не мог. Глаза застилал туман, притупляющий все чувства. Как же болела голова… Шанталь схватился за неё так, словно боялся, что вот-вот её разорвёт на части. На соседнем дереве каркнул ворон. Стоило Шанталю взглянуть на него, как тот сорвался с места и полетел разгонять кучку мелких птичек неподалёку. Руки Шанталя тряслись. Он смотрел на них, видел кровь и ничего не чувствовал. Или чувствовал всё сразу. Кажется, у него наступило шоковое состояние. Хотелось бежать. Сидеть тут, около дерева так мучительно, когда организм на взводе и ему нужно что-то делать, что угодно, лишь бы не сидеть спокойно. Папа в окружении веток. Мама в воде у берега. Две эти картины не выходили из головы. Папа и мама. Папа… Мама… Звон в ушах усиливался. Шанталь отчаянно замахал головой, тщетно надеясь, что это поможет, но нет. Ничего уже не поможет. Ни ему, ни им. Мальчик застыл, глядя в пустоту перед собой. Ничего не поможет… Их больше… Осознание этого не укладывалось в его голове. Нет. Так не бывает. Такого быть не может. Люди умирают, да. Когда-нибудь умирают. Очень нескоро. Спустя вечность жизни. Они не могут уходить вот так просто. Они не могут уходить, когда ты ещё ребёнок. Люди не должны уходить по щелчку пальца. Шанталь сглотнул тугой комок в горле и смахнул рукой слёзы со своего лица, лишь размазав их кровью. Странно, но рана на руке не болела, словно была ненастоящей… А вдруг так оно и было? Вдруг это всё сон или иллюзия? Шанталь заставил себя подняться и посмотреть в ту сторону, из которой прибежал. Нужно вернуться и проверить. Мозг может его обманывать. Глаза тоже. Человек ведь машина, живая, но машина, и она способна давать сбои. Шанталь неуверенно стоял на ногах, пошатываясь, но с твёрдыми убеждениями. Нужно вернуться к ним и узнать наверняка. Человек пропал. Дилони не видел и не слышал его, а значит… возможно, его и не было. Шмыгая носом, Шанталь сначала медленно, а затем всё быстрее направился назад. Несмотря на то, что он всё ещё не понимал, где находится, тело таинственным образом вело его куда надо. К тому холму, с которого всё началось. Обувь Шанталя перепачкалась грязью, прилипавшей к подошве, отчего поднимать ноги становилось сложнее. На чёрной футболке практически не были заметны пятна крови и грязь, зато светлые штаны обрели земляной цвет и порвались в нескольких местах. Шанталю было всё равно. Он плёлся вперёд, временами находя в себе силы даже на бег. Он брёл до тех пор, пока не оказался у того самого холма, но с обратной его стороны. Шанталь замер, страшась приближаться, страшась того, что он мог там увидеть. Птицы продолжали перекликаться друг с другом. Лёгкий ветерок колыхал волосы, и Шанталь медленно, с опаской, подкрадывался к тому месту, где… кто-то лежал. Он приложил ладонь ко рту, сдерживая рвущийся наружу крик отчаяния. Глаза вновь заслезились, хотя, казалось бы, слёзы должны давно закончиться, но нет… Они накатывались на глаза снова и снова. Горячие и горькие. Его душа кровоточила. Сорвавшись с места, Шанталь бросился к отцу и, не притормаживая, рухнул коленями прямо на ветки, на которых тот лежал лицом вниз. Сухой хворост рассыпался повсюду, образуя подобие огромного гнезда, ветки трещали от каждого движения Шанталя, чего он не замечал. Трясущимися руками мальчик обхватил отца за плечи и попытался перевернуть на спину. — Папа… Поднимайся, пожалуйста, папа, — шёпотом умолял Шанталь, но отец его оставался неподвижен, а когда Шанталю удалось его перевернуть… — Нет-нет-нет, пожалуйста, только не это. Очнись… прошу тебя, папа, приди в себя! Отчаяние срывалось хрипами в голосе. Шанталю хотелось кричать, вопить во всё горло от обиды, боли и страха, но всё, что он мог, это смотреть в лицо пугающей пустоте. Отец не дышал, не шевелился, его глаза застыли, рот немного приоткрыт, а шея окровавлена и изувечена неестественным глубоким порезом. Дрожащая рука Шанталя потянулась к жуткому порезу, и как только он кончиком пальца к нему прикоснулся, мальчика будто током прошибло, накрыв приливом тошноты. В человеке нет ничего. Человек всего лишь сосуд, без содержимого превращающийся в ничто. Шанталь смотрел на своего отца, но отца в нём не видел. Это было тело. Пустое. Бесполезное. Безжизненное. В нём не осталось ничего, что делало его папой Шанталя. Просто вещь. Отец сгинул, перестал существовать, навсегда исчез. Он больше никогда его не увидит. Не заговорит. Не поможет. Не научит. Его больше нет и никогда не будет. Его ничем и никем не заменить. Не вернуть. Не воскресить. Ничего! Нельзя! Сделать! Слёзы хлынули из глаз. Солёные и мучительные, они катились по его щекам смешиваясь с кровью, смывая её и напитываясь ею, прежде чем скатиться на почву. Такой и была настоящая смерть — слезами, смешанными с кровью. Если бы это была сказка, то папа уже очнулся бы, ведь слёзы в сказках исцеляют. В сказках, но не в жизни. Слёзы не дарят жизнь, они поощряют смерть. Никогда прежде Шанталь не чувствовал себя таким разбитым. Он и не знал, что так бывает, не представлял каково это, пока не взглянул смерти в лицо. Обессиленный, Шанталь поцеловал папу в лоб, оставив на нём мокрую кровавую отметину, а затем поднялся и заплетающимися ногами направился к озеру. Этот путь казался длиною в вечность. Если отца больше нет, значит, и мама… Мамино тело прибило к берегу. Вода всё ещё играла с ней, покачивая словно в колыбели. Кровавые лепестки на воде растворились, растаяли, будто их и не было, а жуткое клеймо на шее проступило особенно чётко, обмывшись водой. Шанталь не думая, бросился вытягивать её тело на сушу. Солнце отражалось на воде и пускало ему в глаза зайчики. Тёплый лучистый день… Глаза мамы так же распахнуты, как и у отца. Два жутких пореза, ссадина на лбу и под глазом. Её мокрые волосы обволакивали руку мальчика, которой он придерживал мать за голову. На лице женщины застыло выражение ужаса. Холодная пустая эмоция. У Шанталя не осталось сил плакать, но слёзы по-прежнему находились. Кажется, они не закончатся никогда. Такие раны не заживают, их не залечить и не пережить, они остаются на всю жизнь. Кровоточащие, гниющие, ноющие. Люди никогда не изобретут лекарство для них. Шанталь ласково поглаживал волосы матери, слыша в своей голове её успокаивающий голос. Такой мягкий и нежный, как прикосновения солнца к коже. Этот голос он слышал по утрам, и вечерам, все самые мудрые мысли также изрекались им. Голос учил Шанталя, взращивал в нём хорошего человека, умного, смелого и сильного. Мама многое донесла до него, многое поведала о жизни и не меньше важного унесла с собой. Она не научила его жить без неё и отца. Не научила тому, как переживать потери, как выживать в мире, где в любой момент тебя может отыскать человек с ножом. Мама не научила Шанталя жить после смерти. И что ему теперь делать? Палатка завалена, вещи разбросаны, еда растоптана в грязи, подстилки скомканы, а рядом валялся мамин коммуникатор. Увидев знакомую вещь, Шанталь подорвался на ноги и бросился к нему. Коммуникатор выпал из ладоней трижды, прежде чем мальчик заставил свои руки держать его крепче. Звонок, ему нужен звонок. Палец то и дело тыкал мимо нужной кнопки на сенсоре, включал все подряд программы вместо того, что действительно необходимо Шанталю. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, затем выдох, снова вдох и выдох. Сердце стучало невпопад, но дрожь в пальцах немного унялась и Шанталь таки смог набрать нужный номер. — Миссис Бэтс! — практически закричал в трубку он, совершенно не управляя собственным голосом, срывающимся в плач. — Миссис Бэтс, вы слышите меня? — Что? Шанталь, это ты? Что с твоим голосом? Что случилось, милый? — встревоженно заворковала женщина из трубки, заставив Шанталя почувствовать крохотное облегчение. Это она, и с ней всё в порядке… Кое-как, захлёбываясь воздухом и наступающими слезами, Шанталь заговорил. Сбивчиво, не совсем разборчиво, задыхаясь. На фоне общей тишины леса это сильно резало по ушам. Как и то, что помимо собственных всхлипов Шанталь услышал кое-что ещё. — …убегайте сейчас же, миссис Бэтс, — почти прошептал Шанталь, чувствуя, как коммуникатор выскальзывает из его руки. Он боялся пошевелиться, боялся оборачиваться, боялся увидеть что-то за своей спиной, но любопытство и страх не могли не пересилить. Медленно, с опаской, Шанталь начал поворачивать голову, чтобы взглянуть, что за треск ему послышался. Стоило ему заметить там, на горизонте, тёмное пятно, как слёзы на глазах охладели, а по коже пробежал мороз. Ужас, поселившийся в его глазах и сковавший на мгновение всё тело, сменился отвращением, обидой, горечью и злостью, которые, оказывается, питали душу и тело куда сильнее страха. Человеку нужны все Дилони, все до одного. Он поджидал Шанталя, знал, что тот вернётся к родителям, и тогда его можно будет убить. Жестоко зарезать так же, как и остальных. Вот только человек не учёл один факт. Сегодня Шанталь уже умер. А то, что мертво, умереть не может. Проклиная себя за то, что бросает родителей, Шанталь подорвался с места и бросился наутёк, поражаясь тому, откуда в нём вообще нашлись силы. Этот тип и так слишком многое у него отнял, лишил всего, уничтожил и растоптал всё, что Шанталь так любил. Он не должен добиться своего. Во что бы то ни стало, нужно выжить и выбраться из леса. Это подстёгивало Шанталя бежать на пределе своих возможностей, задыхаться ветром и слезами, цеплять лицом ветки и скользить по грязи, но бежать вперёд, не оглядываясь. Нельзя ему поддаться, нельзя остаться в лесу навсегда, в то время как человек вернётся обратно в Капитолий к спокойной жизни. Он должен сгинуть. Про родителей должны узнать. Их должны вытащить из леса. Справедливого наказания не добиться, потому что никакое наказание не вернёт родителей к жизни. Ничто не искупит вину за их смерть. Одна смерть другой не стоит, но даже это лучше чем ничего. Мужчина был слишком близко к Шанталю. Убегая с берега вглубь леса, он фактически бежал к нему в руки, но человек был медленнее, потому шанс ускользнуть оставался. Более менее ровная земля сменилась небольшими холмами, взбираться на которые непросто, особенно, когда обувь проседает в грязь. Шанталь практически добрался до вершины холма, надеясь оторваться на спуске с него, но человек смог его зацепить у самой вершины. Ноги Шанталя подкосились, и он вместе с преступником кубарем покатился с холма вниз. В тело болезненно впивались все веточки, палочки, камешки и колючки, оставляя отметины на руках, ногах, на лице, шее и спине. Волосы спутались с грязью, набились сухой травой и вырывались, цепляясь за хворост. В момент падения Шанталь чувствовал себя так, словно его избивала ногами целая компания обозлившихся людей, благо он знал, что в таких случаях главное сгруппироваться и защищать прежде всего голову. Как только Шанталь оказался внизу, он попытался вскочить на ноги, чтобы человек не успел его поймать, и тогда же заметил отлетевший в сторону нож. Шанталь бросился к нему, но мужчина перехватил мальчика, завалив на землю. Больно ударившись подбородком, Шанталь изо всех сил извивался и сопротивлялся, но могучие руки человека, казалось, способны переломать его кости ног одним незамысловатым движением. Понимая, что он в ловушке, мальчик лихорадочно осмотрелся, рывком потянулся вперёд, схватил один из лежащих рядом камней, и откинулся назад, врезав этим камнем мужчину по голове. Удар пришёлся прямо по лбу, но почти никак на нём не отразился. Человек был огромен и силён, им обуяла такая ярость, словно она была личной, словно в Дилони хранилась самая большая проблема его жизни. Он, обезумевший, получив по лбу, даже не заметил этого, и тогда Шанталь приложив все имеющиеся усилия, ударил врага повторно в то же самое место, вложив в удар собственную ярость. Голова мужчины откинулась назад так, словно по ней попали лопатой. Второй удар его подкосил, руки ослабли, он откинулся назад, а Шанталь смог выскользнуть и подняться на ноги. Только он дёрнулся за ножом, как его снова повалили на землю, схватили за лодыжки и потянули к себе. Шанталь вытянул руки вперёд, цепляясь ими за всё подряд, стирая подушечки пальцев о сухие щепки и палочки, подрывая ногти, из-под которых сочилась кровь, смешиваясь с грязью, и всё ради того, чтобы ухватиться за что-то. Лишь бы удержаться. Он упал лицом в грязь, щурился, чтобы не выколоть себе чем-то глаза и глухо кричал, глотая влажную землю, по которой его сунул за собой человек. Волосы полностью скрыли лицо Шанталя и он ничего не видел, лишь чувствовал, как его перекинули на спину. Он открыл глаза, и мысли его застыли при виде замахивающегося на него психопата. В руке его виднелся камень, почти настигнувший голову Шанталя. Мальчик с криком извернулся вправо, слыша, с какой тяжестью камень встрял в рыхлую землю рядом с его головой, зацепив лишь прядь волос. Рука с камнем взметнулась в воздух повторно, но и со второго раза Шанталю удалось извернуться, на сей раз влево. Удар утонул в тонком слое грязи, и Шанталь понял — в третий раз кары ему не избежать. Окровавленные руки, исцарапанные и разодранные, на ощупь отыскали голову человека, а на ней глаза, и принялись давить на них. Отчаянно как в последний раз. Большими пальцами Шанталь давил настолько сильно, насколько был способен, впивался в них счёсанными, корявыми от борьбы ногтями, делая человеку настолько больно, насколько мальчик был способен. Сумасшедший сначала застонал, затем стон перерос в рык и, наконец, крик. Он пытался ударить Шанталя камнем, но он и сам испытывал боль. Невыносимую. Нестерпимую, в сотую долю не настолько смертельную, какую испытывал Шанталь. Каким бы верзилой ты ни был, каким бы мешком не прикрыл свою голову, глаза — источник слёз и боли. Человек пытался ударить Шанталя камнем, но руки его ослабли. Камень задел скулу мальчика, правда, лишь скользящим ударом, потому что руки убийцы не слушались его из-за боли в глазах… Шанталь не боялся смотреть перед собой. Не боялся лика смерти, потому что у неё его не было. Его смерть не имела лица. И теперь она тоже рыдала кровавыми слезами. Человек взвыл, силы в его ладонях поубавилось, и Шанталь, отбиваясь от него ногами, выскользнул, выбрался, практически спасся, опередил мужчину на считанные секунды, которых ему хватило. Выплёвывая грязь, смешанную с кровью, Шанталь бросился за ножом, упав на колени прямо перед ним. Окровавленная рука слушалась плохо, потому Шанталь схватил его левой, да так крепко, будто нож был единственным, что до сих пор удерживало его в мире живых. Мальчик не знал, что сделает дальше, у него не было плана, и руководили им только инстинкты. Низменные. Первородные. Нужно выживать. Как угодно. Шанталь схватил нож, а когда обернулся, туша уже нависла над ним, и другого выхода не осталось. Его пальцы сжимали рукоять добела. На лезвие смешалась кровь отца, матери и ребёнка. Не хватало лишь крови последнего участника этой кровавой бойни. Шанталь замахнулся, но его попытку с лёгкостью отбили и схватили за руку, чтобы разоружить. Шанталь и не подозревал, что способен так крепко за что-то держаться, не отпускать. Казалось, человек сейчас сломает его кости в порох, а он всё равно не отпускал, упирался, вцепился во вражескую руку зубами, за что получил по голове, но смог извернуться и ударить согнувшегося человека рукоятью в глаз, а затем лезвием в ногу. Нож врезался в тугую плоть до жути плавно и с трудом. Шанталю пришлось приложить усилия для этого, но он был настолько взвинчен, что перестал понимать, где находится предел его сил. Выдернув нож, мальчик заметил, что тот весь окропился кровью. Свежей. В голове не укладывалось то, что он смог это сделать. Ранить. Причинить вред. Пусть и в такой ситуации. Пусть и тому, кто отнял у него родных и теперь пытался убить его самого. Этот удар сильно подкосил человека. Он умел причинять боль другим, но к своей был не готов, потому ноги его подкосились и он упал на колени, что-то бессвязно воя. Ему было больно. Рана кровоточила, проступая постепенно увеличивающимся пятном на его штанах. Каждая секунда этого проклятого дня тянулась для Шанталя как вечность. Чёрные глаза мальчишки, погасшие и холодные, поблескивали из-под таких же чёрных волос, ширмой защищающих его лицо от окружающего мира. Внутри него всё тряслось, но руки дрожать перестали, чтобы удержать нож, чтобы не потерять единственное преимущество. Он ранил его, навредил, вырвал для себя шанс на выживание и… воспользовался им. Шанталь сошёл с места и побежал так быстро, как мог. Чем дольше он бежал, тем болезненнее ныло тело. Всё полностью. Каждая клетка. Кажется, на нём не осталось места, которое не было ударенным. Шанталь слышал, как за ним пытаются бежать, но мужчина, и без того уступавший ему в скорости, не имел шансов. Его подкосила рана. Очень подкосила. Он хромал, рвался вперёд, падал, но тело его не слушалось. Его грязная и заношенная практически до дыр одежда пропиталась кровью и безнадёжностью. Человек проиграл. Шанталь удалялся от него так быстро, что вскоре исчез из поля зрения убийцы. Мужчина победил дважды, но в третий раз не смог. Безликий остался позади, вот только Шанталь этого не чувствовал. Он продолжал бежать вперёд, не останавливаясь, даже не пытаясь ориентироваться в пространстве. Все деревья выглядели одинаково, лес никак не заканчивался, и только сил оставалось всё меньше. Тело слабело, адреналин выветрился, боль становилась всё выразительнее, но Шанталь заставлял себя плестись вперёд, пока не понял, что… до сих пор держит в руке нож. Он резко остановился и взглянул на него. Обыкновенный большой кухонный нож. Убийца взял его из дому… Просто взял в руки и отправился убивать… Нож не новый, немного сточенный, но всё это не имело никакого значения. Шанталь смотрел будто бы сквозь него. Этой штуковиной убили его родителей, и ею же он спасся. Оружие зло. Но оно спасло ему жизнь. Человек — настоящее зло. Мальчик держал этот нож в своей руке, значит, это он запятнал его кровью, а не наоборот. Шанталя накрыло таким отвращением к ножу, что его рука разжалась, и проклятая реликвия выпала. Стальной цвет слился с земляным, и лишь алая кровь выделялась на их фоне… С полминуты Шанталь просто смотрел на нож, не понимая, как мог так долго тащить его с собой и как руки от тяжести оружия не налились свинцом раньше. Он знал, что человеку его уже не догнать и не найти, но… из леса ещё нужно суметь выбраться. Шанталь перевёл взгляд с ножа на свои ноги. Он потерял обувь и даже не заметил. Сколько он уже брёл вот так босой? Шанталь не чувствовал своими стопами ни колючки, ни ветки — ничего. Все чувства сейчас устремились в совсем другое русло… Останавливаться мальчик не мог, потому заставил себя идти дальше. Бежать больше тоже не мог, даже шёл с трудом, то и дело приваливаясь то к одному дереву, то к другому. Следы его крови могли стать для убийцы дорожными указателями, но передвижение давалось Шанталю всё труднее, потому иначе мальчик поступить не мог. Он всё шёл и шёл, кажется, уже разодрав ладони в кровь из-за прикосновений к шершавым стволам деревьев. Волосы прилипали ко лбу и щекотали лицо. Дневной свет казался неестественно ярким, и в лес вернулась тишина. Сухая и бездушная. Шанталь слышал собственные шаги, каждый раз упрашивая себя сделать ещё один. Он должен. Обязан. Ради тех, кого он любит. Наконец, деревья стали редеть и вскоре он различил дорогу. Асфальт. А временами даже видел людей. Шанталь схватился за ближайшее дерево и закричал, но его, разумеется, никто не услышал. Либо люди были слишком далеко, либо голос так и не зазвучал… Шанталь согнулся пополам. Казалось, что он умирает, что не сможет сделать и шагу, но… смог. Раз за разом он преодолевал себя, шёл вперёд и звал на помощь. Его не слышали, а он всё равно звал. Впервые в жизни он понял, почему так страшно остаться неуслышанным. Пальцы на ногах стёрлись в кровь, но из-за грязи её практически не было видно, зато окровавленные руки скрыть нечем. Шанталю так хотелось её отмыть, содрать вместе с кожей, выжечь, чтобы не было и следа, но этот день навсегда сохранится в его памяти таким, и никому это не изменить. На глаза вновь накатились слёзы. Ещё немного и он выберется. Они — нет. Последние деревья остались позади. Дальше привычный мир Капитолия. Яркий, весёлый, беззаботный. Ничего не изменилось. Всё осталось прежним, и лишь Шанталь будто выбрался из другого измерения. Мир для него разломился надвое, стал навсегда другим, но люди… все эти люди… разодетые, улыбчивые, счастливые… Для них не изменилось ничего. Шанталь держался за дерево, смотрел на всё это и понимал, что теперь всё будет иначе. Лишь для него одного. Капитолий жил в своём привычном ритме. Шанталь сделал шаг навстречу, ощутив более твёрдую землю под ногами. Неподалёку играла музыка, быстрая и весёлая. Он сделал ещё шаг, и в его кожу впился холодный шершавый бетон, на котором он оставлял следы из крови и грязи. Проехало несколько машин с рекламой, приглашающей в цирк. Губы пересохли и, кажется, вот-вот потрескаются. Толпа девчонок с воздушными шариками, хихикая, переходила на другую сторону улицы. Запах лесной почвы и сырости крови перебила смесь нескольких парфюмов, облаком нависших над головой. Шанталь, дрожа как осиновый лист на ветру, плёлся вперёд, видя мир то чёрно-белым, то цветным, то чёрно-белым, то снова цветным. На стене многоэтажки со здоровенного экрана весело тарахтел Цезарь Фликерман. Холодный бетон плавно перешёл в более тёплый асфальт. Шанталь споткнулся о собственную ногу, и упал на колени, разодрав их сквозь и без того потёртые штаны, но тотчас поднялся и пошёл дальше. Неподалеку шла компания людей в новеньких ярких костюмах. Они не обращали никакого внимания на ковыляющего мальчишку в грязных изорванных обносках, не видели его испачканного кровью, грязью и слезами лица, не видели его красные глаза и опухшие босые ноги, до отвала набитые занозами. Люди просто… жили дальше. Шанталь, недоумевая, хмурился, глядя на них, даже приоткрыв рот от удивления. Он отправился из этого мира туда, в лес, его жизнь разбилась в дребезги, он бродил меж деревьев, собирая себя по частям, выбрался наружу, а здесь всё оставалось по-прежнему, будто он и не уходил… Всё это казалось насмешкой над его горем. Его никогда не поймут и не примут. Этот мир не знает горя. В нём оно под запретом, а значит, и его разносчики тоже. Горе — это вирус, оно заразно, а значит… Шанталь закрыл глаза, выходя на проезжую часть. Зазвучал свист тормозов и крик. Крик трансформировался в удивление, затем в испуг. Шанталь открыл глаза и продолжил идти, глядя в пустоту перед собой, и никак не реагируя на остановившиеся машины, водители которых вышли на улицу, наблюдая за плетущимся мальчишкой. Они не поймут. Они не знают, что это такое. Не поймут… Капитолий сегодня не потерял ничего. Он остался прежним. Шанталь потерял всё, и прежнюю жизнь уже не вернуть. — Эй, мальчик, что это с тобой? Ничего. Езжай дальше. Твой день никак не изменился. — Что это на тебе? Ты здоров? Шанталь, игнорируя все вопросы просто… шёл… дальше. Шёл, пока не споткнулся о небольшое ограждение. Он упал на землю, опустил голову, чувствуя как обессилел. Ширма из чёрных волос плавно приоткрывала изувеченное горем лицо, взглянув в которое не пойми откуда взявшиеся люди, принялись ахать да охать. Кто-то запищал. Женский писк разнёсся по всей улице, заставив привычный ритм жизни города замереть. Шанталь переводил взгляд с одного человека на другого, третьего… Людей становилось всё больше и больше, слетаясь, будто мухи на мёд. Какая-то женщина опустилась рядом с ним на колени, сняла с себя лёгкий шарфик и, что-то причитая, принялась, хныча, вытирать им лицо мальчишки. Шанталь стоял на коленях неподвижно, глядя в одну точку, практически не чувствуя на себе прикосновений. Женщина лепетала, но что именно он не знал. Она пыталась помочь ему, осматривала раны, взяла за руки и едва не вскрикнула, увидев, в каком те были состоянии. Вот только ничего этого Шанталь не видел и не слышал. Они не поймут. Никогда. Ты для них просто новая игрушка. Экзотика. Наверняка тебя уже снимают на видео. Наверняка в тебя тычут пальцем. Хотят узнать кто ты, откуда, и что случилось. Им не понять горя. Не понять страха. Не понять, что за твоими плечами два мёртвых ангела и один палач. Они не осознают того, что это реальность. Ты для них просто новость. Не поймут. Никогда.

***

Любопытные взгляды сопровождали его повсюду. Прежде Шанталь ни разу не становился абсолютным центром внимания, и лучше бы так и продолжалось, но судьба распорядилась иначе. Теперь Шанталь сидел в миротворческом участке, окружённый десятками пялящихся на него людей, делающих вид, что работают. Шанталя пристроили на стуле около рабочего стола одного из детективов. Миротворцы то и дело сновали туда-сюда, шептались, хмурились. Всё это время Шанталь молча смотрел в пол, не поднимая взгляд, чтобы не видеть эти опешившие лица. Никто не знал, что делать. Никто не пытался ему помочь. Никто ничего не предпринимал. Около получаса Шанталь пробыл там, на дороге, в окружении зевак, прежде чем явились миротворцы, которые первым делом отвезли мальчишку сюда, в участок, вместо того, чтобы сиюминутно прочесать лес. Экраны компьютеров то и дело мигали, вспышками впиваясь в глаза Шанталя. Электронные часы на стене сигналили каждый час, но ему не нужно было смотреть, чтобы знать который час, ведь Шанталь считал минуты у себя в голове. Всё это время. Нужно успокоиться. Как бы нереалистично это ни звучало. Шанталь раньше был очень беспокойным ребёнком, волновался по чём ни попадя, накручивал себя, но мама научила его одному простому трюку. Чтобы успокоиться, считай время. Секунду за секундой, минуту за минутой, час за часом. Со временем и тело, и разум начинали успокаиваться, а значит, мысли в голове становились чётче и выразительнее, а Шанталь сейчас нуждался в трезвом уме. Его уже успели осмотреть, взять образцы крови с одежды и кожи и записать свидетельства на видео. Всё это время Шанталь просидел босой, грязный, в крови и раненный. Лишь после того, как миротворцы выполнили свою работу, его отмыли, переодели и обработали порезы. Шанталь задумчиво царапал пальцем бинты, которыми перемотали рану на его руке, и по-прежнему не поднимал головы. Они отправили людей в лес слишком поздно. Человека не нашли. Банк крови определил лишь кровь семьи Дилони. Четвёртый образец остался неизвестным. Шанталь с трудом сглотнул. Миротворцы не торопились, потому что не верили ему. Видимо, они решили, что мальчишка заигрался в лесу, оттого и выглядел так странно. Столичные жители не особо разбирались в выживании и лесах, значит, ничего удивительного в том, что ребёнок вышел из леса потрёпанный, нет. Наверное. Дело даже не в этом. Миротворцы начали проверять самую удобную для них версию — мальчик просто полез, куда не нужно. Эти дети такие непослушные… Вот только, когда в лесу действительно обнаружилось два трупа, всё усложнилось. Очень сильно. Как часто в Капитолии происходит подобное? Определённо, нечасто, а значит, Шанталь сейчас не жертва. Он — пятно на репутации. Если бы погибла вся семья, это можно было бы скрыть, переиначить, но нет, Шанталь выжил, и тем самым стал костью в горле столицы. Он плавно перевёл взгляд с пола на людей, мечущихся перед ним. Им становилось… некомфортно от его взгляда? Иначе почему они сразу отворачивались? Шанталь осторожно повернул голову влево — разумеется, там тоже все пялились на него и что-то обсуждали около своих рабочих столов. Что-то… Его и обсуждали! Тогда Шанталь повернул голову вправо, где столкнулся с идентичной реакцией. Страх, растерянность, отвращение — на их лицах поселилось что угодно, кроме правильных эмоций. Не жертва. Пятно на репутации. Никто не любит жертв. Жалость — слишком великодушное чувство, чтобы им разбрасываться, потому люди сразу начинают искать поводы, чтобы не жалеть жертву. Например, дискредитировать её, выставить в таком свете, будто она сама виновата, а может, жертва и есть преступник. У Шанталя было несколько часов на то, чтобы всё это осознать. Слёзы успели высохнуть на его глазах, но не в душе, и всё же сейчас ему нужно удерживать свой разум в здравом состоянии. Шанталь выбрался из лесу, думая, что спасся, но нет. За его пределами теперь не менее опасно, потому что защитить мальчика больше некому. Он остался один на один со своим горем, а значит, обороняться придётся самостоятельно. Отец и мать учили его быть осторожным со словами, но Шанталь не всегда понимал, что это значит. Сегодня он это понял. Те люди у здоровенного экрана, женщина, разносящая им кофе, детективы напротив, охрана, мужчины, активно копошащиеся в бумагах — все они его враги. Он-то считал, что миротворцы сразу бросятся за убийцей, что они поймают его и накажут, но всё это оказалось пустой жаждой справедливости, эмоциями. Стоило Шанталю трезво оценить ситуацию, как его взгляд на «спасителей» стал прямо противоположным. Нужно осторожничать с тем, что говоришь и кому, взвешивать каждое слово, обдумывать. Шанталь чувствовал себя загнанным в угол зверем. Его окружили, на него продолжали охоту, и он ничего не мог с этим поделать. Мама и папа лелеяли его всю жизнь не для того, чтобы однажды люди просто его растерзали. Нужно учиться бороться за себя, нужно дать им понять, что Шанталь — не груша для битья, на которую всё можно повесить. Мама хотела, чтобы он научился жить в этом обществе, но теперь Шанталю придётся с ним… вести войну. Чтобы выжить. Кто бы мог подумать, что все эти люди ничем не отличаются от убийцы с ножом, что они представляют не меньшую опасность… Шанталь слышал, как трое мужчин изучали досье на его родителей. Один из них вернулся с задания, где он опрашивал знакомых и клиентов мамы и папы. «Дилони были странными, возможно, они состояли в какой-то секте». Шанталь стиснул губы, не зная, хочет ли он слышать то, что эти люди будут говорить дальше. Слышать это так же больно, как могло бы быть, если бы Шанталь тыкал себе в уши ножи. Люди говорили о ненормальности семьи, о том, что Дилони были немного чокнутыми, странно себя вели, странно одевались, и в целом были СТРАННЫМИ. С ними точно что-то не так. Либо они поубивали друг друга, либо связались с не менее странными людьми, которые в итоге учинили разборки. А вообще надо бы присмотреться к ребёнку, ведь он тоже часть этого странного семейства и явно сам всех убил… Когда твой мир рушится, когда ты лишаешься всего и из последних сил выбираешься из пропасти, ища спасения у тех, кто должен тебя защищать, а в ответ слышишь подобное, медленно осознаёшь, что кошмар не закончился. Кошмар только начался. Убийца на свободе, и он в любой момент мог вернуться за Шанталем. Страшнее всего то, что эти люди могли сами отдать его на растерзание убийце. Это сразу бы всё упростило… Ещё вчера его родителей любили и восхваляли. Они создавали потрясающие вещи, они угождали своим клиентам и при этом сохраняли индивидуальность. Работать с ними считалось честью, пользоваться их услугами — престижем. И вот, прошёл всего день, родителей не стало и всё те же люди заговорили о том, что Дилони были странными, возможно, психически нездоровыми. Они не носили парики! А ещё не пойми на что тратили деньги, вот ненормальные-то! Восхищение трансформировалось в отвращение. То, за что их любили, обращалось в недостатки. Люди не думали об убийце, они искали причины в жертвах, перемывали им кости, клеветали на них, самоутверждались за их счёт, принижали и всячески перекручивали ситуацию в русло «сами виноваты эти выскочки». Внутри Шанталя зрело неприятное чувство тревоги. Всё, что говорили о его родителях, применялось и к нему тоже. Люди вокруг не стеснялись говорить при нём ужасные вещи и, что хуже всего, Шанталь неосознанно начинал чувствовать себя… виноватым. Он снова закрыл глаза и стал громче считать время в голове, буквально перекрикивая всех обитателей участка. Ради своей семьи Шанталь должен оставаться сильным. Кто-то должен сохранить правдивую историю гибели Дилони, кто-то должен нести правду. — Как ты можешь объяснить исчезновение своей няни Аннеки Бэтс? — задал вопрос черноволосый мужчина, сидящий в кресле по ту сторону стола. Его глаза впивались в Шанталя так, что ему становилось жутко не по себе. Мужчина щурился, как будто ставил под сомнение каждое слово мальчика. Как будто именно он был преступником. Перед тобой сидит ребёнок, едва спасшийся от сумасшедшего убийцы, ребёнок, потерявший семью, видевший своими глазами её смерть, а ты позволяешь себе говорить с ним в таком тоне? Это был не просто вопрос. Это звучало как обвинение. Может быть, няню тоже признают мёртвой и обвинят в этом Шанталя? Мама всегда учила его чувству такта, но других людей, похоже, этому не учили… — Я не знаю, — уклончиво ответил Шанталь, чтобы успеть поразмыслить над более содержательным ответом. — С коммуникатора твоей матери поступил звонок миссис Бэтс. Это случилось во время потасовки в лесу. — Это случилось после того, как человек… убил их. Я вернулся из чащи к берегу, нашёл коммуникатор и позвонил своей няне, чтобы предупредить её об опасности, — тихо промолвил Шанталь, тщательно подбирая слова. Прищур детектива только усилился. — Что ты сказал ей? — Шанталь всем своим нутром чувствовал провокацию. Мужчина хотел, чтобы мальчик ляпнул что-то двусмысленное, что-то подозрительное. В его тоне не чувствовалось искреннее желание помочь, лишь попытка «вывести на чистую воду». — Разве вы ещё не потребовали запись разговора у оператора? — ответил вопросом на вопрос Шанталь спокойно и уверенно. А может, это было даже дерзко, неважно. Эти люди хотят выставить его виновным, но у них ничего не выйдет. Может быть, Шанталь и младше детектива в три раза, но он не так глуп, каким его считали. — Впечатляющие познания о работе миротворцев, молодой человек. — Логическое мышление, — глухо выдавил Шанталь. — И всё же я задал вопрос. Что ты сказал своей няне? — Я сказал ей, чтобы она бежала, потому что миссис Бэтс тоже могла быть в опасности. — С чего ты взял это? — допытывался детектив, чем только ещё больше насторожил Шанталя. Мальчик сглотнул тугой комок в горле и оглянулся. Разумеется, на него продолжали пялиться. Уже несколько часов подряд! — Маму и папу зарезали на моих глазах. За мной гонялись по лесу и пытались убить. Неужели этого недостаточно для того, чтобы понять, что мою семью целенаправленно стремились уничтожить? В банке крови не нашлось соответствия найденному вами образцу, потому что тот человек с ножом готовился к охоте. Он не проходил мимо, не внезапно сошёл с ума. Он пришёл нас убить. Целенаправленно. Поэтому, да, я беспокоился о безопасности миссис Бэтс. — Она не часть вашей семьи. — Шанталь поражался. Его вообще слышали? Почему допрос постоянно уходил не в то русло? Почему детектив не обращал внимания на то, что было действительно важно? — Мы любили миссис Бэтс, как родную, — сквозь зубы проговорил Шанталь, чувствуя, как по щеке покатилась слеза. Столь бережно выстраиваемый им хрупкий мир души снова рушился. Его будто нарочно пытались заставить плакать. — Она прожила с нами много лет, а вас удивляет то, что я переживал за неё? — Ты мог позвонить сразу миротворцам, но не сделал этого. — Изучающий взгляд детектива буквально делал Шанталю больно. Его вынуждали испытывать стыд за случившееся… за свои действия… Его, несколько часов назад потерявшего родных… — Я не успел, — прошептал Шанталь, чувствуя, как слеза покатилась к подбородку и соскользнула с него вниз. — Я больше не мог помочь ИМ, потому решил предупредить того, кого ещё можно было спасти. Я собирался позвонить миротворцам сразу после того, как позвоню миссис Бэтс, но человек с ножом нашёл меня, и мне пришлось бежать. Шанталь неуютно заёрзал на стуле, чувствуя нарастающую внутри злость. Они издевались над ним. Измывались над его горем. Всё развивалось так, как он и думал. Шанталь лишился защиты, и теперь стервятники попытаются извратить его историю. Едва ли это идея самого детектива, но он ведь не хотел потерять работу, из-за какого-то мальчишки. Указание получено из высших инстанций. Поэтому все люди вокруг Шанталя так метались — случившееся застало их врасплох, и они не знали, как исправлять ситуацию и что им вообще делать. — Ты знаешь, где миссис Бэтс может сейчас находиться? — продолжал свой беспристрастный допрос мужчина. Шанталь опустил голову и покачал ею. — Она всё ещё находится в опасности. Если у тебя есть хоть какие-то мысли, то… — Нет, — отрезал Шанталь, снова зациклившись на полу под ногами. Они не хотят ему помогать, они ищут в его словах лукавость. Никому нельзя доверять. Именно поэтому Шанталь и не сказал им о том, где может прятаться миссис Бэтс. У него отняли маму и папу, потому он не позволит кому-то добраться и до своей няни. — Уведите его, — велел детектив. К Шанталю подошли два высоких миротворца в форме, подхватили его под руки, и куда-то повели. Наверное, он должен был чувствовать себя в безопасности, но вместо этого, у Шанталя возникло чувство, словно его сделали преступником. Люди перед ним расступались, одаривали странными взглядами, косились с опаской и вообще вели себя максимально отчуждённо. На душе и без того, кошки скребли, так ещё и эти люди подливали масла в огонь. Шанталь шёл медленно, поглядывая на всех из-подо лба, как никогда прежде в жизни желая забиться в угол и никого не видеть. Его привели в пустую комнату, где из мебели стояли лишь диван, журнальный столик и лампа. Громко хлопнув дверью, миротворцы отделили Шанталя от остального мира, а сами остались по ту сторону, охраняя его. Ну, хоть за решётку не бросили, и на том спасибо. Вздохнув, Шанталь присел на краешек дивана и задумался. Его вывели, чтобы он не мешался? Чтобы свободно посовещаться? Против него плетут интриги? Шанталь недолго так просидел. Он встал с дивана и бесшумно подкрался к двери, прильнув к ней ухом. Простояв в таком положении какое-то время, он так ничего и не услышал. Видимо, в этой комнате хорошая звукоизоляция… Шанталь отошёл от двери и принялся тревожно расхаживать по комнате туда-сюда. Серые стены угнетали пуще прежнего, томный свет лампы больше раздражал, нежели выполнял свою функцию, но выключить её Шанталь не мог, потому что это был единственный источник света в комнате. Ни единого окна… Мальчик пробыл здесь всего несколько минут, и ему уже стало сложно дышать… Вдруг ему стукнуло в голову, что наверняка в комнате полно камер. Охрана наблюдала за ним со стороны… Шанталь остановился по центру и едва сдержался, чтобы не осмотреть по периметру весь потолок. Нет, нельзя, иначе они заметят, и поймут, что Шанталь знает. Он сделал глубокий вдох, затем выдох и снова присел на краешек раздутого мягкостью дивана. Следует быть осторожнее, не натворить на эмоциях непоправимых ошибок, которые могут ему аукнуться в будущем. Шанталь закрыл глаза и спрятал лицо ладонями. Что теперь делать? Что делать дальше? Когда он вернётся домой? Что сделают с его родителями? Где спрятаться от убийцы? Вопросов в голове накопилось так много, что она болела от них не переставая. Нужен план действий. Ничего хорошего из помощи миротворцев не выйдет, и, кажется, теперь придётся спасаться ещё и от них. Когда закончится этот дьявольский аттракцион, непонятно… Вдруг в голову Шанталя ворвалась такая пугающая, но очевидная мысль — если он остался без родителей, то ему либо найдут опекуна, либо… отправят в приют. Сердце болезненно сжалось и кольнуло. У него есть дом, но его там не оставят. Не позволят. Теперь Шанталь… сирота? От осознания страшного значения этого слова у Шанталя сбилось дыхание. Сирота. Он сирота. Мальчик хватал ртом воздух, но проглотить его не мог, задыхался, захлёбывался им, как будто что-то внутри сломалось. Шанталь пригладил волосы назад, но они тотчас посыпались ему на лицо. Слёзы хлынули с новой силой, телом обуяла паника, и если бы Шанталь не знал, что находится под пристальным наблюдением, то уже метался бы по всей комнате. Слёзы заливались в рот, сердце стучало точно отбойный молоток, стало так жарко, что у Шанталя проскользнула мысль — он умирает. Лицо стало мокрым, но вкус слёз на губах переменился. Шанталь вытер их и встрепенулся — на пальцах осталась кровь. Он прикоснулся к носу и понял, что из него идёт кровь. Недобрый знак. Мальчик встал с дивана и принялся искать что-нибудь, чем можно вытереть кровь, но… комната практически полностью пустовала. Кровь продолжала идти, а Шанталь даже салфетку отыскать не смог. Благо, на полочке под верхним ярусом столика лежали какие-то бумаги, которыми Шанталь и воспользовался, скомкав их несколько раз, чтобы хоть немного смягчить. Он больше размазал кровь, чем остановил её, но сейчас это не столь важно. Шанталь откинул голову назад и приложил к носу бумагу, чувствуя неприятную влагу на лице. Вся его жизнь теперь в сплошной крови… До конца дня к Шанталю так никто и не пришёл. После всего случившегося его просто заперли в пустой комнате одного. Тишина крошила душу в порошок, сердце разрывалось от пребывания в четырёх стенах, в темноте и одиночестве, но, похоже, его состояние никого не заботило. Миротворцы решали, что им делать, и боялись промахнуться в своих действиях. Как долго это будет длиться? Сначала Шанталь просто сидел, затем ноги затекли и он стал расхаживать по комнате. Дурные мысли беспрестанно лезли в голову, как бы мальчик ни пытался их отбросить, чтобы сохранить здравый рассудок. Он пообещал родителям спастись, но выбравшись из леса, Шанталь не спасся. Шанталь не имел права поддаваться ужасающим образам из головы, преклоняться перед ними и опускать руки. Сейчас именно от него зависело, будут ли Дилони жить, или канут в лету. Последнее он просто не имел права допустить. Шанталь подошёл к двери и прислушался. Глухо. Знать бы, о чём они там говорят… Его бросили здесь, будто заключённого в камере. Шанталь улёгся клубочком на диване и застыл. Сон не шёл, но мальчик и не надеялся на то, что заснёт. Он лишь хотел перекричать вопящие образы в его голове. Писки, крики, стоны. Не только его родителей, а, кажется, всех людей на Земле. Шанталь слышал каждого. Они страдали, и страдания их выливались в невыносимые звуки, от которых взрывалась голова. Кто сказал, что смерть приходит и уходит быстро? Нет, смерть терзает души болью долго, мучительно, с усладой. Боль, будь то душевная или физическая и есть смерть. Её лёгкая форма. Люди, кричащие от боли, чувствуют смерть, лишь кроху её силы и могущества, но даже это для человека непосильная ноша. Раньше Шанталь ничего не знал о смерти, но теперь знал о ней больше, чем кто бы то ни был. Смерть прошла сквозь него и не смогла забрать с собой. Теперь Шанталю придётся жить с этими познаниями. Кажется, он засыпал. Либо ему так казалось. Глаза то закрывались, то снова видели всё вокруг максимально отчётливо. То перед ним возникал столик, на поверхности которого отражался свет лампы, то деревья, то он видел стены, то слышал чириканье птичек. Солнечные лучи смешались со светом лампочки, твёрдый пол, устланный плотным ковром, превращался в усыпанную сухими палочками и травой рыхлую землю, а крики в ушах не стихали. Детские, женские, мужские, громкие, глухие. Всё смешалось, и Шанталь застрял где-то между сном и реальностью, перестав существовать и там, и там. Что-то грохнуло и голосов стало больше. Шанталь по-прежнему лежал на диване, не шевелясь. — Ты постарался поспать, малыш? — сквозь однообразную пелену голосов пробился доселе незнакомый мужской голос, звучащий громче остальных. Мужчина подошёл к дивану, окинул взглядом Шанталя и принялся что-то болтать. Мальчик не воспринимал его, как будто человека в комнате и не было. Хотя кто знает, пришёл ли он на самом деле… Оказалось, что да. Мужчина преклонных лет усадил Шанталя на диван и поведал ему о том, что уже наступил следующий день, что ведётся расследование, а он — мозгоправ, которого прислали для того, чтобы помочь Шанталю, во что он естественно не поверил. Доктор работает с миротворцами, которые, как выяснилось, не очень умеют работать с детьми, особенно такими как Шанталь, а значит, им нужен кто-то, кто сможет залезть в душу юного Дилони поглубже, узнать его изнутри и донести об этой информации начальству. Шанталь сразу понял это, потому вновь принялся в уме считать время, чтобы заглушить крики смерти в голове. Сейчас ему нужно мыслить. Как архитектор. Выстраивать стены из мыслей и чувств так, чтобы они не обрушились, и чтобы среди них враги не отыскали то, что им знать не следовало. Нужно выстроить лабиринт. Пусть этот доктор в нём потеряется. Беседа началась издалека. Доктор предложил Шанталю влажную салфетку и поинтересовался, как часто у него из носа идёт кровь. Нечасто, но бывало, и говорить об этом незнакомцу, пусть и врачу, Шанталь не посчитал нужным. Просто покачал головой, пристально наблюдая за собеседником. Он казался невероятно милым и доброжелательным, очень хорошо имитируя сопереживание, чем Шанталь совсем не проникся. Наверное, для кого-то он — идеальный дедушка, такой, каких изображали на всяких столичных рекламных баннерах. Мужчина был опрятно одет, волосы зачёсаны назад, лицо выбрито, добрые светлые глаза скрывались за очками с узкой оправой, а в руках у него томилась папка с бумагами и какими-то картинками. Вчера утром Шанталь рассказал бы такому человеку всё, что тлело у него на душе, но уже сегодня всё иначе. Сегодня Шанталь знает, что любой человек в этом мире способен, улыбаясь тебе в лицо, держать за спиной остро заточенный нож… Доктор пытался наладить с ним контакт, пытался разговорить, донести, что понимает, как сейчас Шанталю тяжело, и что если поговорить, то станет чуточку легче. — Разговоры помогут мне вернуть родителей? — спокойно спросил Шанталь, неотрывно глядя в глаза доктора. — Милый, Шанталь, послушай… — Вернут? — Нет, но… — Тогда разговоры не имеют смысла, — почти шёпотом проговорил Шанталь, отчего врач замялся. Возможно, он не привык к такой спокойной реакции со стороны жертв, если таковые вообще часто встречаются в столице. Шанталь судорожно сглотнул. Что, если насилия действительно гораздо больше, чем о нём говорят? Тихий голос мальчика смутил доктора, но если бы он знал, чего стило Шанталю выдерживать это хрупкое равновесие… Он буквально физически чувствовал, как шатается вся эта хрупкая конструкция из эмоций, готовая вот-вот рассыпаться. Шанталь сжал кулаки и напрягся всем телом. Лишь бы не занервничать… Доктор, кажется, понял, что с этим его пациентом легко не будет, потому сменил тактику и заговорил о том, что, по его мнению, должно мгновенно расположить мальчика к себе. Он спрашивал Шанталя о том, как выглядит его дом, чем он любит заниматься в свободное время, как учится в школе, есть ли у него друзья и какие они люди. Шанталь давал максимально скупые ответы, опасаясь, что болтнёт лишнее, попутно наблюдая за доктором даже внимательнее, чем тот за ним. Так продолжалось до тех пор, пока врач не ступил на запретную территорию, и не начал выпытывать у Шанталя информацию о его няне миссис Бэтс. О ней спрашивал следователь, теперь, вот, доктор. Впору бы подумать, что это лишь праздное любопытство, но… Шанталь знал, сам не понимая откуда, он знал, что миротворцам нужна его няня. Родителей убила точно не она, а значит, нужды в её поисках нет, тем более столь острой нужды. Доктор пришёл к нему для того, чтобы разузнать о миссис Бэтс. Нужно защитить её, нужно держать себя в руках и не демонстрировать открыто собственную тревожность, чтобы не навредить ей… — Я не знаю, где миссис Бэтс, — сухо ответил Шанталь. — Где бы она ни была, ты не должен беспокоиться о её судьбе. С ней всё будет хорошо. Наши люди обязательно найдут её и гарантируют безопасность, — мягко проговорил доктор, еле заметно улыбаясь уголками губ. «Наши люди обязательно найдут её». От этих слов по коже Шанталя пробежали мурашки. Не нужно её искать. Пожалуйста. Оставьте её в покое. Вы только навредите ей. Либо выведете на неё тех, кто хочет этого. Сеанс закончился ничем. Когда доктор ушёл, Шанталь расслаблено вздохнул. Контролировать свой разум и своё тело каждую секунду слишком сложно и изматывающе. Уж лучше бы никто не приходил. Вот только желанию этому не суждено сбыться. Шанталя водили по врачам, чтобы те обследовали его состояние, водили от одного следователя к другому, водили на кухню, где заставляли есть ужасно жирную и калорийную пищу. Со стороны могло показаться, что с ним возятся как с писаной торбой, окружают заботой, но на самом деле с ним не знали что делать, не знали, куда его девать. Это было видно по тому, как Шанталя водили с места на места, спрашивали одно и то же, и в целом люди вели себя крайне раздражительно, нервничали, кричали. Сложившаяся ситуация выбила из колеи всех. Уже около трёх часов Шанталь сидел в кресле напротив следователя, наблюдая, как миротворцы мечутся точно рой пчёл. Всё это настораживало. Шанталь не знал, чего ему ждать. Время, отражаясь на часах, летело и быстро, и медленно одновременно. Шанталь смотрел в одну точку уже целую вечность. Люди вокруг превращались в размытые пятна, разговоры в приглушенное бубнение, как вдруг громкий голос того следователя, с которым Шанталь работал чаще всего, вырвал его и оцепенения. — Как ты, парень? — Черноволосый мужчина со строгими чертами лица устало плюхнулся в рабочее кресло и потянулся за планшетом. Шанталь пожал плечами. Как он себя чувствовал? У него не было ответа на этот вопрос. Он не знал. — Всё ещё нет никаких мыслей насчёт того, где может скрываться твоя няня? — Шанталь покачал головой. Какое-то время он хранил молчание, а затем решился задать вопрос о том, что беспокоило его всё это время. — Вы же не считаете, что она как-то причастна? Мужчина напротив нахмурился, внимательно глядя мальчику в глаза, какими бы пугающими на фоне тёмных кругов они ему не казались. Шанталя опасались все люди в участке, словно тот был заразным. — Мы работаем над всеми возможными версиями. Звучало как плохая отговорка. Миротворцы почему-то занимались не тем, чем следовало, по крайней мере, так со стороны выглядела их работа. Тревога в сердце Шанталя разрасталась слишком быстро. Он украдкой поглядывал по сторонам, чувствуя себя даже в большей опасности, чем в лесу. — Вы нашли убийцу? — глухо спросил он, зная ответ, но он его и не интересовал сейчас. Шанталь хотел увидеть реакцию следователя. — К сожалению, нет, — честно ответил тот. — Он был ранен и не покинул бы лес быстро. Вы могли поймать его там, но если он успел сбежать, то только в город. Его должны засечь камеры. — Не думай, что мы бездействуем. В этой комнате все знают свою работу. — Мужчина принялся набирать какой-то текст на планшете. — Завтра прибудут службы, которые займутся твоим обустройством. К тому моменту твоих родителей официально захоронят, а тебе подберут новое жильё. От услышанного Шанталь приоткрыл рот. Его родителей завтра будут хоронить? Так скоро? За ним явится какая-то служба? Мир перед глазами пошатнулся и пошёл под откос. Воздух загустел, и дышать им стало совершенно невозможно. В глазах потемнело, отчего Шанталь почувствовал себя на грани обморока. Вернулась дрожь в руках, на глаза заблестели слёзы. — Уведите его. Мальчишке нужен покой. — Бесцветная пелена как будто отделяла Шанталя от остального мира, но голос детектива сквозь неё он различил, хоть и смутно. — Где мои родственники? Отведите меня к ним, — умолял Шанталь, едва держась на ногах. Высокий миротворец в форме вёл его обратно в ту ужасную пустую комнату, никак не реагируя на просьбы Шанталя. Он сопротивлялся, пытался вырваться, но у него ничего не получалось из-за упадка сил. — С твоими родственниками работает другой отдел. Пока вам видеться нельзя. Сейчас я пришлю к тебе доктора, — отозвался детектив. Мир кружился вокруг Шанталя будто безумная карусель, то полностью теряя все цвета, то обретая до слепоты яркие. Мальчик перебирал путающимися друг о дружку ногами, снова бредя в тумане. Скоро их не станет. Насовсем не станет. Они исчезнут из этого мира, и не останется ничего. Они исчезнут полностью. А Шанталя ждёт какая-то служба. Его не передадут родственникам. Не вернут домой. У этих людей свои планы на него. Дверь за ним захлопнулась, и Шанталь понял — ему конец. Что бы с ним ни сделали, это уничтожит его окончательно. Ему не нужна новая семья. Не нужен приют. Родственников к нему тоже неспроста не пускают. Шанталь замер. Нужно бежать. Как можно скорее покинуть это место. Здесь больше нельзя оставаться, и без того засиделся. Против Шанталя что-то замышляли и едва ли это что-то хорошее. Шанталь застыл, глядя в пустоту. Как сбежать из участка? Не сказать, чтобы его особо внимательно охраняли, но чтобы выйти из этой комнаты, нужно снаружи отпереть замок, а чтобы покинуть здание, нужно пройти через несколько кабинетов, в том числе тот, где работали над его делом. Самостоятельно отсюда не выбраться. Разве что… Тыльной стороной ладони Шанталь вытер глаза от слёз, пригладил волосы и начал делать дыхательную тренировку. Вдох-выдох. Вдох. Выдох. Нужно… дышать… спокойнее… Успокоиться и не паниковать — это лишь всё испортит. Шанталь закрыл глаза, прислушиваясь к тому, как взбудораженное сердце отбивает слишком быстрый такт медленнее, ещё медленнее, пока сердцебиение почти не выравнивается. Спокойно… Нельзя наделать ошибок. Нельзя. По ту сторону двери послышались шаги. К нему направлялся доктор. Шанталь мягко сел на диван, руки опустил на колени, держал осанку. Так он сидел в прошлые разы, когда его навещал доктор. Пусть он не увидит его панику, пусть перед его глазами предстанет тот Шанталь, что и в прошлый раз. Обмануть человека, разбирающегося в психологии сложно, но вряд ли на его практике было много пациентов с подобными проблемами, а значит… возможно, его подготовки не хватит для того, чтобы во всём разобраться. Особенно если Шанталь сам искренне поверит в свои действия. Доктор вошёл в комнату и сел напротив. Шанталь сдерживал себя изо всех сил. Руки не должны дрожать. Ноги тоже. Никаких признаков нервов, кроме тех, которые врач уже видел. Шанталь не станет говорить лишнее, он вообще будет говорить по минимуму, как и прежде. Доктор не должен понять, что Шанталь хочет сбежать. С его помощью. Какое-то время они говорили об абстрактном. Больше говорил врач, а Шанталь изредка произносил пустые слова, не имеющие смысла. Они говорили уже около часа, и в какой-то момент Шанталь поймал себя на мысли, что этот разговор тоже отчасти его успокоил. Медленно он начал подводить к тому, что уже два дня не дышал воздухом. Обрывками фраз он давал понять, что здесь, без окон, ему душно и плохо. Доктор повёлся и пообещал вывести его ненадолго на улицу, чтобы подышать. Шанталю не верилось, что затея практически сработала, но как только врач взял с собой двоих миротворцев в качестве охраны, юный Дилони поник. Ну, конечно, его бы не отпустили одного… Всю дорогу на улицу Шанталь размышлял над тем, как ему выкрутиться из этой ситуации, в панике перебирая варианты один безумнее другого, пока не выбрал единственный относительно безопасный. Ведь хуже всё равно уже не сделать.

***

Шанталь бежал на всех парах, петляя по узким переулкам, оббегая здоровенные здания и мелкие помещения. Он хорошо ориентировался на местности, потому прекрасно знал все те места, через которые пролегал его путь. Шанталь бежал через подземные переходы, поднимался на крыши и перебирался по ним, ездил на лифте и снова петлял улочками. Миротворцы искали его. Он знал это, хоть и не слышал сирены, что не удивительно, ведь по ним Шанталь мог бы отслеживать местоположение миротворцев, чтобы не попасться. Он нёсся во всю прыть, боясь утратить единственный шанс на побег, зная, что второго не будет. Во второй раз Шанталя точно не отпустят в туалет, через который можно выбраться наружу. Сначала мальчик попросил воды, которую ему любезно приобрёл доктор, затем спустя время, когда они отошли от участка достаточно далеко, Шанталь попросился в туалет. Разумеется, его отвели в ближайший, расположенный около магазина семьи стареньких флористов, в котором Шанталь бывал не раз, потому знал, что в нём два входа. Тот, который с улицы, предназначался для прохожих, а второй стыковался с подсобками и был рассчитан на персонал магазина. Благо, что Шанталю удалось прокрасться через него, тенью прошмыгнув через окно лавки на улицу. А дальше дело за малым. Шанталь старался не попадаться в объективы камер, примерно догадываясь, где те расположены. Людные места, перекрёстки, территория школ, больниц, банков. С опущенной головой, чтобы не демонстрировать открыто своё лицо, он преодолел немалое расстояние, а затем, когда оказался в не самом людном месте, поймал такси и отправился к Арлингтону, надеясь, что не попадёт в СМИ с ярлыком «беглец». Если Шанталь верно истолковал отношение к себе, то миротворцы не станут шуметь о его пропаже, а будут вести поиски тихо. Когда Шанталь оказался на месте, его сразила наповал абсолютная тишина. Не зря кладбище называют местом упокоения душ — здесь мальчик слышал даже собственное дыхание. Он не мог бежать по кладбищу, не мог даже быстро идти, потому что каждый шаг казался громоподобным. Зелёная идеально выстриженная трава ковром устилала огромную плантацию кладбища, на котором так же идеально ровно возвышались надгробья. Где-то они были абсолютно одинаковыми, где-то фигурными и даже вычурными, где-то серыми, где-то выкрашенными в разные цвета. Кладбище даже визуально делилось на сектора, и Шанталь забрёл в самый жуткий из них. Старый сектор. Здесь располагались лишь жуткие серые изваяния, которым, кажется, было не меньше сотни лет, оттого те начали крошиться. Большинство надгробий выглядели как ангелы на постаментах. Грустные, плачущие, с опущенными головами, трагичным выражением лица, с отчаянием, преисполненные боли от потери, безжизненные и холодные. Мёртвые. По коже Шанталя пробежали мурашки. Солнце скрылось за облаками и мгновенно стало прохладнее и темнее. Ветерок тихо колыхал его волосы, а облака перерастали в тучи, роем кружащиеся над его головой. Плачущие ангелы с крыльями и лишённые их всё сильнее пугали Шанталя. Он медленно проходил мимо, понимая, что ступает по чьим-то костям. Под его ступнями, под слоем земли лежали люди. То, что осталось от них. Они жили, учились, работали, любили, веселились, грустили. Когда-то. Сейчас от них сохранились лишь кости и ничего больше. Шанталь подумал о том, что… его родных ждёт то же самое. Полное исчезновение. История лишилась их и всё, что будет напоминать о его любимых людях — вытесанная каменная фигура. Но и та разрушится со временем, не оставив после себя ничего. Шанталь замер глядя на скульптуру плачущей матери, опустившей голову на постамент, где написано имя умершей семьдесят три года назад девочки. Ей было шесть. Имя девочки читалось с трудом, потому что камень начал разрушаться. Время разрушило не только эту девочку, но и память о ней. Даже имя уничтожило. Помнит ли её кто-нибудь? Шанталь взглянул на каменное лицо матери. Капюшон на ней порядком обсыпался, как и кончики пальцев, а ещё стёрлись глаза, оставив на их месте две жутких бреши. Шанталь трясущейся рукой прикоснулся к ним, ощутив, как по спине пробежали мурашки. Неподалёку послышался шум. Мальчик тотчас прильнул к скульптуре и по ней сполз вниз, аккуратно выглядывая из-за угла. По кладбищу шли люди. Несколько человек в миротворческой форме и один мужчина в обычной рабочей одежде. Они что-то бурно обсуждали, но что именно Шанталь разбирал с трудом. Одно было ясно — говорили о нём. Видимо, миротворцы сейчас проверяли все те места, куда предположительно мог отправиться Шанталь, и одним из них было кладбище… Этот мужчина — его работник, и он должен наблюдать за тем, не появится ли на горизонте мальчишка, которого немедля предстояло передать властям. Шанталь поджал губы и прижался к каменному изваянию. Его опередили, но так даже лучше. Миротворцы уйдут, и он спокойно доберётся туда, куда ему нужно. Наконец, голоса притихли, и Шанталь поспешил меж могил к старому склепу. Он миновал уже десятки самых разных надгробий, зайдя так глубоко в кладбище, как никогда прежде. Шанталь знал о септе упокоения, но никогда в ней не бывал и не представлял, как до неё добраться. Кладбище Арлингтон оказалось слишком объёмным, чтобы так просто по нему бродить и находить всё, что нужно. Обычно люди пользовались картами, но у Шанталя не было на их добычу времени. Ему следовало попасть в септу сейчас же. Он и сам не думал, что привыкнет к ликам этих скульптур, но… больше они не пугали. Шанталь будто переместился в мир мёртвых и бродил по нему тысячу лет. Он шёл и шёл вперёд, благодаря этим статуям забывая, как выглядят люди, пока не увидел то, что искал. Вершину небольшого здания похожего на очень старый замок. Септа упокоения. Шанталь замер, глядя на силуэт храма из тёмного камня, располагавшегося как бы в стороне от могил. Это подобие замка навевало жути даже больше могильных плит, особенно в купе с полуразрушенными скульптурами, окружавшими септу. Чувствуя неприятную дрожь во всём теле, Шанталь судорожно сглотнул и направился внутрь. Ни в какой другой день он и близко не подошёл бы к этому месту, но сегодня звёзды велели иначе. Он знал, что его родителей привезут сюда, что какое-то время они побудут здесь по старым традициям, а значит, Шанталь сможет выждать их. Каждый шаг давался с трудом. Кажется, чем ближе к септе он ступал, тем больнее земля впивалась шипами в его стопы. Здание окружали скульптуры, расставленные так, словно они были фигурами на шахматной доске. Все как одна серые и невыносимо жуткие под стать вершине храма, острыми пиками цепляющей небеса. Зачем делать такие страшные вещи в и без того пугающем месте? Постройка выглядела как пролежавший бесконечность времени на дне океана риф. Серая, практически чёрная, шершавая, с повсеместной детализацией в форме острых пик по всей поверхности, с парой окон и дверью, больше похожей на ветхие врата. Шанталь остановился перед скульптурами, и с ужасом присмотрелся к уродливым существам, сидящим точно стражи на своих постаментах. Это были горгульи. Острые клыки, жуткие бездонные глаза, длинные языки и крылья как у летучих мышей. От одного их вида кровь стыла в жилах, но Шанталь продолжал идти вперёд, неосознанно остерегаясь несуществующих монстров. Поразительно, но все они выглядели совершенно по-разному… Перед самим входом в септу на высоких подставках в форме дисков горел огонь. Вечное пламя. Люди говорили, что оно никогда не затухает, даже в дождь. Вечный огонь — символ вечности мёртвых, вечности их жизни, и если он погаснет — жизнь прекратится. Говорят, однажды, много лет назад, вечное пламя угасло, и на земле воцарилась долгая ночь. К счастью, нашлись те, кто развеял тьму и вернул вечное пламя к жизни. С тех пор оно не потухает. Шанталь завороженно наблюдал за тем, как язычки огня отражаются на лице стоящей рядом горгульи, вдыхая в её глаза мимолётные шевеления жизни. Шанталь быстро отвёл от неё взгляд — не хотел видеть это лицо в кошмарах. Он потянул массивную деревянную дверь за не менее массивное металлическое кольцо и открыл её. Внутри тоже горело пламя. Много-много свечей и факелы по обе стороны входа, но вовсе не это повергло в шок мальчика. В конце переливающегося пламенем зала стояли два гроба. Шанталь замер в проходе. Мысли в голове трещали «Это они, они, ОНИ», но Шанталь не мог принять это. Ещё ведь… так рано… неужели… Огонь горел в его чёрных глазах переливаясь всеми оттенками оранжевого. Воняло дымом и тяжёлым запахом пепла. Шанталь сглотнул не в силах сделать шаг. Он просто смотрел вперёд и бездействовал, не в состоянии пошевелиться. Может, это не они? Шанталь понимал, что никогда этого не узнает, если не… проверит сам. «Ну, же, сделай шаг. Пожалуйста. Это не так сложно. Ты должен узнать. Должен!» Чтобы хоть как-то контролировать себя, Шанталь шумно вдыхал через нос и выдыхал через рот. Запах копоти въедался в лёгкие, но ему было всё равно. Мальчик делал маленькие шажки вперёд, видя, как живое дрожащее пламя отражается на тёмно-коричневых крышках гробов, будто они уже горели. Шанталь снова сглотнул. Лишь бы не потерять сознание. Он должен узнать. Вдруг это его единственный шанс. Когда мальчик оказался достаточно близко, что-то внутри него замерло и дальше идти он не смог. Просто не смог. Гробы стояли параллельно друг другу. Шанталь раньше видел их, но никогда прежде не боялся одного лишь их вида, зато сейчас им обуял настоящий ужас. Два массивных гроба стояли на бетонных подложках, а между ними на небольшой подставке горели свечи в канделябре, под которым лежали несколько живых цветков. Воск со свечей скатывался по подставке вниз и капал на цветы, застывая на них уродливыми потёками. Шанталь закрыл глаза. Всё происходящее не укладывалось в голове. Где он находится? Что с ним происходит? Как он дошёл до такой жизни? Открыв глаза, он сделал глубокий вдох и подошёл к тому гробу, что стоял справа. Нужно посмотреть. Нужно… как это сделать? Как? Шанталь сглотнул. Неожиданно подступила тошнота от волнения. Он сам не знал, что хотел увидеть. Трясущимися руками мальчик потянулся к гробу и, дотронувшись до него, встрепенулся так, будто обжёгся. Затем замер. Его взгляд устремился в одну точку, он собрал воедино всё своё мужество, и открыл половинку крышки. Стоило ему это сделать, как ноги подкосились, голова закружилась. Чтобы не закричать, Шанталь прижал ко рту ладонь. Слёзы со щёк скатывались ему на руку, а затем по руке текли вниз и капали на пол. В гробу лежала она. Его мама. Восковое лицо, причёсанные волосы, раскинувшиеся на подушечке, закрытые глаза и серое длинное платье с рукавами. Она никогда не носила платья… Увидев её, Шанталь понял, что может и сам умереть. Прямо здесь, прямо сейчас. Мама выглядела ещё более чужой, чем в лесу. Кажется, даже черты её лица изменились… Шанталь убрал дрожащую руку с губ и согнулся пополам, закашлявшись слезами. Они даже не скрыли её порезы. Эти уродливые следы когтей смерти на её шее — вот какой её запомнит Шанталь. Кто лежит во втором гробу, очевидно. Шанталь отошёл от матери и, шатаясь, прильнул к отцу. Во второй раз он открыл крышку смелее. Ему уже было всё равно. На его руках скопилось достаточно грязи, оставленной смертью. Крышка распахнулась, и перед Шанталем возник второй такой знакомый и любимый образ — его папа. В простой одежде. Тоже как будто изменившийся в лице. Глаза закрыты, а на шее уродливое увечье. Шанталь не мог видеть ничего кроме этих увечий. Как будто больше ничего не существовало. Только эти проклятые следы. Почему глаза смотрели только на них?! Ноги обмякли как ватные. Шанталя понесло назад. Он не мог устоять и просто… падал, хватаясь за воздух. Он отступал назад, отступал до тех пор, пока не упёрся спиной в стену, ударившись о холодный камень меж двумя горящими над его головой факелами. Сердце разрывалось от боли, выло, кричало так, что в жилах густела кровь. Мальчик закрыл рот обеими руками плотно, чтобы наружу точно не вырвался его истошный вопль, и только тогда закричал. Сполз по холодной стене на пол и замер. Ну, вот и всё. Всё закончилось. Его родители в шаге от забвения. В шаге от того, чтобы от них тоже не осталось ничего, а вскоре даже имени на надгробье. Шанталь растерянно смотрел на два гроба, стоящих рядом, на двух ангелов, которые тоже совсем скоро превратятся в каменные изваяния, но перед глазами у мальчика стояли лишь эти омерзительные порезы. Эта издёвка. Эта… Он отвернулся и вытер лицо от слёз, но меньше их не стало, они текли неконтролируемым потоком, а Шанталь пытался их стереть руками, почти расцарапывая кожу ногтями. Ему хотелось избавиться от этих слёз, сорвать с себя, содрать вместе с кожей, чтобы они перестали разъедать кислотой его лицо. Шанталь царапал веки, царапал щёки, пока слёзы снова не стали… кровавыми. Тогда он замер, глядя на мокрые от плача руки, к которому снова примешалась кровь. Лучше бы он не выходил из того леса. Лучше бы не сопротивлялся. Лучше бы он сейчас лежал тут, между ними, вместо этих цветов, покрывающихся воском. Он тоже должен был умереть. И лучше бы умер. Тогда Шанталь был бы с ними вместе. Он уставился в одну точку в полу, наблюдая за танцующей тенью, отражаемой огнём. А может… ещё… не поздно? Шанталь поднялся на ноги. Одна из них подвернулась, и он снова едва не упал. Никогда не поздно, верно? Туда нельзя опоздать. Шанталь повернулся лицом к стене и взглянул на горящий факел. Его пламя казалось таким уверенным, таким сильным. Ему по силам сжечь всё. Даже боль. Внезапно скрипнула дверь и внутрь кто-то заглянул. Шанталь совсем забыл, что где-то по кладбищу бродил здешний работник. Тот, как только увидел Шанталя, сразу же поспешил к выходу, но мальчик его остановил. — Постойте! — крикнул он сиплым от слёз голосом. Только не сейчас, пожалуйста, не так рано! — Прошу вас не надо! Прошу… — прошептал последнее слово Шанталь, снова залившись слезами. Мужчина в дверях замер. — Умоляю, не делайте этого. Дайте мне немного времени. Не отнимайте последнее, что у меня осталось. Мужчина, похоже, проникся, потому что его лицо смягчилось, и он зашёл внутрь старой септы. Он шёл прямиком к Шанталю, который даже не пытался убегать, да и… куда? Ему некуда бежать и негде прятаться. Наконец, человек подошёл к нему почти впритык и с нескрываемым состраданием в глазах взял за руку. Так искренне, а не отрепетировано, как у доктора. Никогда прежде Шанталь не видел таких глаз. Кажется, они видели всю боль этого мира. Грустные, мрачные, но добрые. Этот человек не мог ему навредить, Шанталь видел это и чувствовал. Мужчина был не слишком высоким, одет в простую поношенную одежду, а на голове носил шляпу, скрывающую его седые волосы. Он выглядел слишком молодым для того, чтобы быть полностью седым. — Я знаю, что они приходили за мной. Знаю, что они найдут меня. Позвольте мне попрощаться. Прошу вас. Больше мне ничего не нужно, — шептал Шанталь, но мужчина, похоже, и не собирался ему перечить. Он понимающе кивнул и обнял мальчика, как своё дитя. Шанталь почувствовал лёгкое, практически незаметное, но всё же облегчение, хоть объятия и были ему чужими. Других ему всё равно больше не видывать. — Что вы… с ними сделаете? — запинаясь, спросил Шанталь, отстранившись. — Кремируете? — Мне поступил такой указ, — мягко ответил он, невесомо поглаживая Шанталя по плечу, будто собственного внука. — Даже костей не останется, — прошептал Шанталь себе под нос и обернулся. Ну, конечно, он не заметил за гробами крематорий. Стена напротив Шанталя и скрывала крематорий в себе. Мальчик увидел железную дверцу, увидел пульт, на котором вводились настройки. Их сожгут без похорон. Наверное, мужчина уже должен был это сделать, но не смог без хоть какого-то ритуала, и цветы тоже, судя по всему, его работа… — Малыш, я слышал твою историю. Мне так жаль, — глухо проговорил он. — Почему… никого нет? — Шанталь снова повернулся к человеку лицом, чем только сильнее заставлял того чувствовать себя удручённым. — У нас много родственников, друзей семьи… — Такой указ, мне очень жаль. Я тоже поинтересовался насчёт этого и мне сказали, что никого нет нужды информировать о похоронах, как и проводить их. Мне приказали просто… — …сжечь их, — догадался Шанталь. Те, кому так доверяла семья Дилони, защитники Капитолия, не прекращали плевать в душу Шанталя снова, и снова, и снова. Никаких похорон. Никаких близких. Поскорее сжечь, избавиться, забыть, стереть из истории. — Но родственники… друзья семьи… Гробовщик лишь беспомощно пожал плечами. Шанталь всё прекрасно понимал, и в то же время нет. Их бросили. Оставили одних. Неужели Дилони своим существованием настолько порочили Капитолий, что заслужили подобное прощание? Да кто вообще заслуживает такого? Нашлось бы много тех, кому они были близки, кто любил их и уважал, несмотря ни на что, но никого из этих людей не оповестили. Маму и папу убили вчера, а сегодня их тела уже сожгут. Кажется, их даже не осмотрели на предмет улик… Смотреть на них стало больно вдвойне. Свой последний день Карле и Адриану Дилони суждено провести в одиночестве, никому не нужными, брошенными. Шанталя успокаивало то, что он, их родной сын, с ними и, быть может, большего и не нужно, но… Они не заслужили такого. Они были лучшими людьми на свете и не заслужили такого прощания. — Я могу остаться с тобой, малыш, — предложил Шанталю поддержку работник кладбища. — Времени у нас не так много. Мне придётся сказать о том, что я тебя видел… Шанталь понимающе кивнул. Этот человек не виноват в том, что его принуждают делать. Он и без того проявил милосердие и великодушие по отношению к мальчику, позволив побыть с родными в последний раз, за что Шанталь был бесконечно ему благодарен. — Не сочтите за грубость, но можно я побуду с ними наедине? — прошептал Шанталь. Мужчина кивнул, похлопал его по плечу, и медленно направился к выходу, как будто ждал, что Шанталь его окликнет. Двери захлопнулись, и мальчик снова остался с мамой и папой один. Зал погрузился в тишину. Бесшумно шелестел огонь свечей и факелов, а сердце Шанталя отбивало мучительный, умирающий ритм. Казалось, он провёл в этом зале несколько часов. Тяжёлый запах горения заставлял голову кружиться, но Шанталь держался изо всех сил. Ради них. Он подошёл к гробам, стал между ними и посмотрел сначала на отца, затем на мать. Такие похожие между собой, такие спокойные, тихие, они походили на скульптуры, а не живых людей. «Живых людей». Теперь Шанталь не может называть их так. Жизнь покинула тела и больше никогда не вернётся. Он больше не услышит их голоса, не увидит искры в их глазах, не ощутит их прикосновения. Всё это разом пропало. Всё то тепло, вся та доброта, радушие, которое они ему дарили, исчезло, и остался лишь мир вокруг. Теперь Шанталь понимал, что он не жил в сказке. Сказку для него создавали родные люди, и без них мир лишился маски. Капитолий всегда был таким, просто мама и папа настолько окружили Шанталя заботой, что всей этой несправедливости он не замечал. Мальчик закрыл глаза и проиграл в голове все самые счастливые моменты. Их нужно запомнить и никогда не забывать, нужно напоминать себе о них каждый день, чтобы никогда не стереть из памяти любимых, их эмоции, их улыбки. Это всё, что осталось у него, и это нужно беречь как зеницу ока. Шанталь стал между мамой и папой, одной рукой коснувшись её, другой — его. Такие холодные. Шанталь смотрел на их лица и молил о том, чтобы всё это оказалось злой шуткой, ошибкой, чем угодно, только бы не правдой, но их глаза не открывались. Казалось, что они спят, но веки их не дрожали. Это очень глубокий сон. Бесконечный. — Простите меня, — тихо проговорил Шанталь. — Я не смог вам помочь, ничего не смог сделать. Слёзы ручьём катились по его щекам. От беспомощности, от боли, от страха… Шанталь не мог представить себе, какой будет его дальнейшая жизнь, он даже не знал, каким будет для него этот день. Привычный уклад жизни рухнул, оставив Шанталя наедине с пустотой, заполнить которую было нечем. Наступила точка невозврата. Всё хорошее осталось позади, а впереди только беспросветная тьма, брести по которой опасно и страшно. Где взять силы, для того, чтобы продолжать идти, не сдаваясь? Последнюю мысль незаметно для себя Шанталь произнёс вслух. Его мама была такой красивой. Кажется, он не знавал женщины красивее, чем она. Лучшей матери на свете просто существовать не могло. Шанталь смотрел на неё и вспоминал о том, скольким вещам она его научила, как баловала чтением книг перед сном и свежей выпечкой в перерывах между делами. Они с отцом так подходили друг другу. Иногда Шанталю казалось, что они умеют читать мысли один у другого — настолько они находились на одной волне. Родители всегда действовали согласованно, мыслили одинаково, а когда их мнения не совпадали, они с лёгкостью находили компромисс. Папа никогда не повышал на него голос, никогда не ругал и не стыдил, когда что-то не получалось. Он был на все руки мастером и, кажется, был способен смастерить что угодно из чего угодно. Шанталь с папой научился управляться с молотком и тесаком, топором и шуруповёртом, дрелью и тисками. Они вместе копались в проводке, когда в доме замыкало, вместе чинили водопровод, а когда папа купил машину, которой Дилони ни разу не воспользовались, они вместе разбирали и собирали её, как будто она играла роль конструктора для досуга, а не транспортного средства… Шанталь вытер лицо от слёз, но оно по-прежнему оставалось мокрым. Наверное, он должен быть счастлив хотя бы потому, что у него есть воспоминания, ведь множество людей, лишены и их, но разве от этого становилось легче? Воспоминания о счастливых временах это дар и проклятье одновременно. Мама и папа продолжали жить в его сознании, но… только лишь в сознании. За его пределами подобных воспоминаний больше не будет. Обивка гробов была такой мягкой. Хотя бы в этом Капитолий не поскупился — не стал хоронить Дилони в простых коробках. Шанталь погладил ладонь матери, с ужасом ловя себя на мысли, что на ощупь она перестала быть человеческой, превратившись, скорее, в кукольную. Он старался не смотреть на жуткие увечья на шее, но глаза то и дело посматривали именно на них. Шанталь повернулся спиной к свечам, приложив одну руку к гробу отца, а вторую к гробу матери и плавно опустился на колени между ними. Голова его была опущена, а губы еле-еле шевелились, нашёптывая старую колыбельную, которую ему пели родители по очереди в те времена, когда Шанталь боялся темноты. Они прекратили петь ему эту песню ещё пять лет назад, но Шанталь до сих пор помнил каждую её строчку, хотя тогда, в детстве, и не понимал смысла. Была ли это вообще колыбельная? Тогда казалось, что да, но теперь строки о том, что не стоит бояться засыпать, потому что по ту сторону сна не существует тьмы, обрели иное значение. Что, если тот, кто написал эти стихи, имел в виду самый долгий сон на свете? Смерть. Шанталь сглотнул, запинаясь почти на каждом слове. Почему они давались с таким трудом? Он пытался напевать мелодию, но голос срывался в хрип, в шёпот и слабые выкрики через слово. Шанталь зациклено смотрел на пол, где отражалось порывистое пламя, и тихо продолжал петь старую колыбельную, повторяя её раз за разом. Его голос отражался от стен, расслаиваясь, и даже пламя свечей, кажется, колыхалось именно из-за него, звучащего невпопад, неровно, дребезжащего от эмоций и глохнущего от заслоняющих видимость слёз. Пламя блестело в его глазах, застывших словно два тихих омута. Губы продолжали еле-еле шевелиться, давая жизнь последней песне, отправляющей родителей Шанталя в долгий сон, из которого они никогда уже не вернутся. Не понимая, что он делает, Шанталь поднялся с места и просто пошёл. Куда? Зачем? Он не знал и не понимал. Ноги несли его куда-то, а взгляд блуждал в размытом пространстве, не различая ничего конкретного перед собой. Из уст Шанталя продолжала шелестеть срывающимся шёпотом песня, которую мальчик не мог перестать петь, цепляясь за неё, как за последнюю ниточку, связывающую его с родителями. Дрожащей рукой он открыл дверь наружу. Его тотчас обдало свежим воздухом, всколыхнувшим волосы, но ничуть не всколыхнувшим затуманенное сознание. Шанталь продолжал плестись вперёд, глядя в никуда. Направляясь в никуда. Строки колыбельной повторялись раз за разом, вгоняя мальчика во всё больший ступор. Кажется, его окликнул смотритель. Шанталь не обратил на него никакого внимания. Смотритель остался позади. Как и септа. Как и вся прошлая жизнь. Сейчас этот человек вызовет миротворцев и скажет, что видел Шанталя, но он к тому времени успеет выбраться с кладбища и отправиться… куда? Ноги сами приведут куда надо. Но всё это не важно, ведь сейчас мужчина выполнит свою работу. Откроет дверцу, затолкает внутрь крематория гробы, закроет её, и выпустит пламя. Шанталь не знал, как работает крематорий, но как работает огонь, знал. Температура внутри будет ужасающей. Как в жерле вулкана. Внешнее покрытие гробов расплавится с первой же секунды. Огонь охватит их целиком, заразив каждый сантиметр древесины пламенным вирусом, сжирающим плоть. Шанталь продолжал идти меж надгробий, больше не замечая их фигуры и даже силуэты просматривая с трудом. Ноги подкашивались, но упрямо уносили Шанталя с кладбища, хотя его разум остался там, около крематория. Наверное, он пропел эту колыбельную уже больше десятка раз, и никак не мог себя прервать. Слова срывались с его губ и тонули во всхлипываниях, а перед глазами стоял лишь всепоглощающий огонь. Настоящая стихия, дикая и необузданная. Безумным потоком она пробиралась сквозь древо всё ближе к телам. Шанталь представлял себе эту температуру, от одной мысли о которой у него на лице выступил пот. Колыбельная зазвучала заново. Ветер прохладный, но Шанталю всё жарче. Пламя доберётся до их тел очень быстро. Истлеют, колыхаясь, их волосы. Вспыхнет одежда. Расплавится кожа. Как будто они и не люди вовсе, а тряпичные куклы. Плоть будет гореть дольше. Огонь заполонит собой всё пространство. Ничто не уцелеет. Гул огня, который Шанталь не мог слышать, почему-то заложил ему уши. Кажется, от такого невероятного давления тела с первых секунд должны были рассыпаться в порох, но нет, пламя — жестокая стихия, уничтожающая постепенно. Шанталь видел в пустоте ревущий огонь, представлял себе то, что сейчас происходило позади, и понял, что теперь жутко боится огня, хотя родных у него отняла не стихия, а человек. Худшее из созданий природы. Её ошибка. Нелепая случайность. Шанталю казалось, будто он и сам шёл по углям. Земля представлялась ему жутко горячей, хотя собирался дождь. Кладбище закончилось. Шанталь не заметил, что пересёк его границы уже минут пять назад. Его мысли застряли в огне и выбросить из головы ужасные фантазии он не мог. Ведь… эти фантазии были реальными. Люди, которых он так любил, обратились в прах. Пыль. Ничто. Шанталь нервно сглотнул и припал к стене. Зрение начало проясняться, и он понял, что оказался на какой-то пустой и несуразной улочке. Ему доводилось много где бывать в столице, потому, несмотря ни на что, Шанталь смог сориентироваться. Его ищут. Кладбище обязательно прочешут. Нельзя светить лицом в камеру. Нужно уходить как можно дальше. Шанталь даже… знал куда. Он обходил стороной людные улицы и перекрёстки, следуя по самым забитым проходам Капитолия. Шанталь шёл по дороге, по клумбам, перелезал через заборы, то и дело цепляясь о них одеждой, забирался на крыши, спускался в канализации, пока не оказался на территории, где людей слонялось в разы меньше, чем в остальных местах. Старая часть города, которую всё не брались восстанавливать после многих невзгод в разные отрезки времени. Здесь всегда было тихо, здесь всё напоминало о прошлом, и не наталкивало на мысли о будущем, а ещё Шанталь знал тут множество мест, где можно спрятаться. Здание, около которого сидел Шанталь, было каменным, потому долго сидеть, прислонившись к нему не получалось. Он спиной чувствовал каменный холод, от которого его защищала лишь обычная тонкая футболка, вручённая в участке. Шанталь притянул колени к себе и опустил голову, чтобы перевести дух. Его тело жутко устало, рука болела, удар промеж рёбер тоже аукался болью. Казалось, это состояние будет вечным, настолько сознание Шанталя чувствовало себя скверно в его теле. Странно, но слёзы закончились. Мальчик не знал, что они вообще способны закончиться, но плакать больше было нечем, да и не хотелось. Глаза жгло уже два дня, слёзы как-то утоляли эту боль, а теперь и их не стало. Нет ничего хуже момента, когда ты хочешь заплакать, но больше не можешь. Чёрные чувства сжирают тебя изнутри, а ты не способен ни противостоять им, ни скрыться, дожидаясь, когда распадёшься на атомы. Шанталь сделал глубокий вдох, затем выдох и посмотрел прямо перед собой. Нужно что-то решить. Куда-то идти. Что-то предпринять. Можно пойти к кому-то из родственников — они с радостью его примут, но… миротворцы наверняка проверят их в первую очередь. Куда может пойти одинокий сбитый с пути мальчишка? К родственникам. Наверное, миротворцы у их домов и охрану приставили, чтобы изловить Шанталя… Нет, к родным нельзя. Там его будут искать. Миссис Бэтс? Шанталь очень хотел её увидеть, но подвергать такой опасности не мог. Если вдруг его заметят, то он сам приведёт миротворцев к последней крупице его семьи. Остаётся только один вариант — слоняться по улицам пока всё не утихнет, чтобы потом можно было вернуться к кому-то из родных. Вот только сколько же времени это займёт? Неделю? Месяц? Год? Как бы то ни было, Шанталь не хотел попасться миротворцам, не хотел в приют или даже… в тюрьму. Он догадывался насчёт того, что с ним собирались сделать. Детективы задавали ему слишком много вопросов про нож, про то, как он смог ранить преступника и выжить. На рукояти ножа остались отпечатки Шанталя. Ножом убили его родных. На руках убийцы были рваные перчатки. Мальчик судорожно сглотнул. Они скажут, что это Шанталь убил своих родителей… Его доверие к миру сменило свой полюс. Если раньше Шанталь всех считал друзьями, то теперь всех считал врагами и ждал от них нож в спину. Особенно от миротворцев. Придётся какое-то время пожить на улице. Шанталь осмотрелся. Вокруг него скопилось множество полузаброшенных построек, а значит, здесь можно укрыться и обосноваться, но где взять еду и воду? Чем мыться? Как стирать одежду, если другой нет? Хорошо бы пробраться домой и забрать Элери, но… дома точно караулит охрана. Нельзя. Шанталь снова опустил голову на колени и замер. Он думал о семье, о доме, о своём домашнем питомце, о школе и том счастье, которое осталось далеко позади. Даже думать об этом было больно. Шанталь заставлял себя заплакать, надеясь, что со слезами придёт облегчение, но нет, организм отказывался слушаться. Всё пошло наперекосяк, всё обратилось в прах. Он проснулся ночью от стука по голове. Как ему удалось заснуть, мальчик понятия не имел, но лучше бы он и не засыпал. Руки сомлели, ноги тоже, а лицо покрылось красными пятнами от того, что он на него надавил. На улице лил дождь. Судя по тому, насколько Шанталь промок — уже давно. Обычно в эту пору дождь приятный и тёплый, но только не тогда, когда сидишь под ним который час. Шанталь продрог до костей. Он поднялся с земли и забрался через разбитое окно внутрь заброшки. Здесь тоже кое-где шёл дождь, в местах, где крыша давно провалилась и рассыпалась. Юный Дилони забился в угол, где не дул ветер и не стекала вода. Тут оказалось очень даже ничего. Сухо, тихо и не так холодно. Наверное, наступила уже глубокая ночь, коль воздух настолько охладел. Шанталь пригладил волосы назад, чтобы вода с них не стекала ему на лицо, хотя что толку, ведь он и без того насквозь промок. Капли стекали с него ручьём и что хуже всего, он успел настыть, а значит, согреться теперь будет непросто. Особенно в мокрой одежде. Наверное, следовало больше шевелиться, попрыгать или побегать, чтобы согреться, но Шанталь не мог заставить себя. Повязка на руке размокла и на белой ткани проступили алые пятна крови. Нужно перевязать, а нечем. И мази нет. В голову Шанталя снова полезли дурные мысли. Умереть было бы проще и честнее, но нет, он спасся и сидел теперь на краю света лишённый всего. Родители не хотели бы его таким видеть, не хотели бы, чтобы он тоже умер. Они любили его и не позволили бы даже на мгновение думать о таких ужасных вещах как смерть. Но Шанталь снова погрузился в раздумья. Снова, и снова, и снова по кругу. На улице просветлело, а он и глаз не сомкнул. Когда наступил рассвет? Шанталь не заметил этого. Спать совсем не хотелось. Есть тоже. Даже пить не было нужды. Хотелось лишь прекратить думать, но Шанталь не мог. Гнетущие мысли оккупировали его голову, наседали чёрным облаком и заставляли беспрестанно вспоминать те страшные порезы, тот кошмарный огонь и восковые лица. Так прошло два дня. Наверное. Шанталь не мог знать наверняка, но судя по тому, сколько рассветов он встретил — два. Всё это время он прожил в вакууме своих мыслей, перемалывая и пережёвывая их снова и снова. Время вокруг него неумолимо бежало вперёд, и только для Шанталя всё оставалось прежним. Нужно раздобыть воду. Хотя бы глоток. Жажда первой напомнила о том, что Шанталь человек и ему нужно питаться, хоть он того и не хотел. Телу всё равно, какие проблемы у разума, телу нужна подпитка. Днём расхаживать по улицам небезопасно, хотя для Шанталя любое время не было безопасным. Ночью многие гуляли по улицам, днём так подавно. Единственное время, когда людей бродило мало — на рассвете. Когда Шанталь выполз из своего укрытия, он ожидал увидеть как изменился мир в его отсутствие, но… всё осталось прежним. Минуя пустые улочки и накренившиеся здания, Шанталь выбрался в парк, через который можно срезать приличный кусок дороги и попасть на жилые улицы. Шанталю повезло, что по пути ему никто не встретился, да и не бывало в здешних краях в это время людей. Капитолий казался таким тихим, словно все его жители умерли. Некоторые только-только легли спать, некоторым скоро вставать, а это значит, что безопаснее времени не выудить. Шанталь брёл через парк, стараясь не смотреть на деревья, не вспоминать то, как… Нет, мозг снова начал делать это. Снова. Шанталь ускорил шаг, задышав так часто, что, казалось, он в шаге от того, чтобы захлебнуться воздухом. Он понимал, что попал не в тот самый лес, и что на этих деревьях не может блестеть кровь, её здесь просто не могло быть, но зрение отчаянно ему лгало, заставляя видеть несуществующее. Наконец, мальчик выбрался из парка, наклонился вперёд и выдохнул так, словно на две минуты задержал дыхание. В лёгкие ворвался свежий воздух, и стало легче. Немного легче… Шанталь взглянул вперёд и увидел перед собой то, к чему так стремился — фонтан. Высокий, фигурный каменный фонтан. Сейчас воды в нём было не так много, как днём, но Шанталю и этого хватило. Он медленно подошёл к фонтану, опустился над прозрачной гладью воды и зачерпнул ладонями прохладную жидкость, припав к ней губами. Шанталь и не знал, что настолько хотел пить, пока снова не попробовал воду. Вокруг стояла такая тишина, что тихий шелест воды в фонтане бил по ушам кнутом. Мальчик потоптался на месте, оглядываясь. Пустая аллейка. Ни машин, ни людей. На тротуарную плитку время от времени садились птицы, но сразу же улетали. Шанталь окинул взглядом каменную скульптуру женщины с кувшином, из которого выливалась вода, и стал покусывать внутреннюю сторону щеки, задумчиво вглядываясь в очертания женщины. Она так была похожа на тех плачущих матерей с надгробий… Почему все фонтаны так на них похожи? Перед глазами Шанталя вновь пронеслись фигуры горгулий, свечи, полумрак и два охваченных пламенем гроба. Мальчик встряхнул головой и заглянул в воду. В урне парка Шанталь подобрал большую бутылку, в которую набрал питьё. Приходить к фонтану слишком часто опасно, потому нужен какой-никакой запас. Наполнив бутылку, Шанталь с минуту стоял перед фонтаном не зная, стоит делать то, что он задумал, или нет. В итоге таки решился. Одежда на нём уже подсохла, потому Шанталь стянул её с себя и нырнул в ледяной фонтан. Поначалу у него вышибло из лёгких воздух, но организм быстро разогнал кровь, и Шанталь ощутил приятный прилив тепла. Холод благотворно влиял на его раны, да и в целом немного взбодрил, хоть и ненадолго. Как только начал замерзать, он выскользнул наружу и, подхватив одежду с бутылкой, подался к ближайшему дереву, за которым спрятался, чтобы обсохнуть. Шанталь боялся, что простудится после таких купаний, зато хоть ненадолго перестал чувствовать боль в теле. Таблеток у него не было. Мазей тоже. Никаких обезболивающих. Сколько будут заживать его порезы без них? А ушибы? Лишь бы не занести инфекцию… Когда тело более менее обсохло, Шанталь натянул на себя одежду и отправился обратно в своё убежище. Надо бы раздобыть еду, но где и как? Красть у других он не станет. Вернуться к себе не может. В парке едва ли водится какая-то живность, но и ту он поймать голыми руками не сумеет. К счастью, есть пока не хотелось, а жажду он утолил, потому мальчик вернулся в своё убежище и по привычке затаился всё в том же углу. Оставаться наедине с собой страшно, но лучшей компании не предвиделось, потому Шанталь старался сам себя отвлекать, чтобы не сойти с ума. Он прокручивал в голове только хорошее, вспоминал добрые слова, которые слышал в свой адрес, вспоминал чему его учили родители, и становилось чуточку теплее. Сегодня плохо, но завтра будет лучше. Вот только завтра лучше не стало. Завтра было таким же, как и вчера. И опять, опять, опять. Несколько дней Шанталь вообще ничего не ел, и не хотел, но дрожь в теле нарастала с каждой минутой. Не то от голода, не то от холода, хотя ни того, ни другого Шанталь не ощущал. Он дышал — этого достаточно. И вода в бутылке который день не заканчивалась. Молчание угнетало. Периодически Шанталь слышал речи других людей, ловя себя на мысли, что… ему их не хватает. Услышать бы ещё хоть пару слов! От кого-нибудь… Жизнь вокруг него продолжалась, и это успокаивало. Люди живут, говорят между собой. У них всё хорошо. И у него будет. Завтра обязательно станет лучше. Спустя ещё день у Шанталя вновь нашлись слёзы. А он уже успел решить, что те исчезли навсегда. Мальчик ходил по заброшке назад-вперёд, сидел, лежал… Жизнь ли это? Всё тело болело от хождения и сидения, голова раскалывалась и пару раз из носа снова пошла кровь. Шанталь различал дни лишь по рассветам и закатам. Что происходило между ними — не помнил. Просто ходил по кругу, еле переставляя ноги. С каждым разом делать это было всё сложнее. Выйти к фонтану он боялся. Вдруг увидят? Вдруг поймают? Вдруг ему просто не хватит сил дойти? Нужна еда. Придётся что-то где-то искать и есть. Но что? Где? Несмотря на то, что Капитолий был полон еды, на улице она не валялась, и взять её было нег… Шанталь замер, зациклившись на точке в пустом пространстве. Вообще-то, некоторая еда на улицах всё же есть. С наступлением рассвета Шанталь снова направился через парк к жилым улицам. По пути он столкнулся с фонтаном, набрал в бутылку воду, но купаться не стал — времени на это не хватало, хотя быть грязным ужасно неприятно. Одежду давно следовало постирать, а сальные волосы, как и тело, отмыть. Заглянуть бы к кому из друзей, но миротворцы явно всех предупредили о побеге Шанталя, а он не доверял этим людям настолько, чтобы рисковать жизнью. В пути Шанталь снова размышлял о миссис Бэтс. Как она там? Где она? Всё ли хорошо? Пока Шанталь вдали ото всех, другие в безопасности, да и он сам тоже. Вдруг убийца продолжает охотиться за ним? Он ведь бродит по улицам Капитолия. Шанталь не сомневался в том, что убийца из местных, значит, он где-то здесь. Возможно, на соседней улице. Или у дома Дилони… Мальчик замер, мгновение сражаясь с мыслью, что… может быть… стоило попытаться отыскать преступника самому… Вот только что Шанталь мог сделать этому верзиле? Да, он ранен, но и сам Шанталь тоже. К тому же больше шансов попасться на глаза миротворцам, нежели тому, кто весь город на уши поставил. Нет, убийца затаился так же, как и Шанталь. Он тоже прячется от миротворцев и ждёт, когда его раны затянутся. Если убийцу не найдут, Шанталю придётся жить со знанием того, что этот человек рядом и в любой момент может вернуться. Наконец, в поле зрения мальчишки возникло то, что он так отчаянно искал — урна. Здоровенная железная урна, дожидающаяся своего часа. С минуту на минуту мусоровоз её опустошит, значит, времени у Шанталя не так уж и много. Он подошёл к урне, приподнялся на цыпочки, и заглянул внутрь, где его ожидала куча сваленных друг на друга мусорных пакетов, окружённых отнюдь не благоуханием. Шанталь нахмурился и отошёл на шаг назад. В столице всегда было предостаточно остатков пищи, которые выбрасывались, что в семье Дилони, например, не одобрялось. Мама и папа всегда покупали и готовили ровно столько, сколько необходимо, чтобы продукты не портились, и не приходилось затем их выбрасывать. Мама утверждала, что это равносильно выброшенному в урну труду. Продукты ведь не берутся из ниоткуда — все они результат тяжёлой работы людей, а труд нужно уважать… Шанталь снова заглянул внутрь, понимая, что съедобная еда самостоятельно к нему не выберется. Придётся искать самому, вот только лезть в мусорный бак совсем не хотелось. К тому же, на улице уже жарко и выброшенные в пакетах продукты наверняка испортились, а значит, Шанталь может не то что не наестся, но и даже отравиться. Тогда все его попытки выжить окажутся бесполезными… Какое-то время он колебался, глядя в урну и в итоге… решил не испытывать судьбу. Это только в книгах можно питаться объедками из мусорных пакетов и после этого выжить. Нет, нужно искать пищу в другом месте. Шанталь отошёл от урны и осмотрелся. Еда есть в кафе и ресторанах, есть в столовых при школах и разных предприятиях, в больницах, магазинах, на ярмарках, в домах людей. Еда есть повсюду! Вот только повсюду за неё нужно платить, а денег у Шанталя нет. Попрошайничать он тоже не мог. Его бы сразу сдали, да и выпрашивать у других что-либо стыдно… Неожиданно для себя Шанталь вспомнил, что есть место, в котором по слухам не нужно платить за еду и таких как Шанталь там принимали с теплом. Однажды он бывал в этом месте, хоть впечатления после этого остались не самыми приятными. Только вот как туда добраться? Пришлось возвращаться в своё убежище голодным. Впервые за всё время Шанталь ощутил реальный голод. Кто бы мог подумать, что это настолько сильное чувство… Всё тело тряслось так, что Шанталь перестал контролировать его, в животе урчало, а голова прочистились от чёрных мыслей, уступивших место всеобъемлющему безумному и необузданному голоду. Шанталь не мог думать ни о чём другом, кроме как о куске хлеба или каком-нибудь овоще. Кажется, даже маленькая ягодка спасла бы его сейчас от голодной лихорадки. Шанталь никогда не любил еду. В привычном понимании. Да, он ел, да, ему нравилось всё, чем его кормили дома, и он никогда не перебирал пищей, но какого-то особого удовольствия не получал. Еда это вкусно и полезно, в общем-то, и всё. Шанталя никогда не тянуло ко всяким вредным пирожным, жирному и быстрой еде на ярмарках, хотя его сверстники сходили с ума по ней. Некоторые лопали за раз столько, сколько хватило бы Шанталю на несколько дней. Нет, он не осуждал их, просто не понимал, что такого невероятного есть в еде… Сейчас он это понял. Казалось ещё немного, и Шанталь начнёт поедать землю у себя под ногами, хотя разумом понимал, что та несъедобна, вот только голод творил с умом ужасные вещи. На какое-то время Шанталь перестал думать о родных, перестал плакать, перестал размышлять об убийце, миротворцах, миссис Бэтс, Элери, о доме и даже о себе. Он пытался снова думать обо всём этом, но в голове буквально звонили колокола, заглушая любые другие чувства, кроме голода. Бутылка с водой почти опустела. На этот раз быстрее, чем обычно, потому что Шанталю пришлось пить, чтобы хоть как-то утолить голод. Помогало слабо, но лучше чем ничего. Мальчик раскачивался вперёд-назад, стараясь обуять дрожь, но тщетно. Голод-голод-голод. Шанталь не мог дышать, не мог сидеть, не мог стоять. Что-то в груди заставляло его ходить кругами по заброшенному зданию и не останавливаться, хотя силы были на исходе. Организм требовал пищу. Много. Любую. Что угодно. Пожалуйста. Голод невыносим. Он подстёгивал организм к действию, вынуждал отправиться на поиски пищи, пусть и тратил на это последние силы. Шанталь метался по комнате чуть ли не плача. У него нет еды. Где взять её так скоро? Что же делать? Ночь ещё не наступила, а Шанталь уже покинул своё гнёздышко. Нужно поесть немедля. Сейчас же. Как угодно. Может, нарвать листьев с дерева? Шанталь в панике зациклился на деревьях в парке. Это ведь растительность, но не вся она съедобна. Шанталь мог отравиться этими листьями, ведь он не знал, что за деревья перед ним… Остатки здравого смысла оставались при нём. Это хорошо. Шанталь очень боялся превратиться в неконтролируемое животное, которое станет бросаться на всё, что выглядит подобно еде. Нет, это не должно произойти. Шанталь человек, и останется им, что бы ни случилось. Голод — низменная потребность. У его организма случилась паника, и именно паника сейчас пыталась им управлять, сместив разум с этой позиции. Шанталь крепко сжал кулаки, и смело проследовал мимо деревьев. Люди способны жить без пищи гораздо дольше, чем он это делал, а значит, ему пока ничего не угрожает — главное совладать с паникой. Он не станет красть у людей, не полезет в урну, и не будет объедать деревья, будто какой-то дикарь. Голод — не самое страшное, что может случиться. Теперь Шанталь понимал, почему ему с раннего возраста прививали уважение к еде и труду тех, кто её создаёт. Эти люди были святыми. Без них жить в этом мире стало бы невозможно. Шанталь и прежде не приходил в восторг от расточительства капитолийцев в плане пищи, бездумно выбрасывавших её, если им что-то не нравилось, если настроение менялось, или просто стукнуло в голову желание срочно попробовать что-нибудь другое. Шанталь практически презирал тех, кто выбрасывал еду на тротуары, кто оставлял её на лавках и вообще не проявлял должного уважения к ней. Все эти люди никогда не голодали, иначе они бы так не поступали. Мысли о голоде сделали Шанталя смелее. Он брёл один одинёшенек по тёмному парку, зная, что его ищут миротворцы, зная, что его могут заметить прохожие, охранники через камеры видеонаблюдения, что он может вновь столкнуться с убийцей или ещё чем-нибудь опасным. Шанталь больше не знал, где в этом мире можно ожидать подвох. Голод подстёгивал его так, что мальчишка быстрее обычного пересёк парк и оказался в жилом секторе. Кое-где бродили люди. Хохотали, взрывали хлопушки с цветным дымом и считали звёзды на небе. Шанталь старался не светиться, прячась в тени, перемещаясь между постройками, обходя их так, чтобы не сталкиваться с людьми, пусть это и удлиняло путь. Обувь Шанталя набилась пылью. Следовало почистить её давным-давно, но чистить нечем. Что уж говорить об одежде — казалось, что Шанталь просто вывалялся в грязи. Волосы тоже свисали на лицо потрёпанными прядками, а кожа головы ужасно зудела. Даже если бы он продолжил купаться в фонтане, без шампуней свежее ему не стать. Это было неприятно. Очень. Шанталь впервые в жизни стал настолько грязным, что ощущал к себе неприязнь. Наверняка и запахи от него исходили кошмарные, хоть он сам их и не чувствовал. Он шёл долго. Наверное, вечность. А что, если рассвет наступит раньше, чем он доберётся до места назначения? Шанталь вздохнул, выходя из жилого района к автостраде. Чтобы попасть на другую сторону, следовало пересечь широкополосную дорогу. Не так уж и сложно, но не тогда, когда знаешь, что тебя ищут. Шанталь по-прежнему мог не поднимать голову, чтобы не попасть в объективы камер, но что делать с множеством едущих со всех сторон машин? Кто-то да точно узнает его. Наверняка. Этот кто-то сообщит миротворцам и… его поймают. Шанталь даже сопротивляться не сможет в нынешнем состоянии… В итоге он решил дождаться более глубокой ночи, когда машин станет меньше и тогда пересечь дорогу. Вдруг вспомнилось, как в сказках герои сталкивались с подобными испытаниями, только им приходилось пересекать реки или моря… Со временем поток машин действительно уменьшился. Пора выходить. Шанталь стоял около крайнего перед автострадой здания и пытался решить, лучше идти с толпой людей или одному. В толпе есть шанс остаться незамеченным для водителей, но в то же время он бы выдал себя перед пешеходами… С другой стороны, если он будет переходить через дорогу один, то точно привлечёт ненужное внимание, а с толпой есть шанс, что на него не обратят внимания. Дождавшись, когда у края дороги соберётся около десятка человек, Шанталь ринулся следом за ними и с опущенной головой дошёл до самого конца, пока не оказался на другом берегу. Пешеходы с ним не заговорили, водители тоже, кажется, ничего не заметили. Тогда Шанталь ускорил шаг и, петляя, скрылся из виду. Заметили его или нет? Если да, то скоро его нагонят машины миротворцев, если нет, то чувство голода сегодня ему всё-таки удастся утолить без последствий. Этот фонарь Шанталь запомнил надолго. Наверное, нигде в Капитолии больше не было красной лампочки, светящейся в пасти летучей мыши. Раньше Шанталь находил это жутким, а сейчас наблюдал за фонарём, как за последней надеждой. Алый свет падал на старое деревянное здание с виду будто бы и не жилое. Доски, из которых оно было построено, порядком погнили, и вообще помещение выглядело жутко ненадёжно, как будто вот-вот завалится. Шанталь задумался, глядя на не самое притягательное место, и… надежда его начала угасать. Он точно знал, что здесь живут люди, знал, что его примут, и ему помогут, но… изнутри мальчика грызли сомнения. А что, если эти люди его сдадут? Наверняка они уже узнали про мальчишку, пережившего кровавую бойню, виновника которой не нашли. Захотят ли его принимать в свою семью, зная, что за ним по пятам идёт смерть? Что, если Шанталь приведёт убийцу сюда? Едва ли за этих людей кто-то вступится. Шанталь знал о том, что здесь случилось много лет назад. Театр кукол потрясающее место. А ещё ужасное. Выбрать только одну характеристику Шанталь не мог. До дверей в театр осталось совсем немного расстояния. Постучи. Попроси о помощи. Не оставайся у них с ночлегом, просто попроси немного еды. Для тебя её не пожалеют. Накормят, напоят, а может, и переоденут. Просто сделай первый шаг навстречу. Шанталь смотрел на унылое увядающее здание, и в сердце его растеклась горькая жалость. Не к себе. К ним. Этим людям и без того непросто, а он может только всё усугубить. Стать обузой. Привести за собой смерть. Или лживых защитников. Что миротворцы сделали бы с людьми из театра, если бы узнали о том, что те скрывают у себя Шанталя Дилони? Мальчик судорожно сглотнул, грустно взирая на то, как его надежды рушатся. Ему нельзя в театр. Никуда нельзя. Стоять вот так посреди улицы и дальше небезопасно, потому Шанталь кое-как заставил себя отойти в сторону и пройти к обратной стороне здания. Говорят, в театре были рады не только людям, но и животным… Шанталь тихо прокрался к горе сваленных коробок и ящиков, лежащих рядом с большим мусорным контейнером, где обнаружил шесть кошек всех мастей и расцветок. Мальчик подошёл к ним и увидел между ящиками и урной несколько мисок, в которых лежали объедки. Театралы подкармливали животных. Видимо, кормили их утром и вечером, а может, даже и чаще. Шанталь присмотрелся и разглядел кусочки хлеба. Надкусанные, мокрые. Всё внутри сжималось от голода, но Шанталь не стал прикасаться к кошачьей еде. Если он всё правильно понял, то утром кто-нибудь принесёт новую еду и тогда Шанталь сможет выхватить себе кусочек. Красть у людей он отказывался наотрез, но при этом планировал кражу у животных. Кажется, это ещё хуже, но, возможно, кошки не будут на него в обиде, коль уже скоро рассвет, а они до сих пор не доели вечернюю порцию. Шанталь старался не думать о том, что еда лежала перед ним прямо сейчас. Он не хотел питаться подозрительной пищей и не хотел что-нибудь подхватить, учитывая, что лечиться ему нечем и негде. Чтобы не попасться никому на глаза, Шанталь затаился за сваленными друг на дружку деревянными постройками, которые, в прошлом, видимо служили кладовыми. Куча хлама выглядела сомнительно. Любая из этих досок могла упасть ему на голову, он мог пораниться о ржавые гвозди и просто застрять среди трухлявой древесины, но что ещё ему оставалось? Вход в театр располагался с другой стороны, потому весь поток людей топтался там, но в любой момент кто-то из чужаков или местных могли выйти сюда, на задний двор, и тогда Шанталь оказался бы в ловушке. Куча хлама осталась единственным, что скрывало бы его присутствие. Мальчик сидел на прогнившем деревянном полу, под которым был даже не бетон, а земля. Может, оно и к лучшему, сидеть на бетонном покрытии слишком холодно. Корявые, разбухшие от дождей и снегов, полусгнившие доски окружали Шанталя со всех сторон, как будто он сидел в большом гнезде или центре костра. Лучи света выстрелами пронизывали его убежище, но в то же время изнутри практически ничего не было видно. Шанталь притянул ноги к себе, обхватил руками колени, и принялся делать то, что делал все последние дни — ждать. Голод не умерился ни на секунду. Все мысли были только о нём, что вызывало у Шанталя отвращение. До чего же человек примитивное существо. Стоило на какое-то время лишиться еды, как все остальные проблемы отползли на второй план. Собственный мозг лишал его возможности горевать из-за… голода. Банального отсутствия еды. Ни о чём другом думать не получалось и разум Шанталя превратился в чистый лист безо всякой личности. Жажда пищи, только и всего… Наконец, кто-то вышел из театра. Шанталь встрепенулся, сжавшись комком в своём убежище. Из него было прекрасно видно, кто направляется к кошкам. Девчонка лет пятнадцати с круглой керамической тарелкой в руках. Она склонилась над мисками кошек и разложила в них кусочки хлеба, после чего погладила лохматых и скрылась из виду, вернувшись в помещение театра. Шанталь всполошился. Вот он — его шанс. На улице никого нет, зрители в театр придут ещё нескоро, кошки не голодны, а вот он сам — до боли в кончиках пальцев. Мальчику было тошно от того, что он собирался сделать, но, кажется, это наиболее разумный вариант. Так он себя успокаивал. Шанталь сделал глубокий вдох, собрался с силами, и стал пробираться сквозь лабиринт из старых досок наружу. Гвозди больно задевали кожу, некоторые доски он замечал не вовремя, оттого бился о них головой, но, в конце концов, успешно выбрался на свет. Вокруг царила безлюдная тишина. Мальчик бесшумно проследовал к кошачьим кормушкам, опустился перед ними на колени, но как только потянулся за кусочком свежего хлеба, сразу объявились владелицы еды. Две больших серых кошки и одна маленькая чёрненькая принялись тереться об Шанталя и мурлыкать, упираясь носиками в его ноги. Сам от себя не ожидая, Шанталь улыбнулся. Хоть кто-то не был настроен к нему враждебно… Рука мальчика, практически достигнув куска хлеба, замерла и опустилась на спину кошки. Та откликнулась на его ласку и стала ещё отчаяннее приставать к нежданному гостю, всячески извиваясь, и напевая свои кошачьи песенки. — Вы не будете против, если я одолжу у вас один кусочек? — шёпотом спросил Шанталь, впервые за долгое время почувствовав себя хоть чуток… нужным? Кошки заинтересованно вертелись около него, видимо, пытаясь познакомиться с новым лицом в театре и это было так…искренне. Уже довольно долго Шанталь ни с кем не общался, и в какой-то момент ему даже стало страшно, что он разучится говорить. Особенно с живыми существами. Кошки напомнили ему про Элери, и на сердце вновь осела тяжесть — как она там без него? Принял ли кто-то из его родных Элери к себе домой? Давно Шанталь так не радовался компании. Пусть и кошек. Испытывая неловкость за то, что он их обделяет, Шанталь всё-таки осмелился взять кусочек хлеба. Он казался таким маленьким, а Шанталь был таким голодным, что рука сама схватилась за ещё один. Кто бы мог подумать, что однажды ему придётся красть у кошек. Мальчик вздохнул и стыдливо взглянул на лохматых друзей. Кажется, они не против и вовсе не голодны… — Надеюсь, вы на меня не обидитесь, — натужно улыбнулся Шанталь, поднимаясь с земли. Он кое-как отряхнул колени и поспешил обратно в своё убежище, а когда с боем пролез меж досок обратно, заметил, что за ним проскользнула и одна из кошечек, тотчас принявшаяся всё внутри обнюхивать. Возможно, она тоже тут жила, а может, решила составить Шанталю компанию, чему он только обрадовался. Каким же вкусным был этот хлеб. За всю жизнь Шанталь не ел ничего лучше и сытнее. Ароматный, мягкий, тающий на языке. Он старался тщательно пережёвывать, а не глотать кусками, лишь бы поскорее забить желудок. Шанталь давно не ел, потому резко наедаться, да ещё и не прожёвывая, себе позволить не мог — это навредило бы ему, но как же сложно совладать с собой, когда ты голоден! Руки тряслись настолько, что еду приходилось заталкивать в рот, дабы та не осыпалась мимо. Кошка поглядывала на Шанталя со снисхождением, ну, или ему так казалось. Во всяком случае, она осталась с ним, и от этого на душе стало теплее. И не только на душе. Вскоре пошёл дождь. Туч на небе собралось не слишком много, но он всё шёл, и шёл, не стихая. Поначалу Шанталь чувствовал себя в безопасности, ведь прохладные капли практически не попадали на него, но когда дерево достаточно напиталось влагой, она стала сначала капельками, а затем ручейками стекать ему на голову. Как мальчик ни старался скрыться от непогоды, она настигала его повсюду. Да разве это укрытие? Ветер прорывался сквозь щели, заставляя и без того настывшее от дождя тело, остывать ещё больше, пока Шанталь и вовсе не задрожал, стуча зубами. Кто бы мог подумать, что граница весны и лета может быть такой холодной… Кошка сидела у него на коленях и ужасная погода, похоже, её не пугала. Наверное, спустя годы скитаний к такому привыкаешь. Шанталь съёжился, накрывая собой кошку, чтобы хотя бы ей не было так холодно, как ему, и вспомнил времена, когда у него была тёплая мягкая постель, сытная еда и крыша над головой. Эти времена казались такими далёкими, хотя ещё около недели назад Шанталь жил именно такой жизнью. Ему стало жутко стыдно, что он недостаточно ценил всё то, чем обладал. Да, он любил свой дом, любил семью, ценил все вещи, которые имел, но… он мог любить всё это ещё сильнее. Если бы он только знал, чем всё обернётся, именно так бы и поступил. Любил бы искреннее, проводил бы больше времени с семьёй, читал взахлёб, играл бы с Элери чаще. Если бы он только знал… С чувством сытости вернулась и грусть. Тяжёлая, серая, беспросветная. Шанталь решил, что эти чувства больше не вернутся, но… они никуда не девались. Жили внутри него, хоть и на время засыпали. А что, если они так навсегда с ним и останутся? Что, если он не сможет пережить всё это? Не забудет? Не избавится? Кошка зашевелилась, сонно заёрзав на его коленях. Она осталась единственным источником тепла для него. Просто живое существо, находящееся рядом… Дождь нужно переждать. Завтра будет лучше. Иногда Шанталю казалось, что надежда в нём давно угасла, иногда — что именно она и держит его на плаву. Каждый новый день надеяться на то, что завтра будет лучше, чем вчера, глупо, но он всё же надеялся. Мышцы ныли от того, что сидеть приходилось в одном и том же положении. Шанталь практически не ходил, потому что не мог позволить себе подобную роскошь. Воду теперь тоже приходилось красть у кошек, оттого в день мальчик не делал больше двадцати шагов, что начало моментально сказываться на самочувствии. Шанталь скучал по занятиям в школе, по спортивным эстафетам и играм. Хотелось просто пробежаться. Как можно дольше. В тишине и спокойствии, наслаждаясь свежим воздухом, чувствуя своё тело живым. Несколько дней Шанталь провёл под кучей досок, наблюдая один и тот же вид из своего пристанища. Очень быстро он наскучил, но деваться было некуда. Здесь, по крайней мере, есть еда, хотя… мальчик прекрасно понимал, что долго тут находиться нельзя. Такими темпами он не то что говорить, а и ходить разучится. Он — растущий организм, ему необходимо движение. И если шёпотом говорить с кошками он мог, то ходить около театра опасно. Нужно бежать. Только куда… Вечером Шанталь снова поджидал еду. Девчонка вынесла то же что и всегда — ломти хлеба. На улице моросил дождь, потому сегодня она скрылась быстрее обычного, чем Шанталь и воспользовался, тотчас выкарабкавшись из своего убежища. Кошек рядом не оказалось, оттого он без препятствий добрался до мисок, склонился над ними, и взял парочку небольших кусочков, как вдруг грохнула дверь и над Шанталем нависла тень. Он даже не успел понять, откуда пришла беда, и чьё лицо она носила. Хлеб беспомощно выпал из его рук, а ноги сами понесли его назад к стене театра, в которую Шанталь вжался так, словно намеревался пройти сквозь неё. Наверное, стоило убежать, но он так растерялся, что в итоге не смог предпринять что-то разумное. Может быть, сдаться и поговорить с жителями театра? Или лучше бежать, пока не поздно? Вместо этого он, расширившимися от паники глазами, взирал на ту девчонку, которая вернулась к кошкам с добавкой. Она пялилась на Шанталя странным пустым взглядом, как будто никогда прежде не видела людей. Под её глазами залегли мрачные круги, а волосы, несмотря на приглаживающий их дождь, всё равно торчали во все стороны. Она аккуратно опустилась на корточки, подобрала два кусочка хлеба, которые выронил Шанталь, и с опаской протянула их обратно ему. Ломти успели разбухнуть от дождя и расколоться на ещё меньшие кусочки, но и их Шанталь боялся принимать, ощущая себя загнанным в угол зверем. — Как тебя зовут? — аккуратно поинтересовалась девчонка, выглядящая на пару лет старше его самого. Шанталь не спешил ей отвечать. — Не бойся. Возьми, это твоё. Мальчик колебался. Она не казалась ему опасной, но почему же было так страшно принимать от неё еду? Вдруг она прямо сейчас закричит и Шанталя поймают? — Хочешь, я вынесу тебе ещё что-нибудь? Давно ты здесь? — Шанталь по-прежнему молчал на все вопросы. Как давно с ним разговаривал человек? Поразительно, насколько быстро от этого отвыкаешь. — Ты умеешь говорить? Кажется, больше не умеет. Что-то внутри подсказывало, что нужно бежать, что не стоит говорить с этой девчонкой, но в итоге… Шанталь принял хлеб из её рук. Тёплых, не то, что у него. — Хочешь молока? Я могу тебе вынести, — предлагала она с такой надеждой, словно эта мысль жутко её радовала. Шанталь еле заметно кивнул, и девчонка поспешила обратно в театр, а мальчик подорвался с земли и побежал, куда глаза глядят. Он понятия не имел, куда держит путь, и как избегать людей в такое-то время. В сердце разрасталась тревога. Девчонка из театра могла его сдать, потому следовало как можно быстрее покинуть его территорию. Ноги слушались плохо, как и всё тело в целом. Теперь Шанталь на себе прочувствовал, что значит «потерять форму». Мышцы быстро отвыкли от физических нагрузок, оттого бежал он слишком медленно, затылком чувствуя, как привлекает внимание остальных людей. Казалось, что весь мир сейчас смотрит на него… Шанталь пытался скрыться от людских глаз, петлял, оббегал здания десятой дорогой, скрывался за яркими вывесками и брёл всё дальше и дальше от театра, пытаясь на ходу придумать, куда прибиться, но как же плохо он сейчас соображал. Голова совершенно опустела. Яркие фонари заставляли его щуриться и отворачиваться, гремели моторы машин, от звука которых Шанталь тоже успел отвыкнуть. Привычная жизнь становилась всё более дикой для него. Чужой. Ноги Шанталя заплетались, но он не позволял себя останавливаться. Пока его не остановили насильно.

***

— Не думаю, что вы чего-то от него добьётесь, — сказала высокая худая женщина в клетчатом сером костюме больше похожем на мужской, нежели женский. Она сидела за столом, по ту сторону которого с ней говорили полный седовласый мужчина и молодая девушка. Одеты те были не менее представительно, чем она сама, а в руках держали папки. — Мальчишка отказывается работать со всеми специалистами. Уже два месяца мы пытаемся выдавить из него хоть что-то, но он полностью замкнулся в себе. Его навещали лучшие профессионалы столицы, и ни один из них не смог к нему пробиться. Юный мистер Дилони не проронил ни слова за эти два месяца. — Ребёнок пережил кошмарные события, разумеется, они не прошли для него бесследно, — спокойно заговорил седовласый. — Вы просто его не знаете, — вступил в разговор детектив, сидящий рядом с женщиной в клетчатом, тот самый, который занимался делом Шанталя Дилони с самого начала. Мужчина хмурился так, словно одни только разговоры об этом мальчике его изрядно нервировали. — Парень притворяется немым не из-за того, что получил психологическую травму, а из-за того, что бунтует против нас. Ему не нравится находиться среди миротворцев, он нам не доверяет, а с тех пор, как его упекли сюда, в психбольницу, на реабилитацию, любые попытки хоть как-то с ним взаимодействовать проваливаются даже у лучших. Вам до него не достучаться. Парень умышленно отвергает любую помощь и вашу тоже не воспримет. — Верно, мы сталкивались с разными случаями, но такого упрямца эти стены ещё не видывали. — Женщина закивала головой и поправила седой короткий хвостик на затылке. — Я много лет возглавляю это заведение и впервые сталкиваюсь с настолько сложным ребёнком. Наши люди перепробовали все возможные методы. Они уже всерьёз начинают предполагать, что мальчишка обучался хранению информации у настоящих шпионов. — Шпионов можно расколоть при помощи пыток, а с этим, похоже, ничего не сработает. Будь у него проблемы с психикой, мы давно бы разрешили проблему. Он сопротивляется, потому что хочет этого, — холодно подхватил детектив, откинувшись в спинку своего кресла и скрестив руки на груди. — Вы так говорите о мальчишке, словно он преступник, а не жертва. Может быть, в этом и таится беда, уважаемые? — аккуратно поинтересовался старик, улыбаясь. — Я много лет тружусь в данной сфере, я посвятил жизнь изучению людских умов, и, уж поверьте моим словам — ключик можно отыскать к любому из них. Позвольте нам испытать судьбу. Начальница лечебницы и детектив скептически переглянулись. Все, кого сюда присылали, говорили одно и то же, но пока никто так и не смог добиться от парня хотя бы слова. Тем не менее, с ним приходилось продолжать работу, потому начальница протянула руку над столом. — Позвольте ознакомиться с вашими трудами, — безразлично сказала она, порядком подустав от тщетных попыток. Усталость отражалась на её лице серыми пятнами и глубокими морщинами, с каждым днём становящимися всё более отчётливыми. Не мудрено, что часть из них — дело рук этого замкнутого мальчишки… Доктор забрал у помощницы папку и вместе со своей протянул их начальнице психиатрической лечебницы. Та быстро пролистала страницы, особо не вчитываясь в их содержание, и встала из-за стола. — Не думаю, что останетесь в восторге от этой встречи, но отговаривать вас от неё я не могу. Пройдёмте. — Худосочная женщина, задрав подбородок, уверенно пересекла свой уютный кабинет, открыла дверь и вышла в коридор, направившись к комнате для допроса. Старый доктор и его юная помощница торопились следом, с деланным любопытством рассматривая белые стены, белые двери и белые кафельные полы, такие типичные для подобных заведений. Временами на их пути попадались санитары и доктора, но в целом коридоры пустовали. — Мы нашли его неподалёку Театра кукол, — продолжила высокая женщина, идя впереди всей компании. — Мальчишка изрядно потерял в весе, одежда на нём износилась, и он был жутко грязным. Дилони чудом не занёс в раны инфекцию. — Как ему удалось так долго скрываться от вас? — поинтересовалась девушка-помощница. Она догнала коллегу и старалась идти с ней нога в ногу, чтобы ничего не пропустить. — Почему камеры видеонаблюдения не зафиксировали его местоположение? — Капитолий превратился бы в рождественское дерево, если бы камеры в нём находились на каждом шагу, юная леди, — немного надменно бросил детектив, вразвалочку шествуя с седовласым доктором. — Система видеонаблюдения столицы выстроена так, чтобы мы могли наблюдать за самыми важными объектами, не принося дискомфорт местным жителям. Наша задача — обеспечивать безопасность, но, к сожалению, камеры видеонаблюдения в этом плане недостаточно эффективны. Они не способны охватывать всю видимую территорию так же, как и различать человека по одному лишь его силуэту. Вы говорите, что у мальчишки психологическая травма и он разбит, но разве в таком случае он смог бы обходить наши камеры? — Детектив Брэнсон прав. За всё время система видеонаблюдения ни разу не изловила юного мистера Дилони. Он очень хорошо знает столицу и, как оказалось, прекрасно помнит точки расположения камер, чтобы избегать их. — Есть точки, в которых невозможно не засветиться, но он успешно прятал своё лицо. Это ли не чудо? — скептически фыркнул детектив. — Ребёнок, потерявший родителей и ставший участником кровавой бойни, умудрился так долго выживать на улицах в одиночку… Он не отправился домой, к родственникам или друзьям, зная, что там его могут поджидать миротворцы. Он не светился ни в каких заведениях, ничего не крал и не нарушал общественный порядок, чтобы его не заметили. Чем он питался всё это время — загадка, хотя кое-кто из театра утверждает, что мальчишка отбирал еду у тамошних кошек. Вот только вряд ли он находился всё это время там, к тому же до театра ещё следовало как-то добраться. Вы бы смогли в шоковом состоянии додуматься до того, что территория Театра кукол, на минуточку, неприкосновенная для властей территория, может стать хорошим убежищем? Будьте осторожны с этим мальчишкой. Он не так прост, как кажется. — Возможно, если бы вы не говорили с ним, как с преступником, то и реакцию получали бы иную, — сказал доктор. — Ребёнок не чувствует себя защищённым. Его родители мертвы, а для любого ребёнка семья и есть защита. Теперь ему приходится защищаться самостоятельно, что он и делает. Очевидно, что вы хотите закрыть дело с приговором для него, но мы с вами прекрасно знаем, что юноша жертва, а не убийца. — Этот факт ещё не доказан. Его отпечатки обнаружены на орудии убийства, которое наши ищейки отыскали довольно далеко от места преступления. — А как насчёт неопознанного образца крови? Вы не знаете, кому она принадлежит, и грешите на юношу. Вы же детектив, стыдно игнорировать каноны собственной работы, — доктор говорил настолько спокойно, что его оппонент стремительно начинал чувствовать неприязнь по отношению к нему. — Мы и не отрицаем, что в тот день в лесу был кто-то ещё, предположительно третья жертва, которой удалось скрыться. Это лишь одна из версий, наиболее вероятная, на мой взгляд. — Наиболее удобная. — Мы пришли. Пройдёмте, господа. — Начальница открыла дверь, пропустила всю компанию внутрь комнаты и лишь потом зашла сама, не захлопывая за собой дверь. Комнатка оказалась довольно тесной, потому что одна её стена представляла собой огромный монитор, разделённый на сектора, в каждом из которых через камеры видеонаблюдения можно было следить за разными частями лечебницы. У пульта сидел молодой юноша, которого тотчас попросили удалиться, а его место перед экраном занял детектив. — Ждите пока здесь, а я прослежу за тем, чтобы сюда доставили мальчишку. Начальница лечебницы вышла из комнаты, поймала первого попавшегося в коридоре санитара и велела ему привести в комнату для допросов, пожалуй, самого известного ныне пациента больницы. Долго ждать не пришлось. Всего через пару минут в дальнем конце коридора возникло чёрное пятно, резко выделяющееся на фоне белого интерьера и такой же белой униформы санитар. Шанталь Дилони направлялся на очередной допрос в немного большей по размеру, чем нужно, чёрной рубахе с расстёгнутыми манжетами, и чёрных штанах, что в купе с его чёрными волосами и глазами отталкивало своей мрачностью обитателей даже столь не оптимистичного заведения как психлечебница. Шёл он уверенно и спокойно. Привык за два месяца к одному и тому же маршруту. Один из амбалов-санитаров шёл справа от Шанталя, другой — слева. Даже некоторых взрослых пациентов не сопровождала такая охрана, но мальчишка зарекомендовал себя как беглец, потому относились к нему с особой осторожностью. Шаги шествующей троицы маршем били по ушам из-за привычной тишины в этом крыле. Мальчик шёл с опущенной головой, игнорируя всё вокруг. Волосы частично затеняли его лицо, словно вуаль, отгораживая от мира. После побега какое-то время врачам приходилось восстанавливать его здоровье. Шанталь Дилони голодал, потерял в весе и притормозил в физическом развитии. Его мышцы ослабли, желудок плохо воспринимал некоторую пищу, ещё и на многие препараты обнаружилась аллергия. Впрочем, его не пришлось бы ими закармливать, если бы мальчишка не игнорировал любую еду кроме воды и хлеба, а из них растущий организм получал минимум необходимых витаминов и минералов… К счастью, кое-как докторам всё же удалось вернуть ему нормальный вид и принудить питаться хотя бы необходимым минимумом продуктов. Шанталь прошёл мимо начальницы Аланы Фрезерман, не поднимая головы, будто той и не было на его пути. Охрана открыла перед ним двери в соседний кабинет, через который его завели в комнату для допросов, оставив там одного, что наблюдали через камеру видеонаблюдения детектив, доктор со своей помощницей, а спустя минуту и вернувшаяся к ним руководительница. Детектив увеличил изображение, транслируемое из соседнего кабинета, заставив гостей тотчас к нему приникнуть. Мальчик по ту сторону экрана медленно подошёл к железному столу, оттащил железный стул и сел в него. Он не поднимал головы, смотря только в пол, при этом ведя себя спокойно — знал, что его ждёт очередная беседа. — Почему на нём другая одежда? — поинтересовалась юная помощница, обращаясь к Алане. — Мальчик наотрез отказывался носить белую форму, которую носят все наши пациенты. Он выбрасывал её до тех пор, пока ему не выдали чёрную. — Цвет траура, — понимающе закивала девушка, не сводя глаз с экрана, где всё было статично. Мальчишка просто смиренно сидел. — Если вы готовы, давайте приступим, — сказала Алана. Доктор с помощницей уже подошли к двери, ведущей в комнату для допросов, как вдруг он вспомнил то, о чём ещё изначально хотел попросить. — Вы можете отключить камеры? Миссис Фрезерман и детектив Брэнсон негодующе переглянулись. — Мальчишка знает, что за ним наблюдают, оттого и доверия к вам у него нет. Позвольте поговорить с ним без свидетелей. — Исключено. — И без того вытянутое лицо Аланы вытянулось ещё больше. — Мы не знаем, с каким человеком имеем дело. Этот ребёнок не прост, он может представлять опасность. Для вас в том числе. Если он действительно повинен в убийстве… — Мы настаиваем на беседе без свидетелей. — Это нарушение статута нашего учреждения. — Мы ознакомились с некоторыми видеозаписями бесед с этим юношей и смело можем утверждать, что ваш статут не работает. Давайте испытаем альтернативные методы. Пожалуйста. Доктор умел говорить убедительно, да и сама миссис Фрезерман уже не знала, какими способами разговорить мальчишку, оттого и не спорила, лишь коротко кивнув, чем искренне возмутила детектива. — Мы отключим микрофоны, но видеозапись оставим по соображениям безопасности. Вы как доктор должны нас понять. — Алана махнула рукой детективу, чтобы тот вырубил звук, что он сделал не без возражений. — Надеюсь, вам удастся продвинуться хоть на шаг в этом деле. Доктор кивнул, потянул дверь за ручку, открыл и вошёл внутрь. Помощница следом. Дверь за ними захлопнулась и Алана склонилась над детективом Брэнсоном, внимательно глядя на экран. Мальчик никак не отреагировал на приход гостей. Кажется, он уже давно перестал их различать и вообще как-то интересоваться собеседниками. Голова опущена. Пальцами он теребил подол своей рубашки, в остальном же сидел неподвижно. Начальница психлечебницы внимательно наблюдала за тем, как очередные доктора уселись напротив мальчишки в попытках наладить контакт. Шансов мало, но какая-то крупица надежды внутри миссис Фрезерман всё ещё теплилась. — В который раз мы это видим? — скептически спросил детектив. — Будем надеяться хоть на какой-нибудь результат, — вздохнула женщина и присмотрелась к гостям — кажется, они заговорили. Шанталь никак не отреагировал на новых людей. Они ничем не отличались от прежних. Даже смотреть на них он не хотел. Снова будут спрашивать о случившемся, о том, что он чувствует, убеждать, что могут помочь. Не могут. — Здравствуй, Шанталь, — взял речь седовласый доктор. Шанталь украдкой взглянул на него и его помощницу, быстро отведя взгляд обратно в пол. — Меня зовут доктор Амадеус Мельвестити, а это моя напарница Лана Линкор. Его голос звучал тепло и спокойно, умиротворяюще, хотя тут все через одного обладали подобными голосами. Доверять кому-то из-за голоса глупо, потому Шанталь никак не отреагировал на представление врача. — Ты, верно, устал от одинаковых лиц, пытающихся тебе помочь, но… никто из них не способен на это. А мы способны. Нам известно, в чём твоя проблема, — осторожно сказал доктор, как бы прощупывая почву. Шанталь равнодушно взглянул на него. Что тот имел в виду? — Мы знаем, почему ты пытался бежать, почему не доверяешь миротворцам, и почему прекратил говорить. Ты умный парень и поступаешь правильно. Пока ты молчишь, им нечего тебе предъявить, но как только ты заговоришь, любое твоё слово могут использовать против тебя. На лице Шанталя проступило странное смешение удивления и недоверия. А вот таких слов ему не говорил никто! Какой-то новый метод расколоть его? Задобрить, переманить на свою сторону, принять его позицию и использовать? — А ещё мы знаем, чего ты добиваешься, — продолжал гнуть свою линию доктор, в то время как его помощница лишь внимательно наблюдала за Шанталем. — Это очень смело с твоей стороны, но один ты не справишься. Скажу тебе честно — здесь тебя ждёт не радужная судьба. Ты знаешь, к чему тебя готовят и чем хотят завершить историю твоих родителей. Не переживай, микрофоны отключены. Нас никто не слышит. Что? С зала допросов сняли наблюдение? Не похоже на правду. Шанталь машинально собрался взглянуть на камеры, но вовремя себя одёрнул — доктор не сказал, что видеозапись отключена, лишь микрофоны, значит, за картинкой могут наблюдать по ту сторону, а этим людям не обязательно знать, что Шанталь в курсе уловки. — Мы не из штата этой больницы, и наша цель не расколоть тебя, а помочь. То, что ты пережил, кошмарная трагедия, и никто кроме тебя не способен прочувствовать её сполна. Никто никогда не поймёт, какие чувства тебя одолевают и что с ними делать. Мы предлагаем тебе пустить их в правильное русло. Шанталь неуверенно заёрзал на стуле. Он всё ещё не понимал, что значат эти слова, этот тон… Да что они могут знать? Или всё-таки могут? Доктор казался не таким, как все остальные. Он был спокойным и добрым, но и прошлые выглядели так же, отчего тогда Шанталя задел именно этот? — Ты очень храбро показал себя на улицах Капитолия. Не каждый столичный ребёнок смог бы так долго продержаться в одиночестве и не сгинуть, — вступила девушка. Она говорила с такой же умиротворяющей интонацией, будто бы подражая наставнику. — В Панеме есть место, где из таких сильных детей как ты, выращивают настоящих бойцов. Ты наверняка слышал о многопрофильных академиях в округах. Там учат детей защищаться, развиваться умственно и физически, обретать навыки, которые больше негде натренировать… Возможно, это место подошло бы тебе больше, чем психлечебница или… тюрьма. Эта Лана так пыталась втереться в доверие к Шанталю, что говорила с ним, как с совсем крохотным ребёнком, отчего казалась неискренней. Да, Шанталь прекрасно знал о существовании академий в округах, но ещё… он знал о том, что их учеников заставляют вызываться на Голодные игры. То есть, став частью такой академии, Шанталь стал бы частью округа, и ему пришлось бы ходить на Жатву. Если от него действительно хотят избавиться, то Голодные игры самый простой способ. Стань Шанталь профи, его тотчас отправят на арену, где и убьют. Никто не заподозрит в этом неладное. Никто не поверит в то, что это, по сути, заказное убийство. В таком случае психлечебница и тюрьма выглядят надёжнее, чем обучение в академии… — Шанталь, — аккуратно обратился к нему седовласый доктор Мальвестити. — Я знаю, о чём ты умалчиваешь. Знает? Что он знает? Сердце Шанталя стало постукивать громче, разжигая в груди тихую панику. Кто эти люди такие? Почему они всё это время так странно всматривались в него? Шанталь глядел на них, пытаясь заметить в их поведении хоть что-то, что способно дать какую-то информацию кроме имён, но… пустота. Он уже привык к тому, что один за другим его навещают разные доктора и ведут беседы, однако никто из них так его не пугал. А вдруг…? А что, если… Мысли в голове совсем спутались. Сознание твердило, что всё в порядке, но червь сомнения уже осел в голове Шанталя. Что, если кто-то что-то действительно знает? Это встревожило его не на шутку. Два месяца он молчал. Не проронил ни слова. А теперь ему жизненно необходимо заговорить. Задать всего один вопрос. Всего один… Шанталь сглотнул, глядя то на мрачную стенку, то на острый угол железного стола, то на пол под своими ногами. Он не знал, умеет ли ещё говорить, или этот навык давно утрачен. Два месяца молчания дались ему на удивление легко. Молчать всегда проще, чем говорить. Шанталь вздохнул и взглянул прямо в лицо доктору Мальвестити. — Брэнсон, ты тоже это видишь? — встревоженно выпалила Алана Фрезерман, как только заметила на экране, что губы Шанталя Дилони шевелятся. — Он, что, заговорил? Это настолько шокировало её, что женщина, приоткрыв от удивления рот, схватилась за сердце. Детектив сидел в не меньшем шоке. Сколько времени прошло? Десять минут? Специалисты работали с мальчишкой по несколько часов в день и ничего не добились! — Нужно включить микрофон, — заявил Брэнсон, готовый сейчас же нажать на плашку «активировать». — Нет, я пообещала коллегам отключить устройства слежения. — Да плевать на них, Алана! Мальчишка заговорил! Впервые за два месяца. Мы должны узнать, о чём они болтают. Дилони вряд ли перескажет тебе суть их разговора, а эти пришельцы из Театра кукол могут соврать. Ты же не доверяешь им? — Не нужно отзываться о коллегах подобным образом. Они лишь выходцы из театра, но не работают там. Эти люди специалисты в своём деле и мы должны уважать их труд и решения. Возможно, они добились эффекта как раз из-за того, что мальчишка почувствовал себя в безопасности. — Размышляй сколько угодно о своей чести. У меня её нет. — Брэнсон повернулся лицом к экрану, и уверенно нажал на плашку активации. Алана закрыла глаза, и шумно втянула воздух через нос. Детектив поступил неправильно, но она всё же была удовлетворена его решением. Микрофон включился. Голос Шанталя Дилони снова зазвучал. Впервые за два долгих месяца. — …сделаете? — Ничего. Это не входит в сферу наших интересов. Мы лишь хотим помочь тебе. Мы… опасность… вернёшься… Алана нахмурилась. — Что происходит? Почему звук пропадает? — Похоже на помехи, — проворчал детектив, пытаясь исправить звучание, но ничего не получалось. Звук из динамиков доносился с шумами, в которых тонули целые фразы. Слова звучали обрывисто, пока и вовсе не превратились в бессвязную кашу из звуков. — Ты что, не можешь настроить чёртов микрофон? — Алана, нервничая, подалась к выходу, открыла дверь и выкрикнула наружу. — Харрисон, иди сюда немедленно! Паренёк, сидевший за аппаратурой до этого, влетел в комнату, взволнованно глядя на начальницу. — Живо почини звук. Микрофон ужасно заикается. Мальчуган тотчас прошмыгнул к панели управления и опустился в кресло, которое ему любезно уступил детектив Брэнсон. Мешанина звуков, приправленная шипением, доносящаяся из динамиков не стихала, а наоборот становилась всё менее разборчивой. Паренёк шустро носился пальцами по панели, делая звук то громче, то тише, то звонче, то глуше, но только не разборчивее. — Наверное, сам микрофон барахлит… Нужно продиагностировать его, может, какая-то деталь вышла из строя. Мне сделать это сейчас, доктор Фрезерман? — У нас в зале проходит беседа, идиот, — процедила сквозь зубы она. — После неё и продиагностируешь, а пока прогуляйся. Всё равно от тебя пользы никакой сейчас. Паренёк кивнул и убрался из кабинета так же быстро, как и ворвался в него, а остальные вновь принялись наблюдать за немым диалогом с экрана. — …придётся уехать? — спросил Шанталь, пристально наблюдая за своими собеседниками, следящими за ним столь же внимательно. — Да, но по окончании обучения ты вернёшься в столицу к нам на службу. Капитолий оплатит твою учёбу, предоставит жильё и сохранит за тобой гражданство. Ты по-прежнему будешь считаться столичным жителем и не станешь участвовать в Жатве, — мягко пояснил доктор Мальвестити. — Пойми, это лучший вариант для тебя. Ты научишься защищаться. Боюсь, без этих навыков, выживать слишком сложно. Возможно, они и помогут тебе самому отыскать виновника трагедии. Мы все понимаем, что он жив, а пока убийца дышит, ты в опасности, мой мальчик. Шанталь опустил голову, размышляя. Он не такой глупец, чтобы вестись на слова человека, которого видит впервые в жизни. Больше он такому не поверит. Однако его вариант выглядел привлекательнее остальных. Возможно, этого от него и хотели с самого начала — покорности, но Шанталь знал, что в его случае покорность могла бы довести только до плохого. Шанталя хотели убрать, это факт. Хотели отбелить столицу в глазах местных. Показать, что убийца миф и можно спокойно жить дальше. Если Шанталь продолжит сопротивляться здесь, то кольцо замкнётся и виновным в случившемся признают его. И что потом? Виселица? Тюрьма? Больница? Стань он частью академии, навредить ему открыто или обвинить уже не получится, а если он ещё и будет работать на Капитолий как послушная овечка, то шансы выжить увеличатся. Шанталь не мог позволить себе смерть. Особенно сейчас, когда оказалось, что есть и другие люди, знающие слишком многое из того, что знать им не следовало. Мальчик сглотнул, сжимая кулаки, чтобы унять дрожь в пальцах. — У меня в столице есть дом, — несмело заговорил Шанталь, опасаясь, что эмоции могут взять верх. Мистер Мальвестити и мисс Линкор как-то странно переглянулись. Последняя откровенно боялась смотреть Шанталю в глаза, постоянно смотря немного мимо. — Обучение в академии, где собраны лучшие специалисты страны дорогостоящая вещь. Тебе предстоит учиться десять с гаком лет, потому Капитолий выкупит дом, взамен на твоё содержание в академии. — А если я не поеду в академию? — Капитолий арестует всё имущество твоей семьи. И дом, и мастерские. — Но я законный наследник. — Не понимал Шанталь, чувствуя противный трепет под рёбрами, слабость в ногах и путаницу в мыслях. — Ты главный подозреваемый. К сожалению. Имущество будет арестовано в любом случае, что бы ты ни выбрал. Шанталь закрыл глаза, стараясь не размышлять о том, что услышал. У него есть дом, но его отнимут. Просто так. Исход у расследования единственный — вину повесят на Шанталя, чтобы закрыть дело. Либо приговор, либо академия. Дом у него отнимут в любом случае. Либо жизнь в академии, либо жизнь в тюрьме, если повезёт, в психбольнице. Хорошего варианта просто не существует. Выбор из худших, но всё же не полное его отсутствие. Каждый раз, когда казалось, что хуже быть не может, жизнь продолжала его удивлять. Шанталь мял пальцами манжеты своей рубашки, которую не снимал уже пятый день. Всего у него их было две. Одинаковые. Вторая была на смену, пока первую постирают. Тоже немного велика, но из простой приятной ткани и не маркая, чёрная. Шанталь задумчиво теребил рукав, формируя мысль, которую боялся. Одну из множества. — У меня дома живёт собака, — прочистив горло, наконец, задал вопрос он, с надеждой глядя на собеседников. — Можно мне забрать её с собой? Доктор снова переглянулся со своей помощницей, отчего сердце Шанталя застучало отчаяннее. — Боюсь, не выйдет. — Я слышал, что в академиях есть занятия для кинологов, и может быть… — Шанталь, прости, но ты не можешь забрать свою собаку. Её нет в твоём доме. — А где она? — Сердце колотилось как безумное. Шанталь хватал воздух ртом, потому что не мог надышаться. — Её забрали в приют? Я легко узнаю Элери, если вы позволите мне побывать в приютах для животных. — Она не в приюте, — сказал доктор и замолчал. Удивительно, но в этом молчании нашлось больше смысла, чем в словах. Шанталь кивнул и из его глаз покатились слёзы. Он не плакал, но слёзы почему-то катились. Он до последнего надеялся, что её не тронут, отдадут родственникам или хотя бы в приют, но… Чем Элери провинилась? Она тоже «главная подозреваемая»? Или, быть может, важный свидетель? Враг государства? Кто она? Руки Шанталя затряслись, и подавить эту дрожь он был уже не в силах. Слезы капали с подбородка прямо на них. Глаза обжигало, наверное, с непривычки — Шанталь держал себя в руках и не плакал уже немногим больше месяца. Стрелка часов стучала будто по голове. У Шанталя отняли даже её. Ни в чём не повинную душу. Причём отнял не убийца родителей, а те, кто должен был их защищать. Или… это было одно и то же лицо? Мальчик задумался, настолько погрузившись в свои мысли, что не сразу расслышал, как с ним вновь заговорили. Размытое полотно перед глазами растаяло, и он сфокусировал взгляд на собеседниках, вопросительно на него взирающих. Шанталь замялся, вытирая слёзы с лица. Зачем отнимать у него Элери? Неужели других потерь мало? Зачем? За что… — Нам жаль, малыш. Таковы процедуры. — Сочувствие на лице доктора выглядело натуральным. Шанталь ему почти поверил. Его малышку отняли… Нужно было сразу вернуться за ней, увести и спрятать где-нибудь, где никто бы её не нашёл, или забрать с собой. Шанталь нашёл бы способ её прокормить, смог бы выходить, найти убежище. Они бы слонялись по улицам, промокали под дождём, голодали, но оба были бы живы. — Какой… — начал говорить Шанталь, но голос осип, потому ему пришлось прокашляться, чтобы закончить свою фразу. — Какой вам смысл обучать меня? Неужели не проще закрыть дело и забыть? — Шанталь, пойми, мы не желаем плачевного исхода. Мы хотим сгладить углы. Ты научишься себя защищать, а мы взамен получим хорошего бойца. Нам нужны такие люди: сильные, умные, заинтересованные и целеустремлённые. У тебя есть всё для того, чтобы стать частью касты профи. Если тебе необходимо время для того, чтобы обдумать своё решение… — Я согласен, — уверенно сказал Шанталь, не глядя при этом на собеседников. Твёрдости хватило лишь на голос, для взгляда её не осталось… Впрочем, этого оказалось достаточно для доктора Мальвестити и мисс Линкор, лица которых заметно видоизменились. Кажется, они готовились к более длительным уговорам, либо же вообще не рассчитывали на положительный ответ. Оба приободрились, округлившимися глазами взирая на Шанталя. Поначалу его смущало подобное, но со временем он начал привыкать — наверное, люди всегда будут так смотреть на него. — Ты не хочешь обдумать этот вопрос? — Его что, пытались разубедить? — Уже обдумал. Заберите меня отсюда, — сказал Шанталь, зациклившись на часах, тикающих всё громче и громче. Ему надоела эта больница, эти люди, расследование, таблетки, еда, напичканная не пойми чем, постоянные беседы и попытки ворошить боль. Если единственный способ оставить всё это позади и спасти остатки наследия своей семьи — академия, значит, он обязан стать частью касты профи. — Если ты уверен в своём решении, то мы прямо сегодня запустим процедуру твоего перевода в одну из академий. В случае успеха, на этой неделе ты переедешь, — тихо проговорил доктор и склонился над столом, будто говорил с ним по секрету. — Главное, не наделай глупостей за это время. — Шанталь еле заметно встряхнул головой. — Спасибо тебе за беседу. Мы очень рады, что ты пошёл навстречу. Доктор Мальвестити поднялся со своего места, поправил серый пиджак, и кое-как улыбнувшись, под стук стрелки на часах направился к выходу. Помощница тоже скупо улыбнулась Шанталю и поплелась следом. Всё это время она делала какие-то пометки и наблюдала, почти ничего не говоря. Наверное, обучалась у наставника, а Шанталь был одним из её практических заданий… — А в какую академию меня отправят? — бросил напоследок Шанталь. — Скорее всего, в Округ№2. Оттуда выпускают достойных специалистов. Мы ещё вернёмся, чтобы обсудить детали. До встречи. Как только доктор Мальвестити и мисс Линкор покинули комнату, Шанталь облегчённо вздохнул. Наедине с самим собой ему привычнее и спокойнее. Он всё ещё теребил рукав своей рубахи, задумчиво кусая внутреннюю сторону щеки. Освещение в комнате было настолько белым, что отдавало прохладной синевой, от которой Шанталь начал мёрзнуть. Надолго его одного не оставили. Практически сразу вернулись охранники, чтобы сопроводить мальчика в свою палату. Как преступника. — Что вы ему сказали? — С ходу налетела на доктора Алана Фрезерман, чуть ли не хватая его за грудки. — Предложили поступить в академию… — Мы тоже предлагали, но мальчишка даже не заговорил с нами. — А нам он пообещал вступить в ряды профессионалов, — отмахнулся Амадеус и подмигнул коллеге на пути к выходу. — Как вы добились такого эффекта? — потребовала Алана. — Два месяца никто из специалистов не мог к нему подобраться. О чём вы говорили? — Думаю, при завтрашней встрече мы обсудим все ваши вопросы. Женщина удивлённо взирала на чужаков, но преграждать им путь не смела. Они не были её подчинёнными. Поразительно, с какой уверенностью эти двое покинули её больницу. Как будто с самого начала знали, что всё выйдет, и… в итоге вышло. Когда дверь за гостями захлопнулась, Алана ещё какое-то время смотрела на неё, пытаясь переварить случившееся. Один из самых сложных пациентов за всю её карьеру раскололся менее чем за час, в то время как она два месяца потратила впустую. Как бы там ни было, но завтра этот доктор Мальвестити просто обязан ответить на все её вопросы.

***

Впервые за долгое время Шанталь покинул столицу. Какая-то часть его ожидала перемен, надеялась на то, что новое место окажется совсем не похожим на прежнее, но в Первом Шанталь увидел почти всё то же самое. Изначально ему обещали поселение в Округ№2, вот только там отказались от нового ученика, аргументировав тем, что все места заняты, и принять новичка некуда, но Шанталь знал правду. С ним просто не хотели связываться, не хотели марать об него руки, не хотели думать о том, что, возможно, приняли в свои ряды убийцу. Первый оказался лояльнее и согласился его зачислить без экзаменов и проверок. Либо эти люди были смелее, либо относились к своему делу менее серьёзно, нежели руководство академии Второго. Шанталь стоял на коротко стриженой траве и смотрел по сторонам. На улице было тепло и светло, даже слишком. Из-за солнца приходилось щуриться, а ветер трепал волосы так, что их то и дело приходилось прятать за уши, хоть это особо и не помогало. Пока делегация из Капитолия о чём-то беседовала недалеко от корпуса академии, Шанталь стоял на площадке, смахивающей на стадион, и лениво толкал землю носом своей туфли. Охрана стояла рядом с ним, другие люди на горизонте не виднелись. По правде говоря, Шанталь думал, что академия более шумное место, но, скорее всего, ученики просто пребывали на занятиях. Территория академии впечатляла своими габаритами. Это был целый комплекс, состоящий из около десятка разных помещений, нескольких стадионов, полигонов и тренировочных залов. Где-то вдалеке Шанталь видел силуэты тренирующихся людей, а с другой стороны из массивного здания слышал глухой шум, смахивающий на марш целой армии. Он поднял голову, любуясь небом. Здесь оно казалось чище, чем в Капитолии. Дома его будто бы и не видно… Первый не был настолько заполнен яркими вывесками и красивыми зданиями, как столица. Всё здесь её напоминало, но… выглядело иначе. Проще. Просторнее. Тише. Шанталю захотелось побродить по здешним улицам, попасть на окраину, послушать тишину. Здесь она была другой. Более тёплой. Может быть, Шанталю и правда здесь будет лучше. В целом округ выглядел не так, как о них вещали в столице. Первый предстал перед Шанталем ухоженным — на всех улицах росли клумбы и деревья, а тротуары выложены аккуратной фигурной плиточкой. Мусор не попадался ему на глаза, все урны на пути пустовали, а по земле не летало ни единой бумажки — видимо, за чистотой тут особенно хорошо следили. Людей бродило по улицам не так много и они не шумели, а ещё выглядели… обычно? Почти как его мама и папа. На мгновение мальчик даже задумался над тем, почему родители не переехали в Первый… — Дилони? Нам пора, — позвал его один из сопровождающих миротворцев, и Шанталь поплёлся за ним. Он так глубоко задумался во время рассматривания окрестностей, что и не заметил, как на улицу повалили парни и девушки разных возрастов и комплекции. Шанталь споткнулся и замер, на мгновение растерявшись. Уже давно он не видел так много людей, скопившихся в одном месте. Разных людей. Не больных. Не преступников. Просто людей. Он сделал глубокий вдох и проследовал к своей охране, уже в компании которой направился прямиком в главный корпус — самый большой и самый важный из всех. С виду тот походил скорее на гигантский дворец, нежели учебное заведение. Немного устаревший фасад, немного устаревшие кованные железные лавки под лестницей у входа, аллеи с железными фонарными столбами и люди. Уйма молодых людей в форме и обычной одежде, с книгами, едой и планшетами. Совсем взрослые и совсем дети. От вида всех этих лиц, злых, смеющихся, в крови и синяках, с причёсками, счастливых и не очень, Шанталь ощутил слабую дрожь в коленях. Он пропустил целый год. Как же ему теперь поспеть за всеми этими ребятами, которые уже столько всего изучили? Шанталь закрыл глаза, делая глубокий вдох. Он смог выжить на улицах без еды, воды и жилья, а тут всего лишь пропущенный год в какой-то спецшколе. Как бы там ни было, лучше академия, чем психбольница или тюрьма. Впереди шествовали делегаты из Капитолия, которые торопились на приём, чтобы согласовать детали пребывания Шанталя в академии. Сам же он шёл позади них в окружении четверых миротворцев — двое шли справа и слева от него, ещё двое позади. Разумеется, это сразу привлекло внимание людей. Вряд ли их удивляли миротворцы, нет, видеть их ученики привыкли. Вызывало любопытство то, что миротворцы и какие-то напыщенные чиновники сопровождали обычного мальчишку. На фоне своих сопроводителей Шанталь выглядел как большое чёрное пятно. Наряжать, несмотря на торжественность момента, его никто не стал, но привычную чёрную рубаху и штаны постирали и отутюжили, а большее, в принципе, и не требовалось. Его одежда заметно контрастировала с цветом формы миротворцев и костюмов делегатов, оттого Шанталь уж очень бросался в глаза. Слишком. Он чувствовал на себе взгляды. Десятки. А может, и целую сотню. Ученики следили за тем, как он ступил на лестницу, и плавно поднимался по ней. Шушукались, хихикали, охали и ахали. Ещё недавно это смутило бы Шанталя, а сейчас… уже как-то всё равно. Почти. Он привык к тому, что на него откровенно пялятся. Привык в участке. На улицах. В больнице. За ним следили через камеры видеонаблюдения, смотрели через окна и таращились, проходя мимо или стоя неподалёку. Шанталь не знал, зачем, ведь на нём не написана история убийства семьи. Зачем смотреть? Но люди смотрели. Их как будто что-то притягивало, по принуждению, словно они и контролировать это не могли. Сам Шанталь старался идти спокойно, не тревожась и ничего не страшась. Едва ли кто из этих ребят выстрелит в него или вонзит нож в спину. Во-первых, он с охраной. Во-вторых, его уже ознакомили со статутом и программой академии, потому он знал, что во внеурочное время никто с оружием по коридорам не бегает. Единственное оружие толпы сейчас — её глаза, которыми она пропиливала Шанталя насквозь. Временами он выглядывал из-под спадающих на лицо волос, чтобы выловить обрывки любопытствующих лиц, без стеснения его рассматривающих. Справа кучка взрослых девчонок. Слева — ребят его возраста в потрёпанной одежде и с красными пятнами на лицах. Некоторые продолжали громко говорить, будто ничего не замечали, некоторые напротив притихали и шептались лишь после того, как оказывались позади Шанталя. Девчонка на костылях таращилась на него так, словно увидела саму смерть. Как и тот здоровенный парень в углу или рыжие близняшки неподалёку. Шанталь старался не рассматривать их, старался смотреть на гладкие ступеньки под ногами и надеялся, что не споткнётся случайно, но в его ногах откуда-то взялась такая уверенность, что вышагивал он не хуже натренированных миротворцев. Окружающих пугала его мрачность? Может, они видели, как смерть тянулась за ним шлейфом? Шанталь не сомневался, что с тех самых пор, как вошёл в тот лес, он ходил под её крылом, и, возможно, остальные это чувствовали. Люди замирали, когда он проходил рядом, будто от Шанталя исходил такой холод, что все вокруг коченели из-за его присутствия. Он спокойно поднялся наверх к входу и, стараясь дышать спокойно, остановился рядом с охраной уже академической, распахнувшей перед делегатами здоровенные входные двери. Шанталь вновь поймал себя на мысли, что это больше похоже на особняк президента, нежели спецшколу. Внутри кружилось народу в несколько раз больше, чем снаружи. Шанталь немного притормозил, чувствуя, что эта огромная толпа, словно волна, морально выталкивала его наружу, но… это всего лишь ученики. Ему придётся видеть их каждый день. К тому же, судя по лицам большинства, его они боялись куда больше, чем он их. Наиболее неловко становилось тогда, когда Шанталь пересекался с кем-то взглядами. От него тотчас отворачивались, будто обжигались. По гладкому сверкающему чистотой полу было даже стыдно ступать. И зачем Шанталь ковырял своими туфлями землю?.. Он вздохнул, продолжая следовать за сопроводителями, отвлекаясь от всеобщих взглядов на красиво оформленные деревянные перила лестницы, на скульптуры женщин в развевающихся платьях и витиеватые люстры под потолком. Всё казалось немного… устаревшим, и это Шанталю начинало нравиться. Он не ожидал, что в передовых престижных академиях можно встретить что-то не технологичное. Ещё одна лестница и снова взгляды, но почему-то чем выше поднимался Шанталь, тем меньше они его пугали. Ну, вот, кажется, он уже привыкал. Пальцы мальчика едва заметно касались гладких перил, и ощущения эти на диво приятны. Родители создавали подобные вещи. Может быть, что-нибудь здесь сделано их руками… Когда Шанталь поднялся на третий этаж, делегация свернула с лестницы и направилась вперёд по широкому коридору, гулко повторяющему шаги всей компании. Казалось, что по нему идут не меньше двух десятков солдат. Здесь было темнее, чем на прошлых этажах, хотя свет и проникал внутрь через здоровенные окна. Людей бродило гораздо меньше, чем внизу, потому Шанталь практически расслабился. Он прошёл мимо двух взрослых людей, наверное, преподавателей, которые даже не взглянули на него. Это удивляло и успокаивало. Шанталю вдруг захотелось, чтобы они стали его учителями. По другую сторону болтали девчонки примерно его возраста, а в десятке шагов от них, копошилась в своей сумке ещё одна громко ругающаяся девочка. Шанталю даже стало не по себе, потому что ругалась она как-то совсем уж грубо. Он отвёл глаза в сторону и услышал, как один из увиденных им преподавателей принялся отчитывать девчонку за то, что та позорится перед делегатами, хотя Шанталь видел, насколько им плевать на неё — они болтали между собой об архитектуре и улыбались. Наконец, компания остановилась. Старший из чиновников подошёл к Шанталю и велел дожидаться, когда его вызовут, а ещё сказал, чтобы тот пока ни с кем не контактировал. Собственно, Шанталь и не собирался. Он просто присел в одно из кресел, располагавшихся у входа в кабинет, и стал покорно ждать. Миротворцы замерли рядом, смотря по сторонам. Наверное, для других Шанталь выглядел как дитя какого-нибудь президента с такими-то телохранителями. На самом же деле он чувствовал себя узником, и не мог дождаться момента, когда все эти люди исчезнут, и позволят ему просто учиться. Справа от Шанталя раскинулось огромное белое окно безо всяких жалюзи или штор. Солнце светило прямиком в него, освещая и без того светлый коридор настолько, что Шанталю мерещилось, будто всё вокруг сияет бриллиантами. Первый ведь специализировался на ювелирном деле. Он вздохнул и откинул голову назад, еле касаясь затылком спинки. Болтливая девчонка всё ещё препиралась с преподавателем, что вызвало у Шанталя неоднозначные мысли. То есть здешним ученикам позволяют подобную дерзость? Где же обещанная дисциплина? Даже в школе «Амбидекстр», где учился Шанталь, и то дисциплины и уважения к преподавателям было больше. Шанталь едва заметно склонил голову набок, чтобы понаблюдать за потасовкой, как вдруг заметил, что и учитель, и ученица смотрят на него. Мальчик тотчас отвернулся, снова принявшись разглядывать потолок. Так они болтали о нём? Придётся как-то привыкать к повышенному вниманию… Наконец, делегаты покинули кабинет ректора и подозвали Шанталя к себе. Тот и не заметил, как пролетело время, и его кураторы завершили беседу. Либо он снова слишком задумался, либо беседа выдалась короткой. Как бы там ни было, Шанталя приняли. Чиновники коротко пересказали ему суть разговора и просто… откланялись, поздравив того с поступлением. Отныне Шанталь стал собственностью академии. Именно так ему и сказали. Собственностью. Охрану отозвали, Шанталю пожелали удачи, и велели зайти в кабинет для разговора с главой академии. Сама же делегация в полном составе отравилась восвояси, оставив Шанталя одного. Ему, разумеется, не привыкать, но отчего-то по коже всё равно забегали мурашки. Теперь он один в незнакомом месте среди незнакомых людей… Снова придётся отстаивать себя самостоятельно. Все здесь давно друг друга знают, а он не знал никого. К тому же вряд ли все учащиеся добрые и воспитанные люди. Наверняка среди них найдутся и неприятные личности, готовые растерзать Шанталя, потому нужно быть готовым и к этому. Не показывать слабость, не позволить стать для других козлом отпущения. Важно изначально не давать себя в обиду и тогда всё будет хорошо. Шанталь вздохнул, постучался, и вошёл в кабинет ректора. Тот производил впечатление приятного человека. Опрятный, в строгом костюме, парой колец на руках и еле заметной улыбкой на губах. Рядом сидела красивая улыбающаяся женщина в похожем костюме, с очками, украшенными блестящими камешками и планшетом в руках. Кабинет ректора, как и всё в этом корпусе, был заполнен совершенно обычными с виду вещами: деревянный стол, кресло, лампы, сейф, шкафы и стеллажи, на большинстве полок которых стояли статуэтки. Почему-то такая атмосфера успокаивала Шанталя. Его ждала очередная беседа. Одна из многих, почти не отличающихся друг от друга. — Чему ты хочешь научиться в нашей академии? — задавала вопросы женщина. Сам глава только слушал. Несложно было догадаться, что она работала здесь психологом. — Защищать себя, — машинально ответил Шанталь давно заученную фразу. Он не просто прочёл статут академии — он выучил его наизусть, зная, что именно на вступительном «допросе» от него захотят услышать. — Ты знаешь, чему здесь обучают и специалисты какого толка выпускаются по окончании двух этапов подготовки? — Да, это сознательное решение, — безынтересно отвечал Шанталь, глядя куда-то мимо собеседников. Вроде бы место новое, а ощущение от беседы всё то же… Шанталь знал все вопросы, которые ему зададут, потому заранее подготовил ответы. Наверное, стоило хотя бы изобразить интерес к разговору, но зачем, если его уже зачислили? Все документы вдоль и поперёк изучены, все справки на руках. Глава академии знал, что психических отклонений у Шанталя не обнаружено, хоть он и переживал сильный стресс, других проблем со здоровьем тоже не нашлось. Он изучил его документы из прошлой школы, знал о том, что Шанталь учился очень хорошо, и на него никогда не было жалоб ни среди учеников, ни среди учителей. История гибели его родителей тоже наверняка не единожды проговаривалась, причём, без утверждений, что Шанталь убийца. Последнее утешало как ничто иное. Ректор и психолог не относились к нему, как к преступнику, они видели в нём обычного ученика, и говорили как с обычным учеником. Когда вопросы закончились, ректор вручил Шанталю ключи от его нового жилища, расположенного где-то на этом этаже, и велел изучить всю территорию академии, запомнить карту кабинетов, имена всех преподавателей, взять книги в библиотеке и переговорить с учителями на его курсе, чтобы обзавестись дополнительными материалами для изучения. На всё это ему отвели пару дней, в течение которых он мог посещать занятия на свой выбор. В принципе всё складывалось не так уж и плохо. Академия казалась Шанталю похожей на школу, а если он мог учиться отлично там, то и здесь проблем не возникнет. Когда психолог вывела мальчика из кабинета, коридоры уже опустели. Все разбежались на занятия и лишь единицы слонялись между кабинетами, не то прогуливая, не то дожидаясь своей дисциплины. Психолог не обращала внимания на подобных экземпляров, хотя в прежней школе Шанталя таким ребятам всегда задавали вопросы и выписывали «штрафы», определённое количество которых выливалось в наказания. И это в его школе готовили не профи! — У твоего курса сейчас идёт лекция по Компьютерным Технологиям, потому мы слегка потревожим их покой и представим тебя, пока все находятся на местах. На перерывах это сделать совершенно невозможно! Твои однокурсники на удивление подвижны, потому вечно где-то пропадают, — ненавязчиво говорила женщина, словно всю жизнь болтала с Шанталем. Рядом с ректором она вела себя куда более сдержанно. — Миссис Рэйли, а вы будете у меня что-нибудь преподавать? — осмелился спросить Шанталь. Сьерра Рэйли показалась ему приятным человеком, вызывающим доверие. — О, мой милый, разумеется. Со мной тебя ждут несколько курсов Психологии на следующих курсах, — ответила она, улыбаясь. Такая милая. — Послушай, я знаю, как тяжело тебе сейчас приходится. Столько всего навалилось, ещё и переезд, незнакомое место… — Сьерра остановилась и опустила руки на плечи Шанталя, буравя его взглядом. — Думаю, нам с тобой не помешают дополнительные занятия. Простые беседы для того, чтобы ты скорее влился в коллектив и привычный ритм жизни академии. — Простите, миссис Рэйли, но… беседы мне порядком наскучили в Капитолии, — замялся Шанталь. С одной стороны он понимал их необходимость и не хотел отвергать помощь этой милой женщины, а с другой — пустой трёп утомил его за два месяца, хотя он даже не говорил. — Это будут другие беседы. Я не твой доктор, и не учитель. Я твой друг, и ты просто будешь рассказывать мне о том, как прошёл твой день, что тебя тревожило и радовало, что новое ты для себя узнал… — Извините, но это именно такие беседы, как в столице. — Нет, Шанталь, я не стану тебя ни к чему принуждать. Ты сам решишь что рассказывать, а что нет, и хочешь ли вообще разговаривать. Если ты предпочтёшь молчать, я буду молчать с тобой, если не захочешь приходить, я приму и это. Просто знай, что тебе всегда есть с кем поговорить и поделиться мыслями. Можешь составить график наших бесед самостоятельно. Если хочешь, можешь сам выбирать темы. Я лишь буду твоим слушателем и никак не стану тебя ограничивать. Согласен? Шанталь кивнул. Затея даже начинала ему нравиться. В голове всплыли сразу несколько тем, на которые он хотел бы поговорить. Не по принуждению, без камер и обвинений. Просто так. Тихо, в обычной комнате, как с другом. И пусть даже этим другом окажется взрослая. Какая разница? — Готов? — спросила Сьерра, глазами указывая на здоровенную лакированную деревянную дверь. Шанталь кивнул, и она распахнула её, уверенным шагом войдя в зал, полный новёхоньких столиков и лавок, на которых сидели ученики. Много. Как же их много. И все его ровесники. Шанталь уставился в пол, чтобы не видеть их всех, зная, как те сейчас на него пялились. — Мистер Делакруа, позволите на минуту отвлечь вас? Молодой парень, судя по всему не так давно окончивший академию, кивнул. Шанталь украдкой поглядывал то на него, то на аудиторию, заметив, как ученики все разом сняли с голов наушники, сосредоточившись на новом ученике. Само собой, о нём уже все знали заранее. Преподаватель был предупреждён, что на его занятии состоится знакомство, а ученики были в курсе, что вот-вот прибудет новичок из самого Капитолия. Вот только таращились они далеко не из-за этого. — Сегодня ваш курс пополнился новым лицом. Его зовут Шанталь Дилони, и он очень рад оказаться в наших рядах. Надеюсь, вы проявите все самые лучшие качества, прививаемые нашей чудесной академией, и тепло примите его в свой коллектив. Шанталь так и стоял с опущенной головой, пока Сьерра Рэйли не шепнула ему, чтобы тот занял себе место. Стараясь сохранять спокойствие, Шанталь подошёл ко второму ряду и присел на мягкую не то лавку, не то тумбу у самого края, где сидело меньше всего людей. Сьерра покинула зал и… занятие продолжилось. Шанталь понадеялся, что ученики займутся тем же, чем занимались до объявления, и не станут обращать на него внимание, но… мальчик чувствовал на себе десятки взглядов. Даже эти девчонки, сидящие к нему ближе всех, беспардонно смотрели не на экраны своих компьютеров, а на Шанталя. Некоторые и вовсе взглядов с него не сводили. Наверное, здесь учится не так много детей из Капитолия… Шанталь вздохнул, взглянув на экран. Профи изучали защиту от вирусов и их создание. Не такая уж и сложная тема. В своей школе он даже поверхностно её проходил. Преподаватель скомандовал надеть наушники для просмотра обучающего видео, чему Шанталь только обрадовался. Хоть отвлечётся от этих любопытствующих взглядов. Урок пролетел незаметно. Видео заинтересовало Шанталя настолько, что на время он даже позабыл, где находится. Преподаватель оказался очень грамотным, объяснял легко и доступно так, что даже Шанталь, вклинившийся посреди урока, всё понял. Здорово, если в академии все занятия такие. Когда электронные часы, висящие на стене напротив, просигналили окончание занятия, Шанталь поспешил уйти первым, решив, что если он замешкается, то к нему может кто-нибудь подойти, а этого ему не хотелось. Хватило с него и того, что однокурсники гурьбой рассматривали его весь урок. Он снял наушники, выключил компьютер и быстро направился к выходу, решив, что надо бы отыскать расписание и вообще немного освоиться в этих бесконечных кабинетах, залах и коридорах. Шанталю удалось выйти раньше всех, но как только он сделал несколько первых шагов по коридору, из его кармана выпали ключи. Дилони опустился, чтобы их подобрать, а когда поднялся, чуть не столкнулся с лицом какой-то девчонки, сурово нависшей над ним. — Ты правда убил человека, который зарезал твоих родителей? — громко спросила она, со всей серьёзностью глядя на Шанталя, который от неожиданности обронил ключи повторно. — Чего у тебя такие дырявые руки? — Девчонка поймала ключи на лету и вернула их Шанталю. Её вопрос просто обескураживал. Как… Как такое вообще можно спрашивать? Мальчик ощутил приток отвращения к ситуации, к тому, что он пережил, и к этой странной девчонке в том числе. Не найдя, что ответить или как отреагировать, он просто пошёл дальше по коридору, надеясь, что та оставит его в покое, но как бы не так. Она шла с ним нога в ногу и просто откровенно пялилась. Так дерзко на него не смотрел ещё никто. Сам того не желая, Шанталь тоже косился на неё, вспомнив, что это та самая девчонка, которая ругалась рядом с кабинетом ректора. Потрясающе, теперь она обругает ещё и его за то, что он с ней не говорит! Черноволосая, в длинном чёрном платье с прямыми рукавами и сумкой полной потрёпанных книг с блокнотами в чёрных обложках, она выглядела странно, совсем не так как остальные девочки. — Все вокруг думают, что ты убийца, — снова заговорила она и Шанталь замер. Чудесно, с этой информацией сразу стало легче жить. — А ты что думаешь? — спросил он, глядя на неё так же прямолинейно, как и она на него. До чего же глупо. Невоспитанно. Зачем он это делал? Зачем она это делала? Где же расписание… Девчонка нахмурилась, рассматривая лицо Шанталя так, словно на нём что-то было написано. — Ты не убийца, нет, — уверенно заявила она, склонив голову набок и деловито цокнув языком. Теперь она разглядывала Шанталя полностью, с головы до пят, да так внимательно, что ему даже показалось, будто сейчас она начнёт тыкать в него пальцем. — Ты же сказала, что все так считают, — тихо проговорил Шанталь, не понимая, зачем он вообще ведёт диалог. — А я что, похожа на всех? — как-то не то обиженно, не то обозлённо спросила она, перевела взгляд с глаз Шанталя ему за спину, увидела там что-то и, крепко схватив его за руку, потащила за собой. — Что там такое? — с опаской оглядываясь, спросил Шанталь, но увидел позади лишь толпу людей. Девчонку уже было не остановить. Она бежала вперёд, так крепко держа Шанталя за руку, что даже если бы он захотел, освободиться, смог бы разве что лишившись кисти. — Мистер Дилони, — позвал его спокойный взрослый женский голос и Шанталь одновременно с девчонкой притормозил. Перед ними возникла стройная смуглая преподавательница в плотно облегающем тело строгом платье. Она смотрела прямо перед собой, но её взгляд как будто рассеивался, не концентрируясь на ком-то конкретном. — Вы уже нашли себе компаньона, который проведёт вам экскурсию по академии? — Я уже провожу ему экскурсию, мэм, — с энтузиазмом отозвалась девчонка, легонько встряхнув гладкими чёрными волосами. Шанталь хотел воспротивиться, сказать, что ни о какой экскурсии не знает, но настырная незнакомка повернулась к нему лицом, грозно ткнула указательным пальцем в грудь, а затем снова обратила свой взор к преподавательнице. — Мы уже побывали на первом занятии, а теперь изучаем территорию корпуса. — Думаю, нашему гостю нужен более опытный и всесторонне развитый проводник, мисс Рокфеллер, — раздался уверенный голос за спиной Шанталя. Он обернулся и столкнулся взглядом с каким-то высоким русоволосым улыбчивым мальчишкой, за которым топтались ещё несколько. Все они, конечно, смотрели на Шанталя… Высокий — с любопытством, остальные — с опаской. — Более опытный? — фыркнула девчонка. — Мисс Рокфеллер, Дю Пон три с половиной недели назад прогулял спарринги, потому что курил в это время на полигоне. Вы же не позволите такому безответственному человеку портить репутацию нашей славной академии в глазах самой столицы? — Что? Я не прогуливал и тем более не курил. — Засмеялся мальчишка, почти раскрасневшись под безразличным взглядом преподавательницы. Шанталь смотрел на них троих, смутно понимая, что вообще происходит и почему все эти люди такие шумные. — Вы же не станете слушать ЭТУ? — Эту? — возмущённо переспросила девчонка, прикрывая от удивления рот рукой. Второй она продолжала крепко сжимать ладонь Шанталя, как бы давая понять, что никуда он от неё не денется. — Мало того, что ты врёшь преподавателю, так ещё и проявляешь неуважение к девушке. Где ты шлялся? Я не видела тебя в тот день! — Потому что три с половиной недели назад прогуливала как раз ты, — не унимался этот Дю Пон, снисходительно глядя на девчонку, как будто испытывал к ней жалость. — Мисс Рокфеллер, не совершайте ошибку, не приносите паренька в жертву Дэдлок. Его жизнь только начинается. — Достаточно, — пресекла спор преподавательница. — Пусть мистер Дилони сам решает. Шанталь замялся, чувствуя, как рука девчонки болезненно сдавливала костяшки его пальцев. По правде говоря, он совсем не нуждался в экскурсоводах, тем более таких. Он не хотел ни с кем заводить знакомства, и не был настроен на общение, но следовало что-то ответить. Девчонка так настаивала, что отказать ей даже вежливо, Шанталь просто не смог. — Мы с девочкой уже понемногу изучаем академию. Я буду с ней, если вы не против, мисс Рокфеллер, — тихо проговорил Шанталь, наблюдая победоносное выражение лица девчонки и немного расстроенное — парня. — Дружище, знай, я пытался тебя спасти, — тихо сказал тот и, похлопав Шанталя по плечу, отправился восвояси. — Когда будешь звать на помощь… кричи погромче! — Да упокоится с миром душа его, — пробубнил один из друзей этого Дю Пона, напряжённо оглядываясь в сторону Шанталя, как будто тот только что подписал себе смертный приговор. Мгновение Дилони наблюдал за удаляющимися встревоженными мальчишками, а затем быстро пошёл по коридору, потому что девчонка волокла его за собой. Лица людей смазались в мутное полотно. Шанталь не улавливал ничего из того, что возникало перед ним, хотя, по идее, его должны ознакомить с новым местом… Так, Шанталь с третьего этажа переместился на первый и уже покидал холл, всё не решаясь задать девочке вопрос или хотя бы попытаться её остановить. Как только они вдвоём оказались на улице, девочка поубавила шаг, но всё равно двигалась быстро. Солнце грело как остервенелое, раскаляя чёрную одежду Шанталя настолько, что ему захотелось тотчас её скинуть. На стадионах занимались большие группы учащихся, судя по виду, практически выпускники, но девчонка по фамилии Дэдлок продолжала тащить его куда-то мимо них, мимо учеников помладше, мимо стрельбища и полигона, куда-то всё ниже и ниже. Это в купе с внешним видом девочки и словами тех мальчишек породило в душе Шанталя тревогу. Кто знает, куда она собиралась его завести и зачем? Странно слепо доверять той, чьего имени не знаешь. Наконец, ребята пришли к какому-то старому каменному мосту, под которым не было никаких водоёмов. Девочка завела нового знакомого на мост и только там отпустила, вскарабкавшись на широкие каменные перила. Подол её чёрного платья почти доставал до земли, куда та сразу же сбросила свою сумку. Книги из неё выползли наружу, и как только Шанталь заметил это, сразу подался их подбирать, пока командный тон девчонки его не пресёк. — Не надо, — почти рявкнула она, откидывая голову назад, нежась лучами солнца. — Они проветриваются. Шанталь отвёл взгляд в сторону, размышляя над тем, зачем это вдруг книгам проветриваться… Девчонка бесстрашно сидела на не самых надёжных с виду перилах, чем обеспокоила Шанталя. Вдруг упадёт и скажет, что это он её столкнул? Его же убийцей считают… Насладившись летним теплом, она опустила голову и вновь принялась рассматривать Шанталя. А с моста открывался красивый вид… С одной стороны само поселение, состоящее из красивых светлых домиков, а с другой — поля, поросшие коротко стриженной зелёной травой, где, судя по всему, тоже проводились тренировки. Шанталь подошёл к перилам и засмотрелся. Такой простой пейзаж, но какой красивый. Чистый. Беспечный. Здесь ощущалась истинная свобода от всего и всех. Даже от дурных мыслей. А ещё приятно пахла какая-то растительность. — Зачем мы пришли сюда? — наконец, спустя столько времени осмелился задать волнующий его вопрос Шанталь. Он продолжал смотреть перед собой, ловя себя на мысли, что здесь не так уж плохо, и прийти сюда было хорошей идеей, хоть и бесполезной. Изучать ходы академии всё равно придётся. — Ну, ты же хочешь, чтобы на тебя перестали глазеть. — Девчонка склонила голову набок, с бесстыдным любопытством разглядывая Шанталя. Сама-то глазеть не переставала… Шанталь взглянул на неё и тотчас отвернулся. — Откуда ты знаешь? — Ты выглядишь так, словно все эти взгляды ранят тебя. Физически. Как будто каждый взгляд — это удар ножом, оставляющий на твоем теле корявую кровоточащую рану. Вот я и подумала, что тебе лучше спрятаться ото всех этих кретинов. Хоть ненадолго. Стоило Шанталю услышать про нож и кровоточащую рану, как по груди разлилось противное жжение. Перед глазами всплыли омерзительные воспоминания. Тот день тоже выдался тёплым и солнечным. Тишина леса чередовалась с пением птиц. Природа казалась такой спокойной и радушной… Шанталь выдохнул, стараясь не впускать в голову дурные мысли. Не сейчас. Не здесь. — Это сделали ножом? — не то спрашивала, не то утверждала девочка. Шанталь кивнул, продолжая смотреть в пустоту перед собой. Ножом… Он прекрасно помнил, как выглядел этот нож, помнил его вес, даже каков он на ощупь. То, что убило родителей, спасло жизнь ему. — Тебе было страшно? — Только до того, как всё случилось, — почти прошептал Шанталь. Перед глазами пронеслась сцена падения матери в воду, по которой волнами расплывалась кровь, затем сцена падения на землю отца с липкой кровью на хворосте около него, и, наконец, два сжираемых пламенем гроба. Древесина трещала, лак и краска лениво сползали… — После уже не страшно. Бояться больше нечего. Ожидание вызывает страх, а не само событие. Затем становится всё равно. — А… куда их ударили? — так же тихо спросила девчонка, заставив его вернуться обратно в септу, в тот самый момент, когда Шанталь понял, что увечья ему не забыть никогда. — Он перерезал горло сначала отцу, а затем матери. — И ранил тебя, — дополнила Дэдлок, чем выдернула Шанталя из задумчивости. Он ведь не говорил ей об этом, откуда она… Но стоило девчонке глазами указать на его руку, как Шанталь вспомнил про него. Про шрам, оставленный всё тем же ножом. Рана затянулась, но след от неё сохранился. Клеймо жертвы. Девочка подошла к Шанталю ближе, почти впритык, с нескрываемым интересом взяла его за руку и принялась рассматривать шрам, пальцем выводя на нём круги. Совсем свежий. На столь юной коже. Шанталь не знал, почему позволял ей прикасаться к себе, и зачем отвечал на её ужасные вопросы. Ни с кем другим он не был так откровенен, ведь это личная история. Никто её не поймёт. Не примет. Не прочувствует. — Расскажи, каково это, — попросила она, сверля Шанталя взглядом. Такая серьёзная и любопытная. Эта Дэдлок не похожа на тех, кто станет потешаться или разбалтывать чужие тайны другим. Странная девочка в странном платье. — Каково увидеть такое? Как это остаться без мамы и папы? Я не могу представить эти ощущения. Какие они? На что похожи? Что ты чувствуешь? Шанталь замер, глядя в её глаза. Такие красивые. Настойчивые. Кажется, для девчонки было по-настоящему важно узнать ответы, жаль только, что у него их не было, и вряд ли они когда-то появятся. Он вздохнул, повернулся затылком к перилам, и опустился на землю, прислонившись к ним спиной. На туфлях теперь осела какая-то светлая пыль, а может, просто мелкий песок. Шанталь притянул колени к себе, заметив, что девчонка точно так же села рядом с ним. — Не знаю, что ответить. Мне и самому неясно. — Шанталь опустил голову, скрыв лицо под колышущимися на ветру слегка вьющимися чёрными прядками. — Пустота и ничего больше. Ты как будто… замираешь в пространстве. Время движется вперёд, но не для тебя. А ещё ты становишься ненужным. Неприкаянным. Тебе больше нет места в этом мире. Но хуже всего ощущение безвозвратности и беспомощности. Когда ты разбиваешь чашку, её можно склеить. Когда ты допускаешь ошибку в письме, его можно переписать. Когда убивают близкого тебе человека, ты не можешь ничего. Ни помочь ему, ни вернуть. Это никак не исправить, сколько бы ты ни плакал, сколько бы ни умолял судьбу смилостивиться. Остаётся лишь наблюдать за тем, как твои любимые люди обращаются в прах и исчезают навсегда. На твоих глазах. Такого никому не пожелаешь. Девочка наблюдала за ним так, будто Шанталь рассказывал захватывающую историю, а не описывал ощущения, которые предпочёл бы никогда не испытывать. Неужели она хотела бы оказаться на его месте? Или просто любопытная такая? — Я ни секунды не сомневалась в том, что ты не убийца, — с гордостью сказала она. — Убийцы не горюют по своим жертвам. Ты поцелованный смертью. — Кто? — Нахмурился Шанталь, повернувшись к ней лицом. — Ты не читал? — удивилась она. — Я думала, в Капитолии все его читали! Графический роман! Мне подарили его на день рождения. Если хочешь, я дам тебе почитать или… Нет! Лучше мы пойдём ко мне домой и почитаем его вместе! Согласно этому комиксу, смерть рано или поздно приходит за каждым человеком, поэтому её считают беспощадной, но это не так. Смерть милостива и порой отпускает людей, оставляя на их душах печать. Поцелуй. Смерть ведь не может иметь детей, она не способна дарить жизнь, но очень хочет этого, потому с некоторыми людьми делится частью своей сущности, через поцелуй вдыхая в них подобие собственной жизни. Все поцелованные смертью — её дети. Их глазами она следит за жизнью на земле, потому всё про всех знает. — Как жутко. — Шанталь поёжился, ощутив бегущий по спине неприятный холодок, хотя до сих пор ему было жарко. — Это не про меня. — Нет, про тебя, ты что, не понял? — возмутилась девочка и схватила Шанталя за руку. Он попытался её выдернуть, но девчонка повернула его ладонь внутренней стороной наружу и слабо придавила отметину Шанталя своими пальцами. — Ты же не думаешь, что поцелуй смерти приятный? Он болезненный. Знаешь, как смерть узнаёт своих детей? На каждом из них поцелуй оставляет след. Шрам. — Девчонка вновь принялась выводить на ладони Шанталя круги. — Когда смерть видит свою метку, она не забирает человека с собой. Все поцелованные смертью живут очень долго, потому что Милосердная никогда не приходит за ними раньше положенного срока. Смерть уносит их души только в самом конце, если человек, конечно, сам не явится к ней преждевременно. Холодок на коже превратился в лёгкую дрожь, от которой Шанталю стало сильно не по себе. Девочка рассказывала страшные вещи. Зачем она вообще читала такое? Шанталь не мог быть поцелованным смертью, потому что их не существует. Это просто чья-то фантазия. В жизни так не бывает, но… Шанталь почему-то зациклился на своём шраме. Он мог умереть тогда, в лесу, с родителями. Мог умереть от голода, когда выбрался на улицы столицы, мог умереть в тюрьме, если бы приговор вынесли. Мог умереть от горя, но всё не умирал. — Ты один из тех, кого она отпустила, — прошептала девочка, заглядывая Шанталю в лицо, пока её пальцы продолжали скользить по корявому шраму. — Я узнала тебя сразу, как только увидела. — Это всё выдумки. — Отмахнулся Шанталь, но… мысли в собственной голове его предавали. Разумеется, это всё сказки, хотя смерть действительно его отпустила. Позволила увидеть свой лик и отпустила, разделив жизнь мальчика на «до» и «после». Вдруг он и, правда, поцелованный смертью? Такие выводы ужасали. — Если бы это действительно было так… что мне следовало бы делать? — Ничего. — Пожала плечами девочка. — Смерть тебя не тронет, можешь не беспокоиться, — тоном эксперта ответила она, неугомонно заёрзав на месте. — Тебе было больно? — Всё не унималась девчонка, и Шанталь поднял голову, шумно вдохнув свежий воздух. — А страшно? Как ты спасся? Ты дрался с ним? Шанталь не успевал вникать в один её вопрос, как она тут же задавала следующий. Кажется, спрашивать ей было гораздо интереснее, чем узнавать ответ. — Ты за этим меня сюда привела? Чтобы выведать, что же случилось на самом деле? — спросил Шанталь, сразу же пожалев об этом, потому что вопрос показался ему немного невежливым… Девочку же нисколько не задели его слова. Она взирала с прежним любопытством, а затем и вовсе взяла его за руку. Уже в третий раз. — Послушай, ты же мой друг, а потому можешь рассказать мне всё! Шанталь удивлённо на неё смотрел, не понимая до конца, шутит та или говорит серьёзно. Девчонка показалась ему по-своему милой, открытой и честной, не способной насмехаться над кем-то, но её слова… Может, в Первом все люди так общались? Лишь бы и Шанталя не заставили… Он вздохнул, не зная, как деликатно ответить, не задев. — Друг? — осторожно переспросил Шанталь. На лице девчонки не проступила даже тень недоумения. Друг, значит… — Мы с тобой знакомы полчаса… — А в скольких часах измеряется дружба? — на полном серьёзе задала встречный вопрос она, заставив Шанталя окончательно растеряться. Он задумался, но… в голову ничего не приходило. Пусто! Как она умудрялась спрашивать о простых вещах так сложно? — То-то же. — Довольствуясь собой, улыбнулась девочка. Шанталь знал, что дружбу нельзя измерить часами. И даже месяцами или годами. Её вообще ничем нельзя измерить. Девочка его подловила. Какая умная… А он и не ожидал подвоха! Мальчик ничего никому не собирался рассказывать, но с ней отчего-то разговорился, словно она знала больше других, словно была самым безопасным человеком для него. Он рассказывал всё с самого начала. Во всех подробностях и деталях. Описал на вкус круассаны, в чём был одет отец и какую температуру показывал градусник. Шанталь рассказывал спокойно, как будто говорил вовсе не он, а кто-то со стороны описывал увиденное. Картина перед его глазами вырисовалась чёткой настолько, что, казалось, он может дотронуться до неё. Прошло два месяца, а он до сих пор помнил каждую мелочь того дня. Он впервые проговаривал всё случившееся полностью и вслух, от начала и до конца, ни разу не сбившись, ничего не перепутав. Его рассказ звучал так слаженно, будто он ежедневно рассказывал его людям. На самом же деле даже в участке он не выдал такие подробности. Рассказ лился из его уст долго. Девочка слушала внимательно, не перебивая и даже практически не моргая. У неё был такой вид, словно она пытается запомнить его историю наизусть. Когда Шанталь добрался до самой страшной части истории, глаза девчонки округлились, и она то и дело нетерпеливо ёрзала на месте. Не то от страха, не то от восторга. Возможно, это была самая страшная история в её жизни. Потому что настоящая. Шанталь говорил и говорил, чувствуя, что ему… становится легче. На самую малость, но легче. Наверное, слова всё же имели свойство очищать разум. Когда рассказ закончился, Шанталь просто замолчал, глядя в никуда. Он не хотел плакать при незнакомой девчонке, не хотел, чтобы она видела его изнутри, потому просто… забаррикадировался в своей же голове. Так, как он делал это в участке и больнице. Иногда слёзы могут сыграть дурную службу и сделать человека уязвимым. Они как нарисованная на лбу мишень, демонстрирующая, куда нужно ударить, чтобы сделать больнее. Девчонка тоже молчала, видимо, переваривая услышанное. Больше она не задавала вопросы и не пялилась на него с любопытством. Теперь она просто сидела, уткнувшись в одну точку, как и он сам. Это был самый душевный разговор за последнее время — разговор молчанием. Бывают моменты, когда слова не нужны, когда они не способны описать ситуацию или чувства, и вот сейчас наступил именно такой момент. Солнце перестало палить так сильно как раньше, а ветерок немного похолодел. Шанталь закрыл глаза, наслаждаясь тишиной и свежим воздухом. Здесь его ничего не сковывало, мысли очищались. Если бы он мог, то остался бы на этой поляне насовсем, не желая возвращаться к людям, каждый взгляд которых ложился мёртвым грузом на его плечи. Сколько они так просидели в тишине, Шанталь не знал, но ему это нравилось. И девочка эта тоже. В Капитолии у него были друзья, но с ними Шанталь никогда не откровенничал, потому что те не предрасполагали к подобным вещам. Ему было интересно с ними, но… те ребята не вызывали в нём такие чувства, как она. Просто так, одним своим существованием. Шанталь словно отыскал в ней себя, какую-то обратную сторону своей души, что-то до боли родное и знакомое, но ведь он никак не мог её знать, и видел впервые. Шанталь понял любопытство девочки, потому что теперь интересной ему стала она. Девочка сидела так близко, что их плечи соприкасались, и это было столь естественно, что даже ненормально. Наконец, Шанталь настолько обезумел, что опустил свою голову ей на плечо, всё так же задумчиво глядя вдаль. Девчонка сидела неподвижно, спокойно восприняв этот жест. Её плечи незаметно вздымались в такт дыханию, сердце билось ровно — Шанталь слышал его так же отчётливо, как и своё, впервые за день, наконец, успокоившееся. Может быть, дружба с ней не такая уж и плохая идея? Конечно, он не планировал заводить друзей, по крайней мере, сейчас, но если с ней так легко, то почему бы и нет? Знать бы, как к ней подступиться… Рассказать что-нибудь ещё, да поужаснее? Пока он размышлял, девчонка потянулась к нему, чтобы обнять, и опустила свою руку на его плечо, мягко постукивая пальцами сначала по его рубахе, затем по шее, а после и лицу, будто играючи. Шанталь не сводил глаз с её лица, всё не решаясь задать такой очевидный вопрос. — Как тебя зовут? — прошептал он, надеясь, что это не секрет. Как оказалось, нет. Девочка с нескрываемой гордостью дала ответ. — Татум, — вслух сказала она, внимательно наблюдая реакцию. — Как-как? — переспросил он. — Татум, — громче повторила девочка, заставив Шанталя улыбнуться. — Ты умеешь улыбаться! — неожиданно громко выпалила та и засмеялась, заставив Шанталя чуть ли не подпрыгнуть на месте. Да, улыбаться он пока что не разучился, как выяснилось. — Делай это почаще, у тебя получается интересно. — Я интересно улыбаюсь? — уточнил Шанталь, почти срываясь в смех. Как можно интересно улыбаться? Как это вообще? Смешно? Криво? Что это значит? — Про интересные улыбки ты тоже прочла в графическом романе? — Так ты ещё и шутить пытаешься! — деланно возмутилась девчонка, легонько толкнув Шанталя в грудь. Если уж на то пошло, то Татум тоже улыбалась интересно. Он не мог объяснить себе, в чём проявлялась эта интересность, но… она была. Как будто Татум улыбаться в принципе не свойственно, но когда она это делала, получалось… интересно. Наверное, она видела Шанталя таким же. — Красивое у тебя имя, — сказал он, что являлось чистой правдой. Шанталь мысленно произнёс его в голове несколько раз, чтобы хорошенько расслушать. В Капитолии всех детей называли по-разному, но ни одной Татум он не знал. Теперь это имя прочно закрепилось в его сознании конкретно за этой девочкой. Кажется, никак иначе её звать и не могли, только Татум. — И ты красивая. — Самая красивая, — поправила его Татум, как бы не оставляя вариантов считать иначе. — А меня зовут Шанталь, — почти шёпотом проговорил он, когда перестал смеяться. — Я знаю. — С гордостью задрала нос она. — И второе твоё имя знаю, и фамилию, и дату рождения… даже старый адрес! — Только Шанталь хотел спросить, откуда она это знает, как девочка сама пояснила. — Ничего сложного, я покопалась в документах, пока никто не видел. Он снова улыбнулся, не восприняв всерьёз её слова. Разве она могла видеть его документы? Их же не вывесили на всеобщее обозрение… Внезапно девочка вскочила на ноги, чуть не уронив Шанталя на землю, подобрала сумку со своими книгами, небрежно запихав их внутрь и перебросив её через плечо, схватила Дилони за руку и потащила за собой. Хватка у неё была удивительно крепкая — сразу видно, что Татум тренируется ежедневно, хотя по её скромной комплекции и не скажешь. — Бежим скорее, я хочу тебе всё показать! — с энтузиазмом заявила она, когда они уже во всю прыть неслись обратно в академию. Поначалу Шанталь чувствовал себя нормально, но спустя время ощутил, что выдыхается, хотя Татум, как ни в чём ни бывало, продолжала тараном нестись вперёд, словно усталость ей была неведома. Наверное, в академии только так и учат бегать, а Шанталь никогда не отличался что выносливостью, что скоростью. Беда. Когда в поле зрения возникла академия, Шанталь остановился, чтобы отдышаться. На лбу выступили капельки пота, сердце стучало как угорелое, а дыхание колыхалось будто он прыгал. Зато Татум держалась молодцом и вроде совсем не устала. — Что-то ты быстро выдохся. — Насторожилась она. — Ты ведь можешь бегать лучше? Иначе будут проблемы. Шанталь покачал головой. Нет, лучше бегать он не мог. В столице бег в принципе не поощрялся. Куда бегать? Зачем? Наверное, в Капитолии бег считался бесполезной тратой времени, оттого ему и уделялось так мало времени. Вот только тут не Капитолий, и Шанталь постепенно начинал это осознавать, понимая, что ничего не умеет. Даже базовые вещи вроде кроссов. Что уж говорить о стрельбе и рукопашном бою. А криптография? Механика? Спецпредметы? Придётся догонять всё с нуля. Целую кучу разных дисциплин, в том числе и физических. Шанталь задумался и сердце пропустило парочку ударов. Всё хуже, чем представлялось! Впрочем, Татум поразмыслить на эту тему ему не позволила. Она по-прежнему держала его за руку, сопровождая от одного красивого места к другому, взахлёб рассказывая о том, что это такое, и какие занятные истории с тем или иным местом она знала. Шанталь слушал внимательно и запоминал, а был бы у него при себе блокнот — ещё бы записал, потому что информации было так много, что он чувствовал, как вот-вот начнёт её путать. Они осмотрели фонтан, парк, прошли мимо полигонов и стадионов, заскочили в спортивный зал, в одной из секций которого понаблюдали за тренирующимися старшекурсниками, вместе ходили по коридорам, заглядывая в окна кабинетов и залов, отыскали санузел, душевые, а когда очередное занятие закончилось, добрались до столовой. В этот момент туда как раз повалила вся толпа учеников разных возрастов, чем отбила у Татум всякое желание освещать Шанталю одно из самых излюбленных мест всех ребят. К счастью, ему всё же удалось упросить её зайти внутрь. Изнутри столовая напомнила Шанталю настоящие столичные рестораны — так же уютно, такие же удобные диванчики да кресла, аккуратные столики. Не верилось, что в подобном месте кормили тех самых профи, которые в будущем вызывались на Голодные игры. Шанталь почему-то представлял себе неприятного вида казармы и стряпню, которую точно не захочется есть. И лучше бы так оно и было, потому что как только Шанталь оказался внутри и ощутил эти кружащие голову ароматы, его желудок взбунтовался, принявшись урчать так, будто Шанталь не ел целую неделю. На первое время ему вручили немного денег, а значит, можно было что-нибудь купить хотя бы для пробы. Пока Татум распиналась о том, как здесь иногда играли с едой и ломали кресла, Шанталь незаметно для неё подкрался к очереди, скопившейся рядом с прилавками, на которых выдавалась еда. Мальчик уже нафантазировал себе, как он купит что-нибудь сытное, какой-нибудь салат и на десерт что-то из выпечки, как вдруг Татум резко дёрнула его за плечо, одним махом развернув Шанталя к себе. — Ты же не собираешься тут есть? — с выразительным отвращением спросила она, кривясь. Шанталь почувствовал себя глупо. Вообще-то… он собирался здесь есть, но что с этим местом не так? Он осмотрелся — все покупали еду, приносили её на подносах к столикам, где удобно располагались и ели, весело о чём-то беседуя друг с другом. — Это же столовая? Разве она не предназначена для приёма пищи? Татум устало закатила глаза, грозно скрестив руки на груди. — Разумеется, нет! Это помойка, на которой собирается весь сброд нашей славной академии и питается помоями, потому что со вкусом у них всё плохо. Ты же не станешь есть вместе с этими крысами их ущербную еду? — Слова Татум прозвучали так, будто Шанталь сморозил ужасную глупость, хотя, может, так оно и было. Он ведь не знал! Во всяком случае, аппетит она ему отбила успешно. — Я вроде и не голоден, — кое-как выкрутился Шанталь, боясь задеть Татум. — Но мы же тут побудем хоть немного? Хочу осмотреться. Татум снова взяла его за руку и молча повела к одному из самых дальних столиков, за которым никто не сидел. По пути Шанталь снова и снова сталкивался с любопытствующими взглядами, но теперь их владельцы были больше заняты поглощением пищи, оттого интерес к новому мальчишке поугас. — Эй, Татум, ты что здесь забыла? Тут столовка, а не морг! — послышался чей-то голос в сторонке. Шанталь обернулся и увидел, как неподалёку за пустой столик уселась компания того самого высокого мальчишки, с которым он столкнулся в коридоре. Мальчишку окружали порядка десяти человек, в том числе и те двое, которых Дилони уже видел. — Судя по тому, как от тебя воняет, Дю Пон, я бы поспорила! — крикнула в ответ Татум, ничуть не оскорбившись подколом. Ребята за другим столиком засмеялись. — Эх, Шанталь… — позвал его мальчишка с волнистыми соломенными волосами, тот самый, который уже светился в этой компании. — Ты должен был бороться со злом, а не примкнуть к нему! — выкрикнул тот, и вся компания взорвалась смехом. Шанталь, хмурясь, повернулся к Татум лицом. — Почему они так обращаются с тобой? Неужели им не стыдно? Татум фыркнула и нарочно шумно взвалила на столик свою набитую книгами сумку, принявшись что-то в ней искать. Наружу выпадали мятые тетрадки, блокноты, поломанные напополам карандаши и даже планшет с треснувшим уголком экрана. — Они просто кретины, не обращай внимания. — Махнула рукой Татум. — Чтобы беззаботно учиться в академии, ты должен знать, к кому тебе лучше не приближаться. Посмотри вон туда. — Татум ткнула пальцем вправо, указывая на столик, за которым сидели три девчонки. Ела лишь одна из них, чёрненькая, остальные просто мечтательно смотрели по сторонам. — Это Камила Сент-Кроу. Никогда не дружи с ней, потому что она ест траву. — Какую траву? — не понял Шанталь, украдкой подглядывая за той девочкой, в которую так неприлично тыкала пальцем Татум. — Любую, какую найдёт. Это может быть заразно, так что даже не заговаривай с ней, ты и так слишком худой. — Шанталь посмотрел на себя, поправляя подол чёрной рубахи. А ведь он уже практически вернулся к своему привычному весу. — С теми тоже не вздумай говорить. — Татум указала пальцем на соседний столик с мальчишками. — Они придурки и тебе не подходят. Вон тот столик у окна то же самое, только они ещё тупее. Не могут освоить лазанье по канатам. Не представляю, зачем их всё ещё держат в академии. Шанталь пытался запомнить всё, что говорила Татум, но смотреть на ребят стеснялся, к тому же многие и сами на него глазели, а сталкиваться с ними взглядами совсем не хотелось. — О, вот ещё экземпляры. Эркерт и Ганн, — выпалила Татум и засмеялась, глядя на парочку одиноко сидящую за длинным столиком. — Повсюду ходят вместе, как будто слиплись. Жалкое зрелище. — Татум скривилась и откинулась на спинку своего диванчика. Шанталь аккуратно выглянул в их сторону — они так мило общались, как будто сидели в этом зале совсем одни. — Ты же не занимаешься подобным? — требовательно спросила Татум, склоняясь над столом. Её длинные чёрные волосы скользили по его поверхности, а руки продолжали шустро копошиться в сумке, случайно вываливая наружу то потёртую книжку, то вырванные из блокнотов исписанные листочки… — Нет, конечно, — поспешил оправдаться Шанталь. — А они что… вместе? — Он открывает перед ней двери и делится своим обедом, — заговорщицки сказала Татум, подозрительно щурясь. — Ужас какой, — безэмоционально ответил Шанталь, глядя на улыбающихся ребят, взгляд с которых плавно переплыл на сидящих позади них девчонок. Их было пятеро, и они поразительно одна на другую похожи. Все в ярких платьях с блестящими волосами и звонкими хрустальными голосами. Они смеялись так заливисто, что Шанталь даже сидя рядом с Татум отчётливо их слышал. — Даже не смотри туда! — крикнула Татум, обхватив его лицо руками и повернув прямо на себя. — Никогда не смотри в ту сторону, иначе тебе конец! Эти мымры не стоят твоего внимания. Богатые выскочки, считающие себя лучше всех. Особенно Паркер. Она учится в академии только из-за того, что её семья сюда вливает деньги. Если бы всё было по-честному, эту выскочку давно бы исключили за непригодность. Надеюсь, её однажды отправят на Голодные игры. Не вздумай с ними дружить, понял? — Конечно, о чём речь, и не подумаю, — на автомате проговорил Шанталь, уже боясь смотреть по сторонам, ведь, по словам Татум, кругом одни враги. Это в купе с тем, как на него смотрели, отбило у Шанталя всякое желание вообще кого-нибудь знать. — Но хуже всех не эти ничтожества, — шёпотом заговорила Татум. — Худшее у тебя за спиной. Шанталь едва не обернулся, но вовремя себя отдёрнул, понимая, что ребята позади сразу поймут, о ком он тут говорит с новой подругой. — Не приближайся к их компании, иначе тебе крышка. Они — проклятье академии, — зловеще объясняла Татум, отчего по спине Шанталя пробежал холодок. Кто знает, насколько опасны владеющие оружием дети? — Эти типы сущее зло, особенно их предводитель Кэмерон. Не верь тому, что он пытается быть добреньким с тобой. Он со всеми это проделывает, а потом… — Что потом? — нетерпеливо спросил Шанталь. — А потом люди становятся частью его компании и плюются ядом в тех, кто его не поддерживает. Они очень опасные и мерзкие, способные на что угодно. Они могут тебе навредить, потому не вздумай даже заговаривать с ними, — шипела Татум, с подозрением косясь Шанталю за плечо. Слишком уж зловеще звучал её рассказ. Шанталь сделал глубокий вдох и таки обернулся. Компания позади него уплетала обед, смеялась, увлечённо о чём-то переговаривалась, и не обращала никакого внимания на Шанталя или Татум и вообще кого-либо кроме себя. Ребята тыкали своими вилками в еду друг друга, болтливый мальчишка тыкал вилкой в кусок мяса так виртуозно, будто она та была копьём, а мясо врагом. Высокий мальчишка, видимо, тот самый Кэмерон, что-то увлечённо рассказывал, из-за чего ел медленнее всех. Девчонка слева от него и вовсе успела съесть всё, что лежало у неё на подносе. Как-то не походили они на исчадья ада, хотя и выглядели не особо приятными в глазах Шанталя. — А что плохого они конкретно делают? — поинтересовался тот, снова повернувшись к Татум. — Они обижают тебя? Вредительствуют? Татум фыркнула и засмеялась. — Кто? Эти? Они же ничтожества. Что они могут против меня? — Наконец, она вытащила что-то из своей сумки и вывалила прямо на стол. Какие-то непонятные комки чего-то, замотанные в целлофановые пакетики. Обрадовавшись найденному, Татум принялась разворачивать свёртки, пока наружу не выпали три огромных круглых бутерброда. Шанталь с любопытством присмотрелся к ним, потому что раньше не видел подобных. Кажется, Татум обрезала нутро булочек так, что остались одни корки, между которыми мирно покоились несколько толстых ломтей колбасы. — Это тебе. — Один из бутербродов она протянула Шанталю, а остальные оставила себе, принявшись за первый из них. Дома Шанталь ел бутерброды нечасто. Обычно он питался тем, что можно положить в тарелку и наколоть вилкой, но и другая пища имелась в рационе Дилони. Бутерброды же не приносили особой пользы, потому Шанталь ел их редко, хоть и любил. Бутерброд Татум выглядел странно и подозрительно, даже на фоне кошачьего хлеба около Театра кукол. Возможно, она делала его сама. Возможно, Татум не очень хороша в готовке. Тем не менее, Шанталь вежливо поблагодарил её, и под ворчание девочки об ужасном Кэмероне и компании принялся есть, будучи жутко голодным. Для удобства он разложил бутерброд на части, даже не пытаясь как Татум глотать его целиком. Впрочем, его способ поедания удивлял её не меньше. Татум говорила всё медленнее, почти прекратив смотреть на своих врагов, чтобы наблюдать за тем как ест он. — А почему куски колбасы такие большие? — не удержался от вопроса Шанталь под пристальным вниманием со стороны девочки. — Ну, это же бутерброд с колбасой, а не хлебом, правильно? — ответила та, продолжая жевать. Шанталь и половину своей порции не осилил, в то время как Татум уже принялась за вторую. — А ещё… Такой бутерброд может сослужить хорошую службу. — Что это значит? Татум отвечать не спешила. Она схватила второй бутерброд и принялась обеими руками сдавливать его так, что бедолагу порядком расплющило, хотя уже на выходе из сумки он выглядел весьма помято. — Пригнись, — скомандовала девчонка, поднимая руку с бутербродом вверх. Шанталь не успел среагировать и пригнуться, так как засмотрелся на её ладонь, и на то, как она запустила этот бутерброд ему за спину. Он взволнованно обернулся, наблюдая за тем, как смятая булочка с колбасой полетела прямо в ненавистную компанию, метко угодив в тарелку заводилы. Каша, к которой он до сих пор не притронулся, расплескалась по столу, а главное, по его одежде, и даже на лицо угодила. Шанталь в ужасе замер. Компания Кэмерона, как и он сам, тоже, и только Татум злорадно хихикала. — Бежим, — спокойно сказала она, что никак не помогло Шанталю выйти из оцепенения. — Бежим! Ну, же, скорее! Бегом! — закричала Татум, одним махом, зашвырнув все свои вещи в сумку, перебросив её через плечо, и схватив Шанталя за руку. Он и опомниться не успел, как Татум рывком подняла его с места и потащила за собой, виртуозно увиливая между людьми и столиками. — Хватай её! Стерва взяла новичка в заложники! — закричал кто-то позади. Кажется, тот самый дружок Кэмерона. — Расступитесь, творится спасательная операция! Шанталь не оборачивался, но звуки потасовки и крики позади ничего хорошего не сулили. Татум вместе с ним пулей вырвалась из столовой и бросилась к лестнице. Шанталь даже не заметил, когда успел оказаться на первых её ступенях, настолько всё быстро происходило. Люди мелькали размазанными пятнами, а перед глазами то светлело из-за окон, то темнело в тех точках, куда освещение не проникало. — Зачем ты метнула в них бутерброд? Они же ничего нам не сделали, — на бегу спросил Шанталь, преодолев ещё один лестничный пролёт. — Но могли! — рявкнула Татум и потянула его за собой почему-то вперёд по коридору, а не вниз по лестнице. Компания Кэмерона гналась за ними в полном составе. По крайней мере, так Шанталю показалось, судя по топанью их ног. Те больше не кричали вдогонку — видимо, боялись привлечь внимание преподавателей и охраны, коих так успешно избегала Татум. — В окно, — громко сказала она, подбегая к первому белому окну за поворотом. Татум быстро открыла одну его половинку, взобралась на подоконник и… собралась прыгать? Шанталь в ужасе наблюдал за её действиями, задыхаясь от переживаний. — Ты что! Не делай этого! — Там козырёк, спокойно, — уверенно ответила Татум и… перемахнула вниз. Шанталь бросился к подоконнику и, к счастью, увидел стоящую на козырьке этажом ниже девочку, поджидающую его с улыбкой на лице. — Давай за мной! — скомандовала она, но… Шанталь не мог. Всё равно до козырька далековато, а он прежде ни разу не прыгал через окно… — Девчонку не трогайте, я с ней сам разберусь, — послышалось неподалёку, и у Шанталя сердце чуть не остановилось. Сейчас толпа свернёт за угол и обнаружит его здесь. Понимая, что это единственный путь на свободу, Шанталь забрался на подоконник и спрыгнул вниз. Полёт показался вечностью, но… стоило оказаться внизу, как расстояние между козырьком и окном будто бы уменьшилось. Он только что перелетел целый этаж! И чтобы оказаться на твёрдой земле это следовало повторить. Благо, Татум поймала его и не позволила свалиться, хотя ноги за такие трюки спасибо ему не скажут. Стопы неприятно жгло от падения, но в целом он чувствовал себя нормально. Шанталь даже не знал, что так умеет! — А теперь вниз, — скомандовала Татум и спрыгнула повторно так легко, словно каждый день подобным образом спускалась. Возможно, так оно и было, потому что даже в длинном платье она приземлилась мягко, сделав кувырок, и затем спокойно вскочила на ноги. — Ловлю! Только быстрее. Легко сказать. Кажется, от козырька до земли расстояние больше, чем от окна до него. Шанталь сделал глубокий вдох и оглянулся на окно. Никого не видно. Наверное, компания Кэмерона пронеслась мимо, даже не подумав выглянуть наружу. И правда, какому ребёнку придёт в голову прыгать со второго этажа? Шанталь взволнованно посмотрел на Татум. Разумеется, только ей! Пока остатки храбрости не развеялись, Шанталь спрыгнул вниз, кое-как попытавшись хотя бы сгруппироваться, дабы не переломать себе все кости в первый же день. Если бы Капитолий знал, во что он встрянет, то не отправил бы Дилони сюда. Татум оказалась хорошим ловцом. Она поймала Шанталя, хоть в итоге и упала на землю вместе с ним, но столкновение его с землёй смягчить сумела. Кое-как он поднялся на ноги, теперь уже чувствуя в теле боль, следом вскочила и Татум, будто бы ничего не случилось. Кто-то со стороны крикнул, и девочка, схватив Шанталя за руку, снова куда-то его поволокла, приговаривая, что нужно бежать быстро, как в последний раз в жизни. Сразу вспомнилась погоня в лесу, и то, как Шанталь убеждал себя не останавливаться. У него получалось тогда, а значит, получится и сейчас. Когда они снова оказались на том же месте у моста, Шанталь согнулся пополам, чтобы перевести дух. Кажется, он за последние полгода столько не бегал, сколько ему выдалось пробежать сегодня. Татум рухнула на траву и прислонилась плечом к мосту, улыбаясь так, будто подобные погони доставляли ей удовольствие. — Что теперь будет с нами? — спросил Шанталь, когда дыхание более менее выровнялось. Он сел рядом с ней, не сводя с Дэдлок тревожный взгляд. — Ничего, — пожала та. — Тебя, как и меня не поймали, а Кэмерон нас не сдаст. — Почему ты так уверена? — Мысль о том, что Шанталя могут наказать ни за что в первый же учебный день, душу отнюдь не грела. — Потому что Дю Пону стыдно жаловаться на то, что его донимает девчонка. Это же позор. Он не может так низко пасть в глазах своей свиты и всей академии. Будь спокоен, Шанталь, он никому не расскажет. Никогда не рассказывает. — И часто ты… бросаешься в него бутербродами? — Когда ничего получше под рукой нет, приходится портить бутерброды, но обычно еду мне жаль. — Тогда, быть может, просто не нужно в него ничего бросать? Зачем ты это делаешь? — Потому что он — зло, — не задумываясь, ответила девочка. — Да, это всё объясняет. — Улыбнулся Шанталь, ловя на себе недоверчивый взгляд со стороны Татум. — Знаешь, не удивительно, что тебя взяли к нам без экзаменов, — с нотками откровенной гордости в голосе произнесла она. — Ты здорово перемещался между этажами, как для обычного человека, а не профи. Благодаря тренировкам ты сможешь прыгать безо всякой помощи как я. — У меня будут синяки, — подметил Шанталь, чувствуя себя не слишком хорошо, хотя после таких прыжков всё могло сложиться куда хуже. — У тебя будут и вывихи, переломы и повреждения всего, что только можно повредить — это нормальная практика в академии. Синяки меньшая из твоих забот, — хитро улыбнулась Татум, легонько задев Шанталя плечом. Тот улыбнулся ей в ответ и тоже прислонился к холодному камню. Прыжки ему даже понравились… Да, опасно. Да, глупо. Безрассудно. Тем не менее, что-то в этом есть. Что-то живое, чего Шанталь не ощущал давно. Он смотрел на Татум, смотрел на окружающую его природу, чувствовал жжение в мышцах, и всё это казалось таким далёким от событий в Капитолии, будто прошла тысяча лет. В сердце Шанталя зародилась крохотная надежда, что, возможно, именно этот день тот самый, который лучше, чем вчера. Может быть, перемены уже начались, и сегодня его перестанут мучить кошмары. — Большинство из тех, кто хорошо сдал вступительные экзамены, точно не выжили бы в том лесу, а ты смог. Помимо обычных тренировок у нас есть ещё «поле» — максимально приближённые к жизни полевые учения. Так вот тот лес — твоё «поле», и ты прошёл его. Если ты смог выжить там, то в академии и подавно сможешь. Татум улыбнулась, и у Шанталя на душе стало теплее. Да, он переживал, что не сможет влиться в этот ритм, не потянет физические нагрузки и в теории тоже может отставать, но… с поддержкой Татум ему будет проще. Он знаком с ней всего несколько часов, а, казалось, будто несколько дней. Её голос быстро стал таким привычным, черты лица врезались в память, а буйное настроение захлестнуло и самого Шанталя. С такой подругой он точно не пропадёт. Татум странная, слишком энергичная, шустрая и даже опасная, но дружить с такой девочкой лучше, чем враждовать. Она умела слушать, воспринимала Шанталя без отвращения и очень хотела с ним общаться. Кажется, ей можно доверять. Мальчик чувствовал в ней что-то близкое, родное, что-то из-за чего его тянуло к ней, хотя других отталкивало. Возможно, вскоре он пожалеет о своём решении, но что-то подсказывало, что Татум самый надёжный человек на свете. Они проговорили на мосту до самой ночи. Шанталь не любил длительные разговоры, но с ней, кажется, говорил так долго, как ни с кем в своей жизни. Татум рассказывала ему подробности об устройстве академии, рассказала всё, что знала, о преподавателях, описала дисциплины, которые Шанталь будет изучать, поделилась полезными мелочами об учёбе, а когда тема себя исчерпала, они заговорили с Шанталем ни о чём. Что приходило в голову — то и становилось темой их беседы. Слушать Татум было очень интересно. Шанталю нравился её живой бодрый голос, добавляющий эмоциональных красок любому разговору. У кого-нибудь другого он счёл бы такой голос противным, словно скрип двери, но Татум он лишь добавлял шарма и казался таким узнаваемым! От него хотелось смеяться, хотелось ей отвечать, хотелось рассказать всё, что он знает. Никогда прежде Шанталь не чувствовал ничего подобного. Единственные люди, которых он воспринимал с таким же восторгом — его семья, но ведь Татум ему не семья. Не по крови. Или это не должно иметь значения? Шанталь и Татум вместе возвращались в академию, когда уже совсем стемнело. Ночь выдалась на диво тёмной, настолько, что мрак хоть руками разгребай. Ни звёзд, ни луны — сплошное непроглядное полотно, рассеиваемое лишь тусклым светом фонарей. В Первом их оказалось куда меньше чем в столице. Округ, хоть и был довольно хорошо освещён, значительно уступал в этом плане Капитолию, сиявшему тысячами ярких вывесок и огоньков самых разнообразных форм. Такая скромность даже пришлась Шанталю по душе — Первый выглядел спокойнее, сдержаннее, без излишней напыщенности и пестроты. Проникли в академию они через чёрный ход, не рискнув соваться к главному, потому что охрана явно задавала бы вопросы насчёт того, где так долго пропадали эти дети. К счастью для Шанталя, Татум прекрасно ориентировалась в здешних путях, потому успешно доставила его к новому жилищу. Шанталь взглянул на номерок, затем на дверь перед ним — число совпадало, значит, по ту сторону располагался его новый дом. Татум нетерпеливо топталась на месте, поторапливая его, но мальчик никак не мог осмелиться затолкать ключ в замочную скважину. Это так ответственно и важно. Шанталю жить здесь целых десять лет! — Если ты сейчас же не откроешь эту дьявольскую дверь, я сама её открою! Причём без ключа! — нервничала Татум, что смелости Шанталю не прибавляло. Только он собрался вставить ключ, как рука дрогнула, и тот свалился на пол. Шанталь поспешно поднял его, теперь уже смелее затолкал внутрь, провернул пару раз, и щелчки просигналили о том, что дверь открыта. Шанталь легонько толкнул её, не увидев внутри ничего кроме непроглядной тьмы. Он сделал неловкий шаг вперёд, принявшись наощупь искать включатель. Тот оказался гладким и круглым. Шанталь надавил на него рукой, загорелся свет и… Мальчик замер в проходе. Татум пролезла между ним и дверью, тоже застыв рядом. — А где всё? Где твои вещи? Их ещё не перевезли? — наивно поинтересовалась она, осматриваясь, хотя разглядывать было нечего. Обычная комната с серыми стенами. Абсолютно пустая. Ни единой вещички, ни окна — ничего. Даже пол был цементным с тончайшим древесным покрытием. Не то, чтобы Шанталь ожидал большего, но он не думал, что его поселят в настолько пустую непригодную для жизни коробку. Он смотрел на эти сковывающие, холодные с виду стены и вспоминал комнату в участке, палату в больнице, шалаш около театра и заброшенные здания. Ни одно из этих мест не было настолько пустым и гнетущим, как это. Оплот одиночества в людной академии. Шанталь и сам не понимал, почему увиденное его так шокировало, он ведь ожидал нечто в таком духе. Возможно, он слишком расслабился, проведя день с Татум, совсем позабыв о том, какой являлась его новая жизнь. А может, ему просто стало стыдно перед гостьей за свой… дом. Да, теперь это его дом, и с этой мыслью нужно мириться. Очень жаль, что Татум в первый же день увидела всё это… — У меня нет вещей, — еле ворочая языком, пролепетал Шанталь. Его хорошее настроение, накопленное за день, развеялось, будто его и не существовало. — Как это нет? — не унималась Татум. — У тебя есть дом в Капитолии. Они не имели права оставить твои вещи там! Нужно… — Татум, ничего не получится, — спокойно проговорил Шанталь, глядя ей в глаза. — Моих вещей больше нет. С полминуты Татум просто удивлённо молчала, не понимая, что происходит. Наверное, у неё в голове не укладывалось, что академия или Капитолий способны так с кем-то поступить. — А где они? — задала очередной тупиковый вопрос девчонка. Шанталь смотрел на неё, не зная, как корректнее ей ответить. В итоге решил, что честнее правды ничего нет. — Уничтожены. — Зачем уничтожать твои вещи? Они ведь твои! Ты же должен как-то жить в академии. Или тебе купят новые? — Не купят, — коротко ответил Шанталь, испытывая невыносимое чувство стыда. Умом он понимал, что стыдно должно быть вовсе не ему, но разве можно себя в подобном убедить? Тем, кто прислал Шанталя сюда, всё равно, а ему придётся с этим жить. Как-то. Питаться чем-то. Из-за веселья с Татум он совсем позабыл об этом, и вот, проблемы вновь захлестнули его с головой. Ещё и чувство голода никуда не подевалось. Конечно, можно пойти в какое-нибудь кафе и накупить себе еды, но если Шанталь так скоро потратит свои драгоценные сбережения, то позже на что-то действительно необходимое у него денег не останется. — Но… на чём ты будешь спать? Тут ведь нет кровати! И окна нет. Зимой похолодает, как же ты будешь греться? А одежда у тебя есть? — Татум выглядела совершенно сбитой с толку. Что ей отвечать? Каждый вопрос ножом по сердцу… — Где твоя одежда? — Вся одежда на мне. — Пожал плечами Шанталь, чем заставил Татум опешить. Она смотрела на него пустым взглядом, затем улыбнулась, видимо, посчитав, что тот шутит, но так как Шанталь не смеялся в ответ, Татум тоже прекратила. — Ты серьёзно? — шёпотом переспросила она, как-то по-новому рассматривая его рубаху. — Но ведь так нельзя! Наступит холод и… — Я знаю, Татум. Я что-нибудь придумаю, не переживай, — постарался её успокоить Шанталь, но Татум уже так завелась, что её было не остановить. — Пойдём ко мне! Ты же не собираешься ночевать в этой уродской конуре! У меня в доме на всех хватит места. У меня много еды, одежды и вещей, мы найдём тебе… — Татум, не стоит, правда, — мягко отказался Шанталь, бережно беря её за руки, но Татум лишь ещё сильнее злилась, всё активнее жестикулируя. Её эмоции можно понять. У Шанталя они были такими же, хотя он не давал им волю, усмирял их и успокаивался. С этим ничего не поделать. Нет смысла нервничать из-за того, что не изменить. Шанталь мог либо принять факт, либо злиться как Татум и делать только хуже. Он выбрал смирение. — Я скоро освоюсь здесь и со всем разберусь. Мне очень приятно, что ты хочешь помочь, и я это очень ценю, но не могу принять твоё предложение. — Так нечестно! Это несправедливо! Ты не должен жить в этой отстойной комнате! Она вообще не предназначена для жизни, — кричала Татум, чуть ли не плача. Девочка злилась настолько, что разъярённо пинала ногой стену. Шанталь даже не удивился бы, начни под таким натиском осыпаться кирпичи. — Татум, тише, — настолько спокойно, насколько мог, проговорил Шанталь, мягко опуская ладони на её плечи. Он был одного роста с ней, а может, Татум даже немного выше. — Ты сделала для меня за этот день больше, чем кто-либо за последние два месяца, и я очень благодарен тебе, но теперь эта комната — мой дом, и я должен находиться здесь. У меня есть крыша над головой, здесь не дует ветер, и не ходят маньяки с ножами. Поверь, это место не худшее, где мне приходилось быть. Татум внимательно слушала, гуляя глазами по его лицу. Недоверчиво, огорчённо, встревоженно. Кто бы мог подумать, что эта немного безумная хулиганка может так проникнуться чьей-то судьбой. В одних бросается бутербродами, а с другими чуть ли не плачет, видя пустую комнату… — Зачем выбирать худшее, если можно просто пойти ко мне? — упрямилась Татум. — Мама и папа будут рады тебе, не нужно их стесняться. — Татум… — Зачем спать на холодном полу, если можно спать в тёплой кровати! Я не понимаю. — Просто ты… — У нас есть всё, что нужно! Тебе у нас будет хорошо! — Это твой дом, Татум, не мой, а твой, — выдохнул Шанталь, чувствуя себя измотанным от диалога с Татум. Спор лишь распалял в ней силы, в то время как ресурс Шанталя таял от этих склок как свеча. — Какая разница? Ты же мой друг! Мой дом — это твой дом, глупый мальчик! — Мы знакомы меньше дня. Татум замолчала, недовольно щурясь. Её ноздри угрожающе раздувались, что ничего хорошего не сулило. Шанталь сжался в напряжении, не зная, чего ожидать. Она накричит на него? Обругает? А может, побьёт? Шанталь бы не удивился, если бы она провернула всё сразу. — Для тебя это так важно? — наконец, спросила девочка уже спокойнее. Это пугало больше, чем крики или удары. — Нет, неважно, просто… Нельзя приводить незнакомого человека в свой дом. — Кое-как выкрутился Шанталь, заламывая пальцы. Снова тупиковые вопросы, на которые у него не было ответов. — Мы с тобой знакомы, — отмахнулась Татум. Ну, почему она не понимала то, что он пытался до неё донести? Почему упиралась в какие-то свои убеждения и совсем его не слушала? — Полдня. — Неважно, говоришь? — переспросила она, деловито цокнув языком. Девочка угрожающе упёрла руки в бока, недовольно осмотрев Шанталя с ног до головы, а затем, разочарованно вздохнув, сказала то, что болезненно его кольнуло. — Ну, и поделом с тобой! Все мальчишки глупые. Сиди тогда в этой норе на ледяном полу, а я пойду спать в свою тёплую и мягкую постель! Девочка показательно развернулась, подошла к двери, рывком её распахнула и вышла, громко топая ногами. Как только она скрылась из виду, по щекам Шанталя покатились слёзы, и он бессильно опустился на колени, а затем, согнувшись пополам, сел на холодный пол. Дышать стало так больно и горько, словно Шанталь глотал едкий дым, царапающий лёгкие. Он не хотел её обидеть, не хотел задеть, но в итоге… сделал это. Татум ушла, оставив его наедине с пустотой. Возможно, она могла бы стать его другом, возможно… она уже была ему другом, но разве мог Шанталь так быстро это понять и осознать? Девочка смогла, а он нет. Она на целый день заставила его забыть обо всех ужасах его жизни, он рассказал ей свою историю, доверился, и Татум ни разу над ним не посмеялась, хотя с другими делала это, а теперь она не захочет его видеть. Слёзы скользили по щекам бесконтрольно, яро, как будто копились очень долго. Внутри болезненно обжигало душу чувство вины. А что, если она сейчас тоже заплачет? Из-за него. Что, если он ей навредил этим? Так же, как и всем. Как маме, к которой привёл убийцу, как папе, с которым он не отправился за хворостом. Он никому не мог помочь, никому! Глупый ни на что не годный мальчишка! То, что тебя заперли здесь, в ужасных четырёх стенах, заслуженно! Шанталь снова остался один. Никому не нужный, забытый и потерянный среди сырых границ подсобки, годами никем не использовавшейся. Он вспомнил свою палату в больнице, ту самую, из которой хотел сбежать, и, глядя на эти стены заплакал ещё более горько. Что, если он промахнулся, и следовало остаться там? Ширма из слёз обжигала веки. Шанталь принялся их тереть кулаками, но сделал только хуже. Глупо надеяться, что однажды наступит день лучший чем вчера. Не наступит. И гнить ему во мраке своих мыслей вечность. Татум хоть и злилась, но ушла недалеко. Шорохи и всхлипывания из коморки отчётливо слышались в коридоре, где из двух десятков ламп горели всего пять. Девочка замерла, не в силах пошевелиться. Как же она злилась! Глупый мальчишка! Такой же глупый, как и все. Конечно, лучше валяться на полу в пустой комнате и слёзы пускать, нежели пойти к другу домой! Татум прислушалась. Странные звуки продолжали доноситься из его коморки. Он что, взаправду плачет? Надо бы идти домой, поздно уже, но Татум всё не могла сдвинуться с места. Она обернулась и вновь прислушалась. Точно плакал. Глупый-глупый мальчик, но Татум-то была девочкой. Умной девочкой. Она пошла назад. Тихо, так, чтобы не спугнуть его, чтобы он не услышал шаги, а она смогла подглядеть за ним. Наконец, Татум оказалась около дверного проёма, аккуратно заглянув внутрь. Шанталь сидел на полу спиной к ней, с опущенной головой, приложив ладони к лицу. За весь день Татум ни разу не видела его таким. В нём отчётливо читался поцелуй смерти, но то, насколько свежим он был, Татум не разглядела. Что с ним творилось? Почему он плакал? Лишь бы не из-за неё. Никто никогда не плакал из-за Татум, пусть и он плачет из-за чего-то другого. Девочка бесшумно переступила через порог, впервые за день по-настоящему ощутив неловкость. Татум и десять минут не провела бы в этом сарае! Шанталь же на полном серьёзе готовился здесь жить, хотя комната подходила больше для того, чтобы тут умереть. — Зачем ты плачешь? — тихо спросила Татум. Шанталь резко обернулся и та поёжилась. Он выглядел расстроенным… Мальчик отвернулся и принялся живо стирать слёзы с лица. — Не прячь их. — Она подошла к нему и тоже опустилась на пол. — Почему ты вернулась? — неровным голосом спросил Шанталь, глядя на Татум. Его сердце заколотилось невпопад, как только мальчик её увидел. Неужели подслушивала? Вдруг теперь она сочтёт его жалким? — Я не могу тебя оставить одного. Даже на такой помойке, — пожала плечами Татум. И куда делась её вспыльчивость? На лице застыло самое настоящее сострадание. Сколько она наблюдала за ним в дверях? Шанталю вдруг стало совсем стыдно. Кажется, Татум на него не обижалась… Он смотрел на новую знакомую с надеждой, сам не понимая почему. От одного её присутствия становилось легче на душе, будто это девочка влияла на него каким-то необъяснимым волшебством. Шанталю так хотелось её обнять, и не отпускать несколько часов, хотелось чувствовать её тепло и дыхание, зная, что она настоящий живой человек с бьющимся сердцем, а не поглощающая всё на своём пути пустота. Он смотрел на Татум и удивлялся тому, как одно её присутствие сделало комнату светлее и теплее. Ему захотелось рассказать ей всё, выговориться, выплеснуть то, что заставляло его страдать целых два месяца. Кажется, Татум почувствовала это, потому что подсела поближе и обняла. Такая тёплая и настоящая. Такая живая. Шанталя никто не обнимал с тех пор, как не стало его родных. Никто не обнимал в тот период, когда он нуждался в этом больше всего. Всё это время ему приходилось держать себя в руках, обдумывать каждый свой шаг и быть сильнее, чем когда-либо, но как же это непросто, когда внутри ты разбит и починить себя не в состоянии, а помочь удержаться на плаву некому. Что может лучше напомнить о твоём одиночестве, как не мрачные серые стены пустой комнаты? Смотри, любуйся своим новым жильём. Так выглядит твой дом сейчас. Не из дерева, не пропитанный солнцем, без стука лап озорной собаки и разговоров родных людей. Шанталь воочию узрел всё то, что потерял. Его жизнь стала такой же пустой, как эта комната, ставшая не новым началом, а неудавшимся финалом пьесы. Разве есть место, где можно было бы почувствовать себя более ненужным, чем здесь? Шанталь понимал, что должен радоваться хотя бы такой крыше над головой, вот только воспоминания ещё слишком свежи для этого. Он помнил, что там, в Капитолии у него стоит дом, и даже вещи хранились, которые сейчас, вероятно, сожгли или отправили на свалку. Всё это у него было, и пусть убийца отнял его родных, дом забрал совсем не он. Врагов гораздо больше, чем Шанталь мог себе представить, гораздо больше… Он смахивал тёплые, сверкающие как драгоценности, солёные и горькие слёзы ресницами, но за ними выступали новые. Голова Шанталя лежала на коленях Татум, чьи пальцы медленно перебирали его волосы. Пол был холодным, оттого Шанталь очень быстро замёрз и начал подрагивать. Возможно, учёба поможет ему дистанцироваться от своего горя, но что делать, когда придётся возвращаться вечером сюда? Как не сойти с ума в одиночестве? Как перестать бояться этих стен? Тишины? Темноты? Он не мог сказать об этом Татум, зная, что та утянет его к себе домой, что он тоже не мог себе позволить. Нельзя заявляться к людям домой и жить за их счёт, мешать, становиться обузой. Вот только как перестать бояться нового дома? Шанталь ещё даже ночь не провёл в нём, а уже почувствовал себя беззащитным ребёнком, в лицо которого смотрит нож. Шанталь отыскал покой в молчании. Татум тоже его не нарушала. Она чувствовала Шанталя так тонко, словно умела общаться с ним мысленно. Может быть, эта девочка станет его якорем? Может, именно она поможет ему пережить ночные кошмары и холод этих стен, которые никогда не станут родными? Как бы там ни было, она осталась с ним. Шанталь чувствовал, как постепенно её тело обмякает, пальцы перестали шевелиться, и она опустилась на пол, накрыв Шанталя собой. Заснула. Он тоже пытался заснуть, но это давно перестало у него получаться. Сны не давали покоя. Всё то, что он видел в них, ужасало, потому проще не спать. Даже его реальность не так ужасна как сны. Поначалу Шанталь просто боялся засыпать. Позже будто бы разучился, как говорить или смеяться. Сон практически не касался его. Шанталь находился в каком-то пограничном состоянии: и не отдыхал, и не бодрствовал. Конечно, это изматывало, но зато не снились кошмары. Так он пролежал всю ночь. С закрытыми глазами, но без сна, и это была самая лучшая бессонница за последнее время. Татум осталась с ним, так и не уйдя домой. Наверное, написала родителям, что сегодня не придёт, иначе неясно, почему её до сих пор не искали. Родители Шанталя не отпустили бы его с первым встречным… Татум проснулась раньше. Точнее, она так думала, потому взялась тормошить Шанталя. На часах её коммуникатора светилось почти шесть утра, а это довольно много, учитывая, что к учебному дню следовало подготовиться. Татум не церемонилась. Встала с пола, отряхнула платье, зевнула, потянулась и уже обрела достаточную бодрость, чтобы трепать Шанталя. — Ты знаешь, где здесь душевые? Конечно, не знаешь, — сразу же ответила на свой вопрос она. — Сейчас я тебе всё покажу! — Шанталь и рот не успел открыть, как Татум потащила его по тёмному коридору вперёд, всё дальше и дальше. Дорогу мальчик, само собой не запомнил, но когда увидел душевые, это уже было не важно. Душевые, туалеты и раковины в академии ничем не отличались от тех, которые были в его столичной школе, что лишь навеяло болезненные воспоминания. Татум ждала снаружи, сказала, что будет охранять Шанталя, дабы никто его не побеспокоил. Даже полотенце для него раздобыла! Вода казалась тёплой и приятной. Расслабляла, немного убаюкивала, но в то же время приводила в чувство после этого недосна. Шанталь пробыл в душе недолго и после купания надел ту же одежду, в которой пришёл. Татум косилась на него так, будто замышляла какую-то коварность. Наверняка теперь попытается раздобыть Шанталю другую одежду. Девочка взялась его опекать. После душа они отправились в огромную академическую библиотеку, где Татум собрала для него все необходимые книги, которых оказалось так много, что они вдвоём их еле дотащили до коморки, после чего девочка убежала домой, а Шанталю велела ждать её в холле. Постепенно академия наполнялась учениками, стекающимися сюда со всех сторон. Шанталь видел их через огромное окно, расположенное за креслом, в котором дожидался подругу. Сегодня тихо шумел дождь. Предсказуемо, учитывая, насколько тёмной и беззвёздной выдалась ночь. Капли мягко касались стекла, корявыми линиями стекая вниз, а небо над головой выглядело не таким уж и облачным, будто вот-вот выйдет солнце. Тёплый летний дождь. Неудивительно, что многие ученики шли по улице без зонтов, хотя некоторые даже плащи надели, лишь бы не промокнуть. Шанталь коснулся стекла рукой. Такое холодное. Сразу вспомнилось его пребывание у Театра кукол. В тот день дождь тоже поначалу казался тёплым. — Шанталь, скорее вставай, иначе опоздаем! — крикнула Татум, невесть когда возникшая рядом с ним. Дилони обернулся, подхватил свою книгу с подоконника, и поспешил за подругой, не ставшей его дожидаться. Из дому она вернулась почти такой же, как и ушла, хотя платье, кажется, всё-таки было другим, хоть и таким же чёрным да длинным. Шанталь едва поспевал за ней, проталкиваясь между высокими взрослыми учениками, выглядевшими как настоящие воины. Находиться среди таких даже немного жутковато, но Шанталь знал, что однажды вырастет и он, тогда-то толкаться станет проще. Ещё вчера он заметил, насколько высокие и широкоплечие обитатели академии. Большая их часть внушала страх одним своим видом, но сможет ли Шанталь стать таким? Внушать страх ему совсем не хотелось, а вот научиться защищаться необходимо. Этому следовало учить всех людей… Первым занятием, на которое сегодня попал Шанталь, была Теоретическая химия. Он даже успел полистать учебник, и узнать, что уже около половины года профи изучают яды. Это было так далеко от школьной программы, что даже верилось с трудом. Шанталь сидел во втором ряду, практически под носом у преподавателя, чтобы не видеть своих однокурсников. Татум восседала сбоку, а сам он у прохода рядом со стенкой. Небо всё ещё было серым. Голос преподавательницы звучал как из громкоговорителя, монотонно, отчётливо и жутко скучно. Всё занятие Шанталь смотрел в окно, пальцем выводя на столе круги. Блокнота у него не было, коммуникатора или планшета тоже, потому записывать всё необходимое некуда. Примерно посредине лекции Татум толкнула его в бок, протянув частично исписанный ею блокнот и красивую шариковую ручку с треснувшим колпачком. Шанталь пытался отказаться, но Татум возражений не принимала. Шанталь открыл блокнот, пригладил слегка мятую страницу и принялся медленно вписывать аккуратным почерком всё, что казалось ему наиболее важным. За письмом время летело быстрее. Шанталь перестал чувствовать на себе взгляды, потому что сконцентрировался на написании, лишь периодически поднимая голову, чтобы проверить, не закончился ли дождь, но погода оставалась пасмурной. Почти в самом конце занятия преподавательницу вызвали за дверь. Она вышла, велев детям вести себя смирно, но, само собой, сразу поднялся галдёж, а некоторые и вовсе встали со своих мест. Шанталь оглянулся, снова поймав на себе пристальные взгляды. Нескоро люди перестанут шушукаться, видя его… На несколько рядов выше сидела компания Кэмерона, о чём-то живо переговаривающаяся. Кэм подпёр рукой голову, смотря на внушительный экран напротив, транслирующий огромную схему. Рядом с ним сидел прямо на столе его светловолосый друг, перескакивающий с темы на тему быстрее, чем Кэмерон успевал осознать, о чём тот вообще болтает. В сторонке хихикали три похожих друг на дружку темноволосых девчонки, рядом с ними опустил на стол голову ещё один мальчишка из этой компании, а последний живо переговаривался со светловолосым, шёпотом о чём-то споря. — Ну, и откуда ты это узнал? — скептически спросил этот рослый мальчишка. — Ты что не веришь? — удивился тот, который сидел на столе. — Я точно знаю! На сто процентов! Мне Майя сказала! — А Майе-то откуда знать, Гиллис? — скучающим тоном уточнил Кэмерон, лениво взглянув на друга. Пасмурная погода вгоняла в сон большинство присутствующих, чему лишь способствовали утренние лекции. — Я вам точно говорю, так и есть! Майя выдумывать не станет, — перешёл на шёпот мальчик по имени Лурд. — Если прикоснуться к Дилони, хоть пальчиком его тронуть, то всё… сразу умрёшь. Прямо на месте! — Чушь собачья, Гиллис, — возразила одна из девочек. — Так не бывает. Это всё выдумки, а Майя твоя врёт. — Майя никогда не врёт! — Откуда она это знает тогда? Кто умер после прикосновения к нему? Посмотри, вон, на Дэдлок, она вообще с ним за ручку ходит и не умирает. — Дэдлок просто ведьма! И зомби! На неё такие чары не действуют. — А я? — напомнил Кэмерон. — Я к нему прикасался и ничего, не умер. — Значит, ты неправильно до него дотронулся, — стоял на своём Лурд, даже под скептическим взглядом друга. — Сейчас я вам сам докажу, — с энтузиазмом заявил он и спрыгнул со стола. — Даже не думай, идиот, — предупредил Кэм, схватив его за руку. — Нет, пусть идёт! Пусть докажет, а то Гиллис только трепаться и может, — потребовали девчонки. — Валяй, но если победишь в этом споре, удовольствия тебе это уже не принесёт, — засмеялся один из мальчишек, что только больше подстегнуло Лурда к действиям. Он, ухмыляясь, отбился от Кэма и бесшумно, на носочках направился по проходу вниз. — Гиллис, не вздумай. Остановись, я сказал, — пригрозил ему Кэмерон, привстав со своего места, но было поздно. Лурд преодолел расстояние в несколько рядов и оказался прямо за спиной Шанталя. Татум обернулась и увидела крадущегося непрошеного гостя уже тогда, когда тот взметнул руку и легонько ткнул Шанталя в спину. — Совсем обалдел, Гиллис! — зашипела Татум, вскочив со своего места. Шанталь же толчок практически не ощутил, но тоже обернулся, скорее, из любопытства, с ужасом осознавая, что его новая подруга встала со своего места и безо всяких разборок врезала Лурду Гиллису прямо в нос. Мальчишка покачнулся, но от шока и не подумал давать сдачи, просто нащупывая ударенное место, по которому разливалась кровь. Татум же этого не хватило, потому что она собралась добить мальчишку прямо на месте, благо, Шанталь вовремя успел схватить её за руки, а по ту сторону объявились друзья Лурда, поволочившие его обратно на верхние ряды. — Оставь его в покое, Татум, — грозно велел ей высокий мальчишка Кэмерон, хотя Шанталь бы не сказал, что к своему другу Кэм относился лояльнее. Гиллис что-то бубнил под нос, сопротивлялся, но перечить Кэмерону не смел, какими бы оскорблениями ему вслед не сыпала Татум. — Держи своих шавок в узде, Дю Пон! — крикнула та, готовая в любой момент разорвать всю его компанию. Только Шанталь, державший её за руки, не позволял Татум продолжить драку. Кэмерон усадил своего друга рядом с собой, одна из девчонок протянула раненому салфетки, а остальные друзья Лурда Гиллиса вовсю хохотали и подшучивали, словно окровавленный нос это что-то забавное. — Прикоснулся, и не сдох. Ну, хоть нос разбит, уже что-то! — Зачем ты напала на него? — шёпотом спросил Шанталь, отпустив Татум, когда понял, что девочка угомонилась. Татум села на своё место, но продолжала пристально следить за Лурдом. — А зачем он пристал к тебе? — парировала Дэдлок, поправляя платье. — Гиллис заслужил хорошую оплеуху. С придурками только так и нужно поступать. Запомни это. — У него кровь. — Шанталь неловко поглядывал на мальчишку, попутно ловя на себе взгляды остальных ребят в зале, которые теперь ещё страннее взирали на него, будто это Шанталь напал на Лурда. — И у тебя кровь. И у меня. У всех в этом зале, академии и стране. Мы все мешки с кровью, и если один мешок продырявился, расплёскивая её повсюду, это не беда, — безразлично ответила Татум, внезапно схватив Шанталя за плечо. — Не давай себя в обиду. Сегодня он ткнул в тебя пальцем, а завтра ударит. Не забывай, что в академии учатся не обычные школьники, а те, кто способен на агрессию. В чём-то она была права, но мальчика всё равно жаль, правда, жалость эта испарилась, как только хлопнула дверь и вошла преподавательница. Женщина как ни в чём ни бывало вернулась к своей лекции, но как только увидела красное лицо Лурда, замолчала. — Это ещё что такое? Мистер Гиллис, вы что, с кем-то подрались? — строго спросила она, и Шанталь вжался в своё кресло, предвкушая знатный скандал. Только Лурд открыл рот, как Кэмерон его толкнул и громко заговорил вместо него. — Что вы, миссис Саденли! Лурд просто заснул, посчитав вашу прекрасную лекцию слишком скучной для его ушей, потому вырубился и ударился головой об стол. Шанталь даже обернулся, чтобы удостовериться, что столь нелепую ложь сказал… Кэмерон? А он казался ему честным парнем. Кэм же с совершенно невозмутимым видом смотрел на преподавательницу, в то время как его друг опустил голову так, будто и впрямь сейчас стукнется ею об стол. — Ах, моя лекция скучная? После занятия мы обговорим с вами условия исправительных работ, мистер Гиллис. Обещаю вам нескучное времяпровождение. — Но… — начал было Лурд, за что получил почти незаметный толчок в бок от Кэма. — Засыпать на занятиях так неуважительно! Гиллису пошли бы на пользу утренние работы для поддержания организма в тонусе весь день, — поддакнул Кэмерон, чем основательно сбил с толку Шанталя. Он что, нарочно топил своего друга? Никто из его окружения и словом не обмолвился. Лурд в том числе. Шанталь повернулся лицом к Татум, недоумевая. — Почему Кэмерон выгораживает тебя? — шёпотом спросил он. — Потому что я права, и он это знает, — не глядя на Шанталя, ответила Татум, еле заметно ухмыляясь. — А ещё потому что придурка Гиллиса надо поставить на место, и это он тоже знает. — И что, Кэмерону поверили? История не очень правдоподобная. Татум фыркнула. — Он может сказать какую угодно чушь и ему всё равно поверят, потому что это Кэмерон. Он ведь не может лгать, — шептала Татум, пока преподавательница громко и монотонно зачитывала какую-то информацию с планшета. — Кэмерон здесь вроде лучшего ученика? — Ты что такое говоришь! Я лучшая ученица, а он просто пытается угнаться за моим уровнем. Ему доверяют, потому что он мерзкий подлиза. Прекрати спрашивать о нём! Он совсем не интересный! Лучше спрашивай про меня. Шанталь улыбнулся и сразу же нахмурился, чувствуя себя неловко из-за того, что паренёк пострадал из-за одного лишь прикосновения к Шанталю. С другой стороны повышенное внимание совсем не радовало, как и чьи-то попытки его щупать. Это происшествие осталось в голове мальчика на весь день и лишь усугубило общие впечатления от занятий. Если в теоретических предметах он ещё разбирался, то с тренировками всё складывалось гораздо хуже. Некоторые преподаватели пока разрешали ему просто наблюдать, но, увы, не все, потому Шанталю пришлось несколько раз ощутить всю прелесть падений на пол. То, что уже умели другие дети, казалось Шанталю заоблачным. В прошлой школе никто не учил его даже азам рукопашного боя. Здесь же преподавались разные боевые искусства, которые визуально, кажется, и не отличались друг от друга. Мальчик жутко устал на разминке, с трудом осилил кросс и не попал ни в одну мишень на стрельбе. Как научиться всему с нуля и за короткое время? Как догнать остальных? От этих мыслей голова шла кругом, ведь за неуспеваемость Шанталя, наверное, могли и исключить… Он настолько поник, размышляя об этом, что даже почти не отбивался от нападок Татум, заставлявшей его пойти к ней домой. Задумчивый, Шанталь плёлся рядом, слыша лишь обрывки её фраз. Придётся брать дополнительные занятия. Много занятий. Найти бы ещё тренера… — Прячься! — резко воскликнула она, заставив Шанталя встрепенуться. Тёплая ладонь Татум коснулась его руки и вот уже спустя мгновение девочка утащила его за собой, спрятавшись в кустах. Шанталь взволнованно осмотрелся, не понимая, что такого опасного она заметила, как вдруг ему в глаза бросились приближающиеся фигурки людей. Компания. Шанталь напрягся, догадываясь, какая именно это была компания. Дождь уже давно закончился, потому тротуары и дороги успели просохнуть, как и кусты, в которых зачем-то притаились Шанталь и Татум. Последняя, наверное, решила дождаться, пока её враги пройдут мимо, боясь на открытой территории с ними задираться. Шанталь тоже был не прочь переждать. Едва ли Лурд ему обрадуется… Татум зашуршала, чем привлекла внимание друга. Ребята приближались, а она тем временем яро копошилась в своей сумке, пока не вытащила оттуда какую-то странную штуку. — Подержи, — велела Дэдлок, а сама продолжила поиски. — Что это такое? — поинтересовался Шанталь, крутя в руках какую-то, судя по всему, самодельную палку с резинкой. Зачем Татум носила с собой в сумке мусор непонятно… — Ты что, рогатку никогда не видел? — почти с пренебрежением спросила она, искоса глядя на мальчика. — Из чего же вы в столице друг в друга стреляете? — Мы не стреляем… — тихо проговорил Шанталь, медленно, даже заторможено, осознавая, что задумала Татум. В её руках уже появилась вторая рогатка и горсть корявых камней. Пару штук она протянула ему, но мальчик брать их в руки не спешил. — Чем вы тогда вообще занимаетесь? — спросила Татум, но ответ дожидаться не стала. — Вот этот камень кладёшь сюда, натягиваешь резинку, и… Татум руками самого Шанталя изобразила, как это делается правильно, но не выстрелила. — Я не буду в них стрелять. Они ничего плохого не сделали ни мне, ни тебе. Нельзя просто так бросаться камнями в людей. — Мы не бросаемся камнями, а стреляем! — Тем более. — Просто выстрели, ну, пожалуйста, — прошипела Татум и сделала жалостливый вид. — Зачем? — не менее жалостливо переспросил Шанталь, надеясь, что девочка оставит попытки его принуждать. — Потому что со злом нужно бороться. Мы не будем целиться в глаза, чтобы не выбить их, просто немного проучим. Ничего страшного не случится, поверь. Я постоянно так делаю, и ничего, порядок! — настаивала Татум. — Помоги мне. Всего разок. Шанталь замялся. Отказывать ей как-то неудобно, учитывая, что Татум ради него осталась в подсобке. Если бы он не согласился, это было бы слишком эгоистично и не честно по отношению к ней. Шанталь покачал головой, не веря в то, что собирался натворить. — Как это делается? — Всё просто! Главное не отпусти резинку раньше времени и не потеряй камешек. Принцип, как у катапульты. Только выбери себе жертву, чтобы мы с тобой не попали в одного и того же придурка. Ах, да, и в девчонок постарайся не попасть, а то они потом ноют. — Я вообще вряд ли в кого-то попаду, ты же видела как я стреляю… — А ты попади! Это важно. Давай, целься. Выбирай кого-то справа, а я возьму на себя левых. — Татум незаметно выглядывала из-за куста, медленно натягивая резинку, словно тетиву лука. Кажется, она могла с чем угодно совладать. Шанталь наблюдал за её действиями, пока Татум не напомнила, что ему следует повторять за ней. Шанталь точно так же оттянул резинку, прицелился в одного из мальчишек и дожидался команды подруги, всем своим нутром протестуя против такого коварного и подлого действа. Он никогда не был разбойником, а теперь что же, получается… почти стал им? — Огонь! — командовала Татум и отпустила резинку. Шанталь тоже. Два небольших камешка наперегонки летели прямо в толпу ребят. Один угодил прямиком в шею Кэмерону, заставив девчонок около него вскрикнуть. Мальчишка потёр ушибленное место, как вдруг Шанталь понял, что они закричали не потому что испугались обстрела Кэма, в потому что в одну из них тоже прилетел камень. — Да ты настоящий снайпер, — восторженно прошептала Татум. — Ты подбил Лиз! Шанталь умудрился попасть в высокую русоволосую девчонку, хотя был уверен, что вообще ни в кого не попадёт, потому что целился мимо! Он приоткрыл рот, с ужасом замечая, что девчонка пришла в ярость, и посмотрела прямо на кусты, как и все остальные из компании. — Бежим! Бегом! — скомандовала Татум, и на сей раз тащить Шанталя за собой нужды не было. Он на пределе возможностей удирал вместе с подругой от компании обозлившихся ребят, табуном ринувшихся за ними. — Вдруг я ей что-то сломал? Или у неё будет ссадина? Зачем я вообще взял эту штуку в руки? — коря себя за содеянное, Шанталь вышвырнул рогатку. — Нужно извиниться! — Разве? Оглянись! Вся компания ребят практически на равных бежали следом за Шанталем и Татум, образовав непробиваемую стенку из разозлившихся лиц. — Они сметут тебя как стадо зубров! — крикнула Дэдлок, с чем Шанталь не мог не согласиться. Топот позади не внушал ничего хорошего, и если бы Шанталь попытался извиниться, то ему вряд ли вообще удалось бы открыть рот, потому оставалось только бежать. — Быстрее! Татум то и дело оборачивалась, чтобы проверить, поспевает ли за ней Шанталь, что он пытался делать изо всех сил, как вдруг девочка ахнула. — Куда ты дел рогатку? — с ужасом спросила она. — Выбросил. Это плохая вещь. — Ты бросил оружие на поле боя? Глупый-глупый мальчик! Стоило Татум сказать это, как в спину Шанталя что-то врезалось, сбив ему дыхание. Шанталь немного притормозил, но Татум тотчас подхватила его за руку и, взяв на буксир, свернула за угол, где помчалась прямо по скользкой земле парка, виртуозно увиливая между деревьями. Несколько камешков угодили в неё, ещё пара задела Шанталя. Стрелявший оказался очень быстрым и метким, а ещё у него, кажется, были бесконечные камни. — Видишь, что ты наделал? — учительским тоном ворчала Татум. — Теперь наше оружие у них. Ай! — вскрикнула Дэдлок, когда один из них угодил ей в голову. Разъярённая, она обернулась, чтобы увидеть, кто же посмел по ней ударить, как вдруг резко пригнулась — камень пролетел прямо в том месте, где только что была её голова. — Ещё один выстрел, и ты труп, Тэнди! — Сдавайся, Татум, тебе не уйти! — на бегу прокричал Кэмерон, улыбаясь, будто уже её поймал, и мог настучать рогаткой по макушке. — Да что ты? Каждый раз ухожу, и сегодня уйду. К тому же ты бегаешь всё медленнее. Тебя даже Шанталь обгоняет, хотя бегать не умеет, ты, позор человечества! Парк закончился удивительно быстро и Татум с Шанталем вновь выскочили на широкие тротуары. Девочка ничуть не уставала, а Шанталь уже начал чувствовать тяжесть в груди и уколы в боку, но бегущая позади толпа волшебным образом улучшала самочувствие. Татум, таща за собой друга, перебежала через дорогу, свернула в жилую улицу и принялась петлять между домами, запутывая компанию Кэмерона. Поворот, другой, третий — и вот они полностью исчезли из поля зрения Шанталя. Ребята свернули ещё один раз, и Татум на полном ходу понеслась к небольшому двухэтажному домику, снаружи которого не было ничего кроме зелёного газона и оранжевых массивных цветов, высаженных в широких круглых вазах. Рука Шанталя выскользнула, он немного отстал, а Татум тем временем бежала к порогу дома по аккуратно выложенной плиточке. Мгновение — и она уже дёргала дверь, но та не поддавалась, тогда Дэдлок принялась что-то нащупывать под одной из ваз и, надо же, нащупала. Ключи. Шанталь, тяжело дыша, наблюдал за тем, как Татум отпирала замок. Тот поддался, она толкнула дверь и велела другу вбегать за ней. — Чей это дом? — с недоверием поинтересовался Шанталь, не зная чего ожидать. Он бы не удивился, взломай Татум чужое жилище. Кажется, в академии разбойником был отнюдь не Кэмерон. — Мой. Быстрее заходи! — потребовала она. — Хочешь, чтобы тебя поймали? Последняя фраза оказалась весьма действенной, потому что попадаться стае озлобленных ребят Шанталю совсем не хотелось и он… несмело поднялся по ступенькам, переступил через порог и зашёл в коридор. Деревянная дверь за ним захлопнулась и Татум, прислонившись к ней, сползла на пол, самодовольно улыбаясь. Её сумка уже валялась на полу под небольшим столиком, на котором стояла красивая расписная ваза с цветами. Усталость навалилась на Шанталя с новой силой, потому он плюхнулся рядом с Татум. — В общем, добро пожаловать, — сказала она, обведя рукой коридор, и вскочила с места. — Ну, что отдохнул? Идём! Шанталь не успел просидеть на полу и десяти секунд. Девочка, схватив его за руку, поволокла через коридор в гостиную, а оттуда по лестнице наверх. Несколько больших шагов — и Татум стукнула ногой одну из двух рядом расположенных дверей, вбежала вместе с Шанталем в комнату и сразу же подалась к окну. По обе его стороны свисали аккуратно собранные коричневые шторки. — Почему так долго? — крикнула наружу она, заставив Шанталя отвлечься от рассматривания комнаты и тоже выглянуть в окно, под которым стоял Кэмерон. Один. Со второго этажа он казался таким маленьким, будто бы и не был заводилой буйной компании. — Ты и новичка к себе домой утащила? — проигнорировал вопрос Кэмерон, с жалостью глядя на Шанталя. — Беги, парень, пока не поздно. Ты ещё можешь спастись. Шанталь удивлённо смотрел на мальчика, не понимая, почему он вдруг стал таким… добрым? Только что гнался за ним с Татум целой толпой, а теперь просто стоял внизу, щурился от солнца, и говорил спокойно, как будто никто по нему не стрелял. — Зачем мн… — Не говори с ним! — резко отдёрнула Шанталя Татум, не позволив договорить. — Кэмерон — последний в этом мире, кто достоин с тобой общаться! — Она снова обратилась к мальчишке, стоявшему на улице. — А ты прекрати нам тут портить пейзаж и проваливай. — Вообще-то я пришёл, чтобы кое-что тебе вернуть, — парировал Кэм, подняв над головой ту самую рогатку, которую выбросил Шанталь. — Лови, а то вдруг завтра нечем будет в меня стрелять. — Подмигнул он, улыбаясь. Мальчишка замахнулся и метнул рогатку прямо в окно. Татум подалась влево, Шанталь — вправо и игрушка Дэдлок благополучно приземлилась на пол прямо между ними. — А ещё остерегайтесь Лиз. Она не очень вами довольна, — сказал Кэм и замолчал, будто что-то выжидая. Татум даже не смотрела на него, деланно глядя в другую сторону, чтобы Дю Пон точно увидел как скучно ей даже слушать его. — Давай уже по традиции свой кирпич, а то мне пора идти. — С радостью! — выпалила Татум. — Какой кирпич? — не понял Шанталь, но как только девочка склонилась над тумбочкой у окна, и вытащила из-за неё самый настоящий песчаного цвета прямоугольный кирпич, его глаза в ужасе округлились, и он бросился на Татум, хватая её за руку, чтобы не позволить сделать то, что она собиралась, но… разве что-то могло ей помешать? Татум занесла руку вверх и уверенно метнула кирпич. Шанталь в ужасе прикрыл рот обеими ладонями и выглянул наружу. Кирпич лежал на земле в пяти шагах от Кэмерона, который улыбался, покачивая головой, как будто… разочаровался. — Кэмми, милый! — послышался незнакомый голос. Женский, приятный и тёплый. Шанталь не видел, кому он принадлежит, но, судя по тому, куда смотрел Кэмерон, женщина шла рядом с кустами соседнего дома. Наконец, она показалась, но разглядеть её Шанталь толком не успел, потому что Татум велела ему пригнуться. — Почему ты стоишь тут один, солнышко? Ты меня ждёшь? — Нет-нет, миссис Дэдлок, я просто шёл к себе домой. Не беспокойтесь, со мной всё в порядке. Какая чудесная у вас блузка! Вам так к лицу пурпурный — улыбка кажется ещё более жемчужной, чем обычно! Татум, прислонившаяся к стене, закатила глаза. Вид у неё был такой, будто её прямо сейчас стошнит. — Ну, зачем же столько комплиментов, милый? — не сдерживая счастливую улыбку, сказала мама Татум. — Хочешь, чтобы миссис Дэдлок совсем раскраснелась? Моё лицо может стать одним цветом с блузкой. Не желаешь чаю, Кэмми? Я как раз несу свеженький тортик. Мистер Дэдлок постарался от души! — Какое чудесное предложение, но я вынужден отказаться… Не обижайтесь, пожалуйста. Родители уже заждались меня дома, — выкрутился Кэмерон, не то говоря правду, не то выдумывая на ходу. — О, а это что такое? — спросила миссис Дэдлок, ткнув пальцем на кирпич, торчащий в газоне. Кэмерон бросился за ним, вытащил из земли, отряхнул от грязи и взял подмышку, по-прежнему невозмутимо улыбаясь. — Простите, это моё. Тяжеловато носиться с ним, вот… выронил. Прошу прощения за неудобства, так неловко получилось. — Ничего страшного, милый, я всё понимаю. Времена нынче сложные, по улицам ходить опасно. Береги себя! — крикнула напоследок она, отправившись искать ключи под вазой и, не обнаружив их там, просто открыла дверь и вошла, помахав Кэмерону рукой на прощание. — Он украл мой священный кирпич, грязный червь! — возмутилась Татум, как только голоса утихли. — Татум, что это было? — шепотом спросил Шанталь, взяв её за руки. — Нельзя бросаться в людей кирпичами, даже если это Кэмерон. Ты хоть понимаешь, что могла натворить, если бы попала в него? Это не шутки и не игрушки, ты могла его убить. — Но не убила же. — Надула щёки девочка. — Этот кирпич оберег от злых духов, а он украл его. — Не украл, а выгородил тебя перед мамой. Татум, просто послушай меня, пожалуйста, не бросай в него больше кирпичами. Всё бывает однажды. Поверь мне, я бы никогда не подумал, что обычный поход на природу может обернуться вот так… Но он обернулся. — Шанталь заговорил совсем тихо. Татум прислушалась к нему, немного успокоилась и сжала его руки в ответ. — Ладно, больше никаких кирпичей, обещаю. Я поняла тебя. Шанталь улыбнулся и облегчённо вдохнул. Эта маленькая победа очень порадовала его. Татум казалась хорошей девочкой, но иногда перегибала палку. Скорее всего, она даже не понимала этого, зато Шанталь понимал, и мог помочь ей, как она помогла ему, выслушав его историю. — Спасибо тебе, — слабо улыбнулся Шанталь. — А ещё мы извинимся перед той девочкой, да? — Ну, уж нет, слишком много добрых дел для одного дня! Шанталь встал с пола и замялся, готовый уходить. — Мне пора, Татум. Проведёшь меня? — Девочка в ответ насупилась и упёрла руки в бока. — Что значит пора? Шанталь, ты же у меня дома! Никуда ты не пойдёшь! Я хочу показать тебя маме, показать тебе дом, мы поедим и… — Прости, но я так не могу. Мне, правда, пора. Нужно готовиться к занятиям. — Шанталь говорил это, а Татум лишь отрицательно махала головой, а затем и вовсе взяла его под руку, насильно поволочив из комнаты к лестнице, а оттуда вниз. Шанталь чувствовал себя странно. С одной стороны он действительно хотел увидеть, как живёт Татум, но с другой понимал, что он здесь лишний, и с такой-то репутацией заявляться в чей-то дом как минимум неприлично… Жилище Татум оказалось на диво уютным, чем-то даже напомнив ему собственный дом. Сюда тоже проникало много солнца, но его тепло таяло, прикасаясь к закрытым шторам, из-за чего в комнатах стояло мутное жёлто-красное свечение, как от огня в камине. Всё, что пока Шанталь рассмотрел, было оформлено в тёплые коралловые тона, в цвета заката, раскалённого солнца и тусклого золота осенней листвы. Он спускался вниз по мягкому тёмно-красному ковру, устилавшему лестницу, неловко поглядывая на многочисленные шторки, висящие на каждом дверном проёме и окне. При этом дом был выстроен так, что и без ламп света в нём хватало. Шанталь спустился в холл, где стоял дутый красный диван в окружении таких же пуфиков, маленький журнальный столик, маленькие узкие стеллажи, набитые книжками, и вообще всё в этом доме казалось маленьким. Только сейчас Дилони понял, что и окна в сравнении с академическими казались крохотными, и дверные проёмы низкие, даже потолки для такого дома казались заниженными. В воздухе пахло свежестью, а ещё… чем-то вкусным. Мальчик поймал себя на мысли, что у него урчал живот и просто ужасно хотелось есть, а Татум ещё и как назло вела его на кухню! Гулко топая ногами, девочка ворвалась на кухню, а Шанталь прятался позади неё. Настолько не в своей тарелке он не был даже в академии. — Мама, это Шанталь — мой друг! — громко объявила Татум, отчего Шанталь едва сквозь землю не провалился. Зачем же она так… так… вот так?! — Смотри, какой хороший! — добавила Татум, схватила его за руки и вытащила на всеобщее обозрение из-за своей спины. — Какой славный малыш! — заулыбалась мама Татум, сверкающими глазами разглядывая мальчика. Шанталь, конечно, понимал, что у Татум должна быть мама, но понятия не имел, какой она может быть у такой-то дочери, потому увиденное удивило бы его в любом случае. Она была низкой — это первое, что бросилось ему в глаза. Его собственная мама куда выше, а миссис Дэдлок еле превосходила в росте Татум, хотя девочке всего тринадцать! Визуально с дочерью сходства у неё особо не проступали. Мама была низенькой, полненькой улыбчивой дамочкой в аккуратных босоножках, лёгкой блузке и юбке до колена, немного напомнив Шанталю собственную няню. Вьющиеся густые волосы уложены волнами, образуя будто бы шапочку, у виска поблёскивала заколка в форме стрекозы, и такой же формы брошь сидела на воротнике блузки. Миссис Дэдлок явно старше его матери, но светилась так, словно ей самой всего шестнадцать. Шанталь и не припоминал, у кого ещё видывал такую лучезарную улыбку. Он украдкой взглянул на Татум и взволнованно сглотнул. Кажется, они совсем друг на друга не похожи. — Добрый день, миссис Дэдлок, — кое-как вспомнив о приличии, выдавил Шанталь, задыхаясь от бешеного стука сердца. Он сам не мог понять, отчего был так взволнован и почему не в состоянии обуздать свои переживания. Потому что долгое время не был в настоящем доме? Потому что оказался в гостях? Увидел маму Татум? Она напомнила ему о собственной? — И тебе добрый, солнышко. — Женщина отложила коробку, которую держала, в сторону и легонько приобняв мальчика провела его к центру кухни, усадив на высокий мягкий пуфик перед обеденным столом. — Меня зовут миссис Фиора Дэдлок, я мама Татум, как ты понимаешь. Очень рада встрече, малыш. Значит, у тебя есть друг? — с любопытством спросила она уже у дочери. Татум плюхнулась рядом с Шанталем так небрежно, что пуфик под ней слегка заскулил. — Да, мой лучший друг, — выделила слово «лучший» она, хватая с плетёной корзинки в центре стола булочку. — О, Татум, сначала нужно поесть основную пищу, а затем уже десерт, — мягко сказала Фиора, мельтеша то у холодильника, то у плиты. Почему-то мама Татум напомнила ему… насекомое, которое часто божьей коровкой называют. Откуда такие странные ассоциации он понятия не имел. — Как здорово, что ты привела друга к обеду! Он обязан попробовать моё рагу! Ты любишь рагу, солнышко? Шанталь молчал, пока Татум его не пнула, а затем спохватился, сообразив, что солнышком назвали его. — Я всё люблю, если честно, — тихо сказал он, еле заметно улыбнувшись. — Какой ты молодчинка, — похвалила его миссис Дэдлок. — Татум жутко перебирает пищей! — Неправда! Я просто люблю сытную еду, — ответила та, оприходовав уже половину булочки. — Ты ведь из Капитолия, верно? — Фиора на мгновение остановилась, засмотревшись на Шанталя. Ну, конечно, мама Татум уже знала о том, кто он, откуда, и с какой историей прибыл в первый округ, значит, и слухи о том, что он убил своих родителей, Фиоре Дэдлок тоже известны. Шанталь вздохнул и постарался взять себя в руки. Нет, если бы эта милая женщина считала его преступником, она не была бы с ним столь учтива, выходит, она не поверила. Татум не верила, значит, и её мама тоже. У такой умной девочки наверняка очень умные родители, прекрасно понимающие, что тринадцатилетнему мальчишке не по силам убить двух взрослых людей, как бы пугающе тот не выглядел. — Да, из Капитолия, — осторожно ответил Шанталь, не придумав ничего содержательнее. Мама Татум сразу ощутила его беспокойство и напряжение, потому, когда склонилась над столом, протягивая ему плоскую тарелку, ласково погладила по руке как собственного ребёнка, а не чужого человека, коим Шанталь для неё и был. — Надеюсь, тебе у нас понравится. В Первом много потрясающих мест и людей. Я очень рада с тобой увидеться, солнышко, и за Татум рада, погляди, как она светится, — медовый голос миссис Дэдлок успокаивал и настраивал на позитивный лад, заставляя Шанталя чувствовать себя комфортнее. — Свечусь как облучённый кролик, — с довольным лицом произнесла Татум, дожёвывая булочку, чем заставила Шанталя улыбнуться. Татум и правда выглядела очень довольной: получила хорошие оценки, метнула в Кэмерона кирпич, съела булочку и притащила к себе домой друга — день удался! — Ох, эти твои шутки, Татум! Надеюсь, моя девочка тебя не обижает, Шанталь? Она такая шебутная! — Миссис Дэдлок разложила на столе все необходимые приборы, даже стаканы поставила, вслед за которыми на столе оказалась пачка апельсинового сока. — Любишь апельсиновый, солнышко? Давай, я тебе налью. Шанталь смотрел на пачку сока и чувствовал себя странно. Такие соки продавались в Капитолии. Мама покупала их в крайнем случае, когда она или отец не успевали приготовить фрэш самостоятельно… Да, он любил апельсиновый сок больше любого другого. — Да что ты спрашиваешь его! — возмутилась Татум, выдернула из рук матери пачку сока, схватила стакан Шанталя и наполнила его доверху так, что малейшее покачивание — и сок растёкся бы по всему столу. — Татум, как бедное дитя теперь поднимет стакан? Ему потребуется для этого подъёмник. Давай, я достану тебе соломинку, да, милый? — Ну, какая соломинка, мама? Она же всплывёт! Шанталь и так справится со стаканом, он же ученик академии, а не какой-нибудь идиот. — Тогда я дам ему на всякий случай салфетку. Тебе какая больше нравится: с цветами или однотонная белая? — Миссис Дэдлок держала салфетки в руках и хмурилась, теряясь, какую же выбрать. — Посмотри на него, ну, какие цветочки, он что, ребёнок? Шанталь — хороший мальчик, потому любит чёрное и не пользуется сопливыми салфетками с рисунками для младенцев, — тоном эксперта произнесла Татум до того, как Шанталь вообще успел открыть рот. — Нет-нет, спасибо вам обеим за заботу, но не нужно салфеток, и соломинок тоже. Я справлюсь, правда. Я сбежал от убийцы в лесу, с переполненным стаканом тоже разберусь, — сказал он, глядя то на одну Дэдлок, то на другую. Мама замерла, видимо, не зная, как реагировать, а Татум громко засмеялась. — Шанталь учится шутить в моём стиле! — Девочка горделиво похлопала его по плечу. — Татум, ты ведёшь себя некрасиво, — аккуратно предупредила её мама, опуская на стол тарелку за тарелкой с салатами и мясом. — Не ругайте её, миссис Дэдлок, юмор Татум очень помогает мне думать о хорошем, — вступился за подругу Шанталь, что было чистой правдой. С ней он забывал обо всём на свете, и будто бы снова начинал… жить. Так, как в его возрасте и положено. Чёрная дыра, загнивающая в груди, будто бы на время исчезала, рана затягивалась, и вот, Шанталь снова улыбался, чувствуя себя почти хорошо. Настолько, насколько вообще возможно в его состоянии. Услышав эти слова о собственной дочери, миссис Дэдлок умилённо простонала и взлохматила обоим детям волосы. Шанталю даже показалось, что она слегка прослезилась. Наверное, нечасто слышала подобное в адрес Татум, что и не удивительно, учитывая её тягу к разбойничеству. — Где же еда, мама? Я умираю, — простонала Татум, откинув голову назад. Шанталь наблюдал за ней, поражаясь, откуда после учебного дня в девочке столько энергии. Татум две секунды не могла усидеть на месте, не меняя положение. Она сидела прямо, потом на коленях, затем одну ногу опустила на пол, надоело, она притянула её к себе и опустила вторую, начала топать, прекратила, села на краешек пуфика, сползла с него, села на другой краешек… И всё это в течение пары минут! — У-ми-ра-ю, — обрывисто говорила Татум, раскачиваясь из стороны в сторону. — Почему так долго? — Вот-вот придёт папа, подожди ещё немного, милая, — заботливо произнесла мама, колдуя около плиты. Шанталю нравилось наблюдать за ней, за Татум, за красотой их жилища и атмосферой в нём. Находиться здесь было приятно. Шанталя снова окружили заботой и лаской, к которым он так привык, и хоть быть за столом неловко, он радовался тому, что находится в такой чудесной компании. Хлопнула дверь и все трое одновременно глянули в проход, где совсем скоро возник низенький мужчина примерно одного с Фиорой возраста. Папа Татум. На него она походила больше, чем на маму, но всё равно сходство выразительно не читалось. — День вам добрый, мои ласточки! — с порога произнёс он, неся в руках пару белых халатов и тряпичную бежевую сумку с логотипом в виде переливающегося разными цветами торта. Поразительно, но этот человек тоже не носил чёрное и улыбался, как жена. В кого же тогда удалась Татум? Её папа выглядел бодро, свежо, излучая здоровье. Розовощёкий, зеленоглазый, темноволосый с залысинами и руками, как у музыканта. Одевался он в обычную, но ухоженную одежду, кажется, рабочую форму, поскольку на коричневой жилетке виднелся такой же логотип, как и на сумке. — А это что за дивное дитя к нам пожаловало? — спросил он, с улыбкой смотря на Шанталя. Только тот решил представиться, как Татум вскочила со своего места и, нелепо приобняв мальчишку, представила его самостоятельно. — Мой друг — Шанталь! Отец Татум подошёл к Шанталю, тотчас вскочившему следом за ней, протянул ему руку, и Дилони несмело пожал её, робко улыбаясь любопытному взору слегка лукавых глаз. — Клеменс Дэдлок к вашим услугам, молодой человек, — произнёс он и похлопал мальчика по плечу, сразу вызвав у того симпатию. От папы Татум приятно пахло свежей выпечкой так же, как и от мамы. Шанталь решил, что, наверное, они кондитеры. Когда он обернулся и присел, миссис Дэдлок уже насыпала в тарелки своё рагу, частично перебившее нежный запах ванили. — Сколько тебе насыпать, малыш? — заботливо поинтересовалась она, обращаясь к Шанталю, который так засмотрелся на её действия, что не заметил, когда очередь дошла до него. — Спасибо вам, но я не голоден, — тихо сказал он, что миссис Дэдлок проигнорировала, взяв его тарелку в руку, и насыпав туда две ложки рагу. — Моё рагу ты должен попробовать! Ты же наш гость, солнышко, не бойся нас и не стесняйся. Взгляни на Татум, она уже лопает. Шанталь покосился на подругу, показывающую большой палец, чьё внимание полностью поглотил внушительный кусок мяса и рагу в качестве приправы к нему. Он замялся, но Татум и тут вставила свою монету. — Мама, кого ты слушаешь? Он голоден, как дьявол! Ничего весь день не ел. Насыпь ему побольше, он же мальчик! Шанталь просто скромный и сам не попросит. — Татум, я не… — Возражения не принимаются, мистер Дилони. Ешь, или будешь иметь дело со мной, — пригрозила ему подруга. Он вздохнул и беспомощно взглянул на тарелку полную рагу и мяса. Шанталь действительно жутко проголодался, но набивать желудок в гостях у людей, которых видел впервые, было дурным тоном. Шанталь совсем не хотел прослыть в семье Дэдлоков вечно голодающим беспризорником… — Солнышко, не стесняйся. Ты же не хочешь расстроить мистера Дэдлока? Взгляни, он загрустил совсем, — сказала Фиора, наконец, усевшись рядом с мужем напротив Шанталя с Татум. Клеменс подхватил слова жены и сделал такое жалостливое лицо, что Шанталь не смог сдержать улыбку и взялся за вилку. Когда он в последний раз вот так ел? За столом, на кухне, в окружении семьи, пусть и не своей. Это было так давно, что Шанталь уже и позабыл каково это. Ему нравилось у Дэдлоков, нравилось находиться рядом с ними, и как же вкусно готовила мама Татум! Шанталь аккуратно набирал вилкой еду и отправлял рот, в то время как Татум умудрилась слопать уже половину. Мистер Дэдлок рассказывал о тортах, миссис Дэдлок ему поддакивала, затем они вместе спрашивали у Шанталя что-нибудь нейтральное, вроде того, любит ли Шанталь сладости и какие. Всё было так по-домашнему, что со временем мальчик расслабился и начал вести себя чуточку смелее. — Мама с папой кондитеры. Папа занимается больше выпечкой, а мама шоколадами. У нас есть своя лавка, в которой покупает сладости весь округ и даже Капитолий, — поведала Татум, расправившись со всей своей порцией. Кондитеры Дэдлоки… Почему-то это так странно? Татум из семьи кондитеров. Логичнее представлять её дочерью солдат или детективов, кого угодно, но точно не кондитеров. Всё вокруг настолько контрастировало с ней и в то же время сочеталось, что уму непостижимо. Каждый день Татум заходила на эту уютную кухоньку, открывала холодильник, дверца которого была залеплена жутковатыми магнитиками, доставала себе еду, садилась на один из пуфиков, кладя кушанье на гладкий столик с округлыми краями, и ела, любуясь видами из окна, так же бережно завешенного шторками, как и прочие окна в этом доме. Жёлтые стены, красные пуфики, красные шкафчики и холодильник, стол из красного дерева и коричнево-красные шторы — кто-то из Дэдлоков явно любил этот цвет. Считалось, что он провоцирует агрессию, но Шанталя почему-то успокаивал и будто бы согревал, хотя, возможно, на Татум этот цвет влиял иначе. Когда Шанталь с трудом опустошил свою тарелку, миссис Дэдлок сразу же водрузила в неё добрый ломоть торта, но поедать его вместе с Татум он отправился уже наверх, потому что ей не терпелось поболтать с другом. Родители Татум, разумеется, отпустили ребят, хотя, по правде говоря, Шанталь совсем не хотел их покидать. Эти двое показались ему настолько милыми, что он был готов слушать в их исполнении даже рецепты пирожных. Татум снова привела Шанталя в ту комнату, из которой швыряла кирпич, потому теперь у мальчика появилась возможность её рассмотреть. В первый раз он был настолько взволнован походом в дом Татум и перепалками с Кэмероном, что ничего и не заметил, а узреть комнату своей подруги было любопытно. — Это не моя спальня, — сказала Татум, когда устроилась на полу около кровати, стоявшей у стенки слева от окна. — Моя комната, но не спальня. Точнее, даже не комната, а… В общем, это логово для гостей, но я считаю эту комнату тоже своей, потому что гости у нас бывают не так часто. Родственники всякие, да и только. Сегодня здесь ночевать будешь ты. Шанталь, жующий кусочек торта, замер. Что? Ночлег у Татум дома? О таком речи не шло! — Но, Татум, я не… — Что за привычка постоянно со мной спорить? — Нахмурилась Татум, ложечкой отколов кусочек торта на своей тарелке. — Ты мой гость и сегодня ты будешь ночевать здесь. Я от лица всей семьи Дэдлоков приглашаю тебя переночевать у нас… — Это как-то неправи… — …скажем, хотя бы неделю. — Что? — Глаза Шанталя округлились. Татум взяла его за руки и улыбнулась. Прямо под их руками на мягком тёмно-синем ковре, стояли две тарелки с бело-розовыми кусками пахучего торта. — Мой лучший друг не будет ночевать на холодном полу в жуткой пустой комнате, — твёрдо заявила она, глядя Шанталю в глаза. — Я не знаю, как принято у вас в столице, но у нас друзья не бросают в беде, а та голая помойка ещё какая беда. Пока мы придумаем что делать с твоей комнатой, ты поживёшь у нас, и нет, ты не откажешься, потому что мама с папой обидятся. Они поговорили бы с тобой сами, но мама решила, что эту информацию ты легче воспримешь от меня, ведь мы ровесники и друзья. Мой дом — твой дом, помнишь? Я не шутила, Шанталь. Ты теперь мой друг и я буду о тебе заботиться. Вот так! — тоном зазнайки завершила Татум, но Шанталю уже было всё равно, потому что в горле застрял комок нервов, руки слегка подрагивали, а сердце распаляло дыхание. Как бы его ни мучила скромность, как бы тому не перечило воспитание, Шанталь был счастлив слышать эти слова. По-настоящему счастлив. Не потому, что будет спать на мягкой кровати в тёплом доме, а потому что этой девочке не всё равно как он живёт, и как себя чувствует. Два месяца Шанталь то и дело сталкивался с равнодушием и обвинениями, постоянно отбиваясь от нападок всех тех, кто хотел использовать его ради собственных целей, а теперь он сидел напротив совсем юной девчонки, которая размышляла о том, как ему жить. Та самая девчонка, которая донимает ребят в академии, о нём заботится. Неловкость граничила с бесконечной благодарностью, радость с толикой грусти. Шанталь почувствовал себя кому-то нужным, но в то же время тоска, которую приходилось прятать, чтобы не раскисать всякий раз, медленно проступала наружу, напоминая о том, что Шанталь фактически… беспризорник. Без семьи, без дома, без всего того, что должно быть у каждого ребёнка. — Спасибо тебе, Татум, — хриплым голосом выдал он и прочистил горло. — Но я не могу вот так просто остаться у вас. Это неправильно. Я не хочу быть… попрошайкой. Увидев, как зловеще блеснули глаза Татум, Шанталь стал рассматривать пол под ногами, стыдясь теперь ещё и собственных слов. Вся его жизнь обратилась в сплошной стыд. — Ещё раз назовёшь себя попрошайкой, и я перестану с тобой разговаривать, — пригрозила Татум, подошла к другу на шаг ближе, и обняла за плечи. — Это называется помощь. Ты сделал бы для меня то же самое. Хочешь того или нет, я никуда тебя не отпущу. Только не в то жуткое место. Девочка смело сгребла его в объятия, чудом до сих пор не наступив на тарелку с тортом. Шанталь обнимал её в ответ. С Татум и правда не пропадёшь… Такая смелая, решительная, сильная и добрая. Шанталю казалось, что он чувствовал её иначе, нежели остальные. Что-то в ней неустанно притягивало его, что-то, без чего Шанталь уже не мог представить свою жизнь. Он знал эту девочку два дня, а она уже успела стать для него целой жизнью. — Спасибо тебе, — прошептал он, постаравшись вложить в эти слова всё то, что ощущал, точно зная — Татум поймёт. Повисла неловкая тишина, которую она тотчас разбила своими словами. — Хватит нежностей, тебе нужно догонять материал и учиться! — с энтузиазмом выпалила девочка. — Тебе очень повезло, что я лучшая ученица и быстро всему тебя научу! Вот увидишь, совсем скоро будешь заниматься с остальными на равных! Татум опустилась на пол, отколола ещё кусочек торта, затолкав его в рот, и поспешила вылететь из комнаты, велев Шанталю оставаться на месте. Не прошло и минуты, как Татум вернулась с горой книг, блокнотами и планшетом, с грохотом свалив всё в кучу прямо на пол. Из пары книжек вывалились страницы, с одного блокнота сползла обложка и только планшет каким-то чудом уцелел. Татум уселась на пол, придвинув свою порцию торта поближе, и принялась сортировать книги в поисках самых необходимых. Шанталь помогал ей, пытаясь вставить выпавшие странички назад, но после того, как за них бралась Дэдлок, страницы вновь разлетались по комнате. Спустя пару часов занятий Шанталь понял, что, кажется, Татум не преувеличила насчёт «лучшей ученицы». Она объясняла легко и доступно, сразу отбрасывая ненужную информацию и очень точно выбирая самую суть. Шанталь запоминал её слова, что-то записывал в блокнот, который она ему отдала, и постепенно начинал разбираться в том, с чем вообще имел дело. Массив информации для изучения был огромным, настолько, что страшно начинать, тем не менее, если Шанталь хотел остаться в академии, он должен всё это знать. Порядка пяти часов он занимался с Татум и что самое странное, почти не устал. Если бы все учителя были такими как она… Зато Татум устала по большей части из-за того, что долго говорила и голос осип. Чтобы не перенапрячься от столь длительной работы с учебниками, она схватила Шанталя за руку и потащила на улицу развеяться, отдохнуть и просто ненадолго сменить деятельность. На улице успело стемнеть, благо в Первом исправно работали фонари. Поначалу Шанталь отказывался прогуливаться по тёмной улице, но разве Татум принимала отказы? Неудивительно, но она любила ночь и никогда не боялась темноты. Наоборот, девочка восхищалась спокойствием и загадочностью тёмного времени суток, любила прохладу и даже тишину. Людей по улицам бродило гораздо меньше, чем днём, машины проезжали реже, а главное — можно воображать всякие ужастики. Некоторыми из них Татум и поделилась с Шанталем, просто идя по тротуару. Оказывается, Татум очень много читала, но совсем не такие книги, которые любил он сам. Татум зачитывалась страшными историями и, бродя по ночным улицам, сочиняла что-то и сама, пугающим голосом делясь ими с Шанталем, которого и без этого мучила тревога. — А вот и тот самый жуткий дом ужасов! — зловеще прошептала она, резко хлопнув Шанталя по плечам, так, что тот встрепенулся. — Почему дом ужасов больше похож на рождественское дерево? — поинтересовался он, остановившись рядом с Татум у здоровенного многоэтажного особняка, сверкающего сотнями бледно-жёлтых огней. У здешних жителей какой-то праздник? Вся крыша по периметру сияла маленькими фонариками, фасад был украшен статуями со светящимися силуэтами, а ещё во всех окнах горел свет. На всех этажах! — Потому что Дю Поны сжирают электроэнергии больше, чем весь округ вместе взятый, — небрежно бросила Татум, отчего Шанталь даже приоткрыл рот. — Здесь живёт Кэмерон? — удивился он. — Погоди, вы что, соседи? — Как видишь. — Татум провела рукой от его дома в сторону своего, расположенного по этой же стороне улицы, только немного дальше. — Может, отойдём отсюда подальше на всякий случай? — Девочка фыркнула. — Зачем? Он ничего нам не сделает. Кэмерон не дебоширит при родителях, так что можешь спокойно ходить по улице. К тому же присмотрись, видишь, в том окне на третьем этаже отражаются разноцветные огни? — Татум указала пальцем, и Шанталь действительно разглядел яркое мерцание. — У него там какой-то зал виртуальной реальности или что-то вроде того. Кэмерон с друзьями торчит в нём всё время вне академии, потому на улице ты его особо и не увидишь. Эти придурки носятся по комнате воображая, что скатываются с горы на лыжах, представляешь? — Откуда ты узнала про этот зал? Ты бывала у него дома? — спросил Шанталь, посмотрев на дом Дю Понов немного под другим углом. Наверное, они просто любили свет, иначе зачем столько освещения? В Капитолии тоже любят, чтобы всё сияло, блестело, мерцало и светилось, но тамошний свет был каким-то фальшивым. Дом Дю Понов светился по-другому, как будто у них просто был праздник, или они не признавая красоту ночи, пытались продлить день. — Кэмерон похож на того, кто не хвастается? Бывала, но не в этом дурацком зале. Мы же соседи. — Пожала плечами Татум. — Мама с папой открыли кондитерскую не так давно. Я ещё не родилась тогда… кажется, это было пятнадцать лет назад. Родители только-только сошлись, и оказалось, что оба сладкоежки и любят готовить, хотя папа работал на ювелирной фабрике, а мама секретарём. В общем, они решили открыть кондитерскую, но денег у них не было, потому они взяли залог у Дю Понов, представляешь? Дю Поны банкиры, часто дающие людям деньги взаймы под небольшой процент. Очень много лавок в Первом открылись благодаря им, и наша в том числе. Это так отстойно. Мы с тобой ели торт, к которому косвенно причастен Кэмерон! Я прямо чувствую эту его нотку снобской плесени в торте! Поэтому сладкое почти не ем. Хотя родители у него ничего такие… Шанталь слушал Татум, пытаясь представить себе, как живёт Кэмерон за пределами академии, и вообще как все ученики живут вне её стен. Общество Первого отличалось от общества Капитолия, что Дилони заметил уже после двух дней проживания здесь. В столице все дети и их семьи казались одинаковыми, а здесь как будто собрались люди из разных миров, каждый со своей историей и характером. Дом-рождественское-дерево поблёскивал в ночи будто самый большой фонарь в целом округе. Изнутри доносился слабый шум и шорохи, засветился свет в гараже, иллюминация на статуях сменилась с ровного свечения на обрывистое, после чего послышались голоса. Татум и Шанталь сорвались с места одновременно, побежав в сторону дома Дэдлоков — даже сговариваться не пришлось! На улице было свежо и хорошо настолько, что Шанталю не хотелось возвращаться обратно в душную комнату, но на дворе царил слишком поздний час, чтобы бродить в одиночестве. Вышел ли из дома именно Кэмерон, Татум и Шанталь так и не узнали, да и желания не возникло. Вернувшись, они первым делом принялись составлять график дополнительных тренировок. Для этого серьёзного дела Татум выделила целый блокнот, где по дням вместе с Шанталем расписала все дополнительные занятия по теоретическим предметам и тренировкам. Она рассчитала приблизительную нагрузку, время занятий и объём работы так, чтобы они не мешали основному расписанию, оставляя Шанталю время на отдых. В итоге получился самый настоящий календарь, при помощи которого он должен был в кратчайшие сроки догнать всё то, что пропустил. Первый вариант календаря был рассчитан на три месяца, в среднем же Татум планировала вытащить Шанталя на уровень середняка всего за полгода. Для мальчишки, который ничего общего никогда не имел с оружием и драками, это должен быть хороший результат, который не заставлял бы его умирать от усталости. Когда календарь был готов, на часах отображалась уже почти полночь. Мама Татум несколько раз наведалась к ребятам, дабы проверить как они, предложить что-нибудь вкусное, и приготовить ко сну постель, около которой всё это время просидели Шанталь с Татум. Когда с учёбой было покончено, девочка взяла мальчика за руку и отвела в ванную комнату, чтобы всё ему показать. Шанталь принял душ, почистил зубы и, как это обычно бывало в последнее время, зациклился на своём отражении в слегка запотевшем зеркале. Татум откуда-то раздобыла для него пижаму с банным халатом, потому сразу после купания Шанталь переоделся в них. И штаны, и футболка, и халат одинакового тёмно-серого цвета из похожей ткани, мягкой и тёплой, а ещё новой. Кажется, Дэдлоки купили этот набор специально для него. Шанталь потеребил рукав халата — приятный на ощупь и уютный. Подобные комплекты он носил дома, в Капитолии… Воспоминания снова накрыли с головой. Такая мелочь, обыкновенный предмет одежды, но сколько он значил на самом деле. Жаль, что Шанталь не ценил этого. Как бы он ни любил свою прежнюю жизнь, он делал это недостаточно, всегда было недостаточно — теперь он это понимал. Шанталь смотрел на своё отражение и видел, как оно меняется. В лучшую сторону. Лицо, обрамлённое мокрыми волосами, начало обретать здоровый вид, каким оно было до трагедии, синяки под глазами становились прозрачнее, но сами глаза всё ещё казались погасшими, выгоревшими, и вряд ли они уже станут прежними. Когда-то Шанталь прочитал, что на глазах запечатлевается всё, что те видели, может, поэтому они такие? Может, поэтому Шанталя остерегались? Каким окружающие видели его взгляд? Пугающим? Мёртвым? Мальчик рукой вытер зеркало и постарался улыбнуться своему отражению, как советовали доктора. Вышло плохо, но если не учиться, ничего в итоге не выйдет. Шанталь вздохнул и вышел из ванной. Татум должна поджидать его снаружи, чтобы сопроводить в спальню, но её почему-то не было. Шанталь пошёл по коридору вперёд, услышав её голос, кажется, на кухне, но чем ближе он подходил, тем медленнее ступал, потому что понял, что Татум говорит с мамой и говорит о нём. Подслушивать плохо, потому Шанталь так никогда не делал и сейчас не хотел, вот только ноги его не слушались, налившись свинцом, потому мальчик просто замер, внимая тому, что о нём говорят. К ночи в доме Дэдлоков повсюду горело вечернее освещение — приглушенное, матовое, такое, которое и взор не раздражает, и всё, что нужно освещает. Шанталь дышал медленно, стоя прямо за углом у входа на кухню. — Почему мы не можем оставить его насовсем? — спрашивала Татум в привычном для себя требовательном тоне. — Милая, он не домашнее животное, которое мы можем просто так забрать. Этот мальчик находится под опекой Капитолия, и никто не в состоянии усыновить его или приютить. — Мы же Дэдлоки! Мы можем больше других! — бунтарские нотки в голосе Татум постепенно усиливались. Шанталь даже отсюда слышал, как нетерпеливо девочка топталась на месте. — Ты просто не видела, в какие условия его поселили. Шанталю придётся жить в пустой подсобке! У него даже окна нет! Ему не дали ни кровать, ни тарелки, ни одежду, про еду и прочее я вообще молчу! Его бросили на произвол судьбы. Я бы сошла с ума, если бы мне пришлось жить в месте, подобном той ужасной комнате. Мы не можем его там бросить, пожалуйста, мама! — Солнышко, Шанталь — собственность Капитолия и мы ничего с этим не поделаем. На душе Шанталя похолодело. «Собственность Капитолия». Вот оно как. Будто какое-то здание или участок земли. Собственность… Вот почему ему не позволили взять свои вещи и не дали ничего взамен — Шанталь должен знать своё место и быть благодарен за то, что вообще жив и находится здесь. Мальчик судорожно сглотнул, вспоминая все те мероприятия, на которых бывал с семьёй. Все так и норовили ущипнуть его за щёчку, подёргать за вьющиеся волосы и восхититься глазами-бусинками, а теперь он собственность, как и его дом, от которого, наверное, уже ничего не осталось. Вот так и попадают в рабство? По воле случая? Как мало необходимо для того, чтобы из касты любимцев оказаться среди рабов. — Значит, мы попросим Дю Понов… — Дю Поны влиятельны, но не всесильны. Даже они не могут выбить для нас попечительство над мальчиком, — тихо проговорила миссис Дэдлок. — Мы способны помогать ему, но забрать Шанталя к себе, не получится, малыш. Нам не позволят. — Ты даже не пыталась! — не на шутку разозлилась Татум. — Тише, солнышко, — прошептала миссис Дэдлок. — Сегодня я говорила со знающими людьми и мне сообщили, что с Шанталем вопрос закрыт. Мне жаль, но это так. Он такой милый мальчик. Мне больно за него не меньше тебя, но всё, что мы можем, это помогать ему с тем, что есть. Папа уже кое-что полезное присмотрел. В ближайшие дни мы все вместе займёмся обустройством его жилья. — Я хочу, чтобы он остался, — приглушенным голосом сказала девочка, чуть ли не плача. У Шанталя снова начали подрагивать руки, а сердце забилось чаще. Он и сам не знал, что именно его так взбудоражило: голос Татум или её слова. Слушать дальше он не стал. Это было слишком тяжело, тяжелее, чем сдвинуться с места. Ноги всё ещё казались жутко тяжелыми, и передвигал ими мальчик с трудом. Он размеренно подошёл к лестнице и начал подниматься вверх, держась за поручень, потому что глаза заслоняли слёзы. Эмоции расшатывали его, Шанталь чувствовал это физически. Ноги подкашивались, пальцы рук дрожали, а по щекам катились тёплые слёзы. Дэдлоки были хорошими людьми. Добрыми, милыми и великодушными, чем смахивали на его собственную семью, и это было наиболее болезненно, потому что своим тёплым отношением к Шанталю они пробуждали воспоминания о том, чего он лишился. Чем добрее к нему относились, тем больнее становилось Шанталю, потому что они — не его семья и никогда ею не станут. Дэдлоки — болезненное напоминание о том лесе, о том убийце, о двух людях, тающих в охваченных пламенем гробах, о том, чего уже не вернуть. Никогда. Шанталь добрался до той комнаты, в которой проводил время с Татум, толкнул дверь, вошёл внутрь и сразу же согнулся пополам пытаясь отдышаться. Голова закружилась, затошнило, бросило в жар, слёзы выжигали глаза, потому Шанталь с трудом добрался до кровати и присел на её краешек. Татум кое-как уложила все книги в углу, тарелки из-под торта лежали на столике, а окно она закрыла плотными шторами мутного синего цвета. Здесь было так тихо, спокойно и по-домашнему, что Шанталю показалось, будто всё это сон. А вдруг? Вдруг ему лишь кажется и вот-вот он проснётся? Эта комната — не его жизнь, как и дом, как и сами Дэдлоки. Он тянулся к ним, но понимал, что всё это — противоестественно, как красивая обертка, внутри которой испортившаяся конфета. Послышались шаги. Мальчик спешно вытер слёзы с лица, глубоко вдохнул, и когда в комнату заглянула Татум, сделал вид, что всё в порядке, даже улыбнулся. — Ну, и шустрый же ты! Я за тобой не успела! — прогромыхала она, заскочив внутрь. Татум подошла к кровати и плюхнулась на её краешек, внимательно рассматривая лицо Шанталя. Ну, вот, сейчас поймёт, что он плакал. Наверное, уже поняла. — Твоя одежда стирается. К утру я тебе её принесу. Шанталь перевёл взгляд в пол. А может, она ничего не заметила? Надо бы её отвлечь… — Ты мне так и не показала свою комнату, — сказал он, украдкой поглядывая на подругу, не сводящую с него глаз. — Тебе рановато её видеть, — осторожно ушла от ответа Татум, загадочно улыбаясь. — Почему? Что с ней не так? — слегка нахмурился Шанталь, на что девочка только таинственно улыбнулась. Её взгляд буквально пропиливал его насквозь, отчего Шанталь чувствовал себя жутко неловко. — Ты всё слышал, — наконец, сказала она. — Мы тебя не бросим, ты же понимаешь? Здесь ты в безопасности, так что спи, иначе заснёшь завтра на занятиях прямо во время кросса. — Шанталь кивнул. — Сейчас же ложись спать. При мне. Я должна видеть, что ты спишь, а не думаешь о всяких плохих вещах. — Хорошо, — прошептал Шанталь и, освободившись от мягких домашних тапочек с халатом, заполз в кровать под одеяло. Мягкая подушка, мягкие матрасы — как давно это исчезло из его жизни! — Вот и славно! — улыбнулась Татум, взяв его за руку. — Я буду за тобой наблюдать из соседней комнаты, так что сбежать не получится! — Не буду даже пытаться. — Улыбнулся в ответ он. Татум удовлетворённо кивнула, выпустила его руку из своей, и направилась к выходу. — Спи, — сказала она напоследок. Выключился свет, дверь почти бесшумно хлопнула, и девочка удалилась к себе. Какое-то время Шанталь просто лежал в кровати, глядя в потолок. Разумеется, в темноте он его не видел, но знал, что тот нависает над ним. Стало настолько тихо, что Шанталь мог считать удары собственного сердца. Он хотел спать, вокруг темно, постель мягкая, что ещё нужно? Но нет, сон всё не приходил. Как и всегда, каждую ночь с того самого дня. Шанталь нервно заёрзал, потирая свой шрам на ладони. Здесь его не достанут, здесь нет врагов, всё хорошо, хорошо… Всё хорошо… Вокруг Шанталя сгустился туман. Плотный и холодный даже с синеватым оттенком. Он полз по земле, словно змея, медленно и плавно охватывая собой всё вокруг. Шанталь не понимал, где он находится. Лес? Поляна? Площадь? Всё стало каким-то неразличимым, утонув в дымке. Мальчик вытянул руку перед собой, пытаясь нащупать туман, но тот сам верёвкой вился вокруг его запястья, заставляя чувствовать мертвенный холод, не похожий на морозный воздух или холодный ветер во время ливня. Белые завихрения становились плотнее, буквально сдавливая кожу на руке мальчика. Он встрепенулся, попытавшись смахнуть их, как вдруг понял, что белые клубы тумана на его запястье трансформировались в руку. Вытянутую, полупрозрачную с очень длинными пальцами, не похожими на человеческие. Шанталь медленно перевёл взгляд со своей руки вверх и замер, увидев нависшую над собой тень. Высокую, в чёрном развевающемся полупрозрачном балахоне с капюшоном, скрывающим лицо, если у тени оно вообще было. Шанталь выдохнул, и туман около его рта, словно густое вещество, откатился в сторону. Новый вдох он сделать не мог. Дымка казалась столь едкой и холодной, что вдыхать её было больно. Узкие пальцы сжимали его руку всё сильнее, кажется, ещё немного усилий и треснет кость, но Шанталь продолжал стоять как вкопанный, не в силах что-то предпринять. Тёмная фигура нависала над ним, пугая неизвестностью. От неё веяло чем-то сырым и пресным, как будто Шанталь неожиданно оказался в глубокой пещере около реки. Прозрачная рука коснулась его шрама, и внезапно позади Шанталя раздался крик. Голос знакомый, но как будто полузабытый. Мальчик обернулся, и в лицо его удалось пламя. Чудом оно не выжгло ему глаза. Огонь охватил всё вокруг, как будто туман внезапно сменил свой цвет и стал жутко горячим. Теперь Шанталь не мог сделать вдох из-за дымовой завесы, образованной стенами пламени. Огонь был повсюду, отражаясь на лице Шанталя, но, почему-то, не касаясь его, как будто нарочно подпугивал. Мальчик чувствовал его жар, чувствовал дым, а затем различил в необузданном потоке пламени какие-то предметы. Что-то массивное, объёмное… Шанталь сделал шаг навстречу огненной лавине и тотчас в ужасе прикрыл рот руками. В самых ярких вспышках пламени что-то горело. Длинные прямоугольные коробки. Гробы. Горели, будто факелы, трещали, словно вот-вот взорвутся. Что-то начало постукивать то справа, то слева, но Шанталь не мог смотреть ни на что иное, кроме как на два массивных закрытых гроба перед ним. Пламя отчаянно их пожирало, но… дерево почему-то не горело. Огонь как будто скользил сквозь него. Слёзы мальчика падали на землю, тоже охваченную пламенем. Снова стук, агрессивный, быстрый, словно стучали отбойные молотки. Громче и громче. Звук был настолько противным и тяжёлым, что Шанталю пришлось закрыть уши ладонями, чтобы не навредить перепонкам. Из-за огня глаза неустанно слезились, стук становился всё более гулким. Тук-тук-тук-тук. Рёв пламени усиливался, а гробы всё не сгорали и… Шанталь приоткрыл рот от удивления — они дребезжали, словно кто-то их шатает. Он попятился назад, чувствуя жар огня на своих лодыжках, ведь пламя отнюдь не такое страшное как гробы. Тук-тук-тук. Гробы колотились всё сильнее, будто вот-вот разлетятся на части. Вдруг Шанталь понял, что этот стук… исходил из них. Пламя взмыло выше, деревянные крышки приоткрылись и изнутри пылающих гробов показались горящие человеческие руки. Кожа на них сползала будто воск, ногти переломаны, половины из них на залитых кровью пальцах и вовсе не осталось. Шанталь, задыхаясь, попятился назад, упал, но всё равно пытался отползать в сторону. Жуткие руки настукивали дьявольскую чечётку прямо на крышках гробов. Пальцы скреблись, плоть горела, а затем до ушей Шанталя донёсся ужасный истошный крик в такт которому пламя разбушевалось с новой силой, затмив собой всё, что Шанталь видел. Он закричал. Кричал до хрипоты, отполз назад, обо что-то стукнулся, царапал ногтями землю, и вынуждал себя прятаться как можно дальше от жутких тлеющих пальцев. — Шанталь, спокойно! Что тут у тебя происходит? Он услышал знакомый голос, затем вспыхнул яркий свет, и его охваченное судорогой тело обмякло. Каким-то образом Шанталь умудрился переместиться из кровати в противоположный угол, в который он забился, панически оглядываясь, и заторможено вспоминая, где он и что происходит. Знакомая спальня. Окно, кровать, гора книг и тапочки, которые ему вручила миссис Дэдлок. Он в доме Дэдлоков… Лёг спать после занятий с Татум и… Девочка подошла к нему и протянула ладонь, но Шанталь не спешил вставать с пола. Сначала нужно отдышаться. Он провёл обеими руками по волосам — они уже успели высохнуть, а вот на лице напротив выступила испарина. — Эй… — голос Татум звучал удивительно мягко и заботливо. Она опустилась на колени рядом с другом, с интересом заглядывая в его лицо. — Тебе приснился кошмар? — Они постоянно мне снятся. — Шанталь с трудом сглотнул. — Каждый день. Поэтому мне лучше не спать. — Может быть, вызвать врача? — почти шёпотом спросила Татум, на что мальчик лишь отчаянно покачал головой, затем встал с пола и сел на кровать, медленно раскачиваясь взад-вперёд. Он размеренно вдыхал через нос, а выдыхал через рот снова, и снова, пока сбившееся порывистое дыхание не начало выравниваться. Татум тут как тут оказалась рядом. — Не нужен врач, они мне не помогут. От докторов только хуже. Я провёл с ними достаточно времени, чтобы понять, что они только всё усугубляют. Ты начинаешь себя чувствовать сумасшедшим тогда, когда с тобой обращаются как с сумасшедшим. Эти мозгоправы видят всех людей одинаково больными, неважно шизофрения у тебя или посттравматический синдром. Они лечат, но не поддерживают, а одно без другого не даёт должного эффекта. Таблетки не помогут, если ты живёшь в страшной больнице и видишь либо злых врачей, либо душевнобольных пациентов, понимаешь? Татум кивнула, ведя себя на удивление скромно. — Я кричал? — преодолевая неловкость, поинтересовался Шанталь, украдкой поглядывая на Татум. — Нет. Только стучал. Я пришла проверить, что тут у тебя случилось, и увидела, как ты сидел в углу, а не лежал в кровати. Мама с папой, кажется, тебя не услышали. — Это хорошо. — Выдохнул Шанталь. — Не рассказывай им, ладно? — Они не испугаются, — прямо заявила Татум и приобняла друга за плечи. — Ты… очень хорошо держишься после всего пережитого. Ты не стал психованным маньяком, который отрезает людям носы, у тебя не поехала крыша, как у мистера Антонио, который залезал на дерево и кукарекал в четыре утра, ты не ста… — Да-да, я понял, — деликатно перебил Татум он и поёжился, представляя перед глазами все те ужасы, которые она описала. Шанталь давно боялся пополнить ряды вот таких странных людей, чувствуя, что и его психика стала очень хрупкой. Если раньше она казалась ему массивным архитектурным сооружением, то сейчас шаталась, как старый дом без фундамента. Казалось, что ещё немного, совсем чуть-чуть, и всё развалится, чего Шанталь допустить не мог. Как бы ни было плохо, что бы ни случилось, нужно смотреть на мир трезво, и цепляться за то, что у тебя есть. Мама всегда говорила, что прошлое не имеет цены в сравнении с будущим, которое в любой момент можно исправить. Прошлое же — бесполезный груз, цепляться за который значит идти ко дну. Семья и счастливая жизнь остались в прошлом, выходит, хвататься за них, значит — тонуть. Татум и академия — это будущее. Вот за что нужно держаться. Шанталь хранил воспоминания о родителях с теплотой, но понимал, что жить только ими нельзя, их недостаточно, нужны другие цели, и Шанталь их обрёл. Вот только боль и ужасы в карман не спрячешь, и так просто от них не избавишься. Нужно время. Придётся терпеть эти кошмары и впредь… — Тогда… знаешь что? Идём со мной! — потребовала Татум, встав с кровати. Она протянула Шанталю руку и, когда он к ней прикоснулся, Татум потянула его за собой. Шанталь не задавал вопросы, лишь покорно следуя за своей подругой. Ему нравилось быть ведомым, прислушиваясь к Татум-лидеру. Каждый раз, когда она брала ситуацию в свои руки, ему становилось хорошо. Он забывался на время, и все его проблемы будто… притуплялись, он ненадолго терял их из виду, и это становилось наилучшим лекарством. — Постарайся ничего не рассматривать, понял? — Конечно, — согласился Шанталь, чувствуя, что уже порядком успокоился, но слова Татум вновь его встревожили. Почему нельзя ничего рассматривать? Девочка вывела его из одной комнаты и завела в другую, в которой царил полумрак. Шанталь застыл ещё в дверном проёме, потому что настольная лампа, светящаяся приглушенным синим цветом, кружилась, отбрасывая на стены силуэты всяких… монстров? Шанталь различил горгулий, дракона, скелеты, минотавра, ктулху, волков-оборотней на двух ногах и кучу других непонятных существ, между которыми летали крохотные летучие мыши. Татум вела его за собой, а Шанталь, вопреки обещанному, жадно рассматривал всё вокруг, потому что… это точно спальня? Примерно на середине комнаты он замер, потому как на что-то наступил, это что-то треснуло под его ногой, и зашипело, а затем и вовсе начало… выползать из-под пальцев? — Татум? — прошептал Шанталь, услышав, как она недовольно застонала. — Не обращай внимания, оно не живое. В этой комнате нет ничего живого и опасного, просто иди дальше. — А что тогда ползёт у меня под ног… — Просто иди, — умиротворённо ответила Татум, ведя его под руку. — И не смотри по сторонам! Не смотри по сторонам… Как это сделать, если стороны сами смотрят на тебя? Шанталь сделал глубокий вдох, медленно ступая дальше, но ему под ноги снова что-то попалось, а затем он и вовсе обо что-то споткнулся. — У-у-у, дьявол, как здесь оказалась моя сумка с настольными играми? Ты же не ударился об неё, нет? — поинтересовалась Татум, вслед за чем Шанталь услышал гулкий пинок, падение и шорох, будто кто-то высыпал на пол пару десятков шашек. Теперь споткнуться и убиться можно ещё и об них. — Вот мы и пришли, — радостно объявила она, отпустила Шанталя и залезла в свою кровать. Дилони так и остался снаружи, не зная, что ему предпринимать. Силуэты монстров на стенах кружились в дьявольском вальсе, а в углу вообще притаилось что-то большое, бесформенное и чёрное! — А что это там, в углу? — осторожно поинтересовался он, с опаской указывая пальцем на тёмное пятно. Кажется, это нечто завешено какой-то тканью… — Ритуальный алтарь, но для тебя это не важно. Зачем ты смотришь по сторонам? Не нужно этого делать! — Ритуальный… что? — Шанталь обернулся и тотчас попятился к кровати, прижавшись к ней, лишь бы не приближаться к какому-то там алтарю. — Полезай уже! — Татум постучала рукой по пустому месту на кровати. Шанталь ещё не отошёл от шока, увидев некий алтарь, как подруга ввергла его в новый шок. — Куда? — заторможено уточнил тот, растерявшись. Татум разочарованно простонала. — В постель, куда же ещё! Ты собираешься спать стоя? — Это же твоя кровать. — Будто та, на которой ты спал до этого, не моя. — Да, но ты в ней не спала… — Так это мне нужно вылезти из кровати и спать стоя? — Нет, но… — Тогда делай, что тебе говорят, и ложись, Шанталь! Ну, что за глупенький мальчик! Твои кошмары тебя отупляют. Нужно как можно скорее от них избавиться, пока ты не стал таким как Кэмерон. — Я не могу спать в твоей кровати. Ты же девочка, — изумлённо сказал Шанталь, не понимая, почему Татум его не слышит. Она села в кровати, пристально глядя на него. Конечно, он не видел лица своей подруги, но даже сквозь тьму чувствовал её осуждающий и недовольный вид. — А кем должна быть? Мальчиком? — Никем. То есть… это твоя кровать, и ты можешь быть, кем хочешь… Ты меня запутала. — Шанталь сокрушённо вздохнул и покачал головой. — Я хотел сказать, что на одной кровати могут спать только взрослые. Семьи. То есть родители. Повисло молчание. Татум переваривала сказанное другом, неподвижно глазея на Шанталя, который уже и думать забыл про алтарь и что-то ползающее под ногами. — Ты видишь это? — Дэдлок обеими руками указала на свободную половину кровати рядом с собой. — Это называется «пустое место». Вот как Кэмерон в обществе, только вместо него кровать. Зачем быть родителем, чтобы тут спать? Здесь же всё равно ничего нет! Я могу поставить сюда торт или веник. Даже алтарь могу притащить. Торту тоже нужно быть родителем, чтобы лежать здесь? Как называются дети торта? Пирожные? В Капитолии требуют документы для лежания на кровати? Есть какая-то инспекция, которая это контроли… — Ладно. Хорошо. Твоя взяла, — сдался Шанталь, забрался на пустую часть кровати, и укрылся одеялом почти по самый нос. Так вгонять вопросами в тупик как Татум, никто не умел. Что ей отвечать? Как объяснить? В итоге Шанталь почувствовал неправым себя. Лучше сделать, как она хочет — всё равно по-другому не получится. Он лежал на спине, боясь пошевелиться, сам не зная почему. Татум же была абсолютно спокойна и расслаблена, как обычно. Она повернулась набок и подползла к Шанталю почти впритык, отчего его тело окончательно сковало напряжением, и теперь он даже дышал с трудом. — Лучше не подползай так близко, — прошептал он. — Почему? — Потому что так делать нельзя. — Ты же до этого меня обнимал! Что в этом преступного? — Просто… так не принято. Это как бы… невежливо, наверное. — Знаешь, неудивительно, что тебя мучают кошмары. Это всё от пресловутой вежливости, — со знанием дела сказала Татум. — Ты до сих пор не понял, почему я тебя сюда привела? Когда я осталась у тебя в том жутком сарае, тебя не мучили кошмары, вот и сегодня мы переночуем вместе. Я буду отгонять твои ужастики! Они не посмеют тебя пугать при мне. — Не думаю, что ты сможешь залезть ко мне в голову и разобраться с ними… Девочка приблизилась к Шанталю впритык, почти касаясь его носа своим, и обняла, крепко прижав к себе. — Вот и проверим. Какие бы ужасы тебе ни снились, победить их вместе гораздо проще, особенно если твой друг специалист по ужастикам. Возможно, Татум права. Пока что ей хорошо удавалось держать Шанталя на расстоянии от дурных мыслей. Может, она взаправду отгоняла их? Мальчик вздохнул, обнимая её в ответ. У него никогда не было сестры, и он понятия не имел, как вообще общаются братья с сёстрами, но что-то ему подсказывало, что у них всё происходило именно так, как у него с Татум. Он успокоился. Быстрее чем обычно, быстрее, чем сам от себя ожидал. Кошмар остался где-то позади, но вновь закрывать глаза Шанталь страшился, как и каждую ночь. Татум была очень тёплой, потому обнимая её Шанталю казалось, что он обнимает любимую мягкую игрушку. Её волосы пахли целым букетов трав, но другим, не таким как у него — разумеется, шампунь у девочки был свой собственный с теми запахами, которые любит конкретно она. Ночная рубаха у неё ничем не отличалась от дневных платьев, разве что была немного полегче, как и пижама Шанталя. Какое-то время он лежал молча, пытаясь заснуть и в то же время, боясь этого. Татум еле заметно перебирала пальцами его волосы, наверняка дожидаясь, чтобы Шанталь отключился первым, а он никак не мог себя настроить на сон. Что же это такое ползло у него под ногами? Зачем Татум какой-то алтарь, и что в этой комнате такого, чего ему нельзя видеть? Утром ведь он всё равно разглядит! Силуэты монстров плясали на стенах. Шанталь пристально наблюдал за ними. Может быть, это личные монстры Татум, которые защищают её от подкроватного монстра? Конечно, их не существует, но Татум наверняка в них верила. Шанталь вспомнил о собственных, и ему стало стыдно, ведь он тоже верил. Точнее, боялся верить. Что, если тот чёрный силуэт из сна и есть госпожа Смерть, и в тот момент она одарила Шанталя своим поцелуем? Мальчик нервно заёрзал, но тихо посапывающая Татум даже во сне держала его так крепко, что с места не сдвинешься. Поцелованных смертью не существует. Смерти тоже. Люди в гробах не его родители, а если это и они, то для него опасности в любом случае не представляют. Мама и папа любили Шанталя и не причинили бы ему вред. Сны это обыкновенные мысли и страхи, которые материализуются в моменты отдыха мозга. Стоило повторять это почаще, чтобы выкинуть и головы все эти пугалки. Шанталь закрыл глаза и прижался к Татум, размышляя о ней. Разве мог он подумать, что уже на второй день пребывания в округе будет ночевать у своего друга, есть вкусное рагу, и купаться в чистой, пропахнувшей запахами трав ванной? Это важнее, ценнее и правдивее любых кошмаров. Татум была чудесной. Даже когда делала плохие вещи всё равно оставалась чудесной. Самой-самой. Признавать это странно, но Шанталь очень радовался тому, что они стали такими близкими друзьями. Он хотел увидеть её комнату, хоть немного и опасался, хотел знать, как она живёт, хотел читать вместе с ней и тренироваться. Она интересная, умная и сильная. Никого и ничего не боялась. Шанталь хотел бы быть на неё похожим, хотя бы чуточку, чтобы перестать бояться глупых снов и помнить больше хорошего, чем плохого. Только утром Шанталь понял, что всё же смог заснуть и ему даже ничего не приснилось! Он чувствовал себя отдохнувшим, бодрым, ничего не болело, а глаза не щипало от недостатка сна. Татум рядом не обнаружилась. Не успел Шанталь осмотреться в её поисках, как девочка, уже одетая в новое чёрное платье, плюхнулась прямо на него поперёк кровати, хохоча и пинаясь. Она, играючи, дёргала одеяло, щекотала Шанталя и вообще вела себя ужасно буйно. — Почему ты так долго спишь? Уже давно утро, а ты ещё в постели! Поднимайся скорее и беги в ванну. Мы должны успеть поесть, прежде чем отправимся в академию. — Мы что, опаздываем? — переполошился Шанталь, продирая глаза. — Сколько времени? — Шесть утра. Быстрее, Шанталь! У нас сегодня много тренировок! — рявкнула Татум, спрыгнула с кровати и побежала к выходу, оставив мальчика одного наедине со своим негодованием. Ещё только шесть утра! Куда так спешить? В академии ребята оказались раньше всех. Коридоры ещё пустовали, освещение горело выборочно, потому иногда им приходилось идти через пугающие тёмные участки, зато у них накопилось достаточно времени, чтобы дополнительно позаниматься по некоторым дисциплинам. Первую половину дня они учились раздельно. Шанталь не виделся с Татум и это порядком его смущало, потому как всё время приходилось находиться в компании людей которых он не знал и остерегался. На него продолжали коситься, продолжали шептаться за спиной, даже сидя на скамье во время тренировок. Шанталь игнорировал и не подавал виду, что это сколько-нибудь его волновало, хотя без поддержки Татум он чувствовал себя хуже. Компания Кэмерона, разумеется, занималась вместе с ним, и апогеем занятия стал момент, когда на спарринге против Шанталя выставили одного из дружков Кэмерона. К счастью, это был не тот странный парень, который тыкал пальцем ему в спину, а сейчас комментировал выход каждого ученика глупыми подшучиваниями, и не сам Кэм, с которым, как уже понял Шанталь, шутки плохи. Кэмерон дрался хорошо — это было заметно даже для ничего не знающего Шанталя, оттого попадать в пару к нему, да ещё и после подвигов с Татум, совсем не хотелось. Правда, как оказалось, его друг Вальц ничем не хуже. С тренировки Шанталь напрямик отправился в больничное крыло, где его осмотрели, и обработали ссадины на руках и лице. Зачем люди дрались, непонятно, ведь это очень больно, гораздо больнее, чем может показаться. Причём больно не только получать тумаки, но и раздавать их тоже. В столовую Шанталь пришёл со шлейфом мятного запаха мази, от которого даже его подташнивало. Он старался не смотреть на окружающих, сконцентрировавшись на свободном столике в конце зала, где он договорился встретиться с Татум, но её ещё не было, потому, собрав всю силу воли в кулак, мальчик решился купить себе в столовой еду. Отстояв очередь, Шанталь заказал кашу, салат и пару небольших печёночных колбасок. Есть хотелось ужасно. Никогда прежде в Капитолийской школе на перерывах его не мучил голод. Здесь же есть хотелось практически постоянно, как будто расход энергии в десять раз превосходил получение. Шанталь принёс еду в тарелочках без подноса, опустил её на столик, но как только взялся за вилку, на стол грохнулось что-то тяжёлое, заставив все три тарелочки с пищей синхронно подпрыгнуть на месте. Мальчишка взглянул перед собой и замер. Вот и Татум пришла, как это нередко бывало, в недобром расположении духа. На столе возник кирпич, а следом за ним грохнулась и сумка с книгами. Татум уселась в кресло напротив Шанталя, взглянула на него и нахмурилась. — Что это у тебя? — указала она пальцем на свою щёку, заставив Шанталя немного засмущаться. — Я извинился перед той девочкой, Лиз. — Татум ожидаемо хмыкнула, глазами выискивая в толпе девчонку, давшую Шанталю затрещину. И ладно бы, просто пощёчина, так на его щеке остались три царапины от её ногтей… На другой скуле и вовсе виднелась припухлость после спарринга, но Татум сразу разгадала, что царапины к нему отношения не имеют. — Больше не будешь извиняться. А я говорила, что это дурная затея! — Вижу, ты вернула свой кирпич, — перевёл разговор в другое русло Шанталь, принимаясь за кашу. — Ага, вернула, — недовольство так и лилось из Татум наружу, но она явно сдерживалась. — Кэмерон подложил его в мой шкафчик, и всё бы ничего, но… он его испортил! Посмотри, что наделал! Татум резко придвинула к Шанталю свой кирпич, никак не отреагировав на то, что он оставил на поверхности стола под собой несколько жирных царапин. — Дю Пон его обрисовал! — сокрушённо выпалила Татум, что неудивительно, ведь весь её драгоценный кирпич был исписан какими-то словами. Кэмерон не оставил на нём ни кусочка свободного места, превратив бежевый кирпич в красный, благодаря маркеру. — Испортил мой кирпич! Осквернил артефакт! — Кошмар какой, — безучастно подметил Шанталь, поедая свою кашу с салатом. И то, и другое оказалось довольно безвкусным, но как же ему нравилось! Татум притянула кирпич назад, снова оставив на столе ряд мелких царапин. — И что значит это «мур-мур-мур»? Что это вообще такое? Какое-то новое грязное обзывательство? Я не знаю такое. Как оно расшифровывается? — возмущалась с умным видом девочка, вертя в руках кирпич, осматривая со всех сторон в поисках подсказок. Вот только ничего кроме десятков «мур-мур-мур», написанных либо очень крупными, либо очень мелкими буквами на поверхности кирпича, больше не было. — Ты не знаешь? — Нет. — Покачал головой Шанталь. — Может быть, это не обзывательство? — осторожно спросил он. — Может, это означает… мурлыканье котёнка? Татум уставилась на Шанталя так, будто он сказал самую безумную глупость на свете. Ужасную. Неприемлемую. Её глаза округлились, а лицо вытянулось. Кажется, Татум даже побледнела от возмущения. — Какое еще мурлыканье? Наверное, тебя очень сильно побили, Шанталь! Конечно же это обзывательство, ну, что ты такое говоришь! Изощрённое… — Татум резко хлопнула кирпичом по столу. — Этот грязный слизняк меня обозвал, а я не понимаю как! — Ты можешь спросить у Кэмерона, что это значит, — предложил Шанталь и обернулся, глазами выискивая среди множества ребят компанию Дю Пона, которая обычно легко угадывалась в толпе своим количеством и шумом, окружавшим её. Сегодня они сидели по-прежнему недалеко от крайнего столика Шанталя и Татум, но ребят накопилось ещё больше, чем обычно, больше дюжины. Они играли с едой, спорили и болтали, хохоча. Лурд пытался вилкой нагребать чай, чтобы пить, а Кэмерон его консультировал в этом непростом деле. — Шутишь? — изумилась Татум и, заговорщицки стреляя глазами, склонилась над столом. — Хочешь, чтобы он понял, что мы не знаем значение обзывательства? — Татум с прищуром взглянула Шанталю за плечо в сторону компании Кэма. — Срочно сделай умное лицо! — скомандовала она, как только высокий смуглый мальчишка и сам Кэмерон заметили, что за ними следят. — А обычно у меня какое? — Растерялся Шанталь, повернувшись к Татум. — Вот так сойдёт, — сказала та, нарочито надменно глядя на сидящих за спиной Дилони ребят. Видимо, тоже делала умное лицо, задумчиво царапая ноготками свой кирпич. Кэмерон немного наклонил голову в сторону, улыбнулся и, вскинув руку в воздух, лениво ею помахал, чем вызвал взрыв смеха у своих дружков тотчас принявшихся повторять за ним, что превратилось в какой-то ритуальный танец. — Они не должны узнать, что мы не в курсе! Ты же не хочешь, чтобы нас посчитали идиотами? — Татум задумалась. — Может, это анаграмма? Или какой-то очень сложный шифр… А может, древнешумерское проклятие? О, нет! — резко выпалила она, на эмоциях вскочив со своего места. — Кэмерон наверняка прочитал учебник по криптографии до конца и взял новый за следующий курс! Этот гад опередил меня! Дьявол! Девочка быстро перекинула сумку через плечо, зашвырнула в неё кирпич, и поспешила к выходу из столовой. — Куда ты? — бросил вслед ей Шанталь, не успев опомниться, как та уже сбежала. — В библиотеку! Чёрной тенью Татум скрылась меж столиков и снующих туда-сюда учеников всех возрастов, быстро затерявшись на их фоне. Жизнь в академии текла рутиной, но это однообразие Шанталю пришлось по нраву, оно успокаивало и дарило шанс на исцеление. Мальчик спокойно доел свой обед, после чего заглянул к подруге, а затем отправился на беседу к психологу. Эти занятия действительно проходили не так, как те, в Капитолии. Два раза в неделю Шанталь посещал миссис Рэйли, с которой просто… говорил. Она задавала ему вопросы, он отвечал. Женщина не вела себя с ним надменно, как это делали доктора, потому и разговор с ней складывался проще. Миссис Рэйли поддерживала его, помогала понять, как устроено обучение в академии, помогала поверить в то, что у него обязательно получится научиться всему, что умеют другие, просто поначалу будет сложно. Шанталь быстро привык к антуражу кабинета миссис Рэйли, потому, входя в него, не чувствовал тревогу и даже скованность. Ему нравилось, что она не зацикливалась на нём, попутно занимаясь какими-то своими делами, не смотрела на него изучающе, и вообще делала это по минимуму, будто нарочно, чтобы Шанталь чувствовал себя в максимально естественной среде. — Вы верите в поцелованных смертью? — спросил он на первом же занятии, глядя куда-то мимо миссис Рэйли. Шанталь неосознанно водил пальцем по шраму на руке, вспоминая слова Татум. Нет, он не зациклился на них, просто ему стало любопытно, что думают об этом другие. Как много людей вообще считают его поцелованным смертью? Услышав столь неожиданные слова от своего ученика, миссис Рэйли отложила записи в сторону и с любопытством взглянула на Шанталя. Солнце, прорывающееся сквозь полузакрытые жалюзи, освещало её силуэт золотом. Деревянный стол, полный бумаг, блокнотов, ручек и прочей канцелярии тоже отливал золотом. Кабинет, скорее, напоминал немного неряшливую комнатку какого-нибудь писателя-романтика, нежели преподавательское логово. Здесь было так уютно и тепло, как под лучами солнца тихой ранней осени. Как на кухне его собственного дома когда-то… — Это всего лишь графический роман, Шанталь. Безусловно, интересный, но всего-то роман. Нет, я не верю в поцелованных смертью. А ты? Это не самое лучшее чтение для тебя. Мисс Дэдлок поделилась им с тобой? — Неважно кто, — ответил Шанталь, расслабленно сидя в кресле напротив преподавательского стола. Как же приятно солнце ласкало кожу… Шанталь даже прикрыл глаза, наслаждаясь последними моментами лета, перетекающего в осень. — Я тоже не верю в них и понимаю, что это лишь работа писателя, но всё так… странно. Почему сильные люди умирают, а слабые выживают? Я с родителями был в равных условиях. Почему они, будучи старше и сильнее, погибли, а я нет? Не понимаю, как это устроено… Шанталь опустил голову, заламывая пальцы и прислушиваясь к шевелению стрелки на часах, висящих на стене. В комнате допросов он видел такие же. Казалось бы, этот кабинет должен вызывать те же впечатления, но нет, здесь было так уютно и спокойно, словно это и не академия вовсе. Матовые бежево-коричневые стены создавали уют, всякие мирские детали вроде часов и плакатов с красивыми пейзажами умиротворяли, а огромное количество ненужной канцелярии, лежавшей повсюду, где только можно, заставляли себя чувствовать так, словно ты в гостях у друга. Всё располагало к диалогу, и говорить здесь даже о самых страшных вещах было не так больно, как обычно. — Ищешь объяснение тому, почему ты выжил? — аккуратно поинтересовалась миссис Рэйли. — Я просто подумал о том, что смерти всё равно, слабый ты или сильный, все равны перед ней, и никакая подготовка, никакой ум и сила не имеют для неё значения, если она решит забрать тебя с собой, — глухо проговорил Шанталь, чувствуя какую-то пустоту в собственных словах, как будто он говорил о ком-то другом, а не о себе. — Есть вещи, которые невозможно объяснить, но то, что ты выжил — чудо, и это значит, что твоя жизнь особенно ценна. Вдруг тебя ожидают великие дела? Но для того, чтобы их совершать, следует пройти большой путь. Думаю, твои родители не сразу научились создавать прекрасные здания. Они всего достигли своим трудом, и ты тоже сможешь. Жаль, что я не знала их лично, но, предполагаю, что они были потрясающими людьми. — Самыми лучшими. — Шанталь натужно улыбнулся, окидывая взглядом комнату. — Ваш кабинет им бы понравился. Много дерева, солнце, почти полное отсутствие электроники и матовые цвета. У вас здесь очень красиво. Миссис Рэйли улыбнулась и обернулась к окну, сквозь мягкие жалюзи которого по комнате растекалось золотое свечение. — Ты славный мальчик, Шанталь, но я не уверена, что общение с мисс Дэдлок для тебя безопасно, — высказала давно повисшие в воздухе опасения она. — В академии очень много ребят, с которыми тебе было бы легче общаться. — Мы с семьёй отправились на пикник. Вот что небезопасно, миссис Рэйли, а Татум — самое безопасное, что со мной случалось в последнее время, — уверенно ответил Шанталь, глядя на преподавательницу. — Татум мрачная девочка. — Поэтому лучшего друга мне не встретить. Твёрдость Шанталя относительно Татум впечатлила миссис Рэйли, поэтому больше она не пыталась говорить ему, будто общение с ней может влиять пагубно. Скорее всего, она поняла, что Шанталь отыскал своего человека, отыскал свой якорь, и неважно какой он — весёлый и послушный или мрачный и хулиганистый. Шанталь чувствовал с Татум невероятно сильную связь, которую не мог объяснить. Они были не похожи и похожи одновременно, доверяли друг другу безоговорочно и вообще практически не расставались. Татум учила его всем премудростям жизни профи, и в самые сложные времена заставляла верить в себя и пытаться. Снова, снова, снова. Она была неугомонной, неумолимой и с бесконечным источником энергии, судя по тому, что никогда не уставала. Иногда Шанталю казалось, что он неисправим, и ничему тому, что умеет Татум, не научится, но разве ей можно перечить? Не верить? Мальчик старался на грани возможностей, держал себя в руках даже тогда, когда не было ни сил, ни желания что-либо делать, но ради Татум, ради того, что ему предстояло совершить в будущем, ради необходимости стать лучшей версией самого себя, он работал до последнего вздоха. Драться больно. Падать больно. От большинства физических нагрузок тоже больно. Половина занятий приносили боль, но с каждым последующим днём Шанталь всё отчётливее понимал — он привыкал. Боль становилась чем-то обыденным, утратив свою остроту. Она больше не пугала, напротив, Шанталь медленно начинал находить в ней утешение. Ссадины помогали не думать о семье, не думать о горящих гробах и собственном одиночестве. Да, у него появилась Татум и её семья, но это другое. Есть потери, которые восполнить невозможно, можно лишь не позволять им поглощать тебя, чтобы жить дальше, тем более что иной исход Шанталь не мог себе позволить. Нужно стать сильнее, проворнее, умнее, нужно оказаться на равных с остальными и развиваться как можно быстрее. Кошмары по-прежнему снились. Примерно одинаковые, но немного реже. Пока Шанталь жил у Дэдлоков, они практически исчезли, потому что Татум отнимала всё внимание кошмаров на себя. Шанталь шутил, что после комнаты Татум ни один кошмар не страшен. Дэдлоки заботились о нём как родная семья, каждый день, заставляя Шанталя чувствовать себя неловко. Они кормили его, поили, всей гурьбой отправились покупать ему одежду и предметы первой необходимости. Однажды после занятий Шанталь обнаружил в своей подсобке диван. Новый, мягкий и красивый. Дэдлоки нарочно не сообщали ему о своих планах, зная, что Шанталь воспротивится. Он чувствовал себя нужным и важным, чувствовал, что рядом есть люди, на которых можно положиться, но как смотреть им в глаза после такого? Мальчик чувствовал себя виноватым за то, как он живёт, за то, что другим приходится переживать о нём, но одно он понял довольно быстро — всем Дэдлокам нет смысла перечить. Когда Шанталь говорил, что не голоден — ему наполняли тарелку с едой доверху. Когда он говорил, что у него всё есть, Фиора покупала ему новую рубаху. Всякий раз, когда Дэдлоки поступали как Дэдлоки, мальчик чувствовал себя попрошайкой, нахлебником и лишним бременем на их шеях, но… помощь принимал, потому что отказы не принимали уже они. Вместе с папой Татум Шанталь мастерил всякие мелочи, необходимые для дома, чтобы хоть как-то облагородить новое жильё. Как оказалось, Клеменс не очень силён в работе по дому и сколотить табуретку для него куда сложнее, чем испечь четырёхъярусный торт, потому Дэдлок-старший научился у Шанталя большему, чем Шанталь у него. Меньше всего к обустройству дома приложила свою руку Татум, зато её увлекательные рассказы из жизни стоили тысяч табуреток. Времени грустить у Шанталя оставалось совсем мало. Каждый его день расписан с утра до ночи, каждый день преподносил что-то новое, каждый день Шанталь чему-то учился, становился сильнее и лучше, чем вчера. Постепенно его коморка превращалась в маленький домик. Вчера он открыл дверь в пустую комнату, сегодня в ней стоял диван, а на завтра появились деревянные полки, сделанные собственноручно им и мистером Дэдлоком. В библиотеке Шанталь раздобыл полезные книги по домоводству, которые шустро прочёл, чтобы сделать комнатушку не просто жильём, а уютным домом, в который хотелось бы возвращаться. Татум смеялась над тем, как внимательно Шанталь читал о вязании, и подбрасывала в воздух его книжки забавы ради, пока он вместе с Клеменсом не склепал ещё один деревянный стеллаж, на сей раз для книг. Лето закончилось, началась осень, и незаметно подкрался день рождения Шанталя. Первый день рождения без мамы и папы. Первый день рождения вне дома. Просыпаться в этот день было странно. Наверное, Шанталь должен радоваться тому, что сегодня его праздник, что он стал ещё чуточку старше, тому, что он жив, в конце концов, но… чувствовать радость он не мог. Хитрые Дэдлоки, видимо, предугадали это, потому что за пару дней до дня рождения забрали Шанталя к себе, именно забрали, потому что Татум выкрала ключи и отказывалась их возвращать явно не без поддержки родителей. А ведь поначалу Шанталь считал, что она на них совершенно не похожа! На деле же упрямство и категоричность явно достались ей от семьи. Мама то и дело заставляла Шанталя пробовать приготовленную ею еду и оценивать, будто Шанталь какой-то гурман, а отец заигрался в мастера на все руки и учился у Шанталя хитростям домохозяйства, которые тот перенял у собственных родителей. Утро девятого сентября выдалось таким же солнечным, как и день, когда… Шанталь вздохнул. Снова это полупрозрачное солнце. Странно просыпаться в свой день и осознавать, что он не будет таким, как всегда. Каждый день рождения Шанталя был таким же, как предыдущий. Ничего не менялось: всё такой же торт, подарок, подаренный в одно и то же время, одинаковые пожелания, улыбки, горящие свечи. Шанталь отдал бы что угодно за то, чтобы все эти одинаковые дни повторились ещё хотя бы раз. Тоска по утраченному порождала ноющую боль в мыслях, от которой некуда деться. То, что казалось ему таким постоянным, осталось в прошлом. Больше не будет раннего пробуждения под голос мамы и папы, не будет этих спокойных и уютных праздников в тесном семейном кругу, смущения от подарков, которые Шанталь всегда стеснялся получать, не будет этих забавных обсуждений всего на свете, смешной детской музыки, сыгранной на дудочках… Не будет больше ничего. Человек беспомощное создание, ведь он не может повернуть время вспять. Ни разу в день рождения Шанталя не шёл дождь. Сегодня его тоже не было, но солнце всё равно светило не так, как прежде. Он проснулся со звуками будильника, сел в кровати и пару минут просто зациклено смотрел перед собой. Тишина давила на уши, хотя в другие дни в доме Дэдлоков обычно царил шум. Шанталь переоделся в одежду, купленную ему для академии, и поспешил в ванную, радуясь, что сегодня он будет учиться, а не думать, хотя мысли, одна чернее другой, так и лезли в голову. Однако стоило ему в коридоре столкнуться с Татум, как все глупости выветрились, потому что в лицо полетели блестящие чёрные конфетти. Сверкающие кружочки из фантиков застряли у него в волосах, попали за шиворот и прилипли к лицу и одежде, потому мальчик первым делом принялся отряхиваться, но Татум сковала его объятиями. — С днём рождения, мой мрачный друг! Почему ты так рано проснулся? Я не успела вовремя до тебя добежать, чтобы засыпать конфетти в кровати! — Татум отпустила его и самостоятельно небрежно отряхнула от конфетти. Это больше походило на подзатыльники. Девочка потопталась на месте, задрала подбородок и принялась говорить так торжественно, словно собиралась вручить Шанталю орден за отвагу. — Ты классный. Такой мрачный, пугающий и вообще жуткий. Ты самый хороший Шанталь в Панеме, а остальные отстой. Особенно Кэмерон — он самый отстойный отстой на свете. А ты хороший и любишь меня, поэтому… вот мой подарок! — Татум, улыбаясь, протянула Шанталю небольшую плоскую коробку, оформленную в чёрную подарочную упаковку с бантом в виде змеек. Девочка улыбалась, строго стиснув губы, и выглядела не совсем так, как обычно. Вместо привычного пробора по центру, зачесала волосы набок, а на горлышко своего чёрного как смоль длинного платья приколола брошь в виде тёмно-зелёного сплетения змей. — Шанталь, возьми, я тебе не подставка для подарков! — громко сказала она, выдернув Шанталя из оцепенения. Он быстро схватил подарок, чтобы не утруждать Татум и только потом понял, что… неосознанно принял его. Татум удовлетворённо улыбнулась. Вот так манипуляции! — Открой! — потребовала она, и прежде чем Шанталь что-то сказал, сама стала распаковывать коробку, парой движений разорвав её и выбросив на пол. — Татум, прости, но я не могу принять такой ценный подарок. — У Шанталя даже перехватило дыхание от увиденного. Под красивой подарочной упаковкой его ждал… новенький планшет. Прежде у него был похожий, но точно не последней модели. — Тебя не спрашивают. Это подарок от меня, мамы и папы! Теперь он твой. — Татум слегка подтолкнула планшет к Шанталю, который растерялся, не зная, что делать. Мальчик замялся, осознавая, что подарок чересчур дорогой. — Если ты хочешь учиться так же хорошо, как я, тебе нужен планшет. Это не просто подарок, а необходимость для ученика академии. Прими его и пользуйся! Я бы на твоём месте уже схватила и начала его заполнять программами! Шанталь смотрел на Татум, скромно улыбаясь. До чего же милой она была! Сколько запала в глазах, любопытства и энергии. Татум радовалась дню рождения Шанталя гораздо больше, чем он сам, потому он не смел портить ей праздник. Мальчик любяще прижал к груди коробку с планшетом, заставив Татум улыбнуться ещё шире. Вот теперь она довольна, а значит, и он тоже. Недолго думая, Шанталь обнял и её, вместе с подарком. Татум обнимала его взаимно, невнятно что-то бормоча себе под нос, и похлопывая друга по плечам, пока тот, наконец, не отпустил её, ласково поглаживая ладонями с планшетом по спине. Как бы сложилась его жизнь, если бы он не встретил Татум? Шанталь не хотел об этом думать, радуясь тому, что обрёл. Мальчик приблизился к ней впритык и уткнулся своим лбом в её, легонько придерживая руками за голову. — Спасибо, Татум, — прошептал он, улыбаясь. — Люблю тебя, егоза. — Как… как ты меня обозвал? — насторожилась она, чем заставила Шанталя лишний раз улыбнуться. В ответ Шанталь легонько поцеловал её в висок, взял под руку и поспешил вниз. Этот день рождения прошёл совсем не так, как прежние. Первый праздник в новой жизни. Грустный и счастливый одновременно. Дэдлоки сделали всё для того, чтобы Шанталь не чувствовал себя одиноким в этот день. С утра и до самой ночи мальчик проводил его в компании людей в академии, в компании Татум и её семьи. С Шанталем постоянно говорили, ему улыбались, делали всё, чтобы он не чувствовал пустоту, но разве возможно её заполнить до конца? Сколько должно пройти времени, чтобы зияющая дыра в груди, если не затянулась, то хотя бы перестала кровоточить? Что нужно делать для того, чтобы приспособиться к новой жизни? Возможно, ли излечиться от пережитого? Шанталь просыпался с установкой «завтра будет лучше, чем вчера» и это помогало ему. Помогало дышать, питаться, тренироваться, говорить с людьми. Татум и её родители стали ему второй семьёй. Жильё в академии постепенно приобретало очертания настоящего дома и, казалось, медленно, хоть и болезненно, всё налаживалось. До тех пор, пока не наступил тот самый день. Снова.

***

Жизнь циклична. Этот тезис Шанталь встречал в учебниках не раз, но смысл до конца не понимал. Как что-то в жизни может повторяться? Как могут повторяться исторические события? Рождаться похожие люди? Прошлое навсегда в прошлом. Будущее ещё не случилось. Жизнь существует лишь в настоящем. Всё распределено конкретно, а значит, нельзя родиться дважды и дважды умереть. Так он думал прежде, когда жил обычной жизнью обычного ребёнка, но после всего пережитого будто пала пелена с глаз. Всё повторяется. Жизнь это сумбур из повторов. Каждый год наступает зима, весна, лето и осень. Природа предсказуема в том, когда нужно скрыть землю под снегом или раскалить её палящим солнцем. День сменяет ночь, календарные дни повторяют друг друга каждый год, а традиции и вовсе замкнутый круг, возведённый в абсолют. Как бы ты ни старался заживить свои раны, как бы не учился жить заново… пройдёт время, и ты снова окажешься в начале. Тот день, когда их не стало, наступит опять и всё вернётся на круги своя. И он наступил. Шанталя освободили от занятий и разрешили отправиться в столицу, чтобы навестить могилы родителей. Это было самое великодушное, что сделали для него представители власти. Путь в столицу продлился недолго, а спутник его не беспокоил. К сожалению, это была не Татум, а верзила-охранник, которого приставили к Шанталю безопасности ради. В этот день Шанталь снова вспомнил убийцу, его небрежный внешний вид, нож в руке и душу в крови. Всю ночь ему снился собственный побег от этого монстра, но до самого утра сбежать ему так и не удалось. Сон был замкнутым кругом. Цикличностью. Страшна ли смерть? Нет. Страшно убегать от неё. Мальчик проснулся в холодном поту, но никому об этом не рассказал. Даже Татум. Всю неделю ему вновь снились кошмары, и если бы она узнала об этом, то сразу же приволокла Шанталя к себе домой, а он и без того постоянно сидел на шее у Дэдлоков. Май выдался пасмурным, и этот день не стал исключением. Всю дорогу Шанталь смотрел в окно, наблюдая за проплывающими мимо пейзажами. Если бы его попросили рассказать, что он видел, он бы не рассказал ничего, потому что… не запомнил. Мысли мальчика витали где-то далеко отсюда. Он раз за разом прокручивал в голове то, что случилось в лесу, затем на кладбище, снова лес, снова кладбище, и так до тех самых пор, пока не оказался перед открытыми железными воротами Арлингтона. Охранник смилостивился и остался ждать у входа, позволив Шанталю побыть одному. Кованные железные ворота были открыты, но на кладбище никто не виднелся. Шанталь неуверенно направился вперёд, ступая по мягкой зелёной траве, как по ковру. Вокруг царила тишина, такая же убийственно-жуткая, как в тот день. Шанталь с трудом сглотнул, неуверенно идя вперёд. Как много могил. Каждая из них — пристанище чьих-то матерей, отцов, сыновей и дочерей. Шанталь лихорадочно смотрел по сторонам, выискивая знакомые имена, но всё не находил их. В голове засела ужасно глупая мысль, что, возможно, их могил нет, потому что они… Мальчик закрыл глаза, делая глубокий вдох. Нет, нельзя давать себе надежду. Здравый смысл превыше всего. Шанталь видел их смерть, видел тела, знал, что они сгорели, а значит, не должен ни на что рассчитывать. Чудес в реальном мире не бывает, а надежда дарит только боль. Шанталь всё шёл и шёл, не видя конца-края кладбищу. Так много людей и все мертвы. Столько имён, столько жизней… Наверное, лишь на кладбище понимаешь, как ценна жизнь. Мальчик прошёл мимо жутковатых скульптур женщин в длинных платьях, прошёл мимо пьедестала с каменными голубями и пугающей кованой аркой, под которой захоронены дети-близнецы. Он сглотнул и направился дальше. От вида всех этих надгробий начинала кружиться голова, бросало в жар и немного подташнивало. Некоторые имена были ему знакомы, некоторым было уже больше сотни лет. Шанталь шёл то сжимая, то разжимая кулаки. Он знал, что могилы есть, ему сообщили об этом уже давно, в тот самый момент, когда велели приехать. Мальчик ступал медленно, читая каждое имя на надгробьях, пока… Он замер, присматриваясь к имени. Быть того не может! Шанталь опустился на колени перед каменным изваянием и перечитал имя вновь. Это же детектив Брэнсон, который вёл его дело! Дата смерти совсем недавняя — почти три месяца назад. Неужели ему не повезло на работе? Шанталь нечасто слышал истории о гибели детективов, вернее, это была первая. Мальчик судорожно сглотнул и встал. Кто бы мог подумать, что этого человека уже нет в живых… Он ведь был молод. Когда Шанталь находился в Капитолии в прошлый раз, Брэнсон жил… Шанталь сделал глубокий вдох и заставил себя идти дальше, надеясь больше не встретить знакомых имён, а оттого лишь внимательнее присматривался к надгробьям. Кажется, смерть это инфекция, которую не остановить. Шанталь шёл ещё несколько минут, прежде чем наткнулся на небольшое овальной формы гранитно-серое изваяние. На камне зияла его фамилия. Мальчик застыл, не в состоянии сдвинуться с места. Он будто бы смотрел на собственную могилу. Дилони Адриан. Дилони Карла. Последнее воспоминание о людях, создавших целую вселенную для Шанталя, стало простым камнем, одним из бесконечной рощи камней. От них не осталось ничего, кроме имени, высеченного на граните. Лишь имя, которое однажды тоже забудется, сотрётся из истории и станет простой точкой на карте кладбища. Шанталь вновь ощутил всё то же самое, что и год назад. Его накрыло ужасом безысходности, он снова увидел пламя и жуткого человека с ножом. Преступника так и не поймали. У детективов был год, но они ничего не сделали, и не сделают, Шанталь уже не сомневался в этом. Хотя, возможно, Брэнсон пытался нечто предпринять, но что-то подсказывало ему, что всё как раз наоборот. Детектив никогда не был на его стороне. Кое-как мальчик собрался с духом и сошёл с места. Ступая очень осторожно, он подошёл к надгробью и опустился на колени прямо напротив него. Рука сама потянулась к родным именам. Холод камня Шанталя отпугнул. Его мама и папа были самыми тёплыми людьми на свете и никому и никогда не повторить это тепло, особенно куску камня. Шанталь смотрел на их имена и поглаживал, чувствуя, как к глазам подступали слёзы. Они не должны здесь лежать. В чём вообще смысл жизни, если рано или поздно она закончится? Смысл в том, чтобы что-то оставить после себя? Но что толку, если человека больше нет, и ничто не поможет вновь ощутить его присутствие. Никогда. Его просто нет. Зачем рождаться, зная, что умрёшь? Зачем жить, зная, что в любой момент можешь умереть? Почему люди живут, полагая, что их жизнь вечная и всегда будет так же хорошо, как и сейчас? Не будет. Будет плохо. Очень. И это «плохо» не стоит никаких хороших моментов, потому что оно их перечёркивает. Всё хорошее перестанет иметь смысл, когда человек будет умирать. Его просто не станет, и не важно, сколько всего он успел в этой жизни и как себя вёл. Даже ангелы умирают, и в чём тогда смысл быть ангелом? Всё бессмысленно. Шанталь спрятал лицо в ладонях и заплакал. Его накрыла волна высасывающего все силы одиночества. Ровно год назад он остался один. Лишился семьи, любой поддержки — всего. И хоть весь год Шанталь пытался выбраться из этой ямы, и у него даже получилось, из ямы, образовавшейся у него в душе, не выбраться никогда. Лучше бы он сошёл с ума, лучше бы перестал жить в реальном мире, пусть бы вся боль куда-то вылилась, во что-то превратилась, а не замерла внутри, как застоявшаяся вода в пруду. Вот только она застыла, впитавшись в его кровь, в его мысли, в каждую клеточку его тела. Он стал одним целым с ней, просто пытаясь сосуществовать. Родители не желали ему подобной участи, ведь любили своего сына, но что толку от их любви теперь? Их нет, её тоже. Всё осталось в ненужном прошлом. Шанталь хотел бы, чтобы жизнь была циклична именно в этом, чтобы она вернула ему родных, но этого не случится и всё, что остаётся, это поглаживать холодный бесчувственный камень. Шанталь присел на колени, прислонившись к надгробью, и просто молчал. Мысли в голове спутались в клубок, выстреливая выкриками в его сознание. Ветер разыгрывался всё сильнее, трепля его волосы и рукава той самой чёрной рубашки, в которой Шанталь уехал из Капитолия. Небо затягивали всё новые облака, постепенно темнело, хотя по времени ещё было утро. В воздухе запахло дождём, но Шанталя это не пугало. Наоборот его забавляли люди, которые пугались застрять под ливнем. Ах, причёски испортятся, макияж поплывёт, какой ужас, разве можно это пережить? Насколько счастливые жизни они проживали, что обычный дождь для них проблема? Постепенно мальчик успокаивался. Может быть, у надгробий всё же есть какая-то связь с людьми? Вдруг это не просто камни? Так хотелось верить в это, так хотелось… Шанталь водил рукой по зелёной траве, устланной мягким ковром по всему кладбищу. Такая мягкая и нежная. Шанталю очень не хватало этой нежности со стороны матери и отца, не хватало тепла и ласки, добрых слов, воодушевления. Он привык ко всему этому, и как бы Татум не старалась заботиться о нём, одно другое никогда не заменит. Вспомнив о Татум, Шанталь улыбнулся. Впервые улыбнулся в Капитолии с того самого рокового дня. Родители были бы рады, узнай, какого друга нашёл себе Шанталь. Да, Татум была необычной, и это нравилось ему в ней больше всего. Она тоже стала незаменимой. Никого подобной ей не существует, и Шанталь был готов ей прощать что угодно за то, какой она есть. Сегодня она собиралась вновь устроить перестрелку рогатками. Он не знал, одобрила бы мама такое поведение или нет, но в том, что Татум понравилась бы и ей, и отцу, не сомневался. Благодаря Татум он научился стольким вещам за этот год, благодаря ей он учился жить, и это у него даже получалось. Шанталю хватало стимулов карабкаться вверх, но ему не хватало поддержки, и именно Татум её давала. Девочка с бесконечным источником энергии. Шанталь шмыгнул носом, снова заулыбавшись. Он обязательно научится жить, станет сильнее и добьётся всех поставленных целей. Мама и папа научились создавать уют и красоту, значит, и он сможет, ведь он их сын. В нём течёт кровь и матери, и отца. Может быть, гранитное надгробье не единственное живое воспоминание о них? Охранник не постеснялся крикнуть Шанталю, что уже пора уходить. Его крик показался истошным воплем на фоне кладбищенской тишины. Мальчик надеялся, что ему позволят побыть у могилы родителей подольше, но глупо мечтать об этом. Шанталь, еле касаясь губами, поцеловал надгробье, провёл на прощанье рукой по их именам, и пообещал обязательно вернуться через год. Уходить от них было так сложно, словно Шанталь пытался преодолеть гравитацию. Он направлялся обратно к кованым воротам, оставив позади гранитное воспоминание. Шанталь вытер слёзы с глаз, делал дыхательные упражнения и больше не смотрел на надгробья, просто идя мимо них. Разбушевался ветер. Деревья, высаженные то тут, то там, зашумели, наклоняясь массивной кроной в такт порывам, чуть ли не касаясь ветками земли. Шанталь шёл уверено, хоть и видел проход между могилами с трудом из-за растрепавшихся волос, хлеставших по лицу, точно розги. Жуткие скульптуры, септа и бесконечное количество мёртвых имён остались позади, в мире смерти, а Шанталю пора отправляться в мир живых. Куда более опасный и жуткий. Сразу за воротами его уже дожидался массивный матово-чёрный автомобиль, около которого стоял тот самый охранник и ещё один незнакомый Шанталю человек. Плата за свидание с родителями не могла быть дешёвой.

***

Шанталю закрыли глаза специальной маской и велели всю дорогу молчать. Он и не собирался говорить с этими людьми… Вели они себя с ним крайне небрежно, хотя большего он и не ожидал. Шанталь сам на всё подписался, зная, что осторожничать с ним никто не станет. Теперь он один из профи и должен огрубеть так же, как и они. Если не сможет, значит, терпеть окружающую небрежность по отношению к себе будет сложнее. Вновь увидел белый свет Шанталь уже в кабинете. Обычном рабочем месте обычного офисного сотрудника, разве что не таком уютном, как у миссис Рэйли. Меньше минуты Шанталь просидел в сопровождении охраны, пытаясь привыкнуть к свету и прекратить щуриться, а как только хлопнула дверь, охранники удалились, и перед Шанталем возникла девушка, деловито усаживающаяся в кресло за столом. — Добрый день, Шанталь, — сказала она, любопытно его рассматривая. — Добрый день, мисс Линкор, — глухо проговорил он и оглянулся. — А где доктор Мальвестити? — К сожалению, у него дела, и он не смог прибыть на встречу. Я его заместитель, поэтому беседовать придётся со мной, — девушка говорила как-то совсем безучастно. Весь её стол был заставлен папками, бумагами и блокнотами, а прямо перед ней лежал плоский широкий планшет. — Как обстоят твои дела? Нравится в первом округе? — Нравится, — не вдаваясь в подробности, ответил Шанталь, глядя на собеседницу. Она не была похожа на обычных капитолийцев, визуально смотрясь довольно строго. Идеальная стрижка, шапочкой обрамляющая лицо так, что ни одна волосинка не выбивалась в сторону, глаза аккуратно подведены чёрными стрелками, делающими их слегка раскосыми и платье цвета гнилой вишни безо всяких излишеств и украшений, не считая крохотной броши на раскидистом воротнике. Эта леди была далека от вида типичных капитолиек, как и его мама, что, наверное, не удивительно, учитывая сферу деятельности мисс Линкор, вот только… это место не было похоже на психиатрическую клинику. — Почему вы завязали мне глаза? — спросил Шанталь, наблюдая за реакцией девушки. — Мера предосторожности. — Я жил в Капитолии и хорошо знаю его дороги. Я запомнил путь сюда и примерно понимаю, в каком районе нахожусь, — парировал Шанталь, заметив смятение на лице мисс Линкор. Разумеется, он пытался считать все повороты, время и прикинуть скорость движения машины. Мальчик почти на сто процентов знал, где находится — что же это за меры предосторожности такие? — Прекрасно, выходит, обучение приносит свои плоды. Что думаешь насчёт академии? — перевела разговор в иное русло девушка. Шанталь заметил, как неловко она себя чувствовала под напором подобных вопросов. — В академии сложно, но интересно. — Как успехи в учёбе? — Удовлетворительные. Мисс Линкор смотрела на него донельзя требовательно. — Я жду карту, Шанталь. Ты подготовил отчёт? — Мальчик кивнул, достал из кармана носитель и протянул его девушке. Та скупо улыбнулась, вставила карту памяти в свой планшет и принялась внимательно изучать её содержимое. — Этого недостаточно, ты же понимаешь? — Периодически она отрывалась от планшета и взглядом строгого учителя смотрела на него. — В столичной школе ничего подобного я не проходил, потому в академии пришлось начинать с нуля, — ответил Шанталь, чувствуя себя виноватым за то, что приходится оправдываться. — Ты можешь больше. — Я сделаю больше, мне просто нужно время, мисс Линкор. — Девушка одобрительно кивнула. — А где отчёт по остальным учащимся? — В отдельной папке, — коротко ответил Шанталь и сглотнул. Всё то время, которое он потратил на составление отчёта, его мучила одна мысль, которая сейчас заглушала собой все остальные. Он не решался задать вопрос вслух, но и молчать не мог. — Небольшие вышли отчёты. — Вы не поделились со мной образцом. — Пожал плечами Шанталь, надеясь, что это не прозвучало грубо. Девушка еле заметно кивнула. Неужели согласилась с ним? — Мы поработаем с тобой над тем, на что нужно обращать внимание при составлении отчётов. Они должны включать себя все характеристики объектов в качестве учеников и охватывать период в целый год. Мы не можем видеться чаще, поэтому каждый год в день годовщины этой страшной трагедии ты должен привозить отчёт. Согласись, удобнее уделить этому всего один день, нежели связываться с нами постоянно. — Зачем вам отчёты на учеников академии? — осмелился спросить Шанталь. Стоило произнести вслух, как сразу полегчало. Зато мисс Линкор напряглась, хоть и старалась не демонстрировать это. Шанталь смотрел на неё и не понимал: либо она сейчас испугается и станет выкручиваться, либо набросится на него и придушит за подобные вопросы. — Ты не доверяешь нам, — констатировала она очевидное. — Убийца моих родителей из столичных. В Капитолии я никому не могу доверять, — честно ответил мальчик. Девушка отреагировала на удивление спокойно. — Я понимаю твоё недоверие, но, поверь, мы не занимаемся чем-то плохим. Нам нужны отчёты для того, чтобы следить за успехами учеников и в будущем лучших из них принимать на работу. — В тот день вы прибыли в участок как представители психиатрической клиники. Вы хотите взять лучших учеников академии на работу в психбольнице? — снова задал провокационный вопрос Шанталь. Он чувствовал себя неловко, но говорил при этом уверенно, понимая, что в противном случае его просто не будут воспринимать всерьёз. — Не только, разумеется. Мы стараемся давать дорогу талантливым людям во всём Панеме и не хотим, чтобы одарённые ребята остались недооценёнными. Не думай, что это предательство. Ты всего лишь помогаешь нам оценивать эффективность работы академии. Шанталь, ты не единственный, кто этим занимается. С нами работают и другие молодые люди, что позволяет нам видеть картину шире. Если ты умышленно попытаешься что-либо утаить, мы узнаем от этом благодаря отчётам остальных. Наши намерения благие. Объяснение показалось Шанталю исчерпывающим, да только тревоги после него не убавилось. Как психиатрическая клиника связана с трудоустройством? Зачем им каждый год отчёты на студентов-профи, если можно составить их уже перед окончанием академии? Какой смысл знать об успехах четырнадцатилетних? Это спрашивать Шанталь уже не стал. Мисс Линкор не очень предрасполагала к разговору. Она изучила весь его отчёт, указала на то, что следует добавить, а после этого напомнила о договоре, который Шанталь подписал. О последнем они говорили недолго. Девушка сообщила о проделанной работе, о том, что с их стороны обещания выполнены и теперь очередь за Шанталем. Если он нарушит своё слово, то договор будет расторгнут, и у него начнутся огромные проблемы, которые в одиночку не решить. Весь последующий год придётся работать над собой и отчётами ещё больше… Вот только на кого?

***

Шанталь сидел на краешке дивана и переписывал текст с экрана планшета в блокнот. Красивым аккуратным почерком исписал уже больше половины блокнота-книжицы, и это всего за пару дней. В комнате Шанталя царила привычная тишина и спокойствие. Ничто его не отвлекало, ничто не заставляло руку дрогнуть. Он по привычке хотел убрать волосы за уши, постоянно забывая о том, что недавно их подстриг и те больше не свисали. На занятиях так было куда удобнее хотя бы потому, что ребята не использовали волосы в качестве слабого места, и Шанталь ходил в синяках немного реже, чем мог бы. Он вздохнул, продолжая писать. Шанталь любил писать, и с радостью выводил что-то на бумажных страницах, даже когда такого задания не давали. Умиротворяющую тишину нарушила чья-то неровная ходьба. Шаги становились всё громче, пока идущий по ту сторону комнаты не перешёл на бег, а затем с запалом чуть не вышиб дверь в дом Шанталя с петель. Предсказуемо на пороге объявилась Татум, не напрягавшая себя тем, что дверь за собой следует закрыть, а у входа разуться, ведь Шанталь ходил здесь босиком. Поначалу он пытался объяснить Татум эти простые правила, но… проще их переписать, чем объяснить ей. — Ты занят? — с порога налетела на него Татум, взглянув сначала на Шанталя, затем на блокнот в его руках и, не дожидаясь ответа, свалилась на диван рядом. — Да, а что? — спокойно поинтересовался тот. Татум выглядела взбудораженной и взвинченной, её волосы спутались, словно по ним пронёсся ураган, а щёки покраснели, что случалось крайне редко, даже когда она бежала километры на тренировках. Шанталя это насторожило, потому он тотчас отложил блокнот и планшет в сторону, закрыл за ней дверь и подсел к подруге, вопросительно глядя ей в глаза. — Ты когда-нибудь целовался? — со всей серьёзностью спросила Татум. Шанталь замер, опешив, а затем улыбнулся. — Нет, а что? — честно ответил он, снова хватаясь за учебник. Непоседливая Татум вскочила с дивана и принялась расхаживать туда-сюда перед Шанталем, заведя обе руки за спину, как это порой делали некоторые преподаватели. — Просто хотела узнать, так ли это здорово, как все говорят, — деловито заявила Татум остановилась, и задумчиво засмотрелась на потолок, половина которого была переделана под космос с лампочками-планетами. — Другим я не доверяю, а вот ты приукрашать бы не стал. — Зачем тебе сейчас эта информация? — аккуратно поинтересовался Шанталь, медленно листая книжку до той страницы, на которой закончил. — Я должна знать. — Подруга уселась рядом с ним, заглядывая в учебник так, что Шанталь из-за её головы ничего не видел. — Геология? Тоска. Выкинь это, — фыркнула Татум и только собралась выхватить у Шанталя учебник, как тот спрятал его себе за спину. — А почему ты не целовался? Шанталь глядел на неё обескураженным взглядом. Время шло вперёд, вот им уже исполнилось по пятнадцать лет, а странные вопросы Татум по-прежнему неизменно загоняли его в тупик. — Ты же знаешь, с какой славой я сюда попал… — Нет, я имею в виду до академии. — До академии мне было тринадцать, — сказал Шанталь, едва улыбаясь. Нарочитая серьёзность Татум его забавляла. Она взирала на него с такой заинтересованностью, будто Шанталь был новым сложным заданием по какой-нибудь дисциплине. — И что? — На иной ответ он и не надеялся. — В тринадцать лет целоваться слишком рано. — Какая разница, в каком возрасте целоваться? Человек рождается с губами. Так почему ими можно целоваться в пятнадцать, но нельзя в тринадцать? Шанталь растерялся, не зная, что на это сказать. С беспомощностью в глазах он взглянул на подругу и пожал плечами. Почему-то ему никогда на ум не приходили подобные мысли. Возможно, потому что это бремя мыслителя гордо за них двоих несла именно Татум. — Я не говорил, что можно в пятнадцать. — Это странно, — констатировала та, как-то подозрительно косясь на Шанталя. — Ты же… Повисло напрягающее молчание. Шанталь смотрел на Татум, а Татум на него. И почему её взволновала эта тема именно сегодня? Почему она вообще её волновала? Обычно они не говорили о таких вещах, потому что это попросту… неинтересно? С чего вдруг подобная заинтересованность сейчас? — Что? — не понимая, чего от него хотят, спросил Шанталь, чем вызвал на лице Татум хитрую кривоватую усмешку. — Ты красивый. Шанталь отвернулся от Татум и стал усиленно листать свой блокнот, делая вид, что ничего не расслышал, но в итоге не выдержал и заулыбался. Татум всегда шла напролом… — Почему ты улыбаешься? — серьёзным тоном переспросила она, отчего Шанталю пришлось прокашляться, чтобы сделать не менее серьёзное лицо, чем у неё. — Убери свои книжки, у нас серьёзная тема! — Подруга вырвала из его рук блокнот, но не выбросила, а просто отложила в сторону, нервно заёрзала на краю дивана, и со всей ответственностью вновь обратилась к Шанталю. — Я хочу узнать каково это. Шанталь задумчиво бродил взглядом по комнате, размышляя над услышанным. Видимо, Татум что-то где-то услышала, в ней взыграло любопытство, и теперь ей срочно понадобились новые знания. Мальчик прочистил горло и понимающе кивнул. — Ты имеешь на это право. Если считаешь, что готова и хочешь, то можешь попробовать, — сказал он и только потянулся за своим блокнотом, как Татум тут же плеснула его по руке. Молниеносная реакция! — Шанталь, ты что, не понимаешь? Мне не с кем! — Но если не с кем, то, может быть, стоит подождать, пока кто-нибудь найдётся? — предложил он, о чём пожалел сразу же, как только столкнулся с сердитым лицом Татум. — Зачем это мне кто-нибудь? Никто мне не нужен! Я поцеловаться хочу, а не людей как грибы искать. — Боюсь, без человека у тебя не получится осуществить задуманное. — У меня есть ты! — выпалила Татум и схватила его за руки, подсев ещё ближе. От услышанного у Шанталя закружилась голова. На миг ему даже стало… страшно. — Что ты имеешь в виду? — насторожился он. На лице Татум расплылась довольная ухмылка. — Нет, Татум, я не хочу. — Ты же мой друг! Мне больше не к кому обратиться за помощью. К тому же если ты будешь целовать меня, то всё удовольствие достанется мне, а не тебе. Вот если бы я тебя целовала, то тогда оно досталось бы тебе, но ты не переживай, я тебя целовать не буду, если ты не хочешь, главное ты меня поцелуй. — Кажется, это не совсем так происходит… — Неужели? И как же? Ты же начитался всяких книг… поделись знаниями! Шанталь, ну, пожалуйста, — упрашивала его Татум, теребя за руку. — Всего один раз! — Я не умею, — шёпотом проговорил он, но Татум оставалась непреклонна. — Вот и научишься! Только давай, поскорее, а то меня дома новый комикс заждался. — Девочка нетерпеливо болтала ногами, не сводя с Шанталя взгляда. — Ну, же, Шанталь, чего ты ждёшь! — Ладно, — еле выдавил из себя он. В отличие от Татум мальчишка жутко разволновался. Едва ли поцелуи так просты, как она думает и им можно научиться с первого раза, да ещё и с человеком, который не очень для этого подходит. Нет, Татум была прекрасным другом, но от одной мысли, что её можно поцеловать, становилось дурно. Она сидела напротив с умным видом и ждала. Ждала, как обычно это делают ребята, стоящие в очереди за своим обедом в академической столовой, то есть немного скучающе, но в предвкушении. И что с этим делать? С чего начинать? Как вообще… — Шанталь, я так и к ночи не вернусь домой, — напомнила Татум, выдернув его из оцепенения. Он сделал глубокий вдох, затем выдох, настраиваясь, будто на серьёзную работу, что смешило Татум, для которой всё являлось обычной игрой. Шанталь приблизился к ней и прикоснулся обеими ладонями к её лицу. — Это ещё зачем? Боишься не попасть? У меня не отвалится голова от твоего поцелуя. — Так нужно. А ты должна замолчать, иначе как тебя целовать? — Заулыбался он, стараясь не растерять романтический настрой. Шанталь выдохнул, сделал серьёзное лицо и попытался сконцентрироваться на Татум. Это как-то должно помочь, но как? Поцелуи ведь обязаны иметь содержание, посыл, а что собирался донести Шанталь? Просто помочь Татум узнать каково это? Такое себе содержание… Мальчик задумался, выискивая какую-нибудь привязку, значение, что-нибудь, что облегчило бы ему жизнь и подтолкнуло к тому, чтобы поцеловать Татум правильно, но почему же ничего не приходило в голову? Он всегда считал её хорошей, умной, красивой и неповторимой, но тогда отчего эти знания не помогали? Шанталь читал красивые истории любви, вот только, получается, на деле они бесполезны, потому что ни одна из них не учит правильно целовать Татум. Шанталь чувствовал собственную беспомощность, пока в итоге не засмеялся, а когда подруга стала его пинать, опустил голову, чтобы та не лицезрела его позорный смех. — Прости-прости-прости. — Не мог перестать смеяться он. Пришлось постучать себя рукой по губам и снова повторить дыхательные упражнения. На удивление помогло. Шанталь даже почти решился. Осталось дело за малым. Смелее. Сам от себя не ожидая, Дилони собрался с силами и прильнул к Татум, прикрыл глаза, а она напротив продолжала внимательно за ним наблюдать. — Закрой глаза, — прошептал Шанталь, заметив, как подруга на него таращилась. — Зачем? Я же ничего не увижу. — Насупилась девочка. — Какой тогда смысл целоваться? С закрытыми глазами я всё пропущу! — Просто закрой. Пожалуйста. — Вздохнул Шанталь и, удивительно, но Татум к нему прислушалась, закрыв глаза. Так всё стало гораздо проще. Шанталь вновь прильнул к ней и аккуратно, легко и ненавязчиво прикоснулся своими губами к её. Это было настолько странно, непривычно и ненормально, что, казалось, у него вот-вот взорвётся голова. Шанталь и раньше целовал Татум в щёку, в лоб или висок, но всё тот же поцелуй только в губы оказался сильно другим. От него по коже бегали мурашки, и мальчик не мог понять хорошо это или нет, правильно или нет, он как будто ступил на территорию чего-то настолько запретного, за что теперь его остаётся только убить. Как бы ни было страшно, поцелуи оказались приятными. Странными. Непривычными. Чудными и немного дикими, но приятными. Успокаивающими. Хотя к ним нужно привыкать, потому что уж слишком они непонятные! Когда Шанталь отстранился от Татум и открыл глаза, она всё с тем же умным видом сидела, зажмурившись. — Можешь смотреть, — тихо сказал он и девочка распахнула веки. — Уже всё? — Кажется, да. Татум посмотрела в сторону, как бы пробуя на вкус случившееся, оценивая, и размышляя максимально показательно. — И откуда столько шума об этих поцелуях? Отстой какой-то. Я ожидала большего. Не стоило потраченного времени! Лучше бы комикс почитала! — возмутилась девочка, разочарованно хлопнув рукой по дивану. — Может быть, дело не в самом поцелуе, а в том, кого именно ты целуешь? Может, для поцелуев нужен кто-нибудь особенный? — осторожно высказал мысль Шанталь, еле заметно улыбаясь. — А ты разве не особенный? Ты сбежал из лап убийцы, выжил на улицах Капитолия и даже в академии неплохо учишься. Если ты не особенный, то я не знаю, кто особенный! — Нет, я имею в виду лично для тебя… Целуют ведь тех, кого любят. — Лично для меня ты самый-самый особенный, и я люблю тебя, а ты меня. Твоя схема не работает, Шанталь! Поцелуи унылы! — Нет, для поцелуев, наверное, нужно любить по-другому, — несмело предположил он, примерно понимая, как это должно работать, но объяснить Татум не мог. — Что? — не поняла она. — То есть мне ещё и разные виды любви нужно учить, чтобы просто поцеловаться? Ну, что за идиот это придумал? Так и знала, что поцелуи отстой и зря потраченное время. Скука. Татум встала с дивана и показательно разочарованно вздохнула. — Врут твои книжки! — подытожила она, подхватив с тумбочки один из экземпляров, которым помахала прямо перед Шанталем. — Татум, не мучай книжку. Это мамин подарок, — тихо попросил Шанталь, и девочка послушно вернула её на место, как вдруг… — Постой. — Нахмурилась она. — Ты сказал, что вещи из твоего дома уничтожены, а сам дом опечатан. Шанталь застыл, глядя пустым взглядом на девочку, не зная, что ей ответить. — Так и есть, — выдавил он, не в состоянии придумать что-то более осмысленное. Все слова из головы улетучились, и мозг отказывался даже пытаться выдать какое-то более менее правдоподобное объяснение. Шанталь открыл рот, чтобы что-то сказать, но… говорить нечего. — Ты приехал в Первый без вещей. Книги тоже не было всё это время. Мы недавно прибирались у тебя, и я её не видела. Откуда она взялась? — под требовательным взглядом Татум Шанталь настолько растерялся, что смог лишь… беспомощно пожать плечами. Он понимал, что Татум следовало дать внятное пояснение, но в голове хоть шаром покати. Девочка с подозрением косилась то на Шанталя, то на книжку со сказками, но допытываться, почему-то, не стала. Возможно, пожалела друга из-за его растерянного вида, а может, просто торопилась прочесть свой новый комикс. — Ну, ладно, — снисходительно сказала она, подошла к Шанталю и обняла его, как бы извиняясь за свои вопросы, так резко вогнавшие его в ступор. Шанталь был благодарен ей за то, что она не стала его спрашивать, давить и обвинять в неудавшемся поцелуе. Напротив, она крепко его обняла, ласково поглаживая по лопаткам, и нелепо клюнув в висок, убежала, уже на ходу прокричав, что ждёт Шанталя к ужину, ведь мама приготовила какое-то новое блюдо. Книжка со сказками осталась лежать на тумбочке, потому Шанталь поспешил убрать её с видного места, чтобы когда Татум придёт в следующий раз, книга не спровоцировала новые вопросы. Слишком опрометчиво оставлять её на виду. Шанталь даже не задумался насчёт того, что она может пробудить в Татум любопытство… Ему так хотелось иметь при себе частицу дома, что он старался держать книжку под рукой. Как можно ближе. Ведь это напоминало ему о том, зачем он здесь, и что однажды Шанталь освободится.

***

Время летело неумолимо быстро. Шанталь с трудом поспевал за учебной программой, попутно нагружая себя дополнительными тренировками и литературой. Раз в год он покидал академию и отчитывался о проделанной работе. Отчёты становились всё объёмнее, мышцы крепче, а библиотека в голове разрасталась с каждым днём. Он работал на пределе своих возможностей, старался стать лучше, всё чётче видя свою цель, но… Его жизнь превратилась в замкнутый круг, стала циклом, повторяющимся ежегодно, и вырваться из него Шанталь не мог. Не менялось ничего, кроме его постепенно улучшающихся навыков. Каждый год в тот самый день он возвращался к началу и никак не мог разорвать эту цепь. Потому что нельзя. Он проживал снова и снова события того самого года. Всё то, что угнетало его разум тогда, продолжало делать это и сейчас. Убийцу не нашли. Не наказали. Виноватый живёт, дышит с ним одним воздухом, греется под одним солнцем, и продолжает существовать, как прежде. Как и вся столица. Про мальчика, пережившего смерть, все забыли. Про его родителей забыли. Некоторые их конструкции принялись переделывать, кое-что даже снесли. В академии на Шанталя больше не пялились, а просто перестали замечать, хотя это и радовало. Каждый год, когда он оказывался на могиле родных, их имена становились всё прозрачнее. Нет, не на камне, он как раз таки и хранил память о них. Имена его родителей становились прозрачнее в умах людей. Шок прошёл, достижения забыты. Человек живёт в глазах других, покуда он существует, покуда его видят и слышат. Время не лечит, оно дарует равнодушие. Становится просто… всё равно? И куда подевался тот резонанс? Все ведь так хотели найти виновника, боялись за свою безопасность и жалели того жуткого мальчика, который в крови и слезах выбрался из леса. Куда всё это делось? В тот момент он понял, что мир за пределами его проблем живёт всё так же, что для него ничего не изменилось, это никак на него не повлияло, и вот теперь наступил логичный и предсказуемый конец. Забвение. Шанталь пытался спрашивать о том, как движется расследование, но его лишь кормили обещаниями. Он видел перед собой неискренность и ложь, в обмен на которую он был обязан преподносить результат. Что, если изначально на это и рассчитывалось? На то, что Шанталь забудет так же, как и другие? Из года в год он слушал мисс Линкор и понимал — ей нет никакого дела ни до него, ни до убийцы. В своих желаниях он одинок. Никто не станет искать преступника, никому нет дела до того, что он совершил. Дом Дилони превратился в одну из тех заброшек, в которых пытался выживать Шанталь несколько лет назад. Надгробье потускнело, кое-где появились мелкие трещинки. Родственники и близкие постепенно заселяли кладбище новыми надгробными плитами. Каждый год Шанталь видел знакомые имена, после чего снова и снова мучил себя мыслями о том, что на самом деле он не спасся, а попал в замкнутую цепь и однажды… очередь дойдёт и до него. Впервые он сидел в коридоре. Прежде мисс Линкор и доктор Мальвестити принимали его сразу. Больше не было повязок на глазах, кучи охраны и дисциплины. Шанталя считали своим. Одним из. Он сидел в коридоре и наблюдал за снующими туда-сюда людьми. Их стало куда больше, чем прежде, все были чем-то заняты, видимо, потому и мисс Линкор задерживалась, отчего приходилось ждать её в коридоре. Впрочем, Шанталь ждал её не один. Через пару кресел от него сидел знакомый парень из академии. На Шанталя он не смотрел, скорее всего, не зная его, но сам Дилони ученика помнил. Один из старшекурсников. Талантливый парень, привозящий много побед с соревнований. Он был первым знакомым лицом в этом странном логове. Значит, мисс Линкор не лгала, и у них действительно повсюду есть… шпионы. Шанталь судорожно сглотнул, понимая, что и сам является одним из них. Знает ли академия об их существовании? Или всё делается как раз с её подачи? Нет. Какой смысл академии шпионить за самой собой? Но кто тогда шпионит и зачем? Трудоустройство, определённо, чепуха. Шанталь вновь украдкой взглянул на сидящего в сторонке парня. Что, если попытаться с ним поговорить? Вдруг он что-нибудь знает, хоть какую-то мелочь, благодаря которой можно понять, что вообще происходит. Здесь этого делать нельзя, но в академии Шанталь мог бы увидеться с ним и попытаться что-то выяснить. Ладно, Дилони со своей историей оказался тут, но… кто все остальные? И зачем им быть здесь? Парень отправился к мисс Линкор первым, оставив Шанталя ждать свою очередь. Странно, что в подобном месте вообще могла быть очередь… В академии выйти на парня не получалось. То графики не согласовывались, то он где-то пропадал, то Шанталь просто не мог его изловить, а делать это стоило лично, без записок и любых технологических способов передачи данных. Нагрузка у Шанталя увеличилась, и на какое-то время он подзабыл о своей затее, уделяя внимание лишь учёбе и Татум, пока однажды не увидел странное столпотворение около заграждения одного из полигонов. Шанталь решил, что тренировка подождёт и направился к толпе, постепенно переходя с быстрого шага на бег. Люди вели себя взбудоражено, говорили громче обычного, некоторые кричали, но большая часть подозрительно молчала. Уже рядом с толпой Шанталь увидел плачущих девчонок, опешивших парней… Он замедлил шаг, выглядывая между людьми в сторону полигона, а затем увидел Кэмерона. — Что-то произошло? — тихо спросил Шанталь, по одному только виду Кэма сообразив, что да, произошло. — Парня подстрелили на занятии, и он погиб, — глухо ответил Кэмерон, тревожно оглядываясь по сторонам. — Я как раз проходил мимо, когда это случилось. Ужасное зрелище. — Как его могли подстрелить? — удивился Шанталь, приподнимаясь на цыпочки, чтобы хоть что-то увидеть. На полигоне собралась толпа работников академии, миротворцев, докторов, стояли несколько машин медицинской помощи с включёнными мигалками, и пара миротворческих машин. — Боевыми патронами? — Я не знаю, — вздохнул Кэмерон, потирая рукой висок. Он выглядел более уставшим, чем обычно. — Мы имеем дело с оружием, поэтому иногда такое случается. Важно следовать технике безопасности и быть осторожнее. Другое дело, что этот парень вроде был серьёзным. Как так вышло? — А кто он? — Вэл Фрамер, — ответил Кэм, отчего сердце Шанталя пропустило пару ударов. Он больше не пытался смотреть в сторону полигона, практически перестал слышать окружающий его шум, и видеть всё прибывающих учеников. Шанталь просто развернулся и медленно поплёлся обратно в корпус, не поднимая головы. Вэл — это тот самый парень, с которым он виделся в Капитолии, которого всё собирался поймать, чтобы поговорить, но не успел. Он мёртв. По-настоящему. Это не тренировка, не моделирование. Человек умер. Воздух загустел, стал сырым и грязным, оставляя неприятный стальной вкус на языке. Шанталь вернулся в корпус и отправился в спортивный зал машинально, даже не заметив, когда там оказался. Он мёртв. Застрелен. Ещё одна надгробная плита. Шанталь судорожно сглотнул, входя в пустой зал, где ему следовало тренироваться по индивидуальному графику дополнительных занятий, но силы растворились. Пропали под корень. В академии он ещё не видел смерть. Шанталю казалось, что здесь безопасно, что сюда ей не попасть, и тут всё будет не так, как в столице, но… Родители. Элери. Детектив. Родственники и знакомые. Теперь и парень, с которым Шанталь столкнулся у мисс Линкор. Друг за другом люди обращались в камень, люди, которых он знал! И что, если очередь вот-вот доберётся и до него? Что, если Шанталь Дилони и есть центр замкнутого круга и он обречён? Шанталь потёр руками лицо, сделал глубокий вдох и попытался отвлечься на то, ради чего сюда и пришёл. Нельзя позволять панике завладевать собой, поэтому он достал свои бинты и стал наматывать их на руки, краем глаза замечая в дверях светловолосую девушку, видимо, кого-то разыскивающую…