***
Друзья. О каких друзьях он сказал? Я шла по коридору к лифту, прокручивая в голове последнюю фразу Натаниэля раз за разом. Друзья. Кто? Мы с Финником? Да какие из нас друзья? Что мы сделали для того, чтобы подружиться? Ничего, мы просто сосуществовали вместе, выживали за счёт друг друга, но никогда не дружили. Может, он случайно ляпнул такое? С ним бывает. Или он и правда видит в нас друзей? В последнее время мне всё чаще становится жаль его то из-за зрения, то из-за его постоянных улыбок, теперь из-за того, что он считает нас друзьями, хотя никогда не говорил об этом. Прежде не задумывалась о том, насколько он одинок. Целый год парень провёл вдали от дома, семьи и знакомых ему людей. Всё это время он жил в доме девушки, которая его на дух не переваривала, её странного, как минимум, семейства и периодически приезжающего друга, который особо никогда не общался тесно с Натаниэлем. Мысли обо всём этом затуманили сознание, и я неосознанно пошла куда-то совсем не в ту сторону. Я проехала свой этаж, поплелась по чужому коридору, а когда дошло, что я не там, где должна быть, меня осенила гениальная мысль. Ноги понесли свою непутёвую хозяйку к лифту. Я поднялась на двенадцатый этаж и постучала в дверь. Наверное, я стала слишком часто врываться в чужие покои. Никто мне не ответил. Тогда я принялась долбить по двери, так как Хеймитча разбудить почти нереально, а пьяного Хеймитча и подавно. После минуты громыхающих звуков дверь открылась и передо мной возникла возмущённая капитолийка со смехотворным париком на голове и копытами на ногах, именуемыми платформой. - Мда, – хмыкнула я и скривилась, пробежав глазами по ней сверху донизу. Дурацкая причёска, дурацкая одежда, тупая рожа с идиотской натянутой улыбкой. Сильва хоть и капитолийка, но такую тупицу из себя не строит. - Милая леди, вовсе не обязательно выбивать дверь. Вы не в курсе, что проехали свой этаж? – раздражённо процедила сквозь зубы сопровождающая Округа №12, горделиво задирая нос, будто хотела показать своё превосходство. Я в ответ лишь хмыкнула и закатила к небу глаза. - Где Хеймитч? - Он... – начала Эффи. Куратор сделала вдох, затем выдох, чтобы успокоиться и вести себя культурно с такой паршивой особой как я. – Он занят. - Чем это? Опять хлещет? – фыркнула я, оттолкнула рукой Эффи и вломилась внутрь. - Джоанна Мейсон, – членораздельно протарахтела сопровождающая, отряхивая свой наряд от моих прикосновений, будто мои руки были грязными. – Чему тебя только учила Сильва? Ведёшь себя бестактно. Какой пример ты можешь подать своим трибутам? - Такой же, как и твой алкаш, – небрежно бросила я, твёрдым шагом шествуя вглубь места отведённого для Двенадцатых. - Да как ты…Да как ты смеешь! – воскликнула Эффи, волочась где-то сзади. Её платформа создавала звук, похожий на цокот подкованных копыт старой кобылы. - Эффи, иди, проветрись, – промямлил Хеймитч, развалившийся на диване с бутылкой в руках. Волосы потрёпаны, щетина тоже не придавала ему шарма, а глаза будто потерялись где-то в тумане и ищут друг друга, да никак не могут найти. Я вошла в комнату и осмотрелась. Ничего специфического здесь не было, кроме запаха перегара. Скучная капитолийская гостиная, где содержали смертников и их дрессировщиков. Ещё пару секунд Эффи недовольно смотрела то на меня, то на Хеймитча, а потом всё же ушла. - Найди мне Сенеку, – с ходу приступила к делу я, уставившись в лицо Хеймитча, отчаянно пытающегося меня рассмотреть. - А звезду с неба тебе не достать? – ответил Эбернети. - Пока что достаточно и Сенеки. - На кой он тебе? - Хочу ему кое-что предложить. Так ты сделаешь? - Детка... – Хеймитч налил себе в стакан ещё немного виски и залпом отправил алкоголь в рот. – Всё не так просто. Сенека Крейн важная шишка и заставить его снизойти до тебя… - Из-за Лафлауэра снизойдёт. Ещё и Сноу вместе с собой притащит. Они его фанаты. - Лафлауэр... – задумчиво произнёс Хеймитч, вспоминая, где мог слышать подобную фамилию. Ментор собрал губы в трубочку, а затем прокашлялся. – Не хочешь помогать девчонке, значит… сразу на паренька переключились. - Натаниэль – племянник Ивса. Угадай, кого будет спасать твой очаровательный знакомый? – съязвила я. - Между прочим, детка, это по твоей вине мой очаровательный знакомый взял нас за жабры. - Не нужно было мне помогать. Будет тебе наука. В любом случае, сейчас нам не время сидеть, сложа руки. Я хоть что-то делаю в отличие от тебя. - Спасибо, я уже допомогался, что теперь меня хотят размазать по стенке ни за что, – развёл руками Хеймитч. – Дорогу молодым! – воскликнул он и засмеялся, но мне было совсем не смешно. Я подошла впритык к Хеймитчу и схватила его за отворот рубашки. Тот помрачнел, насупился, но препятствовать не стал. Он жалок. От него воняет, лицо припухшее, а в уголках губ собралась слюна. - Найди Сенеку. - Детка, куда ты так торопишься, Сенека видит десятый сон. - Завтра я должна с ним увидеться. Я знаю, что он входит в круг твоих знакомых. Протрезвей до утра и принеси хоть какую-то пользу, чёртов алкаш. Не я одна нахожусь на этом тонущем корабле. - Эй, полегче, я ведь в каком-то смысле тебе жизнь спас, – возмутился ментор Округа №12 и оттолкнул мою руку. Хоть он и был пьян, сила в руках чувствовалась. Хеймитч Эбернети не так прост, как кажется, ведь ему посчастливилось победить в Квартальной бойне, хотя на счёт «посчастливилось», наверное, я не права. – Сенека спросит о том, что тебе нужно. Что я ему отвечу? - Лафлауэр плохо видит, – отчеканила я, отойдя от Хеймитча на шаг. Как же отвратительно от него несло. - Безумно трогательно. На каком моменте я должен пустить слезу? - Зрение может погубить его. Он пойдёт на арену в очках, потеряет их или разобьёт, и что потом? Его прикончат. Хеймитч поставил бутылку и стакан на стол, затем взглянул в потолок, будто не хотел меня слушать. - Хочешь, чтобы ему починили глаза? – скептически спросил он и скрестил руки на груди. Кажется, это стоило ему усилий, так как получилось не с первого раза. Я пришла просить помощи у человека, который запутался в своих руках. - Хочу, чтобы ему сделали другие очки. Например, как обруч, чтобы они надевались как корона и были литыми со стеклом, желательно не пробиваемым. - О… – протянул Эбернети. – Да ты аки стилист. Может, сменишь профессию? Победитель из тебя ни к чёрту, хоть капитолийцев одевала бы в какое-нибудь уродство, там много мозгов не нужно. Я тяжело вздохнула. С этим человеком дел не построишь. - Не смею больше задерживать. Надеюсь, ты всё понял, – сказала я и направилась к выходу. – И проветри комнату, а то твои трибуты задохнутся, – не оборачиваясь, махнула рукой напоследок я, легко и непринуждённо шествуя в сторону выхода. У дверного проёма я опять столкнулась с этой расфуфыренной куклой и с беззаботной улыбкой на лице выдернула из её дурацкого мехового костюма пару волосинок. – Всего хорошего.***
Этим вечером мы не пошли тренироваться. Когда я вернулась от Хеймитча, Татти и Нуара уже спали, а будить их показалось последним делом, они и так слишком измотались за эти дни. Натаниэль, наверное, тренировался всю ночь. Я не стала к нему возвращаться и пошла спать, ведь назревал новый, сложный день. Сегодня мы с Сильвой должны научить Татти и Нуару правильно вести себя перед камерами и Цезарем, что им совсем не помешало бы. - Не надоело дрыхнуть? – спросила я, нависнув над юной Хэллхэд. Та, услышав мой голос, начала ворочаться. – Я непонятно изъясняюсь? Подъём! В ответ я услышала только недовольное сопение, не сомневаясь, что девчонка уже проснулась. Я вышла из её комнаты в гостиную, где должна была научить подопечных элементарному поведению на интервью. Сильва иногда шутя говорила, что мне ещё самой нужно учиться, но я имела представление о том, как должен выглядеть трибут на допросе у Цезаря. Нуара, заспанная, прошла мимо меня, даже не обратив внимания. Девочка сходила в ванную, привела себя в порядок и прибыла в столовую, где уже сидели я, Татти и Сильва. Нуара как всегда была чем-то недовольна, садясь рядом с нами. В её руках был виноград, который она ела нехотя и раздражённо. - Ну что, дорогие мои, готовы отвечать на вопросы Цезаря? – постаралась сказать бодро я, но ни один ни другой трибут не разделяли мою воодушевлённость. Скоро Игры, остались считанные часы, и как раз в это время начинается тряска, по себе помню. – Татти, будь разговорчивее, не бойся быть собой. Цезарь не должен вытягивать из тебя слова, ты обязан сам наталкивать его на вопросы. Кислую мину спрячь для другого случая, продюсерам она не понравится. Будь открытым, смотри в лицо публике. Помни, что твоя главная задача – покорить их. Ты должен им понравиться, не прячь лицо, расправь плечи. Больше рассказывай о себе, скажи, что надеешься на победу, скажи что-нибудь уважительное касательно своих соперников. Татти сидел в очень плохом настроении, снова опустил голову, поник, чего нельзя было допускать в нашем положении. Казалось, что он не слушает меня, что ему вовсе не нужно всё то, что я говорю. Татти думал о другом и вряд ли ему удастся настроиться на нужную волну. - Нуара, тебе же придётся один вечер попридержать свой пыл. Не хами, не груби, отвечай на вопросы без лишних размышлений, они никому не интересны. Не вздумай задавать вопросы в ответ, улыбайся, а не подражай Лавине МакКуин, двух чертёнышей Панем не вытерпит. Нуара окинула меня презрительным взглядом и ничего не ответила. В её стиле презирать своего ментора настолько, что даже слов жалко. После моей краткой речи вступила Сильва, наглядно показывая как нужно ходить, сидеть, стоять, дышать, и вообще существовать на интервью нужно согласно её макету. Татти пропускал всё мимо ушей, а Нуара то и дело раздражённо перебивала то Сильву, то меня. Сопровождающая показывала ей, как нужно ходить, а Нуара в ответ не училась, а пародировала наставницу, насмехаясь над её дурацкой капитолийской походкой. Весь день мы мучились с этими детьми, так ничего и не добившись. - Я не собираюсь сидеть так, будто кол проглотила, – возмущалась Нуара, гневно поглядывая в сторону Татти, изучающего пол с таким интересом, будто происходящее его вовсе не касалось. - Татти Фокс, расслабь плечи, – приказала Сильва, подойдя к нему. Сопровождающая своими руками распрямила их, заставила сесть ровно и приподняла пальцем подбородок. Я говорила о том, что неплохо поделиться со зрителями какой-нибудь занятной историей из прошлого, рассказать что-то о себе, но трибуты упрямо не хотели делать это при мне, а уж тем более при публике. День пошёл насмарку. Мы с Сильвой измотались. Оставалось надеяться на то, что, выйдя на сцену, трибуты вспомнят все наши советы и воспользуются ими. Весь следующий день над Татти и Нуарой колдовали стилисты под моим чутким руководством. Я сидела рядом с ними и наблюдала за тем, что и как они делают, что, кажется, сильно напрягало мастеров красоты. Мой взор не сходил с них, ловил каждое движение, которое я неустанно комментировала. Хватило и Парада, где стилисты Округа №7 показали себя хуже всех. Они снова полировали тела трибутов, работали над их волосами и лицом, долго подбирали наряды для выступления и в конечном итоге добились хоть какого-то результата. Каштановые локоны Нуары блестели на свету, наверное, их покрыли каким-то особенным лаком. Каждый локон был отделён от соседнего и аккуратно уложен. Лицо светлое, аккуратно подчёркнуто румянами, длинными ресницами и жёлтого цвета губами. Слишком изящная девчонка сейчас стояла рядом со мной, этот образ далёк от её характера, что, в общем-то, на руку нам. Пусть зритель видит в ней хрупкую девочку, милую, а не злобную горгулью. - Я выгляжу как сонная бабочка, – возмутилась Нуара, глядя на себя в зеркало. Не ошибусь, если скажу, что она себе нравилась в этом образе, но похвалить его не могла из принципа. Стилист подобрал лёгкое светло-жёлтое платье без рукавов, в котором она действительно напоминала бабочку. Очень нежный и трогательный образ, надеюсь, Нуара не испортит его своими разговорами. Вслед за Нуарой ко мне подошёл Татти, выглядевший ничуть не хуже напарницы. Стилист одел его в не слишком консервативный и не слишком развлекательный вариант. На Татти была белая футболка, синяя безрукавка и такого же цвета брюки. Безрукавка была усеяна какими-то металлическими ремешками, которые были и на брюках тоже, только в меньших количествах. Мальчику подровняли волосы и подстригли чёлку, потому теперь его лицо можно было разглядеть даже, когда он его опускал. - Ну что? – спросила я его, а он в ответ лишь пожал плечами. - Нормально. Нуара недовольно косилась в его сторону, будто уже видела в нём соперника, а не брата по несчастью. Татти же никак не реагировал, уже привык к характеру напарницы, потому перестал обращать на неё всякое внимание. - Нормально? Я бы не сказала. – Нуара оценивающе взглянула на Фокса, который косо посмотрел в её сторону и отвернулся. Что ещё стоило ожидать от Хэллхэд? Напротив Тренировочного центра располагается специально построенная сцена, где у каждого трибута будет по три минуты, чтобы завоевать внимание и любовь публики. Когда мы оказались на месте, Татти заметно начал нервничать, а Нуара бросать высокомерные взгляды в сторону других трибутов с командами, выстроившихся в ряд. Среди них я пыталась рассмотреть Хеймитча, Финника и Натаниэля. Последнему стоило напомнить о поведении перед Цезарем и всем Панемом, ибо взбалмошный характер этого юноши вряд ли позволит ему вести себя по-человечески. Рэйчел я заметила, Ивса тоже, но Натаниэля опять не было видно, что ничего хорошего не сулило. Небось, снова занимается какой-то ерундой. Мои мысли прервались как только в бок что-то больно ударило. Я повернулась – Натаниэль. - Дурень, – буркнула я, глядя на довольного Лафлауэра, ставшего сбоку от меня. У него в руках был какой-то фрукт, который он не постеснялся взять с собой, чтобы съесть до своего выхода на сцену. Сегодня его одели, наверное, в родной для него стиль. Белая рубашка с закатанными до локтя рукавами, короткий, чёрный жилет и брюки из белой жатой ткани. На шее переплетались между собой много разных цепочек и кулонов, пальцы на руках усеяны кольцами, а на запястье поблёскивал широкий серебряный браслет. – Мои трибуты сегодня тоже красивые. - Тоже? Ты только что сморозила мне комплимент. – Натаниэль засмеялся и откусил кусочек загадочного фрукта. – Язык твой – враг твой. - Я про своих трибутов говорила, ни слова о тебе не упомянув, так что не льсти себе. - Хочешь? – непринуждённо сказал Нат, протягивая мне надгрызенный фрукт, отчего я скривилась. Мало того, что он ест непонятно что, так ещё и пытается скормить это мне. - Я огрызки не ем. - Да ладно тебе. Не отравилась бы. - Кто тебя сюда с едой пропустил? - А меня можно остановить? Я не успел поесть за день из-за того, что надо мной издевались стилисты, – сказал Нат, показывая мне левую ладонь. – Гляди, что сделали. Рука как у девки. Вообще охренели. - Не переживай, арена всё подправит, – подметила я и похлопала Лафлауэра по плечу. Тот ничего не ответил и направился в сторону Ивса. – Куда это ты? - Я отдёрнула его за руку и он остановился. - Ты мне не ментор, даже не друг, я вообще не знаю, кто ты для меня и какого тогда хрена я должен тебя выслушивать? Я сжала его руку и притянула к себе. Его настроение пугало, кажется, Нат Лафлауэр опять задумал что-то из ряда вон выходящее. - Напомни-ка, что ты будешь говорить на сцене? – почти шёпотом спросила я. Натаниэль сделал вид, что задумался, глядя куда-то вверх. - Что люблю Панем, что буду бороться, что противники достойные. - Как ты будешь себя вести? - Строить всем глазки. - Странно, что из всего, что я тебе сказала в прошлый раз, ты запомнил только про глазки. Улыбайся, веди себя скромно, побудь человеком, а не оторвой хоть три минуты, – командным тоном наставляла я, а Нат в ответ только улыбался глядя куда угодно, лишь бы не на меня. – Прислушивайся ко мне, чтобы не получилось как с показательным выступлением, идиот. - А что с показательным выступлением? – соблазнительно улыбаясь, к нам подплыл Финник. Наконец-то. - Этот всех спонсоров распугал своей тройкой. - Распугал? – Финник удивлённо смотрел то на меня, то на Натаниэля, нервно покусывающего губу. Он уже понял, к чему клонит Финник. – Вы что, не поняли? Тебя прячут от остальных. Они пошли даже на такое, чтобы уберечь своего фаворита. Мы с Натаниэлем стояли как оплёванные, тупо пялясь в одну точку. Ни один из нас и на мгновение не задумался о возможной подставе, которую Финник учуял сразу. Он улыбался глядя на нас и абсолютно ни о чём не переживая, видимо, сталкивался с такими вещами не раз. - Блин, зря извинялся! – возмутился в итоге Натаниэль, толкнув меня локтём в бок. Он ещё раз откусил свой фрукт и с кислой миной поплёлся к своему ментору, бросающему в нашу сторону негодующие взгляды. Интервью должно было вот-вот начаться и к своему выходу готовились представители Округа №1. - Ты считаешь его другом? – внезапно спросила я, не сводя глаз со стилистов, поправляющих моих трибутов перед выходом. Нуара испортила один из локонов и её стилисту-недотёпе пришлось его заново переделывать. - Кого? – не понял Финник, улыбаясь окружающим. Многие не могли оторвать от него глаз. Ментор-звезда! Рядом с таким лучше не стоять, если хочешь спрятаться от чужих глаз. – Натаниэля? - Да, этот балбес то ли в шутку, то ли всерьёз ляпнул, будто мы его друзья и с тех пор меня грызёт совесть. Гадкое чувство. Ответственность. - Его можно понять, парень год был один не в своей тарелке, но не думаю, что он к нам привязался. Не в его стиле. Мы просто помогали друг другу, чтобы выжить, думаю, он понимает это. О, Кайлер, едва не опоздала! – обратился Финник к своей подопечной, гордо шествующей в длинном вечернем платье. Кайлер улыбнулась ему в ответ. - Брось, ещё даже Первые не вышли, – сказала она тихо, протягивая слова, как часто делает Финник. Пройдя мимо Одейра, Кайлер направилась дальше, даря всем по пути свою прекрасную улыбку. Прозвучала музыка, и начался знаменательный вечер интервью. Цезарь Фликерман вырвался на сцену и с ходу начал заваливать публику приветствиями и поздравлениями. Я со своими трибутами, стояла рядом с Финником и его подопечными, неподалёку был Нат со своей гвардией и Шестые. Наверное, такое единение успокаивало, потому что даже Татти выглядел не таким подавленным, как это было в комнате со стилистами. - Давайте поприветствуем, трибут из Округа №1, невероятная Лавина МакКуин! – прогремел задорный голос Цезаря. Да уж, невероятная. Невероятная скотина. Жаль, что Цезарь не добавил этот значительный факт из её биографии. Больше меня её не мог терпеть разве что Натаниэль, шёпотом пожелавший ей несчастливого пути. Лавина под светом многочисленных софитов вышла на сцену и публика взорвалась овациями. Девочка выглядела невероятно сияющей под стать своему округу. На ней хорошо сидело пышное фиолетовое платье, волнами расшитое чёрными камнями. Стилист в кои то веки распустила волосы Лавины, которые оказались не по годам длинными. Часть волос юной МакКуин подобрали наверх, часть благородно лежала на плечах, красиво спускаясь вниз. - Лавина, ты необыкновенно красивая девочка, думаю, твой стилист идеально справился с заданием. Не так ли? – улыбаясь, бросил клич в зал Цезарь. Зрители поддержали его, восторженно крича и хлопая. - У него не было выбора, иначе пришлось бы убить его, – легко и непринуждённо ответила Лавина, едва заметно улыбаясь. Зал утих, не поняв, что имела в виду трибутка. Цезарь засмеялся во весь голос. - Это ведь шутка? - Ещё не знаю, – улыбка пропала с лица Лавины. Девчонка впилась взглядом в Цезаря, который старался скрыть то ли изумление то ли страх под жалким подобием улыбки, которая присутствовала на лице у всех зрителей. - Кхм, – ведущий решил сменить тему. – Лавина, ты такая юная. Не боишься остальных участников? Многие из них намного старше тебя. - Пусть они меня боятся, – с той же интонацией, что и всегда ответила Лавина и обернулась в сторону закулисья. – Да, Реннер? Я встала на цыпочки чтобы рассмотреть Реннера, ждущего свой выход на сцену. Парень был в замешательстве и не знал, что ответить, и стоит ли отвечать вообще. - Да, Лави, – бросил из-за сцены он, не найдясь, что ещё можно ответить. - Лави? – скривился Нат, склоняясь ко мне над Татти. – Вы слышали это? «Лави». Сейчас сдохну от умиления, – засмеялся Нат и Татти тоже подхватил волну. Даже я на миг забыла о том, что здесь делаю и улыбнулась. Вслед за Лавиной на сцену отправился Реннер, который вёл себя на диво скромно, и даже, по-дурацки. Скорее всего, он действительно не блистал умом, да и вообще был простаком, что не особо похоже на профи. - Не переживаешь ли на счёт полученного тобой балла? - Нет, это всего лишь число, не думаю, что на арене меня будет поджидать арифметика, – улыбаясь, ответил Реннер. Цезарь оценил такой ответ и с блистающей улыбкой повторил имя Реннера, чтобы публика проводила его аплодисментами. Следующей на сцену поднялась Стеф Нексус в длинном до пола серебристом платье, расшитом металлическими узкими пластинками. Её волосы как всегда были собраны в тугой хвост, свисая до самой поясницы. Стилист сделал ей угрожающего вида макияж, украсив узкие глаза чёрной подводкой и такого же цвета тенями, однако это всё равно не делало её такой устрашающей, какой отродясь была Лавина МакКуин. Стеф как и всегда изображала абсолютное безразличие ко всему, что творится вокруг неё. - Стефани Нексус! Поприветствуем! – залепетал Цезарь, и Стеф тяжёлым шагом направилась к креслу рядом с ведущим – месту, предназначенному для трибутов. – Стефани, насколько мне известно, ты владеешь искусством рукопашного боя, и весьма неплохо. Сложно ли было добиться таких высот? - Нет, – ответила Стеф, глядя в зал. Пару секунд Цезарь молчал в ожидании того, что девушка продолжит, но этого не случилось. Нексус уже ответила. - А поподробнее? – загадочно улыбнулся Цезарь, ущипнув девушку за плечо. Та никак не отреагировала. - Не сложно. Я, стоя за кулисами, прижала ко рту кулак, чтобы не рассмеяться. Нексус невероятно эмоциональная и разговорчивая! Бедолага Цезарь не знает, с какой стороны к ней подойти, чтобы вытащить больше одного слова. - Стефани, скажи, что для тебя значат Игры? Осмелюсь напомнить зрителям, что именно эта девушка получила самый высокий балл в этом году на смотре у продюсеров, чем буквально вынудила нас за неё болеть! – воскликнул Цезарь, дабы оживить беседу. - Победа. - Победа? То есть, ты уверена, что победишь? – радостно подхватил Цезарь, поднимая кулак вверх, изображая победителя. - Нет. - И правильно! Нужно уметь оценивать противника! В этом году собрались очень сильные трибуты. Как думаешь, кто твой главный соперник? - Все. - Вы только посмотрите на эту благородную девушку! Это так уважительно с её стороны, считать всех равными! Спасибо тебе, милая, за такое откровение. Не похоже, чтобы Стеф откровенничала. Цезарь тисками выдавливал из неё информацию и в итоге всё рассказал сам. Порой восхищаюсь этим человеком. Как можно работать со столькими психами, которые только и думают о том, что поутру придётся убивать друг друга? Дальше воспользовался своим часом Канцер, оказавшийся куда более разговорчивым, чем его напарница по округу. Канцер вёл себя довольно-таки свободно, рассказывал о каких-то технических моментах ведения боя, о том, как мечтал показать Панему свой врождённый талант. Парень однозначно лукавил, его речь выглядела неестественной и наигранной. Странно, но в этом году профи разделились. Кайлер согласилась союзничать с Лавиной и Реннером, а Нексус состояла в дуэте с Канцером, с которым ей, видимо, приходилось много работать прежде. Если второй союз крепок, то о предыдущем этого не скажешь. При первой же возможности Лавина и Реннер устранят Кайлер, как ненужный элемент. Она выгодна им, будет защищать МакКуин столько, сколько того потребуется. Не удивлюсь, если при помощи таких ходов Лавина доберётся до финала. Следующей на сцену пожаловала милая девушка из Округа №3 – Велва, на диво мечтательная и романтичная особа, усеявшая накалённую атмосферу зала стихотворениями собственного сочинения. Зал восхищался её чистой душой, с обожанием прислушиваясь к каждому звуку, который вылетал из её уст. Чарующий голос и трогательные стихи не оставили равнодушным даже Цезаря, несколько раз смахнувшего слёзы. Немного развеял угнетённый настрой зрителей парень из Округа №3. - Себастиан Лорен! – воскликнул Цезарь и на сцену вышел высокий сероглазый парень в тёмно-бордовом костюме. Он был спокоен, не волновался, что большая редкость для сцены. - Себастиан, нас всех покорил твой поступок. В двенадцать лет твоё имя вытащили на Жатве, и тогда другой парень вызвался вместо тебя, понимая, что в тот момент Игры не стали бы для тебя тем, чем являются сегодня, – серьёзно начал Цезарь, с пониманием глядя на паренька. – Ты доброволец. Вызвался вместо больного ребёнка. Это достойный поступок, – ведущий похлопал и вслед за ним зашумел зал, лавиной аплодисментов свалившись на Третьего. - Если кто-то не побоялся отдать жизнь ради незнакомого ребёнка, когда я был маленьким, то почему я не могу поступить также? Тот парень многому меня научил. Не нужно бояться. Не нужно думать только о себе, не нужно прятаться в норку, когда есть возможность спасти чью-то жизнь. Этот поступок не понять тем, кто запер свою душу на замок. Добрые люди есть и они среди нас. Они не боятся жертвовать собой ради других, ради трусов и эгоистов, надеясь, что их отвага станет примером и люди изменятся. Я всю жизнь был благодарен тому парню, и в этом году на Жатве я снова его вспоминал. Мне не довелось познакомиться с ним, хоть я и очень хотел взглянуть в глаза своему спасителю, чтобы он знал, что в него верят, что его поступок – геройство, которое не забудется. Я чувствовал ответственность за свою жизнь, знал, что судьба послала того человека не просто так. Он был знаком свыше для меня. Я должен был помочь. Я не мог не вызваться добровольцем, зная, что на арену пойдёт больной мальчишка без шансов на победу. Жизнь слишком сложная и невероятно интересная вещь. Каждому в ней отведена своя участь и я уверен, что моя участь - спасти хотя бы одного ребёнка. Когда Себастиан договорил, люди с открытыми ртами смотрели на него, восхищаясь такой отважной личностью и искренней речью. Парень – отъявленный философ, это заметно, его жизненная позиция должна привлечь к нему внимание, да что там, уже привлекла. Нуара и то смотрела на него с восхищением. Такой юный и уже такой мудрый. Казалось, что Себастиан прожил не меньше десяти жизней и это спокойствие – состояние его души. Он отправляется на арену не за победой. Свою победу он уже получил, избавив больного мальчишку от страшной участи. Кайлер Вин изящной походкой вышла под свет софитов, когда Себастиан покинул сцену. Кайлер приковала взоры всей мужской аудитории, как в зрительском зале, так и за кулисами. Даже Хеймитч не сводил с неё глаз. Она умела быть прекрасной всегда и везде. Её красота проявлялась во всём: в том, как она шла, как смотрела, как улыбалась, как сидела, как говорила. Здесь она была обворожительной девушкой, на арену же выйдет убийца, которая вряд ли станет беспокоиться о своей причёске. Кайлер улыбалась и часто подмигивала кому-то в зале, шумно воспринимавшем всё это. Девушка говорила с той же интонацией, что и её ментор. Тот же обволакивающий голос, спокойный и размеренный, тихий, с придыханиями и безграничным обаянием. Цезарь не знал, куда себя деть, сидя рядом с такой особой, ослепительно красиво улыбавшейся всему Панему. Наверное, Округ №4 гордится ею так же как и Финником. Альяр старался держать себя естественно и был, наверное, единственным обыкновенным ребёнком, какими по идее должны были быть все трибуты. Мальчик улыбался, поддерживал с Цезарем разговор и махал рукой залу, надеясь, что тот его примет. Вроде бы ничего сверхъестественного он не показал, но всё же людей покорил своим простодушием и открытостью. Рэйчел Фоллс была слишком напуганной и неуверенной в себе, потому ею вряд ли восхищались, скорее, жалели. Девочка напоминала загнанного в угол зверька, который не знал, куда себя девать. Она боялась смотреть на камеры, на такое количество людей, на Цезаря, буквально крича всем своим естеством о помощи. Я настолько засмотрелась интервью, что не заметила, как подошла очередь Натаниэля. Тут-то я начала волноваться. От этого человека нормального поведения не жди, а после его триумфа на показательном выступлении я вообще не представляю, что он выкинет здесь. Прозвучало его имя и он абсолютно расслабленной походкой направился на сцену. - Не оплошай, гений! – крикнула я вдогонку Натаниэлю, который сделал вид, что меня не услышал. Стоило ему взойти на сцену, как по залу пробежала шумиха. Да, с какой стороны ни глянь, а Лафлауэр яркая личность, приковывающая к себе взгляды. Он сильно отличается от большинства людей, что уже заинтересовывает. - У меня такое чувство, что Нат задумал какую-то пакость, – процедила сквозь зубы я, глядя на Финника. - Ты от него другого и не ждёшь. - Натаниэль, ого-го, – восхищённо воскликнул Цезарь, рассматривая неисчислимые украшения, завешивавшие парня. – А твой стилист не поскупился на драгоценности! - Они ведь чужие, – широко улыбаясь, подметил Натаниэль. - Ну как тебе наша сцена? - Для первого раза сойдёт. - О, так ты намереваешься сюда вернуться? - Да, но в качестве ведущего. На арену не больно хочется. - А как же я? – поспешно задал вопрос ведущий, сияя своей стандартной улыбкой на камеры. - Придётся вас подвинуть. Сцена двух гениев не потерпит, – рассмеялся Натаниэль и зал вместе с ним. У Ната всегда был заразительный смех, и если то, что он сказал не смешно, то ты всё равно будешь смеяться, хотя бы с его смеха. - Каков наглец! – демонстративно возмутился Цезарь Фликерман, смеясь вместе со всеми. – Я так понимаю, что ты настроен побеждать. - Естественно. Это мой талант. Я вообще талантлив. После этой фразы я прижала ладонь ко лбу. Поначалу мне казалось, что он вытерпит эти три минуты и будет вести себя как полагается, однако уже после тридцати секунд его снова понесло в неизвестном направлении. Вернулась старая, добрая наглость – главная черта этого умника. - Что же это за таланты? Может, поделишься со зрителями, взгляни, они томятся в ожидании. - Простите Цезарь, но я слишком скромен, чтобы хвастаться. – Нат показательно задрал нос и зал взорвался смехом, как и Цезарь, а потом и сам Лафлауэр. В этот момент я представила лицо Сноу. Думаю, ему лучше не смотреть интервью, иначе его хватит удар. Таких психов на Играх ещё не было. Прежде я считала, что среди двадцати четырёх трибутов прибацанный только один. Сейчас понимаю, что они все какие-то ненормальные с конкретным сдвигом в мозгах. Стадо придурков под стать Натаниэлю. Думаю, ему среди них будет комфортно. Страшно представить, что обо всём этом думает Сноу. Вряд ли он ожидал, что интервью превратится в цирк. Даже профи вели себя не так как обычно. Всё это, конечно, безумно смешно, чего, собственно, и требует шоу, но в этом году случился перебор. Трибуты – яркие личности и пока что у них здорово получается веселить публику, но… за Голодными играми стоит нечто большее, чем просто шоу и, заигрываясь, участники могут сами себе вырыть могилы. - А если серьёзно? Быть может, ты искусно метаешь копья? - Не думаю. - Или поёшь? - О, вряд ли. - Может, очаровываешь юных дам? В зале послышалось чьё-то хихиканье, плавно разрастающееся. Кажется, Натаниэль уже обзавёлся поклонницами. Он откинулся на спинку кресла и опустил глаза в пол, накаляя обстановку в зале. - Я танцую, – чрезвычайно скромно сказал он. Это была настоящая, натуральная, естественная скромность, откуда-то взявшаяся в этом наглом теле. - О, нет, – прошептала я, надеясь, что мои предположения не воплотятся в жизнь. - Так поделись со зрителями своим умением, я думаю, что все хотят это увидеть, правда? – воскликнул Цезарь, направляя микрофон в сторону зала, восторженно кричавшего одобрения. Натаниэль собрал губы в трубочку, затем лукаво улыбнулся, бегая глазами по аудитории, заинтриговывая её, заинтересовывая. - Ну, если вы так этого хотите, – протягивая слова, сказал Натаниэль, и все зааплодировали, отчего он расцвёл ещё больше. – У вас не найдётся Песнь Свободных Приливов? - Что? – не поняла я, случайно задав вопрос вслух. - Песнь Свободных Приливов – это традиционная и всеми любимая песня Округа №4. У нас без неё ни один праздник не обходится, – пояснил Финник, улыбаясь вместе со всеми. – Кажется, я знаю, что он будет танцевать. У нас есть особый танец под эту песню, очень весёлый кстати. - Вовсе необязательно так выпендриваться на сцене. Мог бы просто ответить на вопросы. Цезарь Фликерман взглянул в потолок, потом куда-то влево, вправо и наконец-таки радостно сообщил: - У нас есть такая музыка! - А ещё мне нужна партнёрша, – задорно объявил Натаниэль. – Кайлер. Глаза девушки из Округа №4 изумлённо расширились. Она сидела в нише, где все трибуты должны были смотреть интервью, и не знала, как поступить. Финник стоял за кулисами и мысленно заставлял её выйти к Натаниэлю. Возможно, Кайлер почувствовала этот позыв, поэтому широко улыбаясь, вернулась на сцену. - Что он опять творит? – возмутилась я, тяжело выдохнув. – Очередная дурость. Сейчас пойду на сцену и врежу ему. Задолбал. И я пошла бы, если бы рука Финника не сжала стальной хваткой мою. Я попыталась освободиться, выдернуть руку, но тщетно, Одейр вцепился так, что вырваться было невозможно. - Отпусти, – ровным голосом сказала я, пропиливая Финника взглядом. Тот же строил из себя святую невинность, лучезарно улыбаясь всем, кто ещё ждёт своего выхода на сцену. – Этот идиот подписывает нам смертный приговор в прямом эфире. - Успокойся. - Я спокойна, – снова попыталась выдернуть руку я. - Он всё делает верно, а ты – очередную дурость. - Спасибо, – саркастично выдавила я. – Я уже поняла. Отпусти. Финник разжал клешню и я потёрла свою руку от боли. Одейр вместо того, чтобы извиниться или сказать что-то хорошее взглянул на меня, улыбнулся и ткнул в рот кубик сахара. - Угощаю. Тем временем на сцене воодушевлённый Цезарь оттащил кресла назад, чтобы освободить место танцующим, Натаниэль снял свои очки, улыбнулся и взял Кайлер за руку. Та в свою очередь не разделяла его восторг, но старалась этого не показывать, хотя её порядком удивило то, что Нат знает народный танец и песню Округа №4. Зазвучала музыка. Прежде я ничего подобного не слышала. Медленное лирическое вступление, а затем какой-то хаос. Это была действительно весёлая мелодия с дудочками и скрипками, заводная, озорная, да настолько, что даже Нуара притопывала ногой в такт. То, что творилось в этот момент на сцене словами не описать, по крайней мере, моими точно. Под заводную музыку Нат и Кайлер параллельно начали делать одни и те же движения. Оба отлично их знали, потому танец у них отскакивал от зубов. Поначалу они танцевали отдельно друг от друга, много прыгая и умело перебирая ногами. Девушка приподняла подол своего платья, чтобы не упасть, заулыбалась, глядя в зал, а Цезарь Фликерман позади лишь восхищённо тыкал пальцем в танцующих. У Натаниэля получалось ещё лучше, чем у Кайлер, будто он танцевал этот танец тысячу лет. Все движения такие лёгкие и органичные, будто законы гравитации ему не ведомы. Теперь понятно, почему он натренирован. Такие танцы любого натренируют. Живые. Озорные. Странно, что в Панеме есть люди, способные их танцевать. Мне всегда казалось, что жителям округов не до танцев. Каждое новое движение отдавалось эхом со стороны восторженных зрителей, поразившихся спокойствию Кайлер и пластике Ната. Казалось, что он может управлять всем телом, что каждая косточка и мышца подчиняется ему безоговорочно. Даже без очков он выглядел абсолютно уверенным и когда настал момент дуэта, он взял Кайлер за руку и они закружились так, что даже у меня начало рябить в глазах. Эти двое держались за руки и прыгали, странно, что они вообще не запутались в ногах. Кружились, вертелись вприпрыжку во все стороны, разогнав смуту, наверное, со всего Капитолия разом. Давно зрителям не было так весело. Они излучали счастье, но в такой дозе, как это делал Нат, не получилось бы ни у кого. Утром он отправится на Игры, но его это не волновало. Сейчас. Лафлауэр светился от радости, искренней, неподдельной радости, которой всегда было очень мало на сцене рядом с Цезарем. Чьи-то пальцы коснулись моего подбородка и клацнули зубы. Я даже не заметила, что приоткрыла рот, который так любезно прикрыл Финник своей рукой. Мои глаза метали молнии, поэтому, когда я посмотрела на Одейра, всерьёз забеспокоилась тем, не прижарит ли его высоким напряжением. - Что? – вырвалось у меня. - Ты тут кое-что едва не обронила, милая, – непринуждённо заявил Финник, показывая пальцем на мою челюсть. – Беспокоюсь о твоём имуществе, – растянулся в улыбке он. – Вдруг обронишь, потеряешь… - Дурак, – стукнула его я тыльной стороной ладони. Ближе к концу песня сильно видоизменилась, стала спокойной, загадочной и даже страшной. На клавишные медленно опускались чьи-то пальцы, рука настоящего музыканта, талантливого, умеющего достучаться до человека. Кайлер отошла в сторону, и Нат принял на себя всё внимание публики. Он делал что-то очень странное. Выражение лица максимально сконцентрировано на чём-то конкретном, руки разведены в стороны. Парень аккуратно выставил правую ногу вперёд, затем левую так, будто шёл по очень тонкой линии, а под нею была пропасть. Натаниэль настолько реалистично изображал человека, идущего по краю пропасти, что зал в ужасе притих, внимая каждому шагу парнишки, вмиг ставшему серьёзным. В его глазах был такой ужас, будто под ногами и правда был каньон. Возможно, без очков Нат действительно видел только пропасть. Его руки дрожали, тело неустойчиво шаталось, удерживая равновесие. Все поверили в это. На сцене случился обман зрения. Я, как и многие другие, представила себе обрыв, по краю которого и двигался Лафлауэр, пока все с замиранием сердца надеялись, что он не оступится, забывая о нереальности происходящего. Натаниэль не просто шёл по стези, он ещё и параллельно двигался, превращая страх в танец. Завершилось всё тем, что он пошатнулся, выставил руку вверх и сделал через неё колесо. Песнь Свободных Приливов затихла и зал взорвался. Встал каждый, кто сидел по ту сторону сцены. Нат не видел лица людей, зато он слышал их реакцию, поэтому поклонился, улыбаясь на весь рот. Никто не заметил, что Кайлер Вин уже сидела рядом с остальными трибутами. Впервые она оказалась вне центра внимания зрителей, хотя её это отнюдь не беспокоило. - Ничего себе! – воскликнул Цезарь, подойдя к запыхавшемуся Лафлауэру. Тот покраснел, тяжело дышал, дико взирая на полуразмытый мир без очков, которые ведущий ему протянул как трофей. Нат надел их и его улыбка переросла в смех. – Скажи, а ведь последний момент – твоя фантазия? Насколько мне известно, в оригинальном танце последнего момента нет. - Да, моя, почему бы и нет. - Действительно, почему бы и нет? – пафосно перековеркал Натаниэля Цезарь с неизменной улыбкой на лице. – Кому ты посвятишь это выступление? Натаниэль недолго думал прежде, чем ответить. - Своей семье. Маме и братьям. Последние, конечно, козлы и жрут много, но я их всё равно люблю, – сквозь смех сказал Натаниэль и помахал рукой в камеру. Что это было? Что вообще происходит? Ни разу не видела подобного интервью. Это было… весело. Забавно. Занятно. Развлекательно. Никогда прежде на сцене не было столько позитива, счастья и хороших эмоций. Их и не должно быть. Откуда им взяться, если трибутам к утру следует отправляться на арену? Хотелось кричать во весь голос. Неужели им не страшно? Или тот же Натаниэль не понимает, что наступит завтра? Откуда это счастье? Зачем?! В этот раз всё было по-другому и от этого становилось только хуже. Все были настолько радостны, что забыли об Играх. Думаю, теперь людям будет сложно распрощаться с Натаниэлем, если вдруг он надумает сыграть в ящик. Представляю реакцию Сноу. В Натаниэле столько всего, что так не любит президент. Наглость, непокорность, свобода, игра по собственным правилам. Единственное, что до сих пор делало Натаниэля живым – его голова, в которой все так нуждаются. Я наслышана о его смышлёной башке, но всё равно не понимаю, что такого он умеет, что сам Капитолий ползает в его коленях? Неужели Нат Лафлауэр один такой умник в Панеме? Или все считают, что гениальность отца может превзойти только гениальность сына? А, если нет? Тогда его убьют? После выступления Натаниэля Округ №6 оказался в сильном проигрыше. Зал ещё не отошёл от пляски Ната, заодно прорекламировавшего и Кайлер, потому рассказы Шестых о любимой семье вряд ли кого-то впечатлили. Следующими были мои. Первой вышла Нуара. - Нуара, у тебя такое красивое имя. Кого я должен поблагодарить за эту прелесть? - О, Цезарь, думаю, мои родители в этот момент загордились вами, – заулыбалась Нуара Хэллхэд, стреляя озорными глазками во все стороны. Она говорила на диво спокойно, ровно и нежно, так, как обычно никогда не делала. Она вообще здорова? Куда подевался тот адский ребёнок, живший в этом тельце, как минимум с Жатвы? Маленькая прохвостка умеет притворяться. Сделала невинное личико, милую улыбку, скромно села в креслице, вся из себя леди и принцесса. В общем-то, я рада, что она не стала поливать меня грязью в прямом эфире, чего вполне стоило от неё ожидать, но такое лицемерие тоже не приводило в восторг. Нуара была вежлива и манерна, говорила исключительно то, чему мы с Сильвой её учили, а главное, что она говорила так, как мы её заставляли. Девчонка удивила всех, небось, жаждала завоевать спонсоров, что я одобряю. Её должны полюбить. После триумфа Нуары вышел Татти и я боялась, что он всё разрушит, хотя глубоко в душе таилась несокрушимая вера в этого ребёнка. Он хорошо выступил перед продюсерами, научился стрелять, тренировался вместе с остальными, неужели простой разговор ему дастся с трудом? Разговаривать с людьми мальчику действительно было трудно и, скорее всего, это испытание станет для Татти Фокса самым сложным. - Ты очень скромный, Татти, – подметил Цезарь, глядя на смущённого публикой мальчишку. Татти лишь изредка поднимал голову, чтобы посмотреть в сторону ведущего и категорически отказывался смотреть в зал. «Посмотри на зрителей, ну же!» Я надеялась, что мальчику хватит полминуты чтобы «разморозиться» и начать завоёвывать благосклонность публики. - Как ты считаешь, в чём твоя сила? Татти поднял голову и его лицо мигом запечатлели все камеры. Он задумался, позволив зрителям рассмотреть его милое лицо, такое детское и невинное, что не могло не впечатлить людей, сидящих в зале. - Не думаю, что у меня есть какая-то сила, – тихо начал Татти, едва шевеля губами. – Хотя… Есть кое-что. Страх. Цезарь Фликерман удивился, о чём свидетельствовала приподнятая бровь. - Страх? Ты считаешь его силой? - Думаю, да, ведь страх толкает нас на самые безрассудные вещи. Чем сильнее человек боится, тем на большее он способен. Финник толкнул меня рукой в плечо. Год назад я была до предела напугана. Это сделало меня убийцей. Наверное, Татти прав, вот только не очень хочется, чтобы он стал кем-то вроде меня. Ему всего двенадцать лет, а он уже выдаёт такие умные мысли. В отличие от многих он знает, о чём говорит. - Ты боишься? - Да. И мне не стыдно. Я верю, что страх спасёт меня. - И это достойный ответ! Татти Фокс! – воскликнул Цезарь и Татти аплодисментами проводили в ложе для трибутов. Дальше выступили ребята из Восьмого, Девятого и Десятого. Их приняли тепло, как и остальных, хотя последних, кажется, полюбили чуть больше. Со слов Феникса стало ясно, что они с Тиамарой знакомы давно, что они лучшие друзья и что он не бросит её на арене, что бы ни случилось. Публика всегда воспевала оды таким чувственным словам, потому беспрекословно поверила в эту историю. Да что скрывать, я тоже в неё поверила. Не думаю, что Феникс из тех людей, кто стал бы лгать о таком, его речь прозвучала очень естественно. Вслед за Десятыми выступили Одиннадцатые, которые впечатлили меньше всех. Ребята были напуганы до смерти, не хотели ничего рассказывать и вели себя на сцене не совсем так, как того требуют сопроводители. Детишки Хеймитча оказались настоящими дикарями. Хорошо, что он решил их тренировать отдельно от нас, если он вообще тренировал их. Взгляд дикий, движения резкие, непонятно, что ими двигало: испуг или агрессия. Во всяком случае, зал им напугать удалось. Год назад я тоже держала слово перед публикой Панема, но вся эта процессия не казалась такой длительной и эмоциональной. Я даже не могу вспомнить, как отвечала на вопросы Цезаря. Когда все трибуты вернулись за кулисы, направляясь на родные, уже, этажи, Сильва позаботилась о Татти и Нуаре, а я нашла в толпе развесёлого Натаниэля, схватила его под руку и оттащила в сторону. С другой стороны него возник Финник с бокалом какой-то вкусно пахнущей жидкости внутри. - Празднуешь? – с ходу спросил Натаниэль. - Почему бы и нет. Кажется, у нас всё прошло просто замечательно, – улыбался Одейр. – Поздравляю, теперь в тебя влюблена половина публики. - Всего половина? – скривился Натаниэль, выдёргивая бокал из руки Финника. Когда Нату это удалось, он отхлебнул немного, закашлялся и вернул его на место. - Вторая половина влюблена в меня. - О. Как я мог забыть. - Сияешь так, что вполне мог бы озарить своей энергией половину Капитолия, не хуже электростанций в родном Пятом, – вступила я с серьёзным тоном, но Нат не позволил мне договорить до конца. Он резко остановился и повернулся к Финнику. - А в какой из половин была бы она? - Ни в какой, – буркнула я. – Вместо того, чтобы болтать ни о чём лучше скажи: ты задумал показывать танец до или после того, о чём мы говорили? - До того, – честно ответил Натаниэль. - То есть ты нагло проигнорировал мои наставления? Опять? Снова хотел показать свою долбанную независимость? - Джоанна, – отдёрнул меня за руку Финник, но я была не в силах остановиться. - Как мне ещё к тебе обращаться, чтобы втолдонить в эту тупую башку, что пора перестать делать такие опрометчивые поступки! – я кулаком постучала по голове Натаниэля. Тот столкнул мою руку, но оправдываться не спешил. - Им понравилось, ты что, не видела? Зрители в восторге! – воскликнул парень уже без улыбки. Я схватила его за отворот рубашки и притянула к себе. - Зрители тебя обожают. Да. Но Сноу? Сенека? – шёпотом произнесла последнее я. – Думаю, они в бешенстве. Кто до тебя позволял вести себя так раскованно? Вспомни хоть одного. Нет таких. И тебя бы уже не было, если бы в тебе не нуждались. - Теперь спонсоры будут на его стороне, Джоанна, особенно юные поклонницы с богатыми отцами. Такое поведение было наиболее приемлемо для его случая, – ко мне обратился Финник, и я отпустила Натаниэля. Он буквально за пару секунд превратился из сияющего солнца в хмурую тучу. Я испортила ему настроение накануне отъезда. - Я искал, то, что обещал, – спокойно сказал он, косо поглядывая в сторону Ивса, говорящего с каким-то другим ментором. – Здесь ничего нет, он хранит документы либо не в печатном виде, либо просто не здесь. Я пытался аккуратно выведать у дяди на счёт этой фигни… Понял только одно – у него много материала на твоего отца. И ещё. У меня есть предположение, что дядя стал информатором Сенеки в этом плане. Я сделал всё, что смог, правда. - Нет, ты только начинаешь делать всё возможное. Впереди арена, не забывай, – сказала я и отошла от Натаниэля. – Пусть удача будет с каждым из нас. Я взглянула на Финника. Тот едва заметно кивнул и посмотрел в сторону Кайлер и Альяра. Мой взгляд скользнул по Татти и Нуаре, а Натаниэль не сводил глаз с Ивса. Мысленно попрощавшись, мы разошлись на три стороны. Этой ночи суждено стать самой сложной за последний год.***
Интервью закончилось совсем недавно, а настроение у всей команды Округа №7 изменилось до неузнаваемости. Ещё пару часов назад трибуты улыбались на камеры, зал гудел, а команды участников счастливо сияли лицами, гордясь своими подопечными. Каждый час приближал начало неминуемой войны, где нет врагов, но есть смерти. Я, Сильва, Татти и Нуара сидели за ужином и смотрели в свои тарелки, не желая их наполнять хотя бы чем-нибудь. Я, как ментор, должна подавать пример, тем более, что Татти и Нуаре нужно подкрепиться перед началом Игр, где проблемы с едой нормальное явление. Никто не решался нарушить молчание, пока это не сделала я. - Вы помните, о чём мы говорили? Ни один из вас не должен бежать к Рогу Изобилия, вас там незамедлительно порешат. Бегите от него подальше на поиски воды и пищи. Прислушивайтесь и присматривайтесь ко всему, будьте предельно внимательны. Не вступайте в бой без крайней надобности. Большинство трибутов в разы сильнее вас, потому шансы невелики. Не попадитесь в ловушки, помните, на арене не только трибуты могут расставить капканы. С платформы не сходить, пока не просигналят начало Игр. Не союзничайте ни с кем, если вдруг и наметится союз, хорошо обдумайте его. Спрячьтесь и попробуйте выждать время. У вас есть все шансы победить, просто выждав пока остальные перебьют друг друга. Вопросы? И Нуара и Татти молчали. - А если получится так, что либо я должен убить, либо меня, как мне поступать? – тихо спросил Татти, наконец-то отведя взгляд от пустой тарелки. Мальчик так и не прикоснулся к еде. - Ты должен поступать так, как велит тебе сердце. А если говорить без тупого менторского пафоса, то вот тебе мой совет – убивай. Я хочу, чтобы ты вернулся. Твоя бабушка ждёт тебя, не забывай об этом. Смерть – неприятная штука, потому тебе рано так просто ей сдаваться. Борись. А ты, Нуара? У тебя есть вопросы? Девочка посмотрела меня так безразлично, как не смотрела никогда прежде. Сейчас она не была стервозной или недовольной, она была пустой. - Нет. Я пойду спать. Не люблю просыпаться рано, а так как придётся вставать на рассвете… Я лучше посплю. Всё что я могла узнать, уже узнала. Нуара встала из-за стола и направилась в свою спальню ленивой походкой вразвалочку. Вслед за ней поднялся Татти, который тоже решил лечь пораньше. Что нужно делать в таких случаях? Пойти за ними? Уложить их спать? Ещё немного я посидела перед экраном, где показывали повтор интервью, а потом пошла на разведку в спальни детей. Сначала заглянула к Нуаре. Та зарылась под одеяло так, что торчал лишь нос. Её веки крепко сомкнуты и временами дрожат. Она дышит тихо и спокойно. Последняя спокойная ночь в тёплой кровати. Уже завтра девочка будет вспоминать об этом с грустью, мечтая повернуть время вспять. Я погладила рукой одеяло, под которым она спала и мысленно пожелала ей удачи. Дальше я направилась к Татти. Не знаю, какое чувство двигало мной, скорее всего, хотелось попрощаться с детьми, ведь как минимум один из них не вернётся. Год назад я чувствовала себя паршиво перед рассветом, зная, что вот-вот настанет этот миг и… - Ты не спишь? – спросила я, заглядывая из дверного проёма в спальню Татти Фокса. Мальчик сидел под одеялом с заплаканным лицом. Это ненормально. Только не сейчас, когда нужно собраться с силами и думать о предстоящей борьбе. Я вошла в спальню, подошла к кровати и села на край. Татти ничего не сказал, он просто смотрел на меня, а на бледном лице поблёскивали слёзы в свете ночника. – Не нужно бояться. Только не сейчас. У тебя получилось собраться, получилось заработать хороший балл, а всё благодаря концентрации, – говорила я не так уверенно, как хотелось бы. Почему у меня не получается владеть своим голосом? Слова с трудом вырывались из уст, будто я нарочно не давала им воли. Нет, всё должно быть не так. Татти слишком тонкая и чувствительная натура. С ним нельзя разговаривать в приказном тоне, нельзя говорить неуверенно, потому что он сразу это почувствует и будет отторгать мои слова. Татти просто не поверит в них. Я подсела к нему поближе и взяла его за руки. Они такие тёплые и мягкие, в отличие от моих шершавых, в особенности в том месте, где кожу обременял шрам. – Послушай, ты не слабый, ты можешь намного большее, чем думаешь. Утром ничего существенного не случится, как бы жестоко это ни звучало. Всё это мы уже проходили. Я рассказала вам то, что знаю сама, остальное за тобой. Ты должен сосредоточиться и за ту минуту, которая даётся трибутам, составить план, как я учила, помнишь? – Но Татти не реагировал. В нём словно срабатывало реле, переключающее режимы. Сейчас включился самый плохой из режимов. Замкнутость, подпитанная страхом. Мальчик опять меня не слышал. Я встряхнула его ладони, но он не реагировал, тогда я прижала свои ладони к его щекам, однако он всё равно не хотел смотреть на меня. Татти был где-то далеко. Что нужно сделать, чтобы вселить в человека надежду? Как убедить его в собственной силе? Я не знала ответы на эти вопросы, потому решила импровизировать и обняла мальчика, прижав его к себе как родного. Шершавая ладонь коснулась его холодного, мокрого от слёз лица и его немного попустило. Татти перестал быть таким напряжённым, дал волю слезам и всхлипываниям. До этого он не отвечал мне только потому, что хотел сдержать слёзы. Хотел, значит, он готов бороться, вот только страх всё так же его сковывает. - Я не хочу туда идти, – сквозь всхлипы говорил он, заикаясь на каждом слоге. – Пожалуйста, не отдавай меня им. - Нельзя. Правила нерушимы. Если бы я только могла что-то сделать, я горы свернула бы, но не позволила бы тебе попасть на арену. Я часто видела тебя в лесу, но никогда не думала о том, что ты можешь оказаться здесь. Ты должен бороться, если хочешь снова вернуться со мной в родные леса. - Я не могу ждать, – слёзы предательски текли из глаз Татти Фокса, капая мне ладони. Какие же они холодные и тяжёлые, эти капли людского горя. Неужели и я была такой… ничтожной и смехотворной перед выходом на арену? Это вообще была я? Трибуты – это то же самое, что и солдаты. Если они хотят жить, они должны бороться, должны собрать всю волю в кулак. Я легонько приглаживала волосы Татти рукой, и он стал успокаиваться. – Скорее бы уже начало Игр, я не в силах ждать неминуемую участь. Ожидание хуже всего. - Тебе нужно поспать. Завтра сложный день и я хочу, чтобы ты был готов к нему, ладно? – я снова обхватила лицо Татти своими ладонями. – Я жду тебя. Бабушка ждёт тебя. Ты будешь сражаться за нас и для нас, потому что мы в тебя верим. На арене ты будешь бойцом. Напоследок я поцеловала Татти в лоб и поправила волосы, прилипшие к мокрому лицу. - Ты будешь стараться для меня и бабушки? Татти кивнул. - Скажи. - Я буду стараться, – через силу выдавил он. - Вот и хорошо. А сейчас поспи хоть немного. Подъём на рассвете, другого шанса выспаться не будет, – сказала я бодрее и взлохматила мальчишке волосы. Кажется, он стал чувствовать себя лучше, чем до моего прихода. Я улыбнулась напоследок, вышла из его комнаты и последовала в гостиную. По пути мне показалось, что кто-то стучал в дверь. Или не показалось, так как стук продолжался. Внутренний голос подсказывал, что это Финник, потому я поспешила к выходу, открыла дверь и увидела Сенеку Крейна собственной персоной. Надо признаться, его рожа на моём этаже привела в смятение, но потом я вспомнила о Хеймитче. Чёртов алкоголик, видимо, забыл о моей просьбе и сообщил Сенеке мои условия только сейчас. - Мистер Крейн, какой поздний визит. Вы в курсе, что нормальные люди уже дрыхнут? – устало проговорила я, загородив собой проход в комнату. - Очень хорошо, что вы к нормальным не относитесь. Позволите? – спросил Сенека, заглядывая в комнату. Я отошла в сторону, закрыв за распорядителем дверь, и скрестила руки на груди в ожидании очередной нудной речи от шавки Сноу, но вместо того Крейн молча протянул мне свёрток. - Подачка? - Нет. Это то, что вы просили. Вручите мистеру Лафлауэру эту вещь лично, пусть проникнется к вам доверием. - Я думала, что вы не станете ему помогать. - Это не помощь. Так получилось, что у остальных есть преимущество из-за его зрения, поэтому… Президент счёл это несправедливостью. - А что он сам знает о справедливости? - Мисс Мейсон! – рявкнул Сенека Крейн и взглянул в сторону спален в надежде, что никого не разбудил. - Я хотела сказать: вы что, даже по поводу очков решение сами принять не можете? Обязательно трубить об этом всем? - Это моя работа. Не хочу подвести Панем дважды, – последнее слово Сенека особенно выделил. Конечно, ведь это я его подставила тем, что хотела жить и выживала. Распорядитель больше ничего не сказал. Он развернулся на пятках и вышел из комнаты, сунув мне в руки свёрток. Они всё-таки сделали это, даже не смотря на цирк, устроенный Натаниэлем на интервью. Власти готовы прощать ему любой произвол, лишь бы он вернулся и согласился им служить. Вряд ли есть другой человек, которому бы вот так всё прощали. Я не стала тянуть время и, не глядя на тёмное время суток, отправилась на крышу. Что-то подсказывало мне, что Нат не упустит возможности побывать там в последний раз перед отъездом. Когда я открыла дверь, от сердца отлегло. Натаниэль и правда пришёл сюда. Я еле слышно шаркала ногами, когда поднималась к нему, но он не обращал внимания. Взгляд, спокойного как морская гладь в штиль, Лафлауэра был устремлён на ночные огни Капитолия и шумиху вокруг них. Люди смеялись, пели, громко кричали, предвкушая завтрашнее побоище, чего не скажешь об обитателях Тренировочного центра. - Привет, – тихо сказала я, нарушив тишину и уединение парня, хотя тот не возмутился, а наоборот улыбнулся. - Здоров. Я села рядом с ним, замечая, с каким интересом Нат смотрит на мой свёрток. Я положила его на пол и достала оттуда печенье, которое похитила из вазочки на своём этаже. Наверное, это выглядело чертовски глупо, но я протянула Натаниэлю это печенье, сказав всего одно слово. - Тебе, – так по-детски, словно мы с ним делили напополам подарки, чтобы никому не было обидно. Вот только парень отрицательно помахал головой. – Возьми, я стащила его специально для тебя. Несла с седьмого этажа. - О, охренеть какой долгий путь преодолела, печенюха случайно не покрылась за это время плесенью? - Не хочешь? – спросила я, вопрошающе глядя на Натаниэля. – Ну, тогда я сама… - Эй, отдай, мне ведь несла. – Нат выхватил у меня из руки печенье, словно это был его ценнейший и любимейший коммуникатор. - У меня ещё кое-что есть. Я медленно принялась распаковывать свёрток Сенеки, с которого Нат не сводил глаз. Наверняка новые очки родом из Округа №1, так как сделаны они шикарно. Рука Натаниэля потянулась к новым очкам, но я пресекла её, легонько ударив. Таких очков мне прежде видывать не доводилось. Это был серебряный обруч из переплетённых между собой тонких стеблей какого-то растения, на который с одной стороны были насажены два стёклышка, зауженных к краям. Стёкла оказались очень прочными и, скорее всего, с защитой против ударов. - Нихрена себе, – только и выдавил Нат. – Это кому? - Тебе. Наш с Финником подарок на день рождения. Я потянулась к белобрысой башке и сняла очки. Натаниэль недовольно заёрзал, закопошился, хотел забрать очки, но я их не отдала. - Отдам, когда вернёшься. - А если не вернусь? - Оставлю на память, – безразлично сказала я, подползла к Лафлауэру, вертя в руках новые очки. Непонятно как они одеваются и где их застёжки. Нат взял их на секунду, где-то придавил и что-то щёлкнуло. Я убрала волосы Лафлауэра в стороны, чтобы надеть обруч, но меня на мгновение остановил его взгляд. Пустой. Он будто смотрел сквозь меня. – Ты меня видишь? - Сейчас? Вижу кое-как. Немного плывёт картинка, нечёткая и размытая, но силуэт вижу хорошо. Никогда прежде не задумывалась о том, как видят мир другие люди, особенно те, у кого с этим проблемы. У Натаниэля светлые глаза, потому, наверное, и кажутся пустынными, но в очках совсем другое дело, они будто оживают, когда перед ними возникают прозрачные стёклышки. Я надела Нату обруч и поправила его так, чтобы стёкла расположились правильно касаемо глаз, а потом защёлкнула застёжку. - Крутая вещь, спадать не будет. Если потеряю, то только вместе с головой. - Типун тебе… - Где ты их взяла? - Потрепала Сенеку. Хоть одно доброе дело в своей жизни сделал. - Это мне напоминание, да? Что-то вроде: лови подарок, но только попробуй не отработать его на арене, тварь такая, – рассмеялся Натаниэль, но я его веселье не разделяла. Да и он после этой фразы поник. Тон резко сменился, улыбка растаяла, а глаза погасли. – Ты думала на счёт того, что я могу не потянуть? Что вы тогда будете делать? Вас растерзают на куски. Слишком много сторон, а вы обязаны каждой из них. Вот моё предложение: за каждый прожитый мною день требуй у дяди информацию с папки, так хотя бы часть сможешь скрыть от общества. - Это не поможет, – выдохнула я. – Особенно если вся информация хранится в нескольких копиях. - Я буду стараться изо всех сил. Просто… Я не знаю, что ожидать. Не подумай, что я трус последний, нет, я не боюсь. Хрен его знает, что на арене будет. Хуже неведения ничего нет. – Нат уселся удобнее и поднял голову вверх, будто где-то там есть ответ на интересующий его вопрос. – Ты была там. Скажи, каково это? Что я там увижу? На такой вопрос сложно дать однозначный ответ. Я подсела к Лафлауэру и уперлась в него спиной к спине. Все мышцы болезненно ныли, кости ломило, поэтому хотелось о что-то опереться. - Всё то же самое, что ты уже видел, только на сей раз территория будет ограничена. Сомневаюсь, что найдётся что-то, с чем тебе не приходилось сталкиваться прежде. Ты отважный, судьба преподносила тебе разные неприятности, поэтому опыт поможет. - Я не хочу их убивать. Они все такие разные, яркие, живые. Даже Лавина. Наверное, я слишком много уделял внимание их рассматриванию, поэтому теперь не представляю как быть, как их убивать? - Вовсе не обязательно убивать, можно просто дать отпор и сбежать. - …сказала та, которая рубила, резала, вешала и сжигала трибутов. Я улыбнулась. Чёрный юмор тоже юмор. - Слушай, я не подставка, какого ты на меня свалилась? - Стена твёрдая и холодная. - Так бы и сказала, что я мягкий и тёплый, – прыснул Натаниэль, не удержавшись от очередного приступа смеха. - Нет. Это стенка твёрдая и холодная. Я пришла, чтобы тебя успокоить. - В каком месте ты видишь у меня истерику? Я не нуждаюсь в том, чтобы меня успокаивали, – гордо заявил Натаниэль. Он сидел, не шевелясь. Не знаю, не хотел позволить мне упасть или просто задумался. - Поэтому припёрся на крышу? В прошлом году я тоже постоянно торчала здесь, потому догадываюсь, отчего ты тут. У меня к тебе настоятельная просьба, не вступай ни с кем в союзы. - Мне казалось, что ты наоборот хотела, чтобы я союзничал. Ох, женщины, какие вы непостоянные, – вздохнул Нат, и его голова откинулась назад на моё плечо. - Кайлер Вин. Не верь ей. Финник предупредил её о том, чтобы она не искала тебя и по возможности не устраивала ненужные стычки, но это не значит, что Кайлер не станет тебя убивать. Когда речь зайдёт о победе, она тебя грохнет. Не вздумай к ней напрашиваться в союз, с ней, кстати, и Лавина с Реннером. - Да не нужна мне союзница! С чего ты вообще взяла? Я буду действовать один, и если Кайлер встанет на моём пути к возвращению домой, я предприму меры. В конце концов, на мне ещё три души висят. - К Рогу пробиться сможешь? - Собираюсь. Без оружия на арене делать нечего. Лучше сразу запастись, а то потом какая-нибудь МакКуин захватит его и хрен вообще подойдёшь. - Не вздумай с ними по пути драться, время потеряешь. Хватай всего побольше и беги. Еда, вода… ну, ты знаешь схему. Найди укромное место, старайся не быть на виду и подумай о стратегии на арене. Ты должен действовать по плану. Ах, да, каждая арена имеет какую-то особенность, ты должен узнать какую и избегать эту особенность. Как правило, от неё все мрут. - Какое лучше оружие? - В первую очередь предметами первой необходимости запасись, добудь фляги для воды, может и с едой посчастливится. - Сколько заботы, – сказал Нат с неприкрытой иронией. Мне не нужно было видеть его лицо, чтобы догадаться, что он улыбается. За всё время, проведённое рядом с ним, я неоднократно угадывала его действия, но не потому что он предсказуем, с этим у него проблем нет, а потому, что я привыкла. Привыкла к балбесу под боком, к тому, как он реагирует на всё вокруг, как говорит. – Иди спать. Поздний час. - А ты почему не идёшь? - Я останусь. - Тогда и я останусь, – уверенно заявила я. - Нафига? Иди спать, у тебя трибуты. - Кто ты такой, чтобы мне указывать? Я буду здесь. - Раньше мне казалось, что людям нужно спать, но ты настолько чокнутая, что тебя даже сонливость не берёт, – пробормотал Нат. - Я могу и тут поспать. - Уж, не из-за меня ли? - Послушай, через пару часов тебя заберут и непонятно, увижу ли я тебя ещё когда-нибудь или нет. Ты можешь просто порадоваться свободе? Мне не нравится идея с ареной, как и то, что ты туда попал, – слова давались мне с трудом. А что, собственно, случится завтра? Как изменится мой день? Что я буду делать и как себя чувствовать? – И вообще… мне жаль, что всё так вышло. Ответа не прозвучало, да я и не нуждалась в нём. Странно понимать, что уже утром никто не будет шуметь, громко и долго говорить, смеяться и шутить надо всеми, особенно надо мной. Ландыши больше не будут пахнуть на всю комнату, а запасы еды останутся нетронутыми. Будет лишь тишина, повисшая над нами и пустота, словно какую-то часть привычной жизни отняли. Мы больше не говорили, а вскоре я почувствовала как перед глазами всё поплыло и приятная дымка, окутав меня, уволокла в свои сети. Я проснулась от лёгких толчков. Солнце ещё не поднялось из-за горизонта, но на улице заметно посветлело. Оказывается я так и проспала эти пару часов сидя. Натаниэль разбудил меня, но сознание просыпаться отказывалось, даже глаза не хотели открываться. Они неприятно зудели, а по сомлевшим ногам побежали мурашки. Парень подал мне руку, я ответила тем же и он потянул меня, чтобы я встала. Такое ощущение, будто я неделю не шевелилась, клинила как заржавевший механизм. - Я забегу к тебе перед отъездом. - Если успеешь. – Натаниэль указал рукой на дверь, пропуская меня вперёд. – Спасибо за то, что не оставила меня одного и я не сдох морально. - Не кисни, – подмигнула я и мы оба на лифте спустились на свои этажи. Что я должна делать? Проводить Нуару и Татти? Куда-то пойти? Где я буду смотреть это долбанное шоу? Чёрт, почему нигде нет памятки для менторов? Меня разрывало на части от того, что я хотела успеть всё, но понятия не имела что именно я должна успевать. Задумавшись, я вошла в ванную. Что я тут вообще делаю? Вышла, и поторопилась на кухню, выпила стакан воды, но она показалась такой противной, как никогда раньше. Оставила стакан и пошла к Нуаре. Стилист как раз одевал её в стандартный костюм. - Нуара… - Уйди, мы заняты, не видно? – огрызнулась девочка. Стилист повернулся ко мне с недовольной миной, глазами намекая на дверь. Сейчас я не имела никакой власти. Трибутов опекали стилисты, а мне оставалось лишь наблюдать за ними. Из комнаты Нуары меня выгнали, осталась только комната Татти, в которой стилист тоже счёл меня лишней. Я поцеловала мальчика в макушку и прошептала на ухо пожелания победы. Он не плакал и это делало вдвойне неприятно и больно, потому что мне было плохо. Не знаю, как описать это чувство. Ты словно проваливаешься в сон, не понимая, что спишь и веришь во всё происходящее. Татти. Нуара. Натаниэль. Что с ними делают? Куда везут? Я стояла среди комнаты и смотрела в разные её уголки, не понимая, что я вижу. Игры. Они уже начинаются. Уже? Я должна что-то сделать, куда-то пойти, но куда, чёрт возьми? Присев на корточки я закрыла глаза, сделала глубокий вдох, затем выдох. Распахнув веки, я думала, что окажусь где-то за пределами Тренировочного центра, но я всё ещё была там. Одна. Где стилист? Ответ застал меня врасплох, объявился, словно упавший на голову валун. Татти со стилистом ушли на крышу, откуда их заберут на планолёте. Нат. Я вспомнила, что он тоже, наверное, уже подготавливается к выходу, а ведь я не попрощалась. Комната превратилась в туман, где потеряться мог каждый. Руки лихорадочно что-то искали, сама не знаю что, а когда нашли, вся моя сущность понеслась прочь от этого места. Я очнулась уже у двери, ведущей в хоромы трибутов из Пятого. Кулаки отчаянно тарабанили, но никто не откликался. А что, если они уже ушли? Нет, они не могли. Я продолжала бить, пока ко мне не вышел возмущённый человек, наряженный как Сильва. Наверное, это тоже была сопровождающая. Без лишней тяжбы я затолкала её внутрь комнаты и понеслась на поиски Лафлауэра. Дверь в его комнату была открыта, и мне безумно повезло, потому что он со стилистом ещё был там. - Выйди, – приказала я капитолийцу, но тот, кажется, не понял. – Проваливай, я сказала! Дай мне пять минут! Большинство людей безумно тупые, пока не крикнешь не дойдёт. - Не могла не прийти, – начала я, глядя на Натаниэля. Это всё? Его история должна закончиться вот так? Он стоит передо мной с опущенными в пол глазами, потому что впервые в жизни ничего не может изменить. Этот человек несокрушим, неужели простой листочек бумаги на Жатве смог его уничтожить? Он выглядел серым и мрачным, уставшим и изнурённым, не выспавшимся и болезненным, и всё это появилось всего лишь за ночь. – Ты ничего не скажешь? Нат молчал, всё так же не глядя на меня. Я кивнула и развернулась к выходу. Твою мать, как же обидно, я спешила, едва владея собственным телом, которое совсем меня не слушается, бежала, тарабанила в дверь, а он ничего не хочет сказать. Или ему нечего? Я повернула голову назад. Сколько раз он меня выручил? Сколько раз говорил с моими родными, которые благодаря ему пережили горе? Сколько раз его непосредственность прогоняла дурные мысли из моей головы? Он не должен стоять на этом месте, на том, где год назад стоял его друг. На глаза накатывались слёзы, я едва сдерживалась. Когда он наконец-таки посмотрел на моё лицо, у меня из правого глаза покатилась слеза. Нельзя уходить так просто. Я вернулась к нему, не зная, что говорить, как, зачем. - У меня на роду написано быть трибутом. Это я должен был представлять Округ №5 в прошлом году, а не Флори. Мне повезло, но судьба своего не упустит. Пусть это будет моим наказанием. Выживу – значит, прощён, не выживу, значит… сдохну, как и все остальные. - Год назад тут стоял Флори, – дрожащим голосом заговорила я, несмотря на подступивший к горлу ком. – Он… он был очень хорошим человеком, спасал меня несметное количество раз, хотя не должен был. Я старалась не вспоминать о нём, потому что… это такая… я не знаю, как сказать… Тебя словно что-то пилит изнутри, сжирает, разъедает, не знаю, как… сказать. Каждое воспоминание о нём это не что-то радостное, а что-то похожее на кол в сердце, который прокручивают и прокручивают. Рана не заживает, кровь её ополаскивает каждый раз с новой силой, но хуже всего, что эта рана не физическая. Она не может заживать и лекарств для неё не существует. Ты просто просыпаешься каждое утро с мыслью о том, что отнял жизнь у человека, которого любил лишь потому, что он чувствовал то же самое и не мог не пожертвовать собой. На кой чёрт это случилось? Я ничего о нём не знаю, а ведь он спас мне жизнь и я благодарна ему навечно. Ты немногим отличаешься от Флори, Нат. Ты тоже постоянно меня выручал, но тебе я ни разу не сказала доброго слова, потому что не могу. У меня не выходит их произнести тебе. Я не хотела тебя знать и видеть, потому что ты – ходячее напоминание о Флори Ла Рэе, его тень, отражение в зеркале, тот самый ком в горле, от которого мне не избавиться. Когда твоё имя выпало на Жатве мне стало… неприятно, но я успокаивала себя тем, что избавлюсь от постоянного напоминания о смерти по-настоящему близкого мне человека. Ты – обуза, чёрное напоминание. Но потом… я стала вспоминать хорошее. Не знаю, почему, но мне в голову по ночам теперь приходят светлые образы и мне не становится плохо после сна. Ты перестал ассоциироваться с Флори, потому что ты другой и мне очень жаль, что ты сейчас здесь. Ты не заслужил этого. Я могла говорить тебе «спасибо» каждый день, но вместо этого молчала, а теперь пришла лицемерно благодарить, – к глазам подступила новая партия слёз. – Наконец-то до меня дошло, почему вы дружили. Флори не ошибался в выборе друзей, он ошибся в выборе союзника. Не повторяй его ошибок. Будь один. Минуты. Остались считанные минуты до его выхода. Кажется, идти на арену проще, чем отпускать кого-то на неё. К чёрту все предрассудки и сомнения, я должна почувствовать ландыши ещё хотя бы раз. Я обняла Натаниэля так внезапно, что пару секунд он не знал, куда девать руки. - Хватит плакать. - Я и не плачу. - Моё плечо стало мокрым. - Заткнись. Не простудишься. - Послушай сюда, – уверенно сказал Нат, отталкивая меня. – Я вот-вот окажусь на бойне, а ты приходишь ко мне и как последняя соплячка раскисаешь. Я должен утонуть в этих розовых слюнях? Если ты сейчас же не прекратишь затапливать помещение лишней жидкостью, вытекающей из глаз, я захлебнусь и откинусь ещё до начала боя. Ты пришла со мной прощаться? Нафиг. Мы не прощаемся, ты как хренов ментор должна схватить меня за плечи и встряхнуть, – командным тоном говорил Натаниэль, хорошо встряхивая меня. – Сказать, мол, борись, оболтус, живи! А что делаешь ты? Хочешь, чтобы я совсем пал духом? Спасибо, мне и на арене отстойного настроения хватит. Ты Джоанна Мейсон или кто? Соберись, амёба! Мы нуждаемся в твоей помощи, а ты комедию ломаешь. Вытри слёзы, – приказал парень, и я послушалась, поспешно вытирая гнусную воду с лица. То ли ему не понравилось как я это делаю, то ли непонятно, что ещё, но он сам потянулся к моему лицу и вытер щёки от слёз. – Глаза красные. И как ты такая смехотворная теперь выйдешь за эту дверь? Я поправила волосы, стряхнула с себя невидимую пыль, вдыхая при этом через нос, выдыхая через рот. Меня понемногу попускало, дыхание выравнивалось, а на глазах высыхали предательские слёзы. Натаниэль обхватил моё лицо ладонями, чтобы я точно смотрела ему в глаза. - Я понимаю, какая хрень гниёт в твоей душе, и я знаю, что ты хотела выговориться. Ты это сделала, конфетка, а теперь возвращайся к привычному настрою. Тряпкой быть можно только куску фиговой ткани, а не отважному человеку, который дал мне дом, пищу и составил весьма специфическую компанию. Я век буду тебе благодарен, и мне до чёртиков приятно, что ты откровенничаешь со мной, поэтому я надеюсь, что если вернусь, ты засунешь свою ненависть или неприязнь, или что ты там ко мне чувствуешь, куда подальше и мы будем дружить, да? – спросил Натаниэль в своём родном непосредственном тоне с неподкупной искренностью. Лафлауэр протянул ко мне руку и выставил мизинец. - Что? – засмеялась я, удивлённо взирая на его палец. – Ты шутишь что ли? Связь при помощи мизинцев? Сколько тебе лет? - Всяко лучше, чем руки резать, аки Флори-маньяк. Ну? Недолго мне пришлось колебаться. Я потянулась к руке Лафлауэра и мы сцепились мизинцами, как это часто делают дети. - Попробую с тобой подружиться, если вернёшься, – сказала я, и мы сделали три взмаха сцепленными мизинцами. - Натаниэль! Пора, – послышалось из-за двери. - Можно вопрос напоследок? Ты хочешь чтобы я вернулся? – поспешно спросил Нат. - Ты знаешь, что я не могу… У меня Татти и Нуара и… - Я не спрашиваю о них. Отбрось все предрассудки в сторону, не думай о Сноу, Тринадцатых, дяде и трибутах. Лично ты сама по себе хочешь этого? - Думаю, да. Раньше меня бы мучили сомнения, но точно не сейчас. Натаниэль улыбнулся, как бы благодаря меня за искренность. Эти слова должны дать ему дополнительный стимул, потому что когда в тебя верят, ты вскоре и сам в себя поверишь. - Натаниэль! – стук в дверь прервал мою мысль. Вот-вот и он уйдёт так же, как и Флори, туда же, куда и Флори, главное, чтобы вернулся не таким. Не знаю, что на меня нашло, возможно, бушевали эмоции, перебивая одна другую и я не могла их устаканить, но мне нужно было это сделать. Я подошла к Натаниэлю на неприемлемо близкое расстояние, опустила ладони на плечи и поцеловала в щёку. Зная, что за этим последует непрерывный поток слов, я прижала свою ладонь к его рту и ткнула указательным пальцем в нос. - Это просто на удачу, так что не подумай там чего-нибудь. Не хочу, чтобы ты скопытился в первый же день. К моему удивлению Нат не пытался что-либо сказать даже когда я убрала руку, кажется, он вообще был не в состоянии говорить и вместо этого покраснел. - Натаниэль!!! - Иду! – Нат поспешил к выходу, потирая щёки ладонями, то ли от смущения, то ли для того, чтобы остудить их. Он открыл дверь и шмыгнул в проход, быстрее, чем я его нагнала. - Устрой им ад! – крикнула я вдогонку. Натаниэль шёл рядом со своим стилистом к выходу и перед тем как выйти в последний раз обернулся в мою сторону. - Ты же не хотела, чтобы я убивал трибутов. - А я и не про трибутов говорю.***
Все трибуты со стилистами покинули свои этажи, направившись на крышу, где их ожидал планолёт. Уже внутри им вживили датчики слежения, позволяющие отслеживать местонахождение всех участников. Полёт длился недолго и спустя минут сорок планолёт опустился на территории Стартового комплекса – последнего пристанища трибутов Панема. Больше не было ссор или препираний, улыбок и подколов. Все трибуты выглядели как один серьёзными, собранными, готовыми к бою. Ни один из них не заплакал, ни один не заговорил. Даже Лавина и Реннер молчали. Уже в Стартовом комплексе большинство детей позавтракали, приняли душ и при помощи стилистов оделись в форму, предназначенную специально для этого года. У всех она была одинаковой. Больше остальных униформе обрадовался Натаниэль, на котором такой, иначе не назовёшь, наряд сидел отлично. - Что может быть на арене при таких одеждах? – спросил он у стилиста, но тот лишь помахал головой в ответ. Никто не знает, кроме тех, кто разрабатывал арену. Нат переминался с ноги на ногу, прощупывая странное одеяние. В этом году оно было чёрным как смола, настолько, что одним видом навевал траур. Чёрная свободная футболка, из под короткого рукава которой выглядывала татуировка Натаниэля – гидра. На футболку стилист надел безрукавку из плотной ткани с множеством застёжек и карманов, что отдалённо напоминало спасательный жилет. Руки тоже обмундировали: крепкие налокотники идеально гармонизировали с митенками из прочной кожи – перчатками без пальцев. Зато обувь почему-то выдали простую и лёгкую, совсем не подходящую под такую суровую форму. Чёрные с отливом штаны из жатой ткани были двуслойными, что намекало на нежаркую погоду. Предельно изучив свою одежду, Нат пришёл к определённым выводам. - Кажется, там не будет жарко. Много защиты на руках. Придётся постоянно с кем-то биться? - Постой, это ещё не всё, – стилист достал запакованный кейс, в котором лежало нечто, чего ранее трибутам никогда не выдавали. Участники начали нервничать, когда их одели в такую странную одежду, не совсем типичную для арены. У кого-то было много работы, потому что подогнать одно и то же одеяние под двадцать четыре типажа весьма сложно, учитывая, что у всех разный рост, вес и ширина костей. Больше всех волновалась Лавина МакКуин. - Это что-то силовое. Что-то рассчитанное на физическую силу, – нашёптывала себе под нос девочка. Недостаток физической силы – её единственная слабость, поэтому волнение девочки заметно переходило в паранойю, особенно когда стилист достала из кейса лук и колчан со стрелами. Только после этого трибуты, каждый находящийся в своей комнате поняли, что может их ожидать наверху. - Но это против правил! – нервничала Кайлер. – Оружие можно добыть только у Рога Изобилия или в качестве спонсорского подарка, его не выдают перед выходом на платформу. В соседнем секторе, где стоял Натаниэль, повисла тишина. Лук и стрелы. Лук и стрелы. С каких пор их выдают перед Играми? - Это ненормально, – констатировал он, с опаской глядя как стилист нацепил на Лафлауэра лук и пристегнул колчан со стрелами к спине. – Мы же можем перестрелять друг друга, не сходя с платформ. - Значит, не сможете. Над головами прозвучал приятный женский голос, приказавший готовиться к старту. Натаниэль сделал глубокий вдох, затем выдох. Сердце упрямо разгонялось, стуча всё с большей скоростью. Металлический люк, на который нужно было ступить, навевал дикий ужас, прежде всего от неведения. Парень встал на него, мысленно воображая, что он сейчас взорвётся или провалится куда-нибудь, но этого не происходило. Опустился стеклянный цилиндр раз и навсегда отделивший Натаниэля Лафлауэра от внешнего мира. Ему было страшно? Нет, но он смотрел вверх с опаской. Он был растерян? Нет, он просто был несобранный. Светлые глаза бегали по цилиндру с такой скоростью, будто их владелец кричал немым криком: «Вытащите меня отсюда!». Парень судорожно сглотнул, глядя широко раскрытыми глазами на своего стилиста. «Выпусти меня, прошу» – мысленная мольба читалась в глазах жертвы арены, но помощь ждать неоткуда. Во рту пересохло, а от слишком частых и прерывистых вздохов у Натаниэля начала кружиться голова. - Успокойся. Возьми себя в руки, – нашёптывал он себе, чтобы не сойти с ума за эти несколько секунд. Цилиндр начал подниматься. Обычно это занимает пятнадцать секунд, но для трибутов эта целая вечность в неведении, время, на которое ты застреваешь во тьме, сжимающей лёгкие. Лавина хоть и профи, но нервы усмирить не могла и бросалась к стенкам цилиндра как кобра, атакующая врага. Её волосы аккуратно собраны в две косички, настолько тёмные, что во тьме они растворились и лишь только глаза-бусинки метались в поисках света. Татти пытался сдерживать себя, но в последние секунды просто не смог. Слёзы хлынули ручьём, обжигая холодное лицо своим неестественным теплом. Мальчик дал обещание, и он пытается его сдержать, вытирая глаза, чтобы до поднятия на арену от слёз не осталось следов. Стеф Нексус спокойна как и всегда. Цилиндр медленно приближал её к началу боя, но она даже не стала поднимать голову. На её лице безразличие. Она не боится и не переживает, лишь ждёт начало бойни, а вернее, место, где эта бойня состоится. Всего лишь пятнадцать секунд. Натаниэль крутился по всему цилиндру, желая поскорее вырваться из этого тесного пространства, где даже собственное дыхание зажимает душу в тиски. Парень поднял голову вверх, пытаясь поймать глазами первые проблески света. Волнение разошлось по всему телу вместе с разгорячённой кровью. Платформа поднималась вверх, но дневной свет всё не появлялся. Вместо него в цилиндр попадал мигающий свет, режущий глаза. На мгновение Натаниэль решил, что ослеп окончательно, потому что чертовски яркий свет вонзался будто острый нож, отчего хотелось кричать. Парень прикрыл глаза тыльной стороной ладони, заглядывая сквозь пальцы наружу. Платформа остановилась. Все двадцать четыре трибута оказались на арене. Татти Фокс сквозь слёзы не мог понять, отчего так больно распахнуть веки. Мальчик протёр их, вглядываясь на то место, которое станет его домом, в то время как далеко в Штабе, где восседали менторы, Джоанна Мейсон нависла над столом, всматриваясь во тьму, которая разбавлялась лишь голубоватым ярким светом. Натаниэль протёр глаза и посмотрел вперёд. Он стоит на металлическом люке, а под ним земля. Сейчас тёмное время суток, скорее всего, сумерки, нависшие над ареной тёмной пеленой, которую пробивает только холодный свет. Лафлауэр повернул голову вправо, затем влево – других трибутов рядом не было. Зато были мокрые, каменные с множеством выступов высокие стены, создававшие некое подобие коридора, только выхода в нём не было видно. Из одной стены вырывались попарно яркие с налётом синевы лучи, которые вонзались в стену напротив. Их были не меньше пяти пар на этом коротком отрезке, ведущем к тупику. Лучи мигали в такт биения сердца трибутов, что ещё больше нагнетало атмосферу. Натаниэль пытался захватить глазами всё вокруг, а в голове параллельно строилась целая вселенная. Холод охватывал тело, неприятно касаясь кожи, Натаниэль временами прикрывал лицо от яркого света, не в силах произнести вслух свои догадки. - Это лабиринт, – прошептал Татти Фокс на другом краю арены. Слёзы больше не текли из его глаз. Он вытер их, осматривая территорию. Лабиринт. Лабиринт – то единственное, что ему удаётся, хоть и на бумаге. В сердце двенадцатилетнего мальчика из Округа №7 впервые зародилась надежда на выживание. Искренняя надежда, которую нельзя внушить. - Дамы и господа, объявляю семьдесят третьи Голодные игры открытыми! – прогремел торжественный голос Клавдия Темплсмита, но на этом его речь не закончилась, хотя должна была. Мало кто знает, что над этим моментом возникло много споров. В конце концов, Сенека Крейн убедил всех в том, что эксперимент стоит провести, на что президент ответил «да». – В этом году нас ждёт незабываемое путешествие вместе с трибутами на арену Голодных игр. Было принято решение внести в правила кое-какие изменения. - Что? – шепнул Натаниэль, подняв голову вверх. Всё происходящее казалось сном, но он нашёл в себе силы направить внимание на объявление Клавдия. - Только в этом году трибуты сразятся за право попасть к Рогу Изобилия. Только в этом году каждый из трибутов уже имеет при себе оружие в виде лука и колчана с четырьмя десятками стрел. Только в этом году трибуты могут попасть к Рогу, лишь пройдя лабиринт. - Зачем стрелы? Зачем стрелы? – Натаниэлю хотелось кричать, но он сдерживался. Просто так сорок стрел не выдают. - На прохождение лабиринта у вас будет всего две минуты. Те счастливчики, которые смогут найти выход, получат возможность выбраться к Рогу Изобилия и запастись всем необходимым. Те, кто не справятся за вышеуказанное время, должны будут отстоять честь своих округов, совершив подвиг, достойный предков! Только после этого ваша дверь откроется, если вы найдёте её, – гордо провозгласил Клавдий. – И пусть удача всегда будет с вами! Шестьдесят секунд до начала Голодных игр. Пятьдесят девять. Пятьдесят восемь. Пятьдесят семь. Натаниэль пытался собрать все мысли в кучу. Его ждёт Капитолий, он нужен Сноу и Сенеке, повстанцам, дяде, маме и братьям, Финнику, Джоанне и Хеймитчу, жизнь которых зависит от него. Слишком большая ответственность для одного человека. Она гложет. Парень выдохнул и поправил волосы. - Подвиг предков... – прошептал Нат, глядя прямо перед собой. – Стрелы… Двенадцать округов – двенадцать подвигов Геракла! – осенило Натаниэля и он схватился за голову. – Какого хрена? – на всё горло закричал он. Сорок шесть. Сорок пять. Сорок четыре. Свет беспощадно мигает. От него болят глаза, но спрятаться некуда. К ногам подступает холод, такой, будто давит зимний мороз. Натаниэль посмотрел себе под ноги. Белая, полупрозрачная дымка стелилась над землею, обволакивая её в свои объятия. Парень знал, что сходить с металлического диска нельзя, иначе можно проиграть ещё до начала игры, потому Нат опустился на корточки и потянулся пальцем к туману. От него веяло холодом. Стоило парню прикоснуться к нему, как рука сама автоматически отдёрнулась. Тогда Натаниэль обернулся. Позади был тупик, из под стены вытекала белая дымка, смотрящаяся контрастно на фоне тёмного лабиринта и голубоватого мигающего света. По руке пробежал неестественный холод. Жидкий азот. Тридцать. Двадцать девять. Двадцать восемь. Двадцать семь. Натаниэль выпрямился и вернулся к своему плану. Двенадцать подвигов Геракла. Видимо, капитолийцы создали переродков по подобию старой сказки, потому и дали такое большое количество стрел. Не всем суждено пройти лабиринт и убить мутантов, кто-то наверняка падёт в бою ещё здесь, даже не добравшись до Рога Изобилия. Девятнадцать. Восемнадцать. Семнадцать. Шестнадцать. Пятнадцать. - У каждого округа свой переродок. Блин, их же по-разному нумеруют, эти долбанные подвиги. – Нат прикусил губу в попытке вспомнить их порядок. Девять. Восемь. Рядом с остальными менторами Джоанна Мейсон мысленно взывала к Натаниэлю. «Вспоминай, скорее вспоминай». Натаниэль прижал ладони к вискам. Шесть. Пять. - Первый подвиг… Округ №1. Немейский лев. Четыре. - Округ № 2. Лернейская гидра, – сказал Натаниэль и машинально коснулся своей татуировки. Гидра. Вот почему Сенека Крейн обратил на неё внимание. Три. - Округ № 3. Стимфалийские птицы. Два. - Округ №4. Керинейская лань. Один. - Округ №5… – У Натаниэля пересохло во рту. – Эриманфский вепрь и… кентавры. Твою налево. Гонг. На сей раз он прогремел как взрыв. Натаниэль даже не успел осознать, что уже бежит, ноги сами его понесли в произвольном направлении. Первой с платформы сорвалась Лавина МакКуин. Она успела отбежать прежде, чем в спину хлынул поток жидкого азота, который установили нарочно, чтобы подгонять трибутов. Скорости Лавины можно только позавидовать. Она маленькая, лёгкая, быстро перебирает ногами, поэтому решила попросту бежать наугад и за счёт скорости выбраться из лабиринта, перебрав все возможные варианты. Девочка бежала чрезвычайно уверенно, но то и дело попадала в тупики, как, собственно и Натаниэль. Сердце бешено колотилось, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Налево. Направо. Направо. Тупик. Назад. Налево. Направо. Налево. Налево. Тупик. - Чёртовы тупики, – психовал Натаниэль. – Блин, что я наделал. Алгоритмы! Если бы я не ушёл со старта… Балбес. Лафлауэр остановился у очередного тупика, но поздно искать место старта. На небе изображались здоровенные часы, отсчитывающие две минуты. Звук двигающейся стрелки звучал как гонг, отдаваясь эхом в, и без того, перегруженной голове. Мигал яркий свет, поэтому временами он мешал сконцентрироваться на чём-то, хотя и освещал путь в темноте, что очень хорошо. Среди всех трибутов только один делал что-то непонятное в такой напряжённой ситуации – Татти. С ударом гонга он сорвался с диска, отбежал до первого поворота и остановился. Мальчик вытащил одну стрелу из колчана и порезал ею левую ладонь так, что с неё потекла кровь. - Какого чёрта он творит? – вспылила его ментор, но Финник Одейр её отдёрнул. Татти было больно, он скривился, но не заплакал. Мальчик выглядел почти уверенно, почти собранно и, кажется, у него был план. Татти Фокс не стал терять времени зря, он забросил стрелу с окровавленным наконечником обратно в колчан и провёл двумя пальцами по ране. Было больно, но сейчас это не важно. Мальчик сжал раненную руку, чтобы не выпускать лишнюю кровь, а второй, перемазанной рукой, нарисовал на стене крест. После этого странного ритуала мальчик побежал в произвольном направлении пока не попал в тупик. Тогда он вернулся назад, не прекращая нашёптывать себе обо всех проделанных поворотах, и нарисовал ещё один крест, обозначавший то, что Татти этот путь проходил. Мальчик побежал в том направлении, где ещё не был, попутно отмечая кровавым крестом каждый перекрёсток на входе и выходе. Пройденную дорогу мальчик всё так же отмечал вторым крестом. Он много раз попадал в тупики, много раз возвращался к перекрёсткам, не переставая шептать условные обозначения того, где он уже был и куда ещё предстоит попасть. Татти не мешал яркий свет и сырость, прохлада и тёмное время суток. Мальчик был максимально сконцентрирован на этой работе, потому что… он сотни раз её проделывал. Он давно любит логические задачи, а особенно, лабиринты. Когда-то он лишь учился их проходить, затем набил руку, но проходил наугад, однако настоящим мастерством овладел, когда прочёл про алгоритмы прохождения лабиринтов в одной из потрёпанных книжек бабушки. Татти втайне мечтал проходить лабиринты не на бумаге, а в реальности и теперь ему представился такой случай, где от простой загадки зависит вся его жизнь. Трибуты нервно поглядывали на часы. Время бежало очень быстро, быстрее, чем хотелось бы. Осталась всего минута, а Татти прошёл уже больше половины пути к желанной двери. Его расчёт в плане кровавых крестов действовал. Зато многие другие потерялись окончательно. Себастиан трижды выходил обратно к старту. Нуара бегала наугад, но каждый раз попадала в тупик. У Феникса кружилась голова от постоянных поворотов и тупиков, а Натаниэль тщетно пытался запомнить свой маршрут, что без точки отсчёта, которую он прошляпил, было невозможно. Татти свернул налево, затем направо, вышел по коридору и увидел в его конце странную тень, на которую светили синеватые лучи. У мальчика перехватило дыхание. Он подбежал к тени и разглядел в ней чёрную стальную дверь без ручки. Татти протянул к ней ладонь и приложил её, чувствуя холод, от которого по спине пробежали мурашки. Дверь едва заметно завибрировала. По ней пробежало что-то подобное току – тысяча маленьких, ярких капилляров электричества разошлись по чёрной двери. Они пару секунд светились, а потом как стекло рассыпались и Татти Фокс отдёрнул ладонь, приставив её к глазам, в которые больно ударил яркий свет. Когда же трибут из Округа №7 осмелился взглянуть сквозь пальцы вперёд, он увидел перед собой открытый проход, за которым где-то располагался Рог Изобилия. Седьмой переступил через проход. В этом забеге Татти Фокс пришёл первым. Остальные трибуты всё так же бродили по бесконечным просторам тёмного лабиринта, всё ещё далеко находясь от выхода. На последних секундах два человека случайно вышли к выходу и перешагнули через него. Натаниэль не паниковал, но и был не в восторге от того, что счёт пошёл на секунды, а выхода по-прежнему не видно. Он изо всех сил старался вырваться, но… Подняв голову вверх, он увидел цифры, плавно опускающиеся к нулю. Нат взглянул направо и налево. Выхода не видно, а стрелка предательски цокает, оповещая о скорых подвигах. - Четыре. Три, – тихо отсчитывал Натаниэль, замерев на месте, среди лучей с голубоватым оттенком, отражающихся прямо на нём. Пальцы прихватил холод, изо рта шёл пар, а вместо неба над беловолосой головой нависала тёмная пелена мрака, где иссякали последние секунды трибутов. Тик-так. – Два. Натаниэль обернулся, глядя в туманную пустоту, которую преодолел ради побега из лабиринта. На мгновение ему показалось, что он уже слышит, как из мрака доносится чей-то утробный рёв. - Один, – последнее слово он лишь прошептал. – Конец.