Опять кабинет директора. Уёна вызвали далеко не в первый раз, и это место стало уже привычным для нахождения, даже отошёл некий страх перед его атмосферой, пока его вызывали по нескольку раз за неделю. Казалось, что всё накладывается один к одному, череда печальных событий нагнетала, а текущие дела совсем не радовали. Пока он не знал причины, по которой его хотят видеть (или же отчитать) спустя долгое время игнорирования, и виделось ему лишь два варианта развития событий: либо его в очередной раз вдруг решили упрекнуть за внешний вид (будто это на что-то повлияет), и он махнёт на это рукой, либо сделают выговор за успеваемость, и вот тогда рукой махнуть уже не выйдет. Без своего ноутбука Уён и так был как рыба на суше, а за что-то серьёзное ему могут придумать наказание похуже, хотя, казалось бы, куда ещё.
Стул для посетителей в приёмной ужасно неудобный, и, вдобавок, скрипит при каждом мелком движении, а при нервном постукивании ногой Чона и вовсе исходится в стонах, нарушая тишину в этом священном месте. Руки покорно лежат на коленях, несмотря на то, что очень хочется ими сейчас что-нибудь потеребить. К нему не было громких претензий с прошлого месяца, после прогула химии. О нём забыли, понимая, что никак не смогут повлиять на этого самовольного юношу, но сам Уён понимал, что администрация просто ждёт удобного и тяжёлого случая, чтобы пригрозить отчислением. И если по их мнению этот случай настал, то ему придётся весьма не сладко.
Дверь бесшумно отворилась. Раздался характерный звук шагов, которые издают ноги только в дорогих офисных туфлях. Уён нехотя поднимается со своего не самого комфортного сидения и, заметив директора, делает в меру глубокий поклон с натянутой фамильярной улыбкой.
— Саджан-ним? — нарочито бодрым тоном спрашивает он, выражая неясность своего нахождения здесь.
— Присаживайся, Чон. — коротко отвечают ему низким голосом, достаточно грубым и резким. Уён понимает, что разговор пойдёт не из лёгких, и с тихим обречённым вздохом вновь присаживается. Директор не торопится начинать говорить, перебирает какую-то стопку важных бумажек, поправляет криво стоявший органайзер на лакированном столе из чистого дерева, пару раз прочищает горло. Наконец, он грузно садится в своё замшевое кресло и беспокойно потирает огромные ладони. Кажется, что ему так же волнительно, как и Уёну. Только есть одно различие — Уён волнуется за себя, а директор — за целую организацию.
— Что я сделал? — Ёну не терпится начать, чтобы быстрее узнать причину беседы и просчитать, как скоро об этом узнают предки.
— Видишь ли, — мужчина как всегда заходит издалека и льёт воду в свой монолог, — нашей школе уже больше сотни лет. Здесь училось множество выдающихся биологов, технологов, физиков и химиков, врачей, есть пара лауреатов различных премий различной степени важности…
Нога Уёна начинает стучать ещё сильнее, пошатывая стул. Ему не нравится, когда говорят лишнее, то, что он уже заучил, как молитву. Приходится терпеть, ведь перед ним слишком высокопоставленное лицо, язвить которому уж точно нельзя.
— Эта школа — моя гордость. Я являюсь покровителем для многих учеников, я вижу в них потенциал и любовь к наукам и с великим удовольствием помогаю им развивать это, управляя этой школой. — кажется, в этот момент директор заметил, насколько иступленный и лишённый даже мнимого проникновения речью взгляд у ученика, сидящего напротив. Мужчина стушевался и слегка махнул головой, словно отгоняя мысли.
— Если вкратце, то почти каждый учитель недоволен тобой, исключая учителя корейского и физкультуры. Мне чуть ли не ежедневно приходят жалобы на тебя, но я, исходя из своего великого милосердия, закрываю на это всё глаза, ведь я верю во всех детей, что учатся в стенах этой школы, и не собираюсь отказываться от кого бы то ни было, — здесь сердце Уёна сжимается, ведь он осознаёт, к чему клонит саджан-ним, — но терпеть твоё поведение я больше не в силах. Я не слишком часто заглядываю в табель общей успеваемости по школе, но когда сегодня утром мне показали твою, я пришёл в недоумение высшей степени! По всем дисциплинам одни из самых низких отметок, кроме, конечно же, корейского языка и физической культуры! Это не поддаётся никакому объяснению, кроме того, что ты не в силах обучаться здесь.
Мгновение молчания. Можно было услышать, как из приоткрытого окна доносится весёлое чириканье птиц и голоса редких школьников, уходящих домой.
— Дайте мне месяц, и я всё исправлю. — холодно, даже не дрогнув, отвечает ему Чон, хоть и внутри у него мечется невыносимая буря эмоций.
— За месяц? Ты, должно быть, шутишь! Ты не мог исправиться на протяжении нескольких лет, а тут собираешься за какой-то жалкий месяц? Я должен оповестить родителей о твоём скором исключении, мы уже предупреждали тебя о возможном несколько раз.
Прежний Уён долго просидел бы в растерянности, не зная, что отвечать на сплошную правду, а потом скорее всего начал бы ныть, слёзно умоляя не говорить родителям и дать очередной шанс. Он всегда так делал. Даже если ему самому это не нужно. Даже если он никогда не станет врачём или учёным. Но сейчас, испытав минутный страх, он мигом осознал, как следует вести себя с директором. Он опустил голову, закрыв лицо отросшими волосами, и снова поднял, смотря с самым мученическим видом на широкое тело напротив.
— Вы ведь сказали, что помогаете всем ученикам, вне зависимости от того, кто они? — начинает он, с напускной надеждой глядя директору прямо в глаза. Тот растерялся.
— Конечно-конечно, и своих слов я не забираю. Но тебе помогать я больше не смогу, падает наш рейтинг среди всех других школ, ты понимаешь.
— Знаете, я никому это не говорил, но настал такой момент. — Чон выдерживает драматичную паузу, пытаясь не заулыбаться от внимательного взгляда директора, которому не терпится узнать, что же ученик скажет в своё оправдание, — Я доверяю вам, и учиться в этой школе для меня огромная честь. Мои родители… — он шмыгает носом и пытается заставить свои глаза заслезиться, — У них большие проблемы. Они работают без выходных и отпусков, а получают совсем ничтожную зарплату. Я вынужден подрабатывать после школы, иногда даже ночью, чтобы хоть как-то помочь им содержать нашу семью, и у меня совсем не остаётся времени на учёбу. К тому же, сейчас мою маму подводит здоровье, и мы всё тратим на лекарства. Если я не выучусь в этой школе и не смогу работать в престижном месте, мне нечем будет помогать им дальше, и мои бедные родители загнутся в окончательной нищете… Я обязан сделать их жизнь лучше.
Снова тишина. Уён переводит дух после длинного рассказа, не забывая часто моргать, но не переусердствовать и не плакать из мужества, а директор был обескуражен. Забавно, что юноша даже не врал, лишь приукрашивал, но это точно должно было сработать.
— Оу, ну… — мужчина пожимает плечами, состроив удивлённую гримассу, — Это благие намерения, и ты хороший человек, если действительно хочешь помочь своим родителям. Самоотверженность… Важное качество, которое присуще далеко не каждому. Не ожидал от тебя такого.
Так просто, как сложить два плюс два.
— Прошу вас, дайте мне ещё один шанс. Я готов стараться, лишь бы мои родители гордились мной. — ещё немного, и победа будет за Уёном. Мысленно он скрестил пальцы.
Директор напряжённо думает, глядя в окно или на жалюзи. Полминуты они проводят в полной тишине. Уён, кажется, перестал дышать.
— Они будут. У тебя тридцать дней, и ты должен быть в десятке в рейтинге класса. В противном случае, я вызову твоих родителей сюда, в последний раз. — мужчина пытается делать вид, что игра всё ещё идёт на его условиях, чтобы Уён лишний раз не расслаблялся.
— Хорошо, саджан-ним, спасибо вам огромное! — Уён делает несколько коротких поклонов сидя, и не знает, смеяться сейчас или плакать.
— Ты свободен.
Чон поднимается и кланяется ещё раз в качестве прощания. Когда он уходит из кабинета, его ноги подкашиваются. Да, он выиграл в этот раз, но какой чёрт его дёрнул ляпнуть про исправление оценок по всем предметам за какой-то месяц и дать этому старику идею для игры на выживание? Едва дверь захлопнулась за ним, слёзы начали течь уже настоящие, а не те, что могли бы пойти для правдивости его трагедии. Он опускает свою голову в ладони, затем зарываясь ими в слегка спутанные волосы и позволяя себе тихонько заскулить.
— Уён?
— Что? — Чон удивлённо отнимает руки от своего лица, оглядываясь по сторонам. Около кабинета директора, облокотившись о стену, стоит Сан, и на лице у него было отражено крайней степени беспокойство. Увидеть его было подобно позору, ведь Уён никогда и ни перед кем не плакал в школе, по-крайней мере, в этой. Он всегда старался стойко выдерживать все события, даже если в носу начинало щипать, а в горле вставал ком. Ему нельзя было позволить себе дать слабину, как когда-то давно.
— Что сказали? Я не слишком хорошо слышал из-за закрытой двери. — спрашивает Сан, сразу же подходя к Уёну, запрокинувшему голову назад. Он берёт его за руки, и это вызывает неожиданный трепет. Уёна давно так не успокаивали, если успокаивали вообще.
— Хотят исключить. И, видимо, исключат через месяц, — Ён улыбается в защиту от округлённых глаз Чхве, — я попросил дать мне время исправиться, и сам сказал, что за месяц, но я не смогу, как и никогда не смог бы. Ебучая школа.
Он не в силах дать заглянуть в свои опустошённые глаза, поэтому прячет их, рассматривая что угодно вокруг себя, склонив голову чуть вбок. Чтобы не выглядеть совсем печально, Уён продолжает слегка улыбаться, но улыбка выходит точно такой же обречённой, как и его положение. Парень мог бы прямо сейчас разрыдаться в полную силу, потому что это всё давно сидит у него в печёнках: школа, учёба, родители, жизненный путь, который он не выбирал. Но он не может дать волю чувствам, ведь… Просто не может. Это против его принципов, нарушает его образ. Даже Сану не нужно знать, что на самом деле это всё реально его беспокоит.
— Да ладно, не смертельно, меня наверняка пожалеют… — отмахивается от всего Ён, протирая глаза слегка подрагивающими руками. Сан молчит. Почему молчит? До этого, кажется, он жался на месте, будто ему было неудобно или он собирался что-то сделать. Сейчас он резко делает шаг навстречу стоявшему не так далеко Уёну, и обхватывает его, сгребая в крепкие объятия. Такого между ними ещё не было. Это вызвало неожиданное ускоренное сердцебиение у обоих, и даже ещё сильнее взволновало Уёна. Сан никогда не обнимал его настолько бережно, никогда не передавал своими руками столько тепла. Уён выдыхает, от растерянности даже подняв голову наверх. Его покрасневшие от слёз глаза встретились с серьёзными, но такими необычными глазами Сана. Что-то в них отражалось такое, чего Уён ещё не замечал. В голове вспыхнула неприятная мысль.
«Вот чёрт, он что, влюбился в меня? После. после секса? Да ну нахуй, нет, только не Сан, кто угодно, только не Сан!»
Уён начал быстро и внимательно изучать его лицо, словно оно могло дать ответ, но всё равно не мог понять, есть ли в нём какое-то тайное послание. Сан сочувствует, смотрит с добротой, его карие глаза отражают солнце в окне прямо по коридору, но неужели за этой лаской кроется чуть больше, чем Уён себе обозначил? Не дружеская забота? Он не смог бы понять, потому что было в принципе не с чем сравнивать. У него с людьми всё плохо.
— Всё будет хорошо. Я тебя не брошу одного всё это расхлёбывать. Тебе, конечно, тут не место, — Сан хихикает, видя, что Уён смотрит на него со злобой, ведь ему везде должно быть место и вообще, это прозвучало слишком обидно, — но я постараюсь сделать так, чтобы ты ещё носы всем поутирал. Даже мне.
— Что значит даже тебе? Ты не самый лучший! — Уён отвлекается от своих душевных переживаний, сбрасывая с себя всё напряжение и отпихивая от себя Сана. Однако, этот момент кажется ему немного неловким. Он отходит от старшего, уперев руки в бока и снова запрокидывая голову. Переводит взгляд на Сана, с его слегка взъерошенной челкой и таким ровным, спокойным лицом, с такими губами… Эмоции, которые, будь бы они водой, уже переливались бы за край ёмкости души Уёна, сформировали довольно непристойную, но заманчивую идею. Стресс нужно было срочно снять, и Уён понимал, что это безрассудно, но ничего не мог с собой поделать.
— Эй, Сан-и. Пойдём в туалет? — скорее просит, чем спрашивает Ён, хватая при этом Чхве за руку и улыбаясь.
— Зачем? — Сан приподнимает брови, не понимая, к чему клонит парень.
— Чтобы ты отсосал мне. — звучит как приказ, нежели просьба.
Громкое молчание. У Сана это предложение вызвало как внутреннее сопротивление, так и интерес.
— Че? — на всякий случай переспрашивает он, дав своему мозгу лишнее время на переваривание.
— Че слышал. Почему нет? Или ты. — он сощурил свои хитрые глаза, — боишься, что нас заметят?
Сана очень легко взять на слабо, но он не может отказать себе в удовольствии минутно посопротивляться для вида.
— Иди нахуй, Уён.
— Я бы с удовольствием, но в кабинке, я думаю, мало места для такого.
— Это… это неправильно и не гигенично. Ты сам знаешь.
— А ты знаешь, что я всегда чистый, насколько это возможно. Раз ты так брезгуешь, то гандон точно лежит в твоей сумке, так в чём проблема?
Сан молчит, а Уён улыбается. Он уже знает, что будет так, как захочется ему. Сан не посмеет отказать, он видит это лишь по одному его взгляду.
***
Трахаться в туалете, как оказалось, довольно проблематично, даже если это — всего лишь минет. Уёну никогда никто не отсасывал, и лишь спустя время он понял, что выбрал не самое лучшее место для испытания этого действа. В кабинке слишком тесно, а унитаз, пусть он и был крепким, грозил потрескаться под его весом, а платить за новую крышку не входило в планы. Сан смиренно сидел на коленях перед ним, так близко, что замирало дыхание, подошва его туфлей слегка высунулась из щели наружу, должно быть, со стороны это выглядело слишком странно. Чхве тоже никогда и никому не отсасывал, поэтому наблюдать за ним, разглядывающим член, обтянутый резинкой, и прикидывающим, как правильно его захватить, было довольно интересно, даже мило. Под этим ракурсом Сан больше не казался тем самым надёжным примерным старшеклассником, способным защитить Уёна, он был скорее похож на котёнка, если отбросить весь контекст его позы, и от этого собственного сравнения Чона передёрнуло. В таком ключе он думать не привык.
Чхве берёт ствол в слегка влажные от волнения за процесс ладони, и произносит:
— Если вдруг нас застукают, ты будешь мне должен. И очень много.
— О, а телом расплатиться можно будет? — пытается шутить Ён, никак не ожидая, что его плоть через долю секунды резко накроют мокрые губы старшего. Фраза прервалась на вздохе.
— Блять, Сан! — вырывается из него. Он прикрывает глаза, неотрывно глядя на свисающую чёрную чёлку Чхве, пытаясь запечатлеть этот момент в своей памяти, очень уж красивым был открывшийся вид. Его член исследуют языком, немного неумело, но довольно бодро — Уён не мог и представить, что это настолько будоражит тело и разум. Он уже расслабляется, как Сан отрывается от головки, оставляя тонкую ниточку слюны между ней и его ртом.
— Что? — риторически вопрошает Чон.
— Ничего. Пробую на вкус.
— И как тебе? — Уён приподнимает бровь.
— Ну. латекс. — он смеётся, вытирая краешком пиджака рот от своей же слюны.
Припухшие от минувших пятиминутных прелюдий губы Сана снова так завораживающе обхватывают головку, обсасывают каждый её участок, и это просто сносит крышу. Уён предпочёл бы, чтобы ему сейчас закрыли рот, потому что он просто не может сдерживать звуки, как бы не старался этого сделать. Он истерично дёргает шёлковые волосы старшего, пропуская через пальцы все пряди и сминая их, и неожиданно обнаруживает, что их обладателю это нравится. Сан мычит не от боли, иначе бы Уён давно получил по рукам.
Сан пытается брать больше, аккуратно и ласково, даже чуть медленнее, чем следовало бы, но это приносит небывалые ощущения. Он облизывает член, рисует языком понятные лишь ему узоры, при этом так спокойно и уверенно глядя в глаза напротив. Уён со всей силы прикусывает губу, чтобы не издавать этот тихий скулёж, который тут же разнёсся бы по всему туалету эхом. Сан, такой он негодник, мычит, вновь насаживаясь ртом на член и отведя взгляд, и это создаёт дополнительные приятные вибрации, заставляя тело мелко дрожать.
Уёну в голову внезапно пришла очередная очень пошлая идея. Подрагивающими руками он потянулся к карману своих брюк и достал оттуда телефон. Сан тут же поднял взгляд на него, изогнув бровь и недовольно промычав два раза, продолжая при этом почти полностью заглатывать ртом твёрдый член.
— Не переживай, никому это не достанется, — Уён хихикает в своей манере и нажимает на кнопку съемки видео, смотря на Сана через экран телефона. Чёрт, он смотрит прямо в камеру таким необычным взглядом, и это выглядит как самое классное любительское видео на свете. Чон снова берётся за копну тёмных волос и оттягивает голову Сана чуть назад, снимая его острые черты и напряжённое горло. Так красиво. Дольше десяти секунд Уён снять не в силах, так как руки живут своей отдельной жизнью, а мозг требует расслабления, поэтому он убирает телефон, закрыв глаза. Это самый настоящий кайф. Ему ни с чем не сравнить Сана, кажется, что никто не даст ему больше ощущений, чем его друг. Он запрокидывает голову назад и молча кончает в презерватив, хотя возбуждённое сознание хотело бы кончить прямо Сану в рот и узнать, проглотит ли он всё целиком.
Им обоим потребовалось несколько минут на отдых. Использованный презерватив без всякого стеснения был выброшен в стоящую рядом мусорку, несмотря на то, что Сан протестовал против каких-либо улик здесь.
— У меня рот как будто онемел, — хмурится Сан, разминая челюсть. Уён на это молча махнул рукой.
— Хочешь увидеть, как ты смотришься? Я могу даже прислать это видео тебе, ты на нём так горяч, что в аду бы позавидовали…
— Это пока слишком для моей психики, убери! — машет руками Чхве, пытаясь выхватить телефон Уёна из его рук. Он выигрывает в этой битве, забирая устройство себе, и видит в уведомлениях то, что по какой-то причине подшатнуло настроение.
marsseong: привет, ву, я надеюсь, что у тебя всё хорошо. тебя давно не видно, я уже начал переживать
Хозяин телефона видит, как бегают глаза старшего, читая какой-то текст, и ловким движением отнимает телефон.
— Это кто? — тут же настороженно спрашивает Сан. В груди у него мигом скопилось неприятное чувство, вроде ревности, но не совсем. Он не хотел бы ревновать Уёна, по-крайней мере, пока они официально не принадлежат друг другу, да и в принципе он никогда никого не ревнует, а сейчас… Это совсем не объяснимо.
Уён пару секунд молчит, даже перечитывает сообщение, и в глазах у него непонятный блеск появился. Сан напряжённо ждёт.
— Ах, это. Это Сон, интересно конечно, — протягивает Уён, а у Сана исчезает всё послевкусие от секса.
— Интересно что? — Сан пытается быть аккуратным, ведь не совсем хочет лезть не в своё дело, но ядовитое чувство будто пыталось раздвинуть его рёбра и вырваться наружу, отчего регулировать свой тон не выходило. Уён тупо пялится на него, искренне не понимая, отчего его хён начинает вскипать.
— Ты меня ревнуешь сейчас что ли? — в лоб спрашивает он, улыбаясь будто с какой-то насмешкой и упрёком. Сан весь смутился и быстро отвёл взгляд.
— Да я… — Чхве хочется возразить, но он не может, потому что Уён прав, но знать ему об этом не обязательно, по-крайней мере, пока Сан не скажет официально о своих чувствах, пока они не начнут встречаться, — проехали.
Уён смотрит на него с прищуром, вновь пытаясь прочитать по эмоциям мысли Сана, но выходит опять плохо. Он начинает переживать и чувствовать что-то нехорошее, нежеланное, но уделить время на мысли об этом у него ещё будет возможность. Не сейчас, дома, в полном одиночестве.
— Пошли отсюда, мне нельзя сейчас приходить домой позже шести, ты знаешь. — ворчит Уён, хватая его за руку и выводя из кабинки.
***
— Почему он? — спрашивал у пустоты вслух парень, вертя в руках ключи от своего ещё совсём новенького и блестящего лексуса. Давно обещанный подарок на день рождения от отца, ожидание которого затянулось на несколько лет. Владелец машины чувствовал себя невероятно важным, когда садился за руль со стаканчиком кофе и надевал очки с тонированными стёклами, чтобы солнце Сиэтла не слишком слепило глаза. Он ещё не слишком успел привыкнуть к машине, кресло со скрипящей кожей было слишком дорогим для него, но ему всё равно нравилось располагаться на нём, и после работы парень любил ехать, куда глаза глядят, и думать. Вот и сейчас он думал всю дорогу, пока интуитивно не приехал к кофейной точке, работающей двадцать четыре на семь. Третий стаканчик за день (или, если быть точнее, первый за новый день) был выпит почти залпом, и сейчас ему оставалось только слушать приглушённое радио с вещанием о событиях спорта, и пялиться на тихую и пустую ночную улицу.
— Ну и попал же ты, мальчик, — с грустью смеётся Сонхва, достав телефон и снова проверяя уже найденные социальные страницы Уёна. Они слишком пестрили количеством постов и фотографий, до такой степени, что Сон до сих пор не смог просмотреть их все. И вряд ли сможет. Отклик на них, при всём этом, был небольшим, в основном от каких-то, по всей видимости, старых знакомых, и парня по имени Сан. Пак практически сразу догадался, что если модель и говорила о соседе по комнате, то имела ввиду именно его.
— В каких вы с ним отношениях, интересно… И знает ли этот парнишка, чем ты промышляешь? — Сон делает паузу в разговоре с фотографией Ёна, пытаясь втянуть хоть какие-то остатки кофе. Ничего. — Будет жалко, если вас вдруг придётся разлучить. В любом случае, не хочу, чтобы ты злился на меня, ведь у тебя такая милая мордашка и забавный характер. — он тяжко и устало выдыхает, потирая глаза. Так не хочется, но по необходимости он открывает тошнотворный сайт, и пишет ему, как и планировал, как и нужно написать. Он решает перейти на срочные буквы в начале предложений, вместо заглавных, чтобы показаться менее серьёзным и грозным. Прочитав многме посты Уёна, он понял, в каком тоне стоит разговаривать с ним, и как только они начнут тесно общаться, Сон станет для него самым комфортным собеседником.
marsseong: привет, ву, я надеюсь, что у тебя всё хорошо. тебя давно не видно, я уже начал переживать
Пальцами Сонхва начинает барабанить по рулю, нервничая от ожидания ответа. Он не думает, что получит его быстро, но почему-то продолжает пялиться в диалог. То, что мальчка не было видно на сайте почти неделю, может очень плохо сказаться даже на самом Паке. Почему он не появляется, не ведёт стримы как раньше, даже в онлайн больше дня не заходил? Да даже в инстаграмме и твиттере его совсем не видно. Это всё наводит только на не самые радостные мысли. Если Чон действительно испугался его манеры общения и загадочности, испугался, что показал своё лицо, то это будет очень тяжело исправить. Придётся вести игру по-другому, как он и решил, и пытаться быть дружелюбным, всё же, это его обязанность.
Спустя пару минут разглядывания экрана, Сонхва убирает телефон и заводит машину, чувствуя себя отчего-то очень глупо от бесцельного сидения в салоне. Сейчас нужно ехать домой, даже если не хочется туда возвращаться. Сон слишком напряжён, ему не следует так переживать из-за Ву. Он обязательно дождётся ответа, а пока лучше отвлечься и думать ни о чём во время дороги до одинокой ненавистной им квартиры с тёплым душем, полупустым холодильником и мягкой свежей постелью.
