arcam cum parvis

      Снег за оконцем древесного домика валит крупными хлопьями — красивое зрелище. Но Сильва, шмыгая носом, забирается в гамак — ей надоедает наблюдать за пляской метели, — и мысленно костерит зиму на все лады. Ветер воет, нагоняя тоску. Чуть теплится лампадка со светлячками, которых они с Иритом успели наловить по осени. Охотничьи тропы Ирита с каждым днём всё длиннее, всё запутаннее, всё дальше от Иггдрасиля — страшно, что внезапно, без предупреждения, ведомый своим диким духом, он покинет Лес насовсем и никогда больше не вернётся. Сильва растирает руками свои плечи и заставляет себя не думать. А потом и вовсе проваливается в дрёму. ..Пробуждает её скрип и шорох, она подрывается, спросонья часто моргая, и видит Ирита, прикрывающего за собой дверцу. Он оборачивается, и его светлые голубые глаза стынут в полумраке двумя льдистыми скорлупками. Шагает к ней, принося с порога запах талого снега и дыма, отводит от лица волосы, гладит по шее — такой бережный, что влюблённое сердце начинает лихорадочно наседать на рёбра. Сильва жмурится, утапливает пальцы в его белой шерсти, усыпанной чёрными пятнышками, жалостливо морщит нос: — Холодно! Ирит мягко посмеивается, подхватывает с пола сотканное из травы одеяло, ещё, кажется, хранящее ароматы лета и солнца, и закутывает её до самых ушей. — Вот так, глупышка. Может, стоит раздобыть для тебя тёплой одежды? Сильва цепко ухватывает его за запястье, мотает головой, пододвигаясь к дальнему краю гамака: — Лучше иди ко мне, будем греться! Ирит сбрасывает плащ, послушно укладывается рядом, подгребает дриаду ближе к своей груди, для верности оплетая её хвостом. Что ж, греться так греться.