Выполнить до весны

Гарри сидел в купе предпоследнего вагона лицом к двери, закинув согнутые в коленях ноги на сиденье, сверху которых положил раскрытый «Ежедневный пророк», чтобы газета полностью закрывала его лицо и прическу. Он даже не пытался читать: смотрел в пустоту и ждал, когда бесконечный поток учеников в проходе вагона рассеется. - Ты мог бы просто отвернуться к окну, - заметил Рон, сидевший напротив, но Гарри только покачал головой: - Вся магическая Британия в курсе, как выглядит мой затылок. - Гарри осторожно выглянул из-за газеты. - Как и твой, кажется. Два первокурсника с вытаращенными глазами уставились на Рона через стекло, а когда тот неуверенно помахал им, на лицах мальчиков расцвели широченные улыбки. Один (видимо тот, что посообразительней), моментально перевел взгляд на Гарри, и тот быстренько спрятался за свое бумажное укрытие. - Вы бы привлекали гораздо меньше внимания, если бы просто спокойно сидели, - прокомментировала Гермиона, примостившаяся рядом с Роном. В руках у нее тоже был «Ежедневный пророк», только, в отличие от Гарри, она действительно читала какую-то научную статью. - Ну не знаю, - протянул Рон, шустро отворачиваясь от двери к окну. - Тут я согласен с Гарри. Можешь прикрыть меня? Гермиона тяжко вздохнула и развернула газету пошире, закрывая их с Роном от любопытных глаз. Гарри устало откинул голову на оконную раму. Вот дернул же их черт сесть в купе без шторок над дверью. - Надо было приходить в последний момент, - констатировал он, нервно сжимая бумагу в руках. - Лучше прийти раньше, чем не успеть. - В нашем случае лучше было не успеть, - Рон подобрал под себя ноги и настороженно выглянул из-за плеча Гермионы, глядя на поток постоянно заглядывающих в их купе студентов. - Неужели так будет весь год? - Думаю, так будет всю жизнь, - вздохнула Гермиона, чуть встряхивая «Ежедневный пророк». Гарри знал, что она изо всех сил старается держаться и быть стойкой, но было заметно, что всеобщее внимание ей тоже осточертело. Всю жизнь. Мерлин, и что же Гарри с ней делать, с жизнью-то этой? Он решился пойти на дополнительный восьмой курс только потому, что вообще понятия не имел, куда ему податься и что делать дальше. Казалось бы, все дороги открыты: Герой магической Британии, как-никак, иди куда хочешь, делай что хочешь, только про всякие идиотские приемы не забывай и обязательно, слышишь, Гарри, обязательно на них приходи, и интервью всякие давай, и улыбайся в бесконечные объективы камер, и от вспышек не закрывайся, а то люди подумают что-нибудь не то, и вообще, смени-ка ты прическу и одевайся как-нибудь получше, чтобы поддерживать статус, Гарри, слышишь, обязательно делай это все и оставайся дружелюбным, очаровательным, совершенно не уставшим... Мерлин, когда они поймут, что ему это не нужно? Когда они поймут, что никакой он не герой? Гарри вздохнул и покосился на свои запястья, полностью прикрытые рукавами лонгслива. Теперь он натягивал их почти до самых пальцев, потому что прекрасно знал, что находится под тканью. И он заслужил. Заслужил каждый шрам, каждый болезненный синяк, каждую ссадину. Каждая полоса на его коже напоминала ему о тех людях, которые умерли из-за него. Один шрам — одна жизнь. Гарри мог бы исполосовать все руки, покрыть белесыми шрамами хоть все тело, но этого все равно было бы недостаточно. Он не герой. Он — причина всех этих смертей, всей этой боли. Каждое надгробие, на котором последней датой было «2 мая 1998 года» и выгравировано «погиб в Финальной Битве» - жизнь, которую он мог бы спасти, но не спас. И он винил себя, закапывал все глубже и глубже, но никто, даже его самые близкие друзья, об этом не знали. Они замечали, что Гарри стал закрываться в себе, часто смотреть в пустоту стеклянными глазами, слишком часто вздрагивать при резких звуках и неожиданных прикосновениях, что он стал раздражительным, что иногда у него бывают вспышки гнева... Но это же просто восстановление, правда? Ведь у всех так происходит. Они и понятия не имели, что Гарри заставляет себя не спать по ночам, лишь бы не видеть кошмаров; что каждый раз, когда Гарри смотрит в пустоту, перед его глазами мелькают военные воспоминания, полные мертвых тел его друзей и кроваво-красных глаз; что, когда он ни с того ни с сего начинает злиться, он пытается подавить слезы, потому что они делают его слабым, уязвимым. А ему нельзя, нельзя быть таким. Шрамы помогали ему приглушить внутреннюю боль, но не давали забыть, не давали отпустить. Они будто тянули его в вязкую пучину стыда и злорадствовали: «Посмотри, посмотри на нас, Гарри. Посмотри, сколько нас. Посмотри, сколько людей погибло напрасно». - Через две минуты поедем, - сказал Рон, посмотрев на наручные часы и откинувшись на спинку сиденья. Вид у него был уставший. Рону тоже пришлось очень нелегко. Смерть Фреда ударила по всей семье Уизли, в особенности по Джорджу, который, казалось, превращался в какое-то полуживое привидение. Молли тускнела с каждым днем и либо впадала в апатию, либо начинала переделывать все дела по дому, лишь бы отвлечь мысли от погибшего сына. Артур подолгу пропадал на работе, почти не спал и не разговаривал. Джинни много плакала. Перси практически не приезжал домой, не в силах вынести гнетущей атмосферы, которая поселилась в Норе с потерей Фреда. Гарри все это видел и где-то глубоко внутри боялся, что семья Уизли этого просто не перенесет. Оказалось, что он очень недооценил своего лучшего друга. Рон тоже горевал. Даже больше, чем показывал. Но его родители, его братья и сестра нуждались в том, чтобы он был сильным, чтобы он оставался тем лучиком надежды, который был так необходим сейчас, и он им стал. Вся семья опиралась на Рона, Билла и Чарли, который приехал из Румынии, как только узнал о смерти брата. Они вместе делали работу по дому, бегали за покупками и готовили, старались вытаскивать остальных на прогулки в погожие деньки, держались друг за друга и поддерживали родителей в особенно сложные дни. В конце концов, их стараниями, боль от утраты уменьшилась. Теперь вся семья Уизли собиралась вечерами у камина и могла долго-долго вспоминать проделки Фреда, его шутки, его любимые вещи, дурацкие привычки и амбициозные планы. Воспоминания у всех были разными, но кое-что их объединяло: любовь. Такая любовь, которая помогает пережить даже самую страшную потерю. Гарри видел, как Рон изменился. Из-за постоянных переживаний у него почти всегда подрагивали руки; он подолгу не спал, и тогда на бледной коже под глазами, покрытой веснушками, появлялись темные пятна. Он стал тверже, его голубые глаза теперь смотрели на мир гораздо серьезнее, однако в них все еще была одна очень характерная для представителей семьи Уизли черта: улыбка. Рон не потерял ни своего оптимизма, ни своей искренности, и Гарри очень гордился им. Но оба они понимали, что без одного конкретного человека у Рона вряд ли получилось бы сохранить в себе все эти качества. Этим человеком была Гермиона Грейнджер. Ей, можно сказать, повезло: ее родители, с которых она благополучно сняла наложенный перед войной Обливиэйт, и самые близкие друзья остались живы, но каждую смерть она переживала вместе с ними. Она будто перенимала часть боли на себя, всегда находя нужные слова для утешения или просто находясь рядом, когда нужно. Если Рон был лучиком для своей семьи, то Гермиона стала лучиком для него и Гарри, освещая их путь своей бесконечной верой в лучшее, своей целеустремленностью и решительностью, своими дарящими спокойствие тактичностью и рассудительностью. Гарри знал, что всегда может на нее положиться. Но о своих... проблемах он ей не рассказал. Не хотел, чтобы Гермиона снова за него переживала. Она и так сделала для него очень много. Гарри прислушался: гомон голосов за дверью стих. Он осторожно высунулся из-за газеты и облегченно выдохнул, когда увидел, что коридор пуст. Он сложил газету вдвое и повернулся к окну, бесстрастно глядя на опустевшую платформу, как вдруг краем глаза заметил какое-то движение. Гарри наклонился ближе к стеклу в попытке рассмотреть, что же там происходит, и... - Чего?... Малфой, одетый в черный костюм, бежал по платформе с мотающимся портфелем в руке в компании таких же бегущих Забини и Нотта. Блейз споткнулся, и Малфой вырвался вперед, и Гарри даже с этого расстояния мог видеть его горящие щеки и озорную улыбку. Он крикнул что-то в ответ отставшему Забини, и в этот самый момент Нотт обогнал его. Малфой чертыхнулся, изо всех сил стараясь разогнаться, и Гарри даже не понял, как начал улыбаться. - Что там? - Рон вопросительно посмотрел на Гарри. - Малфой в догонялки играет, - хихикнул тот, стараясь найти более удобное место для обзора. - Чего? - Рон моментально развернулся и любопытно вжался в стекло. - Ха! Ставлю на то, что он придет последним. - Ставлю на то, что он придет вторым, - отразил Гарри, улыбаясь чуток шире и внимательно следя за Малфоем и Забини. В этот самый момент Блейз подлетел к Драко сбоку и пихнул его в сторону. - Ауч, - вырвалось у Гарри. Он мог буквально видеть, как в голове Малфоя вырисовывается план мести. - Кто упал? - иронично поинтересовалась Гермиона, не отрывая взгляда от газеты. - Никто, к сожалению, - фыркнул Рон, продолжая внимательно следить за «гонкой». Нотт уже запрыгнул в вагон, Забини был почти на месте, а Драко бежал позади. Его светлые чуть отросшие волосы откинулись назад, пока он бежал, открывая взору покрасневшие щеки и горящие азартом глаза. Гарри вдруг понял, что совсем не хочет отрывать от него взгляда: казалось, что Малфой на какие-то секунды стал маленьким мальчиком, который при любом удобном случае предлагал посоревноваться с кем угодно и о чем угодно, сделать какую-нибудь глупость на спор или побежать наперегонки до чертового поезда. Сейчас он искрился радостным светом, как если бы кто-то беспрестанно щелкал огнивом, высекая столпы ярких искр. «Странный такой», - подумал Гарри. А сам невольно представил, как бежит вместе с Малфоем наперегонки: светлые волосы развеваются впереди, на губах улыбка; Гарри обгоняет его и слышит возмущенные возгласы; потом Малфой вырывается вперед — и до Гарри доносится веселый смех; в конце концов они останавливаются, раскрасневшиеся и радостные, стараются отдышаться, и на долю секунды их взгляды пересекаются. Гарри вздрогнул и тряхнул головой, стараясь выгнать из головы какой-то совершенно нереальный образ Малфоя. Он перевел взгляд на платформу, и в этот самый момент Драко скрылся в дверях последнего вагона. - Малфой последний, - констатировал Рон, поворачиваясь назад к Гарри с довольной улыбкой. - С тебя шоколадка. Гарри, все еще немного сбитый с толку, вздохнул и засунул руку в карман, нащупывая небольшую плиточку молочного шоколада. Теперь он часто носил такие с собой: они напоминали ему о Римусе, и это отчего-то всегда немного успокаивало. Может, шоколад действительно помогает. Гарри кинул шоколадку Рону, и тот ловко поймал ее на лету, тут же начав разворачивать цветастую обертку. Поезд дернулся и медленно-медленно заскользил по рельсам. - И все-таки, странные они какие-то, - задумчиво сказал Рон, глядя в окно, за которым медленно смещалась платформа. - Кто? Слизеринцы? - Угу. - Ну, может и странные, - пожала плечами Гермиона. - Зато им весело. Гарри задумался. Весело. А когда ему в последний раз было весело? - Эта шоколадка с арахисом, - расстроенно заключил Рон, по-видимому прослушав Гермиону, и вид у него при этом был такой загруженный, что Гарри невольно улыбнулся. - Давай сюда, - девушка фыркнула и забрала шоколадку у него из рук, отламывая себе кусочек. - Гарри, хочешь? - Нет, спасибо, Герми, - Гарри отрешенно покачал головой, глядя на удаляющуюся платформу, пока поезд разгонялся все быстрее и быстрее, а затем тихо спросил: - Еще один год, верно? - Верно, - подтвердила Гермиона, и Рон слегка кивнул. - Думаю, он пролетит незаметно. «Что ж, - подумал Гарри. - Тем лучше». Хогвартс-экспресс мчался на полной скорости к месту, которое он всегда считал домом, но которое теперь стало одним большим напоминанием о пережитом кошмаре. Гарри зажмурился, стараясь сосредоточиться на мерном стуке колес и теплом солнечном свете, льющемся из окна. Если он хочет продержаться этот год, ему нужно отвлечься. Надо только придумать, как.

***

Драко сидел в комнате на своей кровати с не до конца задернутым пологом в пижаме, скрестив ноги и листая страницы тома по Зельеварению. Тео с Блейзом заняли две кровати, что были ближе к двери, а кровать напротив Драко пустовала. Он никак не мог сосредоточиться: перед глазами стоял образ Гарри. Драко увидел его на ужине, сидящим за гриффиндорским столом в компании болтающих Уизли и Грейнджер. Поскольку восьмикурсников было не так уж и много, директор Макгонагл решила не ставить для них отдельный стол, поэтому все старшие сидели за столами соответственно своему факультету. Пока друзья о чем-то переговаривались, Поттер сидел, сжав ладони и глядя в одну точку. Драко даже с большого расстояния видел, что под его глазами залегли тени, да и сам Гарри казался таким хрупким, будто вот-вот расколется. Он как-то даже посерел. Стал похож на тень. Будто почувствовав на себе пронзительный взгляд, Поттер вскинул голову и встретился глазами с Драко. Мерлин, как же давно он не видел этих прекрасных зеленых глаз. Драко остановился, не отрывая взгляда, будто стараясь вспомнить каждую черту его лица, и слегка кивнул. Спустя пару мучительно долгих секунд Гарри кивнул ему в ответ, и Драко мог поклясться, что увидел тень улыбки на его губах. - Знаешь, он меня немного настораживает, - шепнул ему Тео, когда Драко прошел за стол и присел рядом с ним. - Кто, прости? - Поттер. Драко удивленно повернулся к нему. - И почему же? Тео перевел взгляд на Гарри, и Драко, последовав его примеру, вдруг понял, что знает ответ на собственный вопрос. - Слишком уж он похож на нас, - тихо озвучил его мысли Тео. Драко тряхнул головой, устраиваясь на кровати поудобнее, и снова постарался погрузиться в чтение, но эта маленькая фраза никак не давала ему покоя. Слишком уж он похож на нас. - Когда второй пункт? - как бы невзначай поинтересовался Нотт, взбивая подушку и готовясь ко сну. - Завтра, - отозвался Блейз с соседней к Драко кровати. - Перед ужином. Пока преподаватели не придут. - Лады. - Тео положил подушку к изголовью. - Слова помните? Драко с Блейзом утвердительно промычали. - Пятнадцать человек на сундук мертвеца... - протянул Блейз хриплым басом. - Йо-хо-хо, - подхватил Тео. - И буты-ы-ылка... рома! - Блейз подпрыгнул с кровати и взмахнул невидимой шпагой. - Давай, Драко! - он закрыл один глаз и направил свое оружие на сидящего под пологом Малфоя. - Мерлин... - Драко вздохнул и неохотно продолжил: - Пей, и дьявол тебя доведет до конца. - Как-то ты совсем не по-пиратски, - огорченно выдал Блейз, складывая руки на груди, а Тео хохотнул. - Пе-е-ей, и дьявол доведет тебя до конца-а-а... - скопировав интонацию Забини, продолжил Драко, закатив глаза, а Тео заржал. - Вот, другое дело! - Блейз схватил его за руку и вытащил из кровати. - Давай дальше вместе, и... Йо-хо-хо!... - Йо-хо-хо. - Да давай нормально! - Тогда скажи Тео, чтобы он перестал ржать! - Драко тыкнул пальцем в покатывающегося со смеха Нотта. - Простите, - проскулил тот, вытирая невидимые слезы из-под глаз. - Ну давай, Драко, и буты-ы-ылка... - Рома, - мрачно закончил Драко, стараясь не выдать своей улыбки. - Ну вот, - Блейз еле сдерживался, чтобы не захохотать. - Можешь же, когда захочешь. - Придурки. Драко-таки не сдержал улыбки и, повеселевший, под звуки затихающего смеха прошел назад к кровати, расправляя край одеяла и залезая под него почти с головой. - Видел бы ты свое лицо, - хихикнул Тео, ложась на подушку, и Драко только фыркнул в ответ. - Знаете, что? - Блейз запрыгнул на кровать так, что она покачнулась под его весом, и раскинул руки. - Из меня вышел бы отличный пират. - О, я в этом не сомневаюсь, - усмехнулся Драко, дотягиваясь до палочки и направляя ее на лампу. - Спокойной ночи. - Спокойной. - Спокойной, пираты. Драко шепнул заклинание, и теплый свет погас, погружая комнату во тьму. Он тихонечко отворил боковой полог так, чтобы, лежа в кровати, он мог смотреть через окошко на звезды. Это была его давняя привычка, когда, будучи еще маленьким, он разглядывал звезды и созвездия вместе с матерью. Они всегда его успокаивали. Драко положил голову на подушку и задумчиво оглядел темно-синее небо с мерцающими крапинками звезд, мысленно готовясь увидеть очередной ночной кошмар, как вдруг с соседней кровати донеслось тихое: - Йо-хо-хо... - Блейз! - прошипел Драко, сполз чуть вниз и знатно пнул по изголовью под сдавленный смех Тео. - Ладно, молчу. Драко выдохнул и устало откинулся на кровать. «Мерлин, и вот с ними мне доживать последние месяцы моей жизни...» - подумал он. А затем, внезапно даже для самого себя, улыбнулся.