***
Королевская свита стояла возле отдельного стола, окружённого десятком воинов, и тихо перешёптывалась, бросая на жителей Тагры косые взгляды. Отец нашёл Аделу возле большого раскидистого дуба, и теперь они оба завороженно, с опаской смотрели на баронов, герцогов, их леди и самих стражников. Последние внушали страх больше всего. На лицах стражи были чёрные маски, напоминающие продолговатую морду волков. Они скрывали большую часть их лица, из-за чего те выглядели особенно угрожающе, а для того, чтобы понять, куда направлен их взгляд, нужно было подойти к ним практически вплотную. — Может быть, пойдём отсюда? — прошептал Гилберт, рефлекторно положив руку на грудь, в область сердца. — Ой, что-то нехорошее будет, Адела. Надо идти домой. Но Адела не слушала. Она наблюдала, и в этот раз с восхищением. Вперёд, на небольшую поляну между королевской свитой и горожанами вышла жрица церкви. На ней было кремовое льняное платье, ниспадающее богатыми архитектурными складками, с объёмными рукавами и капюшоном из более тонкого, почти прозрачного, льна. И всё это придавало её светлому лицу ещё более божественный образ, чем можно было представить. Люди застыли, очарованные воплощением самой богини. — Рада приветствовать вас! — она вскинула голову и руки к небу. — Давайте же возрадуемся и поблагодарим Создателя за этот волшебный день! За этот праздник! Сегодня мы проведём многовековой обычай. Он существует уже многие столетия и до сих пор объединяет народы! Делает нас равными перед могучей природой, прогоняет злых духов и демонов. Так пусть же возгорится священное пламя! Пусть дарует нам твёрдость духа и мир нашему королевству! После её слов два стражника отточенными движениями зажгли огонь на специально подготовленных клумбах с сухой травой, стоявших по обе стороны от толпы, и вскоре запах горелых веток, смешанный с ароматом пряностей, улетал в усеянное бледно-золотым сиянием звёзд небо. Адела заставила себя расслабиться. Она подошла к большому столу, вокруг которого столпились люди, и, подражая им, налила себе в кружку то же самое, что пил здесь каждый. Не прошло и получаса, как взгляд её немного помутнился, и она выбежала к остальным в весёлый круг посреди поляны. Женщины с обеих сторон взяли её за руки и принялись кружить, дёргать в разные стороны и прижимать девушку к себе, сминая грубыми ботинками опавшие листья, заботливо укрывающие бесплодную землю. Она вдруг подумала о том, как было бы здорово уснуть здесь же. Под небом, неспешно потягивая эль, раскинуть руки и снять своё нежно-розовое платье, ощущая бархатной кожей настоящую природу. Неподалёку показался Варди. Он стоял возле того самого дуба, оперевшись о его могучий ствол, и болтал с кем-то из стражников, словно они были давними друзьями, и социальный статус их вовсе не разделял. Адела хихикнула и подбежала к нему, придерживая подолы платья цепкими бледными пальчиками. — Варди! — она положила руку ему на плечо и посмотрела в его светлые глаза, решив не обращать внимание на мужчину рядом. — Пошли отойдём. Мне надо что-то тебе сказать! Парень заметил её помутнённый взгляд и лёгкую рассеянность. Он вопросительно взглянул на стражника, ища у того какой либо поддержки, но, не дождавшись, всё же кивнул Аделе, после чего, придерживая её за локоть, он направился вместе с ней туда, где людей вовсе не было. Отголоски музыки звучали приглушённо, а нескончаемый гул десятков голосов и вовсе стих. Давние друзья вошли внутрь кольца, образованного высохшими липами, куда лунный свет беспрепятственно лился сквозь сухие ветки, отражаясь в зрачках бледным ликом. — О чём ты хотела поговорить? — голос парня сквозил настороженностью. Ему не приходилось видеть девушку в таком состоянии, поэтому он совершенно не знал, как себя с ней вести, и лишь сделал пару шагов назад, наблюдая за её хрупким телом, едва стоящим на ногам. Пьяная улыбка коснулась губ девушки. Она вмиг сократила расстояние, которое образовалось между ними, и повисла у него на шее, сверкая кукольными глазами, цвета безоблачного неба, в которых не было и намёка на скорую грозу. Она мимолетно коснулась подушечкой пальца его бледных губ и, затаив дыхание, приоткрыла рот: — Поцелуй меня, Варди…— жалобно прошептала девушка. — Прошу тебя, прошу, прошу! Только не уезжай никуда… Давай сбежим вместе? Ты ведь не можешь оставить меня одну, верно? — Рано или поздно все мы остаёмся одни. Как только ты поймёшь одиночество — оно откроет перед тобой двери в лучший мир. Ты поймёшь, что это твоя жизнь, и ты вправе управлять ей сама. И для этого мне и надо уйти, Адела. У меня своя жизнь. Перестань вести себя как ребенок — стань взрослой. — Мне страшно, Варди! Я доверила тебе свою жизнь, свою радость, а сейчас ты называешь меня ребёнком! — дышать становилось всё труднее из-за предательского комка в горле. — У меня умерла мать, отцу на меня плевать, а ты отказываешься понять меня… — Я устал от этого, Адела. Я устал от твоих вечных слёз, жалости к себе, самоистязания. Я устал от тебя, хватит! Он бросил на девушку неодобрительный взгляд глубоко запавших глаз и поспешил убраться отсюда подальше. Ему стоило неземных сил не развернуться и не дать ей понять, что ему больно так же сильно, как и ей самой. Варди попытался защитить её, отгородить от себя, вызвать ненависть, чтобы она поскорее забыла о нём и не страдала, но почему это было так больно? Он шёл, слыша, как собственное сердце вырывается из груди. В ушах звенит, а перед глазами появляются картинки дальнейшей жизни. Но они быстро рассеялись от болезненного крика позади. Адела стояла на коленях, оперевшись руками о прохладную землю, и с губ её сорвался стон, от которого у Варди защемило сердце, а спина немедля намокла. Из её глаз покатились кровавые слёзы. Они оставили на её бледном лице пару контрастных красных дорожек и исказили до этого прекрасное, невинное лицо невообразимой злобой и горечью. — Все вы когда-нибудь пожалеете о том, что не оберегали меня! Варди отшатнулся от неожиданно низкого хриплого голоса. Казалось, он не принадлежал той Аделе, которую он знал. Сначала дым, а потом огонь появился из-под её ладоней, прижатых к земле. И последнее, что она сделала перед тем, как Варди пришлось лишить её сознания и отнести домой — коснулась ладонью его запястья, оставив обугленный след своей руки на нём.***
Где-то вдалеке завыл Каладрий. Снова. И песнь его была сколь жалобной, столь и прекрасной, и позавидовали бы его чудному голосу и жаворонок, и воробей. Несказанная мука скользила в его пении, пока он замертво не упал на землю, а грудь его проткнул шип увядшей розы.