***
На обратном пути первым в возке задремал Фёдор, склонив голову на девичье плечико, а носом уткнувшись в её шею, как нарочно найдя ничем не прикрытое место. Теперь Забаве было щекотно от каждого его вздоха, но она старалась не хихикать, чтобы не разбудить мужа. Сильная рука привычно обвивала её пояс, княжна обнимала мужа за плечи, пока вторая её ладонь лежала на вороных волосах. За возком ехал обоз со слугами: боярыня настояла. Как и обещала, дала трёх девок, а ещё молодого конюха и стремянного. Марья Ивановна, хоть ей про то и не было сказано, рассудила так: коли невестка часто в седле бывает, так пусть хоть надёжные люди следят за ней и за конём. Алексей Данилович, хмурый, распекающий самого себя, сидел, как и в прошлый раз напротив. — Не разговаривает со мной, — тихо молвил он, кивнув на сына. — С чего бы это, а? — беззлобно переспросила Забава. Пальцы её ласково перебирали федькины мягкие кудри. Вздумает срезать — прибью. — Дал я маху вчера, конечно… — Уж про государеву милость ты, батюшка, точно перегнул. Ещё б про летник вспомнил, — почти шёпотом сказала девушка. Она наклонилась и безотчётно прижалась губами ко лбу мужа. — Остынет Феденька. Не может он на тебя долго злиться. — Как приедем, я и прощения попрошу. — И то верно, батюшка. Через какое-то время княжну укачало, и она, прильнув щекой к тёмной макушке Басманова, тоже прикорнула. Алексей Данилович ласково смотрел на детей. Сколько силы в этой девочке, сколько княжеской стати; она, может, и сама не ведает того. И сколько между ними любви. Вон, и уснуть не могут без того, чтоб в друг друга крепко не вцепиться. Дай им Бог…***
Промозглый апрель никак не желал становиться по-настоящему весенним месяцем. Опричники опять вернулись на Москву. Предстояло много важных дел: роспись воевод на береговую службу, встреча нового немецкого посольства, очередные бесплодные переговоры с Литвой… Князь Василий Сицкий приехал не для праздности: семнадцатилетнему царевичу Иоанну было пора собирать свой двор. Вызывали для этого и Сицкого. Василий был женат на Ольге Захарьиной, одной из родных сестёр покойной царицы Анастасии. Была у него старшая дочь Варенька да двое мальчишек-близнецов, слишком малых для службы, а потому оставленных в вотчине. А вот дочку князь повёз с собой, надеясь наконец выдать замуж. Варе было почти семнадцать, ещё немного и скажут, что засиделась в девках. А пока что они засиделись в телеге на заставе. Без государевой грамоты их пропускать никак не желали, а грамоты-то и не было: её в спешных сборах князь совсем позабыл. Уж и хаял стражников-опричников, и по-хорошему просил, и денег предлагал — ни в какую. Вдруг к заставе приблизился одинокий всадник. С удивлением Василий Андреевич обнаружил, что это девушка… Она легко спешилась с серой лошади, быстро подошла к ним. — Здрав будь, князь Василий, — приложив руку к груди, девица поклонилась. Мужчина был не лыком шит: отметил, что поклон её — шустрый, для галочки, вроде и уважительный, а вроде и… Голову девчонка едва склонила, глаза не опустила вовсе, словно её положение дозволяло ей такие вольности. — Меня Иван-царевич отправил вас встретить, — она весело улыбалась. Василий заметил и то, что щёки её румяны от быстрой езды, а лицо обветрено. Видать, девчонка не впервой выполняет какие-то поручения. Одежда на ней была мужской, но мешком не висела. И штаны, и терлик, подбитый мехом, и красные сапожки ладно скроены по её фигурке. Тяжёлая медовая коса небрежно перекинута через плечо. — Егор, пропусти! — зычно кликнула она стражника. — Сицкие приехали! — А ты кто будешь, девица? — без тени улыбки вопросил князь. — Забава Никитична я. Басманова. Варя, едва услышав её имя, ахнула, прижав ладошку ко рту. — Басманова? — переспросил Василий. — Замужем я за Фёдором Алексеевичем, — говорила Забава легко и непринуждённо. Она так же без труда вскочила в седло и тут же ушла в галоп. Телегу с Сицкими пропустили.***
Дел у молодой княжны было невпроворот. В свои семнадцать Забава уже обрела и силу в руках, и складочку между бровями. Зима в Слободе была спокойной и весёлой. Не ведала тогда девушка, что это была последняя такая зима на несколько ближайших лет. В марте Петьку отправили под Зарайск к дядьке. Сами вернулись на Москву. В Посольском приказе мало что без княжны нынче обходилось. Генрих Штаден искренне помогал ей, учил языку, рассказывал об обычаях, о придворных людях немецкого двора. Прибытие нового посольства волновало всех. Как и вопрос: кому царь-батюшка поручит дела с немчинами править? Борис Годунов сбивался с ног. Минувшая осень Слова и Дела не прошла даром: порядок был, конечно, восстановлен, но и опасные мысли заронились в головы… Приходилось держать ухо востро. Оружничему Афанасию тоже было непросто: никак со дня на день поход на Литву или Польшу будут собирать — придётся полки снаряжением обеспечить… Нужно следить и за запасами пороха не токмо на Москве, но и в крепостях, особливо на западных и северных границах… И вот в один из многих хлопотных дней Забаву позвал Иван-царевич. Юноша тоже повзрослел. Черты лица его заострились, всё больше времени он проводил не на пирах и охоте, а в государственных думах. — Забава! Приезжает дядька мой Сицкий. С дочерью. Поезжай на заставу, встреть. — Иван-царевич, нешто кроме меня некому? — досадливо протянула девушка. Отвлекаться от дел не очень хотелось. — Я тебя часто об чём-то прошу?! Забава стушевалась. — Прости, Иван-царевич. Конечно, поеду. Поездка принесла ей нежданную радость: было так весело наконец-то выехать из посада и быстро нестись вперёд на резвом коне! Заботы остались где-то позади; сердце билось, едва не раздирая грудину. Солнце, ещё не по-весеннему яркое и ласковое, всё одно приятно пригревало; ветер привычно трепал волосы. Князя она встретила. Его дочь, Варя, оказалась её ровесницей, но разговориться с ней так и не удалось: княжна Сицкая поджимала тонкие губы да и глядела на Забаву исподлобья. Почти год молодая Басманова была на службе и от таких взглядов отвыкла. Все в опричнине успели принять княжну, понять, что служит она верно и по совести, что у смышлёной девчонки не грех иной раз и совета испросить. Государь доверял, слушал её мнение по некоторым вопросам, поручения давал важные. Муж любил крепко и ласково. Чего ещё надо? Забава расправила плечи, поверила в себя. Походка её стала плавной, движения ловкими, взгляд смелым. Холодные глаза Вари неприятно резанули. Сицкая куталась в овчинку, но сидела в телеге нарочито прямо. Светлые волосы её были аккуратно собраны в косу. Всё в княжне было подчёркнуто ладным. Уже вернувшись в посад, Забава подумала, что Сицкая в ответ даже не поздоровалась, но так и не поняла, почему…***
Князь Вяземский Василия хорошо знал: вместе когда-то начинали службу. Расположившись, Сицкий зашёл к старому приятелю. — Здравствуй, Афанасий. — Здравствуй, Вася! — оружничий приветливо хлопнул его по плечу. — Как добрались? Всё ли хорошо? — Хорошо. На заставе токмо долго продержали: я, бестолочь, грамоту позабыл… Афанасий рассмеялся. — Да, нашу стражу на кривой кобыле не объедешь! Без грамоты не можно. Кто ж вас пропустил? — Иван-царевич за нами послал девчонку Басмановых. Вяземский неприкрыто удивился. — Птичку нашу? Забаву? Ой, дурак, Ванька, ой, дурак! Ну нашёл, кого от дел дёргать! — Да какие у девки дела? — У Забавы-то? Так она при Посольском приказе служит. — Девка. Служит. — Воля на то государева. Супротив пойдёшь? Сицкий промолчал. — Она девка-то толковая. И сказать умеет по-умному, и подсуетиться, где нужно. — То-то я смотрю на ней терлик мужской. — Ну не в юбке ж ей через весь посад мотаться туда-сюда. В князе Сицком бушевала волна возмущения. Девка. На службе. Бестыжая, соромная. — Неучтиво нас твоя Забава встретила, — выплюнул ядовитое. Афанасий смерил его долгим взглядом, а затем спросил совершенно серьёзно: — Крест на том поцелуешь? Ответом была тишина. — Ну вот тогда рот закрой. Она и в вотчины царёвы ездит, и послов встречает. И государя всё устраивает. Ты на княжну наговаривать не вздумай более, если хочешь с головой на плечах остаться. — Давно Басмановы князьями стали? — Она в девичестве ещё на службу взята. В ту пору была Серебряной-Оболенской. Но княжеского рода у ней никто не отбирал. Все её так и зовут княжной, как раньше звали. — Чем же такую важность заслужила? — Чем надо. Но уж явно не сокрытием припасов пороха в Волхове. На это Сицкому было совсем нечего ответить. Такой грех и правда за ним был, и по одной государевой милости князя не вздёрнули на ближайшем суку. Но злость на Басмановых только нарастала. К самому трону пролезли, черти. Алексей всю семейку за собой протащил, никого обделённым не оставил. С год назад Василий ещё сомневался в возвышении рода Басмановых, слухам не верил, а потому сватовством дочери заниматься не стал, махнул рукой. Сватовства-то и не было, так только, трёп, что вот может быть, когда-нибудь… Неинтересно было князю Сицкому дочку выдавать за какого-то там кравчего Басманова. Но с каждым часом на Москве становилось ясно, что в расчётах своих Василий жестоко ошибся. Ну ничего, он им устроит. Высоко взлетели — больно будет падать.***
Забава устало присела на лавку. В горнице хлопотала Аграфена, одна из Елизаровских девок. За окном вечерело, скоро и Фёдор Алексеевич должен вернуться, вместе пойдут на вечернюю трапезу. — Ох, Забава Никитична! Совсем себя не жалеешь, — горестно приговаривала девушка. — На лице вон, одни глаза только остались. — Да куда ж мне себя жалеть? Служба такая, — Забава потянулась, разминая плечи. Может, и без ужина обойтись, прямо сейчас спать лечь? Завтра совет государев, совсем скоро послы прибудут. Завтра будут обсуждать, как с ними дела править, что говорить, чего не говорить, куда смотреть и к чему прислушиваться особливо… — Слышала я на дворе сегодня, — болтала Аграфена, взбивая подушки и укладывая их удобнее, — расположились Сицкие в покоях в восточном крыле. Так эта ихняя княжна по каждому поводу верещала: и воду не так согрели ей, и перина не мягкая. Упоминание Вари отчего-то задело. Усталость смешалась с раздражением. Девушка обернулась, всплеснув руками: — Ты мне, Аграфена, лучше другое объясни. Чего эта Сицкая на меня таким волком смотрит, а? Али встретила не так? А как должна была? У меня и так дел по горло… Если б царевич не попросил, и не поехала бы. Ты знаешь, я и иных послов так не встречаю, как её сегодня! — Да как жеж не знать, матушка! Сицкие себя царской крови мнят. А сама Варвара… Так вестимо, её ж за молодого Басманова сватали… — За моего Федьку что ли? — Забава даже прыснула в кулак. Но что-то внутри нехорошо царапнуло. — Ежели нравится сплетни собирать — так это пожалуйста, — девушка дёрнула плечом, а затем обхватила себя руками. — Зачем же брехать только? — Да вот тебе крест, матушка! У нас в Елизарово только об том и говорили, как боярыня письмо от Алексея Даниловича получила… Княжну прошиб холодный пот. Мало ей было забот, теперь ещё и это. Эта. Раньше ей и мысли не приходило в голову, что у неё могли быть какие-то соперницы… Хватало одного государя. Но как же Фёдор… Если он знал, что за него Сицкую сговорили, зачем же он… Забава напомнила себе, что Фёдору и государева опочивальня не помешала за ней ухлёстывать. С поцелуями лезть, к себе прижимать… Девушка мотнула головой. Нет, Фёдор Алексеевич был каким угодно, но токмо не ветреным. И царь-батюшка — это одно, а она, Забава — другое… Но Сицкая… Как же никто до сих пор слова об том не сказал? Припомнился и странный взгляд свекрови при первой встрече. Теперь Забава поняла: в Елизарово ждали не её. Совсем не её. Другую княжну… Мда уж, видать, сильно разочаровала она Марью Ивановну… Сицкая была б куда лучшей невесткой: и на хозяйстве б осталась, и с пирогами б управилась… Куда уж ей, княжне Серебряной? Девушка, закусив губу, решительно поднялась. — Ты куда, матушка? — взволнованно спросила Аграфена. — Пойду я Фёдора Алексеевича пораньше встречу. Посмотрю, как у него на кухнях дела.***
На государевой кухне царила обычная суета. — Не будем нынче вино ставить, а то сегодня поставим — послам нечего налить будет. Хотя, может, и с собой чего привезут, шельмы… Миша, куда ты ложишь?… — Басманов резко обернулся, звякнув серёжкой. Заметил жену, заулыбался. — Забава! Видишь, никак сегодня с балбесами этими управиться не могу, всё поперёк делают! — кравчий отвесил какому-то стольнику несильную оплеуху. — Там невеста твоя приехала, а ты всё здесь крутишься, — холодно произнесла девушка. — Ты ничем не ударилась, снегирёк? Какая невеста? У меня жена есть, моя, любимая… — Федя! — взвилась Забава, беря в руку ближайший ухват. — Последняя теремная девка и то знает, что Сицкую за тебя сватали! — Сицкую? Первый раз слышу, — честно признался Басманов. — Свет мой, ты б ухват положила… — Я тебя сейчас положу! Зачем ты мне врёшь? Зачем? Зачем, Федя?! Зачем ты… так?! — голос её дрожал, в уголках глаз уже блестели слёзы. Кравчий попробовал, было, подойти к ней, обнять, но княжна замахнулась. — Руки убери! Не трогай! Я так не хочу, Федя! Почему ты мне не сказал?! — Да что я должен был сказать?! В чём ты меня винишь?! Если отец кого-то там сговаривал за меня, я про то ни сном ни духом. Женат-то я на тебе в конце концов! Княжна громко всхлипнула, отшвырнула ухват и выбежала из кухни. — Видно, не в покоях сегодня наш Фёдор Алексеевич ночевать будет, — протянул Прошка. — Прибью, — рыкнул Басманов, выбегая вслед за женой. Легко настиг на лестнице, сгрёб в охапку, теперь пущай как хочет вырывается, он не отпустит. Девчонка, пытаясь освободиться, бестолково, несуразно дёргала руками, хотя от слёз толком ничего не видела. — Ну чего ты, снегирёк? Ты ревнуешь, что ли, девочка? Да кто мне нужен кроме тебя? Княжна только пуще разревелась, правда, теперь уткнувшись в него, вздрагивая всем телом. — Я тебя не отдам, никому не отда-ам… Ни за что не отдам. — Не отдавай, — согласился с ней Фёдор, целуя мокрые щёки. Послы, весна, Сицкие, государь, Москва — всё смешалось, всё вертелось в жутком круговороте тревог и собирающейся бури…