In Your Sweetest Torment, I'm Lost

Фрэнк никогда не умел держать рот на замке в подвыпившем состоянии. Сколько раз уже было такое, что на следующее утро он со жгучим стыдом вспоминал все идиотства, которые сорвались с его губ предыдущим вечером. Ну да, технически, сегодня он не был пьян, но уверен на все сто, что член Джерарда определенно подкрутил что-то у него в мозгу. И было бы куда лучше, если бы Джерард теперь вел себя так, будто Фрэнк выставил себя полнейшей задницей. Но нет, тот напевает песенки из каких-то шоу и готовит блинчики, которые, судя по толщине, скорее похожи на полноценные пироги. И кто его учил готовить? – Ты сегодня тихий, – замечает Джерард. Хотелось бы Фрэнку сейчас закурить, но приходится довольствоваться покусыванием трубочки, которую тот дал ему вместе со стаканом апельсинового сока. – Просто жду, когда ты расскажешь историю, которую упомянул вчера перед сном, – говорит Фрэнк. И это не совсем ложь. Джерард беспокойно смотрит на него через плечо. Фрэнку непривычно видеть его таким. Несмотря на все намеки на его непростое прошлое, Фрэнку кажется, что Джерард вполне неплохо с ним справляется. Даже учитывая, какой он полнейший чудак. Но Фрэнк думает, что именно это ему и помогает. Ему просто очень хочется знать, с чем Джерард борется. – Да, я думал об этом, – вздыхает тот, разворачиваясь обратно, чтобы перевернуть блинчик. – Ты хотел сказать, думал о том, какое оправдание использовать на этот раз? – подтрунивает Фрэнк, надеясь, что в его словах не сквозит обида, которую он испытывает. Джерард хмыкает так, будто находится в размышлениях, что, вообще-то, обычно не беспокоит Фрэнка, но этим утром он немножко на взводе. Частично из-за того, что не уверен, пора ли ему идти копать для себя могилу, частично – потому что устал ходить вокруг да около. Джерард кладет перед ним тарелку с блинчиками. На них – горка клубники, посыпанная кондитерской крошкой. – В холодильнике есть взбитые сливки. Безлактозные. Фрэнк странным образом этим тронут, хотя теперь уже, наверное, стоило бы привыкнуть к этим маленьким проявлениям заботы со стороны Джерарда. Возможно, это тоже стоит упомянуть на сеансе у психотерапевта, которому, как он слезно клянется, обязательно позвонит. – Спасибо, – говорит Фрэнк, пока Джерард разворачивается к плите, чтобы закончить свой завтрак. Фрэнк идет к холодильнику за сливками. – Так и о чем ты думал? – напоминает он, находя баночку и направляясь обратно к столу. – Верно, – говорит Джерард так, словно уже забыл, о чем они разговаривали. Или… типа-разговаривали. – Значит, – начинает он, снова отворачиваясь от плиты и подходя к столу со своей тарелкой, – я думал, что мы можем превратить это в игру, – он замолкает, чтобы отправить себе в рот вилку, полную сладостей. Фрэнк изгибает бровь. Да там должна быть какая-то чертовски интересная история, учитывая, как Джерард увертывается от того, чтобы ее наконец рассказать. – Ну смотри, технически, я тебе доверяю, иначе мы не были бы в таких отношениях, – продолжает тот, и это определенно не то направление, в котором, как ожидал Фрэнк, пойдет их разговор. – Но со всеми этими… – Джерард взмахивает рукой, –… эм… вещами, о которых ты не хочешь говорить… Не думаю, что я готов и дальше не настаивать на том, чтобы ты мне открылся. Фрэнк кладет вилку на стол и скрещивает руки на груди. – Слушай, ты сам сказал вчера, что Майки бы нас сейчас отчитал, а я… не особо горю желанием выслушивать лекцию от своего брата. И, учитывая, что ты про него рассказал, он сам сейчас не в состоянии. Фрэнк сжимает губы в тонкую линию и собирается возразить, что у них и так все шло нормально, но Джерард прерывает: – Поэтому давай сделаем это постоянным… как ты говоришь… домашним заданием. Фрэнк отправляет в рот кусок блинчика и обдумывает его слова. – Но ты тоже будешь его выполнять? – спрашивает он с полным ртом. Джерард ухмыляется так, будто плохой этикет Фрэнка кажется ему крайне милым. – Ага, давай, например, эм, если я беру тебя за руку вот так, – Джерард протягивает руку и обхватывает Фрэнка за предплечье, – значит, хочу, чтобы ты мне что-нибудь рассказал. Что угодно, но обязательно про тебя или про то, что ты испытываешь. А в ответ я буду рассказывать что-то о себе. Фрэнк размышляет над сказанным, хоть уже и так понимает, что идея эта ему не понравится. В основном – потому что Джерард будет на него давить, будет вытягивать из него крупицы деталей о его жизни до тех пор, пока не выудит всю ерунду, и вот тогда наружу начнут вылезать серьезные вещи. А ведь он знает, прекрасно знает, что никогда не сможет отказать Джерарду. – Ладно, – отвечает Фрэнк хриплым, не похожим на свой голосом. – Хорошо. * – Значит, вселенная гоблина – это, типа, метафора? – Наверное… думаю, это, скорее, собирательный термин, – отвечает Пит, посасывая нижнюю губу, отчего Фрэнк задумывается, уж не носил ли он в ней раньше пирсинг. У Фрэнка вроде как никогда не было «настоящей» работы. В детстве он ходил по богатым районам и стриг газоны или вычищал канавы за любые деньги, которые ему были готовы заплатить домохозяйки. В старшей школе он продавал дерьмовую травку за трибунами на стадионе и время от времени подрабатывал в разных магазинах. А потом занялся подчинением. Так что вся эта тема «взрослого с работой» ему не особо привычна. Но он вполне уверен, что начальники, как правило, не обсуждают теории заговора, пока заполняют заявки на фармацевтические гранты. – А тот чел точно не сидел на наркоте? – спрашивает Фрэнк. – Ну, знаешь, он написал эту книгу в семидесятых, так что наркота там явно была замешана, – говорит Пит, щурясь на анкету так, словно от этого ее автоматически одобрят. – Я просто не могу понять, как лох-несское чудовище может быть одновременно чудовищем и пришельцем, – заявляет Фрэнк, записывая на конвертах адреса, по которым Питу нужно отправить эти заявки. – Это как… знаешь зеркало из Гарри Поттера? – спрашивает Пит. – Зеркало Еиналеж? – Задрот, – прыскает тот. – Сказал чувак, который мне тут затирает про книгу под названием «Вселенная гоблина». – Ой да пофиг, – говорит Пит. – Значит, зеркало Еиналеж показывает разные вещи в зависимости от того, кто в него смотрится, так? – Ага. – Ну, и здесь так же. Эти, эм, криптиды принимают форму того, что ищет человек, который на них взглянет. – Зачем кому-то искать фею, которая украдет его сперму? Пит заходится хохотом. – То есть из всего рассказа ты вынес только это? – Ну, это так ебануто, – отвечает Фрэнк, нехотя улыбаясь. – Не знаю, чувак, это пиздец какая странная книга. Но довольно интересная, знаешь… Пит вечно где-то находит какую-то чудную херню. А если верить Трэви и Гейбу, у него случаются такие вот фазы, когда он полностью погружается в определенную тему. Патрик однажды сказал, что Фрэнку крупно повезло пропустить стадию Food Network, потому что тогда Пит постоянно приносил на работу всякие замысловатые блюда, на вкус которые походили скорее на содержимое мусорного ведра. Фрэнк же считает, что это здорово. И, совсем как тогда с Рэем и игрой на гитаре, это заставляет его задуматься, что он делает со своей жизнью. Потому что с работой и учебой у него совсем нет свободного времени пускаться во все тяжкие и читать всякие книги о том, как какой-то чел на кислоте рассказывает о тварях, которые возможно существуют. Фрэнк облизывает край конверта и толкает в него одну из заявок. Ну и пофиг, у него есть дела поважнее, чем беспокоиться об отсутствии свободного времени. Например, то, как сегодня за завтраком Джерард обхватил его предплечье в том жесте, о котором говорил. Он дал Фрэнку пару дней, чтобы свыкнуться с идеей, хотя на самом деле это лишь подкинуло ему больше тревоги о том, что произойдет, когда Джерард наконец решит впервые сделать то, что они обсуждали. – Я… я не знаю, что сказать. – Это может быть что угодно, Фрэнк, просто поделись каким-нибудь фактом о себе, – сказал Джерард мягким, подбадривающим тоном. Фрэнк принялся шерстить сознание, понимая, что ему требуется кошмарно много времени, чтобы что-нибудь придумать. Слишком много, однако, Джерард терпеливо ждал, словно у него не было никаких других дел. – Я боюсь пауков, – наконец, произнес Фрэнк, и Джерард тепло ему улыбнулся – как будто это был первый раз, когда Фрэнк по-настоящему ему открылся с тех пор, как они сошлись. – Правда? А я боюсь иголок, – ответил тот. И это не должно было ощущаться каким-то откровением, но Фрэнку правда стало чуточку легче. Джерард отпустил его руку и вернулся к своей тарелке, словно сейчас между ними ничего не произошло. Это было мило, практически так, будто он только что прошептал свой секрет и позволил ему забыться, дабы не утомлять им Фрэнка. – Ты в порядке, чувак? – спрашивает Пит. Молча моргая, Фрэнк опускает взгляд на конверт в руках. – Извини. – Ты что, думал о Джерарде? – прыскает Пит. Фрэнк закатывает глаза. – Я поклясться готов, вы все тут сплетничаете больше, чем кучка тринадцатилетних девочек, – заявляет он. * Фрэнк опирается спиной о холодную металлическую перегородку кабинки в туалете, проводя руками по своему влажному лицу. Тесты всегда вызывали у него кошмарную тревожность. И самое обидное в этом то, что его даже толком не вырвало. Он лишь ощутил внезапно накативший позыв тошноты, превратившей все тело в потный, дрожащий хаос. И ведь организм знал, что станет легче, если его стошнит, только вот разум продолжал повторять снова и снова, что это нисколько не связано с желудком. Это все страх. Боязнь гребаного провала. Что, кстати, попросту глупо, ведь он и так уже был на пути к двойке. Пора бы уже к этому привыкнуть, учитывая, как часто это случается. Ну вот, теперь ему просто себя жалко. Фрэнк тянется к туалетной бумаге в пластиковой подставке и проводит ею по лбу, а потом высмаркивается. Он не знает, сколько тут уже просидел, но явно достаточно долго, так что дописать тест уже не успеет. В этот момент ему в голову приходят две мысли. Во-первых, будь вселенная гоблина реальной, именно сейчас произошла бы какая-нибудь херня. Потому что вот насколько он от всего этого устал. А вторая – ему нужен Джерард. И не Джерард-парень, а Джерард-доминант. Ему чертовски необходимо, чтобы сейчас о нем позаботился его дом. И принимать это – такое странное ощущение. Раньше он никогда не думал о подчинении за рамками работы, но Джерарду удалось внедрить это в его характер. Или, быть может, оно всегда в нем было, а тот лишь приподнял завесу, что застилала его глаза. В любом случае, теперь он в жопе. Или наоборот спасен. Зависит от того, в каком настроении Фрэнк об этом подумает. Сейчас его потрясывает, он напуган и зол. Настолько, что не возвращается на пару, когда наконец может отлепить себя от пола в туалете. Он все думает о сумке с учебниками, оставшейся возле парты, пока заходит в автобус, который довезет его до Джерарда. О том, как одногруппник, который сидел с ним за столом, без сомнения, поглядывает то на часы, то на пустое место рядом с собой. Он готов поклясться, что пацан расскажет всем своим друзьям, как Фрэнк загнулся во время теста, и что он, должно быть, станет следующим в очереди на отчисление. И да, сейчас ему, видимо, реально херово, потому что мысль об этом его совершенно не беспокоит так, как должна бы. Фрэнк понимает, что, наверное, выглядит, как смерть, пока бредет по вестибюлю и, даже не взглянув на Дживса, заходит в лифт. Он сразу же начинает снимать одежду, несмотря на то, что в их новом контракте такого пункта нет. Было бы немного слишком требовать от Фрэнка постоянно ходить голым, учитывая, что теперь он живет в этой квартире. Джерарда он застает в гостиной за рисованием. Его пальцы перемазаны оттенками желтого, зеленого и голубого, а на переносице красуется клякса, словно он почесал нос, позабыв про краску на руках. Фрэнк едва ли не пятится назад, сомневаясь, стоит ли прерывать Джерарда, когда он, кажется, так погружен в художественный настрой. И действительно, у того уходит пара мгновений, чтобы оторваться от холста, заметить смену обстановки в комнате и обнаружить, что Фрэнк стоит рядом. Джерард хмурится. – Фрэнк? Что… ты разве не должен быть на парах? – Мне нужно, чтобы ты меня наказал, – Фрэнк слышит собственный голос. Джерард чуть склоняет голову набок, а затем опускает кисточку на одно из полотенец, которыми устлан пол гостиной несмотря на то, что тот и так уже вдоль и поперек перепачкан пятнами краски. – Почему? – Я провалил тест, – говорит Фрэнк. На лице Джерарда появляется замешательство, затем – досада, и… ага, вот именно поэтому Фрэнку это и было нужно. Он не мог перестать думать об этом с тех самых пор, как Джерард впервые спросил, нужно ли ему наказание. Как объяснил, что сабы могут носить в себе тяжесть вины, могут позволять гадким эмоциям нагнаиваться, пока те в конце концов не утянут их в сабдроп. Возможно, это с ним и происходило. Быть может, он так сильно терялся в этом мирке, который создали они с Джерардом, что не мог даже пережить плохой день, не упав при этом в дроп. Ну или в то, чем бы это ни было. Он даже не уверен, как это все вообще работает. Не уверен, что попросту не сходит с ума. Или, что был на грани срыва с тех пор, как получил тот злосчастный звонок мириады ночей назад, а теперь наконец слетает с катушек. Все, что он знает – внутри него нарастает давление. Ему кажется, что кровь вскипает и вот-вот прорвется сквозь кожу и забрызгает все стены вокруг. – Мне нужно… – голос Фрэнка ломается, и он не уверен, что сможет еще раз повторить сказанное. Лишь надеется, что Джерард, как и всегда, будет собой и поймет, что ему так необходимо. Потому что иначе… какого хрена они вообще делают? Фрэнку просто… ему… – Иди ко мне, – шепчет Джерард, протягивая руку. Фрэнк практически всхлипывает от облегчения, едва не спотыкается от того, как спешит подойти к нему. Тот берет его за запястье и укладывает к себе на колени. Это… Фрэнк не уверен, что конкретно имел в виду, когда попросил Джерарда о наказании. Снова писать предложения или, возможно, быть связанным в ужасно неудобном положении. Но точно не чтобы его уложили на колени задом кверху, как нашкодившего ребенка. К тому же, от боли Фрэнку ничего не будет. По крайней мере, в качестве наказания. – Это не… – Тихо, – мягко говорит ему Джерард, опуская ладонь на тыльную сторону шеи Фрэнка и побуждая его устроиться у него на коленях. – Хочу, чтобы ты говорил, только если я задам тебе вопрос или если понадобится использовать стоп-слово, понятно? Фрэнк стискивает зубы и пытается расслабиться, но тело по-прежнему напряжено до такой степени, что ему слышно собственное сердцебиение. – Я задал тебе вопрос, Фрэнк. – Да, сэр, – отвечает он и добавляет: – Я понял. – Хорошо, – смягчается Джерард, сжимая на мгновенье руку вокруг его шеи, но тут же снова ослабляя захват. Фрэнк чувствует, как он шевелится: поднимает одну ногу и кладет ее поверх ног Фрэнка, придерживая его, чтобы тот не ерзал на месте. Становится немного интереснее. – Позже мы обязательно это обсудим, – говорит Джерард, опуская вторую ладонь на ягодицы Фрэнка. От этого прикосновения тот немного вздрагивает и мысленно корит себя за глупость. Он же сам этого попросил, и в своей реакции винит курсирующий по венам адреналин. Он ведь гребаный профессионал, уж явно может справиться с тем, что его собираются отшлепать. Без лишних предисловий ладонь Джерарда поднимается вверх и, не колеблясь, тут же опускается обратно на задницу Фрэнка. Джерард явно не из тех, кто ходит вокруг да около, когда дело касается порки, хотя, возможно, будь это обычная сцена, а не наказание, все было бы иначе. Хотя, со стороны Фрэнка было бы крайне глупо предполагать, что Джерард может подходить к такому делу не досконально. Его ладонь опускается тяжело и резко, не давая Фрэнку паузы, чтобы обдумать происходящее, а просто потопляя его в боли. Джерард старается покрывать шлепками каждый дюйм его ягодиц, и у Фрэнка не остается никаких сомнений, что его зад видно из самого космоса – вот как сильно он, должно быть, покраснел. Фрэнк думает, что Джерард прекратит, когда покроет шлепками всю площадь его ягодиц, однако тот лишь опускается к тыльной стороне его бедер, к супер-чувствительным участкам, на которые при сидении приходится основной вес, и Фрэнк с силой сжимает край дивана от боли. Он стискивает зубы, лишь бы только не вскрикнуть, но даже это не останавливает его громкое, оборванное дыхание. Фрэнк не совсем понимает, почему он пытается сдержать слезы, когда уверен, что наконец отпустить их будет просто божественно. К тому же, он убежден, что именно этого и добивается Джерард. Только вот внутри у него сидит то самое упрямство, что родилось из тревожности, из ненависти к самому себе, которое сейчас и не дает слезам пролиться. Которое хочет относиться к Джерарду, как к любому другому доминанту, уложившему его к себе на колени. Джерард на мгновение останавливается и снова кладет руку Фрэнку на шею, слегка сжимая ее. – Все в порядке, Фрэнки? – спрашивает он. – В порядке, – отчеканивает Фрэнк. Джерард хмыкает, а затем спрашивает: – Почему мы здесь? Фрэнк не понимает вопроса, и это, должно быть, становится заметно, потому что Джерард переспрашивает: – Почему я тебя шлепаю? – Потому что я провалил тест, – отвечает Фрэнк, ощущая, как его накрывает горячей волной унижения. Горло напрягается, и ему приходится резко закрыть глаза, потому что нет, он не будет из-за этого плакать. Он попросит пересдать или типа того, скажет профессору, что заболел. Но не позволит этому дерьму все испортить. Он примет наказание, о котором сам попросил, чтобы больше никогда не уходить просто так с тестирования, и в следующий раз справится лучше. – Вот как, – задумчиво произносит Джерард, и Фрэнк не понимает, что тот имеет в виду, однако времени подумать у него не остается, так как ладонь Джерарда возвращается к его горящей заднице. И на какой-то судорожный момент Фрэнк вдруг осознает, что до того Джерард сдерживался, потому что сейчас ему очень больно. Фрэнку кажется, что его пальцы вот-вот продырявят подушки дивана от того, с какой силой он их сжимает, а после одного особенно больного шлепка он, не сдержавшись, вскрикивает. – Скажи мне, почему мы на самом деле здесь, – говорит Джерард, нанося еще один удар. Фрэнк всхлипывает от острой боли, оставшейся после него. – Я ушел с теста. – Почему? – спрашивает Джерард, держа ладонь на левой ягодице. – Потому что я тупой, – выпаливает Фрэнк, и затем снова вскрикивает, когда шквал шлепков покрывает его ноющую кожу. Джерарда, видимо, такой ответ крайне не устраивает, потому что он не останавливается еще, кажется, несколько часов кряду. – Попытка номер два, – скрипит зубами Джерард. – Я… я… – начинает Фрэнк, но тут же чувствует в голосе подступающие слезы – возможно, от боли или от эмоций, которые начинают литься из него ручьями теперь, когда с него сбили спесь – со своенравного говнюка, заявившегося домой и потребовавшего чего-то от своего доминанта. Ему сейчас так хуево, он просто самый худший сабмиссив в мире. И, к тому же, херовый студент. – Сделай глубокий вдох, милый, – говорит Джерард, успокаивающе поглаживая саднящую кожу Фрэнка так, словно это может сгладить боль. – Успокойся и соберись с мыслями. Наверное, поговорить об этом все-таки стоило до того, как Джерард разукрасил ему зад. Но Фрэнк все равно глубоко вдыхает, считая до четырех, как тот его учил. Он задерживает дыхание еще на четыре счета, а затем выдыхает. По коже пробегают мурашки, когда Джерард шепчет: – Хороший мальчик. Фрэнк потирается щекой о диванную подушку, вдруг понимая, что она стала влажной и что нос весь в соплях. – Я… – он тут же замолкает, качая головой, потому что не знает, что сказать. Не уверен, какой ответ от него хочет услышать Джерард. – Пока не готов? – спрашивает тот, хотя вопрос, очевидно, риторический, потому что он вновь начинает его шлепать, жестче и быстрее, если такое вообще возможно. Фрэнк теряется в ощущениях, чувствует момент, когда что-то в нем ломается, и он становится просто организмом на инстинктах. Его рука тянется назад, словно может остановить удары, но Джерард хватает его запястья и прижимает их к спине свободной рукой. Будь у Фрэнка момент это обдумать, он бы решил, что это постыдно. Его еще никогда не пороли вот так, он не испытывал ничего настолько интенсивного. Он заставляет себя запомнить этот момент и больше никогда не выводить Джерарда из себя столь же сильно, чтобы больше не получать подобного наказания. – П-п-прости-и-и, – всхлипывает Фрэнк, а затем – еще громче, когда Джерард останавливается. – Я не могу, это слишком. Это все слишком. И я должен… я просто не могу так. Я даже не… – слова теряются в вызванной рыданиями икоте. Фрэнк чувствует, как его положение в пространстве меняется, как его поднимают, а затем его щека оказывается прижата к груди Джерарда – мягкой, теплой и живой. Заземляющей. Успокаивающей. Любящей. Безопасной. – Мы закончили, – убаюкивает Джерард. – Ты так хорошо со всем справился, Фрэнки, так хорошо. Джерард шепчет снова и снова, пока Фрэнк не собирает целую мантру, следуя за которой, можно выбраться из запутанной паутины слез и ненависти к себе. Пока не вытаскивает себя из тьмы и не оказывается вновь в гостиной, в которой все еще силен запах краски. Джерард обхватывает его предплечье – крепко, посылая сигнал о том, что это – не случайное прикосновение. Фрэнк поворачивается, чтобы спрятать лицо в изгибе его шеи, зарыться в него – туда, где достаточно безопасно, где можно исповедаться в том, в чем он едва не признался под напором ладони своего дома. – Я ведь даже не хочу быть юристом. Джерард оставляет поцелуй у него на макушке. Становится тихо, Фрэнк вдруг явно это осознает, ведь Джерард редко когда бывает молчалив. Но он уверен, что это потому, что для самого Джерарда порка тоже оказалась интенсивной. Когда нужно, он – суровый доминант, но Фрэнк думает, что обычно у того есть возможность подготовить себя к верному состоянию. Ведь именно Джерард готовит сцены, заранее на них настраиваясь. Сегодня же Фрэнк просто прервал его день, сам загнал его в такое состояние, и от этого он чувствует себя немного не в своей тарелке. И раз уж Фрэнк только что признал, что сегодня из него плохой саб, он толкает Джерарда дальше и говорит: – Ты тоже должен мне рассказать что-то о себе. Тот прыскает и откидывается назад так, что щека Фрэнка больше не прижата к его шее. Джерард протягивает руку и заставляет его приподнять лицо, касаясь пальцами подбородка. – Я тоже тебя люблю, – говорит он, ухмыляясь так, словно и не было только что этой интенсивной сцены, а затем чмокает Фрэнка в кончик носа. Такой вот он засранец.