In Your Sweetest Torment, I'm Lost

– Куда ты собрался? Фрэнк смотрит на часы над духовкой. В это время он обычно выходит на учебу, так что ему не понятно, почему Джерард вообще об этом спрашивает. – Эм, в универ. – Нет, ты туда не идешь, – возражает тот, не отрывая глаз от экрана телефона, словно не так уж ему интересен их разговор. – Прошу прощения? Джерард поднимает взгляд и кладет телефон на стол. – Мы уже договорились об этом, помнишь? Я решаю, когда тебе необходимо взять паузу, а ты меня слушаешь. Вот, пора взять паузу, Фрэнк. – Не могу я взять паузу сейчас, – пыхтит тот. – Мне нужно на пары, у меня экзамены на следующей неделе. – Тем более нужно передохнуть, расслабиться, прежде чем ты начнешь к ним го… – Нет, я должен готовиться уже сейчас. Я должен был начать… – Фрэнки, милый, здесь ты меня не переспоришь, – говорит Джерард на удивление легким тоном в противовес тому, как разъярен сейчас Фрэнк. – Да насрать, – бурчит он, поднимая сумку. – Ты не можешь заставить меня не пойти на учебу. – Верно, – замечает Джерард. – Привязывать тебя к кровати я не собираюсь. Я прошу тебя сегодня остаться дома. Если хочешь ослушаться, выбор твой. Но знай, что у этого обязательно будут последствия. Фрэнк обдумывает его слова. Потому что вчерашняя сцена была очень напряженной, и он уверен, что сегодня ему и так будет тяжело сидеть. Джерард, очевидно, это тоже понимает, но рисковать, чтобы проверить, не блефует ли он, – та еще авантюра. – Джерард, я не могу пропустить целый день. Ну правда. Вздохнув, тот встает из-за стола, подходит к Фрэнку и скрещивает руки на груди с серьезным неодобрительным выражением на лице. Фрэнк надеется, что больше никогда не вызовет у него такую реакцию. – Вчера ты сказал, что даже не хочешь быть юристом. – Я… – Дай я договорю, – прерывает его Джерард, поднимая руку. – Я бы понял, будь это твоей мечтой; если бы ты вкладывал в это столько усилий, потому что тебе бы этого хотелось. Но, Фрэнк, ты относишься к учебе так, словно это твое наказание. Она совершенно не приносит тебе удовольствия, поэтому я не понимаю, почему ты все еще с ней так мучаешься. – Это же учеба, она и не должна быть простой, – жалко возражает Фрэнк. – Я хочу, чтобы ты взял один день на отдых, – повторяет Джерард, а затем добавляет: – Хочу, чтобы ты просто лежал весь день, ничего не делал. Поспи или посмотри несколько серий «Сумеречной зоны», она же тебе так нравится, – на этих словах Фрэнк немного краснеет. – Просто потрать день на себя и подумай о том, чего тебе действительно хочется. Только вот Фрэнк не уверен, как объяснить Джерарду, что части про «подумай о том, чего тебе действительно хочется» он и пытается избегать. Он знает, что, если позволит себе представить, каково будет забросить весь план с юридическим, если снимет с себя кандалы… блять, вот в этом-то и проблема. Он относится к этому как к тяжелой ноше. Он должен хотеть стать юристом ради родителей, хотеть быть достойным их гордости. Должен хотеть стать тем человеком, который мог бы принести добро таким людям, как его родители. – Возьми один день, – снова произносит Джерард, едва ли не умоляя. – Займись, чем захочешь. Главное – чтобы это было что-то, чего тебе действительно хочется, а не то, чем ты, по твоему мнению, должен заниматься. Фрэнк уверен на все сто, что, произнося это, Джерард вовсе не подразумевал «иди в клинику». А, учитывая выражение лица Пита, тот тоже не ожидал сегодня его тут увидеть. – Джерард… – Сказал делать то, что хочу. Я хочу быть здесь, – заявляет Фрэнк, выхватывая у Пита из рук стопку документов. – Пойду подошью их к делу. – Фрэнк… – Знаешь, большинство боссов до смерти хотели бы, чтобы на них работали трудоголики, – замечает Фрэнк, разворачиваясь, и пятится по коридору спиной вперед, разглядывая ухмылку на лице Пита. – Ну да, ну да, с такими, как ты да Майки, у меня скоро нервный срыв случится. – Это же прерогатива Патрика, – кричит Фрэнк, прежде чем развернуться обратно, чтобы ни на что не налететь. – Разве что по вторникам, – он слышит вдогонку усмешку Пита. Трэви высовывается из их с Гейбом кабинета. – Ты разве не болен? – Скорее больной, – возражает ему Фрэнк. – Это тоже в счет, – хмурясь, говорит тот. – У Гейба тут какие-то странные британские конфетки. – Тебе все равно не заманить меня на сеанс психотерапии, – заявляет Фрэнк. – Даже если они не мини, а нормального размера? Фрэнк стонет. Да блять. Но все равно заходит в кабинет. * – Хорошо. Если я кое-чем поделюсь с тобой, обещаешь никому об этом не рассказывать? Трэви скептически на него смотрит. – Типа, ну да, так и работает терапия. – Ага, но это место – корень всех здешних сплетен, – бормочет Фрэнк, разворачивая ярко-желтую шоколадку. – А тебе вообще можно… лечить меня или типа того? Тут разве нет громадного конфликта интересов? Вздохнув, Трэви тянется к кофе – Фрэнк в жизни не видел такой большой кружки. Да-а, ему не хватает разве что поварешки, потому что на миску супа это похоже больше, чем на чашку кофе. – Вот знаешь, как мы постоянно обращаемся к тебе за юридическим советом, хотя ты продолжаешь повторять, что не юрист и по закону не имеешь права консультировать? Поморщившись, Фрэнк кивает. – Но все равно нам помогаешь. Почему? – Потому что я помогаю людя… а-а, окей, – вздыхает Фрэнк, улавливая аналогию. – Ага. Есть у меня подозрение, что ты так и не позвонишь тому психотерапевту, к которому тебя пытался направить твой приятель, – продолжает Трэви. – Ну и еще, думаю, здесь всем полегчает, если ты перестанешь выглядеть так, словно в любую минуту кинешься с обрыва на камни. – Да нет у меня суицидальных наклонностей. Трэви кивает с серьезным видом. – Нет, я знаю. Но ты же понимаешь, о чем я? Давай ненадолго забудем о правилах, потому что это, наверное, лучшая помощь, к которой ты пока готов обратиться, и я думаю, нам нужно это уважать. Потому что второй вариант звучит не очень. Ага. Второй вариант – больше ссор с Джерардом и новые панические атаки в университетских туалетах. – Хорошо, – сдается Фрэнк, откусывая большой кусок от шоколадки. – Психотерапевтируй давай. Трэви прыскает. – Тоже мне умник. Хочешь поговорить о том, почему Джерард сегодня позвонил Питу и умолял его дать тебе выходной? – Вот уж умолять было не обязательно. Трэви улыбается, потому что, ага, Пит – самый понимающий босс на свете. – Без отчаяния не обошлось. Фрэнк крутится на стуле, который всегда занимает, когда работает в кабинете Трэви и Гейба. У второго, кстати, мистическим образом объявилось внезапное совещание, на которое он поспешил улизнуть, как только увидел их с Трэви. За все то время, что Фрэнк здесь работает, у Гейба и в помине никаких совещаний не было. Да с кем у него вообще совещания-то могут быть? – У меня вчера был тяжелый день, – говорит Фрэнк и добавляет, выдохнув: – И это так тупо, потому что плохие дни бывают у всех. – Ага, ладно – кивает Трэви, – но что-то мне подсказывает, что это был не просто обыкновенный плохой день. – Довольно обыкновенный, – пожимает плечами Фрэнк. – Я психанул во время теста. Трэви выглядит так, будто собирается что-то сказать, но потом закрывает рот и тянется к блокноту с ручкой на столе. – Сколько ты взял кредитов, Фрэнки? – Ты меня уже об этом спрашивал, – хмурится тот. – И ты не ответил, – возражает Трэви. – Не совсем. – Двенадцать, – отвечает Фрэнк, смотря под ноги, чтобы избежать раздраженного взгляда Трэви, когда тот поймет, что ему тяжело справиться всего лишь с несколькими предметами. Он знает, что у Рэя как минимум на одну дисциплину больше, и тот прекрасно успевает выполнять все задания. – И это… Фрэнк, ты же понимаешь, что это равнозначно полной рабочей неделе, да? Фрэнк кивает в замешательстве. – И что? – То, что это приличная нагрузка, – объясняет Трэви, что-то записывая. – И это не учитывая твое свободное время, – он хмурится, поднимая взгляд. – Как дела с гитарой? – Нормально, – отвечает Фрэнк, потому что Джерард держит слово и заставляет Фрэнка находить время для игры. И да, он готов признать, что с нетерпением ждет этих моментов, когда все вокруг стихает, и единственные звуки в образовавшейся тишине появляются лишь благодаря ему. – Почему ты так сильно себя загоняешь? – спрашивает Трэви. – Ты мог бы брать меньше кредитов или сократить рабочие часы в клинике. Фрэнк трясет головой. – Нет? Но почему? Вздохнув, тот теребит обертку шоколадки. – Да я и так неловко себя чувствую, потому что живу у Джерарда, а он даже не позволяет мне ни за что платить… не сказать, конечно, что я мог бы себе хоть что-то позволить… но просить его помочь платить за учебу я точно не собираюсь. Трэви кивает, и на его губах мелькает призрак улыбки, словно он только что победил в споре. – Тогда почему ты не берешь меньше предметов? Это помогло бы снизить финансовую нагрузку, и, к тому же, стресс от необходимости управляться сразу со столькими обязанностями. – Не так уж это и много, у других же получается. И даже больше. – У кого? – спрашивает Трэви, изгибая бровь. – Патрик, например, обычно учит только пару предметов из-за нагрузки здесь, на работе. А иногда он даже берет академ на целый семестр, если ему нужна передышка. Звучит кошмарно. Фрэнк трясет головой. – Не-а, этого я делать точно не буду. Не могу позволить себе паузу. – А в чем спешка скорее выпуститься? И здесь Фрэнку придется закончить обсуждение, потому что оно снова опасно приближается к теме его родителей. Хотя, Трэви пообещал, что никому не расскажет… а ему так не хватает человека, который смог бы понять, через что он проходил все это время. Который не был бы слишком к нему близок, чтобы при этом не рисковать разрушить дружбу. – Фрэнк? Тот поднимает на него взгляд и, глубоко вздохнув, выпаливает: – Моих родителей убили, пока я был на вечеринке вместо того, чтобы отрабатывать свою смену в нашем магазинчике. Отец умер еще до приезда скорой, а мама – позже, в операционной. А их убийце ничего за это не было, потому что у нас был не прокурор, а дерьмо. Поэтому мне важно стать юристом. Трэви молчит какое-то время, затем на одно короткое мгновенье Фрэнк видит, как бережно выдрессированное выражение психотерапевта раскалывается, и тот выглядит шокированным, но тут же берет себя в руки и говорит: – Это довольно серьезное бремя. Фрэнк прыскает, а затем заходится таким истерическим хохотом, из-за которого его запросто могли бы увезти в больницу или типа того. Потому что здоровые люди не смеются после того, как наконец рассказывают кому-то об убийстве своих родителей. – Извини, – говорит Трэви. – Я, кажется, немного преуменьшил. – Не то слово. Он думал, что теперь ему станет легче, но нет. Никакого камня с груди не упало, никаких внезапных озарений, и это подбешивает Фрэнка. На кой хер он тогда это все рассказывал? В чем смысл терапии, если ему от этого ничего не будет? И, раз уж на то пошло, стало лишь больнее, ведь теперь Трэви может кому-нибудь об этом рассказать, а Фрэнк… – Эй, приятель, попробуешь сделать для меня глубокий вдох? Фрэнк вдруг осознает, что согнулся пополам, да и с дыханием дела не очень. Он проводит руками по волосам, потягивая за концы, и от укола боли резко вдыхает, заполоняя легкие воздухом. Вот теперь он начинает чувствовать последствия рассказа о смерти родителей, и ощущение это практически такое же, как и после тяжелой сцены. Сердце, кажется, заходится слишком быстро, конечности дрожат, словно, если он сейчас поднимется на ноги, то тут же повалится вниз, как новорожденный теленок. Фрэнк смутно замечает, как Трэви пытается провести его через какое-то дыхательное упражнение, после чего зрение наконец начинает проясняться, а мысли в голове – замедляться до такой скорости, чтобы можно было понять, что происходит. Трэви тепло ему улыбается, и в его улыбке нет ни капли разочарования или раздражения. – С возвращением, – произносит он, чуть позже добавляя: – Хочешь, ненадолго сменим тему? – Пожалуйста, – хрипит Фрэнк. Трэви кивает шоколадке, которую Фрэнк все еще держит в руках. – Как тебе? – Я не большой поклонник медовых сот, – вяло признается Фрэнк, все еще чувствуя себя слегка отстраненно. – Ну-у, думаю, технически, это скорее ириска. Фрэнк морщится. – Давай залезем в его тайник с Reese’s? * Минут тридцать они с Трэви потратили на то, чтобы рассортировать абсолютно все конфеты в тайнике Гейба. Фрэнку было неудобно отнимать у того время, но Трэви, кажется, был совсем не против. А потом он, разобравшись наконец с документами, которые забрал у Пита, составил компанию Майки в пустом кабинете осмотра, где тот пополнял запасы лекарств, параллельно рассказывая Фрэнку про всякие рок-оперы, которые Джерард заставил его посмотреть еще в детстве. Вернувшись домой, Фрэнк уже не чувствует паники и начинает понимать, почему Джерард попросил его дать себе немного времени. И не совсем уверен, что ему теперь делать с тем, что он рассказал Трэви, но есть некая свобода в том, что он наконец-то поделился с кем-то своим секретом. Джерард сидит в офисе с наушниками на голове, так что не слышит, когда Фрэнк заходит в комнату. Но, стоит ему опуститься на колени подле его ног, тот тут же снимает наушники и сдвигает бумаги в сторону. – Нет, – говорит Фрэнк, отчего Джерард вдруг замирает, поэтому он спешит добавить: – Продолжай работать. Не хочу тебя прерывать. Рука Джерарда легким движением скользит по его волосам, и, хотя тот делал это уже тысячу раз, глаза Фрэнка сами собой закрываются от ощущений. – Ты не прерываешь меня, – произносит Джерард. – Но, даже если и да, то я только рад. – Можно я недолго здесь побуду? – мягко спрашивает Фрэнк, робко прижимаясь щекой к его бедру. Он не совсем в настроении для сцены, но в то же время какой-то его части сейчас просто необходимо хоть что-то. – Мне просто нужно… – он замолкает, потому что не уверен, как это объяснить. – Чтобы тебя утешили? – спрашивает Джерард. Да, и это тоже. Но это лишь часть того, что он пытается сказать. Ему не нужно проходить сквозь удовольствие и боль сцены, не очень хочется проваливаться в сабспейс или нежиться в мягкости последующего ухода. Но ему нужен Джерард, нужно его заземляющее присутствие, чтобы почувствовать… почувствовать свою к нему принадлежность. Джерард поглаживает Фрэнка по голове так, словно знает, о чем тот думает, а затем возвращается к работе. Но вместо того, чтобы надеть наушники, он просто позволяет музыке литься сквозь динамики, чтобы Фрэнку тоже было ее слышно. И этого достаточно, чтобы не заскучать, но в то же время оно не давит слишком сильно, не требует от Фрэнка ничего большего, чем стоять на коленях возле него. Время от времени Джерард проводит пальцами сквозь волосы Фрэнка, иногда прерываясь, чтобы распутать колтун, а после вновь возвращается к печатанию текста на ноутбуке. Фрэнк не знает, сколько уже времени прошло, когда Джерард наклоняется и обхватывает его предплечье. Фрэнк вздыхает, но сдается практически без внутреннего боя. – Я говорил с Трэви. – Как с другом или… – В качестве странной формы терапии, и я даже не уверен, считается это или нет. Джерард прыскает. – О да, я тоже бывал жертвой такого, – говорит он, а затем опирается о спинку стула и опускает взгляд на Фрэнка. – Хочешь записаться на прием к психотерапевту? Уверен, мы можем… – Я бы пока остановился на Трэви, – прерывает его Фрэнк, ощущая, как от такого внимания начинают гореть щеки. В семье они никогда особо не обсуждали тему ментального здоровья. К тому же, в детстве и юношестве терапевт ему не требовался. По крайней мере, ему так кажется. Он думает, что детство у него было вполне нормальное. Ну да, к нему часто цеплялись, потому что Фрэнк всегда был самым мелким и болезненным, но ему правда не кажется, что из-за этого было необходимо прибегать к помощи психотерапевта. Да кого только не дразнят в детстве, и все же вырастают адекватными взрослыми. Но Фрэнк задумывается, а может ли такое быть, что проблемы, через которые он проходит сейчас, зародились еще задолго до убийства его родителей? В любом случае, его шокирует то, как невозмутимо об этом говорит Джерард, словно это не табу и в этом нет ничего постыдного. – Хорошо, – произносит тот. – Но, может, тебе стоит хотя бы видеться с ним на регулярной основе? – Это просьба или приказ? Джерард вздыхает, стискивая руку, которой зарылся в волосы Фрэнка. – А тебе нужен приказ? У Фрэнка пересыхает в горле, потому что… что это о нем говорит? Вероятно, то, что терапевт ему и правда нужен, раз перспектива приказа звучит куда лучше, чем его собственное самостоятельное решение обратиться за помощью. Пусть даже за полу-помощью на подстраховке от Трэви. – Пока нет, – признается Фрэнк, поворачиваясь, чтобы уткнуться лицом в грубый деним джинсов Джерарда. И он понимает, что уже выполнил свою часть уговора, но та же необходимость, побудившая его рассказать Трэви о родителях, заставляет его продолжить и сейчас: – Мы немного поговорили о моих родителях. Рука поглаживает Фрэнка по тыльной стороне шеи. – Да? – спрашивает Джерард голосом, слишком легким, чтобы быть искренним, и Фрэнк внезапно ощущает вспышку извращенного наслаждения, когда понимает, что он тоже иногда приводит Джерарда в замешательство. – А со мной ты по-прежнему не готов об этом говорить? – Извини, – отвечает Фрэнк, качая головой. – Почему? – продолжает тот. – Я что-то не то… – Нет, ты… это никак не связано с тобой, – уверяет его Фрэнк, удерживая его взгляд. – Просто это приносит мне слишком много боли, далеко не приятной. Как будто… мне тяжело дышать, даже когда я только об этом думаю. Выражение лица Джерарда сменяется таким, от которого сердце Фрэнка разбивается на маленькие кусочки. И в основном – потому что он видит в нем то, что ему уже знакомо – то, обо что он спотыкался уже не раз. – Видимо, теперь моя очередь? – спрашивает Джерард с печальной улыбкой, сжимая ладонь, которой все еще держит Фрэнка за предплечье. Тот лишь кивает. Джерард поджимает губы, а затем смотрит на свою ладонь на руке Фрэнка. Он ослабляет захват, оставляя лишь легкое прикосновение. – Я однажды спросил тебя, почему ты занимаешься подчинением, но так и не вернул должок, не рассказал, почему сам занялся доминированием. Фрэнк чувствует, как брови удивленно ползут вверх – он был уверен, что уж это-то Джерард ему так просто не откроет. На короткий миг он задумывается, быть может, это какая-то ловушка? Но мысль тут же испаряется, стоит только ему увидеть по выражению лица Джерарда, какой тяжелой будет эта история. – Думаю, скорее, почему я покупаю сабов, а не иду за ними в клуб или в кинк-коммьюнити, – продолжает тот. – У меня, эм, очень специфическая необходимость в контроле. – Ты не просил меня делать ничего за гранью нормального, – говорит Фрэнк. – И был ко мне добрее, чем многие другие доминанты. Джерард крепче сжимает его руку, и Фрэнк задумывается, что он такого сказал, что могло его расстроить? Джерард прикрывает глаза, словно ему очень больно, и тут же снова их открывает. – Впервые с кинком я столкнулся, когда встречался с бывшим парнем, а он был не самым лучшим человеком, – Джерард пристально смотрит на Фрэнка, прежде чем продолжить. – В тех отношениях я не был доминантом. И, да, это немного удивляет. В основном – потому что из Джерарда просто потрясающий дом, однако теперь Фрэнк начинает задумываться, не связано ли это с тем фактом, что раньше он выступал в роли саба? – Мы были молоды, – продолжает тот. Усмехнувшись, он поправляет себя: – Я был молод и не знал ничего иного. А кинк видел разве что в порно. Фрэнк морщится. – Ага, – соглашается Джерард, поднося его ладонь к своим губам, чтобы поцеловать костяшки пальцев. – Поэтому считал, что быть сабом – значит просто делать все, что скажет тебе дом, не устанавливая никаких пределов. У Фрэнка кровь стынет в жилах, а думать он может лишь о том, как ужаснулся Джерард его словам о том, что у него нет никаких ограничений, еще в самом начале их взаимоотношений. Все вокруг замирает, когда до него доходит, почему у него тогда могла быть такая реакция. – Джи... – Не буду вдаваться в подробности, – мягко продолжает Джерард, не сводя глаз с ладони Фрэнка в своей руке. – Не думаю, что тебе от этого станет лучше. К тому же, я немало часов провел на сеансах психотерапии, чтобы смириться с произошедшим. – Могу я задать тебе вопрос? Холодное выражение лица Джерарда теплеет, когда он улыбается такой улыбкой, которую Фрэнк не может расшифровать. – Всегда. Фрэнк пристально на него смотрит, размышляя, как бы лучше сформулировать свой вопрос, чтобы ненароком не спровоцировать вновь ту его затравленную гримасу. – Почему ты до сих пор в БДСМ? – Майки тоже не понял, – говорит Джерард. – После того, как они с ребятами из клиники фактически собрали мои вещи и перевезли меня из дома бывшего, Майки не хотел, чтобы я вообще приближался к БДСМ, – он вздыхает и чуть сжимает кончики своих коротких волос. – Но мы же ничего особо об этом не знали, а я не хотел никаких «нормальных» отношений. Даже, скорее, не мог их вести. Так что начал бродить по клубам и читать больше информации в интернете. Говорил с доминантами, которые по-настоящему понимали, в чем заключается их роль, и даже провел несколько сцен с теми, кто был ко мне более терпелив. Но вскоре я осознал, что хотел совсем не этого, – Джерард замолкает и постукивает кончиками пальцев по предплечью Фрэнка. – Ты говорил, что занимаешься подчинением, потому что, когда все сделано правильно, это помогает тебе ощущать себя в безопасности. Фрэнк кивает. – Я этого никогда не испытывал. Даже с теми домами, которых очень уважал. Чувствовал себя бессмысленно и словно мне под кожу что-то забралось. Понимаешь? Ага, Фрэнк знает, о чем тот говорит. Он чувствует то же самое, когда проводит сцену с доминантом, который вообще без понятия, что творит. – Так что однажды друг попросил, чтобы мы поменялись ролями. Он все мне рассказал, помог сориентироваться, и… – Джерард усмехается, – знаю, звучит очень стереотипно, но я действительно прозрел. Фрэнк улыбается и снова опускает щеку на его бедро. Ему нравится образ Джерарда помоложе, на которого находит озарение, и все мучения, через которые тот прошел, наконец обретают смысл. – Но почему ты платишь сабмиссивам? – Это связано с той же необходимостью контроля, – еле слышно отвечает Джерард, словно шепчет секрет. Или будто ему стыдно. – При таком раскладе у меня больше контроля над ситуацией. И, хотя я стараюсь никогда этим не злоупотреблять, мысленно это помогает помнить, что в данных отношениях у меня достаточно влияния. – Потому что в прошлом ты чувствовал себя бессильным? – так же тихо спрашивает Фрэнк. – Ага. – Но что насчет нас? – продолжает он, приобнимая свободной рукой икры Джерарда, прижимая его ближе. – Мне ты больше не платишь. Какое-то мгновение Джерард молчит, и Фрэнк начинает переживать, что надавил на него слишком сильно. Но наконец тот отвечает: – Потому что с тобой я чувствую себя в безопасности. * Фрэнк улыбается, увидев на кончике носа Джерарда глазурь, которую тот еще, кажется, не заметил. Видимо, на завтрак сегодня будут капкейки, которые Джерард упрямо называл маффинами. – Маффины полезные, Фрэнк! – Маффины готовят не из сухой смеси, и на них нет глазури, – возразил ему тогда Фрэнк. Хотя, теперь он начинает замечать преимущества капкейков. Он встает из-за стола, когда Джерард поднимает тарелки, чтобы отнести их в посудомоечную машину. – Могу я сегодня поехать в университет? Тот оборачивается и, сияя широкой улыбкой, изгибает бровь. – Спрашиваешь разрешения? Фрэнк ухмыляется в ответ, потому что видеть это радостное удивление на лице Джерарда просто заразительно. – Тебе это нравится? Джерард оставляет тарелки на столе и, подойдя к Фрэнку, обхватывает его запястье, словно наручниками. – А тебе? Фрэнк прыскает. – Как думаешь, мы можем отвечать на вопрос не вопросом? Улыбка Джерарда становится шире. – Просто хочу сказать… вчера ты на меня так разозлился. И так и было, Фрэнк до сих пор чувствует крохи вчерашнего раздражения, но это лишь тень пережитых эмоций, а не настоящее огорчение. Ведь теперь он знает, почему Джерард так поступил. – Я не понимал, – объясняет Фрэнк. – Тяжело выполнять приказы, когда не понимаешь причин. – Я же объяснил вчера утром, у тебя была тяжелая ночь. – Нет, я не об этом, – говорит Фрэнк, оттягивая руку, которую Джерард все еще держит за запястье, и улыбаясь, когда тот его не отпускает. – Понимать, почему тебе нужен этот контроль, и что у тебя нет никаких… дурных мотивов, очень помогает. Джерард издает обиженный звук, поэтому Фрэнк спешит добавить: – Я доверяю тебе, правда. Но ты тоже пойми, иногда мой разум придумывает самые худшие сценарии. Он просто научен опытом. – Как же я ненавижу, что ты через это проходишь, – шепчет Джерард, крепче сжимая его запястье. – Но понимаю. – Вернемся к моему вопросу, – Фрэнк опускает голос до драматично-пылкого тона, тем самым заставляя Джерарда улыбнуться. – Тебе нравится, когда я спрашиваю у тебя разрешения? – Да, малыш, очень. Черт, это посылает сигналы прямиком к его члену. – Хорошо, – удается выдавить Фрэнку, и он переводит взгляд на Джерарда, отчего тот задирает голову кверху. – Почему ты так на меня смотришь? В глазах Джерарда искрится предвкушение. – Просто думаю обо всех новых возможностях, раз мы начали больше друг другу открываться. Фрэнк хочет согласиться, но потом вдруг говорит: – Только не я. Джерард отрицательно трясет головой и тянет Фрэнка на себя до тех пор, пока он не оказывается к нему прижатым. – Еще как открываешься. Ты так хорошо справляешься с этим, Фрэнки. От похвалы у того по спине пробегают мурашки, заставляя вздрогнуть. Он прижимается лицом к мягкой ткани рубашки Джерарда, вдыхает его сладковатый аромат, а затем, отстранившись, слизывает глазурь с кончика его носа. – Мне нужно в универ. Джерард дотрагивается пальцами до своего носа, словно не уверен, что Фрэнк слизал всю глазурь, о которой еще минуту назад даже не подозревал. Фрэнк смеется и забирает обед, который для него упаковал Джерард, а потом поднимает с пола свою сумку и отправляется в университет. Живот начинает крутить еще до того, как он до него доезжает, а руки трясутся так, будто пытаются выказать все свое отвращение к этому месту. Вздохнув, Фрэнк направляется в главный корпус, где располагается деканат. Он не уверен, когда именно принял решение, что сделает это сегодня. Быть может, мысль, что мелькала у него в голове во время скучных лекций или выполнения заданий далеко за полночь, была вовсе не безумной фантазией. И все же, сердце начинает бешено колотиться, когда ассистентка поднимает на него взгляд и спрашивает: – Я могу вам чем-то помочь? – Ага, – хрипит Фрэнк. Прочистив горло, он продолжает чуть громче: – Я хотел бы подать заявление об отчислении.