In Your Sweetest Torment, I'm Lost

Было в жизни Фрэнка несколько моментов, несколько конкретных мгновений, когда все менялось коренным образом. И, наверное, так и у других бывает, но ведь ему еще даже нет тридцати. И то, что таких моментов было несколько – это уже слишком. Обычно он чувствует себя так, будто восстанавливается после хлыстовой травмы – вот как жизнь мотает его из стороны в сторону. Впервые за несколько лет Фрэнк не занят разборами судебных дел и не позорится на парах. Вместо того он варится в постоянном ужасе, то и дело настигающем его в клинике, – страхе, что навредит этим людям еще больше, чем им успела навредить судьба. Он понимает, что не так уж и сильно может все испортить, ведь в основном занимается административной работой, и все же… Например, однажды Пит попросил его помочь с заявкой на грант, который покроет закупку антибиотиков, отчего у Фрэнка едва не случилась аневризма мозга. Сам Пит был напуган переходом Фрэнка на полную ставку не меньше его самого, только по иным причинам. – Мне нужно позвонить Джерарду? – спросил он тогда, морщась, будто съел лимон. – Похоже на его зону ответственности, а я совсем не хочу выводить его из себя, ты вообще видел его в ярости? Это страшно, и дело не в том, что он начинает спорить, он, типа… – Пит, успокойся, – прервал Фрэнк. Сидя на стуле, он подался вперед и оперся локтями о колени, опуская взгляд к ногам и аккуратно выбирая каждое сказанное слово – после столь импульсивного решения нужно было вести себя крайне осторожно. – Я пойму, если ты не захочешь, чтобы я оставался тут работать, ведь… ну, я же много помогал с юридическими вопросами, и я не уверен… – Фрэнк замолчал, потому что не был уверен, в чем он там был не уверен. Выходя из университета в то утро, Фрэнк чувствовал себя окрыленным. Он никогда не пробовал колеса, но, наверное, ощущения там примерно такие же. Ага, можно понять, почему люди на них подсаживаются. А потом, видимо, случился спад, потому что все внезапно стало казаться таким проебанным (и, вроде как, таким и кажется до сих пор). Ведь были у отчисления последствия, которые Фрэнк даже не учел. Например, сначала он хотел поехать к Питу, чтобы обсудить свое новое расписание, раз уж больше не учился. А потом вдруг подумал, что, наверное, Питу вовсе и не нужен отчислившийся недоучка. – Так, эй, давай-ка пока отложим самоуничижение на минутку, – сказал тот, поглядывая на телефон так, словно ну очень хотел набрать Джерарда прямо сейчас. – Смотри, ты только что принял довольно серьезное решение. Я думаю, что тебе нужно немного все обдумать, – Фрэнк хотел было возразить, но Пит прервал его: – Мы можем добавить еще несколько смен, если хочешь работать больше. Это вообще не проблема, и это не обязательно должно становиться постоянным уговором на случай, если решишь вернуться к учебе. Фрэнк немного расслабился, задумываясь, как ему могло так повезти, что он встретил сразу столько понимающих людей. А потом – о том, что, возможно, он что-то упустил из виду. Возможно, именно так обычно люди и взаимодействовали друг с другом, просто он сам всегда был таким странным и нелюдимым? – Но, эй, Фрэнк? Тот поднял взгляд на Пита. – Ты же знаешь, что ты замечательный работник, да? Трэви и Гейб будут просто в восторге, что ты теперь будешь появляться в клинике чаще. А с регистратурой ты управляешься практически так же здорово, как Патрик, – добавил он, а затем ухмыльнулся. – И ты, кстати, уже раз пять меня спасал от заказа игл неверного калибра. Фрэнк прыснул и потер глаза, недоумевая, когда они начали слезиться. – Ты не перестал быть ценным в тот момент, когда ушел из университета, – добавил Пит. – Ты, между прочим, говоришь с братом по отчислению. Точно ведь. Фрэнк так погряз в своей проблеме, что совсем забыл про историю Пита. Прочистив горло, он выпрямился на стуле. – Значит, эм, я могу сейчас остаться на смену, если хочешь. И, вроде как, с тех пор работать он не переставал. Но это было не так же убийственно, как раньше, когда ему приходилось балансировать эмоционально тяжелую работу в клинике с учебой. И это вдобавок к чувству вины за смерть родителей, чувству вины за то, что он был херовым другом, и, конечно, за то, что саб из него вышел вовсе не такой хороший, какого заслуживал Джерард. – Думаю, надо дать тебе еще одно домашнее задание, – заявил однажды тот, рассматривая новую веревку, которую только что купил. Фрэнк осторожно на него взглянул, прекрасно зная, что означал пренебрежительный тон, с которым это было сказано: для него придумали что-то непростое. Однако, справедливости ради, Джерард никогда не давал ему намеренно провальных заданий (и Фрэнк все еще пытается это переварить). – Да? – спросил он, позволив вопросу зависнуть в воздухе на мгновенье, и лишь потом, когда Джерард вопросительно изогнул бровь, поспешил добавить: – Сэр. Тот ухмыльнулся, как и всегда, когда Фрэнк забывал обращение, и продолжил: – Хочу, чтобы ты каждую неделю писал для меня список того, что тебе нравится в подчинении. – Не понимаю, – сморщил нос Фрэнк. – Нужно поработать над твоей самоуверенностью, малыш, – только и сказал Джерард, прежде чем подмигнуть ему и сменить тему на обсуждение какой-то документалки, о которой ему на днях рассказал Майки. Джерард даже глазом не повел, когда Фрэнк доложил ему об отчислении, как будто, вот же засранец, этого и ждал. И Фрэнк, возможно, немного тогда расстроился, зато позже Джерард всю ночь продержал его на грани оргазма, прежде чем наконец позволить ощущению накрыть его с головой, что едва ли не лишило его всех пяти чувств разом. А после, когда Фрэнк не спеша вернулся из самого сладостного сабспейса, какой только испытывал, Джерард мягко поцеловал его в висок и сказал, как сильно он им гордится за то, что Фрэнк наконец позаботился о себе сам. – Фрэнк. Моргнув, он потирает глаза, чтобы вернуться из воспоминаний в реальность, и обращает все свое внимание на Майки. – В четвертом кабинете сидит ребенок, – говорит тот, собирая брови «домиком», чем сдвигает вязаную шапочку на своей голове. Фрэнк задумывается, а можно ли ее тут носить? Но Питу, кажется, пофиг, а Майки выглядит так, будто пытается вылечить простуду, так что и Фрэнк об этом не заикается. Уж если кому и говорить, то точно не ему с металлическим колечком в губе. – Он напуган, но я не могу сейчас с ним остаться, поможешь? Фрэнк не совсем уверен, какая у него теперь технически позиция в клинике. Часов больше, а у Гейба и Трэви недостаточно дополнительных заданий, чтобы занять его на целый день, так что он просто помогает всем, кому нужна какая-нибудь помощь. На прошлой неделе он работал с одним из лаборантов, маркируя бумаги и соответствующие им результаты анализов. А пару дней назад помогал сортировать одежду со сбора пожертвований на зиму, который они проводили на выходных (и, если у Джерарда вдруг оказалось на несколько рубашек меньше, чем раньше, Фрэнк понятия не имеет, куда они делись… тот все равно из всей кучи носит только три). Но одно из самых частых его «заданий» теперь – сидеть с детьми, которые ждут приема у врача. И даже когда прием начинается, он все равно остается с ними и держит их за руку, пока им накладывают швы или ставят уколы. – Конечно, – отвечает Фрэнк, направляясь в четвертый кабинет. Он достает медкарту из кармашка, висящего на двери в кабинет, и пробегает по ней глазами, чтобы понять, с чем имеет дело. Пацаненку – Коннеру – восемь лет, и он здесь с подозрением на перелом запястья. Ой-ой, думает Фрэнк, вправлять кости приятно не бывает. Глубоко вдохнув, он открывает дверь и тут же хмурится, когда его взору предстает кокон одеял, внутри которого, очевидно, и спрятался ребенок. Коннер сидит на смотровом столе, укутанный в, наверное, вообще все одеяла, какие только смог найти Майки. – Эй, я Фрэнк, – говорит он, прокатывая по полу стул на колесиках и присаживаясь на него напротив мальчика. Тот выглядывает из одеял ровно настолько, чтобы можно было взглянуть на Фрэнка. Иногда он переживает, что татуировки и пирсинг спугнут детей, но большинство из них неплохо разбираются в людях (что даже, кажется, дарит Фрэнку веру в человечество). – Мне нужно домой, – говорит Коннер. Ох боже, проносится у Фрэнка в голове, но он все равно натягивает на лицо свою лучшую улыбку. – Понимаю, но нам нужно подождать доктора, чтобы он посмотрел твое запястье. Оно же тебе понадобится, чтобы однажды стать рок-звездой. Коннер усмехается. – Я не хочу быть рок-звездой. – Нет? – ухмыляется Фрэнк. – Хочу быть астронавтом. – А для этого тебе, думаешь, запястье не понадобится? Какое-то мгновенье Коннер обдумывает его слова, и Фрэнку приходится очень серьезно сдерживаться, чтобы не рассмеяться при виде сосредоточенного выражения лица мальчика. Наконец, тот говорит: – Ну да, наверное. Как Фрэнк успел усвоить, спрашивать у детей, с которыми его оставляют, где их родители, нельзя, если он не хочет, чтобы ему до конца недели снились кошмары. Но если не думать об этом, проводить с ребятишками время ему очень нравится. Они никогда не заставляют его чувствовать себя тупым недоучкой. И пока они играют вместе, пока склеивают мечи из ложечек для языка, Фрэнк и вовсе обычно забывает, что он взрослый, которому нужно платить налоги. Сегодня вместо меча Фрэнк помогает Коннеру построить космический корабль, и они вот-вот уже собираются взлетать, когда Майки (а вовсе не доктор) заходит обратно, чтобы вправить запястье мальчика. Что, кстати, случается довольно часто, когда у них не хватает рук, а на смене только один врач. Однажды Фрэнк спросил Джерарда, почему Майки не пошел в университет, чтобы выучиться на доктора, ведь он, фактически, тащит на своих плечах всю клинику и зачастую выполняет задания, которые выходят далеко за рамки его рабочих обязанностей. Но Джерард лишь пожал плечами с гордой улыбкой на лице. Фрэнк уверен, что это очередной чудной секрет братьев Уэй. – Пельмешки на обед? – спрашивает Майки, когда Коннера выписывают. – У меня сегодня двойная смена, так что платишь ты, – отвечает Фрэнк. * Фрэнк уверен, что какой-нибудь подвох не за горами, но перестал его ждать, затаив дыхание, потому что от этого он только сходил с ума. Как и все вокруг. А особенно Брайан. – Так, на вот, для начала выпей это, – заявляет Брайан, толкая Фрэнку в руку шот виски. Фрэнк тепло качает головой, но все равно опустошает стакан, прежде чем взять у Брайана бутылку пива, которую тот протягивает следом. – Мне нужно, чтобы ты поскорее его допил, потому что я уже прилично накачался, – кричит Брайан поверх музыки. – О да, я вижу, – кричит в ответ Фрэнк, ухмыляясь влюбленным глазкам, которыми тот смотрит на Рэя на сцене. Для Фрэнка это все немного странно. Он даже не уверен, хочет ли знать все детали, как обычно, когда дело касается нового парня Брайана, или же лучше притвориться, что ничего не происходит, потому что представлять, как трахаются два твоих друга, – и так уже слишком много информации. – Да ты просто завидуешь, – говорит Брайан, задирая край бутылки, когда Фрэнк подносит ее к губам, чтобы тот либо рискнул все разлить, либо поскорее допил ее содержимое. Видеться с друзьями на людях по-прежнему отнимает у Фрэнка силы, но уже не так много, как раньше. Возможно, Джерард был прав, когда сказал, что повторение – мать учения. К тому же, очень помогает то, что в самые тревожные дни он отпускает его с напоминанием о том, кому Фрэнк принадлежит. Иногда, когда Джерард особенно коварен, он заставляет его надеть пояс верности; в другие же разы это что-то милое, например, наручник вокруг запястья. Но в те вечера, когда Фрэнк идет пить до потери пульса, он просит Джерарда не надевать на него что-то, что он не сможет снять с себя сам, потому что в такие дни обычно остается ночевать у Брайана. Джерард говорил, что это вовсе не обязательно, но Фрэнк бы чувствовал себя последним дерьмом, если бы возвращался домой бухим. – У тебя тут что-то… – Брайан указывает на его плечо. – А, грудничка стошнило, – объясняет Фрэнк, морща нос. Брайан пытается скрыть свой смех за пивом, но тщетно, Фрэнк все равно его замечает. Ему становится легче, когда он видит друга таким веселым, ведь ему хватает эмоциональных ресурсов, чтобы увидеть эту радость. Фрэнка крайне удивило, когда он начал замечать больше деталей о дорогих себе людях. Он даже был немного напуган тем, что весь этот стресс и дела, которыми он был поглощен в универе, заглушали его способность быть добрее и лучше по отношению к тем, кто был для него важнее всех. Как, например, то, что он не обсуждал с Джерардом, над чем тот работает. Не ходил с ним в магазины комиксов, чтобы увидеть, как загораются его глаза, будто тот впитывает в себя всю магию на их страницах. Или то, что он не заходил на работу к Рэю, не видел, как он заботился о старенькой владелице книжного магазина, как помогал ей передвигаться по нему, потому что о себе то и дело заявлял ее артрит. Фрэнк не видел, какой Рэй поистине бескорыстный человек, какое у него огромное сердце, и с какой широкой улыбкой он всегда встречал его даже в тяжелые дни. Поначалу от осознания этого Фрэнку было тошно и казалось, что он самый дерьмовый на свете человек – до тех пор, пока Трэви не объяснил ему, что вина – не самое продуктивное чувство, на котором нужно зацикливаться, и что, если он хочет почувствовать себя лучше, нужно попытаться тратить свою энергию на вещи пополезнее. Ладно, возможно, выдуть столько пива, сколько он весит сам, не очень-то и полезно, но видеть, как Брайан все больше и больше влюбляется в Рэя с каждым сыгранным им аккордом, действительно воодушевляет. * – Мне не стоит ехать, – говорит Джерард, переворачивая чемодан, чтобы вытряхнуть его содержимое на пол. Фрэнк закатывает глаза, а затем вздрагивает, ожидая, что сейчас тот вновь обратится суровым доминантом, но этого не происходит. Видимо, Джерард сейчас действительно расстроен своим отъездом на выходные. Фрэнк скатывается к нему на пол с кровати. – Хэй, я же в порядке. Никакой угрозы дропа, как в прошлый раз. Мы ведь тогда еще только пытались во всем разобраться. По тону Фрэнка может показаться, что это было так давно, но на самом деле нет. И это лишь напоминает ему, каким вихрем событий пронеслись последние несколько месяцев. – Быть может, я просто буду очень по тебе скучать, – еле слышно произносит Джерард. Улыбаясь, Фрэнк признается себе, что не смог бы вести себя невозмутимо, даже если бы захотел. – Ты такой дурашка, – говорит он, прижимаясь лбом к плечу Джерарда. Тот опускает подбородок на его голову. – Только скажи, и я отменю поездку. Иногда это сбивает Фрэнка с толку – видеть Джерарда таким, а вовсе не строгим домом, что проводит его через серьезные сцены и поддерживает, когда Фрэнку кажется, что он вот-вот развалится на кусочки. Но он начинает любить его только сильнее, когда видит Джерарда со всей этой неуверенностью на виду, прямо перед глазами. Этому Фрэнк хотел бы у него научиться. Как позволить своим жалким, неприглядным чертам вылезти наружу? Как позволить им открыться окружающим? Хотел бы он быть таким же смелым, как Джерард. – Да не, я только рад буду заполучить квартиру в собственное пользование, – подтрунивает он. – Подлюга, – прыснув, Джерард шутливо его толкает. – Я все равно, скорее всего, почти все выходные проторчу в клинике, – говорит Фрэнк. Выражение лица Джерарда меняется, и он кивает в ответ. – Я и забыл про день донора. – И, к тому же, можешь звонить мне в любое время, когда в душе забурлят какие-нибудь доминантные инстинкты. – Пожалуйста, больше никогда такое не говори, – стонет Джерард. Фрэнк начинает собирать с пола его разбросанные вещи и пытается сдержать смех, когда находит среди них несколько собственных футболок. – Как насчет закончить сборы, а потом можешь меня ненадолго связать? – торгуется он. – Ты что, приказы раздавать удумал? Фрэнк драматично хлопает ресницами. – Нет, разумеется, нет, сэр, – он поднимается с пола, снимает футболку и начинает расстегивать джинсы. – Но я буду в кабинете на случай, если захочешь провести сцену. Выйдя из спальни, он не успевает отойти от двери, как слышит усмешку Джерарда: – Вот же засранец. * Фрэнк связан в зеленом вельветовом кресле Джерарда, его ноги разведены в стороны, закреплены распоркой и упираются в подлокотники. И одно только это Фрэнку уже вполне по душе, но Джерард решил поработать над его стыдливостью и приставил к деревянному сундуку прямо напротив него зеркало, чтобы Фрэнк мог видеть свое тело целиком и полностью. – Ты такой красивый, Фрэнки, – выдыхает Джерард, оставляя очередной неспешный поцелуй на его колене. Он мучает его уже, кажется, не меньше часа – медленно выцеловывает каждый дюйм тела Фрэнка, а затем повторяет это снова и снова, словно пытается запечатлеть его у себя в голове на время поездки. – Прошу, – шепчет Фрэнк, прекрасно понимая, что Джерард его снова проигнорирует, неторопливо скользя губами вдоль его ноги. Он посасывает большой палец, когда Фрэнк, сорвавшись, начинает молить: – Пожалуйста, сэр, я не могу… – Да я же почти ничего не делаю, – напоминает ему Джерард дразнящим тоном. – Связал тебя, как ты и просил. Фрэнк хнычет и извивается на месте, ощущая прикосновение мягкой обивки кресла к коже. – А ты сегодня ненасытная штучка, а? – спрашивает Джерард, оставляя на его лодыжке очередной поцелуй. Но следом Фрэнк слышит щелчок крышки тюбика и, открыв глаза, замечает, как Джерард смачивает пальцы смазкой. Ну наконец-то, мать вашу. Фрэнк так возбужден, что едва ли ощущает жжение от двух пальцев, которые Джерард лениво вводит в него и достает обратно, не спеша и не торопясь перейти к следующему этапу. О да, эта сцена определенно будет особенной. – Смотри на себя, – указывает Джерард. Действительно, Фрэнк как-то позабыл про зеркало – слишком увлекся румянцем на скулах Джерарда, сиянием его глаз и тем, как покраснели его губы от того, что он уже так долго непрерывно водит ими по коже Фрэнка. Фрэнк наблюдает за тем, как пальцы Джерарда погружаются в него, и от этого у него в голове едва не случается короткое замыкание. Будто сам факт того, что он видит, что с ним вытворяет Джерард, обостряет ощущения в десять раз. – Блять, – выдыхает он, задирая голову и опуская ее на спинку кресла. Под тяжестью возбуждения веки закрываются сами собой. – Нет, – говорит Джерард, и следом Фрэнк чувствует резкую искру боли на внутренней стороне бедра, что заставляет его поднять голову обратно. – Продолжай смотреть. Фрэнк замечает красный след, где тот оставил шлепок на его бедре, видит, как легко раскрывается для Джерарда, как его собственная кожа поблескивает от пота и смазки. Джерард добавляет третий палец. И дело не совсем в толщине, не в том, как сильно его сейчас растягивают – не от этого у Фрэнка подворачиваются пальцы на ногах и не от этого он начинает мысленно перечислять старые судебные дела, лишь бы не кончить сию секунду. Потому что он уже имел дело с довольно крупными пробками, да и Джерарда принимал без проблем, так что три пальца для него должны быть проще простого. Но на деле это не так. Есть нечто непривычное в том, как Джерард заставил его вытерпеть это сладчайшее мучение. В том, что он принимает эту любовь волна за волной; что ощущает, как нежность, и доверие, и обожание касаются каждого нервного окончания на его коже. Что чувствует себя так, будто Джерард не спеша, шаг за шагом отслаивает каждый дюйм построенных вокруг Фрэнка защитных стен, лишь бы дотронуться до податливого, сентиментального внутреннего мира, который тот никому не дает увидеть. – Не могу, – хнычет Фрэнк, когда Джерард добавляет четвертый палец. – Нет, можешь, малыш, – говорит ему Джерард, замедляя движения руки, словно хочет заставить Фрэнка почувствовать, как много его тело может принять. Словно пытается доказать, что знает его даже лучше, чем сам Фрэнк. Что владеет им во всех смыслах и отношениях, какие Фрэнк только может ему предложить. – Люблю тебя, – бормочет Фрэнк, потому что сказать-то больше и нечего, но у него не закрывается рот. Ему необходимо говорить, нужно провести себя через этот опыт, и он прекрасно понимает, что не сможет попросту молчаливо погрузиться в сабспейс, как это происходит обычно. По какой-то причине в этот момент все иначе. Так иногда случается с Джерардом. А теперь – даже чаще, чем в начале их отношений. Глубоко внутри Фрэнк думает, что это из-за того, что он стал больше ему доверять и реже полагаться на стандартные защитные механизмы во время сцен. Выступая не пассивным, но активным участником, охотно двигающимся вперед вместе с Джерардом. Умоляя его подтолкнуть себя пересечь те границы, которые, как он считал, никогда не сможет преодолеть. – Знаю, – шепчет Джерард в ответ, поглаживая большим пальцем растянутые мышцы Фрэнка. И его должно беспокоить то, что Джерард не признается ему в ответ, ведь в этот момент, когда Фрэнк так эмоционально раним, он должен услышать, что Джерард тоже его любит. Но каким-то образом от этого он едва ли не чувствует себя более целостным. Он ощущает безопасность от понимания, что Джерард знает, как сильно его любит Фрэнк. И это очевидно по тому, как много себя он сейчас отдает. Фрэнку кажется, именно это становится последней каплей, и он наконец усмиряет свое сердце, принимая и соглашаясь на все, что на сегодня задумал Джерард. – Готов? – спрашивает тот, при этом подаваясь вперед, чтобы легко коснуться губами его губ. Фрэнк дергано кивает, но потом вспоминает, что Джерарду нужен вербальный ответ. – Да, сэр. – Такой хороший мальчик, – воркует тот, а следом у Фрэнка отключается зрение, потому что он чувствует натяжение от того, как большой палец Джерарда пробирается внутрь к остальным. В его движениях нет резкости, он плавно скользит рукой туда и обратно, позволяя телу Фрэнка привыкнуть, принять его ладонь, прежде чем не спеша свернуть пальцы, отчего костяшки беспощадно прижимаются к простате. И теперь уже никакое количество судебных дел и даже перечисление штатов по алфавиту не сдержат его оргазм. Все тело Фрэнка замыкается, словно у него случился какой-то приступ, и на кратчайшее мгновенье он начинает истерически хохотать, подумав о том, как умрет с кулаком Джерарда у себя в заднице. Но вот Джерард к нему прижимается, обнимает его, поглаживает свободной рукой тыльную сторону его шеи и шепчет что-то успокаивающее. Фрэнку требуется немало времени, чтобы вернуться в свое тело, хотя, наверное, так показалось только ему. – Глубокий вдох, солнышко. Фрэнк морщится, чувствуя, как Джерард достает из него свою ладонь, а затем не может сдержать всхлип, когда ощущает пришедшую ему на смену пустоту. – Давай я тебя сначала развяжу, – успокаивает его Джерард, – а затем получишь меня. – Убери распорку, но не развязывай веревку, – Фрэнк слышит собственный голос, и ему едва ли не хочется рассмеяться от того, каким бесстыдным он стал с Джерардом. От того, как сильно он доверяет, что тот его за это не упрекнет – по крайней мере, не высмеет его по-настоящему. – Как пожелаешь, принцесса. * Фрэнк, вздрогнув, просыпается, когда чувствует, как прогибается матрас, но Джерард тотчас рядом, успокаивающе поглаживает его по руке. – Нет, не вставай, – мягко произносит он. – Я поехал. Фрэнк моргает пару раз, дает глазам привыкнуть темноте в комнате – должно быть, сейчас еще очень рано. – Хорошо, – сонно бормочет он, до сих пор чувствуя сладостную легкость после вчерашнего вечера. Джерард оставляет на его лбу поцелуй. – По шкале от одного до десяти, как ты? Только не ври. – Десять. – Фрэнк. Он трясет головой и приподнимается на подушках. – Обещаю, все хорошо. Вчера было хорошо. Ага, очень хорошо, потому что, освободив Фрэнка от распорки, Джерард разложил его на полу, а потом трахал до тех пор, пока Фрэнк не забыл собственное имя. – Да, знаю, просто… из-за университета и… – замолчав, Джерард встряхивает головой. – Так, ладно, не буду этого делать перед отъездом. Если ты говоришь, что все хорошо, значит, я тебе верю. – О, только посмотри, какие мы с тобой ответственные взрослые, – лениво улыбаясь, говорит Фрэнк. – Нет, ну это ты, конечно, загнул, – прыскает тот. Джерард целует его еще раз, а затем слезает с кровати и поднимает свой чемодан. – Привези мне что-нибудь вкусненькое, – говорит Фрэнк, кутаясь в одеяло. И, если при этом он прижимается к опустевшему месту Джерарда, то тот делает вид, что ничего не замечает. – Обязательно. А затем Фрэнк чувствует еще один поцелуй у себя на лбу, прежде чем улизнуть в утешающие черные воды сна. * – Я знаю, это ты припрятал все овсяные печеньки с изюмом, – заявляет Гейб. – Да кто вообще любит изюм? – закатывает глаза Пит. – Я люблю, – возражает ему Гейб. – А еще Патрик, – бормочет Майки, стараясь выглядеть как можно невиннее, пока Пит стреляет в его сторону предостерегающим взглядом. – Я думал, ты в Мишель влюблен, – говорит Гейб едва ли не переходя на жалобный стон. – Тебе нельзя спать с нашим регистратором, он самый лучший из всех, кто у нас работал. – Ага, помнишь того Джоша? – говорит Майки, откусывая большой кусок от печеньки из арахисовой пасты. – Это тот, который прямо в регистратуре ел сэндвичи с тунцом? – морщась, спрашивает Пит. – А еще была Бриана, – добавляет Гейб. – Она никогда ничего не записывала. – Да не сплю я с Патриком, – шипит сквозь зубы Пит, а затем переводит взгляд на Фрэнка. – Ты же не думаешь, что я с ним сплю, да? Фрэнку, в общем-то, по барабану, с кем Пит спит, а с кем нет, только вот для остальных за столом это, кажется, очень важно. Они должны прибираться после дня донора, но убирают они разве что оставшиеся печеньки – себе в рот. – А что в этом такого? – спрашивает Фрэнк. Театрально вздохнув, Пит выхватывает посыпанную сахаром печеньку из руки Гейба. – Потому что, – посмеиваясь над Питом, объясняет Гейб, – у него проклятый член. Любой, с кем он спит, в итоге сжигает ему дом или типа того. – Кто-то сжег твой дом? – встревоженно переспрашивает Фрэнк. – Нет, – закатывает глаза Пит, – она подожгла матрас, только и всего. – Что, между прочим, могло устроить пожар во всем доме, – замечает Майки. – К счастью, ты был рядом и смог все вовремя потушить, – ухмыляясь, говорит Пит. Фрэнк уверен, что что-то здесь не чисто, но нет, блять, спасибо, влезать в это он точно не собирается. – Майкиуэй? Тот самый, который чуть не подорвался, наступив на зажженную петарду? – интересуется Трэви, опускаясь на место рядом с Майки и шутливо пихая его в бок локтем. – Не было такого, – возражает тот голосом, хриплым от простуды, которой у него «точно нет». – Ага, потому что Джерард тебя оттащил до того, как она взорвалась, – говорит Гейб. – В любом случае, – подает голос Пит, – я не сплю с нашим регистратором, а Гейб все равно не получит печеньки с изюмом. И вообще, мне нужно проверить накладные. – О, ну конечно, теперь тебе вдруг захотелось поработать, – подшучивает Гейб. Пит показывает им средний палец и выходит из конференц-зала, который на сегодня превратили в место сбора донорской крови. Здесь все еще развешаны плакаты и стоят столы, которые им предстоит убрать, но Фрэнку кажется, что сегодня у них до этого руки не дойдут. Они все совершенно вымотаны, и Фрэнк даже почти готов пойти завалиться спать в одном из смотровых кабинетов вместо того, чтобы тащиться домой. – Пойдем, – говорит Майки, слегка пиная Фрэнка по ноге, – подвезу тебя до дома. Тому хочется возразить, что он и сам доберется, но перспектива поехать с Майки звучит гораздо приятнее, чем ловить такси или, что даже хуже, ждать автобуса. К тому же, Майки всегда включает песни новых интересных групп, и, если Фрэнк будет улыбаться достаточно мило, с ним даже поделятся копией. Он садится на пассажирское сиденье и затихает. Пока музыка овладевает их мыслями, смывая остатки рабочего дня, Фрэнк вдруг понимает, что впервые за долгое время чувствует себя удовлетворенным, состоявшимся. У него был длинный день на работе, но он с ним прекрасно справился. Он помогал людям. Работал с теми, кем восхищается, стал частью их смеха и рассказов. А во время перерыва слушал, как Джерард жалуется на перелет на фоне всяческих звуков комик-кона, и испытывал гордость за своего парня. А теперь он наслаждается хорошей музыкой в компании того, кто становится ему близким другом, совсем не ощущая необходимости заполнить молчание бессмысленными разговорами. – Увидимся завтра, – радостно говорит Майки, когда Фрэнк выходит из машины. Ему до сих пор непривычно от того, что в его жизни появились новые люди, и он им дорог настолько, что они рады видеть его каждый день. – Увидимся, – отвечает Фрэнк и заходит в здание. Дживс кивает при виде его, и Фрэнк едва ли не отвечает ему широкой улыбкой, но это, наверное, того напугало бы до чертиков. Прежде чем зайти в лифт, Фрэнк вдруг вспоминает, что нужно проверить почту, ведь Джерард не дома, и, значит, никто в почтовый ящик сегодня не заглядывал. Большую часть счетов Джерард оплачивает онлайн, так что по почте им обычно приходит только реклама и иногда какой-нибудь журнал, который тот выписывает. Фрэнк, разумеется, больше не получает ничего из университета, поэтому крайне удивлен, когда видит конверт со своим именем. Он хмурится, замечая в углу печать «Фирмы Шэннон и Кларк». Прислонившись спиной к ящикам, он раскрывает конверт. Фрэнк перечитывает письмо четыре раза, и под конец руки дрожат так сильно, что он не смог бы прочесть написанное снова, даже если бы этого захотел. Он понимает, что, наверное, должен позвонить Майки, попросить его приехать, остаться с ним, потому что ему не стоит сейчас быть одному. Понимает, что должен набрать Джерарда и рассказать ему, что произошло. Но он сейчас не в состоянии думать о том, что правильно, а что нет. Потому что все его мысли заняты лишь тем фактом, что дело его родителей снова открыто.