Самое сильное проклятие

Вы когда-нибудь задумывались о том, что жизнь каждого — это долгая дорога со множеством поворотов и разветвлений? Куда человек однажды свернёт, тем он и станет. А совершая ежедневный выбор, он либо отдаляется от цели, либо приближается к ней семимильными шагами. И никто не знает, какой выбор будет правильный. Хотя вдруг каждый из них в чём-то верен? Годжо Сатору был не из тех, кто долго и мучительно думал перед тем, как что-то сделать. По своей натуре он был довольно интуитивен и импульсивен, опирался не только на сухие факты и ощущения, но и на свои собственные мечты и желания. Он никогда не задавался целью спасти весь мир, несмотря на возложенную на него вопреки всему ответственность, да и в целом не страдал альтруизмом, но когда он впервые встретил Мегуми, хмурого и молчаливого мальчика с непростой судьбой, что-то в нём невольно перемкнуло. Этот мальчишка, которому едва исполнилось семь лет, который посмотрел на него так недоверчиво, так колюче, словно Годжо успел чем-то настроить его против себя, — казался слишком взрослым, слишком серьёзным для своих лет. Таким, каким Сатору бы не хотел, чтобы выглядел обычный ребёнок. Всего лишь ребёнок. Но Мегуми, очевидно, был другого мнения на этот счёт и он без всяких ужимок спросил у Годжо обо всём напрямую:       — Что вам от меня нужно? И Годжо бы соврал, если бы сказал, что не растерялся. Ему самому и двадцати-то не было, считай, сам ещё ребёнок, только-только открывающий двери во взрослую жизнь. Вот только мало кто знал и замечал, что под стёклами его очков скрыты глаза, повидавшие не мало несправедливости. Но подобные случаи, встреча с такими людьми, как Мегуми, возвращали в нём способность чувствовать. Возвращали ему то дурацкое щемящее чувство в груди, от которого бы хотелось навсегда избавиться. Годжо терпеть не мог, когда детей лишали их детства, их самой прекрасной и беззаботной поры. В этом возрасте они не должны были обзаводиться таким взглядом, не были обязаны быть такими серьёзными и ответственными. Единственное, что они должны были делать в этом возрасте — наслаждаться своими детскими мечтами и радостями. Жить настолько легко и весело, насколько это было возможно; не думать о проблемах, свойственных всем взрослым и взрослеть постепенно, шаг за шагом, год за годом, а не разом, из-за какого-то случая, заставивших их быть такими. Сатору понимал этого ребёнка слишком хорошо, понимал так, как никто другой не понимал и поэтому впервые хотел так искренне помочь. Не хотел дать ему пропасть без следа в этом мраке.       — Хочу решить проблему глобального потепления. А ты мне в этом здорово поможешь, если пойдёшь со мной. Фушигуро не оценил шутку. На хмуром лице не дрогнул ни один мускул, разве что в глазах его промелькнуло что-то похожее на презрение и разочарование.       — Извините, но глобальные проблемы меня не интересуют, — сказал он спокойно, тяжело за этим выдохнув. Слишком по-взрослому, слишком серьёзно. — Если это всё, то я пойду. Не дожидаясь, пока этот легкомысленный парень скажет ему что-то ещё, Мегуми развернулся и направился обратно в клан. А на лице Сатору помимо воли расцвела улыбка, стремительно превратившаяся в истерический, почти безумный смех. Да этот паренёк просто нечто! Решено. Он вернётся за ним завтра же. Чего бы это не стоило. Успокоившись и довольно хмыкнув себе под нос, Годжо засунул руки в карманы и, развернувшись, хотел было уже пойти к выходу, как случайно зацепился краем глаза за чей-то взгляд. Он медленно остановился и заинтересованно выглянул через собственное плечо. Мегуми поджидала какая-то девочка. И она смотрела прямо на Сатору с излишне проницательным, читающим насквозь выражением, от которого даже как-то не по себе стало — до того неестественно оно было для детского лица. Ему вдруг с усмешкой подумалось, что это уже как-то слишком. Уж слишком много взрослых взглядов он за сегодня увидел. Но вот смеяться почему-то не хотелось. И отводить взгляд от девочки тоже. Её лицо было удивительным, резким, пугающе красивым. Светло-голубые глаза, мраморная кожа, алые губы, ― и что-то всё ещё детское, мягкое. Острые углы сочетались с плавными контурами, она была демоном и ангелом одновременно, в зависимости от того, кого видел в ней смотрящий. Годжо не видел ни того, ни другого. Он видел в её глазах лишь бесконечную тревогу и потерю, и где-то там, ещё глубже — растерянность и безысходность. В отличие от ситуации с Мегуми он не знал всей её подноготной, не знал ни её имени, ни как она оказалась в клане Зенин, но этот умный, слишком взрослый взгляд полностью его дезориентировал. Резанул что-то в области диафрагмы так болезненно, так знакомо, что он непроизвольно отшатнулся назад, будто девочка стояла совсем близко. А потом он, в конце концов, просто отвернулся и ушёл. Ушёл, чтобы перестать чувствовать это пугающее и щемящее давление в груди, чтобы не думать, не думать, не думать. Но чтобы Годжо после ни делал, чем бы ни занимался, его мысли постоянно возвращались к этим несчастным детям. В его голову стали подкрадываться смутные сомнения, в какой-то момент даже захотелось вместо заданной цели отвернуться и бежать без оглядки, потому что никакой он на самом деле не добряк и не альтруист, чтобы брать на себя такую ответственность. С ужасающей ясностью он понимал, что не смотря на свою излишнюю взрослость — они всё ещё были детьми, со своими мечтами и чувствами, и если Годжо возьмёт их под своё крыло, даст им еду и кров — он непременно станет для них спасителем. А они для него, с очень большой вероятностью — самым слабым местом. А он не хотел этого. Не хотел слабых мест и привязанностей, потому что это никогда не заканчивалось хорошо. Уже пробовал, проходил. И ни за что не хотел повторять. Уж слишком болезненным оказалось это чувство. Уж слишком много ран оно оставило на сердце. Годжо ещё долго лежал на кровати без сна. Он задумчиво смотрел куда-то сквозь предметы, узнавая в плавающих по потолку и стенам тенях знакомые силуэты, один из которых выделялся отчетливее всего. Время словно обратилось для него вспять, а всколыхнувшиеся, вышедшие из-под контроля чувства приоткрыли губительную дверцу в прошлое. И даже во сне, оставаясь на той зыбкой границе забытья и реальности, когда ты ещё чувствуешь окружающий мир, но подсознание уже затягивает в пучину кошмаров, он видел того, о ком пообещал себе больше не думать и не вспоминать.

***

На следующий день, как и обещал, Годжо вернулся в клан Зенин. Но на этот раз Мегуми уже зная чего ожидать, заявился на встречу не сразу. Точнее, он хотел оттянуть этот момент до последнего, искренне надеясь, что этому чудаковатому взрослому наскучит его ждать и он просто уйдёт. Но насколько был упрям мальчик, настолько же, если не больше, был упрям и Сатору. Без боя никто из них не желал сдаваться.       — Послушайте, это правда не смешно. Если вы снова пришли втирать мне про глобальное потепление, то…       — Я знаю твоего отца, Мегуми, — перебил его парень, стерев с лица приветливую улыбку. На Мегуми это произвело должный эффект и он даже остановился, резко забыв, что хотел сделать. Годжо мог поклясться, что видел, как активно задвигались шестерёнки в его мозгу.       — Это он сказал мне, что ты здесь. Предупредил, что ты будешь продан через пару лет с нашей последней с ним встречи, — Сатору не видел смысла ему врать, но и со всей горькой правдой тоже не спешил делиться. Когда паренёк подрастёт, он ему обязательно обо всём расскажет. Сейчас это будет лишним. — Зачем и почему не спрашивай, всё равно не отвечу, — он сразу же пересёк последующие вопросы. — Хочешь ты или нет, я буду твоим опекуном. Не обещаю, что буду хорошим, ответственным и тому подобное, — ему пришлось потрудиться, чтобы не закатить глаза, — но я сделаю всё возможное, чтобы вырастить из тебя достойного шамана. Сказав это, Годжо непроизвольно дёрнулся от собственных же слов. Как же это чертовски на него не похоже. Во что он только, прости господи, себя ввязывает? Проблем что ли в мире мало?       — Хорошо, — Мегуми согласился на удивление просто. Также быстро пришёл в себя, вновь нахмурив брови. — Раз этот чёртов старик не в состоянии позаботиться обо мне самостоятельно, значит есть резон верить тебе и твоим словам. Только у меня тоже есть условие.       — Какое? — в приятном удивлений поинтересовался Сатору, почувствовав, как на губах растягивается улыбка.       — Вы возьмёте вместе с нами Сурин.       «Маленький хитрый манипулятор».       — Ту девочку, что стояла рядом с тобой? — уточнил Годжо, отчетливо вспомнив слишком пронзительные девичьи глаза.       — Да.       — Она хоть сильная?       — Да, она, возможно, даже сильнее меня, — он твёрдо кивнул. Годжо в очередной раз удивился. Раз этот мальчик продолжал говорить так серьёзно, значит его словам точно можно было доверять.       — Хорошо, я подумаю. И хоть Годжо уже всё для себя решил, он всё равно ещё раз тщательно всё обдумал. Но перед этим, для подстраховки, позвонил Идзити и попросил навести справки о девочке. Бумажек тот принёс не много, но информации было достаточно, чтобы понять что к чему. Он бегло прошёлся глазами по короткому, но лаконичному досье о возрасте, имени и способностях, уже думая, что ничего удивительного не увидит, как дошёл до последних страниц и остановился, заинтересованно приподняв брови. На Хаякаву Сурин была зарегистрирована больничная карточка, сберегательный счёт, страховка и многое другое, и всё это на довольно приличную сумму денег. Она была при полном багаже документов. И никаких трудностей, даже финансовых, не доставит ему, если он возьмёт её под свою опеку.       — Интересно, — всё как-то слишком удачно складывалось. И это было очень странно, учитывая, что в большинстве случаев таких детей продавали либо для того, чтобы от них избавиться, либо потому что не могли дать им всё необходимое, как в случае с Мегуми, а клан Зенин как раз занимался высококлассным обучением шаманов, потому что ценил проклятые техники превыше всего остального. И если с Фушигуро всё было понятно, то с Хаякавой возникало слишком много сомнений и вопросов. Кто бы это с ней не сделал, надо было признать и отдать ему должное — это было очень умно и продуманно с его стороны. Вопрос был лишь в том, знала ли сама Сурин обо всём этом?       — Это лишь моё предположение, но девочку могли спрятать от чего-то, — вывел его из раздумий Идзити.       — Спрятать? — такой вариант Годжо не учёл.       — Да, это по крайней мере объясняет сумму сберегательного счёта, хотя не исключено, что она, как и Фушигуро-кун, просто была продана за уникальную технику. Техника у девчонки действительно была занятная. Способность к манипуляции временем могла в будущем сделать её незаменимым шаманом.       — Не вижу в этом логики, — не согласился Годжо. — Зачем, в таком случае, оставлять на её имя такой богатый набор счетов и документов?       — Может, её продали специально? — предположил Идзити, не отказываясь от своей догадки. — Укрыли её в клане и оставили деньги на тот случай, если девочка захочет когда-нибудь уйти по собственной воле. Эти документы здорово подстрахуют её от проблем в будущем.       — А вот это уже звучит более логично, — Годжо озадачено потёр пальцами подбородок. — Или её родители уже, возможно, мертвы, — мрачно заключил он. Не знал даже, какой из вариантов хуже.       — Как вариант, — согласился Идзити.       — Это всё, что ты смог найти? — указал он взглядом на бумажки.       — Да, это всё, — услужливо кивнул парень, поправив очки.       — Хорошо. Можешь идти. Копаться в прошлом Сурин или узнавать, откуда идут её корни Годжо не хотел и не видел смысла. Было уже слишком поздно что-либо делать или менять. Да и кто он такой, чтобы в это вмешиваться? Они могли бы вообще не встретиться, если бы не Мегуми. Он бы не столкнулся с ней взглядами, не защемило бы в его сердце от тревоги и каждый из них продолжил бы жить дальше, никогда в жизни больше друг с другом не встретившись. Но он очень ясно понимал, что Сурин уже была привязана к Мегуми прочными нитями, раз тот так решительно попросил Сатору взять её с ними, и что сам мальчик, очевидно, тоже не чаял в ней души. Их связь была очевидна по тому, как они, поджидая его у ворот клана, держали друг друга за руки. Разлучить их — было бы кощунством даже для него.       — Привет! — он весело помахал им рукой.       — Здравствуйте, — они одновременно кивнули и Годжо заметил, как Мегуми осторожно выдернул руку из ладошки Сурин, возможно, не желая показывать свою привязанность к ней, да и в целом хоть какие-то тёплые чувства, пока Сатору был рядом. И Годжо бы оскорбился на подобное действие, если бы не знал всей подноготной. Никто, даже маленькие дети, не хотел, чтобы кому-то стало известно о их слабостях.       — А кто из вас Мегуми, а кто Сурин? Вы так похожи.       — Вы же не серьёзно? — не оценил шутку Фушигуро. Он упрямо не давал ему никаких шансов завести непринужденную беседу, но Годжо всё равно рассмеялся и, подметив, что Хаякава держалась немного позади своего друга, всё же сжимая пальцами его кофту, присел и приспустил очки, взглянув на неё с улыбкой.       — Боишься меня? — спросил он мягко, моргнув ресницами.       — Нет, — воинственно мотнула головой девочка, смотря на него во все глаза. Всё тем же проницательным взглядом, смотрящим в самую душу. — Раз Мегуми вас не боится, значит и я не должна, — уже более уверенно произнесла она, любопытно разглядывая дивные глаза напротив.       — Верно, — довольно закивал парень. — Будем дружить? — он протянул ей мизинец и улыбнулся одной из своих самых очаровательных улыбок.       — Конечно, — Сурин тут же засияла, улыбнулась в ответ и, приблизившись, доверчиво сплела свой палец с чужим.       «Слава богу, — подумалось с облегчением Годжо. — Эта девочка всё ещё умеет улыбаться». И наверняка этой улыбкой растопила сердце хмурого Мегуми. И его сердце тоже… Нет. Его сердце пока что нет. Не позволит растопить. Ни ей, ни мальчишке. Будет лучше, если они продолжат доверять друг другу, а он просто будет приглядывать за ними. Без болезненных привязанностей и слабых мест — так правда будет лучше для всех. Так никто, в итоге, не пострадает.       — Ну что ж, дети, — ещё раз улыбнувшись девочке, он поднялся и громко хлопнул в ладоши. — Давайте навернём самого охренительного мороженного!