Пучина: дневник погружения

Через тучи пробиваются яркие лучи солнца. Хоть и тусклое, холодное, ноябрьское, но очень жизнерадостное. На дома падает оранжево-желтый свет. Немного похоже на то, как комнату освещает лампа Ильича. Рома быстрой и легкой походкой идет от метро к университету. Дым, отделяясь от трубочной чаши, струйкой течет за ним. Уже неделя прошла с того самого вечера. Жизнь и энергия в нем теперь бьет ключом. Он доходит до университета и с радостными мыслями заходит внутрь. Сегодня тот самый день. Яна уже несколько дней как послала работу на конкурс, и сегодня они с Сашей должны ехать к ней, чтобы самим посмотреть на ее творения. Рома уверен, что они, безусловно, превосходят все ожидания. Он входит в аудиторию, наполовину залитую солнечным светом, который пляшет на партах, строго симметрично разделяет классную доску пополам и, конечно, красивым бликом ложится на фиолетовые волосы. – Йоу-хеллоу! – обычный радостный и энергичный взмах руки. – Скорее иди сюда. У нас тут художественные терки. Яна весело улыбается, разноцветные глаза светятся ярче, чем обычно. Кажется даже ярче, чем солнце. Тепло. Рядом с ней в на стуле валяются два каких-то пакета. По форме нетрудно догадаться о содержимом. Саша при упоминании «художественных терок» слегка морщится. Рома машет в ответ и подходит к своему месту рядом с ними. – Что за терки? – спрашивает он, пожав руку Саше. – Да этот зануда говорит, что не бывает таких существ. Вот, посмотри! – и Яна чуть ли не тыкает в него рисунком. Опять набросок на небольшом листке. Слегка помятый. На нем Рома видит немного уродливого человека, с тонкими кистями, слегка эльфоподобным лицом и крыльями за спиной. Но крылья черные, почти без перьев. Одно крыло поникло, другое болезненно искривилось вверх. Саша ехидно смотрит на Рому. Дескать, что на это скажешь. – Да это же нефилим. Получеловек, полуангел. Квазиангел. Уродец, рожденный от союза ангела и человека. Да, современная обработка образа, в оригинале все не совсем так выглядело, но все же. Мифологию надо читать. – Да иди ты! Сговорились, – с некоторой досадой, но без злости и даже шутливо отвечает Саша. Яна радостно кивает. – Ну хоть кто-то! Видишь, видишь? – она начинает тыкать и слегка дергать за рубашку Сашу. – А ты говорил, не бывает. Послушай умных людей. – Ну так я и послушал. Наш Профессор все объяснил. Хотя я бы поспорил, кто тут еще зануда. А вот тебе я на слово не верю. Напридумываешь всяких утырков, а потом говоришь: я художник, я так вижу. Знаем мы, кто так видит. И сколько такие очки стоят, – сказал Саша, со значением посмотрев на небольшую пачку, похожую на пачку жвачки, лежащую у него на столе. – Судя по твоим словам и взгляду, сам ты тот еще утырок, – поставила точку Яна. Все трое рассмеялись. После пары, перед уходом домой, Яна подходит к преподавателю. Рома идет вместе с ней и останавливается, не доходя нескольких шагов. Саша ждет их у входа в аудиторию. Профессор поднимает глаза. Снимает очки. И слегка разворачивается к ней. Все движения очень плавные и уставшие. В самом взгляде чувствуется пренебрежение и снобизм. – Прочитал я ваши доклады, – медленно начинает он. – Пока это никуда не годится. Совершенно не раскрываются главные моменты. И оформление… Оно, конечно… Ммм… Оставляет желать лучшего. Я не могу их принять. – Я… Я поняла, я переделаю. – Яна слегка сжала руки. Рома не видит глаз, она стоит спиной к нему. Но уже по голосу понятны эмоции: легкая печаль, досада, бессильная злоба и немного тревога. – Вы можете попробовать… Но… – преподаватель медленно массирует глаза руками, затем снова берет очки, надевает их на кончик носа и смотрит на Яну поверх линз. – Времени осталось у вас мало. Я боюсь, вы не сможете с нуля написать все доклады качественно… А их только если с нуля, да. Баллов у вас почти нет. Даже идеальный экзамен, – ироничная усмешка. – Не даст вам нужное количество на зачет. Скорее всего, нужно будет назначить пересдачу. Но вы, конечно можете попробовать. Он махнул рукой и слегка повернулся обратно, давая понять, что разговор окончен. – Да что б его! – голос Яны отражается от стен коридора кипящей яростью и злостью. – Все нормально я там написала. Он просто… Как ты их назвал… Утырок! Точно! Утырище лесное! – Пожалуйста, успокойся, – Рома легко касается ее плеча. – Он гавно, но ты обязательно из этого выберешься. Не отправит же он реально на пересдачу из-за чертовых докладов. – Точно, – Яна смотрит на Рому и улыбается. Немного благодарно и согревающе. – Я обязательно кину ему эту писанину прямо в лицо. И он поставит мне этот чертов зачет! Они выходят на улицу, закуривают. Солнце весело играется бликами на старых, пыльных изнутри стеклах университета. В свежий, но безветренный ноябрьский день удивительно легко дышится. Теперь самая интересная часть дня – поездка к Яне. Она живет где-то недалеко от центра, в довольно старом доме. – Бухлом мы уже закупились, – весело рассказывает Яна по дороге к метро. – И кое-какую закусочку прихватили. Будет настоящий клуб ценителей высокого искусства. И бухла. Саша одобрительно кивает. Может, он не ценитель искусства. Но он ценитель бухла. И, как следствие, ценитель того, что ценит тот, кто дает ему бухло. Довольно хорошая схема получается. До дома Яны они добираются всего за сорок минут. Это старый трехэтажный дом начала двадцатого века. Так вышло, что он достался ее родителям по наследству. И семья у них неплохо обеспечена, так что им не сложно ухаживать за ним и платить всякие налоги. Комната Яны располагается на третьем этаже. Огромная. Очень много места, полукруглый большой балкон не отделен от комнаты. Как и следовало ожидать от комнаты художника. Застекление на нем тоже необычное: собственно бортики начинаются только чуть ниже пояса. Выше все стекла. Чтобы ничто не мешало наслаждаться видами города и небольшого скверика. Да, в комнате много места. Было бы. Если бы не обстановка. Мебели немного: небольшая кровать, стол у стены, один шкаф с одеждой, один – с книгами, небольшой комод. И это все занимает самое большее – четверть пространства комнаты. Остальное место завалено холстами, стоящими на торцах или лежащими, как свитки, палитрами, бумагами, книгами, которые кое-где высятся целыми стопками, пара мольбертов… Завершают всю эту композицию три стула. Один у стола, другой в центре комнаты, у одного из мольбертов, третий на балконе. Где тоже стоит мольберт. А остальное пространство балкона завалено пледами, подушками, обрамлено гирляндами. Слева, у балконного окна с краю на горе подушек лежит изящная гитара. Саша тихо присвистывает. – Ничего себе у вас жилплощадь… Только вот используется явно так себе… – По мне лучше так, чем безликие «барские хоромы» или человейники, – тут же весело отвечает Яна, грохая пакеты прямо на пол у стола. Рома же в полном восторге. Он снова и снова оглядывает комнаты. Космос, который раньше проявлялся только косвенными намеками через цвет волос или блеск глаз, предстает теперь перед ним во всех своих красках. Он живо представляет себе профиль Яны, сидящей у балкона осенним или зимним вечером, наблюдающей за тихой жизнью, пульсацией города за окном и мелодично перебирающей струны гитары… Да, это несомненно то место, которое хочется назвать местом силы. Или местом жизни. Или счастья. Как больше понравится. Яна тянет обоих парней за рукава к одному из мольбертов. – Вот, смотрите, восхваляйте, гордитесь! На мольберте стоят два рисунка. Один из них пейзаж: озеро где-то в горах, освещенное светом луны и звезд под фиолетовым небом. Над ним свисают ветви деревьев, вокруг виднеются выступы скал. Второй рисунок скорее портрет. На нем изображена прекрасная девушка в платье цвета космоса и морских глубин, летящая куда-то на белых крыльях в небесах, среди облаков. Рома стоит и восхищенно смотрит на эти работы. Он даже не знает, как их восхвалять. Любых слов, пожалуй, будет мало. Они просто идеальны. Не как лучшие произведения искусства для человека в принципе. А как лучшее, что могла нарисовать именно Яна. Это нужные картины для этого человека. Единые с ним. По атмосфере и настроению. За спиной слышится шипение пива. Саша решил, что без пол литра здесь не разобраться. Рома тут же указывает ему на то, что раз уж они в доме художника, то палитры здесь лежат везде. Не обязательно сразу пить. Саша въезжает в каламбур не сразу. Зато Яна тут же заливисто хохочет. – Теперь это будет моя любимая шутка. Буду родителей всегда так предупреждать. Ну что, как вам? – Прекрасно, – искренне отвечает Рома. – Это действительно шедевр. Особенно, девушка-ангел. За Рому говорят скорее не его слова, а его взгляд. И интонация. Яна это понимает и благодарно улыбается, кивает. Кажется, для нее эта несловесная похвала очень важна. – Под пивас пойдет, – отвечает Саша. Ожидаемая реакция и для Ромы, и для Яны. Они садятся пить пиво. После первых банок становится еще веселее. Все пересаживаются ближе к балкону на подушки и под пледы. За окном уже темнеет. Свет выключают и включают гирлянды. Все пространство балкона озаряется тихим и мягким светом нитей огней, проходящих по стенам, потолку и даже кое-где по пледам. Яна садится рядом с Ромой и берет гитару. Начинает играть какую-то тихую мелодию, постепенно разыгрывается. Сначала пальцы немного дрожат, но затем начинают уверенно, мягко и грациозно прыгать с лада на лад. Лиричная музыка окутывает комнату. И вдруг, когда Рома уже готов впасть в транс, а Саша – заснуть, несмотря на пивас, раздается громкий и совершенно негармоничный для этой песни аккорд. – Что за лирика пошла, – весело и с самоиронией выдает Яна. – Пора жахнуть как следует. Дает несколько громких аккордов, мастерски отбивает ритм об деку, используя разные зоны для немного разного звучания ударов. И запевает «Выйду ночью в поле с конем». Но не лиричную, а какую-то сумасшедшую панк-версию. Энергично, задорно, почти безумно… Гитарная вакханалия продолжалась полтора часа. Наконец, Саша заявляет, что ему пора идти (пиво-то уже как полчаса закончилось) и убегает в тихий московский вечер. Яна и Рома остаются одни под светом гирлянд. Он издалека разглядывает картину. Она ловит его взгляд. – Знаешь, – в голосе сквозит легкая грусть. – Это мой последний шанс. Рома недоуменно поднимает брови. – Меня из художки пару лет назад выгнали. Не смогла сдать пару экзаменов по академическому рисунку. Ненавижу этот строгий и ограниченный стиль, – небольшая пауза. – И не только это. Я пробовала участвовать в нескольких больших конкурсах. И нигде не победила. Я подумала, что это из-за того, что в жюри сидят старперы. И тут этот конкурс, совершенно точно молодежный. Он наверняка покажет, чего я стою. И если я опять бездарно проиграю… Я покончу со всем этим. Она неопределенно обводит рукой комнату. Сердце неприятно защемило. Ангел и облака на картинке слегка выделяюстя в полутемной комнате. Но здесь-то, на балконе, светло. И очень тепло. Он уже второй раз за день кладет руку ей на плечо. – Пожалуйста, не бойся, ты прорвешься. Обязательно. И еще. Доклады я тебе напишу. Он и к строчке не придерется. Яна поднимает на него глаза. В них светится благодарность, тихая радость и надежда. – Спасибо! Рома выходит на освежающий вечерний воздух. До сих пор тепло от последних двухминутных объятий. Это было немного нелепо и забавно. И вообще, стоя на пороге ничего не передают и не обнимаются. Но кому нужны эти глупые правила? Теперь у него появились новые силы и новые цели: дописать скрипичную мелодию, сделать Яне доклады, написать свою новую статью идеально четко, чтобы не отставать. И теперь он поставит все на это.