Над головой моей шелест и крыльев сияние, Невыносимое крыльев сияние… Руперт Брук, 1908 (Sleeping Out: Full Moon)
Брюс Уэйн пытался сосредоточиться на последних словах Лютора. Лекс говорил о том же, о чём и раньше — на самом деле о том же, о чём и всегда: бесчеловечность и лицемерие Супермена и величие Лекса Лютора. Он взмахнул руками, указывая на виднеющиеся на горизонте небоскрёбы Метрополиса. Лютор не понимал, как люди этого города и целого мира могли доверять вероломному, коварному манипулятору с другой планеты. Человечество нуждалось в защите от пришельца, и только Лютор — и, конечно, его добрый приятель Брюс Уэйн — были достаточно мудры, чтобы иметь план действий на случай чрезвычайной ситуации. Брюс улыбался, пока у него не заболела голова. Рядом с ним Китти Ковальски подпиливала ногти и вздыхала. Лютор с драматичным видом замер перед собственным бюстом. — Человечество заслуживает большего. Люди не должны быть снова преданы и обмануты этой нечеловеческой силой! Он был придурком и шутом, хотя и (Брюс начинал подозревать) очень умным шутом — и потому невероятно опасным. Лютор по-прежнему отрицал свою причастность к недавнему созданию нового континента, но Брюс всё сильнее убеждался, что это его рук дело. Однако едва ли не больше всего Брюса раздражала в Люторе его напыщенная манера говорить, из-за которой разумные в действительности слова звучали как параноидальный бред сумасшедшего. — Проклятье, мистер Лютор, — протянул Брюс. Он выяснил, что Лютор становится более снисходительным и расслабленным, когда слышит от собеседника «проклятье» или «чёрт возьми». — Вы и правда гений, если заметили всё это. Я так рад, что мы будем работать вместе ради защиты человечества. Лютор с ласковой улыбкой взъерошил ему волосы. Брюс добавил это и предыдущие четырнадцать взъерошиваний в мысленный список «Преступлений Лекса Лютора». Если Брюсу удастся заполучить хоть частичку того зелёного минерала — а до сих пор буровая установка ничего не обнаружила — Лютор ни за что не узнает об этом. Кто-то действительно должен защищать человечество, но Лекс Лютор точно не станет этим защитником.***
Китти осторожно отпила кофе из «Старбакса». Со стороны мистера Уэйна было очень мило пригласить её выпить кофе после той встречи. Она терпимо относилась к самовлюблённости Лекса, но сегодня даже её это утомило. Плейбой улыбнулся ей через стол, и Китти напомнила себе, что это не свидание, а обычное приглашение на кофе. Ничего такого. Поэтому не стоит рассказывать об этом Лексу. — Кажется, мистер Лютор неплохо знает этого… Супермена, — сказал мистер Уэйн. Китти подавила вздох. Лекс бы точно выиграл конкурс одержимых Суперменом, но Брюс Уэйн запросто бы занял второе место. — Да, их пути не единожды пересекались. Именно Супермен отправил его в тюрьму в первый раз. Лекс помог ему в борьбе с генералом Зодом, но Супермен всё равно повернулся против него. — Она уже выучила список всех претензий наизусть. Уэйн с любопытством спросил: — Как же Лютор помог ему в борьбе с Зодом? — О, он говорит, что помог Супермену вернуть свои силы, чтобы тот мог бороться с Зодом, — внезапная мысль пришла в голову Китти, и она беззвучно, одними губами произнесла. — Я уверена, он был там раньше. Брюс Уэйн наклонился вперёд: — Где? — Это логично, — с энтузиазмом продолжила Китти, скорее, для себя, чем для Уэйна. — То есть… Я имею в виду, он действительно выглядел так, будто бывал там раньше, казалось, он знал это место, а потом, когда я спросила его, он… — Мисс Ковальски. Китти. — Брюс Уэйн тепло улыбнулся, и она почувствовала, что краснеет. — Где Лютор был раньше? — В Арктике. В крепости Супермена. Это огромное кристаллическое сооруже… — Китти зажала рот рукой. В глазах Уэйна зажёгся интерес, и, значит, она наговорила лишнего. На миг ей почему-то стало страшно. — О боже, боже, пожалуйста, забудьте о том, что услышали. — О чём мне надо забыть, Китти? — Брюс Уэйн снова улыбнулся ей. — В любом случае, что бы это ни было, я уже обо всём забыл, и я уверен, что это вообще не важно. Китти вздохнула и сделала глоток кофе: — Я всего лишь не хочу, чтобы он снова пострадал, — тихо сказала она, всматриваясь в силуэт Метрополиса вдали. — Чёрт возьми, я бы никогда не навредил мистеру Лютору. В конце концов, мы работаем вместе. Китти Ковальски моргнула, глядя на Брюса Уэйна, и пробормотала: — Правда?***
Гидросамолёт приземлился, и вдоль его бортов взметнулись шлейфы ледяной воды. Теплоизоляция костюма оставляла желать лучшего, и Бэтмена слегка потряхивало от холода. Вломиться в офис Лютора и найти карту оказалось проще простого в сравнении с поиском транспорта, способного доставить его в столь отдалённое место. Он двигался по заснеженной равнине — чёрная песчинка на ошеломляюще чистом, безбрежном, белом поле. Когда он вошёл в массивное кристаллическое строение, то понял, что игра стоила свеч. Он словно очутился в самом сердце Криптона — внушающем благоговение, величественном и пустом. За последние пять лет всё здесь пришло в упадок, но кое-где были заметны признаки восстановления. Опустившись на колени, Бэтмен подобрал сверкающий прозрачный кристалл, а когда встал, солнце выскользнуло из-за облака, и всё вокруг вспыхнуло холодным огнём. Бэтмен стоял в центре Крепости Супермена. Её фрагменты пропускали и отражали тусклый слабый свет поздней осени. Они преломляли его, многократно усиливая лучи, и потрясающая паутина солнечного сияния переливалась на кристаллах. В воздухе искрились радужные брызги света. Царила абсолютная тишина, и Бэтмен ощутил себя мухой в янтаре. Если, вернувшись домой, он обнаружит, что в Готэме прошли годы, пока он торчал здесь, ослеплённый светом? Зачем он вообще сюда явился? Чтобы найти то, что поможет ему понять… Что мог понять человек в таком месте? — Что ты здесь делаешь? — Окутанный ледяной яростью гром нечеловеческий вырвал его из задумчивости. Супермен птицей спланировал сверху и приземлился перед Бэтменом. Лучи света до головокружительного странно огибали его. — Убирайся. Убирайся вон из моего дома. — Тут… Тут красиво, — будто издалека, услышал себя Бэтмен, и его голос звучал слишком восторженно. Супермен повернулся к нему спиной и подплыл к тому, что напоминало компьютерную консоль, полностью сделанную из кристаллов. — Раньше было красивее. Это то, что ты и подобные тебе оставили мне. Бэтмен, приложив невероятное усилие, попытался говорить обычным голосом: — Ты вырос здесь? Совсем один? — спросил он. Супермен не ответил, но его глаза засветились, как лазеры: — Твоё сердце. Оно бьётся не так, как в нашу прошлую встречу. Бэтмен почувствовал себя увереннее и мягко рассмеялся. — Биологическая обратная связь — замечательная вещь, Супермен. Воздух подёрнулся рябью, и пришелец очутился прямо перед ним. — Кэл-Эл. Меня зовут Кэл-Эл. Кэл из Дома Элов. — Он указал на консоль, её кристаллы зависли в воздухе. — Моя мать и мой отец говорили здесь со мной. Учили меня. Они умерли прежде, чем я узнал их, и всё, что у меня осталось от них, это голоса и образы, подаренные мне этими кристаллами. А теперь они покинули меня опять — дважды умершие и дважды потерянные — и всё благодаря таким людям, как ты, вломившимся сюда, чтобы поглазеть и поживиться. Бэтмен попытался перебить его, чтобы как-то защитить себя, но Супермен — Кэл — продолжил, повысив тон: — Я больше никогда не услышу голосов своих родителей! Все повелительные нотки исчезли из голоса пришельца. Осталась только мучительная тоска, заставившая Бэтмена проглотить заготовленные слова. И он стоял здесь, всё ещё сжимая подобранный кристалл — осколок утраченной памяти. Воцарилось долгое молчание. Кэл изо всех сил цеплялся за остатки самообладания. Он не хотел выглядеть слабым перед человеком, который явно выступал в роли его врага. Ещё один враг. — Я сожалею о твоей потере, — наконец сказал Бэтмен. Его голос звучал низко и грубо, но мягче, чем раньше. Внезапно накатившая волна горя всё ещё душила Кэл-Эла, но он рассмеялся так резко, как смог: — Ты явился сюда, чтобы выразить мне соболезнования? — Я явился сюда, потому что хотел лучше тебя понять. Супермену очень хотелось верить человеку, стоявшему перед ним, и это раздражало. — Думаешь, такое вообще возможно? — Он старался говорить так, чтобы вопрос прозвучал насмешливо, а не искренне. И не так, словно это было важно для него. Бэтмен преклонил колено и очень осторожно положил кристалл на ледяную землю. — Я не думал об этом. Затем он повернулся и вышел из Крепости. Пронзительный нечеловеческий свет струился вокруг его чёрной фигуры. Взревели моторы гидросамолёта, и Супермен снова остался один, стоять на вершине мира. Разбитые потемневшие кристаллы тихо пели для него, но этого было недостаточно.***
Брюс Уэйн вынырнул из неглубокого сна, наполненного хрустальным сиянием. Из незашторенных окон на него лился обычный солнечный свет осеннего готэмского утра. Альфред поставил перед ним поднос с завтраком, и он со стоном натянул одеяло на лицо. — Строители прибудут после часу дня, сэр, и, хочу заметить, сейчас самое подходящее время, чтобы наконец засыпать старый колодец. В конце концов, не хотелось бы, чтобы люди, упавшие в кроличью нору, попадали в Страну чудес, которая находится в пещере Тёмного Рыцаря. Высунувшийся из-под одеяла Брюс откусил кусочек тоста: — Моя пещера больше похожа на Зазеркалье, — вздохнул он. — По крайней мере, сэр, вы уже научились верить в шесть невозможных вещей до завтрака. Несколько часов спустя Кларк Кент переминался с ноги на ногу перед массивными каменными воротами Уэйн-Менора. — Здравствуйте? — позвал он слегка нерешительно. Никто не ответил. Он замер на мгновение и всё-таки осмелился зайти на территорию поместья, чувствуя некоторый дискомфорт. Однако, Кларк вовремя вспомнил, как Лютор обнимал Брюса Уэйна за плечи. Он скривился и пошёл дальше. Обгоревший остов дома громоздился на холме, и даже опустошённый, наполовину уничтоженный особняк выглядел внушительно. В нём сохранилось ощущение присутствия, которое невозможно было игнорировать. Кларк остановился, чтобы осмотреть кремово-бежевые стены, испачканные сажей и залитые солнечным светом. Существовали места на Земле, которые почему-то казались более реальными, более живыми, чем любые другие. Руины поместья Уэйнов были одним из таких мест. Как жаль, что их наследник оказался недостоин своего наследия. Кларк услышал стук и двинулся на звук. Завернув за угол, он обнаружил Брюса Уэйна, разбирающего каменную стену старого колодца. Одетый в чёрную толстовку и плотные брюки, измазанные в пыли и краске, он выковыривал камень, который никак не хотел поддаваться, и его не привыкшие к труду руки защищали рабочие перчатки. Кларк прочистил горло. Уэйн обернулся и недобро сощурился: — Вы. — Взгляд его тёмно-голубых глаз из-под копны чёрных волос ударил точно кнут. — Какого чёрта вы тут делаете? — Ворота были открыты. — Это не значит, что можно просто взять и вломиться на частную территорию. Я позвоню в полицию и вас арестуют. — Он снова сосредоточился на колодце, словно Кларк был недостоин его внимания. — Вы так сильно печётесь о своей собственности, что даже не позволили следователям зайти на территорию поместья после пожара. Уэйн наконец убрал непокорный камень, положил его на землю и подошёл к Кларку, отряхивая руки с такой силой, что пыль разлеталась облаком. Он находился достаточно близко, и даже человек смог бы уловить запах его пота. — Потому что здесь нечего было расследовать, — ответил Уэйн, сузив глаза. — Да неужели? Как удобно. В воздухе повисло невысказанное обвинение, о котором шептался весь Готэм: избалованный отпрыск Уэйнов сжёг свой дом случайно, или он сделал это намеренно? Красивое лицо Брюса Уэйна ожесточилось от боли или убедительной имитации боли. — Я не сжигал дом! Вы изучали мою историю и знаете, что этот дом — всё, что осталось у меня от моих родителей… — его голос надломился. — И вы говорите, я мог разрушить его? Я бы скорее отрубил себе руки! — И он, словно апеллируя к Кларку, развёл руками. Внезапно Кларку захотелось оставить этого человека в покое, но он поборол этот импульс. — Если память о ваших родителях так много значит для вас, почему вы работаете с Лютором? Не говорите, что не знаете, что он за человек! — Пустышка Брюс Уэйн, которого он встретил на вечеринке, мог быть наивным и слепым, но этот человек напротив, с влажными вспотевшими волосами, с измазанными в грязи высокими скулами, был совсем другим. Этот человек или точно знал, кто такой Лютор, и восхищался этим, или… — Разве ваши родители одобрили бы то, что вы работаете с Лютором? Брюс с ненавистью уставился на репортёра, который стоял тут со своим дурацким блокнотом и этим чопорным выражением лица. Смотреть было легче, чем показать, что слова Кента практически попали в цель. Он требовательно кивнул Альфреду, материализовавшемуся в какой-то момент разговора. — Альфред, пожалуйста, проводи мистера Кента. Похоже, он чересчур злоупотребил моим гостеприимством. Если бы взгляды могли убивать, Брюс бы уже валялся на земле, разрубленный на кусочки. Кент сердито вытаращился на него напоследок, но всё же позволил Альфреду увести себя. Брюс с яростью набросился на колодезную стену, словно она в чём-то провинилась. Почему он так сильно раскрыл своё истинное «Я» перед этим проклятым журналистом? Усталость не могла служить оправданием. У него не было причин доверять этому человеку и хватало причин не доверять. В конце концов, и он, и Лютор были из Метрополиса. Кент признался, что не доверяет Лютору, так почему он тратил своё время на Брюса Уэйна? Если Лютор начал в чём-то подозревать своего делового партнёра, то он мог попросить кого-нибудь провести расследование, осмотреть поместье, выяснить, получится ли вытащить на свет немного грязного белья. Брюс похолодел. Доводы выглядели разумными и слишком правдоподобными. И всё же — тон Кента, когда он произносил имя Лютора, — его антипатию и отвращение можно было попробовать на вкус. Что-то чувствовалось в его голосе. Что-то, вызывающее отклик в Брюсе Уэйне. Он зарычал на камни колодца, которые не собирались расступаться перед ним. Позади послышались шаги Альфреда, непривычно быстрые, торопливые. — Он ушёл? — На самом деле, сэр, он попросил меня передать вам его извинения. Он считает, что говорил с вами в чрезмерно обвинительном и неподобающе конфронтационном тоне. — Альфред. — Брюс приподнял брови. — Что ты ему сказал? Дворецкий спокойно выдержал его взгляд: — Ничего такого, чего бы не сказали вы, сэр. Он казался искренним. Брюсу редко встречались люди, которые умели искренне извиниться. — Альфред, не мог бы ты вернуться и сказать ему, что я принимаю его извинения и… — Он замолчал, потому что дворецкий согнулся и упёрся ладонями в колени. Выглядел Альфред невероятно утомлённым. — При всём уважении, мастер Брюс, я не чёртов почтовый голубь. Если хотите принять извинения мистера Кента, я предлагаю вам сделать это лично. Вам придётся бежать, если хотите поймать его прежде, чем он покинет территорию поместья. Кроме того, такое упражнение пойдёт вам на пользу. Брюс ухмыльнулся Альфреду и побежал. Он догнал репортёра у ворот поместья. Кент повернулся к нему, его лицо было серьёзным. — Мистер Уэйн, я действительно хотел извиниться. Мистер Пенниворт… он… — Кент слегка покраснел. — Он задал мне хорошую взбучку. Брюс не смог сдержать смех: — Мне жаль, — ответил он, качнув головой. — Альфред зачастую чересчур рьяно защищает меня. Он практически вырастил меня и очень серьёзно относится ко всему, что угрожает семейной чести. — И в этом он прав, — торжественно согласился Кент. Воцарилось молчание, которое могло бы быть неловким, но оказалось, скорее… оценивающим. Брюс почти неохотно нарушил его: — Что у вас есть на Лютора? — Ч-что? — Вы бы не относились к нему с такой антипатией, не имея дополнительной информации. Мне… хотелось бы знать, что вы накопали. Кент пожевал нижнюю губу, явно борясь с искушением поделиться. — В перспективе я мог бы получить какую-то информацию о нём, которую вы могли бы счесть полезной. Бартер. Вы — мне, я — вам. — Если Кент работал на Лютора, то Брюс сам загонял себя в ловушку, но у него имелись идеи, как избежать провала. Кларк Кент поправил очки и прищурился: — Мне нужно немного времени, чтобы упорядочить информацию, — сказал он. — Может, обсудим всё завтра на нейтральной территории… Например, за ужином? Брюс приподнял бровь: — Что я слышу, мистер Кент, вы приглашаете меня на свидание? Тот вмиг залился краской и превратился в спелый помидор: — Что? Я не имел в виду. Нет! Не то чтобы… Нет, нет, мне так жаль… — Я просто шучу, Кент, расслабьтесь. — Брюс мысленно отметил: никогда не флиртовать с лишёнными чувства юмора журналистами. — И, кстати, я знаю одно отличное местечко. Всё ещё красный от смущения Кент ушёл, а Брюс вернулся к работе, но неожиданно осознал, что рассеянно насвистывает, ломая стену. Пришлось строго напомнить себе, что он, вообще-то, занят серьёзным делом.***
Поздно вечером Супермен приземлился в одном из готэмских переулков, но вышел из него уже Кларк Кент. Он вернулся в захудалый отель, в котором его поселил Перри Уайт на время расследования последнего проекта «Уэйн-Энтерпрайзис». Кларк поднялся на лифте на пятый этаж и вошёл в свой номер. Он устал. Полёты каждую ночь из Готэма в Метрополис и обратно не утомляли его физически — скорее, напрягали. Кларк отсортировал свои записи; и те, которые он сделал в поместье Уэйна, заставили его нахмуриться. Напечатав на ноутбуке несколько абзацев, он удалил их. Опять набрал. Было так заманчиво начать печатать на суперскорости, но с момента возвращения он, будучи Кларком Кентом, пытался жить как человек — даже наедине с самим собой и настолько, насколько мог вообще. Никакого теплового зрения для разогревания кофе, никакой домашней работы на суперскорости. Если он когда-нибудь надеялся завести любого рода отношения с людьми, ему следовало помнить, каково это — быть человеком. Он уставился на экран ноутбука, на два напечатанных абзаца о плейбое-миллиардере Брюсе Уэйне. Отношения с людьми. В раздражении закрыв окно, Кларк взялся за книгу с обзором ближневосточной политики последних пяти лет. Он заставил себя читать в обычном человеческом темпе, внимательно, неторопливо, пока не поймал себя на том, что кивает. Пора спать, Кларк. Он переоделся в пижаму в ванной — если на тебе костюм, всегда переодевайся в комнате без окон, — выключил свет и направился к кровати, пытаясь сосредоточиться на обычных звуках уличного движения и ночной жизни за окном. Спи-засыпай, Кларк. Если бы Кларк Кент знал, к чему — среди обычного городского шума — стоит прислушаться, он, возможно, уловил бы ровное, почти бесшумное жужжание камеры, спрятанной в датчике дыма. Но он не знал, и камера осталась там, где её поставили несколько часов назад; и всю ночь электронный глаз, как ангел-хранитель, следил за любопытным репортёром, сумевшим заинтриговать наблюдателя.