Ложь во благо

***

      Дэвид взял телефон, взглянул на время. Разблокировав экран, он зашёл в звонки и увидел контакт, сохранённый как «Луи». Время исходящего говорило, что звонил ему Дэвид около полутора часов назад. Уже больше часа прошло с того момента, как Луи, ничего не объяснив, сбросил вызов.       Палец нерешительно замер над номером.       «Позвоню ещё раз, и он разозлится», — подумал мужчина. Поддавшись рассуждениям, что испортит сыну вечер частыми звонками, которые любой воспринял бы как показатель недоверия, он откинулся на диван. Перевёл глаза с телефона на экран телевизора, где двое косматых уродов терзали толстячка в белой форме: один вгрызся ему в горло, выдрал немалый кусок плоти; второй ударил чем-то острым в глаз и лишил половины зрения.       Дэвид поморщился. Это однозначно не тот фильм, который хотелось посмотреть вечером после тяжёлого рабочего дня. Он ещё с минуту пытался сосредоточиться на этой мерзкой сцене, но когда урод помладше наклонился к истекающему кровью бедолаге и откусил ему нос, Дэвид потянулся к телефону, чтобы набрать Луи. Из-за непрекращающегося шума на фоне пришлось схватить пульт и с силой нажать на кнопку выключения.       — Ну же. — Он встал с дивана и, уперев руку в бок, принялся неспокойно мерить гостиную шагами.       На звонок всё не отвечали.       «Может, он был в туалете с совсем другими намерениями? — подумал мужчина, начиная представлять себе картины, по сравнению с которыми увиденное по телевизору казалось не таким ужасающим. — Вдруг он снова откопал эту дрянь и валяется не пойми где?»       Неожиданно из холла послышались звуки. Дэвид вскинул голову, посмотрел на двери. Спустя мгновение из-за них показалась потрёпанная макушка Луи. С недовольным лицом он зашёл и уставился на отца.       Гудки прекратились. Вместо них теперь висела тишина, нарушаемая лишь дыханием Луи.       — Что? — спросил парень. Его голос раздался и с того места, где он стоял, и из динамика телефона, который Дэвид держал у уха.       Придя в себя, мужчина нахмурил брови и направился к сыну.       — Ты что так долго? Время вообще видел?       Луи лениво наклонил голову, опуская руку с телефоном.       — Я же тебе ответил. У меня был грёбаный бал, я имел право расслабиться и не возвращаться хоть до самого рассвета, как и многие мои сверстники. — В голосе его сквозило раздражение, но усталость была отчётливее, и потому сказанная колкость звучала не так, как того хотел парень. — Если ты не забыл, мне семнадцать. Уверен, в этом возрасте ты творил дела посерьёзнее, чем позднее возвращение домой.       Дэвид сделал последний шаг к нему и остановился. Он не мог не согласиться. В его возрасте он делал много чего: вёл разгульный образ жизни, нарывался на драки, пару раз воровал в магазинах, после чего бегал от копов. В двадцать один он уже был отцом, но…       — За всю жизнь я ни разу не пробовал ту дрянь, которую ты попробовал уже в шестнадцать, — не терпящим возражений тоном отрезал мужчина. Не сводя глаз с Луи, он протянул руку и задрал кверху его подбородок, схватив чуть сильнее, чем следовало.       Луи закатил глаза и раздражённо поджал губы. Они с отцом расходились во мнениях по многим вопросам. Особенно по тем, когда надо было выбрать, что хуже. Например, он считал, что оставить ребёнка, будучи неспособным обеспечить ему хорошую жизнь, намного хуже, чем иногда баловаться наркотиками. В первом случае ты рушишь и свою судьбу, и чужую, а во втором — только свою.       Вместо протестов и объяснений Луи молча позволял ему осматривать себя, чтобы после спокойно спрятаться в комнате. Всего-то и нужно было, что не брыкаться и потерпеть пару минут. Обычно для осмотра столько хватало. Стоило задержаться где-то до полуночи, как Дэвид уже начинал выходить из себя. И неважно было, задержался ли ты с благородной целью помочь напарнику с его частью проекта или получить знания о Второй мировой. Задержался — точно шастал по улицам в поисках волшебных колёс.       Так и не обнаружив ничего, что могло выдать наличие веществ в организме сына, мужчина успокоился. Ужасающие картины тинейджерских тусовок с морем алкоголя, секса и наркотиков потеряли краски. Но тут взгляд зацепился за шею. За недвусмысленные отметины на ней.       — Что за чёрт? — Он круто повернул чужую голову влево и оттянул воротник рубашки, чтобы оценить масштаб ущерба. — Идиот, ты хоть понимаешь, что от этого может случиться инсульт? Разучился пользоваться головой по назначению? — Кожа с другой стороны выглядела не лучше: свежие багровые пятна шли от линии челюсти до самых ключиц, пересекая выпирающий кадык. Он повернул голову Луи прямо, чтобы посмотреть ему в глаза, но тот с раздражённым вздохом отвёл взгляд, попытался отмахнуться.       — Что за психованный сукин сын. — Дэвид схватил его за локоть и задрал рукава пиджака с рубашкой, оголяя кожу выше сгиба. — Сначала физиономию разукрасил, теперь это. Небось снабжает тебя дурью, иных причин, почему ты спускаешь ему всё с рук, я не вижу.       — Да хватит уже! — не выдержал Луи, снова пытаясь вырваться. Абсурдность ситуации доходила до крайности. За время, прошедшее с переезда, у Луи бывали и засосы на шее, и покраснения от пальцев, и синяки. Даже было, что он пришёл с белёсыми пятнами на джинсах около бедра — Дэвид и слова не промолвил. А сейчас устроил дешёвую клоунаду, изображая из себя того, кем никогда не был.       — Не смей повышать на меня голос, — прошипел Дэвид, больно сжимая чужие локти.       Луи попытался отпрянуть, но Дэвид держал крепко. Усталость как рукой сняло. Колени подгибались, под рёбрами учащённо колотилось сердце, толкая вверх по горлу ком. Луи непроизвольно затаил дыхание.       Дэвид принялся осматривать и вторую руку. На белой коже, сквозь которую просвечивали синие вены, не было ни следов от уколов, ни синяков, лишь россыпь родинок и несколько мелких шрамов, оставшихся после небольших казусов в детстве. Единственный шрам, который отличался размером и видом от других, был между двумя родинками, на боковой стороне предплечья. Кривой, напоминавший бумеранг, он остался после неудачного приземления с дерева около шести лет назад. Дэвид хорошо запомнил этот инцидент. Он тогда вернулся домой за оригиналами документов, как вдруг с заднего участка донёсся плач. Луи лежал, свернувшись калачиком, на холодной после дождя земле, и держался за окровавленную руку. Пришлось ехать в больницу, там наложили швы.       Неприятные воспоминания о том, как сын рыдал тогда, цеплялся за него при виде врача, заставили ослабить хватку. Дэвид поднял голову и заглянул в покрасневшие глаза.       — Раньше я тебя так не беспокоил, — прошипел Луи подрагивающим голосом. — Не пытайся сейчас поменять что-то, у тебя не выходит. — Плеснув в чужое лицо бессильную ненависть, он наконец вырвался и направился к лестнице.