***
— Открой, ублюдок, я знаю, что ты там! Луи неистово колотил в дверь с номером «84», не замечая, как покрасневшая рука уже начинает ныть от боли. Пульс ощущался каждой клеточкой; сердце билось так сильно, что он едва дышал. — Сука, тебе лучше впустить меня сейчас, иначе проблем не оберёшься, — процедил он, близко наклонившись к двери, чтобы услышал его один Сен. Вдруг в конце коридора открылся лифт. Вздрогнув, Луи повернул голову и увидел, как оттуда выходит мужчина со свёрнутым пакетом в руках. Хмуро поглядывая на него в ответ, он подошёл к одной из дверей, вставил ключ в замочную скважину. Когда мужчина наконец скрылся в своих апартаментах, Луи нервно сглотнул и ощутил, как напряжение, немедленно охватившее всё его тело, спало. Сердце снова забилось. Не стоило забывать, что находится он не в своём уютном районе, а в гетто. И дальше торчать здесь, пытаясь дозваться Квона, было небезопасно — особенно угрожать сдать его копам: рисковал огрести по полной или вообще оказаться где-нибудь за городом с мешком на голове. Дверь ещё раз содрогнулась от бессильного удара. Прикрывая от усталости глаза, Луи упёрся в неё лбом и судорожно вздохнул. Оказалось, Сен не шутил тогда, он действительно не продаст ему больше ничего. Пробыв здесь около получаса, Луи убедился в этом окончательно. — Сукин сын, какого хера ты делаешь? — тихо выговорил он. — Свои блядские принципы нужно было вспоминать, когда продавал кокаин пятнадцатилетке. Грудь распирало от несправедливости — он ведь не смог принять те таблетки, которые с трудом выпросил напоследок. Даже одной не закинулся. Хотелось сообщить об этом Квону, однако вряд ли тот смилостивится от такой информации. Выпрямившись, Луи уставился на дверь, словно Сен мог его увидеть. — Ты не один барыга во всём городе. Если подохну от пали, это будет на твоей совести, ублюдок, — прошипел он, прежде чем уйти.***
Просыпаться от кошмаров, которые по большей части были пропитаны бесформенной тревогой, со временем снова вошло в норму. Помещения без чётких очертаний, багровые пятна на полу, тихий голос, доносящийся из ниоткуда. В ночь, когда он вернулся после починки мотоцикла, ему снилось кое-что выходящее из привычного цикла. Обстановка вокруг напоминала школу (или если совсем точно схематичный набросок школы). Полуголый и босой, он шёл по пустому коридору и в один миг оказался в самом центре поля, где окружавшие его трибуны были заполнены до отказа. Несмотря на огромное скопление людей, в открытом пространстве стояла абсолютная тишина, не было слышно даже перешёптываний. Вдруг раздался пронзительный звук свистка, который, казалось, шёл отовсюду сразу. Обернувшись, он увидел стоящего на расстоянии двадцати шагов парня и затаил дыхание. Облачённый в защитную экипировку, невозможно было разглядеть его лица, но по номерному знаку он понял, что это Билл. В следующую секунду в чужих руках — непонятно как — оказался мяч, и Билл, размахнувшись что было силы, запустил им в него. Он не стал уворачиваться — лишь зажмурился. И в тот момент сон оборвался. Открыв глаза, он ещё с минуту лежал в постели, вспоминая приснившееся и пытаясь понять его смысл: почему на нём были только штаны, что он делал в таком виде на поле, зачем Билл швырнул в него мячом и как в таком многолюдном месте могло быть так оглушительно тихо? Часы на тумбочке показывали ровно семь часов утра — нужно было собираться в школу. Он спустился, направился в сторону кухни. Едва переступил порог, как взгляд упёрся в сидящего за столом человека. Женщина тоже заметила его. — О, Клод. Проснулся? Замерев, Клод смотрел на мать, которая, болтая ногой в воздухе, держала в одной руке кружку, в другой — ломтик тоста и выглядела так, словно по обыкновению завтракала перед работой. — Когда ты вернулась? — Он вошёл, окидывая взглядом брата, ютящегося за плитой, налил себе воды перед тем как опуститься напротив матери. В помещении пахло чем-то сладковатым и слегка подгоревшим. — Где-то часа в четыре, — проговорила женщина, откусив кусок тоста. Лицо её, скуластое, с редкими веснушками, выглядело измождённым и немного загорелым, словно облитое мёдом. Чёрные волосы, распущенные после душа, высыхали, слегка завивались в кольца. — И надолго? Она устремила на него взгляд выразительных глаз. — А что, не рад моему возвращению? Клод промолчал. Хотелось ответить, однако нагружать утро ссорами — особенно после неспокойной ночи — не прельщало. У них ещё будет времени для этого. Если она, конечно, собирается задержаться. Недвусмысленное молчание прервал Кевин, встряв между ними со своей яичницей. Клод опустил взгляд на тарелку перед собой и после глянул на брата. Подгоревшая корочка, кривая подача — было совсем не похоже на него готовить вот так. Особенно настолько простой завтрак, который он мог состряпать даже с завязанными глазами. — Ты сейчас опоздаешь. Ешь быстрее и выходи. — Кевин коротко окинул его взглядом. Ещё несколько секунд Клод смотрел на брата, пытаясь разобраться, в чём дело, но потом перевёл глаза на мать. Та поглядывала на него в ответ. — Сыт по горло, — сказал он и встал изо стола.***
Занятия до обеда он просидел, словно в трансе. Пытался сосредоточиться хотя бы на разговоре, который ему предстояло провести с Биллом, но тщетно — внезапное возвращение матери перетягивало мысли на себя. Постоянно болтающаяся по командировкам, она редко бывала дома. Задерживалась — по большей мере — на две-три недели, вспоминала свои забытые родительские обязанности и затем, когда уже практически освоилась, снова улетала за границу. И так из раза в раз. Привыкать к её присутствию бывало тяжелее, чем отвыкать от него. Иногда он думал о тех моментах, которые они упустили как семья, но винил он мать не из-за них. Не успела пожить для себя, пытается построить карьеру — оправдывал он её по-всякому. Но то, что она, не долго думая, отказалась брать на себя любые обязательства и без колебаний упекла отца в больницу, оправдать он отказался. Трудно сказать, когда именно всё стало обваливаться. Он помнил тот самый яркий момент, в котором болезнь отца впервые дала о себе знать, но начало её лежало гораздо дальше от того дня. Это было осенью, в пятницу вечером. После занятий в колледже Кевин без предупреждения вернулся домой на выходные, собирался устроить им сюрприз. Никто из них не услышал, как он вошёл, — мать громко и недовольно разговаривала с кем-то по телефону, а они с отцом вели отдельный разговор о лекции, которую он читал студентам университета Манхэттена перед тем, как уйти с работы. Заглянув в столовую, где они втроём ужинали, Кевин с улыбкой встал напротив стола и уставился на них, дескать, не ожидали? Вспоминая тот вечер, Клод задумывался, кто кому в итоге устроил сюрприз. Мать наконец отвлеклась от телефона и со словами «я наберу тебя позже» отложила его в сторону, а Клод с отцом, прервав свою беседу, уставились на Кевина в ответ. — Милый, ты чего так рано? — Амели встала, с шумом отодвигая стул, вытянула руки, чтобы Кевин смог обнять её. — Ох, только не говори, что у тебя что-то случилось, я и так вся на нервах. — Нет, я просто… — начал было Кевин, устроившись подбородком на плече матери, но его оборвали словами: — Кто это? Что ты делаешь в нашем доме? Первые секунды в помещении стояла полная тишина — казалось, даже висевшие на стене ходики притихли. Вопросы были настолько неожиданными, что Клод сперва глянул на мать с братом, а после, увидев, что они удивлены не меньше его, разразился хохотом. — Да ладно, пап, не так уж я и изменился, — сказал тогда Кевин, улыбаясь, будто отец решил подшутить над ним (на первом году колледжа он сильно потерял в весе. Мать часто ворчала на него из-за этого, говорила, что он сам на себя не похож). Встав, чтобы тоже обнять брата, Клод не заметил переменившуюся в помещении атмосферу. Он даже не почувствовал, что что-то не так. — Иди распакуй мою сумку, я тебе кое-что принёс. — Кевин потрепал его по голове и подтолкнул в сторону гостиной, будто бы забыв, как быстро у него пропадает аппетит, если он отвлекается от еды. Но Клод кивнул и без вопросов выбежал из столовой, потому что в тот вечер готовила мама, а возвращаться к её стряпне после долгого времени бывало тяжело. «Кое-что» оказалась карманная игровая приставка, про которую он говорил Кевину перед его отъездом в колледж. Включая гаджет, он увидел, как бесшумно прикрываются двери столовой, однако особого внимания на это не обратил. Потом, спустя где-то неделю, отца положили в больницу. Он спрашивал почему и на сколько дней, но отвечали ему размыто — ссылались на какие-то осложнения от падения зимой. Клод надеялся, что его скоро выпишут, хотя бы до очередной командировки матери, чтобы брату не пришлось совмещать учёбу и работу нянькой, но этого не случилось. Его не выписали ни до командировки, ни после. Спустя полгода, за которые состояние отца заметно ухудшилось, Клод понял, что всё это время ему лгали. Лгали, правда, отчасти — осложнения действительно были от того падения. «Но никаких серьёзных травм ведь не было», — зачем-то пытался он спорить с Кевином, который вёз его домой из школы, тот ответил, что, видимо, отец сильно перепугался и это спровоцировало развитие болезни. Деменция — вот каким был поставленный диагноз. Болезнь, про которую он прежде слышал только из интернета и телевизора. Болезнь, про которую врачи в один голос говорили, что она не подлежит излечению. Первая ссора с матерью произошла, когда он узнал, почему на самом деле отец не может вернуться домой. Облазив весь интернет, он выяснил, что больному деменцией не обязательно находится под постоянным надзором врачей — ему достаточно и попечения родных. Но отказавшаяся от такой ответственности мать твердила, что иного выбора у неё нет. — Я работаю, Кевин учится, а тебе четырнадцать! Предлагаешь оставить его с тобой или, лучше, поместить в пансионат? — кричала на него тогда Амели, пытаясь объяснить такую вот неприглядную действительность. — Ты можешь нанять для него сиделку! Можешь сделать хоть что-то! — Я уже сделала. Я нашла ему лучшего врача, пристроила в лучшее место. — Ты выкинула его из собственного дома и оставила умирать в окружении незнакомцев — вот что ты сделала! Ему там не «лучше», он там никого не знает. — Он и здесь никого не знает, — перекрыла его голос Амели. Она шагнула к нему и внимательно заглянула в глаза. — Думаешь, это легко — жить с человеком, который болен деменцией? Он не осознаёт, что с ним происходит. Его начинают мучить страхи, видения, дезориентация во времени, в пространстве. Логикой и объяснениями ты ничего не добьёшься. Сотни раз на дню отвечать на бредовые вопросы, думаешь, это весело? Думаешь, тебе хватит терпения? Если реагировать раздражённо, вызовешь только такую же ответную реакцию, а она может выливаться в агрессию и поведенческие нарушения. Когда вырастешь, ты поймёшь, от чего я вас уберегла. Клод и тогда уже осознавал стремления матери. Жить бок о бок с больным человеком было тяжело вне зависимости, чем именно он болен. Но просто взять и смириться с тем, что они спокойно живут дальше, пока его родной отец коротает свои оставшиеся дни где-то там, вдалеке от них, было невозможно. Ему казалось, что он предаёт отца, отворачивается от него, когда тот как никогда нуждается в помощи. «Если бы на его месте была ты, он ни за что не оставил бы тебя», — сказал он тогда матери, и это была чистая правда. — …сегодня, — вдруг донеслось до него. — Что? — Клод пришёл в себя и поднял взгляд. — Уолтер не придёт сегодня, — повторил Билл. — На тренировку. Убирается в библиотеке. — Очень вовремя, — вздохнул сидящий рядом Джейсон. — Послезавтра игра, а у него уборка. Зашибись. — Ничего, мы уже достаточно подготовлены. — Облокотившись на стол, Билл покрутил находящейся в руке жестяной банкой и немного отпил. — Опять не выспался? — спросил он у Клода. В столовой стоял невыносимый гомон голосов. С соседнего столика раздались громкие взрывы смеха. Клод, снова взглянув на него, помолчал какое-то время, потом выдал: — Амели вернулась. Билл собирался сделать ещё глоток содовой, но сказанное приковало его внимание. Он посмотрел на Клода, отведя банку от своих губ, притих и спустя минуту, прошептав ёмкое «понятно», опустил глаза. Тому не нужно было больше ничего говорить — они и так знали, какие у них с матерью отношения. Не общаться друг с другом неделями, а при встрече обмолвиться лишь парой слов или, напротив, закатить полноценную ссору было для них характерно. В этом их конфликте занять чью-то сторону было нелегко. Билл понимал чувства друга. Окажись он на его месте, то, скорее всего, вёл бы себя так же, как и он, но, с другой стороны, находиться с больным деменцией под одной крышей могло быть тем ещё испытанием — пару раз навестив Мартина вместе с Клодом, Билл хорошо себе это представил, такой жизни для друга он бы не хотел. — И на сколько дней приехала? Сможет прийти хотя бы на этот матч? — Филипп скосил на него взгляд. — Не знаю. Мы только утром пересеклись. Говорить, что не желает видеть её на трибунах стадиона, Клод не стал. Её в любом случае там не будет. Когда занятия уже закончились, он поймал Билла у главного входа и попросил пойти с ним куда-нибудь, чтобы оттянуть время до возвращения домой. Тот согласился. Оставив мотоцикл на парковке, он залез к нему в машину, Билл завёл мотор, и они выехали с территории школы. Долгое время в салоне царило молчание. Билл несколько раз хотел начать разговор, чтобы избавиться от этой немой неловкости, но, так и не определившись, о чём именно говорить, поджимал губы. Он взглянул на Клода, сидевшего на пассажирском сиденье, и подумал, что то же самое, вероятно, происходит и с ним. Было невыносимо ехать в этой тишине, которая была нагружена всем тем, что они не могли произнести вслух, однако включить радио или поставить музыку означало бы признать, что неловкость между ними действительно присутствует. — Каникулы не за горами, — протянул Клод, наконец прерывая молчание. И это было самое неожиданное, что он мог сейчас сказать. Удивившись, Билл быстро окинул его взглядом и согласился: — Да, недолго осталось. Месяц где-то… — Уже определился, куда подашь документы на поступление? Билл помолчал и затем, не глядя на друга, ответил: — В Калифорнию. Нью-Йоркская тоска уже поднадоела, да и родители хотят переехать куда-нибудь. Считают, что кардинальная смена обстановки пойдёт мне на пользу. Впереди горел красный. Остановив машину, Билл протяжно вздохнул и попытался принять более удобное положение в кресле. Взгляд Клода ощущался кожей. Билл примерно догадывался, о чём тот сейчас думает. По висевшей в воздухе недосказанности он, вероятно, хотел спросить, почему именно этот штат, почему, например, не Массачусетс или Пенсильвания, которые находятся рядом? «Надеешься, что и он туда переберётся? Думаешь, он планирует возвращаться в родной штат?» — Так значит, ты кидаешь нас? — спросил Клод, и Билл, снова удивлённый его словами, всё-таки оторвал взгляд от лобового стекла. — Филипп, вроде, планирует остаться здесь, с Лайлой. Джейсон с Райаном тоже. — Что? С каких пор, почему я не в курсе? — Мы же обсуждали это. Не помнишь? Сзади засигналили машины. Билл увидел, что на светофоре горит зелёный, и нажал на газ. — Они же хотели подать документы в разные штаты, разве нет? — Он снова окинул Клода взглядом. Тот, отвлёкшись на звук уведомления, заёрзал, чтобы достать телефон. — Вот буквально на днях мы говорили об этом. Снова. Все решили остаться. Билл чуть не выпалил: «а где в тот момент был я?», но, вспомнив, что пытался не попадаться лишний раз на глаза после сцены у Филиппа, прикусил язык. Любой намёк на тот вечер мог спровоцировать разговор, который он не хотел затрагивать. Клод тем временем включил телефон. Увидев контакт, сохранённый как «Луна», он сразу же его выключил и мельком глянул в сторону Билла. Тот был сосредоточен на своём. Глубоко вздохнув, словно набираясь сил, Клод выдавил: «Ты никогда не был нацелен на Калифорнию», и тем самым затронул таки неприятную тему. Билл попытался соскользнуть с неё: — Надоело это место. «А раньше говорил, что не сможешь прижиться где-нибудь ещё», — спорил он сам с собой. «А раньше в моей жизни не было Луи». Билл будто бы очнулся от этой мысли. Он покрепче стиснул руль и, съезжая на обочину, около кафе, напомнил себе, что в Калифорнию он едет не из-за Луи, а из-за себя. Из-за родителей. Он повернул ключ в замке зажигания. Машина заглохла. Впереди мужчина залез в свой синий фургон с красноречивой надписью сзади и отъехал. Никто из них не торопился выходить. Спустя минуту Билл несколько раздражённо провёл рукой по лицу и взглянул на Клода, который даже не шелохнулся после остановки. Этот взгляд говорил, что если он выйдет из машины первым, то разговор на этом будет окончен, и возвращаться к нему они впредь не станут. Но выходить тот явно не спешил. Когда Клод повернулся к нему, вдохнув, будто собирается сказать что-то, Билл почему-то почувствовал — интуитивно, — что это не насчёт Калифорнии. — Что? — сказал Билл, видя, как тот не может решить, говорить ему или нет. Чужое выражение лица было таким, словно он собирается сказать что-то сверхважное. Важнее того срыва. Телефон оповестил о новом сообщении. Клод сомкнул губы и отвёл глаза. — Ничего. Прежде чем Билл успел что-либо сказать он открыл дверь и выбрался на улицу.