И снова в прошлое

      Квинтус был молод, совсем недавно он стал совершеннолетним и начал познавать мир, поэтому встреча с гордостью империи была для него волнительной. Он думал, что эти двое молодых людей будут высокомерны, и от этого чувствовал себя немного неловко, однако все его опасения оказались напрасны. Напротив, Аллендис и Карсейн приветствовали его по всем правилам церкви: оба встали на колени и склонили головы.       Затем они преподнесли ему подарки: старинную вазу, что состояла из четырех частей, собранных воедино, редкий чай, после первых глотков которого на смену легкой горечи приходил аромат фруктов и вина, и много других потрясающих вещей, такие как зеленые лилии и поражающие своим окрасом и пением птицы на жердочках. И, так как они встречались в императорском саду, их дары совершенно не казались неуместными.       Они перешли к делу лишь после целого часа, посвященного светской беседе. Молодые люди нарочно тянули время, чтобы дать Квинтусу привыкнуть к ним. С самого начала они обращались к друг другу не иначе как аристократы к Корню Виты и наоборот, но очень скоро, по мере того как они узнавали друг друга, граница, разделяющая их, стерлась. И произошло это по желанию самого Квинтуса.       — Так, — ставя уже пустую чашку на блюдце, спросил Корень Виты, — это правда, что вы слышали Бога? Не то чтобы я сомневался… Поверьте, вы оба кажетесь мне честными людьми, просто до этого Он говорил только с теми, кого еще до рождения одаривал своим благословением. Вы уверены, что то, что вы слышали, не было плодом вашей фантазии?       Любого другого человека такие откровенные сомнения могли бы заставить смущаться, словно его уличили во лжи, но только не Аллендиса и Карсейна. Эти двое знали — прямолинейность у Корней Виты была в крови.       — Мы уверены в том, что это был Бог, — подтвердил Верита, — я не хочу, чтобы тебя терзали сомнения, поэтому позволю себе говорить так, как есть…       Сперва он поведал о голосе. Грудной и низкий, он определенно принадлежал Богу. Затем Аллендис поведал о самом важном — их прошлом. Иногда Карсейн дополнял его, однако память Верита была куда более точной.       Когда они закончили, цвет лица Квинтуса соответствовал цвету его волос.       Неожиданно он поднялся на ноги и, уперевшись в стол руками с такой силой, что посуда на нем подпрыгнула, воскликнул:       — Это невероятно!       Корень Виты так оживился, что его зеленые глаза засияли странным светом. Это был тот самый блеск, когда бедняк неожиданно находил рядом с собой сундук с золотом.       Определенно, Квинтус был впечатлен этими двумя людьми. Путь, что они прошли, и то, что молодым лордам хватило сил раскрыться ему, прибавило им в его глазах привлекательности. Когда он поверил им? Это уже не имело значения.       И когда он уже было хотел пригласить их в храм для дополнительной проверки старшим Корнем Виты, время вокруг него неожиданно остановилось. Единственное, что осталось подвижным — он, Аллендис и Карсейн. Последние, в отличие от Квинтуса, совершенно не удивлялись происходящему.       — Мое дитя, — достиг его ушей уже знакомый голос, — нет нужды беспокоиться. Они не лгут.       — Он и сам это прекрасно знает, — обратился к Богу Верита, закидывая ногу на ногу, — его дар — чувствовать ложь — невозможно провести. Даже мне.       На недоумевающий взгляд Корня Виты, Карсейн лишь по-мальчишески подмигнул. И в этот самый момент время вновь пошло своим чередом.       Единственное, что смог сделать Квинтус после пережитого — сесть на стул, раскрыв свой рот.       — Ты скоро привыкнешь, — заметил Ласс, хлопая парня по плечу, — Бог вообще любит поболтать. Просто старается это скрывать.       И, словно в подтверждение, этих троих охватил порыв ветра.       — Тьфу, — выплюнув изо рта волосы Аллендиса, пожаловался Карсейн и выкрикнул угрозы куда-то в небо: — Ну нельзя же быть таким мелочным!       Небо к нему осталось молчаливо…       — Квинтус, — стараясь игнорировать то, что его только что обслюнявили, обратился к Корню Виты Верита, — мы не просто так рассказали об этом. Видишь ли, мы бы хотели изменить судьбу империи, но это возможно, только если Император поверит нам. Приди мы к нему и заяви, что для нас время отмоталось вспять, он бы посчитал нас сумасшедшими. Но если нас поддержит молодой, неискушенный Корень Виты, это будет уже другой разговор. Мы… — Аллендис сжал руку Карсейна в своей, с надеждой глядя на Квинтуса, — …хотим поступить правильно.       — Ложь — прибежище глупцов и трусов, — поддержал его Ласс, — мы не хотим начинать все с нее. Даже если нас посчитают сошедшими с ума, мы готовы столкнуться с этим лицом к лицу. Но, конечно же, если ты поддержишь нас, то будет намного легче.       Верита нервно дернул пальцами и, заметив это, Карсейн поднес его руку к своим губам, оставляя на ней легкий поцелуй. Так он поддерживал его, призывая верить в лучшее.       Единственное, что он не учел — это Квинтуса. Корень Виты покраснел, как маков цвет, и спрятал лицо в ладонях, кажется, сожалея, что не может целиком залезть под стол!       Он уже слышал от этих двоих об их непростой связи в прошлом, но совершенно был не готов лицезреть ее…       Впрочем, Аллендис был так же смущен, как и он. Ранее, когда они были Императором и Великим канцлером, они могли отдаваться своим чувствам лишь находясь наедине. Теперь же Карсейн становился все более смелым. Казалось, если он хотел проявить свои чувства, его бы не остановил даже сам Бог.       — Вы смущаете меня, — заметил Верита, осаживая своего мужчину, — Ваше Величество, держите себя в руках, когда рядом другие люди.       Ласс в ответ надул губы. Он чувствовал, что его стесняются, и ему это не нравилось.       Вздохнув, Аллендис коснулся своих губ пальцами, после чего приложил их к щеке Карсейна. Этот косвенный поцелуй растопил сердце Ласса… И заставил Корня Виты сожалеть, что он не может провалиться сквозь землю.       Видя его реакцию, Верита не мог не улыбнуться. Даже в далеком прошлом Квинтус был очень стеснительным. Тем не менее он так же являлся самым сильным их союзником. Его нежный вид и впечатлительность отнюдь не помешали ему перенять обязанности старшего Корня Виты. Аллендис помнил, как в дни погодных катастроф он молился вместе с ним в главном храме. Вера Квинтуса, в отличие от его тогда, была неподдельной. Сам же Верита скептически относился к Богу, хоть и не отрицал его существование. Несмотря на это, кажется, Бог одинаково любил всех своих детей, так как молитвы работали…       Либо он просто одобрял большие пожертвования Аллендиса. Кто знает, о чем думает Бог?       Но причина, по которой Верита и Ласс были так дружны с Квинтусом, заключалась не только в его сильной вере и высоком положении, которое он занял после войны.       Этот Корень Виты был единственным, кто, не щадя своих сил, прямо на поле боя лечил своих союзников. Невозможно было сосчитать, сколько раз он спасал Карсейну жизнь… И сколько делал это после его восхождения на престол. Аллендис бросил короткий взгляд на руки Ласса, который, прислушавшись к нему, теперь смиренно потягивал свой чай. Когда-то, этими самыми руками, он схватил вражеский меч, закрывая его собой. Верита никогда не забудет той крови и глубоких порезов на ладонях. Конечно же, Квинтус излечил его. Но время от времени Аллендису казалось, что раны превратились в шрамы…       — Я-я… Помогу вам, — наконец нашел в себе силы заговорить Квинтус, — прошу, положитесь на меня!       Верита облегченно вздохнул, в то время как Карсейн одобрительно закивал, улыбаясь старому другу своей солнечной улыбкой. Будь на месте Корня Виты кто-то другой, Аллендис бы ревновал. Но Квинтус был отрешен от мирских желаний и это была еще одна причина, по которой дружба с ним была удобной — он бы точно не стал пытаться увести у него Карсейна, а потенциальную угрозу мнительный Верита мог обнаружить даже в мимо проходящем человеке…       Между тем где-то на небесах один Бог подпирал белоснежную щеку, тяжело вздыхая. Он не был особенно красив — невысокого роста, с длинными золотыми кудрями, среднего телосложения, однако свет его ауры и глубокие, как вселенная, голубые глаза делали его образ впечатляющим.       Он смотрел на водную гладь, в которой отражались трое юношей и думал о том, как непредсказуемы были его создания.       Бог видел все и знал почти все. Но даже он не мог предугадать, что те, кто уже единожды прожили свою жизнь, полную горя и печали, будут снова стремиться к той власти, которая и была источником всех их несчастий. И все ради чего? Чтобы помочь тем, кто даже не скажет им и слова благодарности?       По неизвестной причине, Бог чувствовал тоску за этих детей. Возможно, дело было в жалости, что была ему свойственна, или в том, что он знал их конец, если бы вовремя не вернул им воспоминания.       Из-за этого он не мог не вспомнить тот день, когда впервые взял в руки Книгу Судеб, что сам и создал. В ней можно было прочесть лишь вероятное, а не точное, и тем не менее…       Тогда Бог закончил свое «чтение» и издал холодный смешок. Он думал, что был слишком нелеп. Наблюдая лишь за одной жизнью, он не заметил, как эта самая жизнь, разрушила чужие. Разве благословленная им дева не оказалось попросту вором? Он видел, как она жалобно плакала всякий раз, когда что-то происходило… Помнил, как в такие минуты все вокруг проникались ее «деликатностью» и прощали ей все, даже эгоизм по отношению к другим людям. В конечном итоге, каждая ошибка, которую она совершала, не засчитывалась по той причине, что ее первоначальные намерения были хорошими… А как же те, кто пострадали из-за нее? Бог чувствовал, что сделал что-то неправильное. Как Создатель, он должен был любить всех людей без исключения. В какой момент его разум затуманился на столько, что он посчитал, будто эта дева… Очаровательна?       Бог издал еще один тяжелый вздох. Лицезрев судьбу, он больше не мог верить в эту женщину. Ее чистый образ покрылся грязью. Бог впервые испытал отвращение к собственному созданию. Она казалась ему унизительной, лишенной веры и эгоистичной.       В тоже время, души тех двоих, чьи жизни открыли ему глаза, сияли ярко, словно небосвод.       Один был предан своим идеалам и семье. Второй — любви и власти. В них было много недостатков. Но их вера — в себя, в других — была нескончаемой.       Поэтому, увидев, как они вновь пытаются прийти к власти, Бог, вместо того чтобы помешать, оказывал помощь. Да, его об этом не просили. Да, они смогли бы и сами справиться с этим. Но все же это было тем, чего хотел Бог…       И пока Он разбирался с собственными чувствами, Верита и Ласс тепло распрощались с Корнем Виты, как если бы он был им не помощником, а братом. Наблюдая за тем, как тот уходит, чуть ли не спотыкаясь о собственные длинные одежды, Карсейн как бы между прочим заметил:       — Одну проблему мы решили — можно сказать, что духовенство на нашей стороне. Что будем делать дальше?       Аллендис же не был так уверен. Жестом велев слугам прибраться в саду и отойдя вместе с возлюбленным подальше от любопытных ушей, он заметил:       — Думаю, стоит посетить пару храмов столицы и оказать им поддержку для большего эффекта. Большинство храмовников уже давно не служат Богу. Все, что для них имеет значение, это деньги. Однако Квинтус хоть и поверил нам, но все же он, по сути, дитя и не обладает той властью, которая была у него в прошлом. Его способности сейчас так же сильно ограничены. Нам понадобится поддержка и простых людей.        — Значит, сыграем на публику, да? — понял ход его мыслей Ласс, — сделаем все так же, как и в прошлый раз? Будем молиться, пока колени не протрем?       Аллендис улыбнулся:       — Пока не потеряем сознание. Также будет необходимо соблюдать пост. Все должны убедиться в искренности нашей веры. А это возможно только через жертвы. Кто знает, может нам удастся подтолкнуть к вере и других своим примером?       — Как это не назови, а все равно это обман, — был недоволен Карсейн, складывая руки на груди, — поверить не могу, что переродился для того, чтобы пройти через все это во второй раз.       В ответ Верита покачал головой:       — Не обман, а благодарность. Бог помог нам, мы поможем ему. Чем сильнее вера других, тем больше он будет благосклонен к нашей стране и тем легче нам в будущем будет справляться с катаклизмами: засуха, наводнение, циклоны… Все эти стихийные бедствия нам поможет пережить как наша вера, так и вера других. В конце концов, все в руках Бога.       Такая формулировка немного смягчила Ласса. Да и что ему оставалось делать, когда Аллендис был так добр к нему, что снизошел до подробностей?       Карсейн осмотрелся и, не заметив вокруг кого-либо, кому было бы до них дело, поддался вперед, накрывая губы любимого своими. Это был лишь легкий поцелуй… В конце концов, кого был способен завести целомудренный чмок? Но щеки Аллендиса зарделись, как если бы его раздели полностью.       — В… Ваше Величество! — шепотом «восклицал» он, — вокруг люди!       — Никто не смотрит, — пожал плечами Ласс, — я во всем убедился.       Верита нервно начал осматриваться по сторонам. И дело было не только в том, что их могли поймать, но и в том, что Карсейн смотрел на него тем самым взглядом, перед которым Аллендис никогда не мог устоять — это было так, словно во всем мире для Ласса существовал только он.       — Поумерьте свой пыл! — взывал к его, а заодно и своему, рассудку Верита, — клянусь, после бала мы поедем в мой дом и уже там я… Я… — он опустил глаза, чувствуя, как жар охватывает его с головы до ног, — я позволю вам делать с собой все, что пожелает Его Величество.       Карсейн облизнул нижнюю губу, словно кот, довольный своим обедом. Ему нравилось слышать тихий голос своего возлюбленного и нравилось то, как тот забывался, стоило ему почувствовать смущение. Это было одновременно весело и мило.       И, чтобы не потерять возможность, Ласс отступил, тем самым давая понять, что он принимает обещание. Это позволило Аллендису вздохнуть с облегчением.