Перестань, пап

Сидя в своём кабинете после ужина, Глэм вспоминал о произошедшем этим утром. Признаться, тогда он даже… испугался? Впервые мужчина задумался о том, что чувствует его сын под натиском озабоченного тела. Эта наглость, эта хамоватая уверенность, этот томный блеск бесстыжих глаз. Контроль. То, что Глэм потерял в эти минуты. Именно это его так пугало. Он вспомнил бессилие, с которым терпел побои отца, вспомнил о том, как им постоянно помыкали и о том, о чём казалось бы уже забыл. В глубине души зная, что сильнее, он всё равно боялся. А каково, в таком случае, Ди? Даже подумать было страшно. Сейчас ему и от простых объятий будет больно. Почему Глэм выбрал уподобится тем, кто его обижал? Увы, это останется тайной даже для него самого. Завтра полноценный выходной спустя долгие месяцы непрерывной работы. Чтобы провести его с Ди нужно наладить с ним отношения. Недосказанность, оставшаяся ещё со спонтанного секса в кабинете была совсем некстати. Градиент на потолке и гудение компьютера, переходящего в спящий режим. Ди сидел за столом, стараясь не замечать отца, который по-хозяйски расположился на его кровати. Закинув руку под голову, мужчина наблюдал за оседающей на пол пылью, что поднялась, когда он лёг. — Иди ко мне. — Чуть слышно произнёс Глэм, медленно потянувшись. — Ещё чего? — Закатил глаза Ди. — Знаю, что ты обижаешься. Ну идём ко мне. После недолгого молчания подросток выдал: — Я не обижаюсь… Просто так не должно быть, понимаешь? — Да, понимаю. Но это есть, видишь? — И что, мне смириться? — Этим утром ты не особо был похож на мученика. — Когда пришёл пьяный? Я себя не контролировал. — Может, это твоё внутреннее «я» вырвалось наружу? — Не говори глупости. Вообще, я не об этом. — О чём же, солнце? — Хочу, чтобы мы снова были как отец и сын. — Вот оно что. Ну, ты понимаешь, что так уже не… — Знаю. Хотя бы на один вечер. Ради меня, пап. Глэм задумчиво поглядел на сына. Тот уже такой взрослый. Последний раз они как родитель с ребёнком проводили время только за игрой в настолки. Кажется, что Ди никто не нужен. Так всегда казалось, ведь, пока другие дети играли, он сидел в стороне. Пока Хэви с радостью был готов к любым приключениям, маленький гений предпочитал сидеть дома. Мужчина вспомнил, как старший сын уходил в своё тайное место от домашних хлопот и шумных рыжиков. Однажды Глэм взялся проследить за ним. Хотелось узнать, что Ди может делать втайне от всех, да ещё и так долго. Ведь, уходил он не на час и не на два. Тихонько пробираясь через листву, они шли к очень хорошенькому местечку, почему-то ещё никем не тронутому. Это замечательнейшая светлая поляна, среди непроходимого леса. Оттуда буквально была лишь единственная тропинка, та, по которой они пришли. Глэм ожидал чего угодно, но реальность оказалась до смешного банальной: Ди читал какую-то книгу, взятую из семейной библиотеки. Шумно выдохнув, мужчина привлёк к себе внимание и, пришлось выйти. Тогда они до самого заката по очереди читали друг другу. Мальчик тоже запомнил тот день. Подобных было довольно мало, но все они были тёплыми, как столкновение холодного лесного ветра и жаркого летнего солнца. Оно не покидало их, даже когда за окном свистела суровая вьюга. Отключили электричество и семье пришлось придумывать совместное занятие. Они выбрали шахматы. Ди очень хорошо играл для своего возраста, но и Глэм был не промах. Азартная Вики ставила на одного из них, но, зачастую, не угадывала. Мужчина не собирался поддаваться, даже когда сын проиграл две партии подряд, что ударило по его самолюбию. Только благодаря поддержке младшего брата он нашёл в себе силы на реванш. Доиграли они уже со включённым светом. — Помнишь, как мы вышли на ничью? — Вдруг произнёс Глэм. — Ты о чём? — С интересом обернулся Ди. — Когда нам свет отключили, мы играли в шахматы. Пятая партия так и не была сыграна. — Пап, блин, пять лет прошло! — Позовём маму. Она так и осталась при своих деньгах, это нечестно. — Я тебя сделаю. — Ещё посмотрим. Искра игривого соперничества пробежала между ними. Ди кокетливо встал со своего места и побрёл к двери. — Жду тебя в гостиной. Глэм и не успел опомниться, как остался в комнате совсем один. Что это было? Ведь, сейчас Ди не пьян, почему он вёл себя так? Или намёки ему лишь мерещатся? Из-за этих мыслей мужчине сложно давались первые ходы. Позже он соизволил включиться в процесс, но и это не помогло. Проигрыш. Такой глупый и безвыходный. Много фигур ещё осталось, а у Ди всего лишь три. Ну как он мог с помощью всего трёх фигур обвести вокруг пальца почти целую армию противников? Что ж, пора смириться с тем, что дети — зачастую, лучшая версия своих родителей. Обида за проигрыш и правда меркла в сравнении с гордостью за сына. Глэм никогда не желал ему ничего плохого. Ещё тогда, в самый первый раз, нужно было остановиться. Нужно. Ты же взрослый человек! — Эй, пап. Ты чё, расстроился? — Произнёс Ди, наклонившись к отцу. Тот, задумавшись смотрел в пол. Действительно могло показаться, что он расстроен. — Конечно нет. Ты — умничка, сынок. — Мужчина приобнял парня за плечи и оставил на лбу мокрый след от поцелуя. Они теперь одни в комнате. Шахматные фигуры ютятся в сложенной доске, убранной в полку. Вики ушла в спальню, Хэви и не приходил. — Скажи честно, ты поддавался? — Вдруг спросил Ди и отодвинулся на край дивана, чтобы видеть реакцию отца. Не дожидаясь ответа, мальчик продолжил. — Чтобы я простил тебя, да? — А ведь он и правда больше почти не обижается. — Клянусь, не поддавался. Мы играли на деньги, думаешь, я так легко бы расстался с такой суммой? — Хорошо. — Недоверчиво проговорил Ди, снова присев рядом. В этот раз парень не дал себя обнять. Сложив руки на спинке дивана он горячим дыханием задевал шею собеседника, от чего тот поёрзал на месте, отвернувшись к двери. Убедившись, что никто не подсматривает за ними, Глэм ненадолго успокоился, продолжая прислушиваться к происходящему в доме. Подросток видел его замешательство, и, подыгрывая разыгравшемуся к вечеру настроению, хотел спровоцировать мужчину, но вовремя остановился. Поняв, что больше не хочет сталкиваться с подобными мыслями, Ди поспешил покинуть комнату. Отец в этот раз не возражал. Странности, происходящие между ними обезоруживали обоих. В животе порхают бабочки с лезвиями вместо крыльев. Вместе с тревогой было что-то приятно обволакивающее душу. Тепло расходилось от шеи до груди, заполняя пустоты, вытекало наружу. Калейдоскопом чувств трещало внутри. По кругу. Сложно отследить их начало, сложно предугадать завершение. Разрываясь внутри, они мучительно скребутся и невозможно игнорировать попытки выбить тебя из колеи. Лишь попытайся пустить их фоном, они забудут о тебе, но вернуться с новой силой и неизбежно уничтожат. Чувства. Пока ты один, то слаб против них, но пересилив себя и возвратившись к объекту своего обожания, сможешь, наконец, обрести покой. Вдвоём становится легче. Легче. Навсегда ли? Когда-нибудь, ты утратишь способность нуждаться в нём, когда перестанешь боятся той боли, что приносит разлука. Когда боли уже не будет. Долгожданное утро следующего дня. Куда без гренок с кофе? В этот раз готовил их Ди, ведь, Глэм до сих пор ни разу не вышел из спальни. По крайней мере при сыне. Тот был как никогда в приподнятом настроении. Утром легче переносить любые переживания. Утром всё кажется иначе, обнадёживающее, что ли. Не зря существует всем известная пословица. Впрочем, никаких судьбоносных решений он не должен был принимать сегодня. Не поэтому ли всё так хорошо? Ди ждал пока остынет еда, мечтательно глядя в окно из полуоткрытых глаз. Единственный вопрос, который его волновал: «Будет ли папа ругать меня за невымытую сковородку?» Когда он вспомнил об отце его дыхание переменилось. Учащённое, неразборчивое. То ли влюблённое, то ли встревоженное. Юноша знал, что сегодня произойдёт и был готов к этому. Спальня, расположенная так, что в ней совсем не было окон, угнетала своей багряной тьмой. Наощупь пара находили друг друга в тканях одеяла. Влияет ли обстановка, или нечто иное, но в этот раз Глэм сменил шлепки на поглаживания. Нежным, но осязаемым следом они проходили по бархатной коже подростка, оставляя после лёгкий холодок, иногда пробирающий до мурашек. Тепло и осторожность чужих ладоней, в меру влажные гладкие губы, короткими поцелуями отмечающие тело, тихое рычание, потерявшееся в шуршании постельного белья… Ди будто обдало жаром летнего солнца. Юноша уже почти не двигался, боясь спугнуть ком нарастающего блаженства. В этот момент Глэм и решил посмотреть на своё творение: Перед ним лежал совсем юный парень, не слишком невинный, но такой открытый. Лёжа на подушке из светлых волос он повернул голову на бок и прикрыл веками глаза. Чуть немеющие губы незаметно подрагивали, сквозь шумное дыхание иногда проскальзывали тихие стоны. На нём лишь расстёгнутая рубашка, под которой беспорядочными красными пятнышками проявлялись еле различимые следы. Заметив неподвижность партнёра, Ди поднялся и изящно придвинулся к мужчине, выведя из облака фантазий. Кончиками пальцев он коснулся плеч отца, медленно (и щекотно) двигаясь ими к шее. Тот обнял сына за талию и, прижавшись к юному телу, поцеловал. В самом долгом, за сегодня, поцелуе, они успели снова лечь и уже готовились к завершению предварительных ласк. Послевкусие сильнейшего чувства, пульсировало в унисон с ударами сердца. Похожее на раскат грома, оно уносило куда-то в непогожий денёк поздней весны. Яркий стон ознаменовал начало длительного путешествия к недолгому блаженству. — Тише, тише, мой маленький. — Прошептал Глэм и зарылся носом в прохладные, чуть мокрые от пота волосы сына. Ди не мог быть тише, он ощущал его всем своим телом. Биение. Медленное, вскоре всё быстрее. Выставив руки перед собой он касался живота мужчины, редко гладил бёдра. Наблюдая, как тело под ним пробивает нарастающая дрожь, Глэм чуть наклонился, поглаживая любое место, куда упадёт ладонь. Сжавшись, Ди уже только вскрикивал. Из-под сомкнутых век выглядывала прозрачная полоска слёз. Они стекали вниз, падали на подушку, задевая уши. Не хотелось двигаться или хоть что-то делать. Замереть в напряжении и только скулить всё тише и тише. Отец пытался его как-то успокоить, но от этого терялись ощущения. Если всё поскорее закончится, его мальчику станет куда легче. С этими мыслями он вновь выпрямился, поглаживая ногу парня от бедра до колена и обратно. И обратно. Три медленных круга, остановился, кончил. Сегодня всё прошло быстро, как ночь без сновидений. Аккуратно ложась рядом со своим бледным видением, Глэм, вдруг, кое что вспомнил. Он вспомнил, как влюбился. Первые покалывания в сердце, в след за ними сразу же чувство вины. Ди даже не было шестнадцати тогда… Щёлкает в голове не сразу, только спустя пару недель, а может и месяцев сомнения сменяются осознанием. Мог ли представить сторонник, в первую очередь, ментальной близости, что когда-нибудь сможет так проводить время с ним? Одинокая среди колосков ромашка, первая звезда, проявившаяся на бледнеющем небе… Этих сравнений сотни, и все про него. Ди. Две буквы — всё его имя, весь его характер. Сейчас юноша не хочет даже касаться его, преодолевая отвращение лёжа рядом. Такой он строптивый, противоречивый. То ссорится с ним, то общается даже лучше, чем прежде, то флиртует и заходит даже дальше. Неужели его игривая сторона — красивая маска. Или наоборот, дурной характер — лишь игра. Возможно, пришло время расставить все точки над «и» в их отношениях. Нет, он не готов. Не готов его терять, больше не готов его заставлять. После той игры в шахматы в мужчине и правда проснулось что-то отцовское. Мысли крутятся в голове как постельное бельё в стиральной машине. Глэм сидел на краю ванной и просто думал. Жевал мысленную жвачку, образы в голове не приводили ни к какому исходу, просто занимая нейроны мозга, провоцируя на хоть какую-то активность. Остаток дня Глэм пытался сосредоточиться, помедитировать, но мучения всё не сходили на нет, пусть и немного ослабевали. Его сына не заботило то, что произошло. В этот раз почти не больно. Удивительно, насколько быстро парень адаптировался к новым условиям. Он просто устал бороться, он и не мог в одиночку. Потакая желаниям отца Ди сам себя загнал туда, откуда не выбраться. Когда отец вошёл в комнату сердце снова беспокойно застучало. Мужчина, видя схожее со своим состояние, просто сел рядом и, обняв подростка произнёс: — Не хочешь прогуляться? — Но уже поздно. — Запоздало скрестив руки за спиной отца сказал Ди. — Ничуть. Нам обоим не помешает немного развеяться. — Если ты настаиваешь… — Пойдём в парк. Я покажу секретное место, которое знаю ещё с юношества. — Окей. Парень расцепил руки, легко уползая из объятий. Подошёл к шкафу и, взяв первые попавшиеся вещи, услышал стук двери. Свет от фонаря растворялся ближе к земле густой рябью. В оранжевом луче, словно мотыльки, мелькали снежинки. Сине-фиолетовое небо без единого облачка и даже звёздочки, выглядело опустошающе одиноко. Разрезали его молчаливые чёрные тени деревьев ближайшего леса. Кое-где из-под тонкого слоя снега выглядывала тропинка. В одном из сухих островков стоял Глэм. Подняв капюшон, к краям которого пришит синтетический мех, мужчина застегнул куртку до конца. Узнать его можно было только по манере одеваться, ну и, возможно, по длинным блондинистым локонам, выглядывающим из-под шапки. Ди вышел из дома, широкими шагами спускаясь по лестнице. На нём свободная ветровка в стиле девяностых, его обычные джинсы и берцы и самое главное — нет шапки, что сразу подметил отец. — Быстро возвращайся домой. — Скомандовал он, только что подошедшему подростку. — Зачем? — С полуулыбкой спросил тот, искренне не понимая в чём дело. — За своей шапкой. Бегом. — Я её не нашёл… — Хочешь ещё раз заболеть, только чем-нибудь посерьёзнее? — На улице не так холодно. — Возражений не принимаю, юноша. Сжав руку в кулак, Ди с раздражением посмотрел в пол. Делать нечего, пошёл. Но стоило ему развернуться в сторону входной двери, как со спины вновь раздался голос: — Подожди. — Тихо сказал он и… Взгляд перекрыло тёмной тканью, по, уже успевшей замёрзнуть, голове прошлось обжигающее тепло. Вот бы никто не узнал его в этой уродской шапке. Обычно подростковые загоны были чужды Ди, но к своему внешнему виду он относился серьёзно. Жутко стыдно идти по людным местам так. — Где уже твоё это «секретное место»? — Ещё недолго. — Смотря точно вперёд, ответил Глэм. Небольшой парк граничил с лесом и некоторые дороги проходили через него. Но люди в основном гуляли возле входа или в центре, особенно вечером. Родители собирают листья для осенней поделки в школу, девочка с мятного цвета рюкзаком за спиной идет с секции или с дополнительных занятий, вдали от всех не спеша прогуливается пожилая пара. Они все уже были где-то позади и только смех пьяной молодёжи был слышен почти так же отчётливо. Один за одним стали попадаться разбитые плафоны фонарей с торчащей наружу лампочкой. И внезапно, под ногами проходила почти чёткая граница света и тьмы. Ди даже остановился в ужасе, но видя, как отец спокойно шёл как ни в чём не бывало, тоже решил продолжить движение. Словно пройдя через стену, парень оглядывался вокруг и только-только привыкшим зрением разглядывал фонарные столбы. Двигаясь почти наощупь, он догнал отца и схватился за его куртку. Глэм посмотрел на него и, аккуратно убрав закостеневшие пальцы от себя, приобнял сына за плечи. — Надеюсь, я тебя не сильно напугал своей загадочностью? — Произнёс он, несознательно понизив тон голоса, от чего фраза казалась более пугающей. — Нет. — Коротко ответил Ди, тряхнув плечами. Убрав руку, мужчина отошёл на шаг и посмотрел в сторону. — Я хотел поговорить с тобой. — Сказал он, боковым зрением наблюдая за реакцией подростка. — Понимаю твои чувства, хотел бы сказать я, но правда их не понимаю. Сейчас ты ёжишься от прикосновений, но придём домой и ты начнёшь флиртовать со мной… — Что? — Возмутился Ди. — Дослушай. Я хочу, чтобы ты сам определился. На данном этапе, исходя из твоих внутренних ощущений, хочешь ли ты быть со мной? Не отвечай сразу, пожалуйста, подумай. Парень помолчал для приличия, но вдруг и вправду задумался. Как его решение повлияет на семью? Неужто отец сможет сдерживаться? Что правда происходит между ними? И как найти нужные слова для ответа? — Пап… Я люблю тебя, не в романтическом плане. Наверное, я и правда запутался, хотел, чтобы ты был рядом. Но это был неверный путь, очевидно. — Он глубоко вздохнул, на секунду взглянув в небо. — Больше не подходи ко мне. Пожалуйста. — Прости. — Только и мог произнести Глэм, сжимая дрожащие губы. — В последний раз… — Нет. — …один поцелуй. Оба остановились, повернувшись друг к другу. Выглядывающая из-за крон деревьев луна была единственным свидетелем их прощального, горького, как лакрица, хаотичного поцелуя. Закрыв глаза Ди коротко промычал, и замер с мимолётным ощущением трепета в душе. Губы немели, заливаясь алым цветом, пульсировали, как отдельный организм. Спустя минуту в объятиях, Глэм погладил сына по спине и отрывисто попятился назад. Он готов был упасть на землю, словно от выстрела. Бесконечная пустота кипящим молоком разливалась по венам и артериям. — Пойдём лучше домой. Голос сына ненадолго поставил мужчину на ноги. Но очнулся он уже будучи дома, сидя в кромешной тьме кабинета. Уже переодевшись, Глэм долго не мог заставить себя прийти в спальню. Ди тоже охватывала странная тревожность. Борясь с тошнотой, он вертелся в кровати до раннего утра. Переживания за отца, за свою дальнейшую судьбу съедали подростка очень медленно, но эффективно. Как личинки. Покалывания внутри, расплывчатость зрения. Кажется, будто он и правда рассыпется на много летающих тварей. Тихий эмбиент в ушах, комната всё светлее и непонятно, это глаза привыкают к темноте или за окном и правда уже рассвет.