Family Values

— А почему встреча в Париже? Почему не во Флоренции? Что это вообще за херня! Не люблю встречаться на чужой территории, — Септимус хмурился. — Маркус, блядь, просто охеренный: «Я сделал ей предложение, встреться с ее родителями, обсуди детали, вот адрес, вот время». Серьезно? А где «Уважаемый любимый папенька, я не умею держать свой хер в штанах, поэтому не мог бы ты, если тебе не сложно, встретиться с ними»? Что, блядь, за раздача приказаний? В кого он такой? — Надеюсь, это риторический вопрос, — Козимо удивленно вскинул брови. То, что Септимус воспитал из Маркуса еще одного себя, видели все, кроме самого Септимуса. — В Париже потому, что приглашают они и место выбрали они. Давай проявим уважение к родителям твоей будущей невестки. Это их ребенок в положении, дай им хоть какую-то фору. Тем более, в Париже неплохо. Марко не написал, кто они? — Не написал, — Септимус вообще не собирался идти, его практически заставили Беатриче и Козимо. — А ты-то зачем со мной пошел? Они только родителей хотели видеть. — Заменяю Беатриче. Это все-таки мой племянник, я его люблю. Да и тебя одного на переговоры отпускать не стоит, — вежливые переговоры и Септимус существовали в параллельных вселенных. — В смысле «не стоит»? — Септимус даже остановился. — Я охерительно со всеми лажу. — Ты охерительно всем раздаешь приказания и запугиваешь, а тут есть вариант, что придется договариваться, ситуация деликатная, а у меня уже есть опыт, — Козимо любил Септимуса и, улыбнувшись, добавил: — Позволь мне помочь. — Как мне это все не нравится, что пиздец. Мы вляпаемся в какую-нибудь херню. Нас отравят, проклянут и наложат империо, — Септимус не чувствовал контроля над ситуацией, поэтому нервничал и злился. — Думаешь, все сразу? — слегка улыбнулся Козимо. Несмотря на его постоянную паранойю, сейчас он не сильно нервничал, но чувствовал какое-то радостное возбуждение. — Ты же набил новые татуировки с защитными заклинаниями или уже место кончилось? — Место еще есть. Какие новые? Я вроде все известные уже набил или ты в книгах что-то еще нашел? Козимо, слегка улыбнувшись, покачал головой. Септимус не всегда понимал его сарказм, особенно когда дело касалось безопасности, поэтому, чтобы не нервировать друга, он пояснил: — Я шучу. Ничего я не нашел. Почему ты не хочешь сделать татуировки в виде браслетов? Они довольно неплохи. — Потому что предплечья и запястья у меня останутся чистыми. Я и так рукава вечно закатываю. Все думают, из-за квиддича, типа привычка носить мантии или рубашки по локоть из-за перчаток. Их же по локоть шнуруют. Но не только в этом дело. Все всегда смотрят на сиськи Беатриче и на мои предплечья. Проверяют, есть ли у меня темная метка. Хер им поэтому. Мне лишние разговоры за спиной не нужны. И так, блядь, тогда мракоборцы всего с ног до головы осмотрели, буквально догола пришлось раздеваться. Думали, вдруг у меня метка не на предплечье. Нет, я такой оригинальный и на хуй набил! И каждый раз, когда я собираюсь подрочить, ко мне является Темный Лорд. Или, когда я Беатриче… — Я не хочу знать, что ты делаешь в постели с моей сестрой, — усмехнувшись перебил его Козимо. Он как мог старался сохранить какую-то интимность супружеской жизни, поэтому что-то прикинув, он продолжил: — И не в постели тоже. Мне, конечно, интересно, но она все же моя сестра, поэтому чувства противоречивые. У тебя хорошие заклятия набиты, должны сработать. — Ну и зря, я бы много интересного тебе рассказал. Сработают, уже проверено. А от проклятий руны должны защитить. От яда тоже, надеюсь, не помрем. Козимо положил руку на плечо Септимусу и спросил: — Ты выпил все антидоты, которые я тебе дал? — Септимус кивнул, Козимо продолжил: — Они с отложенным сроком действия, так что точно не отравят и сыворотку правды, даже если подольют, то и все равно. Насчет антидотов, что ты с паршивцем решил, кстати? Убьешь его? — Нет, конечно, — Септимус осуждающе взглянул на собеседника. — Он мой сын все-таки, я ж не совсем конченый. — Отца и брата ты убил, — как бы невзначай отметил Козимо. Он был осведомлен о странных морально-этических нормах Флинта и его они вполне устраивали. — Это другое, — Септимус потер правое запястье. — Отцу это было на пользу. Он страдал, болел, вообще под конец был не в своем уме. Он бы помер на допросе у мракоборцев, а они бы его туда потащили, будь уверен. Даже до Азкабана бы не дожил. Еще бы дом, имущество конфисковали, испортили бы репутацию и доброе имя папеньки, — Козимо удивленно поднял бровь, но не стал комментировать. Септимус, не замечая этого, продолжил. — Зачем это все? Лучше дома, в своей кровати, думая, что Темный лорд победил. Я к отцу всегда хорошо относился, так что считай это моим выражением любви и уважения к нему. А этот-то мудак, просто творит херню от небольшого ума, хотя мозги у него рабочие, что печально. Нет, убивать не буду, а что делать — пока не знаю, — Септимус покачал головой. Ситуация с Кассиусом ему не нравилась. — Понимаешь, его к людям выпускать нельзя. Надо куда-нибудь в глушь, пока не перебесится и в голове все на место не встанет. Но пока не решил куда. — Ему двадцать два, может, отпустишь его уже... Он не ребенок, у него, я думаю, есть свое мнение насчет его жизни, — Козимо не мог понять любовь Септимуса контролировать жизнь всех членов своей семьи. Сам он пытался давать своим сыновьям свободу в разумных пределах, хотя младшему только исполнилось четырнадцать. — Козимо, если я захочу узнать его мнение, я ему его сообщу. И это я решу, когда он перестанет быть ребенком, — Козимо ухмыльнулся, вспомнив, как Септимус утверждал, что он прекрасно ведет переговоры. Септимус остановился и сказал: — Так, нам явно сюда. Они подошли к зданию, расположенному на маленькой площади. Кроме двух мужчин, никто из прохожих не видел серый трехэтажный особняк с колоннами. Внутри их встретил пожилой волшебник, который поприветствовал их: — Bonjour, messieurs. Ils Vous attendent deja. Passez au premier etage dans le bureau numero sept, s'il vous plaît*. — Что он сказал? — Септимус пихнул Козимо в бок. — «Добрый день» я понял, что дальше? — Меня радует, что ты продвинулся в своих познаниях иностранных языков. Что нас ожидают. Вот еще причина, почему я пошел с тобой. Ты по-французски не понимаешь ничего. А если ее родственники не говорят по-английски? — Козимо развел руки. — Что вы будете делать? Языком жестов общаться? А я все европейские языки знаю, хоть как-то. А французский вообще нормально. — Ладно, я уже смирился, что ты со мной, — языки Септимус никогда не учил и даже по-итальянски говорил очень плохо и всегда ругался на эту тему с Беатриче. — Нам в седьмой кабинет на втором этаже. Я знаю такие клубы, удобно, отдельные кабинеты для переговоров. Лука всегда в таких встречается во Франции. Сначала переговоры, потом пьянка. Но тебя никто не видит, нет прессы, нет случайных свидетелей. Они поднялись на второй этаж, дошли до нужного кабинета. Септимус хотел зайти сразу, но Козимо его остановил, постучал, а затем они зашли. Сидящий на диване седой мужчина читал газету. Второй мужчина стоял у открытого окна, высунувшись в него, и курил. Когда Септимус и Козимо вошли, седой мужчина оторвался от газеты и сказал: — Cesse, Edward!* Второй мужчина закрыл окно и обернулся. Септимус сначала не поверил своим глазам: — Эдвард Моле? Блядь, ты же Эдвард Моле? — Est-ce que tu vois? Je suis celebre! Et tu n’es pas* — Эдвард с вызовом смотрел на седого мужчину. — Je t'ai dit que c'était moi qui glorifierais la famille*. — C’ est une gloire tres douteuse*, — возмущенно фыркнул седой мужчина. — Погоди! Козимо, мы комнатой ошиблись, по ходу? — Септимус был явно в замешательстве. — Нет, все верно, мы бы в другую не смогли зайти, — Козимо выглядел тоже слегка растерянно. — Est-ce que vous etez les membres de la famille d’ Esmie*. — Josephine, — поправил седой волшебник. — Esmie est un nom terrible*. — Какой, нахер, Жозефины? — Септимус запутался все больше. — Ее зовут Жозефина, а Эсми — это семейное прозвище, английское. Мы его здесь не употребляем. На английском лучше? — Эдвард говорил с небольшим акцентом. — Да, на английском нормально. Хорошо, ее зовут Жозефина, хер с вами, — Септимус посмотрел на мужчин. — А вы ей кто? — Он — ее отец. Эдуар, поздоровайся с людьми, — Эдвард пожал руку Септимусу, затем Козимо. — А я ее дед, просто я не доверяю этой бестолочи планировать судьбу Жозефины, — седой мужчина встал. — Граф Бургундский Жак де Моле. Септимус и Козимо застыли. Потом Козимо первый пришел в себя и, указав на Септимуса, сказал: — Септимус Октавиус Флинт — отец Маркуса, — Септимус молча пожал руку графу. — А я — дядя Маркуса, Козимо де Медичи. — Септимус Флинт, подожди, а я тебя помню. Ты же играл раньше в квиддич, — Эдвард первый нарушил тишину. — Ты ведь играл. Я ж не совсем допился, это же ты? — Да, играл, — Септимус, наконец, вышел из оцепенения. — Блин, да, я дохера играл, но потом повредил руку, и лет тринадцать уже не играю, но я не помню, чтобы мы пересекались на поле. — Нифига, мы играли против вас в Лондоне. Ты еще на метлу вставал. Это было так круто! Я тогда подумал, что тоже так хочу и voila. Но у меня, правда, так круто не выходит Ты не помнишь? Я мелкий тогда был, признаю. Играл не божественно. В чем все-таки секрет, расскажи! Блин, это офигенно, что мы с тобой познакомились. Мне так нравилось, как ты играешь. А сейчас ты чем занят? — Эдвард почти светился от счастья, Септимус напряженно пытался вспомнить тот матч, но не мог, поэтому на вопрос ответил не сразу. — Чтобы стоять на метле, нужно охеренно держать баланс. Поверь, в этом я мастер, — Септимус улыбнулся радостному Эдварду, а Козимо рассмеялся. — Я сейчас в федерации квиддича работаю, в британском отделении. Сейчас чемпионатом занимаюсь. Он же скоро. — Охереть, ты в федерации квиддича! А меня там все ненавидят! Подожди, так твой сын тот крутой охотник? Жозефина рассказывала мне. Еще говорит, вот, мол, мы просто друзья, мы не встречаемся. Ага, конечно, так я ей и поверил. Типа, я не знаю, когда она врет. — Жак де Моле, тот самый Жак де Моле? — Козимо был в некотором замешательстве. — Тот самый Козимо де Медичи? — седовласый мужчина тоже заметно нервничал. Жак и Козимо пожали друг другу руки. — Я восхищен вашей семьей, — сказал Жак. — Знаете, я ведь хотел женить своего сына на вашей сестре, давно, но мы только начали договариваться с Чезаре, и он сказал, что уже все, поздно. — А знаете, почему поздно стало? Потому что она за него вот замуж вышла, — усмехнулся Козимо, показав на Септимуса. — Я знал, что отец вел с кем-то переговоры насчет Беатриче, но не знал, что с вами. — Как ваш отец? — граф де Моле даже слегка покраснел от радости. Неожиданное знакомство с Козимо де Медичи несколько затмило его сожаление о незаключенном браке. — Спасибо, здравствует, хотя, конечно, возраст уже дает о себе знать. Дела сейчас в семье веду я, а он варит зелья как развлечение. Для меня тоже большая честь познакомиться с вами, я, конечно, наслышан про вас, — Козимо поклонился, граф Бургундский засмущался, но был доволен. — Подожди, ты меня хотел женить на ком-то? — Эдвард был очень удивлен. — Да не тебя, дурья ты башка. Тебя я точно ни на ком не хотел женить! Я про Адриана. Это мой старший сын, — пояснил граф Козимо. — Хороший мальчик, но вот с детьми не получается. Исследователь, сейчас уезжает в большую экспедицию на несколько лет, в джунгли Вьетнама, — внезапно граф де Моле просиял от пришедшей ему в голову идеи. — Послушайте, Козимо, может вы сможете порекомендовать хорошего зельевара, а то они никак не могут найти? — Уж, кого-кого, а хороших зельеваров я всегда могу порекомендовать, — ухмыльнувшись, сказал Козимо. — Знаете, мой племянник как раз специализируется на ядах южной Азии, но там, конечно, надо смотреть, потому что у него много другой работы и экспедиция, это, возможно, не то, что ему интересно. Но думаю, мы сможем обсудить. Верно, Септимо? Септимус задумался, потом слегка недовольно ответил: — Это ведь на продолжительное время экспедиция? Вы сказали, на несколько лет? Так сразу и не ответить, потому что это серьезный вопрос. Отпускать молодого парня в такую глушь, у него ведь научная карьера и все дела. Хер его знает. Вы уж простите мои сомнения, но как отец я не могу так сразу согласиться, я скорее против. — Септимо, я понимаю твое беспокойство, но это, возможно, поможет ему в становлении его как ученого, — Козимо как будто пытался донести до Флинта очевидные преимущества. — Не говорю соглашаться сейчас, нужно вообще все обсудить и узнать детали и прежде всего поговорить с твоим сыном. Жак непонимающе посмотрел на мужчин и осторожно пояснил: — Я думал, он у вас в квиддич играет, а не зельеварением занимается. — Я не про Маркуса, тот да, играет в квиддич, из него зельевар, как из меня, — усмехнулся Септимус. — У меня три сына. Мой средний сын, Кассиус, гениальный зельевар, работает у Козимо, это мы про него. Ладно, признаюсь, что-то в этом предложении есть, но нужно обсудить с Кассиусом и встретиться с руководителем экспедиции. Я дам адрес для писем. Но не рассматривайте это как мое согласие. — О, это было бы прекрасно. Я напишу Адриану. Они смогут договориться о встрече, все обсудят. Кассиус? — граф де Моле что-то просчитывал потом неуверенно спросил. — А ваш отец Октавиус Флинт? — Да, папенька мой, любимый, — Септимус даже с какой-то ностальгией вспомнил отца. — Великий волшебник, — Жак де Моле пораженно покачал головой. — Я знал его. Он очень мне импонировал. — Импонировал, я запомню, интересное слово, — аккуратно сказал Септимус. — Вы знаете, мой отец был знаком с вашим дедом, не помню, как его звали, к сожалению. Память с возрастом начинает меня подводить, — Жак де Моле удрученно покачал головой. — Он рассказывал, что они были вместе на Пер-Лашез, в тот день. — Септимус Финеас Флинт. Меня в честь него назвали. Может, и был там, он тусовался в Париже, хотя тогда все там тусовались. Где ж еще? Про Пер-Лашез вроде рассказывал. Он занятный был, помог Ноттам написать про «Двадцать восемь». Но я плохо его помню, мне лет десять было, когда он умер. — А ваш отец, Октавиус, он был большим специалистом по проклятиям. Я познакомился с ним в молодости, тогда я увлекался проклятиями, особенно проклятыми предметами, а он изумительный специалист был. Изумительный. Исполнение всегда было безупречное, — граф Бургундский одобрительно покачал головой. — Октавиус Флинт. У него был брат Кассиус, верно? Я поэтому и сообразил. Тоже был с ним знаком. Надо же, как причудливо все складывается. — Да, мой дядя, он умер от проклятия, давно, за год до моего рождения. Да уж, крайне причудливо, — осторожно заметил Септимус. Эдвард в недоумении переводил взгляд с своего отца на Септимуса, не понимая, о чем они говорят, потом, устав ждать, спросил: — А твой сын — он же охотник? Он играет в квиддич? В каком он клубе играет? — Играет, — Септимус словно очнулся от размышлений. — Он отлично играет, хороший силовой охотник. Он школу заканчивает. Формально уже закончил. У меня уже несколько контрактов на него. Думаю, куда бы его продать понадежнее и подороже. Думаю, в Андорру, в «Призраки». Они хороши. — Да, они офигенно хороши и силовой охотник им зайдет, им как раз не хватает. Они все меня хотят переманить, но я не изменю «Львам». Знаешь, я всегда думал, что всех парней Жозефины буду ненавидеть, — покачал головой Эдвард. — Потому что она моя любимая куколка, бантики, платьица, вот это все. «Ах, папочка, я так люблю тебя». Как я смогу отдать ее кому-то? Она ж только моя. Но вот такой расклад, что он крутой охотник, меня устраивает. Она просто заменила меня им. Обидно, но неплохо. Если и выдавать ее замуж, то только за нормального игрока в квиддич. Козимо обвел глазами мужчин и сказал: — То есть, в принципе все рады тому, что эти двое поженятся? Я думал, мы тут будем выяснять, как так вышло и что с ними делать, ну как это всегда бывает в таких случаях. А вот как все получилось, — он и правда был слегка ошарашен, потому что ничего хорошего от этого брака не ждал и думал, что все будут обвинять друг друга, посыпать голову пеплом и решать, что сделать со своими ужасными детками. — Ну, там же еще есть небольшое обстоятельство, — с грустью заметил Жак. — Она в положении, так что брак неизбежен. Она написала, просила не распространяться, но думаю, вы в курсе. — Если вам будет легче, — Септимус сел в кресло, Жак де Моле, чуть помедлив, также сел в кресло напротив, а Септимус продолжил: — Маркус кольцо у меня взял до того, как она залетела. Они бы поженились в любом случае, зная моего сына. Формально кольцо он Маркусу сам дал, сказав, чтобы не тупил, потому что девку уведут. Септимус даже слегка удивился, что Маркус, что-то обдумав, кольцо взял. Зная своего сына, он не сомневался, что для того этот вопрос уже решен. Так часто делали, с учетом, что девчонке еще год надо было учиться, а помолвочное кольцо сразу обозначало ее статус и определяло дальнейшую жизнь. Поэтому он и ждал объявления о заключенной помолвке, но никак не о свадьбе и особенно не о свадьбе по причине беременности. — Признаюсь, я немного расстроен, — граф Бургундский печально покачал головой. — Я хотел ей лучшей судьбы, хотел, чтобы она закончила школу, кем-нибудь стала. Она ведь умная. Она не из тех, кого можно просто выдать замуж, как красивую куклу. Вы понимаете, о чем я. Эдуар, не называй ее куклой! Она не такая. Она заслуживает большего. Конечно, это хорошо, что мальчик не боится взять на себя ответственность. Что это все не под давлением и не путем угроз. Но я хотел ей другой судьбы. Ей всего лишь семнадцать. — Мы все хотим другой судьбы свои детям, не такой, как у нас, — мягко сказал Козимо, сев рядом с Септимусом. — Но это не нам решать. Мы можем только помочь минимизировать потери. Мой отец тоже не хотел отдавать Беатриче за него, — он кивнул в сторону Септимуса. — Был в ярости, в бешенстве. Но моя сестра... — Козимо улыбнулся. — С ней всегда было сложно. Какие были восхитительные домашние скандалы по этому поводу, билеты надо было продавать. Но тут отец сам виноват — он всегда баловал Беатриче и ничего ей не запрещал. В итоге мы решили принять ее выбор, потом оказалось, что не зря, что это было мудро. Хотя знайте, я был в таком шоке, что мне придется отдать мою маленькую красивую сестренку за какого-то северного демона из Британии. Мне он таким тогда представлялся. А сейчас думаю — и хорошо, что именно за него отдал. Мне кажется, что Септимус — единственный человек, которого она слушается в этом мире. Но в тот момент, когда они объявили о свадьбе... — мужчина покачал головой. — Вы не можете знать, как сложится ее жизнь. Возможно, она поступает правильно. Сейчас мы этого не можем увидеть. — Она ведь моя единственная внучка, — Жак вздохнул. — Может, и останется единственной. Иногда я думаю, глядя на своих детей и Жозефину, что это мой провал, как отца, что у них у всех такая сложная судьба. Граф Бургундский замолчал и задумался. Козимо и Септимус переглянулись, пытаясь понять, что сказать Жаку. — Может, хватит страдать? — Эдвард был очень зол. — У меня жизнь отличная, у Адриана тоже неплохая, особенно, когда ты не грузишь его тем, что он будущий глава семьи, что ему надо взять на себя ответственность и бла-бла-бла. Сидит себе, копается в своих книжках и вполне счастлив. И у Жозефины нормально все сложится. Мы ее не за магла замуж выдаем. Ну, залетела, ну и что? Это ж не беда. Куколка в квиддиче рубит получше многих экспертов, а скажи, где ей это применить? Так вот и пусть выходит замуж за игрока в квиддич и будет с ним все это обсуждать, а потом и в Федерации квиддича, может, работать будет. Не обязательно класть свою жизнь, чтобы поддерживать статус семьи и всей этой херней твоей заниматься. Времена меняются. Можно делать то, что ты хочешь, заниматься любимым делом и быть счастливым. Прекрати на нас давить, это же пиздец как невозможно, — Эдвард замолчал, посмотрел на явно несогласного отца и затем продолжил: — Давайте к насущным проблемам. Нужно выбрать место свадьбы и побыстрее, пока платье можно натянуть на живот. — Либо Франция, либо Италия, я вывожу семью из Англии и не собираюсь там светиться, — Септимус поднял две руки, показывая, что он не врет. — У нас грядет пиздец, господа. Темный Лорд возвращается, а я не хочу участвовать в этом карнавале. Сразу всех уведомляю о своей точке зрения. С меня этого дерьма достаточно. Все снова замолчали, переваривая сказанное. — Вы мудрый человек, — вдруг неожиданно сказал Жак. — Мы все помним времена Грин-де-Вальда, это не то, что следует повторять. И умоляю, не присягайте ему, — с какой-то грустью закончил он. — Вот уж чего я не планирую, так это присягать кому бы то ни было, — больше всего на свете Септимус не хотел потерять свою независимость. — Давайте все сделаем во Флоренции, на нашей вилле. На ней столько заклятий, что ее никто и никогда не обнаружит. Отец не любит внимания, — Козимо встал и подошел к окну и посмотрел вдаль. — Как я понимаю, будут только родственники, можно все организовать за месяц. И, цитируя Эдварда, «платье на живот натянется». — За месяц свадьбу не организовать, — Жак недоверчиво покачал головой. — Все-таки один выбор пресловутого платья так мучителен. Когда мой старший сын женился, его невеста несколько месяцев не могла подобрать себе платье, не говоря уже об украшениях и торте. А мне хочется, чтобы Жозефина была всем довольна. Это то малое, что я могу для нее сделать. — О, тут не переживайте, — усмехнулся Септимус. — Есть кое-кто, кто знает о платьях все. — Беатриче снова в игре, — Козимо снова подошел к мужчинам и пояснил: — Ваша несостоявшаяся невестка. В платьях разбирается лучше всех. Поверьте, все будет в лучшем виде. — Это меня успокаивает, — Жак замолчал и задумался. — Жозефине придется бросить школу. Нельзя же продолжать учебу будучи беременной. Надо узнать, можно ли как-то будет позже сдать выпускные экзамены. Все-таки без аттестата нехорошо. — Да не парься, — Эдвард плюхнулся на кресло рядом с отцом. — Я не закончил школу и посмотри, как у меня все офигенно. — Тебя выгнали из школы, это другое, — Жак повернулся к Септимусу и Козимо и, вздохнув, пояснил: — Он спалил адским пламенем западное крыло школы. На его восстановление потребовалось два года. Слава Мерлину, никто не погиб, кроме домовиков и пары сквибов, но были пострадавшие. Я потратил неимоверное количество денег, чтобы компенсировать ущерб школе и всем жертвам этого инцидента и все замять. Не самая приятная история, но раз мы породнимся, возможно, вам следует знать. Хотя, наверное, это отпугнет вас. — О, поверьте, у нас столько занятных семейных историй, что поджог школы сможет отлично их дополнить, — Септимус даже обрадовался. — Меня радует ваша терпимость ко всякого рода вещам из серой зоны. Поймите, наша семья имеет определенную репутацию, начиная с четырнадцатого века, — чуть тише сказал Жак. — Многих она отпугивает. — Все загадками говоришь. Скажи ты прямо, нас пока еще не все считают главными темными магами Франции, еще есть куда расти. Про меня говорят, что я исчадье Сатаны, но я предпочитаю звать тебя папа. Ну что? — Эдвард удивленно развел руки, когда отец строго на него посмотрел. — Ну, о репутации темных магов я знаю не понаслышке, — Септимус ухмыльнулся, обычно он пытался откреститься от того, что творили его предки. — Не говоря уже о Козимо, так что не переживайте. Для нас это скорее приятный сюрприз. Можно хоть не пытаться скрывать очевидные вещи. — Вы нас не боитесь? — граф Бургундский слегка напрягся. — Нас все опасаются. Так что мне слегка непривычно. — А вы нас? — Козимо улыбнулся. — Поверьте, меня даже радует, что у вас такая репутация. Общаться проще. Темная магия и квиддич, что еще нужно для счастья? Не переживайте, Жозефина в хороших руках. — Никто никогда ее не обидит — Септимус улыбнулся. — А если она захочет учиться или что-то еще, то и замечательно. Я могу дать Вам клятву, что она будет в безопасности. Септимус вытащил палочку. — Не то, чтобы я вам не доверял, — Жак задумчиво покачал головой. — Но я знаю, что такое брак и мне важна безопасность моей внучки, — он достал палочку из черного дерева, — и я настаиваю, чтобы свадебные клятвы были на крови, чтобы их невозможно было нарушить. — Давайте уже вы друг другу поклянетесь, — Эдвард вытащил бутылку виски. — А потом мы сможем выпить за здоровье Жозефины, иначе я вообще не понимаю, зачем мы здесь собрались.