6 июля. Мондштадт. Город Мондштадт. Главная улица. Время: 10:47…
Сегодня улицы Мондштадта были крайне оживленны. Помимо того, что аристократы, съехавшиеся на вчерашний банкет, ещё не разъехались, в городе раздавались голоса чуть ли не из каждого угла. — Марджори! — бежала Маргарита сломя голову к подруге. — Ты слышала, что вчера произошло вчера на банкете? Собственным ушам не поверишь! — Ну говори, подруга. Какие новости? — Вчера…! — не успела было что-либо сказать владелица «Кошкиного хвоста», как неподалёку, со стороны фонтана, начал играть бард. — Это же Венти! Пошли, послушаем! — Банкет в честь рожденья пасто́ра гремел, Воспевали там славу Магистра! Да только сил найти в себе не сумел Лоуренс, которого поразили ненависти искры! — пел Венти, стоя перед фонтаном. Люди, проходившие мимо, не могли пройти мимо. Маргарита и Марджори также подошли послушать речи барда. — Но всё почему так случилось, Что пятки юродивы сверкали вдали? Рагнвиндр жениться решил, получилось, На дочери старшей главы ветра семьи! — Так вот о чём ты мне хотела рассказать? — заметила Марджори, как лицо Маргариты искрилось в радостном уповеньи. Подруга, желая поскорее услышать продолжение песни, быстро кивнула. — Напрасно взбеле́нился Лоуренс гордый, Был опозорен пред знатью он. На коленях он умолял, но холодный В ответ звучал лишь племянницы тон. — А вот этого я не слыш… — едва сказала Маргарита, как её перебила рядом стоявшая Сара. — Тихо, дай послушать! — Но откуда обычному барду знать правду, Что слагаю пред вами я тут? Преступника легкомысленную браваду Постиг родственный ледяной кнут! Я видел и слышал, как тот умолял, На коленях просил он милости, Да только мольбы его никто не внял, И Лоуренс оказался в немилости! Народ ликовал от пения барда, внимая его каждому словцу. Раны далёкого прошлого были настолько велики, что бальзам, который был теплее ледяного кола в сердце, помог облегчить людские тяготы прошлого. А Венти продолжал петь, ведь песнь его только сейчас подходила к концу. — Да славится в песне моей будет вечно, Союз двух семей, что свободой горят. В любви тем двоим уж было обещано Пред волею ветра, свободы, Селестии врат! — закончил петь свою песнь Венти. Бард в тот же миг стал получать аплодиции присутствовавших во время его выступления горожан. Как бы ему не нравилось упоминать всякий раз Селестию и её волю, Венти не мог разочаровывать свой народ. — Спасибо за внимание, хе-хе! — ответил он всё также с жизнерадостной улыбкой. Но тут к нему подбежал один кот и стал тереться об его ноги. — Дружок, отой… Апчхи! …ди… А-апчхи! — Ох, Пейсли! Иди сюда, проказник! — возмутилась Маргарита, забирая кота от Венти. — Прости, Венти. Я не знала, что он выбежит. — Апчхи! Всё в порядке, Маргарита! Апчхи! Но что-то против аллергии… Апчхи! …мне бы не помешало. Апчхи!Мондштадт. Недалеко от винокурни «Рассвет». Время: 12:07…
Дилюк шёл с сесилиями и ветряными астрами в руках в сторону дерева, что выступало со стороны Вольфендома, на обрыве. Лёгкий ветер нежно колыхал листву. Под деревом находилось широкое надгробие, на котором лежали уже засохшие с прошлого прихода цветы. Рагнвиндр слабо улыбнулся, склонившись над могилой. — Здравствуйте, отец, матушка. Как вы тут? — спросил он, прекрасно понимая, что ему никто не ответит. Но этот разговор мог даровать ему душевное спокойствие. — Помните, как вы шутили о свадьбе с Гуннхильдрами? Так вот… Я женюсь на Джинн. И я не жалею… Я счастлив. — говорил он, убирая засохшие цветы с могилы. В одно мгновение они превратились в его руках в горсть пепла, которую мгновенно раздул на мгновение взбунтовавшийся ветер. — Поэтому я бы хотел попросить вашего благословения оттуда. Знаю, что не откажете мне в столь глупой просьбе, хех… — наивная слеза стекла по лицу, когда он с досадой вздохнул. Рагнвиндр возложил новые цветы к надгробию. «Плакать — это нормально, мой малыш…» — вспомнил Дилюк слова матери. — «Если тебе будет слишком тяжело, то приходи ко мне. Я тебя обниму, пока ты будешь плакать на моих коленях, сыночек.» Увидеть плачущего Дилюка было некогда равносильно смертному приговору. Но сейчас он смиренно сидел в молитве перед могилой родителей и беззвучно плакал. То ли от счастья, то ли от боли, что сдавливала лёгкие в груди. Винокур до сих пор помнил те нежные руки, что обнимали его ещё совсем юного. И рядом с ними был отец и Кэйа, которого они уже тогда приютили. Только голоса он её не помнил. Лишь её лицо, что было запечатлено на одной из картин. Голос отца также стёрся из его памяти за эти прошедшие четыре года, а его лик был всё таким же ярким в его воспоминаниях. — И с годовщиной свадьбы вас, отец, матушка… И спасибо за благословение. — Дилюк наконец встал с колен, после чего отряхнулся и выдохнул. — Чего стоишь и выжидаешь? — Я уж думал, ты и не заметишь. — вышел Кэйа позади, в руках которого также были сесилии и ветряные астры. — Уж не думал тебя увидеть здесь плачущим. — У тебя так мало дел в Ордо Фавониус? — Целый экипаж и маленькая тележка с провизией. — возложил на могилу своих приёмных родителей цветы Альберих и стал на колени в молитвенном жесте. — С годовщиной свадьбы вас, мастер и мадам Рагнвиндр. — Я рад, что ты пришёл. — пробурчал Дилюк, всматриваясь в сторону винокурни. — Что? — тут же переспросил Кэйа, не веря своим ушам. — Повторять не буду. — Ну и ладно. — с долей досады произнёс Кэйа, улыбнувшись. — Кстати, когда я утром патрулировал улицы, то слышал одну занимательную песенку от одного барда. Кажется, Венти его звать. — Ближе к сути. — Ну почему ты такой душный…? — тут же словил на себе капитан кавалерии выжидающий взгляд винокура. — Ладно-ладно, рассказываю. Он пел про вчерашний банкет. И особое внимание в конце уделил тебе и Джинн. — многозначительно стал поднимать Кэйа бровь, что несколько раздражало его брата. — Ясно. — Дилюк вспомнил то самое обещание, которое дал ему Венти. — «Чёрт бы побрал этого барда…» — А, и ещё кое-что. Когда я заходил на винокурню, Аделинда попросила, чтобы ты пришёл обратно как можно скорее. Это касается «них». — С этого и надо было начинать. — нахмурился сильнее Дилюк, после чего поспешил на винокурню. — Эй, и меня подожди! — воскликнул Кэйа, побежав вслед за братом. А рядом с могилой всё ещё гулял тёплый ветер, будто провожая тех двоих сквозь постепенно начинающийся дождь…