Это было странно. Вот ты падаешь с обрыва, а вот тебе снова семнадцать лет и… ты решительно хочешь поубивать всех. Ну, так, по доброте душевной. И начать хочешь с любимого шиди. От кровавой расправы Вэй Усяня удерживало только то, что Цзян Чэн ему ничего не сделал. Он не был обязан его любить. Он не был обязан принимать его как брата и жить с ним бок о бок. Мадам Юй не была обязана его любить. И шицзе, и дядя Цзян. Никто не был обязан его любить. И он понимал это. И в то же время отчаянно злился на весь мир и самого себя. Но поделать ничего не мог.
Он стал куда более раздражительным и строгим, гонял адептов так сильно, что самые языкастые подкалывали, мол, его покусала мадам Юй и теперь им житья не будет. Такие господа получали с кулака в нос, сугубо в воспитательных целях. Вэй Усянь старался бить не до крови, но так, чтобы все видели пострадавший орган и знали, за что этот человек получил. Как бы ни хотелось, успокоиться он не мог. В его жилах жгучей лавой кипел гнев, не ушли отголоски войны, бойни в Безночном, крики и смрад осады. Каждую ночь он, стоило ему закрыть глаза, слышал крики людей, предсмертные стоны, хрипы, вой мертвецов и рыдания флейты. Он просыпался в слезах и не мог уснуть до самого рассвета, лишь ненадолго прикрывая глаза и проваливаясь в дрему. Он не знал, зачем вернулся. Он не хотел жить, переживать эту боль заново.
Цзян Яньли
То, что с Вэй Усянем что-то не так, девушка почувствовала почти сразу. Ее веселый и добрый А-Сянь в один день проснулся другим. Более холодным, более жестким, если не сказать жестоким. Он мог полезть в драку, часто хмурился, мог замереть в движении и уставиться куда-то в одну точку с широко открытыми глазами. Цзян Яньли боялась за него. Ее А-Сянь, ее любимый младший брат, страдал, а она не могла защитить его. Не могла отогнать от него те тучи, которые сгущались над его головой. Но все опасения немного развеялись, когда он пришел к ней. Как и всегда, сел на полу перед ней и спрятал лицо в ее ладонях. Сердце защемило. Ее А-Сянь был так беззащитен, так открыт, а она не может уберечь его от боли.
— А-Сянь, все хорошо? В последнее время ты сам не свой. Что-то случилось? Тебя кто-то расстроил? Пожалуйста, не молчи, твоя шицзе очень переживает за тебя, — заклинательница ласково провела по его волосам. Шиди поднял голову — и девушка охнула. Вэй Усянь плакал. Молча, никак не показывая этого, он рыдал, уткнувшись лицом в ее колени.
— Мне страшно, шицзе, мне очень больно и страшно. Я не могу объяснить, откуда это чувство, но мне очень больно. Шицзе, пожалуйста, пообещай, что всегда будешь рядом, что никогда от меня не откажешься. Обещаешь? — серые глаза, как океан боли и тяжелого горя. Цзян Яньли не знает, откуда оно или что породило его. Но точно знает, что не может оставить брата бороться в одиночестве.
— Я здесь, А-Сянь, твоя шицзе здесь и никогда тебя не бросит. Я никогда не отрекусь от тебя, всегда буду на твоей стороне, что бы ни случилось. А-Сянь, не плачь, — она тянет его к себе, обнимает, гладит по спине, обещает, едва сдерживая кипящий гнев. Она не знает, кто обидел ее брата, но если узнает, то возьмет Цзыдянь и причинит этому человеку такую боль, которую тот никогда не забудет.
***
Вечером, когда никто не обращал внимания, Вэй Усянь потихоньку улизнул в сторону причала и прыгнул в маленькую лодочку, что отплывала в Юньпин. Добравшись до городка, юноша просто бродил по нему, рассматривая лавочки, которые еще не закрывались или наоборот, только открывались, выставляя не самый законный товар. В раздумьях Вэй Ин набрел на лавку, где купил местного вина и добрался до заброшенного домика, где и устроился в обнимку с кувшином.
— Жаль, нельзя купить яда, смешать с вином и выпить, как это делают женщины в ивовых домах или вдовы, — с сожалением прошептал заклинатель и отхлебнул прямо из кувшина. Горько-сладкое вино обожгло — и ледяные тиски, сдавившие грудь, немного ослабли. Он пролил часть вина на землю, словно в трауре. Он скорбел по жизни, которую ему снова придется прожить.
Нет нужды в словах, если сердце преданно
Беззаботно играет флейта под падающими звездами.
Соблазн моего имени, вписанного в историю
Не может сравниться с чашей хорошего вина. *
