Собрать по осколкам

      Пламя костра немного освещает полянку посреди леса и одинокую фигуру, что методично ощипывает тушку фазана. Вэй Усянь уже который день шляется по лесам, охотится и спит под открытым небом. Он устал вешать на двери талисманы, орать от боли во сне и просыпаться в слезах. Он слишком сильно хочет вырваться из собственного тела, такого маленького для его силы. У него под кожей бурлит родная сила… и тьма. Пришедшая с ним, не убивающая его, она всегда рядом. Обнимает холодными тисками, вымораживая грудную клетку. Заклинатель ее давно уже не боится, привык. Тьма не могла принимать человеческий облик, но стоило Вэй Усяню отпустить ее, как она воплотилась рядом с ним, издалека напоминая небольшую черную кошку. Она ластилась к его рукам, успокаивала, как могла.  — Что печалит тебя, маленький повелитель? — он слышал ее голос в своей голове и не боялся. Он не боялся. Страх словно умер в нем, когда он проснулся другим. Он больше не боялся, забыв, как это. Все, что ему осталось, — боль от прошлого. — Я устал. Мне больно. Я не могу дышать, не вспоминая вкус пепла и крови во рту. Я так устал… я не хочу помнить. Почему ты оставила мне память, почему вернула? — тихо спросил он, рассеяно поглаживая кончиками пальцев сгусток тьмы.  — Потому что ты не заслуживал этого. Всей этой боли. Ты — повелитель, мой маленький повелитель, который впервые за всю вечность не испугался меня, а принял, пусть обстоятельства и были иными. Не бойся, больше ты не будешь сходить с ума. Ты сможешь пользоваться и мечом, и мной без печати. Только флейта, как помощь. — Спасибо тебе… я снова могу увидеть шицзе и… его. Я хочу снова его увидеть. Хоть одним глазком. А потом… не буду к нему лезть, пусть живет, не зная проблем, не зная меня, — голос заметно теплеет. Тьме не нужно имя, она знает, о ком говорит ее повелитель. Глаза, что сверкали подобно драгоценным камням, черный шелк волос и сам он — воплощение идеала. Ее маленький повелитель был очарован* им, но идеал был далек, как Луна в полную силу. Он снова в Пристани Лотоса, с ним здороваются, ему улыбаются и кивают. Большую часть этих людей убьют при захвате Пристани, а те, кто останутся в живых, умрут во время войны. Но если повезёт… то они будут теми, кто поднял клинки на невинных людей, чья вина была лишь в фамилии Вэнь. Прошлая жизнь отзывалась болью в груди и могильным холодом, пропитавшим его до самых костей. Он тренируется до изнеможения. Удары еще жестче и точнее, выстрелы из лука быстрее, еще больше тренировок с талисманами. И охота, пока не выбьешься из сил, преследуя очередную тварь. Он снова сидит в своей комнате и рисует, расчитывает новый талисман. Словно проснулся тот Вэй Усянь, в котором пылала страсть ученого. Он рисует, добавляет кровь в киноварь и выводит новые знаки тонкой кистью. Он может часами слоняться по оружейной, смотря на бесчисленные клинки и сабли. Пока не натыкается на кинжалы. Теперь он тренируется и с ними. Ножны спрятаны в рукава, никто не заметит. Но и сами клинки так и хочется обработать ядом. И он вспоминает все те уроки, что давала ему Вэнь Цин. Он снова сбегает, ищет нужные травы и запирается, готовя. Сам процесс внезапно успокаивает. Здесь не нужна спешка. Только четкие и уверенные движения рук. И точная доза, до последней капли. Теперь в мешочке цянькунь есть и маленький, почти неприметный пузырек с ядом. Но Вэй Усяню мало. Распробовав новое дело, он ныряет с головой. Цзян Чэн чертыхается, чувствуя, как от брата несет засушеными травами и жаром. И не знает, радоваться ли, что брат прекратил тратить деньги на вино, либо пугаться этой перемене. Одной из многих перемен. Отчего-то во взгляде брата чувствуется что-то звериное, темное и до мурашек жуткое. И двигается он быстро, словно лис. И кажется, что шисюн в один миг стал старше. Словно на него навалилось какое-то сильное горе, которое никак не уйдет. Цзян Ваньинь сбит с толку. Его старший брат изменился в одночасье, а он не знает, как его об этом спросить.