Любовный яд для лучшего друга

      В том, что с Джено что-то не так, Ренджун удостоверился две недели спустя начала его странного поведения. Знаете, когда вы лучшие друзья со средней школы и привыкли проводить вместе как минимум сорок восемь часов в неделю, сложно не заметить изменений. Сперва Джено перестал есть свои любимые апельсиновые карамельки. Вот так раз — и всё, как отрезало. А ведь Ренджун только полгода назад купил для них специальную хрустальную баночку: она не отработала затраченное на неё время и деньги, и Ренджун решительно отказывался принимать тот факт, что друг больше не запускал в неё свои красивые длинные пальцы.       Джено вообще весь был красивый, неожиданно повзрослевший и из очаровательного ребенка превратившийся вдруг в молодого мужчину, от одного лишь взгляда на жесткое, мужественное лицо которого что-то вибрировало сладко в груди. Но Ренджун знал, внутри лучший друг был всё тем же: прилипчивым и милым, отдающим последнюю рубашку (буквально, если кончились свежие, а Ренджун забыл у себя дома пижаму), отправляющим спать, когда выпьет лишнего и готовым ввязаться в спор, если почувствовал, что кого-то обижают.       Или уже другим.       Тем же вечером, проведённым за просмотром кино, он не полез за объятиями, и вместо этого предпочёл ёрзать, обнимая подушку и шмыгая носом. Ренджун тогда решил, что это начало простуды, но Джено от порошков отказался и даже ушёл раньше. И хотя вёл он себя странно, в глаза избегал смотреть, облизывал губы и покраснел, когда Ренджун, нахмурившись, прижался лбом к его лбу, чтобы проверить температуру, но вернувшись к себе как обычно прислал кучу мемов с котиками и проигнорировал пожелание спокойной ночи.       «Снова отрубился прямо посреди разговора», — приязненно подумал Ренджун, сунул телефон под подушку и тоже крепко уснул.       Потом у Джено откуда-то появились новые знакомые, с которыми он стал проводить подозрительно много времени. Обычно он ездил вдоль реки Хан на великах с Джемином раз в неделю после качалки, и изредка позволял Донхёку вытащить себя на прогулку — тот, хитрая задница, вечно пользовался дженовой доверчивостью и жалостью, и самозабвенно разыгрывал драму то по поводу учебы, то из-за очередной ссоры с Марком, и помочь ему «могло только крепкое дружеское плечо и литр темного нефильтрованного». К Ренджуну, конечно, Донхёк с таким не совался: разве что идиот только не знал, что именно Донхёк своего бойфренда и доводит. Ну, идиот и Джено.       А тут в разговорах стали всплывать чужие имена, и каждый раз, стоило одному из них сорваться с губ, Джено застывал с глазами оленя в свете фар. Так, будто ему было, что скрывать, кроме стопки эротической гей-манхвы под кроватью, которую Ренджун нашел ещё лет пять назад, когда уронил кольцо прямо в щель между стеной и спинкой.       — Мы с Донён-хёном ходили за покупками, — Джено болтал ногами и цедил воду из стакана. Был он, как всегда, перемазанный кошачьей шерстью и с капюшоном толстовки на взъерошенной голове. — Хён сказал, что я выгляжу, как будто год не выходил из дома. Не то, чтобы это было неправдой…       — Донён-хён? — Ренджун подобрался, готовясь слушать, даже отложил в сторону палочки, но Джено опять натянул на лицо своё «зря я это сказал» выражение и с преувеличенным энтузиазмом принялся поглощать рис.       Конечно, Ренджун был рад, что его готовка лучшему другу казалась аппетитной, но вот такой ни разу не изящный уход от темы ему не нравился от слова совсем. Он надулся и сложил на груди руки: не один Джено умел использовать на нём милые глазки, у Ренджуна оружие было не менее смертоносное. Грустная мордашка. Тот вздохнул, откладывая столовые приборы, и пальцы его принялись растирать между подушечек уроненное на стол рисовое зёрнышко.       — Донён-хён мой… друг.       Что-то острое кольнуло под рёбра, и Ренджун закусил щёку. Вот как. У Джено появлялись друзья, которых он не знал, даже не видел ни разу в лицо. Да и друзья ли? Может, он виделся с кем-то особенным, но рассказывать не хотел? Мысль эта была неуютной, словно случайно проглоченная абрикосовая косточка — ни вдохнуть, ни выдохнуть.       — Вот как, — Ренджун схватил палочки, но есть не стал. — Было бы здорово с ним познакомиться. Может, сходили бы вместе куда-нибудь.       — Нет! — Джено почти вскочил, и Ренджун вздрогнул, ошарашенный внезапной резкостью.       Это было неожиданно больно, даже слёзы навернулись на глаза, но Ренджун упрямо сморгнул их. Джено никогда на него не кричал. А тут, из-за этого Донёна аж вскинулся весь, загорелся. Похоже, выглядел Ренджун и правда обиженным, ведь Джено выдохнул сдавленно, замахал руками.       — Я… не имел в виду так. Просто Донён-хён, он…       Лицо его исказилось вдруг дискомфортом, Джено подскочил, затыкая себе рот, и выбежал из кухни, скрываясь в туалете. Все обиды были тут же забыты — Ренджун охнул обеспокоенно, тоже вставая:       — Ты в порядке? Что-то не то съел?       Когда Джено выполз из уборной, бледный и несчастный, он усадил его на диван и долго отпаивал водой. На предложение таблеток Джено скрутило повторно, и от вызова скорой Ренджуна остановила лишь чужая крепкая, почти болезненная хватка на талии. Джено тихонько проскулил, утыкаясь лицом в изгиб его шеи, и Ренджун погладил по спине, ощущая, как чужие объятия становятся мягче, а дыхание выравнивается.       Не то, чтобы Ренджун был против новых друзей, но Джено был интровертом с того самого первого дня, когда Ренджун — тогда ещё робкий, едва умеющий пару слов связать по-корейски, — уселся с ним рядом за парту, и тот поделился с ним учебником, солнечно, молчаливо улыбнувшись. Ренджун подумал в тот день, что Джено милый и очень заботливый, и тут же захотел позаботиться о нём в ответ. Но как-то так вышло, что именно Джено продолжал о нём заботиться: привел в компанию своих друзей, где Ренджун наконец смог перестать чувствовать себя чужим и пришлым, и понял, каково это, когда тебя искренне любят. Донхёк и Джемин были хорошими друзьями. Настоящими. Но для Ренджуна Джено всё равно остался самым, самым хорошим и настоящим из всех. За прошедшие годы Ренджун выучил лучшего друга до последней чёрточки, до каждого волоска, до самой мимолётной лёгкой эмоции, отражающейся на его лице. А теперь что-то в Джено неуловимо менялось.       Мог ли он перерасти эту дружбу? Переступить через Ренджуна, оставить его позади?..       Когда они выпустились из школы, то поступили в один университет, хотя и на разные факультеты — удачно было пройти стажировку в ведущую IT компанию, и не смотря на то, что они снова оказались в разных отделах, обеденные перерывы проводили вместе. Потом грянула эпидемия, всех перевели на удалёнку, и график встреч снова перестроился: Ренджун даже подумывал о том, чтобы сменить эту дерьмовую квартирку на что-то поприличнее, если удастся уговорить лучшего друга съехать от родителей и стать своим соседом. Джено — настоящий Телец, что с него взять — по одной лишь одному ему известной причине упирался, хотя и продолжал мечтать о самостоятельной жизни. И раньше это было, пожалуй, единственным, где его мягкий характер давал сбой — а теперь ровно так же Джено упирался, когда речь шла о его новых знакомых. Но Ренджун не был бы собой, если бы так просто это оставил. По праву лучшего друга он собирался выяснить, что с Джено происходит, хотел тот этого или нет.              Ключами они обменялись ещё на первом курсе: родители Джено считали Ренджуна своим вторым ребенком и в голодные студенческие времена всегда передавали домашние полуфабрикаты, кимчи и закуски. Ренджун, связавшись с миссис Ли, заранее выяснил, что ни её, ни мистера Ли дома не будет — они уже вышли в офис, в отличие от работающих в сфере IT Ренджуна и Джено, и осуществлению планов помешать не могли. А ещё Ренджун узнал вот что: Джено собирался съезжать. Он уже выбрал квартиру, с которой ему помог «Донён, такой приличный молодой человек». И подобное уже не лезло ни в какие ворота: эти двое явно встречались, а Ренджун уже в школьные времена выяснил, что лучший друг, в отличие от него, одинаково привлекательными находящего и девушек, и парней, предпочитал последних. С того момента Джено так и не начал встречаться ни с кем, предпочитая проводить время с компанией своих друзей и с Ренджуном в особенности, и Ренджун немножко привык к тому, что почти всё чужое внимание принадлежит ему.       А теперь Джено познакомился с парнем, сумевшим стать для него особенным, и собирался с ним съехаться. И Ренджун даже не мог определиться, что именно здесь было самым тяжёлым: тот факт, что для Джено он больше не был таким важным человеком, или то, что вдруг оказался совершенно не в курсе жизни лучшего друга. Ренджун ведь хотел для него только самого лучшего, только счастья — даже если Джено собирался вычеркнуть его из своей жизни. Но неужели он не заслуживал хотя бы честного разговора?       Джено стоило брать нахрапом, и Ренджун, дрожащей рукой открывая чужую квартиру, думал о том, что вряд ли сможет сдержаться и не заплакать, если снова натолкнется на нежелание говорить. Боже, почему это было внезапно так сложно? Говорить с Джено всегда казалось самой простой и естественной вещью, что он делал, а теперь всё менялось.       Обстановка внутри была привычной: ряды обуви на полке в прихожей, большое зеркало, когтеточка. Соль, сидящая на тумбочке с ключами, сонно потянувшись, уставилась на вторженца сияющими глазами и прижала уши, когда Ренджун погладил её по голове.       — Привет, сладкая, — пробормотал Ренджун. — Где ДженДжен? Опять у себя код пишет, обложившись банками колы?       Соль мурлыкнула и зажмурилась, и Ренджун вздохнул, нехотя стягивая ботинки. Сердце стучало в горле, и ладошки противно потели. Что, если Джено скажет ему убираться? Нет, этого просто не могло быть: речь ведь шла о Джено, его лучшем друге, слишком добром для того, чтобы намеренно сделать больно. Бесшумно скользнув по коридору, Ренджун толкнул знакомую дверь и застыл на пороге.       Джено и правда был там, но он вовсе не занимался кодом. В ладони его лежал прозрачный пластиковый пакет с чем-то красным, и испачканные губы жадно сжимались на отрезанном уголке. Он обернулся и глаза его комично расширились. Радужка его глаз была багряной, она словно светилась. Пульсировала. Холодная, как расколотый рубин. Чужой рот приоткрылся, и пакет выскользнул, глухо шлепаясь на пол. Металлический резкий запах ввинтился в сознание, и Ренджун на переферии зрения увидел, как по светлому ламинату растекается густая лужа, но смотреть на неё не мог. Там, между приоткрытых губ лучшего друга он видел два острых клыка, испачканных чужой кровью.       Этот тонкий звук, кажется, Ренджуну не принадлежал — он был слишком жалким, дрожащим, и Джено побледнел ещё больше. Он закрыл рот, потом открыл снова, будто не зная, что должен сказать, и тогда ренджунов мозг выдал первое, что пришло ему на ум:       — Ты вампир?       Осознание глупости этой киношной фразы ударило Ренджуна взрывной волной, он рассмеялся истерично, задыхаясь, и выражение лица Джено стало ещё более взволнованным. Он встал, протягивая руку, но тут же отдернул её, когда Ренджун вздрогнул, уставившись ему под ноги. Джено стоял прямо в луже начинающей сворачиваться крови, пропитывающей его белые носки, и это всё больше начинало походить на какой-то трешовый фильм ужасов.       — Ренджун, я всё объясню!       Что же. Объяснять тут и правда многое стоило, но, отойдя от первичного шока, Ренджун выпалил, удивляя самого себя:       — И когда ты собирался рассказать мне, что переезжаешь со своим парнем?       — Ренджуни, я правда собирался рассказать… Подожди, что? С парнем? С каким парнем? — друг раздосадованно нахмурился и качнулся, переминаясь с ноги на ногу, пачкая носки ещё больше.       Часы на стене тикали оглушительно громко. Ренджун сглотнул, силой воли отрывая взгляд от пятна на полу, прошёл в комнату и сел на кровать:       — С твоим, — процедил он, — которого Донён зовут. Это и правда кровь? Что вообще происходит?       — Ты… не боишься меня? — пробормотал Джено, неловко делая шаг вперёд, оставляя кровавый отпечаток на полу, и Ренджун передёрнул плечами.       Выражение лица лучшего друга ему категорически не нравилось: Джено смотрел так, будто вот-вот готовился заплакать, губы у него дрожали и ресницы часто-часто моргали. Плакал Джено редко, и каждый раз это разбивало Ренджуну сердце. И хотя этот Джено — красноглазый, с перепачканным ртом и заломанными в волнении пальцами, — был ему непривычен, он всё равно оставался Джено.       — Если ты не собираешься сожрать меня, то всё окей, — преувеличенно бодро объявил Ренджун, склоняя голову в сторону. Сердце в груди потихоньку успокаивалось, и он принялся мять забытую на покрывале мягкую игрушку-медведя, которую когда-то сам другу и подарил.       — Мы не едим людей, — фыркнул Джено, наконец снимая испачканные носки и усаживаясь осторожно рядом. На разлитую по полу кровь он старался не обращать внимания. — Можно пить кровь только у тех, кто захочет отдать её добровольно. А здесь, в пакете, свиная кровь. Ещё можно немного сырого мяса, — закончил он едва слышно, застенчиво. — И Донён-хён мне не парень.       — Так вот почему тебя тошнило после моей еды! — Ренджун ухватил его за руку, и Джено мягко сжал в ответ ладонь. Было бесполезно спрашивать, зачем же он ел карри с говядиной и рис: вразумительного ответа он всё равно бы не дал, как обычно пожал бы плечами и улыбнулся.       — Как это произошло? Ты теперь бессмертный? И серебра боишься? И солнца? Это Донён тот тебя обратил? Боже, у меня голова идёт кругом. А эти зубы… Я их не видел, когда ты приходил. Они что, как у змеи, выдвижные? — Ренджун подался ближе, ухватил чужой подбородок, чтобы посмотреть, и Джено ойкнул, едва не соскальзывая от неожиданности с кровати.       — Сколько вопросов сразу, — рассмеялся он, позволяя заглянуть себе в рот и даже потрогать не успевший втянуться клык. — Да, они выдвижные, что-то вроде этого. Соединены с железой. Донён-хён потому не разрешает мне питаться при ком-то из-за того, что я плохо контролирую их и то, как выделяется секрет. И я не бессмертный, просто регенерация теперь хорошая. Лет до ста без проблем дотяну. Серебра не боюсь, просто пирсинг из него жжется, и ещё я обгораю быстро.       — Этот хён что, кто-то типа твоего вампирского ментора? — хмыкнул Ренджун, силясь уместить в голове всю ту новую информацию, что обрушилась на него. — И как давно ты… такой? И убери уже свой обед, я прошу тебя. Он пахнет.       Поспешно схватив пачку бумажных полотенец, Джено опустился на колени и принялся тереть начавшую засыхать лужу.       — Донён-хён сбил меня на машине. Это была случайность, я сам виноват: не посмотрел по сторонам, а в ушах были наушники. Я упал неудачно, сломал позвоночник, — монотонно пробормотал он. — Я бы умер в тот вечер. Но Донён-хён обратил меня. И теперь я… вот такой.       — Мне так жаль, Джено, — едва слышно уронил Ренджун.       Он спустился рядом, обхватил его со спины. В горле стоял противный комок, и глаза резало. Какими же ужасными были для него те прошедшие две недели?       — Но почему ты ничего не рассказал мне?       — Мне было страшно, — прошептал Джено, и плечи его поникли. — Как я мог рассказать такое? Что я теперь питаюсь кровью, не могу есть нормальную пищу и вынужден привыкать к тому, что все мои чувства обострились настолько, что иногда невозможно даже думать.       — Я всегда буду на твоей стороне, — тихо, но твёрдо уронил Ренджун. — Вампир ты или ещё кто — для меня это не имеет значения. Ты всегда будешь моим лучшим другом.       Джено вздрогнул, и прохладная ладонь его накрыла ладонь Ренджуна, ласково погладила.       — Спасибо, Ренджуни, — грустно сказал он. — Не знаю, что стал бы делать, если бы ты сказал, что больше не хочешь видеть меня.       Нет, Ренджун совсем не ревновал Джено к этому Донён-хёну, просто ему надо было удостовериться, что новый знакомый и правда такой хороший человек (вампир?) как о нём говорят. Уговаривал лучшего друга их познакомить он неделю — Джено, как обычно, сопротивлялся, но в конце концов сдался. Потому что от Ренджуна ещё никто не уходил, особенно, когда вопрос был для него принципиальной важности. Вот так и получилось, что теперь он сидел в самом обычном кафе (и что они тут смогут заказать, интересно?) и жутко нервничал. Как раз в тот момент, когда Джено отправился взять им двоим зелёный чай — видимо, себе в качестве прикрытия, — к столику подошел высокий темноволосый парень с аристократичным лицом, одетый в джинсы, классическую рубашку и пальто. С виду он казался холодным, почти высокомерным своей утонченной красотой, но когда мягко улыбнулся и помахал Джено, стоящему у стойки, впечатление это разрушилась. Пожалуй, теперь Ренджун начинал понимать, что такое лучший друг находил в этом Донён-хёне: тот был жутко милым, и покраснел, когда Ренджун склонился ниже над столом, чтобы шепнуть:       — Привет, хён. Я знаю, что ты тоже вампир. Я рад с тобой встретиться, Джено много о тебе рассказывал.       — Надеюсь, только хорошее, — хмыкнул он, пожимая плечами и улыбаясь. — Джено хороший ребёнок, послушный. Мне повезло, что жизнь свела меня именно с ним: будь на его месте кто-то другой, это могло доставить мне немало неприятностей сверх тех, на которые я сам себя обрёк неосторожностью.       — В этом не было твоей вины, хён, — Джено поставил стаканчики с чаем на стол и сел рядом с Донёном. — Я сам выскочил на дорогу. Тут даже твои рефлексы улучшенные не сработали бы.       Ага, вот теперь он выбирал сторону. И сторона эта была не ренджунова. Пожалуй, потому Ренджун сложил на груди руки и ровно, язвительно переспросил:       — Неприятности? Я думал, что настоящими неприятностями было бы убить моего лучшего друга, разве не так?       Донён, застигнутый врасплох внезапным холодом в чужом голосе, огорчённо улыбнулся уголком рта. Плечи его поникли и пальцы принялись комкать салфетку, лежащую на столе.       — Ты прав, — сказал он, и вдруг посмотрел Ренджуну в глаза, прямо и честно. — Если бы я убил человека, то отправился бы в тюрьму. А так отделался взысканием со стороны начальства и кучей бумажной волокиты, связанной с новообращенным.       — Но разве вам это не привычно — убивать людей?       Ренджун не знал, откуда в нём взялась эта жестокость, но остановиться не мог. Этот вопрос терзал его уже несколько дней, с того момента, как он узнал о новом состоянии лучшего друга, и теперь прорвался наружу. Джено удивлённо, расстроенно охнул, и если бы Ренджуну не было так важно получить ответ, он обязательно сдал бы назад и попытался перевести всё в шутку.       Они были опасны. Эти существа, питающиеся кровью, с повышенной регенерацией, чудовищно чувствительными рефлексами и выдвижными змеиными клыками.       — Нет. Мы никого не убиваем, — взгляд Донёна остался ровным и открытым. — И кровь пьём животного происхождения: обычно свиную, она ближе всего к человеческой. Исключение составляет только тот случай, когда Донор хочет поделиться кровью, но это совершенно безопасно, если соблюдать правила.       — Да кто захочет делиться своей кровью добровольно? — фыркнул Ренджун. — Скажи честно: сколько денег вы готовы отдать, чтобы нашёлся желающий?       — Как правило, это бесплатно, — Донён склонил голову в сторону, и нечто тёмное, азартное мелькнуло в его глазах. — Разве Джено тебе не говорил? Это очень приятно.       Джено, сидящий весь диалог с лицом бледным, нервно тряся ногой под столом, застыл, когда всё внимание оказалось обращено на него.       — Я говорил, что в клыках есть секрет, который выделяется в кровь при укусе, — пробормотал он, глядя куда-то вниз и в сторону.       Донён кивнул:       — Этот секрет способен вводить человека в состояние эйфории, затмевать боль от укуса. Он безопасно выводится из крови, не влияет на состояние здоровья Донора и не вызывает привыкания. Мы его называем любовным ядом, потому что чаще всего Донором для вампира становится его любовник, — сердце в груди ёкнуло, и Ренджун ощутил, как под чужим внимательным взглядом щёки начинают гореть.       Могло ли это и правда быть так приятно, как Донён говорит? В голове тут же нарисовалась картинка, как Джено прижимается губами к изгибу шеи, и его бритвенно острые зубы прокалывают кожу там, где явно частит пульс. Но всё, что Ренджун может чувствовать, это яркое, томительное наслаждение.       — Ох, вот как, — бесцветно пробормотал он, хватая свой стаканчик с чаем, чтобы спрятать за ним пылающее лицо. — Это многое объясняет. Хён, ты не подумай ничего такого: Джено ведь мой лучший друг, и я за него волнуюсь. Вдруг он попал бы в неприятности?       — Я понимаю, Ренджуни, — тепло улыбнулся Донён. Плечи его расслабились, он поёрзал на сидении, устраиваясь удобнее, запустил пальцы в волосы, откидывая их ото лба. — Ты всегда можешь смело задавать мне любые вопросы, хорошо? Только никому не рассказывай о нас.       — Я и не думал. Да и кому я стал бы о таком говорить? Меня же примут за сумасшедшего, — хмыкнул Ренджун, оставляя чай.       И хотя щёки его всё ещё жглись румянцем, под чужим спокойным, доброжелательным взглядом становилось спокойнее. Пожалуй, если именно Донён был ментором Джено, Ренджун мог с этим смириться.       Любопытство сгубило кошку. Но вот Ренджун у себя ни хвоста, ни ушей не наблюдал, и поэтому рассчитывал на то, что с ним какая-то скверная история не приключится. Ему было жутко любопытно. Нестерпимый зуд в голове терзал его вот уже пару дней, и вылился прямо посреди спокойного просмотра фильма вместе с Джено.       — Я хочу, чтобы ты укусил меня, — объявил Ренджун, нервно облизывая губы.       Джено, оторвав взгляд от экрана, глупо и очаровательно моргнул. Лицо его побледнело, потом покраснело, и глаза расширились:       — Что? — пискнул он, в защитном жесте натягивая плед повыше, и Ренджун развернулся к нему целиком, ухватил за крепко сжатую на ткани в кулак ладонь.       — Джено, укуси меня.       — Нет! — он вскрикнул громко, заставляя поморщиться. — Нет, ни за что! Ренджун, ты что, с ума сошел? Как я могу…       — Зубами, как ещё, — цыкнул Ренджун раздражённо. — Донён-хён ведь явно тебе тренинг проводил, правила там всякие рассказывал. Ты ведь не причинишь мне вреда? Ну пожалуйста, Джено! Мне очень-очень интересно, правда ли это так приятно, как хён говорил.       — Я сказал, нет, — глухо отрезал Джено, и брови его нахмурились. — Я не могу.       — Ну почему? — досада клокотала внутри, Ренджун сел на кровати и насупился.       Джено сглотнул. Взгляд его метался по чужому лицу так, будто пытался найти там что-то, но всё никак не находил. Он вздохнул и наконец ответил:       — Потому что ты мой лучший друг.       Чёрт, это начинало действовать Ренджуну на нервы! Он почти прорычал, когда ухватился за дженово плечо и крепко сжал его в пальцах:       — Именно поэтому ты должен сделать это. Я доверяю тебе, Джено. Да и кого ещё я могу попросить о таком? — он подобрался ближе, оседлал чужие бёдра.       Джено смотрел пристально, и будто даже не дышал. Скулы его розовели и зрачки сделались огромными, затопили радужку. Ренджун чувствовал: Джено тоже хотел этого, но колебался. Надо было надавить ещё чуть-чуть.       — Если ты не захочешь, я попрошу Донён-хёна. Думаю, он мне не откажет.       При звуке чужого имени Джено нахмурился, губы его сжались в тонкую полоску и челюсть заострилась, и руки вдруг легли Ренджуну на бёдра.       — Ты правда хочешь этого? — спросил он, облизываясь. — Будет больно.       — Но потом ты ведь сделаешь мне хорошо? — Ренджун склонил голову в сторону, и Джено выдохнул коротко, зажмурился на мгновение, и когда открыл глаза, радужки его заметно окрасились багрянцем.       — Ты правда уверен? — шепнул он. — Ренджун, послушай…       — Я тебе доверяю, — притянув его в объятие, Ренджун погладил Джено по голове, будто ласкал ребенка. — Я знаю, что ты сможешь обо мне позаботиться.       Что-то будто переменилось в Джено, он сжал руки крепче, прижимая Ренджуна к себе, и дыхание его отпечаталась тёплой влажностью на коже.       — Тогда… сейчас?       Ренджун кивнул, и в ту же секунду ощутил, как чужой горячий язык скользнул по чувствительному месту в изгибе шеи. Его пробило сладкой судорогой, но отстраниться и спросить, зачем это было нужно, Ренджун не успел: обжигающая, острая боль резанула кожу, распространилась онемением на всё плечо и шею — она сменилась столь жаркой, тяжёлой волной сладости, что стыдный всхлип вырвался наружу. Ренджуна било крупной дрожью, и каждый нерв натянулся до предела. Всё внутри перекручивалось блаженством на грани с болью, и до того, как Ренджун успел сообразить, что происходит, он вдруг кончил, вскрикнув и задыхаясь. Волна удовольствия схлынула, будто цунами, отступая, и снова навалилась на него, погребла под собой — сильнее, чем в прошлый раз, почти заставив потерять сознание, и Ренджун выгнулся в чужих руках, до боли вцепляясь в плечи, и Джено глухо простонал ему на ухо. Он шептал что-то, но Ренджун не мог разобрать ни единого слова в этих вспышках перед глазами. Там, внизу, он был совершенно твёрдым.       В разгоряченном своём безмыслии Ренджун подался вниз, срывая громкий стон, ещё и ещё, пока хватка чужих нежных рук не стала почти удушающей, и Джено не дёрнулся всем телом, а потом застыл. Ладони его, дрожащие и мягкие, продолжали поглаживать по спине, и от ласки этой Ренджун разомлел окончательно, уложил голову ему на плечо и закрыл глаза. Слышно было, как часто бьётся в ушах сердце, нехотя, медленно успокаиваясь, и блаженная слабость заставляет конечности наливаться тяжестью.       — Ренджуни, всё хорошо?       Он кивнул, не в силах произнести ни слова, и тогда Джено отодвинулся, заставляя недовольно промычать. Приоткрыв глаза, Ренджун увидел, что друг смотрит прямо на него — Джено был раскрасневшийся, влажно блестящий рубиново-красными глазами с угольной чернотой зрачка. На нижней губе его лежало два острых клыка, и сладкая посторгазменная дрожь пробрала Ренджуна от одной лишь мысли о том, что пару минут назад они были в нём.       — Давай уложим тебя, — хотя двигаться совершенно не хотелось, он позволил Джено устроить себя на постели, накрыв одеялом почти до самого подбородка. — Сейчас ты наверняка ощущаешь слабость, но через пару часов всё пройдёт. Поспи.       — Не уходи, — с трудом разлепив губы, шепнул Ренджун. Он вытащил руку, шевельнул просяще пальцами, и Джено поймал их в свою ладонь. — Ложись со мной.       В чужом лице было так много — щемящая нежность, и грусть, и что-то, названия чему Ренджун не знал. Джено колебался несколько долгих секунд перед тем, как откинуть в сторону одеяло и лечь рядом. Руку он не отпустил, и вместо этого продолжил задумчиво поглаживать большим пальцем. Так Ренджун и уснул, упёршись лбом в обтянутое майкой плечо и прислушиваясь к тихому звуку чужого дыхания. Проснулся он уже вечером, совершенно один в квартире, и от прошлой слабости оставалось лишь чувство лёгкости и голод, а ещё странное давление в груди от мыслей о том, что Джено ушёл, так и не дождавшись его пробуждения.