Любовный яд для лучшего друга

      Это было совсем не в духе Джено — вот так уходить, не оставив и записки, — и потому Ренджун почти не удивился, когда на звонок ему никто не ответил. Всё в последнее время шло кувырком. Пожалуй, он и правда поступил опрометчиво, предложив себя укусить: но кто знал, что эффект может быть подобным? И что делать было с тем, что Ренджун вовсе не чувствовал сожалений от того, что кончил, сидя на своём лучшем друге? Вдобавок в голове снова всплыли непрошенные мысли о том, каково было бы ощущать чужие губы на своих, и как нежно и крепко Джено мог обнимать — Ренджун благополучно пережил этот период ещё в старшей школе, когда за одно-единственное лето, проведенное порознь, Джено вдруг вырос и стал шире в плечах, и приобрел такое неуловимое очарование мужественности, что шанса не влюбиться в себя не оставил. Тогда Ренджун сделал всё, чтобы так о лучшем друге не думать, даже начал встречаться с девушкой, но забыть о том, как сильно хочется его поцеловать смог только год спустя. Плохой тогда был период. Джено на него будто бы обижался, и одно время, когда Ренджун переживал особенно мучительный кризис своей болезненной влюбленности, даже не пытался с ним разговаривать.       Так что Ренджун его сейчас понимал. Это не было странным: то, что Джено вот так отстранился вдруг — их отношения претерпевали очередные сложности, что для дружбы было, пожалуй, естественным. Хотя сейчас Ренджун осознавал, что виноват в сложившейся ситуации целиком и полностью. Наверняка Джено ощущал себя отвратительно, невольно поучаствовав в сексуальном акте с ним, и Ренджун просто хотел извиниться. Со своими нечаянно проснувшимися чувствами он разобрался бы как-нибудь позже. А пока надо было срочно спасать их дружбу.       Первоначальный план состоял в том, чтобы снова пробраться в квартиру, где жил Джено. Но он дал трещину ещё на первом этапе: миссис Ли с удивлением и сочувствием сообщила, что Джено успел съехать. Ещё с утра Донён помог ему перенести коробки в припаркованный под домом грузовичок, и они уехали. Адреса миссис Ли не помнила, а на звонки Джено не отвечал. И если бы Ренджун не был его лучшим другом и не знал Джено как облупленного, то мог бы подумать, что тот попросту занят переездом. Но Джено всегда отвечал ему раньше. Даже если ехал, утрамбованный в автобусе в час пик, сидел мокрый и намыленный в душе или вообще видел пятый сон.       В общем, затею пришлось отложить до появления новых путей её реализации, и Ренджун места себе не находил эти три дня, что Джено продолжал его игнорировать. Может, он и правда решил, что им общаться больше не следует? Нет, Ренджун отказывался принимать тот факт, что их более чем десятилетняя дружба могла закончиться вот так. Он хотел хотя бы поговорить. И если Джено не пожелал бы его больше видеть, то постарался бы смириться с этим — если и правда так мог сделать лучшего друга счастливым.       Решение нашлось само собой, и Ренджун удивился, как сразу не подумал об этом. Донён-хёна он добавил в Инстаграмме уже после первой встречи в кафе, закончившейся на очень приятной ноте: они разговорились о фотографии и искусстве, и Ренджун обнаружил, что с вампирским ментором Джено у него было не так мало общего. Донён-хён говорил ему обращаться, если будут какие-то вопросы касательно вампиров и всякого разного, ведь так? Он-то уж точно знал, где мог находиться Джено, хотя и не факт, что стал бы информацией делиться. Но не попробовать Ренджун не мог: он почти не спал от беспокойства вот уже третью ночь, и четвертой точно не вынес бы.       Донён ответил быстро, так, будто ждал, когда Ренджун ему напишет, и тут же скинул адрес, и в результате Ренджун трясся в автобусе до того, как успел подумать, стоит ли решать сгоряча и бежать к лучшему другу сразу же, как только узнает его местоположение. Потому он и застопорился у входа, захваченный ураганом собственных чувств: на Джено он сердился из-за того, что тот не брал трубку, беспокоился за него и страшно переживал из-за всей ситуации. Сердце грохотало так, что закладывало уши. Ренджун прижался спиной к стене прямо у чужой двери, зажмурил глаза и постарался дышать ровнее, представляя встречу. Что ему следовало сказать? Попробовать вести себя как обычно? Извиниться? Перевести всё в шутку?       Боже, почему это было так сложно?       Он погрузился в свои мысли столь глубоко, что едва не упал от неожиданности, когда вдруг раздался стук, а потом оглушительный стекольный звон. Дезориентированно Ренджун огляделся и увидел, что на площадке стоит его лучший друг. Джено выглядел неважно, так, будто совсем не спал эти три дня, что они не виделись: под глазами его залегали тёмные круги, волосы стояли во все стороны и кожа приобрела зеленоватый землистый оттенок. Под ногами его лежал порванный мусорный пакет, из которого поблескивали стеклом бутылки.       «Текила», — прочитал машинально Ренджун. Он выпрямился и сложил на груди руки.       — Я думал, тебе нельзя такое, — голос его прозвучал ядовито, резко — Джено поджал губы и опустил голову, как провинившийся щенок, пойманный с погрызенным тапком.       — Нельзя, — он склонился и принялся запихивать бутылки в пакет. — Но это не самое худшее из того, что мне нельзя, а я всё равно делаю.       — Нам надо поговорить, — сказал Ренджун, и Джено кивнул.       — Проходи. Там… немного неубрано. Я сейчас, — он направился вниз по лестнице, и Ренджун, бросив короткий взгляд на чужую широкоплечую фигуру, тихо вздохнул и вошёл в открытую дверь.       В коридоре было нагромождение коробок. Осторожно обойдя их, Ренджун прошел в кухню. Оставаться в комнате, где у Джено стояла кровать, он чувствовал себя не в праве, и потому сел на стул, расстегнул куртку и принялся разглядывать обстановку. Не смотря на то, что съезжал Джено в спешке — в груди укололо остро, но Ренджун лишь отмахнулся, — с апартаментами ему повезло. Это была уютная меблированная однушка в спальном районе, с напичканной техникой кухней и большой спальной комнатой. Ренджун вот снимал квартиру попроще, и полы там уже были скрипучими, а душ частенько начинал течь — за прошедшие два года его пришлось трижды ремонтировать, благо, арендодательница расходы по вызову мастера покрывала. На самом деле, Ренджун был рад, что Джено наконец-то стал жить отдельно: он всегда хотел этого, и мечтал о том, что никто не будет дергать его по вечерам и позволит смотреть кино или резаться в стрелялки, а ещё не надо будет в сотый раз объяснять в чём же разница между работой за компьютером и отдыхом за ним же.       Входная дверь глухо хлопнула, вырывая Ренджуна из мыслей. Джено возник в проёме, всё такой же бледный, комкающий в пальцах края рукавов.       — Привет, — сказал он. — Я… мне очень жаль, Ренджун. Прости.       Что-то твёрдое внутри вдруг треснуло, надломилось, и Ренджун сам не понял, как вскочил. Слёзы резали глаза, не давали вдохнуть.       — Почему ты ушёл тогда?       Джено сглотнул, открыл рот, потом закрыл. Лицо его побледнело ещё больше, и ресницы заморгали часто-часто.       — Прости, — повторил он. — Я не думал, что ты захочешь видеть меня после того, что было.       — Я? Это ты не брал трубку всё это время, — от удивления Ренджун даже перестал плакать. — Как, по-твоему, я себя чувствовал после того, как ты вдруг перестал отвечать на мои звонки и сообщения, а потом вообще переехал? — в два шага он преодолел расстояние между ними, сжал чужое запястье так, будто Джено мог снова уйти. — Я что, совсем ничего для тебя не значу? Неужели было так сложно сказать…       — Ренджун, я больше так не могу, — вдруг глухо уронил Джено, и сердце в груди оборвалось, упало вниз, пробивая себе путь через все семь этажей. — Я больше не могу дружить с тобой, не после того, что было.       Больно. Слышать это было так больно, словно кусок вырезали наживую — Ренджун отшатнулся в сторону, но Джено ухватил его, и мрачное отчаяние проступило решимостью в его лице.       — Разве мог я вести себя, как раньше? — медленно проговорил он. — Когда я обратился, мне и так стало в сотню раз сложнее. Я чувствовал твой запах. Биение крови под твоей кожей. А сейчас я знаю её сладкий вкус, и обязательно захочу ещё, — он пробежался пальцами по шее, и всё тело отозвалось жаром воспоминания. Ренджун ощутил, как ноги его подгибаются, упёрся ладонями в чужие широкие плечи, но Джено не дрогнул. — Я был так счастлив просто дружить с тобой, но теперь не могу не думать о том, что хочу касаться тебя, слушать те звуки, которые ты издаёшь, когда тебе хорошо, и представлять, как раскрываются твои губы, словно просят поцелуя, — забормотал он, и вдруг склонился, носом утыкаясь в макушку. — Я ужасный друг, Ренджун. Я продолжал любить тебя все эти годы, хотя и смирился с тем, что никогда не смогу стать для тебя парой. Но теперь я не могу так больше. И это сводит меня с ума.       Ренджун застонал от облегчения и восторга, повис в чужих объятиях. Боже, неужели это и правда ему не снилось? Джено, разделяющий его чувства. Не в силах выговорить ни слова, Ренджун обхватил его шею, чтобы столкнуться с Джено губами, и тот охнул удивлённо, позволяя проникнуть себе в рот, делая поцелуй крепче. От этой невыносимой сладости вело, и голова кружилась. Ренджун не сразу понял, что Джено ему отвечает не менее горячо. Он сорвал с себя куртку, чтобы прижаться ближе, позволить жадным рукам огладить спину.       — Я… не понимаю, — шепнул Джено, отрываясь, и глаза его были нежными, беспомощно влюблёнными.       И как Ренджун мог раньше не замечать?       — Я тоже люблю тебя, глупый. Вообще-то я влюбился в тебя в первый раз ещё в старшей школе. Думал, что смог окончательно забыть эти чувства. Но не вышло, — улыбнулся он перед тем, как снова прижаться к этим невыносимо прекрасным губам.       Чужой реакцией его снесло, словно взрывной волной: Джено застонал, прижимая его к стене рывком, вышибая дух.       — Можно мне прикоснуться к тебе? — задыхаясь, попросил он, и Ренджун кивнул, стукаясь головой о стену, когда Джено вдруг накрыл ладонью его ширинку.       Удовольствие пронзило его электричеством, заставляя выгнуться и захныкать, и Джено, метя лихорадочными поцелуями шею, вдруг вскинул голову:       — Хочешь я… — он сглотнул, кусая раскрасневшиеся, зацелованные губы, — спущусь вниз?       — Вниз? — переспросил Ренджун, моргая.       Возбуждение туманило рассудок и делало мысли заторможенными. Похоже, Джено тоже понял это: он опустился медленно на колени, и пальцы его погладили вверх вдоль бёдер. Румянец обжёг щёки, Ренджун закрыл лицо, не в силах перестать вздрагивать всякий раз, когда чужие руки мучительно приятно касались его. Ещё вчера он только мог надеяться на то, что лучший друг не выгонит его, а теперь тот стоял перед ним на коленях и предлагал…       Перехватив его свободную ладонь, Джено лизнул её широко, глядя тяжёлым, сладким взглядом, и больше Ренджун не мог терпеть.       — Да. Да, пожалуйста, — пробормотал он срывающимся голосом, и тогда Джено расстегнул молнию на джинсах, а потом стянул их вместе с бельём.       Твёрдый, блестящий от смазки на головке член прижался к животу — было стыдно, насколько возбуждённым Ренджун стал всего лишь от пары минут поцелуев, но Джено выглядел ничуть не лучше. Притиснув его бёдра к стене, он обхватил горячими, длинными пальцами у основания члена, накрыл губами головку, закружил вокруг неё языком, а потом скользнул ниже, позволяя проникнуть себе в горло. Он явно старался, и получалось слишком хорошо — Ренджун не был ревнивцем, но не смог не задуматься о том, где Джено мог такому научиться. Мысли об этом быстро стёрлись под натиском наслаждения. Ноги держали плохо, и Ренджун ощутил, как с каждым чужим движением дрожь его становится всё сильнее, чем ближе он подбирается к краю блаженства. Джено вдруг сглотнул и кинул взгляд вверх — радужка его наливалась тёмным багрянцем, и Ренджун вскрикнул, кончая так сильно, что на мгновение весь погрузился в бархатную темноту. Он только тихо, расслабленно вздохнул, когда Джено подхватил его на руки, уложил на что-то мягкое, а потом снял скомканные штаны, мешающиеся у щиколоток. Пошевелившись, Ренджун перевернулся на бок, притянул Джено к себе на кровать и потребовал:       — Раздевайся.       Он не ожидал, что чужое лицо вдруг вспыхнет румянцем: Джено отвернулся, стягивая через голову толстовку, и принялся развязывать джоггеры. Пальцы его заметно тряслись, и Ренджун уложил руку на них.       — Я помогу.       Чужой взгляд жегся, словно касание солнца. Он всё ещё был неверящим, восхищённым и испуганным — эта потрясающая смесь посылала искры возбуждения бежать вдоль позвоночника. Ренджун улыбнулся, когда Джено попытался прикрыться, оказавшись обнажённым. Он улёгся рядом, и будто боялся даже дышать, и всё глядел, неотрывно и счастливо.       — Ты давно ел? — спросил Ренджун, приглаживая его растрепанные волосы, и Джено подался навстречу ласке.       — Вчера, — шепнул он. — От алкоголя меня тошнило, поэтому есть смысла не было. На самом деле, вампиром быть отстойно: ты даже не можешь как следует напиться.       Цыкнув раздражённо, Ренджун поддел его подбородок, заставляя взглянуть себе в лицо.       — Ты должен питаться хорошо. Обещаешь?       Кажется, сейчас Джено был готов пообещать что угодно: он кивнул, и потянулся за поцелуем, который Ренджун с радостью предоставил, ненавязчиво спускаясь ладонью ниже, чтобы обхватить член Джено, заставляя охнуть и податься навстречу.       — Хочешь трахнуть мои бёдра? — горячо прошептал Ренджун на чужое порозовевшее ухо, и Джено заскулил, роняя голову ему на грудь. Касание его горячего рта отпечаталась чуть ниже левой ключицы, там, где ворот джемпера был ослаблен, запуская механизм колючих мурашек.       — У тебя есть лубрикант? — Джено упёрся локтем в постель, и в лице его отразилось смятение. — Хотя бы крем какой-нибудь? Лосьон?       — Сейчас, — он поднялся и нервно принялся вытряхивать содержимое ближайшей коробки.       Повезло ему только на третьей, когда Ренджун уже начинал терять терпение. Хотя обнаженный Джено был пленительным зрелищем, хотелось чего-то большего — он улыбнулся, когда тот, наконец, развернулся, сияя от радости, и продемонстрировал небольшую упаковку лосьона для тела. Забавно. Ренджун подарил его Джено месяц назад, когда из-за начала отопительного сезона у того стала сушиться кожа, а теперь они собирались использовать лосьон для того, чтобы заняться сексом. Ох, боже, от этого шла кругом голова. Не дав себе и минуты на тревоги и размышления, Ренджун выхватил тюбик из чужой руки и выдавил себе на бёдра, весь воспламеняясь под чужим внимательным, жарким взглядом. Он неловко свёл ноги, обхватывая их под коленями. Былая смелость растворялась стремительно, и Ренджун закусил губу, опуская взгляд — Джено осторожно сел на постель, положив тёплую ладонь ему на лодыжку.       — Всё в порядке? Нам не обязательно продолжать.       Это было настолько по-дженовски, что всё нервное напряжение схлынуло разом. Ренджун мягко улыбнулся, подтягивая ноги к груди.       — Я хочу этого. Давай, возьми меня.       Глаза Джено расширились, и рот приоткрылся, являя начинающие удлиняться клыки. Задуматься о том, каждый ли раз во время секса у него случалось подобное, Ренджун не успел: Джено накрыл его собой, медленно толкаясь между сведённых бёдер, касаясь чужого твердеющего члена. Он был так близко и откровенно, сжимал, давил и тёрся, и Ренджуну было от этого так хорошо, что в голове всё перемешивалось. Но он знал, что могло стать ещё лучше.       — Джено, — срывающимся голосом попросил он, — укуси меня.       Ритм чужих толчков сбился, Джено дрогнул всем телом, замирая. И когда он взглянул Ренджуну в глаза, зрачки его пульсировали кроваво-красным, предвкушающим. Облизнув губы, Джено переспросил:       — Ты правда хочешь этого?       Ренджун хотел этого больше всего на свете. Стать с Джено одним целым, разделить надвоих удовольствие столь сильное, что оно перетряхнет всё сознание, заставит потеряться в себе окончательно. Он откинул голову в сторону, оттягивая вниз ворот джемпера там, где кожа его всё ещё хранила метку укуса, и Джено резко втянул воздух ртом. Склонившись, он широко лизнул вдоль двух зарубцевавшихся проколов, вырывая у Ренджуна жалкий скулеж.       — Джено, пожалуйста!.. — сдавленно попросил он, и тут же ощутил, как острая, горячая боль плещет огнём на кожу.       Джено прижался близко, снова начиная двигаться, и Ренджун вскрикнул, когда боль сменилась столь сокрушительной силы удовольствием, что он снова кончил. Во второй раз наслаждение от укуса было интенсивнее и резче, но вместе с тем тело словно привыкало к нему, и хотя Ренджун не думал, что может чувствовать столько — но чувствовал, и не было никакого спасения от этой невыносимой сладости, казавшейся бесконечной. Было неясно, сколько времени прошло, когда Джено, простонав, оторвался от его шеи, толкаясь всё быстрее. Он застыл, и горячие капли пика его блаженства выплеснулись, пачкая их животы. Пытаясь перевести дыхание, он рухнул на постель рядом. Сияющие, словно кровавые рубины, его глаза притягивали взгляд, и Ренджун уставился в них из-под прикрытых ресниц, дрейфуя в посторгазменной томительной неге.       — Я люблю тебя, — пробормотал вдруг Джено, слабо, эйфорически улыбаясь. — Ренджуни, как ты себя чувствуешь? Я старался крови почти не брать: прошлый раз был совсем недавно, и, боюсь, ты не успел восстановиться. Было очень больно?       Было так хорошо, что воспоминание о пережитом дискомфорте стиралось целиком, оставляя лишь блаженную слабость во всех конечностях. Проведя ладонью вниз по груди, Ренджун задрал толстовку выше, оценивая беспорядок на собственной коже — он хихикнул, когда со стороны раздался смущённый вздох. Помотав головой, Ренджун вздохнул:       — Нет. Только вначале, у меня даже плечо онемело. Но потом стало очень приятно. Дважды. Или трижды, мне сложно сказать точно. Всегда такой эффект, когда вампир кусает тебя?       — Такой? — Джено непонимающе нахмурился, и Ренджун приподнял бровь.       — Ну… оргазм?       — Ты что, кончил? И в тот раз? — сдавленно уронил он, накрывая отчаянно краснеющее лицо ладонью.       — То есть это не всегда так? — игриво хмыкнул Ренджун. — Интересно, дело в тебе или в моей индивидуальной реакции? Хм, может, мне всё же попросить Донён-хёна? — он ойкнул, когда Джено собственнически обвил вокруг него руки, прижимая к обнаженной груди.       — Ты не можешь так поступить со мной, — буркнул он, утыкаясь носом в волосы на его затылке. — Потому что любовный яд, что есть во мне, я готов отдать только тебе. Я всё готов отдать, если это ты, Ренджуни.       Чужое сердце билось тихо и ровно — не совсем человеческое, но всё такое же человечное. Оно звучало не в унисон с ренджуновым собственным сердцем, но было такое же тёплое, хранящее для него особенное, нежное место.