House in the middle of the lake

Его карие глаза мазнули по мужчине, что, находясь слева от него, приподнялся вместе со всеми прихожанами, – и Синчэнь сделал точно так же, но мысли его в данный момент были далеки от речи преподобного – тот  сложил руки, опустил голову и, должно быть, сосредоточился на молитве. Брюнет смотрел на свои бледные руки, сложенные вместе, на длинные, изящные в своей мужской силе пальцы, и перевёл взор на видимую часть кистей другого. Видит только полоску кожи, выглядывающую из – под рукава пальто, до которой не доставала чёрная, как воронье крыло, перчатка. Цзычэнь носил перчатки. Цзычэнь носил перчатки, и пока Синчэнь не знает, с чем это можно связывать, что может служить этому причиной. Всякий раз, когда он видел его – в магазине, на праздничных ужинах, в библиотеке, на вечерних собраниях книголюбов, через окно кофейни, в пекарне, на улице – Сяо Синчэнь смаковал каждое мгновение, выделял для себя всякую деталь. Во что одет, какое у него выражение лица, бледен ли, какое настроение, как чувствует себя – обо всём узнавал через ненавязчивые вопросы: "Добрый день, погода прекрасна, не так ли?", "Как себя чувствуете, господин Сун?", "Как Ваше настроение сегодня?", "Вам понравилась эта книга?", "Это пальто очень идёт вам". Следствием всех этих вопросов являлась непринужденная беседа, но даже это совершенно естественным образом грело сердце молодого человека, подобно огню в зимнюю метель, где спасает даже представление о пламенной искре. Цзычэнь – его искра, его огонь, его единственный цветок, распустившийся в сердце, совсем как весной; его боль, его отчаяние, его печаль и спасение. Мужчина нечасто хмурился, но обыкновенно сохранял суровое выражение лица и хладный взгляд, что порой отталкивало других людей. Синчэнь мог разглядеть слабую полоску, образовавшуюся между бровями, но также видел и носогубные линии, свидетельствовавшие о том, что Сун Лань много улыбается. Однажды он и Синчэню подарил улыбку, когда тот впервые угостил брюнета кружкой чая. Должно быть, уже в те моменты он пропал, не смея отвести взгляд от этих глубоких, со светлой кромкой карих глаз, помня ощущение прикосновения к его прохладным пальцам, испытывая волнующий сердце трепет, когда улавливал едва заметное их подрагивание. В конце концов, он никогда не видел, чтобы мужчина кому – то пожимал руку. На встречах он совершал лёгкие поклоны, приветствуя другого, или ограничивался кивком головы. Ничего больше. Лишь одна юная девица удосужилась чести быть настолько близко с Сун Цзычэннм, насколько никому, должно быть, ещё не удавалось. Синчэнь не знает её от слова совсем. В первый раз, увидев их вместе, выходящих из дома Цзычэня, молодой человек почувствовал, как гулким ударом из его лёгких выбило весь воздух. Мир сошёл с открытого неба и живописного пейзажа с окружавшими его домами, колыхающимися листьями деревьев и шумом раговоров других людей до этой пары, сконцетрировался вокруг них и никак не расширялся, не позволял обратить внимание молодого мужчины на что – нибудь ещё (хоть на что – то, пожалуйста, лишь бы отвлечься). Разговоры знакомых давали несладкую пищу для рассуждений: даже его племянник, Вэй Ин, который должен был знать всех без исключения в их городе, с удивлением взирал на Сун Ланя, непринужденно кивающего на реплики юной леди, что страстно о чём – то ему повествовала. — Не думаю, что я видел её раньше. — Выходит, не местная, — заключил Синчэнь, опустив голову. Пальцы его сжимали материю перчатки на правой руке, и тут же мужчина осознал, насколько сильно были сжаты его челюсти в этот момент. Вэй Усянь одарил его сочувствующим взглядом, но ничего не говорил, лишь продолжая взирать на брюнетку. Господин Сун и леди неспешно двигались в сторону главной площади и, насколько мог предположить Синчэнь, должны были посетить... Театр? Поужинать в ресторане? Посетить библиотеку? Что мог молодой человек ещё делать с юной незнакомкой?! Её глаза отливали неестественным блеском при при свете солнца в ясную погоду, губы её трогала легкая улыбка, когда девушка, вертя головой в разные стороны, шла под руку с темноволосым. Юбка скользила вслед за её станом по плитке дорог из – за невысокого роста, но Сяо Синчэнь не помнит случая, чтобы кто – либо из этих двоих упал по этой причине. Через некоторое время ему довелось столкнуться с обоими лицом к лицу и хорошенько рассмотреть личико брюнетки: подростковое, с нежными чертами лица, большими неодушевленными глазищами оно взирало будто сквозь него, а губы более не были изогнуты в тот момент в улыбке. — А – Цин, – представил её Сун Лань, поклонившись Синчэню. Миледи опоздала за ним на долю секунды, явно замешкавшись в присутствии Синчэня, и такая реакция была ему не совсем ясна... Если рассматривать её с иных сторон. Отвечала на вопросы односложно, и так продолжалось до тех пор, пока мужчину обухом по голове не стукнула мысль, что своим присутствием он слишком навязывался и таким образом мог озадачить этих двоих. В спешке попрощавшись, молодой мужчина тогда обошел пару и свернул в ближайший переулок, не слишком заботясь о том, куда несли его ноги. Сердце заполнила печаль, пока в душе нарастало томление при мысли о неизбежном. Вот она, пара, возлюбленная, та, которой Цзычэнь посвятит себя. На самом деле, в сравнении с Синчэнем – то, что надо. Он совершенно не знал её, но он знал, как выглядит со стороны сам. Одинокий мужчина, бывшее дитя приюта, здание которого до сих пор располагалось на отшибе города, в самых холмах, где заканчивались деревья, вверяя сиротам вид на неровный горизонт с деревянными постройками вдали, в ночи отсвечивающими тусклыми огнями ночной жизни. Сяо Синчэнь не мог похвастаться своим состоянием, которому и взяться было неоткуда. В буднин дни он преподавал в школе для малоимущих семей, и зарплаты едва ли хватало на покупку книг помимо платы за проживание, закупки продуктов и необходимой одежды, но мужчина не смел жаловаться. Однако теперь, представляя перед собой образ девы и Цзычэня, он действительно начинал видеть в этом недостаток. Возможно, если бы у него было достаточно средств, он мог бы, по крайней мере, иметь больше возможностей, чтобы поддерживать связь с Сун Ланем, а не перебиваться с ним случайными встречами и приглашением на утренний кофе. Тот заслуживал гораздо большего. Тем не менее, Синчэнь полностью отвечал за свои поступки, и он мог сказать, что состоялся, как благородныф муж. В независимости от обстоятельств он всегда стремился поступать по совести, принимать справедливые решения: помогал бедным, подкидывая монеты в одиноко брошенные ткани у ног просящих, вежливо относился ко всем, кто бы его ни окружал, и не имело значения, знал ли он этих людей или нет. Сун Лань пришёл в его жизнь внезапно, не забыв его самого выбить из колеи. Синчэнь до сих пор помнит, как обратил внимание на мужчину, что сосредоточенно разглядывал стенд с картой их города, и, решив, что тому необходима помощь, подошёл к нему тихонько, ровняясь плечом к плечу... Цзычэнь тогда отступил от него на шаг, второй, пока и вовсе не развернулся на каблуках и не направился прочь, оставив молодого человека одного, перед этим стендом, что в тот миг, когда Сяо Синчэнь обернулся на него, наконец оторвавшись от исчезающей между невзрачными силуэтами темной макушки, он показался таким размашистым, что его масштабы в сравнении со стройной фигурой молодого человека напоминали размер жилого дома и маленькой пчелы, что встретила эту массивную серую преграду и теперь не знала, в каком направлении ей лететь. Синчэнь чувствовал себя не многим лучше этой самой пчелы. Подобная отстраненность Сун Цзычэня - на тот момент такого незнакомого, такого далекого и отстраненного - будто выбила последний воздух из грудины, оставив посде себя лишь пустоту и тоскливое, тянущее его душу, как резину, недоумение. В конце - концов, люди всегда тянулись к нему. С того момента он стал замечать его всё чаще и чаще. На литературных собраниях, в кафе, театрах, на общественных вечерах - казалось, Цзычэнь хотел проникнуться каждым событием, что мимолетно проскакивало в жизни мужчины, но каждый раз, думая об этом в моменты, когда он наблюдал темноволосого в поле своего зрения, пропускал усмешку, мысленно порицая самого себя за подобные мысли. Но Сяо Синчэнь, так или иначе, все равно пропустил момент, когда заинтересованность перешла в нечто большее, а чувства, что возбуждались в присутствии Сун Ланя, переступили грань, о существовании которой он и не подозревал ныне. Он впечатался своим невидящим взором в шероховатую поверхность лакированной спинки сидения перед собой, рассматривал осевшие частички пыли и выглядывающие из идеального пучка пожилой женщины седые волосы, что единично блестели в тусклом свете свечи. Повернул чуть влево – Сун Лань опустил голову, верно, внимательно слушая речи преподобного, не отвлекаясь ни на что, не позволяя своим мыслям сосредоточиться на чем – либо другом – а нужно ли? Ему самому пора бы посетить психушку, раз даже во воемя молитвы умудряется думать... Не о ней Интересно, что брюнетки сейчас рядом не было. Синчэнь не видел её ни при входе в храм, ни в самом помещении. Она просто не пришла. Мужчина догадывался, какая могла быть причина, и усмехнулся про себя. Должно быть, в скором времени, когда на безымянном пальце Сун Ланя появится обручальное кольцо, церковь останется единственным местом, где ему удастся тайком любоваться другим, не взирая при этом на девушку. Интересно, как скоро наступит это время? Медленное, мёдом расплескавшееся на слух пение пронеслось по всему залу, рассеялось где-то над головой, отобразилось от стен и ударило обратно в виски, обухом давая по голове. Со всех сторон послышался тихий шёпот - люди читают молитву, покорно склонив головы, и Синчэнь видит спадшие на широкие плечи волосы Цзычэня, видит его фигуру, его сосредоточенное положение тела, и выдыхает, начиная так же, вместе со всеми, едва ли слышно воспроизводить заученный наизусть текст сухими губами, тут же увлажняя их языком. Взор его обращается кверху, к расписному потолку, к событиям, изображенным на нём, к нарисованным искусной рукой, но таким живым образам - и душа его плывет вместе с пением, направляясь к единственному, к кому хочется обратить это благоговение, эту щемящую собственную душу нежность, чтобы разделить эту печаль, эту тоску, это чувство душевного освобождения от оков приземленных зданий, освободить и его тоже, и взмыть вместе в место, где нет прихожан, нет девицы, нет отстраненности, нет ничего, кроме них самих. Впрочем, сейчас это уже не важно. Свадьба проходит скромно, о ней никто и никогда не узнает, если не присмотрится к безымянному пальцу Сун Ланя - он больше не чужой в их городе; теперь он уважаемый прихожанин с благородным сердцем, что приютил бедную сиротку, оставшуюся без семьи, а Синчэнь - не более, чем хороший знакомый, чем друг, чем товарищ, чем тот, с кем можно раз в неделю разделить утреннюю чашечку чая и наступающий рассвет, первые лучи которого, едва касаясь столешницы, обыкновенно обозначают скорый уход молодого человека, его брошенную улыбку и прощание, а для Синчэня - самый настоящий закат.