Легенда старого маяка

            Сухо отрывками помнил то, что казалось ему сном: лохматый мужчина тащил его на спине по лестнице, затем помещение, в котором горел огонь, онемевшее от холода тело постепенно согревалось. Мужчина что-то ворчал, но полубессознательный мозг парня не воспринимал его речь. Дальше провал, потом отрывками снова тот же мужчина, опять провал, что-то горячее по всему телу, темнота и тошнота, ощущение тепла и шероховатой ткани, его постоянно передвигали, но куда и как – Сухо не понимал. Когда движения прекратились, парень провалился в сон. Ему снилось прошлое.       В свои 24 он не знал ни нежности, ни ласки, ни даже заботы. Мать умерла от пневмонии, когда ему было 5, отец-рыбак погиб в море двумя годами позже, и с тех пор только бабушка по линии матери осталась его опекуном. Но внук её не интересовал, она жила своей жизнью, и малолетний балласт лишь утомлял энергичную женщину. И всё же, когда после 10 мальчик стал меняться, а к 12 приобрел весьма утонченные черты и обещал в будущем стать ещё красивее, опекунша решила построить ему карьеру, и рядом не оказалось никого, кто спас бы мальчика от этой участи. Женщина взяла его в оборот: сначала устроила разнорабочим в театре, которым руководила, потом назначала в массовку на третьих ролях, постепенно обучая и давая больше играть. Позже запихнула в театральный ВУЗ, где мальчик нехотя учился. А по ходу учебы постоянно нагружала работой в театре.       Он распахнул глаза и глубоко вздохнул.       Бабки рядом нет.       Он не в театре.       И это уже не сон.       Оглядевшись, парень оценил аскетичное полупустое помещение, он сам лежал на узкой кровати у окна, напротив стоял небольшой шкаф, видавший виды стол и стул с облупившейся голубой краской. Всё слишком реально, начиная с колкого шерстяного пледа под пальцами, и слишком по-человечески, а это значит, он опять не смог умереть. Да что ж такое то?!       Посокрушавшись на судьбу, Сухо вспомнил, что его кто-то спас. Поднявшись с кровати, он посидел немного, голова кружилась. Затем встал и надел висевшие на спинке стула свои штаны и худи. У кровати стояли его же кроссовки. Стало теплее и уютнее. Выйдя из комнатки, он осознал, что находится не в пристройке к маяку, а в самой башне. Очевидно это были те самые запечатанные комнаты. Но кто принёс его сюда и зачем?       Комната, в которой он находился, располагалась на самом высшем жилом этаже, а где-то ниже раздавались непонятные звуки и запахи. Спустившись по лестнице, Сухо собирался допросить своего «спасителя» и почти ворвался в комнату этажом ниже. Там тоже имелась кровать, а вместо шкафа была оборудована газовая печь, и на ней шкворчало что-то в котелке. Запах стоял такой аппетитный, что не евший больше суток Сухо забыл, зачем пришёл. Рот мгновенно наполнился слюной, и юноша шумно сглотнул, гипнотизируя взглядом котелок.       – Да заходи уже, – раздался сзади раздраженный голос. Сухо обернулся и застыл в изумлении. На него смотрел молодой красивый парень с густыми взлохмаченными волосами, которые ему невероятно шли. С виду он бы не дал парню лет больше, чем себе, но в его глазах просматривалось нечто, что Сухо мог бы назвать опытом.       – Кто ты?       – Ты сперва поешь, потом поговорим, а то слюни текут.       Сухо хотел было возмутиться, но почувствовал, что в уголках рта и правда скопилась слюна, а потому сглотнул её как можно незаметнее. Незнакомец приготовил жирный наваристый рыбный суп с кусочками белого мяса, принадлежность которого Сухо не узнавал. Но есть хотелось так, что сейчас ему это было не важно.       – Местная рыба, – словно прочитал его мысли незнакомец. Сухо угукнул и продолжить есть. То ли он был слишком голоден, то ли суп оказался невероятно вкусным, но парень разве что не вылизал посуду. Когда миска опустела, он жалобно посмотрел на остатки супа в котелке, но постеснялся попросить добавки. Взглянув на сидевшего напротив парня, сосредоточенно чистившего каких-то моллюсков, Сухо с претензией спросил:       – Зачем ты меня спас?       – Я не спасал.       – Но… Ты вытащил меня и принес сюда.       – Слушай, мне не интересно спасать таких, как ты. А поверь, ты не единственный «гений», что приехал сюда умирать. Но у этого острова свои правила. Если ты не умер сразу и не утонул спустя почти полчаса, значит уже не умрёшь. Море выбросило бы тебя на скалы, и всё равно пришлось бы тащить сюда.       – Почему не умру?       – Рано тебе.       – Ты-то откуда знаешь?! Кто ты вообще такой, чтобы такое говорить?!       – Смотри, как расхорохорился. Ну пойди, попробуй снова. Только на скалы прыгай и желательно вниз головой.       – Ты здесь для того, чтобы помогать самоубийцам умирать?       – Если бы… Я ничего не решаю. Просто по статистике, тот, кому пора, умирает сразу или захлёбывается в воде. А ты полчаса кувыркался с волнами, и хоть бы что, даже откачивать не пришлось, только согреть.       – Вот и оставил бы меня замёрзнуть насмерть.       – Говорю же, это так не работает. Ты бы всё равно не умер.       – А кто ты вообще такой? И что здесь делаешь?       – Смотритель.       – Маяка? – зачем-то уточнил Сухо.       – Ну не тебя же.       – Этого маяка?       – А ты видишь где-то рядом другой?       – Но этот маяк заброшен, и смотрителей тут давно нет, проводники так сказали.       – Мало ли, что они сказали.       – То есть это враньё?       – Как и та легенда про несчастную любовь, которую они всем втирают.       – Но маяк и правда выглядит заброшенным…       – Иначе он бы не был так популярен у туристов.       – Странно это всё…       – Не хочешь за еду поблагодарить?       – Ох, прости. Спасибо, было и правда вкусно. Но что мне теперь делать?       – Ты можешь попытаться умереть.       – Ты же сказал, что это бесполезно.       – Но ты спорил. Я не буду мешать. Следующая экспедиция приедет сюда через месяц, а до тех пор придется держать тебя здесь.       – Мне придётся прожить здесь месяц? – ужаснулся Сухо.       – А какой у тебя выбор?       – Я могу уйти через скалы.       – Ну если ты – профессиональный альпинист, и у тебя есть снаряжение и одежда, то вэлкам.       – Без этого совсем никак?       – Поверь, если бы я мог выпустить тебя отсюда, уже бы это сделал. И пинка бы дал для ускорения.       – Что ж, прости за неудобство. Как тебя хоть зовут? – парень совершенно не был ни на кого похож, Сухо даже не смог определить его происхождение. Вроде азиат, но имелись и европейские черты. Пухлые губы, суровый взгляд красивых глаз, растрёпанные волосы неопределяемого цвета, что-то среднее между черным и серым. Он был высоким, выше Сухо почти на голову, и плечистым, но при этом довольно худым и жилистым. Кожа говорила о молодости, а вот глаза и голос…       Парень посмотрел на него долгим нечитаемым взглядом.       – Сехун. Зови меня Сехун.       – Так ты кореец?       – А что, не видно? – раздражённо бросил Сехун, поднимаясь и сгребая со стола поломанные раковины. – Скажу честно, я соседей не люблю и предпочитаю уединение. Но здесь особо некуда деться, так что оставайся там, где проснулся, позже покажу, где брать еду и как готовить. А через месяц плывёшь домой.       – Не хочу домой.       – Ещё один… – закатил глаза Сехун.       – В смысле? К тебе сюда часто суицидники приезжают?       – Не важно. Тебе всё равно придется уехать.       – А я могу остаться? Обучиться быть смотрителем и работать здесь?       – Нет. Место занято, – оборвал его Сехун, недовольный обществом парня и слишком дотошным допросом. – Я уйду рыбачить, а ты делай, что хочешь.       – И что, никаких ограничений или предупреждений? Типа туда не ходить, это не трогать?       – Делай что хочешь, мне всё равно. Я же не Синяя Борода.       Ну вот, даже здесь единственному живому существу на него наплевать. Отчаяние накрыло с новой силой. Сухо хлопнул дверью и убежал в теперь уже свою временную комнату. Сперва он просто сидел и созерцал через окно бесчувственные скалы, чаек, шумно проносившихся за добычей к холодным волнам. Сехуна не было видно, но мало ли с какой стороны маяка он рыбачит. Интернет здесь не ловил, сети тоже не было, и он выключил телефон насовсем. Делать было откровенно ничего. В маяке не имелось библиотеки, даже старых газет не завалялось, спать он не хотел, а чем себя занять не понимал. Сухо завернулся в колючий плед и предался воспоминаниям.       Все его воспоминания были связаны с бабкой и театром. При людях он называл её мадам Ким, но наедине обращался на ты.       С 7 лет мальчик вкалывал, чтобы отрабатывать своё содержание. Он выполнял посильную работу по дому и посещал местную школу. Сначала он думал, что чем больше будет стараться, тем скорее завоюет расположение гордой бабушки. Она же почти не обращала внимания на малолетнего внука, у которого как раз менялись передние зубы, что не добавляло ему красоты. Сухо научился улыбаться, не открывая рта. Выполнив домашние задания, он приходил к бабушке, чтобы доложить о сделанном и получить похвалу. Она говорила «молодец» и очень редко улыбалась, но никогда не обнимала и не жалела, если у него что-то болело или он был расстроен.       Сухо думал, что успехи в учебе заинтересуют бабушку, но ей было безразлично, как он учится и какие оценки получает. Поняв это, мальчик забросил учёбу, но и это не вызвало у бабушки ровно никаких эмоций. Он бы и в школу не ходил, если бы это не было обязательным условием его проживания совместно с единственным живым родственником. Однажды добрая учительница, заметив отсутствие у мальчика всякого интереса к учёбе, объяснила, что его будущее зависит от его знаний и он не пробьется в жизни, если будет плохо учиться. Не сразу, со временем он осознал важность образования и стал впитывать знания как губка. Других интересных занятий у него все равно не было, а школа помогала отвлекаться от серых будней и отсутствия семьи, и постепенно открывала мир. Сухо стал много читать, находя в этом единственную отраду.       С 12 лет мадам Ким устроила его работать ещё и в театре. Сначала это понравилось любопытному мальчику, помогать менять декорации, носить блестящие костюмы, подсматривать за старшими в раздевалке – небывалое разнообразие в его скучной жизни. Он снова попытался привлечь к себе внимание бабушки усердием и трудолюбием, брался за дополнительную работу, помогал актёрам и даже швеям. Иногда бабушка, проходя мимо, останавливалась и задумчиво смотрела на растущего внука. Сухо обрадовался хотя бы такому вниманию и старался чаще попадаться ей на глаза. Он всё ещё ждал хоть какой-нибудь ласки. Однажды, когда ему исполнилось 12, бабушка подозвала его к себе, прикоснулась пальцами к лицу и повертела его в разные стороны. Сухо даже дышать боялся, так хотелось продлить мгновение. Бабушка улыбнулась.       – Ты подрос и стал симпатичнее, – изрекла женщина, впервые искренне улыбнувшись. – Я хочу, чтобы ты иногда играл в театре в массовке.       – Если это сделает вас счастливее, то я с радостью, бабушка, – вспыхнул мальчик.       – Вот и хорошо, – довольно улыбнулась женщина. – Только с этого дня ты будешь звать меня мадам Ким.       – Как скажете, ба… мадам Ким. Она одобрительно погладила его по голове.       При первом же выходе на сцену он испугался. Никто не поддержал его и не помогал преодолеть естественные страхи. Когда он попытался рассказать бабушке о своих переживаниях, она лишь отмахнулась, сказав, что всё новое пугает и скоро это пройдет. Через несколько месяцев он и правда перестал бояться, но всё равно каждый раз напрягался перед выступлением, боясь что-то сделать не так и расстроить бабушку.       Симпатичный подросток привлекал взгляды, мадам Ким быстро это поняла и стала давать ему роли второго плана. В 15 он уже был подобен бутону, который вот-вот раскроет миру свою красоту, и опекунша, понимая это, решила выдвинуть его на главную роль в постановке. Зная, что самую большую славу дают скандалы, мадам Ким намеренно выбрала неоднозначную историю по мотивам романа Томаса Манна. Так Сухо сыграл мальчика-подростка, в которого влюбился стареющий художник. Мальчику не дали почитать книгу, сказав, что это ни к чему, просто сунули в руки сценарий и дальше подсказывали, что изображать. После оглушительного успеха первого спектакля, Сухо впервые испытал удовольствие от восторга зрителей. Они аплодировали актерам, а некоторые даже выкрикивали его имя, написанное в театральной программке. Сердце бешено трепетало в груди, от волнения его бросило в пот и лицо покраснело. Позже после выступления бабушка долго рассматривал внука и размышляла. Она выслушала его впечатления, но ничего не ответила.       Смутные ощущения не оставляли, и Сухо хотелось понять, кого же он всё-таки сыграл, и почему это так понравилось зрителям. Но старшие актеры уходили от ответа. Тогда он стащил у кого-то из труппы забытую в раздевалке книжку и прочитал, чтобы понять. И парню не понравилось то, что он узнал. Явившись к бабушке, он попросил не давать больше таких ролей, но мадам Ким лишь рассмеялась в ответ.       – Ты ничего не знаешь об успехе и популярности, мой мальчик. Поверь, в будущем ты поблагодаришь меня за этот выбор. Многие великие начинали с подобных ролей, так чем ты хуже? Или ты не хочешь стать великим, чтобы потом самому выбирать себе роли? Чрез тернии к звёздам!       Эта пламенная речь, которую бабушка произнесла с широкой улыбкой и блестящими глазами, чего за ней почти не наблюдалось, на время погасила сомнения, даже воодушевила паренька. Поискав истории в интернете, он убедился в словах своей единственной родственницы. Действительно многие популярные актеры начинали карьеру в низкобюджетных эротических драмах, нередко гомосексуальной тематики, писатели зарабатывали первые гонорары за подобные очерки и романы, и даже великие режиссеры не брезговали этой темой, а некоторые и сами являлись представителями меньшинств. Всё же его не заставляли делать ничего противоправного, он лишь играл объект любви другого человека, с которым они даже не контактировали физически, создавал образ. Сначала Сухо успокоился, доверившись старшей родственнице. Она ведь добилась успеха, была популярной актрисой, а когда потеряла красоту с возрастом, стала директором театра. Она наверняка знает, что делает.       Но мадам Ким пошла дальше. Мальчик-актёр так нравился зрителям, что вип-персоны часто просили об аудиенции с ним за чашечкой чая. Мадам Ким велела быть ласковым, улыбаться и не спорить со старшими. Сначала встреч с ним просили стареющие богатые матроны, которые жаждали прикоснуться к красоте юности. Его несмелые возражения о дискомфорте во время таких встреч бабушка погашала, но всё чаще Сухо стал замечать, что её раздражают его слова, и испугался, что может потерять с таким трудом обретённое внимание к себе.       Поэтому он терпеливо изображал внимательного слушателя, улыбался, когда просили, иногда пел и показывал небольшие сценки. Дамы восхищённо аплодировали, одаривали его комплиментами и небольшими подарками.       Только со временем из-за продолжения его участия в роли, принесшей ему популярность, к вящему неудовольствию Сухо, мужчины тоже стали одаривать его знаками внимания, делать комплименты и оставлять для него подарки. Он начал стесняться выходить на сцену и ссылался на головные боли, чтобы избегать встреч с меценатами театра. Мадам Ким довольно быстро просекла его хитрость и сильно отругала.       До восемнадцатилетия общаться с юным дарованием директор театра позволяла только на сцене, и только женщин допускала на приватные чаепития и разговоры, нередко оставляя юношу наедине с гостями. Их внимание становилось всё настойчивее и принуждённее, и Сухо всё сильнее уходил в себя, боясь возразить.       Но когда ему исполнилось 18, ситуация усложнилась. Теперь от него требовали объятий и поцелуев. На робкие возражения Сухо о домогательствах бабушка реагировала раздражением и велела молчать, а позже она начала устраивать такие чаепития и с мужчинами. Сухо бы не возражал, ограничься они, как прежде, разговорами и странными взглядами, но и чужие мужчины заходили дальше, трогали юное тело, целовали губы, откровенно говорили о своих желаниях. Мальчик уворачивался, сколько мог, к его счастью, большинство мужчин оказывались недостаточно настойчивыми, чтобы требовать большего.       Но один оказался. В тот день Сухо узнал, что такое изнасилование. Он долго плакал после ухода богача, покусившегося на молодого актёра, а потом в истерике прибежал к бабушке.       – Я не буду больше встречаться с ними! Это омерзительно!       – Куда ты денешься, мальчик, – усмехнулась мадам Ким.       – Не понял? Вы что, заставите меня делать это снова?       – Думаешь, ты уникален? Ничего подобного, большая часть актеров выбирают себе покровителя и спят с ним. А покровители щедро жертвуют театру и дарят дорогие подарки своим любимцам.       – Я же не животное!       – Сухо, – мадам Ким закурила сигару, выпустила колечко дыма и продолжила: – Ты, возможно, забыл, сколько я в тебя вложила? Уже много лет я забочусь о тебе, покупаю еду, одеваю, даю тебе образование и возможность работать. Как ещё ты можешь расплатиться?       – Но разве это не то, что должен делать опекун?       – Всему есть цена. Родители обычно полагаются на то, что в старости их ребенок станет заботиться о них. Но скорее всего я умру раньше, чем ты заработаешь достаточно, чтобы покрыть долги на твоё содержание и сможешь позаботиться обо мне.       Она достала из комода толстый журнал и бросила перед ним на стол.       – Это бухгалтерская книга по твоему содержанию. Полистай.       Дрожащими руками юноша перелистывал страницы, с ужасом понимая, что с каждым следующим листом небольшие цифры складываются в огромные. Он не мог проверить, правда ли, что это всё потрачено на него, но зачем бы его бабушке врать.       – Я… я буду работать больше, и вы всю мою зарплату можете забирать, – попытался выкрутиться парнишка.       – Ты не можешь официально работать до окончания университета, я не могу поставить тебе нормальную зарплату, да и потом слишком много времени пройдет.       – Но я не хочу этого. Выгоните меня лучше.       – И как я покрою расходы на тебя? К тому же до 25 лет я по закону твой опекун. А в театре ты уже примелькался, и я не стану лишать зрителей того, что доставляет им удовольствие.       Прошло некоторое время, Сухо пытался разобраться с этой проблемой и придумать что-нибудь, но не мог избегать приватных встреч. Он все равно не понимал, почему бабушка так нагло распоряжается даже его телом так, словно они живут в древности, где личность ещё не имела ценности, но все его попытки возразить оканчивались высмеиваниями и напоминаниями о долге. Вскоре мадам Ким раскрыла ещё одну суровую правду: театр выживал лишь за счёт меценатов. Спектакли не способны принести достаточную для содержания здания и труппы сумму, а ведь надо было платить налоги, давать рекламу и делать кучу других вещей. Сухо не единственный, кто спит с меценатами, зато самый красивый из юношей актёров, и за него делают самые высокие вложения.       Сухо проснулся, дрожа от отвращения к прошлому и к себе самому. О этой правды ему никуда не сбежать, свои собственные чувства не победить. Он стал подстилкой для богатых, не смог побороть обстоятельства, не смог никому противостоять. Потому что он ничтожество, настолько бездарное, что даже умереть не способен. Парень уткнулся в плед и расплакался.