Легенда старого маяка

      Через неделю рана затянулась достаточно, чтобы снять леску до того, как она окончательно врастёт в кожу. Моменты неловкости, когда Сехуну приходилось ухаживать за больным, постепенно сводились к нулю. Самого смотрителя это почему-то расстраивало, ему нравилось проводить время с Сухо, разговаривать обо всём подряд, рассказывать ему про свою работу и ловить искорки удивления или восхищения в его глазах. Благо за это время не случилось других происшествий, и их уединение никто не прерывал. Сехун впервые не чувствовал себя одиноким, и вопрос был не столько в присутствии на маяке постороннего человека, сколько в его умении слушать, не напрягать атмосферу и быть искренним. Сухо мало говорил о себе, не жаловался и не устраивал никаких сцен, чем разительно отличался от остальных, кто попадал сюда. Обычно люди тяжело переживали кризисы, часто срывались, плакали, истерили, ныли о собственных неудачах и плохом отношении к ним близких. Сухо молчал. Он словно радовался, что удалось выбраться из внешнего мира, и, казалось, наслаждался каждым прожитым здесь днём. Вечерами они сажали за горизонт солнышко, пили травяные отвары и слушали плеск волн. Даже когда всё это проходило в безмолвии двух людей, оба не чувствовали неловкости, им нравилось просто молчать вместе, разделяя единые эмоции от красивых закатов.       Маячник снова заставил его пить спирт и осторожно вытаскивал кусочки лески, предварительно разрезая их. Сухо сдерживал крики боли, пока Сехун не велел ему кричать, объяснив, что так будет легче. Процедура заняла почти два часа с перерывами, в итоге леска была извлечена, ранки от нее обработаны, а нога снова перевязана. Измученный Сухо отключился почти сразу.       На следующий день Сехун разрешил ему ходить с осторожностью, но наружу пока не пускал. С того дня нога заживала быстро, и он смог уже ходить по лестнице и спускаться на камни. Вместо изношенных уже кроссовок Сехун достал ему из каких-то ящиков плотные ботинки на широкой подошве. Они были чуть велики, но теплые носки исправили ситуацию.       За эти несколько дней Сухо узнал многое о простой жизни смотрителя маяка. Сехун каждый день был чем-нибудь занят и никогда не бездельничал. Правда он не вёл никаких журналов, но и без того работы хватало. Смотритель много рассказывал о своей профессии, например, о том, что маячники, работавшие на удалённых от портов и городов маяках, должны были владеть основами медицины и навыками оказания первой помощи, а также ремёслами, поскольку в случае необходимости нельзя было рассчитывать на помощь извне.       До сих пор Сухо почти ничего не знал о работе маячников и считал, что смотрители лишь контролируют приборы, а в остальное время медитируют, глядя на море. Всё же многие современные маяки были автоматизированы, и присутствие на них людей не требовалось. В основном такие маяки находились в труднодоступных и опасных морях, ввиду неоднократной гибели на них смотрителей во время штормов, было решено автоматизировать их и оснастить датчиками, периодически такие маяки проверяли. Другие же были заброшены, как этот, ну или казались таковыми. И немалая часть действующих маяков, несмотря на частичную автоматизацию, всё-таки имела своих смотрителей, чаще всего это были супружеские пары, одному человеку находиться долгое время в изоляции сложно.       Пусть сейчас обязанностей у маячников стало поменьше в связи с автоматизацией, до недавнего времени эта профессия считалась довольно престижной и хорошо оплачивалась. Маячником не мог стать человек с улицы, нередко ими становились бывшие военные, которым помогали навыки дисциплины и самоконтроля.       В Сухо зародилось уважение к этой непростой профессии. Теперь он знал, что маячник должен уметь правильно фокусировать свет в сигнальных приборах, различать типы сигналов, подаваемых как кораблями, так и самим маяком, отлично разбираться в таких измерительных приборах, как амперметры, вольтметры, термометры, реостаты и некоторых других, пользоваться азбукой морзе.       Смотритель маяка должен понимать судоходную обстановку и правила плавания по внутренним водным путям, знать системы зрительных и звуковых сигналов. К тому же, он должен быть спокойным, уравновешенным и терпеливым человеком, быть готовым долгое время обходиться без какого-либо общества, преодолевать свой страх, в том числе высоты и темноты, переживать жестокие шторма, понимая, что ему никто не придёт на помощь.       Сехун никогда не включал маяк, объясняя, что для всех это место заброшено, но сработает в экстренной ситуации. Состояние световой линзы и полуразбитых окон он никак не комментировал, а некоторое вопросы просто игнорировал.       Сухо уже перестал удивляться таким странностям, но и кроме них ему было над чем поразмыслить.       Смотритель каждый день уходил на рыбалку, в остальное время что-то делал в пристройке к маяку, поясняя, что там осталось оборудование, и он проверяет его целостность и поддерживает рабочее состояние. Он поднимался на башню, мыл линзу светильника и оставшиеся окна вверху. Сухо казалось бессмысленным это занятие, но он молчал. В конце концов, не его дело, что происходит на маяке, он тут лишь временный гость. Здесь в до сих пор рабочем состоянии имелось метеорологическое оборудование и за ним Сехун тоже следил.       Комнаты смотритель всегда поддерживал в идеальном порядке, столы и мебель были чисто вымыты, белье он стирал раз в неделю, выводил крыс и гонял чаек. По мере заживления ноги Сухо стал помогать ему.       В один из вечеров к середине третьей недели пребывания Сухо на маяке усилился ветер, и Сехун вёл себя суетливее, чем обычно.       – Что происходит? – поинтересовался у него Сухо.       – Шторм надвигается, очень мощный. Надо всё подготовить, чтобы не унесло. Да и корабли могут затеряться, им понадобится свет.       – Но ты не зажигаешь маяк.       – Я же говорил, всему своё время.       Сухо даже заволновался в преддверии шторма и попытался вспомнить из картинок бывшего метеоролога, что из себя представляет это природное явление. Ему казалось, нет ничего сверхъестественного в сильном ветре и дожде. Только когда шторм начался, он понял, что совершенно ничего не знает о штормах. Сехун бегал по башне, заколачивая разбитые окна, закреплял всё, что можно было закрепить. Сухо сперва наблюдал за ним со смешанными чувствами, но вскоре принялся помогать.       А ветер крепчал, завывая за окном, с грохотом разбивал огромные волны о скалы, вспенивал бурлящий океан. Шум стоял невообразимый и оглушающий, Сухо уже не слышал подсказок Сехуна, поэтому просто следовал за ним и ориентировался на знаки руками.       Они поднялись на самый верх башни, Сехун завёл механизм, подшипники заскрипели и светильник начал медленно разгораться. Ветер вырывался сквозь щели, сбивая с ног, казалось, даже одежда готова порваться прямо на них. Парни спустились на жилой этаж, на лестнице Сухо казалось, что башню шатает, хотя это было невозможно ввиду метало-бетонной конструкции, но теперь он понимал, почему маяк внешне выглядит таким потрёпанным. Войдя в комнату с очагом, он осознал, насколько сильно замёрз, а Сехун как всегда щеголял в одном свитере и на босу ногу. Ботинки он всегда оставлял у входа.       Бросив на гостя короткий взгляд, смотритель разжёг газовую печь посильнее, усадил Сухо на табурет рядом с ней и накинул на него одеяло. Только теперь Сухо понял, что его бьёт мелкая дрожь от переохлаждения и здорового страха.       Парня затопила глубокая благодарность. Он не просил ничего и даже ни разу не пожаловался, но Сехун заботился о нём без слов. В окно плеснула волна и парень вздрогнул от неожиданности и шока.       – Тут же около 50 метров высота, как вода может доставать?       – Не пугайся, – спокойно произнёс Сехун. – Здесь всегда такие шторма, бывают и поменьше конечно, но и это норма. Воду поднимают вихри, волны сейчас тоже метров по 30, это же океан.       Смотритель заварил травы, которые хранились у него в подполье, выдал гостю кружку и уселся у окна. Свет от маяка периодически мелькал в толще бури. Поборов свой страх перед мощью природы, Сухо тоже подсел к окну и стал наблюдать за происходящим.       – Как смотрители выносят это?! Страшно же до безумия!       – Ко всему привыкаешь, – пожал плечами Сехун. – Многие молятся во время шторма, другие пьют, кто-то находит себе занятие. Нам ещё повезло. Часто дом смотрителя находится отдельно от маяка, когда пространство позволяет, и ему приходится перемещаться сквозь бурю, чтобы хотя бы поесть и согреться. А если буря зарядит на несколько дней, уповать только на высшие силы и пить дождевую воду. Есть и такие, где дом смотрителя совмещён с маяком галереей, это удобнее. Но мне больше всего нравится здесь.       Сухо смотрел на него округлившимися глазами и ещё сильнее поражался его спокойствию. Казалось, Сехуну нравится такая погода и он ни капли не напуган. Ни единого сомнения не заметно было в его лице, напротив, смотритель улыбался.       – Ты точно настоящий? – не выдержал Сухо.       – О чём ты? Можешь потрогать, если не веришь.       – Люди всегда боятся стихии, это нормальная реакция. И холод испытывают. И нужду всякую. А ещё страдают от одиночества. Я читал раньше, что на маяках служили по несколько человек, а порой и целые семьи, чтобы избежать одиночества. Но ты здесь совсем один, и тебя это вообще не напрягает.       Сехун повернулся к нему и долго смотрел темными глазами, не говоря ни слова. Сухо почувствовала себя заколдованным этим взглядом, в котором нельзя было ничего прочесть, и вместе с тем там затаилась целая вселенная. Сехун улыбался, если приподнятые уголки сомкнутых губ можно было назвать улыбкой. Ветер растрепал его волосы, но вместе с тем сделал своеобразную укладку. Сехун напоминал некое мифическое существо, замаскированное под молодого парня. Сухо было легко поверить, что перед ним какой-нибудь морской дух или оборотень. Он не знал, какие чувства сейчас испытывает. Это был смешанный коктейль из страха, восхищения и полного непонимания происходящего. И вдруг Сехун заговорил.       – Мы с тобой сейчас в пространстве, которого нет. На границе миров, которые никогда не пересекаются, на грани земного и вечного, между прошлым и будущим, но при этом не в настоящем. И нас с тобой сейчас не существует, мы были и будем потом, но не сейчас. Сейчас может случиться всё, что угодно, и не случиться ничего. Ты можешь измениться или остаться прежним, я могу исчезнуть…       – Остановись! – попросил Сухо. – Я не знаю, зачем ты говоришь это всё, но мне страшно. И без твоих слов было страшно, а теперь ещё хуже.       Сехун ничего не ответил, уставившись в окно. Если смотритель пытался запугать его, то ему это удалось. Пока он говорил, Сухо ощущал себя так странно и сложно, что даже не мог этого объяснить, но если бы слушал дальше, возможно смог бы понять. Только его остановил страх, подобного которому он никогда прежде не испытывал. Страх перед неизведанным, перед чем-то потусторонним, чем-то гораздо большим, чем его сознание могло вообразить. Чем-то, к чему принадлежал Сехун.       Сухо закутался в одеяло и вернулся к очагу, сосредоточившись на пламени. Первые сутки буря не утихала ни на минуту, Сехун уже сам поднимался наверх и проверял работу линз маяка, Сухо пытался что-то делать по хозяйству, разбирал рыболовные крючки, попытался приготовить рыбу, ходил с этажа на этаж и старался не думать. Находиться здесь стало невыносимо, но и никуда он отсюда не денется. Никакая современная техника не доберётся в такой шторм, не факт, что какой-нибудь сигнал вообще пройдет. Смотритель не был для него угрозой, но вместе с тем неимоверно пугал. Так вот как некоторые сходили с ума в вынужденном одиночестве маяка!       На вторые сутки Сехун увидел что-то в окне, чертыхнулся, накинул дождевик и надел сапоги.       – Там корабль терпит бедствие. Если сможешь, выходи помогать, а нет, я сам.       – Корабль? – удивился Сухо, но Сехун не ответил и уже убежал. Парень бросился к окну, вглядываясь в полумрак вечера, буря ещё не стихла но поубавила свой пыл, волны уже не угрожали потопить маяк, а среди скал он вдруг заметил сигнальные огни. Там и правда был корабль!       Сухо надел куртку, сверху накинул дождевик, сунул ноги в резиновые сапоги и тоже выбежал наружу. Из-за сильного ветра было трудно дышать, видимость нестабильна, но он разглядел, как Сехун готовит лодку, как всматривается в скалы, на которых разбился корабль.       – Я пойду с тобой! – прокричал он смотрителю, Сехун только отрицательно замахал руками. Тогда Сухо добавил: – Ты не вытащишь их один!       Сехун строго посмотрел на него и ткнул пальцем в камни, что означало «жди здесь». Он сел в лодку, завёл мотор и направил её к месту кораблекрушения.       Сухо не было видно, что там происходит, сам факт мотора, неизвестно откуда взявшегося его поразил, как и то, что Сехун решил спасать тонущих с таким риском для себя. Волны подхватывали его лодку и подбрасывали выше человеческого роста, но она удивительным образом оставалась на плаву. Что за магия у этого места, где потонул большой корабль, но держится маленькая моторка? Или вопрос не в лодках, а в людях, которые ими управляют? Сухо вдруг посмотрел на несгибаемого маячника, как на супергероя, для которого не существует обычных человеческих и природных преград.       Вскоре маячник скрылся из виду, брызги и волны перекрывали обзор, но примерно полчаса спустя, когда Сухо уже изрядно промок, вжимаясь в ближайшую скалу, чтобы хоть немного спастись от бешеного ветра, лодка вновь показалась среди скал, и теперь на ней было больше одного человека. Сехун вёз сразу пятерых. Он бросил Сухо канат, и парень закрепил его, насколько мог. Вдруг сильным порывом лодку, до тех пор непотопляемую, перевернуло и пассажиры вывалились за борт. Наверное потому, что мотор выключили, сила тяжести изменилась, а пространство на пристани маяка было более открытым, и ветер здесь дул сильнее, чем среди скал, куда плавал Сехун.       Сухо бросился в воду, вытаскивая всех, кого видел. Мужчины цеплялись за него, захлёбываясь водой, неуклюже барахтались и пару раз опрокинули его самого в воду. Сехуна и ещё двоих отнесло течением, но смотритель каким-то образом выбрался на камни и помогал потерпевшим крушение.       Когда все выбрались, Сехун повел их в башню. Подниматься в комнаты не стали, напротив, спустились в подвал. Сухо так трясло от холода и намокшей одежды, что зубы стучали. Сехун велел ему принести дров из поленницы в кладовой, разжёг какую-то печь в темноте и заговорил.       – Приветствую путников. Сколько ваших осталось там?       – Много. Увы, больше, чем спаслось.       – Мне жаль, – ответил смотритель.       – Справимся. Спасибо, что пришли за нами.       – Работа такая. Сейчас нагреется и устроим парную, вас всех надо согреть и меня в том числе. Снимайте одежду и развешивайте по крючкам в стенах. Сухо, дрожа подошёл к нему и тихонько спросил: – Что это за место, я тут не был, а ты говоришь – парная.       – Ты тут был, просто не помнишь, я отогревал тебя здесь в первую ночь.       – Так вот что это было за тепло!       – Оно самое. Это баня. Раздевайся, ты замёрз.       – Я не могу перед ними… Я лучше в комнату пойду.       – Глупо, у тебя кожа посинела, надо согреться и как можно глубже прогреть тело, тогда не заболеешь. Они ведь тоже мужчины, что они там не видели?       Смотритель по доброму улыбнулся и начался раздеваться сам. Сухо наблюдал за ним и за спасёнными, сильно нервничая, но дрожь била уже так сильно, что он не выдержал. Баня и правда постепенно прогревались и наполнялась паром. Света здесь не было, кроме одной масляной лампы, принесённой Сехуном. Голые мужчины расселись на лавках, обсуждая крушение, а абсолютно голый Сехун по-хозяйски растапливал баню, готовил веники и подливал какое-то ароматное масло в плошку. Тело его было худым, но крепким и жилистым, ни единого грамма жира, сплошные мышцы, это объясняло его невероятную силу и выносливость. Моряки тоже выглядели жилистыми, на их фоне светлая кожа не обласканного солнцем актёра сильно выделялась. Он стал подбрасывать дрова и следить за огнем, пока Сехун раздал всем веники, чтобы париться и объяснил, где что находится.       Сухо отчаянно смущался, пытался поворачиваться боком и чем-нибудь прикрываться. Он уже заметно согрелся и даже собирался сбежать, но Сехун начал парить его, а потом попросил сделать тоже самое для себя. Горячий пар и тепло немного успокоили и разморили, он перестал обращать внимание на происходящее, когда услышал фразу «красивый парнишка». Сухо мгновенно напрягся и бросил осторожный взгляд в сторону пятерых моряков. Ну вот опять. Даже здесь ему никуда не деться. Моряки теперь в упор разглядывали его, причмокивая и что-то обсуждая между собой. Один бородатый и сухощавый уже пожирал его взглядом и даже потирал руки. Сухо нервно сглотнул, боясь повернуться к ним спиной.       Вдруг его руки коснулась другая рука, сильные пальцы Сехуна переплелись с его пальцами, парень вздрогнул и поднял голову на высокого смотрителя. Сехун улыбнулся тепло и негромко сказал:       – Одевайся и пойди завари нам всем чай. Дальше я сам справлюсь.       Сухо нервно сглотнул, кивнул и высвободил свою руку. Не глядя на моряков, он выбежал из бани и помчался в комнату, нашел там оставленную Сехуном запасную одежду и быстро оделся. Несмотря на разогретое тело, ужас холодил его, стоило представить, что эти морские волки захотят поразвлечься. Он вряд ли сможет пережить это. Спасибо Сехуну, что отправил его. Но как сам парень справится с ними!? Он ведь тоже довольно красив!       Сухо испугался за смотрителя и рванулся вниз, а увидел лишь, как мужчины, спокойно беседуя, уже поднимались по лестнице. В комнате Сехун раздал всем запасные простыни, чтобы прикрыть наготу, пока их вещи сушились, а Сухо суетился с чайником и травами.       – Что будете делать? – спросил хранитель маяка. Бородатый мужчина, очевидно старший по званию, ответил:       – Дождемся конца бури, посмотрим, что не унесло морем. В трюме есть двигатель для моторной лодки, надувная имеется на борту в сложенном виде, она не должна была пострадать. Похороним товарищей, соберём всё ценное, попросим у вас воды и уйдём.       – Разумеется. Я помогу, чем смогу, – Сехун принял у Сухо кружки с чаем и раздал незваным гостям. Затем достал себе сухие брюки и надел. – К сожалению, здесь только две жилые комнаты. Мы вам предложим расположиться наверху, там одна кровать, но у меня есть пара толстых одеял, для ночёвки сойдёт. И отдам вам печь для согрева, здесь достаточно тепло.       – Но буря быстро выдует его, – возразил один из моряков.       – Мы не замёрзнем, – Сехун неожиданно ласково посмотрел на Сухо, чем смутил его, а мужчины добродушно усмехнулись. Немного позже он дал морякам всё, что обещал и сопроводил их в комнату, где жил Сухо. Когда он вернулся, паренька трясло от испуга. Сехун прошел внутрь и закрыл дверь на замок, чего обычно не делал. Это ещё больше испугало Сухо.       – А что, если им приспичит вломиться ночью? – спросил он.       – Ты ведёшь себя слишком явно, – вместо ответа сказал Сехун. – Я дал им понять, что мы пара и они не тронут тебя. Но если не справишься с эмоциями, тебе же хуже. Перестань ждать от всех подвоха и насилия. Твой настрой очень важен. Знаешь, что собаки, как и дикие животные, не нападают, если чувствуют ответную силу? Но если в добыче они учуют страх, обязательно нападут. Так и с людьми. Перестань боятся их, и они потеряют к тебе интерес. К тому же, эти люди только что пережили крушение, ты правда считаешь, что у них есть какие-то бесчестные желания?       Сухо кивнул, ему нечего было ни ответить, ни возразить. Ему вдруг стало стыдно за себя, он привык, что все мужчины, с которыми общался сам, так или иначе имели на него виды, и эти моряки тоже выглядели странно. Но скорее всего в их взглядах был простой интерес к непохожему на них человеку, не более. Сухо подумал, что выглядел довольно глупо, пытаясь спрятаться от них, и всё-таки одно не давало ему покоя.       – Зачем ты дал им понять, что мы пара?       – Это было для тебя, чтобы тебя успокоить, я же вижу, как ты нервничаешь. И потом, знаешь, моряки – довольно одинокие люди, ведь им по многу месяцев подряд приходится проводить в море, далеко от дома. Некоторые терпят до ближайшего порта, и уже там выпускают свои желания, а другие находят интересными своих же напарников по матросскому делу. Так было всегда, испокон веков, просто это не афишировалось, конечно. Но не думаю, что у этих конкретных людей есть на тебя какие-то виды, моё поведение они восприняли скорее как шутку, однако же понимают, что ты под моей защитой при любых обстоятельствах.       – Почему на тебя они реагируют иначе?       – Потому что я веду себя иначе, – пожал плечами маячник, встряхивая одеяло и расстилая постель. Затем, как был в брюках, он лег с краю и похлопал по месту рядом с собой ближе к стене.       – То есть дело не во внешности?       – Ты правда считаешь, что так уж сильно отличаешься? Конечно, твоя кожа заметно светлее и черты утончённые, но это связано с образом жизни, не более.       – Мы должны спать вместе? – нахмурился Сухо, переводя тему, чтобы не сгореть со стыда за собственное поведение.       – Да. Для тепла и безопасности. Печка то у них, и они правы, к утру здесь заметно похолодает, так что ложись в одежде.       – А ты не хочешь больше ничего надеть?       – У меня нету. Ты сейчас в моей одежде. Ложись уже.       Сухо всё ещё побаивался его, но сил уже не оставалось, он вымотался во время спасения моряков из бури, стресса в бане, скорее всего надуманного, неимоверно хотелось спать, и он лег на узкую кровать. Сехун притянул его поближе, и даже через одежду Сухо почувствовал, какое горячее у него тело. Если смотритель всю ночь будет таким горячим, они точно не замерзнут. Укрыв их обоих одеялом, Сехун обнял его поперёк талии и закрыл глаза. Несмотря на усталость и эмоции, Сухо ещё долго не мог заснуть, прислушиваясь к звукам наверху, к дыханию смотрителя за спиной и шуму бури.       Казалось, что кто-то пытается пробраться в комнату, скрипели половицы, что-то трещало, он часто бросал взгляды на дверь, но ничего не происходило. Сухо отругал себя за наивность и мнительность. Буря за окном выла, словно потеряла нечто важное, гоняя по телу мурашки страха. Парень не понимал, как можно привыкнуть к такому шуму, и ему казалось, что уснуть не получится, однако в середине ночи он забылся беспокойным сном.