ID работы: 11329748

Легенда старого маяка

Слэш
R
Завершён
62
автор
Mystic Mask бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
76 страниц, 12 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
62 Нравится 24 Отзывы 16 В сборник Скачать

Часть 10

Настройки текста
      Над маяком снова разыгралась буря. Сехун стоял на камне, о который сердито бились волны, холодными струями омывая его босые стопы. Ветер зло ворошил его волосы, пытался стянуть свитер, но смотритель лишь сложил руки на груди, не давая ему это сделать. Сехун с равнодушным лицом выжидал. Через время буря начала стихать. За его спиной послышались шаги. Смотритель не обернулся, он знал, кто пришел.       Мужчина андрогинного типа в тяжёлой серебристой одежде, сцепив руки за спиной, разглядывал широкую спину.       — Даже сейчас бунтуешь? Не собираешься приветствовать?       — Прости, — Сехун повернулся и склонился в поклоне. Ветер мгновенно стих, и на море наступил штиль. Затем он выпрямился, опустил руки по швам и смело посмотрел в глаза своему надзирателю. Это существо было старшим над всеми стражами, подобными ему, хотя от него напрямую не зависело их пребывание на местах, всё же его голос много значил.       — Зачем ты так поступил? — спросил надзиратель, изучая его лицо. — Ты же понимаешь, что этим поступком продлеваешь срок своей службы здесь? Понимаешь, что навлек на себя гнев?       — Я знал, на что шёл, — коротко ответил смотритель.       — Хорошо ещё, ты не сказал ему ничего такого, чтобы он бесповоротно влюбился.       — Я не собирался портить ему судьбу.       — Если бы ты не захотел, он бы не сделал первого шага, а ты уберёг бы себя и маяк от проблем.       — Маяк выстоял, а бури тормозили меня, когда я переходил черту. Никто не пострадал.       — Разбитый корабль ты уже не считаешь?       — Ну они же выжили.       — Не все. Впрочем, их судьба такой и была, но случилось это немного раньше. И в этом твоя вина, буря не была бы такой сильной, если бы ты…       — Да знаю я! — рявкнул Сехун. Он не мог создавать бурю, не мог управлять ветром или делать что-то магическое, он же не волшебник, а простой смотритель точки, которая объединяет пространства.       Но погодные явления были ответом на его эмоции. Смотритель должен быть безэмоциональным, должен уметь сдерживать себя и никогда не срываться. А Сехун не смог. Сначала Сухо его лишь немного взбесил, когда прыгнул с маяка, но потом всё, что он испытывал, было ответом на зло, причиненное этому ранимому человеку. Сехун злился на его бабку, на всех людей, что надругались над ним, пользовались им. Он хотел бы защитить паренька, только от прошлого нельзя защитить, как и убежать.       — Тогда почему? Если ты знал правила и последствия их нарушения, почему ты попросил этот подарок?        — Я влюбился. Ты же знаешь, как здесь одиноко и как редко я вижу кого-нибудь. А он… Он такой необычный. И такой обыкновенный. Я не устоял перед ним.       — Хорошо хоть ты подарок попросил, а не сам его взял. Ты же знаешь, как карают за самоуправство?       — Угу, — Сехун замер в ожидании своего приговора.       Ему запрещено привязываться к людям и вступать с ними в телесный контакт, кроме необходимой помощи. Запрещено испытывать чувства, вожделеть, ощущать сексуальные желания, запрещено открывать кому-либо свою душу. А он привязался. Сильно привязался. Сухо не был похож ни на кого из тех, кто прежде попадал на маяк, обычно люди погружались в собственные проблемы, тонули в жалости к себе и искали помощи и поддержки. А Сухо не искал, не ждал и не просил. Он каким-то образом научился понимать Сехуна, чувствовать его, относился с уважением и доверием. Сухо не нужно было ничего, только сам смотритель и жизнь на маяке интересовали молодого актера. Ему искренне нравилось здесь, и он с лёгкостью был готов отказаться от всего мирского, чтобы остаться. Но судьба у него иная, и решать это не ему. Кроме того, человеческий срок короток, Сехун бы не хотел переживать его медленного старения и последующей смерти, так тяжелее. Лучше уж страдать от неразделённой любви.       Смотритель поднял взгляд на надзирателя, давая понять, что знает — ему не уйти от ответственности, но он готов принять своё наказание. Мужчина кивнул, сделал вдох и заговорил:       — Они решили, что ты пробудешь в полном одиночестве следующие 50 лет, а там видно будет. Ни одно разумное существо не сможет контактировать с тобой в этот период, ты будешь полностью один. Он не сможет сюда вернуться. Он вообще тебя больше никогда не увидит.       Сехун согласно кивнул и тихо молвил:       — Воспоминания помогут мне жить дальше.       Надзиратель покачал головой. Этот страж самый упрямый и непокорный, именно поэтому его судьба тяжелее других, но он сам делает выбор, это его проблемы.       — Ты больше не сорвёшься?       — Я однолюб.       — Что правда, то правда. Такого за тобой раньше не наблюдалось. Думаю, я смогу попросить за тебя. Может, они не будут слишком строги, всё-таки 50 лет одиночества — тяжёлое наказание.       — Не проси. Я знал, на что шёл и чем мне это грозит. Я не раскаиваюсь и ни о чём не жалею. Любовь это не преступление.       — Ох, Соуль, Соуль, — вздохнул надзиратель, потирая лоб.       — Не хочу использовать старое имя. Зови меня теперь Сехун.       — Но это привязка к человеку.       — Нет, это новый я. Прошу.       — Ну Сехун, так Сехун, мне-то какая разница. Что ж, я рад, что ты всё понимаешь и готов нести ответственность. Я буду наблюдать, насколько ты действительно однолюб, но если ещё раз нарушишь правила, пеняй на себя. Я уже не смогу спасти тебя.       — Я знаю, — Сехун посмотрел ему прямо в глаза, и надзиратель вдруг умолк, хотя собирался обрушить на голову маячника целую нравоучительную тираду. Но открыв для него свой взгляд, Сехун позволил увидеть то, что клубилось внутри него, и почувствовать то, что чувствовал сам. И надзиратель умолк окончательно. Он и так мучается, и будет мучиться ещё долго, не только от одиночества, но и от потерянной невозможной любви. Он принимает всё, что ему грозит, и с честью понесёт своё наказание дальше, пока не истечёт его срок. Какой смысл давить на стража сильнее?       — Я ухожу, — заявил надзиратель. — К сожалению, не смогу навестить тебя до конца твоего наказания, но могу слышать тебя, если захочешь выговориться. Мне все равно непонятно, что ты в нём нашёл, вдруг решишь поделиться?       — Может, и решу, — откликнулся смотритель с лёгкой улыбкой. — А может, и нет. А пока прощай.       Надзиратель кивнул и растворился в воздухе. Упёртый и непокорный, слишком неправильный. Но надзиратель всегда выделял его из всех смотрителей и защищал, сколько мог. Только вот от любви не уберёг, и теперь Сехун расплачивается за неё одиночеством. Опять одиночеством.

***

      Приближение к городку давалось нелегко. Небольшой порт на окраине океана, куда приезжали туристы, да нечасто заходили рыботорговые суда — первый пункт его путешествия на большую землю. Отсюда он уехал месяц назад, уверенный, что больше его не увидит. Участковый полиции был предупрежден о найденном на маяке туристе и тут же сообщил в областной центр. Сухо показали медикам, и те не обнаружили у него каких-либо отклонений в здоровье.       Потом за ним приехали следователи и забрали на допрос. Сухо терпеливо рассказал им, как остался на острове, как прятался от провожатых, чем жил этот месяц, что ел и где спал, стараясь снабдить свою речь как можно большим количеством бытовых мелочей. Разговорившись, он пару раз упомянул Сехуна, и следователь остановил его.       — Простите, а Сехун это…?       — Маячник, — не раздумывая ответил актёр, не ощущая подвоха. Следователь переглянулся со своим напарником, тот нахмурился, и его переспросили.       — То есть, вы хотите сказать, что кроме вас на острове ещё кто-то был?       — Ну да, знаете же, что на каждом маяке есть смотритель, маячник, — Сухо вдруг осёкся, заметив, как переглядываются служители порядка, словно обсуждают, что делать с этим сумасшедшим, и только тогда понял, о чём предупреждал Сехун: ему не поверят.       Сухо засмеялся немного неестественно и добавил: — Ох, простите, что ввёл вас в заблуждение. Я нашел там личный дневник одного из маячников и от нечего делать читал его, чтобы скоротать время. И порой мне казалось, что я вижу его и могу говорить с ним, но думаю, это были простые сны или видения, ничего такого. Вам ведь тоже снится что-то, о чём вы читали?       — Бывает всякое. То есть вы были там один и читали дневник некоего маячника по имени Сехун?       — Да, так и было. Хотя постойте, однажды после бури к маяку прибило штормом корабль, и я помог выжившим морякам.       — Вот как! И что же дальше? Где эти моряки?       — Они уплыли. Следователи снова переглянулись.       — Что значит, уплыли? Просто уплыли и всё?       — Ну да.       — А почему же вы с ними не уплыли?       — Знаете, они были странными и подозрительными. Мне показалось, что это контрабандисты, и я их побаивался. Я соврал, что служу здесь смотрителем и скоро меня сменят, и они оставили меня в покое. Правда, поделились едой в благодарность за спасение.       — Значит, вы боялись за свою жизнь и поэтому не отправились с ними?       — Верно.       — Но ведь на острове сложно выжить без поддержки с большой земли. У вас не было лекарств, тёплой одежды и прочего, даже телефона. Вам не было страшно?       — Я помнил, что экскурсионные группы периодически приезжают, и знал, что нужно просто дождаться. А им не доверял. И нет, не было. Ну, во время бури бывало, конечно, и страшно. Маяк пару раз зажигался, и я…       — Что, простите? Подождите, пожалуйста.       Следователи вышли из кабинета для допросов и некоторое время не появлялись. Но когда вошли снова, весь их вид говорил об отношении к Сухо, как к сумасшедшему. Даже разговаривать с ним следователи начали медленнее и чётче, как с больным.       — Простите, надо было выяснить кое-что. Дело в том, что вы не могли видеть свет маяка, там давно нет электричества и дизеля для генераторов, поэтому маяк не рабочий, механизмы проржавели и его просто невозможно включить. Очевидно, вам показалось. Или приснилось. Но с этим разобрались. Это была последняя экскурсионная группа на маяк в этом году. Что, если бы она не приплыла из-за погодных условий?       — Жаль, что приплыла, — буркнул Сухо себе под нос.       — Что вы сказали? — переспросил следователь.       — Говорю, но ведь приплыла же.       — Это да. А что были за моряки, которым вы помогли? Откуда они?       — Ой, я даже не знаю, я не спрашивал их.       — Ну а какой они национальности? На каком языке говорили? Может вы видели флаг на их корабле?       — Я решил, что они контрабандисты, флага не видел, а они даже имён своих не назвали. А что про язык, они говорили на…       Сухо вдруг умолк и задумался. А на каком же собственно языке говорили те мужчины? Корейский? Китайский? Японский? Нет, ни один из известных ему языков не подходил. И это внезапно взволновало, ведь с Сехуном они говорили на… А на каком языке говорили они с Сехуном?       Неопровержим тот факт, что он с первой минуты понимал речь Сехуна и так же легко ему отвечал, но на каком языке? Сухо даже похолодел от страха. Он не помнил. Совсем. Точнее, не знал, не мог назвать язык общения. Но почему? Как такое возможно?! И тот момент, который ему показался странным, когда Сехун попросил его произнести слово суицид на корейском задом наперед. Значит ли это, что они говорили на ином языке? И что подумают следователи, если он им всё это расскажет?       Подняв взгляд, актёр увидел в глазах следователей недоумение и недоверие, они явно считали его психом и уже собирались вызывать специалистов, поэтому он решил по возможности успокоить их.       — Японский, они говорили на японском, я изучал его в институте, поэтому я понимал их, а они меня достаточно, чтобы объясниться. Но мы мало разговаривали.       — Ох уж эти японцы…       — Да. Вот, собственно, и вся история, — развел руками Сухо с виноватой улыбкой.       — Что ж, мы проверим факты и отправим на маяк специалиста, чтобы составить протокол, а вам нужно будет потом подписать его.       — Сколько это займет времени?       — Пару дней.       — Хорошо, благодарю вас.       — Господин Ким, в связи с тем, что вас давно искали, мы незамедлительно сообщим вашей бабушке о том, что вы живы и здоровы, уверен, она пожелает вашего немедленного возвращения, но вы уж подождите здесь до возвращения людей с острова.       — Поступайте, как считаете нужным, — отмахнулся Сухо.       Его поселили в номер в отеле за счёт средств мадам Ким. Распластавшись на постели, Сухо бездумно пялился в потолок пару часов. Потом ему это надоело, а сон не шёл, несмотря на усталость.       Язык. На каком же языке они все разговаривали? И как вышло, что и Сехун, и моряки легко понимали друг друга и его? Были ли они корейцами? Или…? Наверное, он просто свихнулся, и не было никакого Сехуна и контрабандистов. Всё это ему приснилось, привиделось, мозг сам придумал эту историю. Слишком много спорных моментов, недосказанности и странностей. Не может это быть правдой. Просто у него реально крыша поехала или началась шизофрения, раз он видит то, чего нет.       Сухо сел на постели, осознав, что всё ещё не снял верхней одежды, стянул куртку за рукава и взялся руками за шарф. Шарф, связанный из разноцветных шерстяных нитей. Шарф, пахнувший морем и водорослями, именно так всегда пах Сехун. Воспоминания картинками запестрели перед мысленным взором, Сухо уронил голову на руки и всхлипнул. Нет, всё это было по-настоящему, ему не привиделось и не приснилось. Всё было…       Через полтора суток его снова вызвали в полицейский участок. Следователи положили на стол протокол осмотра места происшествия, попросили прочитать его и подписать, если всё верно. Сухо читал очень внимательно, словно эта бумажка могла приблизить его к маяку и к его смотрителю. «…необитаем, присутствие людей не обнаружено…», «…ветхие одеяла и грязное постельное…», «остатки тухлой воды в бочках…», «имеются признаки использования газового баллона и плиты, возможно, для приготовления еды…», «признаков кораблекрушения не обнаружено… осколков кораблей не имеется на несколько миль вокруг», «Журнал смотрителей не содержит имени Сехун…», «нет признаков пополнения запасов провизии…», читал парень неторопливо. Нет, ну вода была как раз таки свежая и даже вкусная. Было в этом протоколе и много вещей, которых Сухо там не видел, и напротив, не оказалось того, чем они с Сехуном реально пользовались. Впрочем, маячник ведь его предупреждал, что многое изменится, и он не найдет там привычных вещей.       В груди защемило, он зажмурился и сглотнул ком в горле. И всё-таки Сехун был, он настоящий, мозг не мог столько напридумывать. И все эти новые ощущения, ласки, поцелуи… Сухо никогда не знал подобного, ему уж точно не откуда было взять подобные фантазии. Отвлек голос следователя.       — Мы обнаружили несколько противоречий между вашими словами и этим протоколом. Не могли бы вы пояснить…       — Верьте протоколу, — прервал его Сухо. — У меня иногда мутилось сознание и появлялись видения. Какие-то вещи я помню искаженно, поэтому правда здесь.       — Ну хорошо, как скажете, — следователям явно не хотелось больше возиться с этим странным делом, и они торопились побыстрее закрыть его и сбагрить подозрительного парня на большую землю.       Перелет до Сеула занял чуть меньше двух часов, все расходы оплачивала мадам Ким, и Сухо не хотел думать, какой счёт она потом ему предъявит. Он возвращался в мир, в котором вырос, и совсем его не узнавал, словно попал на другую планету. Все знакомые места теперь казались ему чужими, любимая прежде кофейня впервые не порадовала, здание театра и вовсе показалось незнакомым. Сухо с равнодушием вошёл внутрь и направился в свою гримёрку. Но и в ней он чувствовал себя как чужак. Стоило ему подумать о возвращении в комнату в доме мадам Ким, как она собственной персоной ворвалась к нему без стука и предупреждения, как только ей доложили, что внук вернулся.       — Наконец-то! — воскликнула женщина, оглядывая его оценивающим взглядом, словно торговец, желающий убедиться, что его товар не повреждён.       — И вам доброго дня, — ответил Сухо равнодушно.       — Не дерзи! — взвизгнула женщина, что говорило о крайне степени её раздражения. — Ты где пропадал целый месяц?! Даже больше того! Как ты посмел сбежать?! Я столько в тебя вложила!       — Не продолжайте, мадам, я устал с дороги, — перебил её Сухо. Мадам Ким развернулась к нему с полным недоумением. Да как он смеет так нагло разговаривать?!       — Ты хоть представляешь, сколько денег я потратила на ищеек, перелеты и проживание?! А на твои поиски? Думаешь, тебя просто так разыскивали по всему азиатско-тихоокеанскому региону?! Мне стольких людей пришлось подключить! Твои поклонники с ума сходили! Ты даже не представляешь, сколько шуму навёл и сколько претензий я выслушала! После такого ты со мной никогда не рассчитаешься! Я тебя на короткий поводок посажу, чтобы даже думать не смел…       — Достаточно! Я устал и хочу побыть один. Потом что-нибудь придумаю.       — Пхах! Придумает он! Знаешь что, Ким Сухо? С этого же дня возвращайся к работе и отрабатывай все свои долги, хотя сомневаюсь, что тебе хватит для этого целой жизни. Но прежде отправляйся домой и вымойся. И выбрось этот вонючий шарф! Всю гримёрку водорослями провонял!       Сухо даже вздрогнул при упоминании шарфа, сердито посмотрел на неё, борясь с привычным страхом, и жёстко ответил:       — Этот шарф спас мне жизнь. А что до дома, теперь я буду жить здесь, в этой гримёрке. Раскладушки для сна хватит. Не стану больше вас смущать, мадам. Что же касается моего отсутствия, уверен вы вынесли мозг не одному полицейскому и уже знаете все подробности моего путешествия, а потому прошу, оставьте меня, мне нужен отдых.       — Мелкий ублюдок! — сорвалась мадам, бесясь всё сильнее. — Ты здесь не останешься! Я тебе не позволяю жить тут одному!       — Так закройте этот театр на все ключи, все равно тут камеры видеонаблюдения повсюду! Можете вообще запереть меня в этом отсеке с гримёрками, только доступ к туалету и нужен.       — Нахальный мальчишка! Отправляйся домой сейчас же!       — Я. Никуда. Отсюда. Не. Выйду.       — Отчеканил Сухо, сжав руки в кулаки и стиснув зубы. Впервые он так открыто решился возражать собственной бабке и был готов к любой её реакции. Она даже не поинтересовалась, как он себя чувствует, не голоден ли, в каком вообще состоянии. Потому что ей плевать, она бессердечна и ценит только деньги. Сейчас Сухо окончательно понял, несмотря на кровные узы, что это чужой для него человек, и он ничем ей не обязан и ничего не должен.       Мадам Ким даже зашипела от злости, опешив от непривычной манеры общения своего внука, такого знакомого, но теперь необъяснимо чужого. Женщина натурально растерялась, ведь никто никогда не позволял себе так с ней разговаривать, противоречить ей, и уж тем более Сухо. Она долгие годы старательно запугивала его, взращивала в нём чувство вины, давила на совесть, и всё это не для того, чтобы её вот так просто игнорировали! Она громко хлопнула дверью и почти выбежала из гримёрки.       Вернувшись в свой кабинет, мадам открыла записную книжку и набрала номер поклонника Сухо, которого парень больше всего ненавидел, сообщила ему о возвращении актёра и о возможности свидания с ним. Она этого мальчишку быстро на колени поставит! Ишь ты, удумал строить из себя взрослого!

***

      Сухо вернулся на сцену театра уже на следующий в день в постановке, сценарий которой знал наизусть, и там ему была отведена главная роль. Молодой человек лучезарно улыбался со сцены, когда зрители рукоплескали, но глаза его не улыбались, никому ведь не было дела до его чувств. Впервые Сухо с интересом рассматривал зал после включения освещения. Сехун сказал, что где-то здесь, в его привычной жизни есть свет условного маяка, что поможет ему выбраться. А так как львиную долю своей жизни Сухо проводил в театре, он справедливо полагал, что именно здесь и нужно искать.       Его постоянные поклонники и поклонницы искренне радовались его возвращению. Некоторые приходили в театр, чтобы посмотреть и послушать его, получить эстетическое удовольствие, другие — чтобы похотливо мечтать о последующих закулисных встречах с ним. Сухо принял решение — он начнёт аккуратно, но решительно отшивать своих постоянных воздыхателей, и пусть мадам Ким бесится. В конце концов, это его жизнь и его тело, он не собирается оставаться безропотной подстилкой. Конечно, из-за его поведения театр может понести убытки, что вызовет ещё больший гнев у бабки, но всё остальное он уже перепробовал, так что выбор невелик.       Раньше он не смотрел в зал, да и лица истинных почитателей не считал нужным запоминать, но теперь решил сам выбирать круг своего общения и искать поддержку в других людях. Он не сможет сам выбраться отсюда, ему нужен кто-то, кто подскажет как, или поможет, а Сухо уж потом обязательно отплатит за добро. Среди посетителей театра было множество женщин и стариков, несколько детей пришли со взрослыми, мужчин среднего возраста почти не было, кроме тех, кто сопровождал своих матерей. Его внимание привлекла девушка, одиноко стоявшая у стены со скромным букетом. Она не решалась пойти на сцену, чтобы вручить букет. Болезненный вид, темные круги под глазами, скромная улыбка и огромные глаза, словно нимфа из леса, так не походила она на заядлых театралов.       Вдруг к девушке подошёл высокий широкоплечий мужчина, что-то спросил у нее и посмотрел на сцену. Сухо оценил крупные черты лица, пухлые губы и внимательный цепкий взгляд. Пока он и другие актеры принимали комплименты и букеты от своих поклонников, красивая пара так и стояла у стены, потом девушка вручила букетик кому-то из танцовщиц и вышла в сопровождении своего высокого мужчины. Почему Сухо вообще обратил на них внимание, он себе так и не объяснил. Наверное, они слишком выбивались из привычных ему образов.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.