Он станет моим полотном

      — Мы сыграем в игру, — Птица склоняет голову набок и чешет висок тупой стороной лезвия ножа. — Правила простые. Я задаю вопрос, ты отвечаешь. Моргаешь один раз — да, два раза — нет.       Олег подвешен к крюку. Руки, схваченные наручниками за побелевшие запястья, подняты высоко над головой. Ноги едва касаются пола. Когда он пришёл в себя, куртки на нём уже не было. Зато на губах появилась широкая полоса серебристого скотча.       — Итак, сначала давай вместе вспомним, как выглядит твоя татуировка. Это надпись? Предмет? Человек? Животное? — Птица делает паузу после каждого варианта, но не получает в ответ ничего, кроме демонстративного игнорирования.       Произнести хотя бы слово невозможно. Выбраться самостоятельно невозможно. Выяснить, какого хрена здесь вообще происходит, невозможно. Олег пытался в первые часы после пробуждения. Долго пытался. Единственное, чего добился — вывел похитителя из себя и получил несколько красноречивых ударов в солнечное сплетение. После четвёртого, не имея возможности глотать воздух ещё и ртом, он чуть не задохнулся.       — Хорошо. Попробуем по-другому. Где она находится? Здесь? Или здесь? Может, здесь? — Птица внимательно следит за реакцией Волкова и поочерёдно касается острием ножа его груди, рёбер, плоского живота, подчёркнутого тонким чёрным трикотажем.       Олег не моргает. Он пытается найти что-то незнакомое, подозрительное в его лице. Хоть что-то, что выдаст в нём подделку, оборотня, притворщика. Это не может быть Сергей! Но это лицо Сергея. Лицо, в котором ему знакома каждая черта. Правда, чем дольше он в него вглядывается, тем более навязчивым становится ощущение, что он смотрит на него в зеркальном отражении. Странное чувство. Наверное, восприятие искажается наркотиком, который всё ещё в его крови.       Серёж, что ты делаешь? Что с тобой случилось? Ты болен? Одержим? Угодил в секту? Употребляешь? Тебе нужна помощь? Господи, что же мне сделать? Как помочь, пока ты не натворил чего-то пострашнее? Или уже натворил?       — Неужели... здесь? — Птица ухмыляется уголком губ, подхватывает зазубренным лезвием ремень на джинсах Олега, но отвлекается на его телефон, вибрирующий в куртке. — Надо же, как вовремя. Не возражаешь, если я посмотрю?       Птица отходит к комоду, на котором лежит куртка Волкова. Находит в кармане телефон, проверяет и почти сразу с нескрываемым раздражением отбрасывает на столешницу. Одно из уведомлений напоминает о непрочитанном входящем сообщении во Vmeste. Кажется, что-то про закупки и нового поставщика алкогольных напитков. Птица не читает. Он смотрит только на логотип. Смотрит и представляет своего брата, позирующего для журнала с характерным жестом «V». Его жест — вариация «улыбки Моны Лизы». Код. Шифр. Тайное послание. Это не «мир» и не «победа». Это двое. Д в о е вместе. Всегда вместе. Навсегда вместе.       Но ты, Серёжа, благополучно обо мне забыл. Может, самое время тебе напомнить? Может, прислать тебе фотографию мальчика из секретного альбома? Мальчика, который давно повзрослел? Такую фотографию, чтобы тебя парализовало от боли! Такую, чтобы у тебя разорвалось сердце! Такую, чтобы ты, милосердный, светлый и безгрешный, пожалел, что в детстве своими руками не убил меня!       — Кажется, ты говорил о второй татуировке? У меня есть идея получше, — Птица выдвигает нижний ящик и достаёт небольшой металлический кейс. — Слышал что-нибудь о шрамировании?       Интересно, Олегу говорили, что у него иконописное лицо? Портить такое — преступление. А вот тело явно можно усовершенствовать. Птица находит шрамирование идеальным вариантом. Он любит огонь, дым, запах тлеющей плоти. Поэтому сначала всерьёз задумывается о брендинге — выжигании, клеймлении. Но вовремя вспоминает, что для сложных рисунков такая техника не годится. Да и боль проходит относительно быстро. Нет-нет, нужно что-то другое. Что-то особенное.       — Не беспокойся, инструмент стерильный. Не хочу, чтобы ты умер от заражения крови, — Птица извлекает из кейса скальпель, касается острием подушечки своего указательного пальца и удовлетворённо кивает. — Рассказать, как это будет?       В отчаянии Олег мычит, зажмуривается, отрицательно качает головой и давится собственным всхлипом. Стискивает зубы до скрипа. Он примерно понимает, что ему предстоит. Он не хочет слышать.       — Я буду резать и иссекать твою кожу сантиметр за сантиметром. Буду заходить под разными углами и на разную глубину. Пока некоторые раны будут свежими, я вотру в них пепел, чтобы рубцы стали келоидными и выступали на теле. Так рисунок получится фактурным. Правда, я совсем забыл об анестезии... Надеюсь, ты не боишься боли.       Не выпуская скальпель из руки, Птица заходит сзади и наваливается всем весом, точно старый школьный приятель. Обвивает шею Волкова, прижимается гладкой щекой к небритой щеке. Почти виснет на нём. Он не склонен к полноте, но оказывается неожиданно тяжёлым. Будто их двое. Их и есть двое. Их всегда было двое, просто Олег об этом не знает. Олег об этом не думает. Олегу кажется, что от тяжести у него вот-вот оборвутся руки. Выйдут из суставов, затрещат в мышцах и останутся болтаться на крюке, пока обратившееся в беспомощную гусеницу тело будет корчиться на залитом кровью полу.       — Прежде чем мы начнём... — Птица подцепляет ногтем уголок скотча и отгибает его буквально на миллиметр. — Я сниму это, но только при одном условии. Ты должен кое-что мне пообещать.       «Он хочет, чтобы я молчал, — думает Олег, хотя сейчас ему больно даже думать. — Хочет, чтобы я молчал».       — Пообещай, что будешь... — Птица настолько сокращает дистанцию, что в какой-то момент не только обжигающее дыхание, но и его пересохшие губы касаются чужого уха. — Кричать.       Олег физически ощущает, как от нарастающего ужаса расширяются зрачки. Делает судорожный вдох и, наконец, отвечает. Он слегка поворачивает голову, долго смотрит в лицо Птицы из-под тяжёлых тёмных ресниц. Затем моргает. Один раз. Второй. Чётко, с выдержанной паузой, словно отыгрывая веками азбуку Морзе. Его ответ может означать только одно — категорическое «нет». Он не издаст ни звука, даже если его конечности одну за другой будут опускать в садовый измельчитель веток.       Несмотря на то, что Олег держится стоически, он не может полностью контролировать своё тело. Птица чувствует, как сильно он дрожит. Чёрт, а это приятно. Хочется прижаться ещё теснее, забраться под одежду, увеличить площадь соприкосновения. Но прежде нужно его наказать. Нужно объяснить, что нельзя отказывать хозяину территории, на которой находишься. Это невежливо. Это раздражает. Злит. Птица размахивается и с силой бьёт Олега наотмашь по лицу.

***

      — Чёрт! — Сергей шипит, раня палец о бумагу.       Несколько капель крови падают на глянцевый разворот, посвящённый миллиардеру, филантропу и основателю социальной сети Vmeste Сергею Разумовскому. Он не узнаёт себя на фотографии. Ему не нравится этот фотосет. Ему никогда не нравился такой стиль... Он знает, кому бы понравился. Чем больше он об этом думает, тем сильнее дрожат его руки. Неловко переворачивает страницу и режется снова.       Олег Волков никогда не менял номер телефона. Его первый номер — его актуальный номер. Он зарегистрировался в социальной сети всего полтора года назад. Скорее для быстрого обмена сообщениями по рабочим вопросам, чем для душевных бесед с бывшими одноклассниками. Сергей узнал об этом сразу — получил уведомление, что один из его контактов теперь во Vmeste. С тех пор он наблюдает за ним.       Сначала он заглядывал на страницу Волкова раз в две-три недели. Со временем это переросло в ежедневный ритуал. Сергей не проверяет, изменился ли статус. Не ждёт обновления фотографии профиля, ведь свой аккаунт Олег практически не ведёт. Зато заходит в него каждый день примерно в одно и то же время — с 6:00 до 6:05 утра. Наверное, просыпается по звонку будильника, наспех проверяет сообщения и уже не появляется в сети до следующего дня. Сергей использует нехитрую закономерность с единственной целью — создать для себя иллюзию хоть какого-нибудь присутствия в его жизни.       Был онлайн сегодня? Значит, всё нормально. По крайней мере, жив. Раньше уверенности не было даже в этом. А теперь он может в этом убедиться в любой момент. Главное — не рано утром, ведь вместо привычного «был в сети» можно случайно нарваться на «онлайн». Тогда щёки взволнованно заалеют, телефон сам выскользнет из рук. И Разумовский снова почувствует себя взломщиком, ворвавшимся в чужой дом без приглашения.       — Сергей, набрать номер, указанный в профиле? — спрашивает Марго.       Олег Волков. Был в сети вчера в 6:04. Вчера.       — Позвонить пользователю напрямую? — продолжает голосовой помощник.       Чёрт, как же глупо. Даже очевидное, подтверждённое фактами и свидетельствами близких исчезновение человека не будут расследовать так скоро. А они-то кто друг другу? Какие у него основания? Допустим, он позвонит. Вдруг Олег не возьмёт трубку? Вдруг возьмёт? Что Сергей тогда ему скажет?       Прости, мы не общались почти пять лет, но ты не был в сети уже больше суток, и я забеспокоился? У меня плохое предчувствие? Я, чёрт возьми, всю ночь не спал, потому что видел кошмарный сон про тебя и... Там ведь был кто-то ещё. Кто? Никак не получается вспомнить...       — Господи, просто позвони ему.       Сергей закрывает глаза, нервно закусывает губу и нажимает кнопку вызова. Гудки идут долго. Сброс. Набирает снова. Сбрасывают сразу. Ещё одна попытка. Наконец, кто-то принимает входящий звонок.