***
— Британец, да? Прошлогодний? — на ручку руля ложится тяжёлая мужская ладонь. — Немного таких в Питере. В каком клубе состоишь? — Я сам по себе, — Птица ставит свой чёрный Rocket III TFC на боковую подножку, но не торопится слезать с мотоцикла. Он сразу узнаёт Вадима — высокого блондина с нездоровой тягой к зубочисткам и громким голосом, похожим на лай. Это он разыскивал Олега в баре. А вот Вадим его не узнаёт. Он видит лишь собственное отражение в тёмном стекле мотоциклетного шлема. — Сто шестьдесят лошадиных? — Сто шестьдесят семь. Сто шестьдесят семь лошадиных сил. Интересно, сколько это в волчьих? Волков... Волков чертовски прав. В отличие от груды железа на четырёх колёсах, мотоцикл — не компенсация скромных мужских возможностей. Мотоцикл — монстр, зверь, живой организм. Партнёр. Ты управляешь им, а он управляет тобой. Пока ты усмиряешь его, зажимая между ногами, он, жадный до внимания, точно обезумевшая нимфоманка, не даёт тебе отвлечься и уснуть. Уснёшь — труп. Уснёшь — и тебя уже соскребают с асфальта, как слой хрустящей облупившейся краски со стены коммуналки. Каждая поездка — приватный танец, перерастающий в смертельную схватку равных. В памяти, обдавая острым электрическим разрядом каждую клетку мозга, всплывают рваные образы. Яркие, обжигающие веки и ослепительные, как солнечные вспышки. У Олега гибкая спина и тёплая кожа. Непривычно тёплая для Птицы, чьи руки всегда холодные, как лягушка. Птица всё ещё видит, как мертвенно-бледный мужчина в предсмертном агоническом припадке выгибается под ним. Жизнь покидает его мучительно медленно — испаряется с губ с каждым выдохом, выплёскивается вместе с кровью. Пульсирует. Из груди вырываются хриплые стоны. Короткие ногти царапают паркет. Обувь со скрипом скользит по багряной луже. Это похоже на музыку. Я слышу твою музыку, Олег. Ради неё я бы мог часами убивать тебя. Душить, топить, резать, жечь... Я бы хотел разбирать тебя, как мозаику, а потом собирать снова и снова. Каждый раз — в новое, ещё более красивое! — Вадим, — нетерпеливо окликает молодой мужчина, стуча накрашенными чёрным лаком ногтями по капоту такого же чёрного внедорожника. — Время. — Да, — коротко усмехается тот. Вадима забавляет то, с каким усердием смазливый мальчишка с весьма примечательной для азиата внешностью строит из себя главного. Он так смешон в этой роли, так нелеп в попытке казаться круче и взрослее, что его выходки не раздражают, а вызывают снисходительную улыбку. На сколько лет он младше? Лет на десять? Вадим в его годы был мужчиной. А Алтан — всё ещё ребёнок. Капризный, вызывающий, с по-девчачьи длинными волосами, острыми коленками и очередным цветочным горшком в свободной руке. Растения — его слабость. И сам он ненамного крепче своих «питомцев». Просто нужно знать, где именно надавить, чтобы переломить надвое... Но Вадим терпит. Терпит, пока папочка Дагбаев исправно платит и не вмешивается в его политику управления казино. Сегодня в казино состоится одна из самых безумных закрытых вечеринок за последние несколько лет. Вадим подошёл к организации мероприятия с завидным энтузиазмом. Даже запретил обслуживающему персоналу пользоваться гаджетами под страхом смерти. И не шутил. Какие могут быть шутки с такими фамилиями в списке приглашённых лиц? Это не солидного возраста олигархи и депутаты, готовые часами говорить о политике, гольфе, фондовых биржах и проблемах с простатой. Это их дети. Пресловутая золотая молодёжь, которая любит роскошь, размах, разврат. Будет элитный алкоголь. Будут запрещённые вещества. Будет кое-что ещё для тех, кто захочет погорячее. Будут маски. А какая будет ёлка! Новый год же, чёрт возьми. Неудивительно, что Волков и в этот раз отказался от приглашения. А ведь Вадим предлагал дважды. Да, два месяца назад Олега чуть не убили. Только дело ведь не в этом. Принципиальный сукин сын просто не хочет мараться. Как он тогда сказал? В оргиях не участвует, в сектах не состоит? Интересно, а он знает, что на вечеринку впервые пригласили его дружка, Сергея Разумовского? Сам Гречкин-младший на этом настоял. Надо ещё раз позвонить ему, рассказать. Пусть приходит и убедится, что не такой уж тот и святоша. — Мы раньше не пересекались? — Вадим не может избавиться от навязчивого ощущения, что он уже встречал этого человека, возможно, в казино или в мотобаре Волкова. — Нет. Ты обознался. — Странно, — хмыкает тот и садится за руль. Квартира Волкова располагается на последнем этаже. Несмотря на впечатляющую для Петербурга высоту здания и туман, видно, что в его окнах горит свет. Птица неотрывно следит за ними, барабаня пальцами по рулю и крепче сжимая бёдрами мотоцикл. Он не случайно выбрал именно такую модель. Этот мотоцикл похож на Олега. Даже внешне. Сиденье — его живот, упругий, подтянутый. Бензобак — грохочущая грудная клетка. Три серебристых цилиндра с правой стороны — выпирающие рёбра. Он ещё не опробован. Он с характером, не поддаётся дрессировке. Он не упустит возможности напомнить, что сверху ты — только технически. Я мог бы вывернуть тебя наизнанку, Олег. Вывернуть рёбрами наружу и создать нечто подобное. У людей так много общего с механизмами. Их можно ремонтировать, можно ломать. У них тоже есть двигатель, есть тормоза... Хочешь, я научу тебя отпускать тормоза? Когда внедорожник Вадима скрывается за поворотом, Птица снимает шлем. Рыжие волосы быстро напитываются влажным воздухом, тяжелеют, кажутся ярче и чуть длиннее, чем обычно. Он больше не видит ни окон, ни даже самого дома. Не видит улицу, прохожих, собственные вытянутые руки. Перед глазами — лишь пульсирующее мутное пятно. Голод. Голод — вот, что он чувствует. Если он поднимется к Олегу прямо сейчас, придёт в себя несколько часов спустя рядом с его изуродованным трупом. Конечно, если от него вообще что-то останется. И что с того? Гештальты нужно закрывать! Конечно, звукоизоляция здесь наверняка так себе... Придётся снова воспользоваться скотчем. Или набить его рот всем, что попадётся под руку, и завязать тряпкой. Или сразу вырезать язык — пусть мычит себе вволю. Только представь, какие гортанные звуки он будет издавать, захлёбываясь кровью! Представь, как она выплёскивается из горла на подбородок, затекает в нос, попадает на лицо! На твоё лицо! И тогда он попросит. Он точно попросит... Нет. Нет-нет, не сейчас. Только не сейчас! Проклятье... Птица часто моргает и протирает глаза, царапая кожу грубыми кожаными перчатками. Нет. Нельзя. Время ещё есть. Он успеет. Успеет накормить внутреннего демона и вернуться сюда. Взгляд выхватывает из толпы группку симпатичных студенток. Они громко перешёптываются, заливаются смехом, размахивают пакетами с покупками. Ведут себя шумно, провокационно. Пытаются привлечь к себе внимание? Бедняжки не осознают, что на подобной охоте могут рассчитывать лишь на статус добычи, куска мяса. Кто сказал, что только мужчины западают на внешность? Стереотип. Женщинам тоже нравятся красивые лица и длинные ноги. А ещё им нравятся мотоциклы. Птица быстро надевает шлем, призывно кивает самой активной. И она, взволнованно визжа, без долгих раздумий и под завистливый лепет подружек занимает место позади него. Девушка ещё не знает, что до следующего календарного года она не доживёт. Птица уже знает, что сделает с ней. Сначала утолит их общий голод, потом — только свой. До полуночи остаётся чуть более двух часов.***
— Это не ты. Олег всматривается в рыжую точку по ту сторону дороги, не моргая, пока не становится больно глазам. С такого расстояния практически невозможно разглядеть черты, но воображение охотно дорисовывает всё необходимое — острый подбородок и такие же острые скулы, густые брови необычной формы, глаза с чуть приподнятыми внешними уголками. Олег знает это лицо наизусть. Он видел его спокойным и рассерженным, счастливым и отчаянным, уязвлённым и торжествующим... Вот только кому оно принадлежит? Сергею или его копии? — Это не ты, — повторяет Олег и шипит, когда позабытая сигарета прогорает до самого фильтра и обжигает пальцы. — Это не можешь быть ты. Пятясь, он спотыкается о невысокий порог лоджии, с трудом удерживает равновесие и возвращается в спальню в поисках телефона. Проклятая хромота. Если бы лезвие вошло чуть глубже, Олег бы точно остался инвалидом. А так ещё есть шанс, что всё пройдёт само — без хирургического вмешательства, когда он полностью восстановится. Нужно подождать. И он ждёт. Терпит боль, из-за которой просыпается по ночам и не может встать утром с постели. Заглушает её таблетками и алкоголем. Когда становится особенно паршиво, бьёт здоровую ногу кулаком, ключами, пепельницей — чем придётся. Менее больно от этого, конечно, не становится. Но так боль хотя бы не пульсирует в одной точке, медленно сводя с ума. — Давай, просто возьми трубку... — набрать номер Сергея удаётся далеко не с первой попытки — пальцы не слушаются, не гнутся и дрожат, будто их держали в сугробе. Олег подходит к окну, прислоняется к стеклу вспотевшим лбом. Понимает, что не услышит мелодию входящего звонка. Зато точно увидит, как человек внизу поднесёт телефон к уху. Так он убедится, что это Сергей. Он даже не спросит, с каких пор тот увлекается мотоциклами и какого чёрта вообще здесь забыл. Просто пусть это будет он. Пусть это будет он, а не тот, другой. Мёртвый. — Олег? — Сергей отвечает почти моментально, после первого гудка. Рыжеволосый призрак неподвижен. Люди снуют вокруг него, словно в ускоренной съёмке. А он только вглядывается в окна Волкова, держа обе руки на руле. Нет, это не Сергей. — Алло? — в голосе звучат тревожные нотки. — Олег, что-то случилось? Ты слышишь меня? — Привет, Серый. Нет, ничего не случилось, — он пытается звучать спокойно и невозмутимо, но выходит скверно. — Прости, случайно набрал. — Может, мне приехать? Судя по классической музыке и приглушённым голосам, которые Разумовский пытается перекричать, он находится на очередном благотворительном вечере или другом торжественном мероприятии. Олег же чувствует, что из-за нарастающей боли в бедре у него вот-вот подкосятся ноги. Он отвлекается буквально на минуту, чтобы вытряхнуть на ладонь таблетку обезболивающего и плеснуть в стакан немного воды. — Нет, не нужно. Я не буду тебя отвлекать. Давай как-нибудь в другой раз по... — Олег снова подходит к окну и обнаруживает, что даже за такой короткий отрезок времени фигура успела исчезнуть. — Какого чёрта? — Так. Я сейчас приеду. — Я не дома. — Буду через двадцать минут. — Серёж, перес... — Олег обречённо вздыхает, слыша в ответ короткие гудки. Засранец. Всегда делает по-своему. Олег злится, немного раздражён. Но всё равно не собирается причинять боль единственному человеку, которого в течение многих лет считал всей своей семьёй. Поэтому первым делом сгребает разложенные на столе лекарства, рецепт, памятку с порядком и дозировками приёма в выдвижной ящик. Если Сергей увидит, сколько их... Он и так чувствует себя виноватым. А ведь ему сейчас ничуть не лучше. Погиб его родной брат, его плоть и кровь. Разве такую боль можно сравнить с физической? Бедный. Невыносимо видеть печать горя и вины на его лице. Хочется защитить его, оградить от воспоминаний. Вот только он всё равно вспомнит, когда узнает — если не руку брата, то своё собственное лицо. Со стены, в которую упирается изголовье низкой широкой кровати, сорвана вся облицовка. Раньше здесь были бамбуковые ламели. Теперь — картина, написанная поверх кирпичей. Несмотря на шершавую поверхность, далёкую от безупречной гладкости холста, всё выполнено с поразительной реалистичностью и вниманием к деталям. Антропоморфный человек-ворон вступает в схватку с человеком-волком. Сцена странная, неоднозначная, будоражащая. Чем дольше смотришь, тем гуще краснеешь. Но, заразившись этой болезненной откровенностью, уже невозможно отвести взгляд от напряжённых мышц, выпирающих вен на шее, когтей одного и клыков другого, от бесстыдно раскинутых коленей. Доминирующие цвета — чёрный и грязно-красный, ржавый. Олег не знает, что это настоящая кровь. Олег думает, что Птица сделал это, пока он сам висел на крюке в его квартире. Сначала Волков хотел закрасить стену. Заказал кисти и краску, но в итоге так и не решился. Уничтожить последнее, что человек создал в своей жизни — значит предать его забвению. Это жестоко, трусливо. К тому же, Птица оставил метку не только на стене. Олег отрезает тонкую полоску пластыря и обматывает безымянный палец, точно кольцом. Птица никогда не подписывал картины своей фамилией. Ещё в детстве он придумал собственный знак — лаконичную пиктограмму в виде ворона. Он «пометил» Олега после первой попытки побега. Планировал воспользоваться скальпелем, но позже отдал предпочтение электрическому выжигателю по дереву. Так шрам на внутренней стороне фаланги получился особенно изящным и аккуратным. Он останется навсегда. Сам Олег узнал об этом только в больнице, когда с руки сняли повязку. Он до сих пор не может избавиться от жутковатой ассоциации — с ним обручились, не спросив согласия.***
— Я знаю, что ты дома. — Сергей приезжает ровно через двадцать минут и почти столько же времени проводит у запертой входной двери. — Открой, или я её выломаю. — Просил же не приезжать. Олег понимает, что рано или поздно угрозы будут приведены в исполнение, поэтому сдаётся. Щёлкнув замком, нехотя пропускает незваного гостя в квартиру. Тот вихрем проносится мимо, оглядываясь и попутно срывая перчатки с узких озябших кистей. — Я тоже рад тебя видеть. Так что случилось? — Ты мне скажи, — Олег усмехается и, скрестив руки на груди, прислоняется к стене. — Это же не я врываюсь к тебе без приглашения. Как видишь, я в порядке. Так что можешь ехать дальше по своим делам. — Ясно, — Сергей ударяет сложенными вместе перчатками по раскрытой ладони и рассеянно проводит рукой по волосам, стряхивая снег. — Слушай, я знаю, что ты имеешь право злиться и игнорировать меня, что, собственно, и делаешь... — Я не игнорирую тебя. — Правда? Это как-то по-другому называется? Ты не отвечаешь на звонки, отказываешься встретиться. Сначала я думал, что дело в нашем сходстве. Ты смотришь на меня, но видишь его и вспоминаешь всё, что он сделал с тобой. Только дело же во мне, так? Ты никак не можешь простить меня за... — Серёж, перестань. — Олег опускает ладони на его плечи, чуть встряхивает. — Ты ни в чём не виноват. Понял? Ни в чём. Просто мне нужно время, чтобы перезагрузиться в вакууме и как-то... принять всё это. Дело не в тебе. — Значит, я могу остаться? — Остаться? — Можно встретить Новый год с тобой? Или ты кого-то ждёшь? — Никого я не жду, — хмурится Олег, отступает. — Только не планирую отмечать. Да и у тебя наверняка есть планы на этот вечер. — Уже никаких, — тот достаёт из бумажника именной пригласительный билет в казино, приоткрывает дверь и выбрасывает на лестничную клетку. — Прости, я собирался лечь сегодня пораньше. Да и холодильник пуст. — Раньше это не было проблемой, — Сергей пожимает плечами и расстёгивает бежевое зимнее пальто. — Помнишь, как встречали на первом курсе? Из продуктов у нас были сосиски, банка консервов, немного овощей и хлеб. Но ты так красиво и экономно сервировал, что получился настоящий праздничный банкет. — Я-то помню, — усмехается он. — Удивлён, что ты не забыл. — Шутишь? Я помню всё. Даже то, как ты хотел приготовить бисквитный рулет на сковороде. А я возмутился, что придётся потратить две плитки шоколада на глазурь, и предложил съесть их просто так. До сих пор жалею, что так и не попробовал тот десерт. — Хочешь, я тебе нормальный приготовлю? — Олег испытывает странное чувство, будто не было этих четырёх с половиной лет тишины, будто всё по-старому. — Мясо будет мариноваться минимум час. Успею. Утка? Телятина? — Холодильник у него пустой, — беззлобно передразнивает Сергей и быстро, пока хозяин дома не передумал, снимает пальто. — На твоё усмотрение. А насчёт десерта... Если я выберу сам, сможешь приготовить? — Думаю, да. Сразу предупреждаю, шоколада может не хватить. Надеюсь, доставка ещё работает, — отвечает Олег уже из кухни-студии, расставляя на столе многочисленные стеклянные баночки со специями. — Иди, будешь помогать. Только руки вымой!***
К нему? Или за ним? К нему? Или за ним? К нему? Или за ним? Птица ещё не определился. Он давно привык к голосам в своей голове. Он слышит их с детства. Но никогда прежде их желания не были настолько разительными. — Придержать не мог? — молодой человек в форменной кепке ногой придерживает дверцы лифта и протискивается внутрь. — Ты на последний? — Да, — кивает Птица. — Представляешь, я уже домой собирался, так меня развернули. Одному уроду приспичило сделать заказ! Он бы ещё ровно в двенадцать позвонил... Доставщик бросает на пол два бумажных пакета с логотипом, развязывает колючий шарф. Птица стоит позади. Машинально прижимает пальцы к бедру, скользит вниз по ноге, к ботинку. Рукоятка ножа сама льнёт к ладони. Одно верное движение — и он замолчит. Птица знает, кто живёт на последнем этаже. Знает, что соседей у него нет. Он уже выпустил пар, так чего же так завёлся? Его так злит, что недалёкий паренёк сделал выпад в адрес Волкова? Так злит, что стекло шлема запотевает? Что ещё за... — Твою мать, — доставщик сбрасывает входящий вызов, пинает один из пакетов ногой. — Никуда теперь не успею. Вот сам до магазина дойти не мог, блин? Ну оно и понятно. В таких домах одни мажоры живут. Ленивые богатенькие ублюдки. Нет, нож — не самая лучшая идея. Когда перерезаешь человеку горло в таком тесном помещении, невозможно выйти чистеньким. Птица же только смыл с себя кровь и пот той легкомысленной брюнетки. Леска? Нет, слишком много чести. И впереди всего два этажа. Поэтому он подходит ближе, обхватывает голову парня руками и просто сворачивает ему шею. Сбросить тело в шахту — дело пары минут.***
— Я открою! Птица узнаёт голос и едва не выкрикивает имя, когда дверь открывает Сергей. Он выглядит таким счастливым. Приятно пахнет травами и чесноком. Щёки горят. Две верхние пуговицы рубашки расстёгнуты, рукава закатаны до локтей. Длинная рыжая чёлка заправлена за ухо. Как странно — шагнуть навстречу живому отражению впервые за несколько лет. Это ты? Или я? Я, каким могу быть? Я, который занял твоё место? Если я срежу твой румянец и приложу к своим щекам, я стану похож на тебя? Как ты можешь быть настолько красивым, если я так безобразен? — Кто там, Серёж? — голос Олега мягкий, спокойный. — Доставка, — Сергей подхватывает пакеты и тащит на кухню. — Нужно расписаться, да? Одну минуту. Что ты здесь делаешь? Как ты посмел? Хочешь его? Нравится? Правда, нравится? Давай делиться по-братски, как учила мать. Поровну. Я разрежу его пополам и отдам тебе половину! Нет, не отдам. Моё. Птица поднимает с пола приглашение, выписанное на имя Сергея Разумовского. О, ему хорошо известно, что происходит на таких вечеринках. Может, воспользоваться сходством и хорошенько развлечься, устроив кровавую бойню? Так и быть, пусть проведут этот вечер вместе. Это мой подарок тебе, Серёжа. Он извлекает из кармана чёрную коробочку, перевязанную иссиня-чёрной лентой. Оставляет её на видном месте. Выходит и захлопывает за собой дверь. А ты, Олег, найдёшь свой подарок на столе.