Он станет моим полотном

      Раннее утро. Последний день октября. Оба кухонных окна в скрипучих деревянных рамах выходят на восток, поэтому кухня первой встречает рассвет. Кухня, а ещё Олег Волков, который привык просыпаться раньше всех. Это время тишины, одиночества и размышлений, которое он проводит с пользой. Бегает вокруг озера или по нехоженым лесным тропинкам, отжимается от пола, потягивается на перекладине для так и не повешенных качелей, принимает холодный душ, а затем готовит завтрак на троих.       Иногда Олегу кажется, что он застрял в глубоком сюрреалистичном сне, вроде безумного чаепития Шляпника из совсем не детской сказки. Только их компания ещё более странная: изощрённый маньяк-убийца, его гениальный брат с внушительной суммой на банковских счетах и, собственно, Волков — человек, как он сам считает, во всех отношениях обычный и ничем не примечательный. Он-то что здесь делает? Ладно. С тех пор, как они втроём перебрались в самую глушь Карелии, больше месяца прошло. Пока без происшествий. Он уже почти привык.       — Столько усилий ради завтрака, который съедается за пятнадцать минут? — Птица стоит, прислонившись плечом к дверному проёму и скрестив руки на груди.       — Мы же пока не решили, что будем делать дальше. Поэтому каждый может заниматься тем, что нравится. — Олег не оборачивается, выкладывает на большую сковороду с растопленным сливочным маслом и душистыми травами ломтики цельнозернового хлеба. — Кроме тебя, конечно.       — Туше.       Олег чувствует крепкий, приятный, но не имеющий никакого отношения к кухне запах, поворачивает голову. Птица так и не постригся. Его волосы собраны в небрежный хвост, лежащий на плече. Несколько длинных прядей чёлки ниспадают на лицо, касаются подбородка. Он выглядит намного лучше, чем в день своего побега. Облегающая чёрная водолазка, ранее отжатая у Волкова и подчёркивающая болезненную худобу, теперь сидит идеально. Он вернулся к прежней комплекции, подкачал бицепсы и пресс. В пальцах зажата самодельная сигарета, с одного конца которой вверх поднимается тонкая струйка ароматного дыма.       — Ты не мог бы делать это на улице? — он добавляет в горячее масло ещё немного измельчённого чеснока и острого красного перца, нарезанного колечками.       — А это не для меня, — Птица подходит сзади, наваливается всем весом и забрасывает руку на плечо Волкова, причиняя максимальный дискомфорт личному пространству. — Я знаю, что ты не куришь из-за Серёжи, но мы ничего ему не скажем.       — Во-первых, у твоего брата есть причины психовать из-за сигарет, поэтому я их и не взял, — Олег хмурится, сбрасывает его руку и едва успевает перевернуть подрумянившиеся тосты на другую сторону. — Во-вторых, травкой не балуюсь.       — Я тоже. Это не травка. Вчера исследовал чердак, нашёл тайник под половицей. Импортная жестяная банка с отличным табаком для трубки, даже ни разу не открытая. Такой табак может десятилетиями храниться, только лучше становится. Подарок от старого хозяина.       — В таком случае неплохой улов.       — Ты про табак или про парочку лососей, которых я вчера поймал?       Олег усмехается, качает головой и поднимает крышку стеклянного контейнера, чтобы продемонстрировать Разумовскому его добычу. Внутри, уже готовый к употреблению и хорошо приправленный, лежит слабосоленый лосось. Он выкладывает его на разделочную доску, нарезает слайсами. Птица действительно отлично рыбачит, приносит улов вёдрами. И это с самодельной удочкой! Говорит, никогда прежде рыбу не ловил. Скрытые таланты? Или инстинкт прирождённого охотника?       — Так ты уверен, что не хочешь? — Птица сладко затягивается, выпускает дым над его плечом. — Он ещё спит.       — У меня руки в рыбе.       — А у меня нет.       Птица приставляет сигарету, туго набитую табаком и аккуратно скрученную из листа тонкого пергамента, к губам Олега. Тот поддаётся. И корит себя сразу за тысячу вещей: за то, что не выполняет предписания доктора и снова курит; за то, что Серый расстроится, если узнает; за то, что ведётся на провокации его брата. Но, чёрт возьми, как же он скучал по этим ощущениям! Он благодарно кивает и зажимает сигарету зубами.       — Что это? — Птица тянется к миске, погружает мизинец в густой соус ярко-жёлтого цвета, облизывает. — Вкусно. Домашний майонез?       — Голландский соус. Он для тостов с лососем, зеленью и домашним сыром. Ещё будут блины с ягодами и омлет с грибами, которые вчера Серый собрал. Надеюсь, они съедобные, а не как в прошлый раз.       — Олег, ты помнишь, какой сегодня день?       — Конечно. Тридцать первое октября. Сегодня Игрок должен привезти то, что я списком отправил, — он выглядывает в окно, услышав шум приближающегося автомобиля. — Вот, кстати, и он. Я его встречу. А ты оставайся тут и присмотри за тостами, хорошо?       — Как скажешь, — тот берёт горячий тост прямо со сковороды, обмакивает в соусе и, поглощая на ходу, идёт следом.       Игрок паркуется прямо напротив крыльца, чтобы не пришлось далеко тащить доставленное: продукты, кое-что из личных вещей и средств гигиены, морозильный ларь, бытовую технику, сразу два ноутбука и отдельный системный блок с монитором для Сергея, несколько бутылок жидкости для розжига, три пары утеплённой зимней обуви, новые снасти и ещё кое-что по мелочи. Чтобы за один раз довезти всё это добро, закадычному другу Волкова пришлось арендовать микроавтобус.       — Привет, отшельник! А я так надеялся, что ты снова отпустишь бороду и выйдешь ко мне с топором.       — Прости, что разочаровал! — Олег тепло улыбается, пожимает его руку. — И спасибо, что приехал. Мне казалось, я всё предусмотрел. Но мы же тогда впопыхах собирались... Обещаю, теперь до весны дёргать из Питера не буду. Пойдём, у нас завтрак почти готов.       — Не в этот раз. — Игрок открывает багажник, начинает выгружать ящики и коробки прямо на землю. — Не хочу зря тебя накручивать, но, кажется, за мной следят.       — Полиция? — Птица останавливается у входных дверей, прислоняется к ним спиной.       — Это который из них? Который твой друг или которого вы из вольера выпустили? Милый хвостик, — замечает Игрок и получает моментальный ответ Птицы в виде вытянутого среднего пальца. — Понятно.       — Так он прав, полиция? — хмурится Волков, ставит на землю ящик с овощами.       — Полиции сейчас не до меня. У них версии меняются каждую неделю. Сейчас, например, ищут последователей культа Разумовского, которые выкрали его из психушки. Бред, короче. Меня больше беспокоит твой старый знакомый, Вадим. Он постоянно шарится возле бара, задаёт странные вопросы. Недавно видел его в своём районе. Так что я подстраховался и сюда ехал с легендой. Каждой собаке рассказал, что хочу отдохнуть от города и собираюсь в Карелию — на пещеры, ущелья и подземные озёра посмотреть.       — Пещеры? У тебя же клаустрофобия.       — Поэтому ты мой должник, — он вытаскивает из багажника последнюю коробку, в несколько слоёв обмотанную скотчем и прозрачной плёнкой, вручает Олегу. — А я уже опаздываю на встречу со своей экскурсионной группой. Нужно, чтобы меня видели как можно больше людей.       — Понял. Не задерживаю. А здесь что?       — Было в списке. Если что, знаешь, как на меня выйти. Будь осторожен, — Игрок приобнимает Волкова, похлопывает по спине и шёпотом прибавляет: — Особенно с ним.       Олег провожает автомобиль задумчивым взглядом, вертит в руках коробку. Не особенно тяжёлая. Неподписанная. Ничем не пахнет. Что в ней? Серый заказал комплектующие для своих компьютеров? Не может ведь уже без работы, с ума сходит!       — Это для меня, — Птица забирает коробку из рук Волкова. — Горелым пахнет, тебе не кажется?

***

      Сергей предпочитает классику. Он равнодушен к современному искусству, хотя прекрасно понимает, что креативные авторы хотят сказать своими артхаусными конструкциями. Не понимает — зачем? Зачем создавать нечто неуклюжее, неудобное, некрасивое, но с намёком на глубокий смысл «не для всех»? Ведь в понятной, безусловной красоте легко найти тысячи загадок, противоречий, тем для обсуждения. Взять хотя бы скульптуры Микеланджело или работы кисти Сандро Боттичелли, где только мягкость рук и изгибы покатых плеч можно рассматривать часами...       Увы. То, что Сергей собирается сделать, тянет лишь на престранную инсталляцию с пафосным названием. Трижды неуклюжее, трижды неудобное и трижды некрасивое.       Одетый не совсем по погоде, Сергей надевает прорезиненные рабочие перчатки и подходит к деревянной пристройке. Стеллажи внутри заставлены несметным количеством жестяных банок из-под тушёнки и других консервов. Их содержимое предсказуемо: гвозди, болты, шурупы, металлические уголки и прочие сокровища домашнего мастера. У стены стоят несколько лопат, сапка и грабли. Из самодельного бочонка торчат велосипедный насос, топор и пилы. Сергей выбирает одну, практически без следов ржавчины на зубцах.       — Значит, всё-таки не передумал? — Птица подпирает дверь сарая ведром с затвердевшей известью, чтобы впустить в пристройку больше солнечного света. — Сам же без глаза останешься, когда пойдёшь ночью отлить или попить воды. Хотя я предпочёл бы лишиться зрения, чем каждый день видеть в доме уродливое мёртвое дерево.       — Сниму кору, немного поработаю наждачной бумагой и выкрашу его в белый цвет. Уродливо не будет, — Сергей подходит к невысокому сухому дереву с красивым размахом ветвей. — Я уже говорил, что клетка для Марго слишком маленькая. Она больше пятнадцати лет на воле прожила. Для неё весь этот дом — тесная клетка.       — И поэтому ты решил притащить в гостиную настоящее дерево. Допустим. Ты же понимаешь, что просто так оно стоять не будет? Тебе придётся сделать опору, поработать с центром тяжести. Например, найти высокий пень большего диаметра и выпилить в нём отверстие для ствола. А вообще, чтобы без пальцев не остаться, можешь просто вкопать его в ящик с камнями и песком.       — Так говоришь, будто уже делал нечто подобное.       — Делал. Но ты не захочешь знать подробности.       — А что у тебя с рукой? — он хмурится и ловит руку брата, заметив на ладони несколько кровавых дорожек.       — Пустяки. Никак не приноровлюсь к новым снастям. Легче на палку с леской ловить. — Птица нехотя демонстрирует рыболовный крючок, насквозь пронзивший большой палец левой руки. — Как думаешь, в этом чудесном сарае есть плоскогубцы?       — Так ты за ними сюда пришёл? Ржавые инструменты, открытая рана. Что может пойти не так? — Сергей качает головой, стягивает перчатки и отстёгивает от пояса подаренный Волковым складной нож с множеством дополнительных инструментов. — Неприятно оказаться на крючке, правда?       — Неприятно. Мне привычнее... Ты не захочешь знать.       — Когда-нибудь нам всё равно придётся об этом поговорить, — с помощью новеньких кусачек он срезает стрелообразное жало, вышедшее наружу, и медленно вытягивает крючок с противоположной стороны. — Иди в мою комнату. В комоде с постельным бельём найдёшь аптечку, самая нижняя полка. Обработаешь перекисью, потом зальёшь...       — Я умею работать с ранами, Серёжа. Спасибо. Если что, я буду на озере. Олег хочет запечь рыбу на углях. Да, кстати. — Птица указывает взглядом на подготовленную пилу, лежащую возле дерева. — На твоём месте я бы использовал топор. Не спрашивай. Просто поверь мне.       Сергей провожает брата задумчивым взглядом. Это действительно его новая реальность? Или скоро он проснётся по звонку будильника совсем один, в холодном офисе и в окружении безмолвных серых статуй? Он так рано потерял всю свою семью — родителей в огне, а брата в клинике, — что успел отвыкнуть от этого слова и забыть, что оно означает. И вот его близнец сжигает тосты на завтрак и в наказание ловит на ужин форель. А Олег отправляется за дровами для печи и обязательно вернётся с полной банкой ежевики либо дикой лесной малины. Если это сон, в ближайшее время Сергей точно не хочет просыпаться.       Птица прав. Сергей понимает это, сделав несколько пробных надрезов пилой у основания ствола. С топором получается гораздо быстрее. Когда сухое дерево с тихим шорохом заваливается набок, он осторожно берёт его за тонкую верхушку и оттаскивает поближе к пристройке. Нужно отпилить выступающий кусок коры, чтобы сделать будущий «шедевр современного искусства» более устойчивым. Подходящий инструмент находится почти сразу — это маленькая, относительно новая пила. Сергей так увлекается процессом, что не слышит приближающиеся шаги и скрип двери сарая.       — Ты один в доме? — к горлу прижимается что-то острое, но точно не лезвие ножа.       В нос ударяет резкий запах пота и несвежего дыхания. Сергей пытается обернуться, чтобы рассмотреть человека, заставшего его врасплох. Это высокий бритоголовый мужчина около сорока лет с серым лицом, выступающими скулами и редкой щетиной на массивном подбородке. Одежда выдаёт в нём заключённого. Вероятно, беглого.       — Один. Я живу здесь один, — отвечает он как можно спокойнее и тише, чтобы не услышал брат. — Давай я просто покажу, где лежат деньги. Забирай всё и уходи, мне не нужны проблемы.       — А мне кажется, ты заливаешь. Один, говоришь, живёшь? В таком большом доме и с рожей, как у принцессы? — конец заточенной отвёртки прижимается к кадыку. — Не тянешь ты на одиночку. Поэтому спрашиваю ещё раз. Сколько человек в доме?       — Я уже ответил. Я живу здесь один.       Сергей бросает встревоженный взгляд на дверь. Надеется, что при самом худшем раскладе пострадает только он один, ведь Олег ещё далеко, а брат ничего не услышит с озера. Только бы он успел добраться до лодки! Огнестрельного оружия при потенциальном беглом зэке, скорее всего, нет. Значит, на расстоянии он никому навредить не сможет. А если терять уже нечего, нужно постоять за себя.       Пользуясь замешательством нападающего, Сергей перехватывает его запястье и выбивает отвёртку из рук. Быстро разворачивается, подаётся вперёд и одним точным движением головы разбивает нос незваного гостя. Почти нокаутирует его, но теряет равновесие и отступает, чувствуя, как в правом боку разливается жгучая боль. Разливается вместе с кровью.       — Вот сучёныш! — другой беглец отбрасывает окровавленную «розочку», наспех сделанную из разбитой пивной бутылки, и наносит контрольный удар в солнечное сплетение, сбивая Разумовского с ног. — Ты как, жив?       — Этот урод мне нос сломал! — тот запрокидывает голову, зажимает пальцами открытую рану на переносице. — Нашёл что-нибудь?       — Нашёл наличку, карточки. В доме больше никого. Но он явно живёт не один, — второй зэк оказывается гораздо крупнее своего напарника. — Можно дождаться остальных, вырезать по одному, а самим осесть тут. Место козырное, хрен нас здесь кто-нибудь найдёт. Что будем делать с этой смазливой задницей?       — Да есть кое-какие соображения. Только душу сначала отведу.