Начальство

      Полковника придавил этиловый туман. Она, уставшая от постоянного хауса в жизни, уставшая от смертей вокруг, уставшая вообще от всего, сидела на заднем сидении служебной машины( даже не на переднем, ведь виски у Султанова оказался каким-то убойным даже для неё) и просто думала о далеком.. В голове было пусто, как и в сердце. Хотелось крушить все вокруг, вместе с тем свернуться в клубок, спрятаться в домике, и чтобы никто никогда не нашёл.        «Галя, соберись.. это всего лишь пьяные мысли вкупе с усталостью, умноженные на голодный желудок и алкоголь— Соберись- ха! Кто бы меня мог собрать? Уж не я ли сама? Или все же не я? Какой вздор..»        Внешне женщина никак не выдавала свои сумасбродные, скомканные мысли, лишь спокойно сидела и, казалось, только и ждала момента, когда водитель высадит ее у подъезда. Наконец, будто собрав все пробки разом, они таки добрались до нужной улицы. Галина Николаевна, не прощаясь даже из вежливости, твёрдой походкой направилась к себе. Некстати вспомнилось, как ещё месяц назад они с замом бежали от шофёра с горящими глазами, как на лифте поднимались в квартиру, как потом.. «Впрочем, это все не имеет смысла. »— подумала Рогозина и закрыла за собой тяжелую дверь. Опустилась на софу, скинув дорогие, но такие надоевшие лодочки, просто уставилась на окрашенные в темно-синий стены.       «Нет, с Кругловым нужно определённо заканчивать. Я не люблю его, не люблю. Эта связь тяготит меня. Тяготит и тянет ко дну. Хотя, я и так почти там, черт бы все побрал. »        Она заходит в ванную комнату уже с четким пониманием дальнейших действий. Смывает макияж, становится под приятно согревающие тело струи воды, все ещё не до конца веря в происходившую игру, куда ее втянуло Министерство. Опять прийдется маневрировать, отчаянно блефовать, подвергаться риску. Что ж, не в первый раз. Вот только выветривающееся спиртное уже не скрашивало представленную картину— незаменимых нет, и на ковре четко дали понять, что в случае чего, ей подберут достойную замену.       «Вдруг и вправду что-то случиться? Зато с Колей объясняться не прийдется..нет, я все же отчаянно пьяна.»        Яростно выкрутив холодный вентиль крана до упора, усилием воли нагло заткнув, оборвав ненужные сантименты, полковник стояла под ледяными потоками и старалась абстрагироваться от всего, вместе с тем одновременно концентрируясь на грубых, бесчувственных каплях, стекающих и стекающих вниз. Чувства сейчас ни к чему. Выжечь. Иссушить. Смыть. Прогнать. До последней капли, до последней эмоции. Тошно. Тошно жить. Тошнота. Виски.. ёбаный Султанов с ёбаным виски.       «Как же погано.. нужно спать, точнее выспаться. Да,выспаться! Выспаться?»       Ее била крупная дрожь. Кое- как собравшись с силами, женщина доползла до мягкой постели, убранной в шёлк.       «Шёлк— ну и пошлость.. зато лицо не мнётся и морщин меньше. Морщины меня волнуют? —Нет, абсолютно. Волнует ли меня что-то? —Да,определённо да. Волнует ли меня что-то помимо службы? —Нет, абсолютно.»       Не каждый день узнаешь, что бывший любовник стал главарем ОПГ. В кабинете замминистра сидели чины с разглаженными лицами и потирали в предвкушении пухлые ладони, ожидая реакцию Несгибаемой Рогозиной на столь неприятное известие. Находились они и в предвкушении грязных сплетен с последующим копанием в личной жизни неугодной. Благодаря лишь предложенному заранее алкоголю и истинно железной выдержка , она не обеспечила некоторых парой впечатляющих речевых выпадов..естественно с последующим лишением завания.. Не зря она выпила, в общем, если задуматься. Унижение продлилось не так долго, как могло бы. Вот только под конец ожидала подписка о неразглашении. Она снова в деле, Михаил Степанович.       «Нет, абсолютно.»— натуральное лукавство. Минуя размышления о предстоящем расследовании, то и дело возвращаясь к Круглову, а не к анализу личности Колосовая, женщина лежала в полусне. Терзания не отступали ни на миг, ведь им с майором было правда хорошо. Хорошо до момента, пока коса на камень не найдёт, а коса на камень находила с завидной регулярностью. Вечные ссоры и придирки на пустом месте не закончились даже после акта перемирия в коридорах на Лубянке. Было тяжело, порой невыносимо. Иногда появлялось желание сослать Николая Петровича в самое отдаленное командование, пока она не задушила его за проступки, коих было немало, за постоянные пререкания и попытки подрыва своего авторитета на глазах у изумлённой публики. Побелевшие от гнева губы, сломанные карандаши, раскиданные папки, перевернутые стулья, закрытые жалюзи, сорванная одежда, вырванные из груди стоны..       «Стоп. Я думаю не о том. Мне всего-навсего необходимо сосредоточиться на полученной информации. Нужно вычислить ещё двоих организаторов. Прийдется рыскать в прошлом, чтобы вспомнить про подходящих кандидатов ещё с тех времён, потому как,судя по всему, след тянется именно оттуда… Неужели, Миша, ты рассчитываешь вывести меня из строя? Выкинуть из системы? Но каким образом? Шустова— заигравшаяся в ревнивую бестию дура, неспособная продумать и двух шагов наперёд; даже лицо держать не умеет, о ней речи не идёт; Взваров? Да из того солдафонством за километр несло. Сидел передо мной извинялся, сука,в машине за те фотографии, пытался что-то объяснить. Куда же без бравады об офицерской чести и особенному уважению ко мне. Туда ему, гниде, и дорога, но не он связующее между прочими.. И эта Омельченко явно неспроста убита вместе с ним.. И все-таки каким образом Колосов хочет меня убрать? Нужно ли вообще меня убирать? —Да. Прийдется пообщаться напрямую с Подкаминским. Да, он сможет внести ясность. А теперь спать..спать,да…»