Давай перевернём Вселенную

Кругом улюлюкали поселенцы, провожая свиту доцента Мойшнера, а Тиралик не мог поверить, что избежал трепанации и прочего, о чём шутили медбратья, когда катили его в прозрачном кресле. «Каждый сам за себя», – говорят земляне. Но вдруг они оказались за чужака и даже не испугались выступить против начальства. Дело действительно в болезни? Или нет?.. Тиралик не сразу заметил, что его настойчиво тянут за локоть. Обернувшись, увидел Доктора, который приложил палец к губам и громко прошептал: – Пошли! Как ни странно, никто им не препятствовал, вообще не обращал внимания. Доктор чудом находил среди толкучки промежутки, оставалось идти следом. Когда выскочили в пустой коридор, Тиралик осторожно спросил: – Здесь прогиб, пространство-время не дотягивает до Великой Паутины, да? И колонии на Терре-пять-семь суждено погибнуть? – Да, так было. – Доктор остановился, нахмурился. Его зрачки задвигались, обозревая нечто невидимое обычному взору. – Но теперь линии вероятностей изменились. Нет больше прогиба! Что ты сделал? Под буравящим взглядом Тиралик пожал плечами: – Сжёг тонны растений. Сплёл из обрезков утеплителя пару десятков одеял и кресло. Поговорил с одной девушкой о подвенечном платье. Вообще много ходил и разговаривал. – Нет, нет, не то. – Доктор пощёлкал пальцами, завертелся кругом, точно разыскивая под ногами слова. – Ты изменил людей. Планета осталась та же, а люди словно сбились в плотный ком, их теперь не возьмёшь поодиночке, они справятся! Городам на Терре-пять-семь быть. – Значит, земляне не погибнут? Тиралик от радости чуть не бросился целовать Доктора. Тот даже отошёл, кивнул, улыбнувшись: – Твоя аномалия, наложенная на здешнюю, дала поразительный результат. Осталось забросить тебя ещё на пару сотен планет, где прогибы… Что?! Улетать от Ралли, опять через это вот всё проходить?.. Тиралик отступил, закрываясь скрещёнными руками, попросил: – Не надо! Я не вынесу. Доктор усмехнулся: – Да знаю, знаю. Есть другой план. И побежал дальше по коридору, свернул к медицинскому модулю. Тиралик едва поспевал, у него было море вопросов: – Куда вы исчезли с Аникой? Я сначала думал, вас убили! Или что вы бросили меня… Особенно во второй раз. Здесь была Мисси, знаете? – Ещё бы я не знал. – Доктор повертел кистью над головой не оборачиваясь. – Она скакала на ТАРДИС по десятку времён и планет, а мы с Аникой преследовали её через Древо. – Древо? – Да, жуткий способ перемещения. Ростки, лианы. – Длинные пальцы запорхали, показывая нечто огромное и ажурное. – Тебя распыляют на атомы, данные о них передают через информационное поле, в пункте назначения местная биота собирает из подручного материала, причём вероятность ошибки ненулевая. У меня ментальная связь с ТАРДИС, я знаю, где она, а она специально выбирала для посадки планеты, имеющие флору. Но Мисси нас, признаться, загоняла. Когда мы снова оказались здесь, я заподозрил ловушку… Они прошли через шлюз Медицинского Модуля. Тут стояли длинными рядами койки с капельницами, но, против ожидания, занято было всего двенадцать: пилоты спятивших бэров выписались, при атаке пострадало не так много человек, а жертв «неизвестной болезни, вызванной комарами», оказалось всего двое. – Лорд… – Без «лордов». – Это действительно настолько страшная болезнь? – Обычная мутирующая лихорадка, – отмахнулся Доктор. – Аника уже подобрала и оставила Герберту дозатор с изменяющейся сывороткой. – Скажите… Меня тоже кусали… – У тебя физиология другая, неопасно. – О, да будут прокляты боги! – Тиралик рассмеялся от облегчения: он-то думал, что заражён! Спросил: – А вы поможете нам с ремонтом роботов? И одежды у людей мало, почти нет матрасов, постельного белья… Кстати, куда мы идём? – Конечно же, за тёплыми вещами для поселенцев, – проворчал Доктор. Он заскочил в двери ТАРДИС, вклинившейся прямо между коек, унёсся к сверкающей консольной колонне. Снова переступать этот порог! Тиралик остановился, вдохнул поглубже и вошёл следом. От разверзшегося пространства закружилась голова, но надо потерпеть. Всего лишь взять вещи – и назад. Зато как девушки из теплиц обрадуются обновкам! Он взбежал по лестнице на второй этаж, нашёл гардеробную. Подобрал белое платье для Сетти, свитера и плотные штаны для девочек, с которыми плели одеяла. Поскорее увязав в два тюка, понёс к выходу. Придётся сделать не меньше пяти рейсов – ещё бы куртки захватить, и головные уборы. Доктор с Аникой ругались о чём-то возле консоли. Тиралик прошёл мимо, чтобы скорее оказаться в медицинском модуле Оплота. Не глядя, распахнул дверь… В лицо кинулась бездна: чернота и звёзды в ней. Ослепительные, хищные! Со всех сторон, без опоры, без пощады. Кто-то дёрнул назад, Тиралик повалился набок. Тюки кувыркались в невесомости, удаляясь. Он зажмурился. Один, среди бесконечного пространства. Снова. Ралли, Сетти, Антоныч, Гора-Бифер, Эльнара… Две сотни людей, ставших близкими. Которые не побоялись сразиться за «синего», выступить против своего Центра, – неужели всё? Затерялись в бездонной пустоте, исчезли. Он никогда больше не встретится с ними, не увидит?.. Звёзды рванулись навстречу, готовые пронзить, сжечь, растащить по кваркам. Холодные лучи проткнули миллиардом стрел. Желудок резало, комбинезон пропитался жарким и липким. Тиралик скрючился на полу и не почувствовал, как его оттащили прочь от порога, не увидел, как закрыли двери. Сверху донеслись слова Доктора: – Слишком быстро пускает корни. Распахнул глаза, силясь вдохнуть; в груди распухал ком боли, на запястьях снова выступили синие капли. – Связанные частицы уже были стабилизированы. – Казалось, Аника расстроена. – Отчего они снова исчезают? – У ТАРДИС есть память на такие вещи, – раздражённо отвечал Доктор. – А у Тиралика – стойкое нежелание жить. Оборванность. Усталость. Только что кругом были друзья, и вот их нет. Больше не встретиться: сожрала чернота. – Он опять растворяется! – Аника присела рядом и застыла, приподняв руки, словно хотела и боялась прикоснуться. – Но почему? – Знаешь, что предками иллинойцев были головоногие моллюски? Мы вытащили осьминожку из банки с водой. Тиралик действительно чувствовал себя морской тварью, которую подняли двумя пальцами, с брезгливостью рассматривают и выбирают, бросить обратно или отправить на сковородку. Несомненно, Мисси была в чём-то права: не держат его здесь за разумного, раз не способен летать в космосе. Взяла злость. Подумаешь – бездна. – Я не был готов. – Он поднялся, превозмогая слабость. – Теперь смогу, давайте. Деревянная дверь приоткрылась. За ней жгла сиянием спиральная галактика, беспощадно-яркая, невообразимо огромная, подавляющая массой, энергией, мощью. В ней не было ни одного заинтересованного взгляда, ни одной ободряющей улыбки – жар и холод, разрывающий живое. И это – необъятное, звенящее тишиной, истязающее безразличием – оказалось сильнее. Тиралик упал на колени, закрывая глаза ладонью; бил озноб. «Отпустите осьминожку, что вам стоит? – подумал в тоске. – Неспособен я жить в космосе, слишком ноет в груди. Я же вернул вам корабль. Отпустите, не надо…» Сковорода с кипящим маслом, на поверхности которого танцуют перегретые капли. Щупальца в нём распухают, поджариваясь, осьминог бежит, стукается о раскалённый чугунный борт, отскакивает на середину, раздувает капюшон вокруг головы, пытаясь оказаться где-нибудь в другом месте. Повара смеются – забавно дрыгается, придавливают палочками в масло, чтобы лучше поджарился… Доктор сел рядом, сжал плечо: – Мастер Тиралик-да, ты сможешь. Держись, помни о своих ваятелях, о сверкающих башнях, о дочери. Без тебя у нас ничего не выйдет, ТАРДИС пытается стабилизировать твои связанные частицы. Так помоги ей, давай! Странный у него акцент. – Погодите… – выдавил Тиралик. – Вы же говорите без перевода, на иллинойском, вы… Изучили наш язык? Ради меня, одного? Серые глаза Доктора смотрели внимательно и тревожно. – Почему же это – одного? – деланно возмутился он. – Когда восстановим всё как было, приду к вам в Матовый Дворец, заказать новый сюртук. – Галлифреец отогнул лацкан и с недовольством уставился на лиловую атласную подкладку, словно хуже цвета невозможно представить. – А профессор Гапониус-да прилепит эти ужасные буфы. Терпеть не могу буфы! Он скривился в отвращении и заметил: – Конечно же, мне необходимо знать ваш язык, как иначе я объясню нюансы нужного фасона? И надо же поныть? Поныть я люблю ещё больше, чем ты. Видишь этот профиль? – Он указал на свой нос с горбинкой. – Это шотландский профиль. А мы, шотландцы, чемпионы по нытью. – Профессор вряд ли сможет сделать карманы, которые внутри больше, чем снаружи, – хрипло сказал Тиралик, осматривая вечно чистый сюртук. Особая галлифрейская материя не намокала, не пачкалась, при том была комфортной в носке. Прикинул её количество и засомневался: – С грязеотталкивающей тканью тоже проблема, даже не знаю, как такую создать. Если только покрыть тончайшим слоем полимера, но тут нужно подбирать, чтобы не истирался и «дышал». Доктор кивнул с улыбкой: – Знаю, что-нибудь придумаешь. Ты для меня не насекомое и не осьминог. И не смей больше повторять такое! Мы с Аникой пришли за тобой, как только смогли: Мисси перенастроила ТАРДИС, попасть на Терру-пять-семь в ту же ночь не получилось. Сидящая рядом девочка-киборг прошептала: – Невероятно, Доктор, ты его стабилизировал! Ментальные техники? Тот глянул в ответ с осуждением: – Нет, только слова. Разговаривай. И вот что: пока мастер Тиралик-да не научится переносить вид открытого космоса, дальше идти невозможно. Отдохнёт, нарисуй ему звёздочку. Аника помогла подняться и повела к лестнице; ноги заплетались. – Может, ещё и придётся на сковородку, – пробормотал Доктор вслед. От этого замечания спину обдало холодом.

***

Лекарственный справочник был раскрыт на середине. Уткнувшись в него лбом, Инга спала. На кровать она свалилась, как сидела, в своём неудобном юбочном костюме, причём босоножки ещё касались пола. Винтераксис усмехнулся: неделю она глаз не сомкнёт, ага. Теперь ничего не стоит подойти к её примитивной машине и переделать под себя интерфейс – блондинка даже не додумалась поставить систему защиты или запереть где-нибудь гостя. Стоило ли такой доверять судьбы? Натворит дел, порушит весь труд. Лучше бы стереть девчонку, взять тело да поискать кого потолковее. Поискать, ха. За полторы сотни лет никого не нашёл, а тут будет искать. Засиделся без сохранения. Ресурсы разума давно исчерпаны, ничего уже не запоминается, сколько тело ни обновляй. Давно следовало вступить в новый цикл, а той дать отдохнуть. У истока Древа, когда его ствол снаружи могли охватить всего семнадцать человек, таймлайн Девочки-которая-учится распался на две ветки, на двух Изначальных: Первая собирала знания и перерождалась, Вторая следила за порядком. Через несколько десятков жизней Первая устала, Пути её проваливались, не получалось их пройти. Тогда в цикл перерождений вступила Вторая, Первая же стала друидом. С тех пор так и повелось – Изначальные меняются, как-то подают сигнал одна другой, что пора. Не поэтому ли Инге дана невиданная мощь? Затянул Винтераксис с передачей полномочий, затянул. Но слишком уж неприятно это, когда тебя режут серпом. Ещё бы пара лет, и удалось найти способ передачи талантов через фонарь, без взятия копии сознания. Если захватить молодой разум, не обременённый памятью о годах борьбы и опытов, можно продолжить работу. И вот преемница сама подставляет горло: не пожелала уничтожить, не заперла, да ещё и уснула. Давай, мол, Винтераксис, действуй. Только нет никакого желания блондинку кромсать и стирать. Добрая она. С гусеницами боролась, время своё тратила; жука отпихнула, не почуяла подвоха, что силы её проверяют; на жалобу, мол, поразговаривать не с кем, тут же отозвалась, поддержала друга. Друга. Друга… Он тихонько поднял ноги девушки, уложил их на кровать. Та перевернулась боком, подтянула колени к животу, пробормотав что-то во сне. И взять-то с Инги нечего, рассечёшь, а там усидчивость, как у всех, да сострадание с доверчивостью. Силы вот только немерено отпущено, и зачем Древо столько вложило? Не иначе, миссия какая-то важная у неё. Ишь, дрожит. Винтераксис принёс одеяло, укрыл спящую. Сел у компьютера – нет, даже не запаролила, каково?! – и принялся просматривать её встречи с Алексеем. Ох и плутовка, много раз пыталась Нерушимый Запрет преступить, «Храни чистоту». Сама целоваться лезет – сама же и отпихивает парня, установка-то действует. Ага, вот в парке они гуляют среди цветущих яблонь, Алексей её хватает… Тут уж Древу приходится вмешиваться, разбойников с битами подпускать, чтобы отвлечь. Поздновато, поздновато это, девятнадцать лет. Могла бы и раньше выучиться. Неужели настолько сложный Путь? Начал просматривать годы непрерывной зубрёжки, многочисленные экзамены и комиссии. Старательная девочка, в лени не упрекнёшь, на Сумеречную Искорку похожа. Она пошевелилась, вскрикнула во сне. Винтераксис выпрыгнул из кресла: ничего, спит. Шкаф не гудел, скрывая ужасный аппарат с острыми молотящими зубьями. Как быстро он пережевал мышь, только ошмётки на валики намотались… До сих пор от копыт до макушки передёргивает о том вспоминать. Бывают же щадящие способы стереть! Нет, выпала ему именно такая отвратительная мясорубка. Возле шкафа валялся церемониальный серп. Знала бы Инга, сколько ему веков! Не смеет девчонка так обращаться… Хотя она же когда-то и сковала лезвие, и руны нанесла на рукоять. Кому ещё его отбрасывать? Винтераксис подобрал серп, поискал чехол. Инга разметалась во сне, уронила на грязный пол одеяло. Подошёл, чтобы укрыть снова… Она подскочила на кровати. В ужасе распахнула глаза, глянула в сторону горящего экрана, уставилась на серп. Винтераксис бросил его, но поздно: хозяйка, даже не подходя к рабочему месту, вызвала «руку». Учится… Шкаф распахнулся, валики застучали. Что, неужели прямо сейчас туда засунет?.. Из собственного горла вместо слов вырвалось бульканье. Да и не пропал бы голос – бесполезно оправдываться: стоял же над спящей, с оружием, и компьютер её включил, значит, мог переделать интерфейс под себя, злоумышлял… В прошлый раз «рука» так сжала рёбра, аж захрустели, и живот сдавила. О Древо, снова терпеть! Гигантские пальцы кинулись… И пронеслись мимо, схватили серп, потащили его к шкафу. Решила не нападающего наказать, а оружие? – Не-ет! – закричал Винтераксис. – Не сме-ей уничтожать его, это твой инструме-ент, чем от Зимнего друида отобьёшься?! Но девушка бросила реликвию на валики. Аппарат перешёл на визг, и комната заходила ходуном, посыпались книги с полок; Инга, шатаясь и падая, добралась до шкафа, захлопнула створки. Всё подпрыгнуло – и затихло. За окном в тонкой розовой руке рассыпался прахом настоящий серп. Когда землетрясение закончилось, хозяйка принялась убираться. Она лишь себя ругала за сонливость, не возмущалась предательством, не задавала вопросов, как будто и не ждала другого от Винтераксиса. И это было самым обидным.

***

Коричневое щупальце толщиной в палец, исходящее из системного блока, хлестнуло по углу холодильника – и закрутилось в узел. Ингу как будто ударили в область солнечного сплетения. Она пыталась освоить новый инструмент, «щуп мышления», но хруст под ухом ужасно мешал. Витёк сидел на подлокотнике кресла рядом и догрызал последнее яблоко. – Вку-усное, – заметил он. – Благодарю, что поделилась жизненной эне-ергией. Лишнее это, мне через пять дней уходить, но мило с твоей стороны. Огрызок подлетел к потолку. Длинный «щуп» кончиком захватил мусор, сложил в корзинку у шкафа – в конце дня отправится на утилизацию. Лось заметно нервничал, когда работал шредер, поэтому Инга старалась не включать его часто. – Пур-рр, неплохо, блондинка. Пойду прилягу, тренируйся пока. – Эй, куда! Ты обещал показать, как управлять судьбами через Древо. Лось кивнул на агрегат под столом, обмотанный синей изолентой: – Как управлять, как управля-ять… Открываешь проход и управляешь судьбами. Я тебе зря видеомагнитофон собирал? Смотри, разбира-айся. – Ну Витёк!.. Две серии «Май литл пони» и пончики испеку, идёт? – Не уме-ешь ты печь. Четыре серии и суши закажи. С авока-адо. – Четыре серии?! А спать мне когда? – Одна де-евушка хвасталась, что может неделями не спать. – Уговорил, четыре серии. И авокадо. Так я открываю проход? – Дава-ай, но не иди туда, а тяни «щуп». За окном от фонаря к фонарю порхали огромные бабочки-голубянки: тело Инги и так было в Древе. Удастся ли, находясь здесь, ещё и открыть дверь сюда же из разума? Инга обошла свою комнату: ни на потолке, ни под лабораторным столом, ни за томами на книжных полках двери не было. Бред. Как войти туда, где ты уже находишься? За окном вспух пол, вылез красноголовый подосиновичек, затем – второй, третий. Крепыши принялись расти, торжественно раскрывать колпачки-шляпки. Ножки пёстрые, толщиной с батон – одного такого гриба на жарёху хватит. И тут Ингу осенило: окно! Она решительно перегнулась через компьютерный стол и распахнула раму. Ворвался поток свежего, весеннего ветра, протянулись мягкие лучи, словно июньское солнце сквозь листву, и комната как будто начала кружиться, контуры предметов смазались и поплыли. Не оттолкнуться ли от пола, не полететь ли? Прямо в окно, в голубую и разноцветную круговерть, ведь во сне всегда шагаешь в окно, шагаешь и паришь над городом… Нос вдруг кто-то зажал, и это вернуло способность соображать. Винтераксис отошёл, чавкая жвачкой: – Раствори-иться решила? А кто мне поней посмотреть обещал? Инга встряхнулась: вот это её накрыло! От свежего воздуха, что ли? Из сведений, переданных лосем, выходило, что нельзя идти в окно, а то сознание заблудится среди миражей Древа, и останется только съехавшее с катушек тело. Хорошо, что удержал! Ветер играл рамой. В реальности ни сквознячка, откуда он? Сев за компьютер, Инга направила «щуп» в отображённое на экране окно. На мониторе появилась картинка: толстый корень, от него идёт множество отростков, которые тоже ветвятся. Она повела «щуп» к одному из мелких отростков и увидела, что его опутала жёлтая сеть, похожая на нервную у человека. Недоумённо спросила: – Что это? – Микориза. Зря я тебе карту подключа-ал? Вон она, в правом нижнем углу: ты смо-отришь Землю, свой двадцать первый век, а хочешь, иди на любую плане-ету, где есть высшие растения, в любое время от их возникновения до гибели там жизни. Ищи девочек. Инга скользнула вдоль по сетке микоризы, увеличила её и обнаружила «грибочек»: девочку лет трёх с вьющимися волосами и зелёными глазёнками. Над ней горела вязь букв: «Лера». Вокруг Леры корешочки-гифы налились красным, и красными они оказались возле другой девочки, стоящей почти рядом. – Пур–рр, плохо дело! – Ты имеешь в виду, гифы не должны семафорить? – Коне-ечно, нет! Хорошо, ты сразу сюда пошла, есть, значит, чуйка. У девчонок конфликт су-удеб, исправляй скорее. Если зараза распространится, заболе-еют все. Чего сидишь, чего ты сиди-ишь?! – Да я же не представляю, как вообще тут что работает! Лось фыркнул, выудил из кучи на столе флешку-тортик, вставил в системный блок… И накрыло Знание. Древо отслеживает каждую свою девочку, чтобы не случилось беды, чтобы помочь в Пути. Инге вспомнилось щекочущее чувство перед защитой: иди не этой тропой, а другой, переложи ручку с центрального места на крайнее. Ещё в раннем детстве внедрённые привыкают слушаться «интуиции», «гласа богов» или «зова души» – подсказок Древа. Маленький поступок девочки вызывает нужные изменения в окружающем пространстве-времени, ей «везёт». Все судьбы просчитываются в автоматическом режиме. Но с Лерой и её соседкой по времени и месту попадания Грашей вышла дилемма. Инга всмотрелась в зеленоглазую, прокручивая её судьбу от двух лет до того момента, когда восьмилетняя девочка прыгала в цирке по лежащим львам. Леру взяли к себе любящие родители. Они жили в коттедже маленького подмосковного посёлка по Рижскому направлению, и у девочки была своя комнатка, хоть и маленькая, а через картонную перегородку всегда слышалось, как старшая сестра болтает с приятелями. Балет Лера полюбила без каких-либо причин. Один раз по телевизору передавали «Щелкунчика», и яркие наряды, слаженные, лёгкие движения очаровали её. Выточенные словно из сахара феи парили над сценой, и Лера на ковре скакала за ними вслед. Она стала ходить исключительно на носочках, на пальчиках, так что мать затаскала её по ортопедам – не патология ли? Когда на вопрос очередного врача Лера объяснила: «Я баеина», – мать не пожалела времени и начала два раза в неделю возить дочку по вечным московским пробкам в балетную студию «Гармония». Девочку хвалили за старательность. Детям сложно сосредоточиться на движениях в сопливые три, но Лера выполняла всё в точности, и к семи годам сервант радовал несколькими кубками с юношеских хореографических конкурсов и позолоченной медалью на трёхцветной ленточке. Тогда-то дядя Артур, дрессировщик, и пригласил её в цирк: интересно, ново, все изумляются и хвалят! Львы ложились, а Лера пробегала прямо по ним, в промежутках выделывая па. Львица Магда была старой, добродушной, как кошка, и позволяла чесать мохнатый лоб между сжатых в гармошку бровей. Во время выступления манеж огораживали сеткой с крупными ячейками, чтобы зрителям было спокойнее: на самом деле, хищников держала не сетка, а расправленные мускулистые плечи дяди Артура, его движения, полные величия и власти. В тот раз выступление заканчивалось, Лера кружилась в розовой пачке между львами, и ей осталось перепрыгнуть Магду. Но женщина в третьем ряду зачем-то бросила на сцену яблоко, Магде оно угодило по основанию хвоста. Та испугалась, вскинула голову – и цапнула пролетавшую над ней девчушку. Два клыка прошлись по стопе, скальпировали большой палец, раздробили мизинец. Потом его по частям собирали микрохирурги, Лера полгода переезжала из больницы в больницу. Балетом она больше заниматься не могла, при слове «цирк» вздрагивала. Зато хорошо научилась рисовать. Её крылатые танцовщицы поражали зрителя эфемерными, худенькими лицами и глазами, полными отчаяния. У Леры после горы медикаментов проявились многочисленные аллергии: на бананы, на пыльцу, на любые каши, и даже от солнечного света кожа покрывалась сыпью. Выглядела девочка так, словно от стоп до плеч идёт тоненький брусок, нигде не увеличивая толщину. В одиннадцать лет она рисовала в собственной спальне. Через москитную сетку неизвестно как пробралась оса, ужалила в шею; матери дома не было. Лера умерла от анафилактического шока... – Тётка! – Инга стукнула в экран. – Тётка с третьего ряда – чего ей приспичило кидаться яблоками?! Если бы не тот глупый случай! Леру должен был заметить сам Хлынин, позвать смелую девочку в своё шоу на льду, потом – сборная, и к пятнадцати годам Лера берёт золото по фигурному катанию на зимних Юношеских Олимпийских играх в Сент-Луисе. Рядом с основной линией судьбы фантомами плавали вероятные судьбы, и эта была самой чёткой. – Почему, почему Древо такое допустило, раз ты говоришь, у него всё на автоматике?! Ну уж эта тётка, я ей сейчас… – Пур-рр, не в тётке дело, смотри. У риелтора Зинаиды Витольдовны день не задался с самого утра. На крыше её «Ниссан Террано», любимой Нюши, обнаружилась вмятина: кто-то с верхних этажей кинул яблоко. Гадкий фрукт растёкся кашей по всему капоту, и встречу с клиентом пришлось отложить, на автомойке нагрубил таксист, а потом ещё и с «КIА» поцеловались. Вечером Феденьку пришлось везти на метро, там все толкались, студент не желал уступать ребёнку место. В цирке было слишком людно, а на представлении внук отказался есть захваченные с собой печеньки и яблоки, требовал попкорна и не соглашался спокойно сидеть, лез под кресло. От отчаяния Зинаида швырнула надкушенный фрукт. Потом у артистов вышла какая-то заминка, и, воспользовавшись паузой, расстроенная бабушка отконвоировала Феденьку домой. – Яблоко! – прорычала Инга. – Кого угораздило спихнуть то, первое, на «Нюшу»? На мигающей красным сетке микоризы рядом с грибочком-Лерой рос второй: темноволосая и смуглая девочка с глубокими чёрными глазами. Граша сидела на балконе и ждала, когда приёмный отец, Рустам Тимурович, разрешит прекратить «прогулку». Он доедал свой бифштекс, допивал кофе, значит, уже пора на акробатику к лучшему другу отца, «неподражаемому Азамату». Нет, Граша не любила вертеть сальто, хоть у неё уже получалось. Она любила проектировать здания в «ArchiCAD». Но бесплатный месяц закончился, а тратить деньги на «глупые игры» бедный менеджер по закупкам не мог себе позволить, и сидение за планшетом, по его мнению, портило фигуру будущей звезды манежа. Граша вздохнула. Под ногами мешался пакет с яблоками для Ялика – макака-крабоеда, который жил у них. Её вдруг посетил неудержимый порыв. Ужасно боясь, что заметят, она достала одно и, загадав: «Чтобы папа купил мне программу», изо всей силы швырнула яблоко вниз. Тем вечером отец поехал на представление цирка один, и долго не забирал её с тренировки. Азамат уже и привёл из зала к себе, и ужином покормил, и на ночлег предлагал утроить. Рустам, наконец, приехал, но поругался с другом, и на следующий день ходил злой, взволнованный. Рассказал про «ту замечательную девочку», что её укусил лев. К «неподражаемому» больше не ездили, о цирке Граше запретили даже думать. Чтобы не скучала, отец купил ей трёхмесячную лицензию на программу, затем и годовую. К двенадцати Граша взяла Премию Жана Ружери на Международном конкурсе в области архитектуры. Разумеется, ей не выплатили приз, так как участником был зарегистрирован отец, а у него как раз случилась командировка. – Вот чёрт! – Инга схватилась за голову. – Получается, если отменить приказ Древа Граше, та не бросит яблоко, Рустам не задумается, как опасен для девочки цирк, и её Путь архитектора провалится. Но ведь и Леру жалко… Винтераксис, ты спишь?! Чем ночью занимаешься, а? Тот встряхнулся и зевнул, показав крупные жёлтые зубы. Проскрипел: – Чего? Пробле-ема? Ищи Точки Поворота в каждой судьбе, где линии вероятностей пересекаются. Рассчитывай, смотри так и эдак. Гла-авное, ядерную войну не вызови, а то девчонки Пути не успеют заверши-ить. – Ага, только из-за этого? Если успеют – пусть её будет, ядерная война? Но лось уже облюбовал кровать и преспокойненько захрапел, подложив ладони под голову. Даже копыта не вытер. Животное. Инга мучилась часа три, прорабатывая варианты. Вконец ошалев от пляшущих линий и корней, растормошила Винтераксиса. Тот сел, зевнул, мутными глазами обвёл комнату. На полу, столах, стульях громоздились дискеты. Системный блок ощетинился флешками из всех портов, видеомагнитофон развалился на куски, его стягивал эластичный бинт. – Пур-рр. Чего, пора поней смотреть? – Поней?! – Инга, скорее всего, больше сейчас походила на гарпию, чем на благообразную мойру. – Ты глянь лучше, не получилась ли у меня Третья Мировая! И продемонстрировала свои достижения. Грашино яблоко Инга отменила. Перехватить сигнал от микоризы к девочке оказалось легко: тыкнула «щупом» в бегущий по гифу огонёк-импульс – и поглотила его. Гораздо труднее было найти условия, при которых Граша выигрывает полугодовую лицензию на «ArchiCAD». Но всё-таки программа ей досталась! После этого мозгового штурма наполнить рустамовскую ленту «Дзена» описанием кровавых случаев на арене – лёгкая задача. Сбой в «предпочтениях», и вот уже Рустам спать не может от кошмарных видео, так что запрещать акробатику для дочери он помчался ещё быстрее, чем после впечатлившего в другом варианте событий случая со львом. Граша беззаветно предалась черчению, Лера покоряла лёд. Обе девочки твёрдо встали на свои Пути. – Но как посмотреть, к чему в глобальном масштабе привело моё вмешательство? – беспокоилась Инга. – Американские бомбы на Москву не посыплются? Винтераксис, взиравший на экран с тупым выражением сильно недоспавшего лося, встал, подошёл к видеомагнитофону, зацепил пальцами эластичный бинт посередине и потянул вверх. Получилась «горка». Отпустил пальцы – «горка» разгладилась. Проскрипел: – Пошути-ил я. Сколько ткань реальности не растя-ягивай, не отклоняй от предначертанного, она всё равно выправится. Чтобы глобально изменить историю, богом надо быть, и не отпуска-ать, постоянно силы тратить. А нам Нерушимый Запрет не только запрещает богами становиться, но и близко приближа-аться к ним. «Богами» он называл существ, которые поддерживают уникальные свойства своей вселенной – свойства, выгодные для них, дающие могущество. Боги выводят любимые миры на высокий уровень развития, неугодные расы уничтожают: как огородник, который выпалывает сорняки и растит урожай. Для нашей Вселенной такими огородниками были галлифрейцы, но с ними что-то произошло, и остался только один. – Твои мелкие исправления истории легко сгладятся, как не было. Кхех. Ещё яблочек не сде-елаешь? – Никаких яблок!..