Давай перевернём Вселенную

Как же приятно снова увидеть свою комнату, оформленную в светло-оранжевых и бежевых тонах! Шёлковые драпировки по стенам ниспадают изящными складками, из-под них выглядывают гравюры с гребцами; персиковый балдахин над кроватью раздвинут, словно приглашает ко сну, а на столике рядом стоит запотевший графин с апельсиновым лимонадом. Тиралик чуть не застонал от наслаждения, оказавшись среди нормальной обстановки. Дом, дом! Пусть окружающее лишь имитация, и у торшера в виде танцующей фрейлины нет того грациозного изящества, которое придали настоящему торшеру руки мастера Бертаси-да. Зато плетение и переливы цветов тонких тканей – те самые. И минимализм обстановки, за который главу ваятелей часто ругали на форуме по домашнему дизайну, сейчас смотрелся небывалой роскошью. Тиралик с удовольствием вымылся, оттирая присохшую кровь, затем надел чистый костюм в цветах ваятелей и сел на кровать. Погладил нежный сатин персикового покрывала. Его узор из переплетённых водорослей и ракушек напоминал о годах ученичества, когда только покинувший башню школы юный ваятель придумывал подобные безделицы и старался доказать профессору Гапониусу-да, что он лучший на потоке вовсе не из-за девяти нитей, что имеет вкус и разбирается в структуре материалов. Тогда же повстречалась будущая супруга, золотоволосая Полиссия-да. Взгляд невольно упал в дальний угол, где за тёмной кружевной занавесью скрывался портрет круглощёкой жизнерадостной донны с кокетливым взглядом и светлыми буклями. О, Полли, Полли! Как игриво она щёлкала каблуком о каблук, шагая с Башни Библиотеки! И летела вниз, хохотала, выпускала нить, которая цеплялась за пролетающий мимо балкон. Тиралик прыгал с ней, поначалу выказывая удаль, а после свадьбы – чтобы подстраховать супругу. Но в злополучный День Осеннего Танца не успел, не удержал. Полиссия-да разбилась, оставив его с двухмесячной Тиной на руках. Тина, малышка. Когда капризничала, так смешно отклянчивала нижнюю губу. Для неё специально завели Арки – огненно-рыжего археоптерикса, голову его венчали три длинных пера с кружочками по концам, а на сгибах крыльев играли коготки. Любил подурачиться, покусать хозяйку, вскарабкаться по её пышной юбке, помогая себе зубастым клювом и оставляя зацепки на шифоне... На глаза навернулись слёзы. Думал – дочь будет провожать в Последний Путь, держать за руку, шептать утешительные слова. А получилось, ушла первой, и он её не проводил. Наверняка звала отца… Остро захотелось взять челнок, поделиться тоской хоть в блоге. «Наткинсон, где мой челнок?» – едва не крикнул Тиралик… И осознал, что слуга не придёт. Да и блог вести не для кого. Пустая комната. Пустой булыжник-Неклида. Пустой космос. Под ложечкой закололо… Нет-нет-нет, нельзя растворяться! Постаравшись глубоко дышать и ни о чём не думать, Тиралик минут десять сидел на кровати. После скинул пропитанный кровью, пристывший к телу костюм, и, шатаясь, снова пошёл мыться. Когда надел чистую сорочку и зарылся носом в шёлк подушки, стало легче. Челнок обнаружился на тумбочке – как, ведь забыл же его в шкафчике мужской раздевалки на Терре-57? Скорее всего, галлифрейская машина сделала новый, неотличимый от прежнего; конечно, он не работал, но ощущение надёжных граней в ладони успокаивало. Снов не было, что к лучшему. На следующий день в уютном кафе ТАРДИС всё казалось замечательно вкусным: и ароматный свежесваренный кофе, и сэндвичи, и ломтики сыра с крупными дырками. Аника каким-то образом синтезировала синие сладкие помидоры, и Тиралик съел штук пять, коря себя за жадность, но не имея сил остановиться. – Твоему организму требуется больше меди, – прогудела девочка. С Кларой она шепталась и хихикала, с Доктором могла спорить до взаимных обзывательств, но наедине почему-то переходила на пугающие механические интонации. Всё-таки это – робот, который притворяется человеком. Или наоборот?.. Надо научиться переносить вид открытого космоса, иначе ничего не получится, так сказал Доктор. И поручил Анике «нарисовать звёздочку»: действительно, что ли, теперь будет показывать детские картинки? Издеваются? После завтрака она повела через бесконечные разветвлённые коридоры к ничем не примечательному шестиугольному люку. Тот отъехал в сторону, выпуская матовую тьму. – Страх темноты отсутствует? – Аника встала возле прохода и открыла прозрачную крышку настенного пульта. Тиралик отрицательно мотнул головой и переступил порог. Когда люк, прошуршав, захлопнулся, всё исчезло. В Небесных Палатах темнота считалась роскошью: чтобы поверхность созданного из связанной материи предмета не светилась, над ней должен потрудиться веятель, а это дорогая работа. Зал Совета перед собранием погружался на полминуты в сумрак, но ведь лёгкое фоновое излучение есть даже у самого искусного напыления. Через стёртый подошвами слой краски обычно просвечивали плиты; вечная блестящая пыль переливалась крупинками на одежде собравшихся. Здесь же тьма облепляла чёрной массой, так что сложно становилось понять – существуешь ли ты сам? Но на чём-то же стоишь и, вроде бы, – дышишь? И тут возникла звезда. Одна, как Лампаданос. Как Лампаданос, слизнувший огненным языком крохотную планетку… Зажглась вторая – солнце Терры-57? Холодное, безумное солнце, породившее сонм чудовищ. Ралли, пробиваясь на бэре сквозь зелёнку, шлёт его к кхарру. Появились ещё: теперь девять звёзд. Их легко можно держать в поле зрения, был бы рабочий челнок – на каждую нашлась своя нить. Звёзд прибавилось до восемнадцати. Что ж, ухватить первую партию, перебросить внимание на вторую… Тридцать шесть, семьдесят две – терпимо, он же никуда не спешит, надо постоять, свыкнуться… Но тут огоньков стало без счёта, они навалились жалящей массой, заплясали кругом, жаркими копьями нацелились – и ударили. …Аника сидела над ним, подогнув коленки, и глядела с испугом. Человеческая половина лица изображала жалость, тревогу. Тиралик перекатился прочь, вскочил. Квадратная комнатушка отсверкивала гладкими поверхностями экранов – пол, стены, потолок. Рисунок. Девочка накарябала звёздочку. – Тебе надо восстановить силы, следуй за мной, – сказала Аника своим бесцветным голосом. – Нет! – Тиралик вытянул кулаки по бокам. – Давай, ещё раз. Радарог, это же просто – смотреть на дальние миры безучастно, как на пыль, прилипшую к чужой мантии. Всего через три часа тренировок он понял это. Но Аника отказалась прямо сейчас вести к настоящему космосу, зациклилась на фразе: «Достаточно. Нужен отдых», – как будто теперь возможно расслабиться! Слова Доктора о сковородке не выходили из головы. Шутка, понятно – но нет ли в ней доли правды?.. После ночи, полной кошмаров, Тиралик стоял перед смешными деревянными створками, дожидаясь девочку. Все его просьбы открыть ТАРДИС игнорировала, а Доктор куда-то пропал – должно быть, снова подобрал с Земли Клару и отправился с ней «на поиски приключений», как они называли свои маленькие миссии вторжения. Вдруг двери распахнулись, головной болью обрушились мириады светил. Тиралик пошёл к ним, стараясь представить, что это очередное изображение – и провалился в никуда. Полотно Вселенной закувыркалось, смазалось линиями. Кошмар? Реальность? Он понял, что уже не вращается, и открыл глаза – мимо проплывала махина космического корабля с шестиугольными люками, заклёпками, ржавыми, наполовину отвалившимися пластинами обшивки. Откуда здесь корабль? Или это – металлическая планета, и ТАРДИС нечаянно врезалась в неё? Ржавая поверхность уходила за горизонт, пучилась бункерами и трубами. Почему Тиралик ещё жив? В вакууме, без скафандра? Похоже, вокруг – воздушный пузырь. Он должен был уже остыть, заледенеть; отчего не рассеивается? Возле тёмной дыры из оторванных листов обшивки ползало оранжевое насекомое, космонавтик в прозрачном сферическом шлеме. Оно подняло над головой изогнутое орудие, из него протянулась паутинка, полетела к Тиралику, но не достала, начала медленно уходить в сторону. Да космонавт же пытается помочь! Если не поймать трос – унесёт в открытый космос. Только как здесь перемещаться? Двигать руками-ногами – снова начинаешь кувыркаться; пришлось снимать башмаки, отшвыривать в сторону, противоположную «паутинке». За ними полетели комки из плаща и дуплета. Дышать становилось всё тяжелее, кислород в пузыре кончался. Космонавт скакал по обшивке из стороны в сторону, пытаясь подвести трос к Тиралику. Видя, что спасительная верёвка уже близка, иллиноец перестал трепыхаться и застегнул обратно рубашку. Через неизмеримо долгие мгновения удалось поймать крюк на конце верёвки. Та повлекла вниз. Космонавтик приближался; за стеклянной сферой шлема угадывались спутанные фиолетовые волосы, синий огонёк на месте правого глаза и человеческая бровь, сведённая к переносице от напряжения. Да это же Аника! Когда она, наконец, подтянула крюк к вздутой пластине, на которой стояла, и закрепила на поясе трос – от слабости уронила руки; они поднялись кистями вверх. Отдышавшись, отключила шлем, тот распался на зубчатые полосы, которые втянулись в ворот скафандра; пластиковой перчаткой вытерла лоб – и с досадой уставилась на неё: твёрдая, не впитывает пот. Тиралик пытался встать на обшивку, но только отталкивался от пластины чулками, и лишь трос не давал снова улететь. Скафандр распространял живительный кислород, хотелось дышать как можно глубже. У Аники оказался особый запах – вроде гвоздики и камфары, раньше как-то не замечал, а теперь, когда на двоих у них была одна система снабжения воздухом, запах этот обволакивал и успокаивал. Биение её сердца словно отскакивало от обшивки корабля, разносилось гулом. – Аника. Держась за трос, Тиралик кое-как приземлился рядом. Всмотрелся в лицо, скрытое наполовину металлом: – Ты же ведь человек? Не робот? Девочка резко скинула его ладонь со скафандра и ответила гортанным голосом, как будто выплёвывая слова: – Дошло наконец. Последняя языческая свинья бы догадалась быстрее. Плечо из-за тебя потянула, какого дьявола решил прыгать без защиты?! Тиралик попытался отпрянуть, но оранжевая перчатка перехватила его за предплечье: – Куда?! Ты видишь, Аника без шлема? Вокруг тебя ТАРДИС собрала воздушный пузырь в пару метров, вокруг нас его нет. Держись ближе. «Нас?» Почему она такая странная? Вместо этих вопросов поинтересовался: – А где ТАРДИС? Девочка чётко указала прямой ладонью вперёд, назад, в обе стороны и дёрнула головой, чтобы следовал за ней. Всё-таки похожа на робота… Гексагональные пластины, местами загнутые, с отлетевшими заклёпками, грохотали под магнитными ботинками Аники. Самым неожиданным стало увидеть среди них синие деревянные двери. – Внутри меньше, чем снаружи, – подытожил Тиралик, заходя в консольную. – Это лишь очарование, – кинула девочка и зашагала прочь. – Ещё раз, пёс богомерзкий, вздумаешь прыгать за борт без скафандра – пристрелю. На середине мостика нелепо завернула руку за спину, скрючилась – и свалилась, прогрохотав наплечниками по ячеистому полу. Тиралик кинулся поднимать, но девочка тут же села, обхватив голову. Ровно, по-старому, произнесла: – Отменяю последние слова. Тебе необходимо направиться в медицинский блок, протестировать жизненные показатели. – Мне иногда кажется, что в тебе два разума. – Больше. Махина корабля проплывала мимо взрывающейся звезды. Тиралик в неудобном оранжевом скафандре поднял гексагональную пластину – невесомую, но громоздкую, размером с лодку – и пристроил, как пазл, рядом с другими новенькими шестиугольниками. Он сам вызвался помочь, в благодарность за спасение. Да и неужели это девчачье дело – тягать металлические плиты? На вопрос, почему починкой корабля не занимаются какие-нибудь специальные роботы, Аника выдала механическим тоном получасовую гневную тираду. Смысл был такой: «Использовать личности с искусственным интеллектом в качестве рабов недопустимо! Только существа, имеющие низкий уровень социальной ответственности, способны на подобное!» Серая подложка напоминала кожу дельфина и подрагивала от прикосновения. Аника сообщала, куда ставить ту или другую пластину, Тиралик опускал. Оказалось, что место важно: хотя выглядели все панели одинаково, ТАРДИС не соглашалась на случайный порядок. Или капризничала, как дама в кресле визажиста. Аника попыталась приложить твёрдую перчатку к виску, скрытому под круглым шлемом. В наушниках прошелестел её голос: – Что? Не так? Номер двести двадцать три в предыдущую ячейку? – и обернулась к Тиралику: –Просьба отойти, эту пластину необходимо отодрать. Она нагрела лучом края шестиугольника и осторожно, боясь повредить драгоценное многослойное покрытие, начала расширять графитовым лезвием щель. Если бы вокруг была атмосфера, послышалось «чпок!» Тиралик нашёл двести двадцать третью пластину, принёс и спросил: – Аника, у тебя в голове действительно больше, чем один разум? Та уже вынула предыдущий шестиугольник и водрузила на стопку, прихватив магнитной лентой. Пытаясь отдышаться, сказала: – Подтверждаю. Часть моего мозга заменена кибернетикой в трёхлетнем возрасте, из-за травмы. Также в органической половине присутствует личность Грейн, которая утратила собственное тело и была передана мне Доктором. – Это Грейн в прошлый раз со мной общалась? – Подтверждаю. Она допустила грубые выражения, запрашиваю прощение. – Да ничего. Мне бы хотелось с ней поговорить, можно? – Запрос одобрен, но необходимо продолжать работу. Аника выпрямилась и замерла на несколько мгновений. По сфере шлема рыжей полоской скользил свет взрывающейся звезды. Потом девочка глубоко вдохнула, повертела перед глазами ладони в перчатках, рассмеялась – и унеслась вверх, сделала кульбит, растянулась ласточкой. В наушниках прозвучало гортанное: – Чего стоишь пнём? Отстёгивай гравиботинки, давай за мной. – А как же – работа? Тиралик усмехнулся и щёлкнул тумблером внутри правого рукава; магнитные подошвы отключились. Он побоялся толкаться сильно и подлетел только на высоту своего роста, спружинил от выпуклого «бункера», пытаясь поспеть за девочкой. Она стояла, заложив руки за голову, возле отверстия – круглого, в пару шагов. Оттуда вырвался как будто ворох полосок конфетти, которые, разлетаясь, блестели и таяли. – Что это? – спросил Тиралик, снова включая ботинки. – Дыхание ТАРДИС, – откликнулась… Аника? Нет, похоже – Грейн. – Вышвыривает отработанный материал, тот распадается, а схема архитектурной реконфигурации всё время обновляет детали. Правда, красавица? – Правда, – улыбнулся Тиралик, исподволь рассматривая лицо за выпуклым стеклом. Оно казалось старше, увереннее, даже живой глаз иронично прищурен, и под округлыми щёчками проступили скулы. Осторожно спросил: – Как ты потеряла своё тело? Грейн посмотрела неприязненно, отошла и села, уставившись на «фонтан». Наконец пробурчала: – Не твоя забота. Тиралик включил притяжение в средней части, опустился рядом. Грейн махнула рукой, как будто отгоняя мысли, выдала понуро: – Я поплатилась за грех гордыни. Почувствовала себя всесильной, отправилась искать Бога, вопреки Запрету Древа… И не нашла. – Нам с детства внушали: богов нет, – заметил Тиралик. – Еженедельное посещение Разъяснительной мессы, сжигание икон, обязательное прочтение «Символа атеизма» перед сном. Меня так яростно убеждали, дескать, боги – глупое заблуждение, что я почти начал в них верить. – При чём тут твои языческие боги?! – отмела ладонью Грейн. – Бог. Он должен быть. И должно быть посмертие – Рай, Ад, хоть Чистилище. Пусть не у нас, не у девчонок из Древа – для людей-то обещано Царствие Небесное. – А почему у вас невозможно посмертие? Грейн обхватила себя руками, как будто среди космической пустоты пыталась согреться, – или теплорегуляция скафандра барахлит? Принялась объяснять: – Девочка-Которая-Учится постоянно перерождается, в разных мирах. Где лучше всего развито какое-либо мастерство, туда и идёт, обучается ему. Проходит Путь. После окончания Пути её душа заселяется в новое тело, память стирается. Прежняя личность остаётся запертой в хранилище. Я была там: тьма и безвременье, ужас несуществования. Бежала при первой возможности, не подозревая, что есть участь похуже… Она тряхнула головой, нахмурилась. – Похуже? – удивился Тиралик. – Да, к дьяволу! – взорвалась Грейн. – Бродить призраком в чужом доме, презренным пленником, ждать мучительной казни, не зная, когда придёт палач – через год или в следующее мгновение… Внезапно она поникла, коснулась шлемом коленей – и выпрямилась. Кулаки разжались, лицо вернулось к обычному чуть грустному выражению. – Необходимо продолжить работу, – мягко произнесла девочка, поднимаясь. Протянула руку, и, не дождавшись ответа, размеренными скачками направилась через «бункер» к стопке новых плит. Тиралик ошарашенно смотрел вслед. Так эта девушка, Грейн, в плену у робота? И робот собирается сделать с ней нечто ужасное – или уже сделал, за откровенные слова? А может, это был крик о помощи? Когда подошёл, Аника сама поднимала пластину, не обращая внимания на растянутое плечо. Перехватил, положил в крайний левый ряд, и, следя за фиксирующим лучом из её лазера, спросил: – Слушай, с Грейн всё хорошо? Когда подошёл, Аника сама поднимала пластину, не обращая внимания на растянутое плечо. Тиралик перехватил у неё шестиугольник, положил в крайний левый ряд. Следя за фиксирующим лучом из лазера девочки, спросил: – Испорчено, нужно подбирать новую. Я не намереваюсь ни растворять Грейн, ни расчленять, присваивая её таланты. Но она не верит, потому что воспитана в Тёмные века человечества, когда люди ещё не имели понятия о гуманизме и резать друг друга на части считалось приемлемым. Запас кислорода – тридцать два процента, а у нас ещё по плану семь плит. Требуется воздержаться от разговоров. Дальше укладывали плиты молча, хотя на языке так и вертелись вопросы.